Текст книги "Игра воображения. Роман"

Детектор лжи

Лера, чуткая женщина, знавшая своего мужа лучше, чем он сам, сразу поняла, что в семье неладно, когда Гоша, недовольный собой и своим поведением, пришел от Пономаревых.

– Добрый вечер, Леруся!

Нет, что именно случилось, она не догадалась, но Гоша обычно звал ее Лерой или Лерочкой. У ее талантливого мужа выбор слов никогда не был случаен, а диктовался внутренними переживаниями. Лера разбиралась в чувствах Гоши не хуже детектора лжи. Несколько дней спустя, понаблюдав за мужем, она поняла: тот влюблен.

Леру всегда удивляло, что Гоша женился именно на ней, и вообще собрался жениться. Он был то, что называется, не от мира сего. Она убедила его, что без нее он погибнет, она ему необходима – он, как ребенок, поверил ей и женился.

– Ты меня разлюбил? – спросила она прямо.

– Ну что ты, Леруся, как это могло прийти тебе в голову? – виновато ответил он и отвел глаза.

– Я так и знала, – с удовлетворением сказала Лера.

Если бы Гоша не заметил ее слов, не ответил на них, Лера могла бы спать спокойно. Раз он сказал вот так торопливо, значит, у него роман.

– Что теперь будет? Ты нас бросишь? – голос Леры задрожал, и она звякнула пустой кастрюлькой. Раздался неблагозвучный звон. Его не выносил Гоша так же, как скрябанье вилки по металлической поверхности сковороды, отчего по спине Гоши всегда бегали «мурашки». Теперь он болезненно сморщился, как от неверно взятой ноты. Его лицо исказила страдальческая гримаса.

– Да почему это бросишь? Я… э… – тут Гоша занервничал и заходил по маленькой кухне, – я еще сам ничего не знаю.

– Кто она?! Как ее зовут? – грозно спросила жена.

Вообще-то Лера всегда выглядела мужественнее, чем ее хрупкий муж. Сейчас причесанные на ровный прямой ряд светлые волосы подчеркивали Лерину внутреннюю силу. Она была похожа на Афину Палладу или на альпийскую скалу.

Он молчал.

– Гоша, я же все равно узнаю. Лучше скажи мне сам!

Гоша опять лихорадочно заходил по кухне и закашлялся. Лера несколько раз стукнула его по спине, думая, что это поможет. Но кашель был нервный.

– Я позвоню Саше.

– Нет, нет, не смей ему звонить! – активно запротестовал Гоша.

– Значит, он все знает, – торжествующе сказала Лера и свела брови к переносице.

– Леруся, ничего не произошло. Ты напрасно так волнуешься. Кроме того, это совсем не значит, что я разлюбил тебя. Это просто значит, что я полюбил еще раз. Понимаешь?

– Понимаю. Я стала тебе не нужна. И ты нашел бабу помоложе.

– Какие ты глупости говоришь! Какая же ты старая? Ты совсем молодая! У тебя прекрасный цвет лица. И вообще, э-э-э… фигура и все прочее. Ты вкусно готовишь! Леруся, ты сокровище!

– У тебя есть сын. Ты о ребенке подумал?

– Дорогая моя…

– Ты хочешь, чтобы ушла я? Но уходить нам с Венькой абсолютно некуда! На чем она играет?

– Леруся, милая моя, что ты говоришь! Когда я скажу тебе, кого я полюбил, ты поймешь, что все твои обвинения бессмысленны и жестоки.

Лера тяжело опустилась на стул. Она устало подперла правой рукой подбородок. На лице жены Гоша прочел крайнюю степень переживания.

– Гоша, скажи мне все откровенно. Я сильная женщина, я постараюсь понять. Ты полюбил мужчину? Это теперь так популярно!

– О, боже мой! – Гоша схватился за голову. – Ну что ты вообразила?! Совсем с ума сошла! Нет, это не мужчина! Это женщина. Она ни на чем не умеет играть. Даже как ты не умеет!

Он не заметил, как Лера переменилась в лице, оскорбившись на его замечание об уровне ее исполнительского мастерства. Слезы показались у нее на глазах. Зачем так унижать ее? Она знает, что как пианистка ноль.

– И если я назову ее имя, это ничего не изменит. Она меня совсем не любит. А ты напридумала черт знает что!

– Гоша, я не могу жить без тебя, – Лера заплакала, и угрожающий тон сменился жалобным. – Не бросай меня!

– Я же говорю тебе, нет никаких причин для волнений, – сказал он, надевая на собаку ошейник. – Прости, но Джуся не может ждать, пока мы выясним отношения. Собака хочет на улицу…

Гоша открыл дверь и поскорее вышел из дому. Лера все размышляла и размышляла, в кого ее муж мог влюбиться. «Определенно, пошел настраивать фортепиано, и его там против родной жены ведьма незамужняя и настроила. Околдовала», – плакала Лера. Лера слышала от одной сотрудницы на работе (Лера работала на почте, сортировала корреспонденцию), как одна баба мужа чужого увела. Будто бы накормила специально для него особенным способом сваренной заговоренной едой. Тот бросил жену, ребенка, собрал чемоданишко и смотался. Лера полезла на антресоли: чемодан, покрытый слоем пыли, спокойно стоял на месте.

– Сколько можно гулять! Заморозит и себя, и собаку! – с негодованием подумала Лера, ожидая возвращения мужа, чтобы продолжить разговор.

В дверь позвонили. С горки пришел Венька, весь раскрасневшийся, живой, веселый. Лера покормила его ужином. Венька пошел в комнату смотреть телевизор.

Лера закрыла кухонную дверь, чтобы Венька не мог ее подслушать, и набрала номер Пономарева.

– Саша, здравствуй, это Лера. Я уже все знаю. Меня интересуют подробности.

– Если ты в курсе, зачем тебе подробности? – устало спросил Пономарев.

– Расскажи мне про Гошину любовь…

– Ну что я могу тебе рассказать, Лера? Я сам не знаю, что и думать.

– Ты его лучший друг! Он советовался с тобой, как быть?

– Было бы странно ему со мной советоваться. Лера, когда твой самый близкий друг собирается увести твою жену…

– Что ты такое говоришь?!

– Ты же сказала, что в курсе.

– Саша, милый, я не знала, что он… влюблен… в Светлану. И ты никак не борешься?! Я собираюсь за него драться!

– Как ты себе это представляешь?

– Не знаю, – по голосу было ясно, что Лерина решимость улетучилась. – Что ты намерен предпринять? Что-то же нужно делать! Могут развалиться две семьи!

– Нам со Светланой и разваливать ничего не нужно. Лера, все слишком сложно. И вообще, это не телефонный разговор. Прости!

«Я ничего не знала! Теперь я понимаю, как Гошенька страдает! Он ведь соображает, что это безнадежная любовь… Отчаянная… Ведь Светлане он не пара… Разве она в состоянии оценить моего бесценного талантливого Георгия? – думала Лера, несколько успокоившись. – Гошенька такой ранимый. И так переживает все глубоко… И считает Сашу настоящим мужиком, а себя – тюфяком, мягкотелым неврастеником. А на самом деле Пономаревых пол-Петербурга, даже по фамилии, а вот Гошенька один мой такой».

Тайное становится явным

Светлана после уроков собиралась удрать пораньше: сегодня ее ждало посещение свекрови. Сразу после шестого урока она поехала домой.

Татьяна Павловна внесла в квартиру аромат новых духов (Светлана, не любившая резких запахов, сердито поморщилась) и ввела за руку мужа, Василия Валерьевича – застенчивого симпатичного человека.

– Как вы тут живете? – миролюбиво спросила свекровь.

– Спасибо, мама. У нас все в порядке, – с непринужденной улыбкой ответила Светлана, поспешно надев маску жизнерадостной супруги.

Они с Пономаревым договорились, что ни слова не скажут Татьяне Павловне о своих семейных проблемах. «Ни к чему волновать мать, – говорил жене Пономарев. – Пусть наслаждается своим счастьем». Светлана тоже не хотела посвящать свекровь в свою драму: Татьяна Павловна, конечно, сразу обвинит ее.

Из комнаты прибежала Дусси, начала обнюхивать и облизывать ноги Татьяны Павловны. Брезгливаая свекровь с трудом терпела, только потому что Дусси была ее подарком, единственным существом, объединившим Пономаревых в едином сердечном чувстве. Она внесла в жизнь супругов много новых хлопот, но ее полюбили, в особенности Наташка, целовавшая ее прямо в морду, несмотря на окрики Светланы.

Дусси, поняв, что пахнущая духами «мама» целоваться с ней не станет, ушла на свой синий коврик в прихожей, а Татьяна Павловна и ее муж прошли в комнату.

– Где Наташенька? – спросила Татьяна Павловна. Больше всего она хотела увидеть не сына, а внучку. Наташка редко бывала у нее в гостях, и Татьяна Павловна надеялась хоть сегодня провести вечер в ее обществе.

– Наташа, бабушка приехала, – позвала Светлана, пытаясь придать своему голосу радостное оживление.

Но Наташка не слышала мать, старательно изображавшую счастливое семейство. Дочь в наушниках слушала музыку. Светлана это поняла. Она пошла в комнату Натальи.

– Мам, а что случилось?

– Бабушка хочет тебя видеть.

– Бабушка! – обрадовалась Наташка. – Я сделаю перерыв.

Наташка кинулась в объятия бабушки, потом с подробностями она рассказывала Татьяне Павловне, как едва не поссорилась с любимой подругой.

– Я, такая, Оле говорю: «Неужели нельзя обойтись без Нади?» А она мне, такая, отвечает: «Без Нади я не пойду»… Представь себе!

Натуся, зачем эти ужасные слова: она «такая», ты «такая»? Неужели без них не рассказать?

– Бабушка, блин, сейчас не девятнадцатый век, а конец двадцатого! Бабушка, это молодежная мода! Так все говорят, и я тоже буду.

Светлана решила позвонить Пономареву и спросить, в котором часу его ждать.

«Ну, конечно, он развлекается», – злилась Светлана. Сказать это свекрови она не могла, поэтому вслух произнесла:

– У Саши, наверное, совещание или важная встреча.

– Светлана, я в филармонии встретила Гошу. Он меня как-то неприятно поразил. Вел себя странно, говорил загадками. Чудно так на меня посмотрел и говорит: «Татьяна Павловна, скоро все решится. Я не буду рассказывать Вам, что именно, скоро Вы все узнаете». Что я должна узнать?

– Понятия не имею, – сказала Светлана и покраснела.

– Я знаю, знаю! – закричала Наташка и заскакала на одной ноге.

Из квартиры снизу раздался угрожающий стук по батарее (соседи не любили, когда Наташка топала: у них шаталась дорогая чешская люстра с хрустальными подвесками).

Светлана испуганно посмотрела на нее, показывая всем своим видом, что Наташка не должна сказать ничего лишнего. Но Наташка, не замечая взгляда матери, торопилась поделиться с бабушкой своей догадкой:

– Просто дядя Гоша влюблен в маму!

Воцарилось молчание. Татьяна Павловна изумленно посмотрела на Светлану.

– Это правда, Света? – наконец растерянно спросила она, и ее лицо побагровело.

– Да, это правда. Но я тут совершенно ни при чем! – отрезала Светлана.

Ее лицо говорило: она не собирается вдаваться в подробности.

– И Саша знает?

Дусси, почувствовав волнение Светланы, подошла и в утешение легла мордой ей на ноги.

– Бабушка, дядя Гоша – неисправимый романтик! Он всегда в кого-нибудь или во что-нибудь влюблен: в Баха, в Бетховена, в свои рояли, а теперь – в маму. Да кто этого не слышал? Только по радио не передавали! – воскликнула Наташка.

– О, господи! Ну что это за наказание! – запричитала Светлана.

Она жалела, что не научила дочь держать язык за зубами. Когда Наташка была маленькая, Светлане пришлось однажды объяснить ей, что рассказывать всем соседям о происходящем у них дома неприлично. У каждой семьи есть свои секреты. Тогда Наташка была очень удивлена и после часто спрашивала Светлану: «Мама, а это наш семейный секрет?» Теперь она стала уже взрослая и подобных вопросов не задавала. Бабушка была членом семьи, поэтому, полагала Наташка, от нее тайн быть не должно.

Наконец все услышали звук ключа в замочной скважине.

– Вот и папуся! – объявила Наташка.

Дусси ликующе залаяла. Пономарев поцеловал дочь и сдержанно поздоровался. Было видно: он не в духе.

– Мне нужно выйти с собакой, – мрачно сказал он.

– Ничего, дорогой, я сама ее с удовольствием выгуляю. Мама приехала, Василий Валерьевич, а тебя нет и нет. Темы живые обсуждаются, так что бери все в свои руки! – с нервным оживлением в голосе проговорила Светлана, оделась и выбежала из дому.

Когда с необходимыми делами было покончено и можно было возвращаться домой, Светлана, боявшаяся неприятного разговора со свекровью, вышла из ворот и зашагала по улице. Подмораживало. Ноги зябли в модных тоненьких ботиночках, но Светлана все шла и шла, не думая о времени; она ушла довольно далеко от дома, наконец, устала и собралась поворачивать обратно.

– Светлана Яковлевна, – вдруг услышала она знакомый голос, обернулась и увидела учительницу литературы, Ингу Витальевну Иванову. Так ее называли только в школе. Для всех других людей она была поэтесса Инга Сапфирова, и это вносило некоторую путаницу, но в школе все уже привыкли к двум фамилиям и к двум разным Ингиным ипостасям. Никто не изумлялся, когда она высокопарно говорила о себе, поднимая голову повыше: «Сколько на свете Ивановых? Пол-России. А Сапфирова одна. Одна яркая звезда на блистающем петербургском небосклоне».

– Здравствуйте, дорогуша! У вас вечерняя прогулка? – манерно спросила Инга Витальевна.

Она стояла в изящной черной кожаной курточке, отороченной песцом, в ярко-зеленых брючках. На шее был клетчатый черно-зеленый шарф точно такого же оттенка, как брючки, а на руках – зеленые кожаные перчатки с черным отворотом. Инга не красавица, но относится к тому типу женщин без возраста, которые всегда следят за собой, больше всего на свете ценят комплименты по поводу своей внешности, держат нос по ветру в области модных веяний и чувствуют себя обольстительными, хотя бы по той причине, что тратят на это большую часть суток и средств. Инга вечно говорит только о себе, о своих косметических масках, своих проблемах и победах. Она пишет какие-то стихи, входит в какое-то литературное содружество (в одно из многочисленных объединений писателей, на которые расслоилась писательская организация в постперестроечные времена). Инга обожает свои стихи. Если у нее выходит очередной сборник, ученики, купившие его, сразу, без всякого опроса, получают «пятерку». Некоторые норовят купить даже две книжки, когда оценки в конце четверти оставляют желать лучшего. На стихи Сапфировой поют песни. На перемене Инга неизменно занимает телефон: из-за Ингиных переговоров никто не дозванивается в школу, при этом у нее при себе еще мобильник, теперешнее чудо, который она демонстративно подвешивает на поясок своего дорогого костюмчика. Если Инга не разговаривает по телефону, она рассказывает всем о том, какая очередная звезда поет ее романсы и с кем Инга на дружеской ноге, и получается, что наша эстрада просто зачахла бы в художественном застое, не будь Ингиного творчества. Сапфирова обожает рассказывать о своих достижениях и хвастаться громкими связями.

– Сегодня у меня столько дел! – обычно говорит она, считая, что каждому должно быть интересно, в чем состоят ее заботы. – Нужно позвонить Мухиной, Рокотухину, Золотареву, еще у меня встреча на телевидении. Кстати, вы слышали мое последнее интервью на волнах радио «Свободный ветер»?

Излюбленная тема Инги – уход за кожей лица. Она знает множество способов, как превратить женское лицо в произведение искусства. Свою бледно-розовую кожу она холит и нежит, покупает дорогие импортные кремы и маски, а еще – свежие фрукты и аккуратно размазывает их по лицу. Лицо у нее и вправду выглядит холеным, и сама Инга любит обратить на это внимание занятых подготовкой к урокам бледно-серых и желтолицых коллег. Инга сидит на специальной диете и вообще очень следит за здоровьем.

Другая страсть Инги – сапоги. Инга ухаживает за своей обувью, как мать за новорожденным; мажет их касторкой, кремом с норковым маслом и пчелиным воском, и ее сапожки всякий день в любую питерскую непогоду выглядят так, как будто только что из магазина.

Инга была дважды замужем, но оба раза неудачно. Она любит распускать о себе слухи, будто поклонники собираются в стаи у нее под окнами, но Светлана подозревает, что эти рассказы сильно преувеличены, хотя как-то встретила Ингу в театре в обществе усатого мужчины в смокинге.

Если у Инги методический день и на работу она не является, всем как будто чего-то не хватает; она приносит в школу веянье какого-то другого, околоартистического мира; ее женская непосредственность и даже некоторая экзотичность натуры привлекают к ней коллег.

Не услышав ответа Светланы, Инга начала, как обычно, говорить о себе:

– Можете поздравить, меня наградили медалью.

– Медалью? – удивилась Светлана. – Вы кого-то спасли?

– Ах, дорогуша, метафорически так можно выразиться. Мне сказали: «Инга Сапфирова – это гордость нашей писательской организации». И вы только представьте, Светлана, имелось много претендентов, но выбрали меня. Это такая честь! Я так взволнована! – воскликнула Инга и подняла свой ухоженный припудренный подбородок, как она часто делала, подчеркивая свое величие.

– Поздравляю, Инга Витальевна!

– Я Вам, Светлана, сейчас ее покажу, – пообещала Инга и достала маленькую розовую коробочку с тонкой золотистой каймой и удостоверение.

– Вот видите. Красиво, правда? И коробочка прелесть, не так ли? Темно здесь, я Вам в школе еще раз покажу удостоверение. Обложка из натуральной кожи. Я ее только что специально купила в метро, чтобы не испачкать, когда я стану демонстрировать знакомым. И главное, какое признание моих заслуг перед отечественной словесностью!

– Скажите, а роман «Мастер и Маргарита» сейчас входит в программу по литературе? – поинтересовалась Светлана, вспомнив незабываемый фрагмент из бессмертного произведения.

Инга не заметила иронии в голосе Светланы.

– Да, гениальный роман гениального Михаила Афанасьевича. То была другая эпоха. Тогда писали они, теперь творим мы. Что делать? – сказала Инга и обреченно, с сознанием своего долга перед отечественной литературой опустила голову. – Я Вам, Светлана, хотела еще рассказать, как меня будут снимать в кино…

Но Светлана уже не могла послушать продолжение Ингиного рассказа, извинилась и заторопилась в сторону дома. Когда она пришла, свекрови с супругом не было. В коридоре стоял Пономарев.

– Где ты ходишь? Тебя три часа не было! Почему я один должен объясняться с матерью?!

– Это твоя мать.

– Зачем было говорить ей про Гошу?

– Это Наташка сказала, не я. Давай отложим объяснение до каких-нибудь других времен, я безумно устала. Мне еще к урокам готовиться, – попросила Светлана и вышла из комнаты.

Просидев около двух часов за учебниками, она собралась ложиться спать. Светлана слышала, что Пономарев тоже не спит (он постелил себе в кабинете): «Хорошо, у нас квартира большая. А что делают люди в однокомнатной? Что толку ругаться, если через полчаса ложиться в одну постель. Надо поблагодарить Пономарева хотя бы за материальную базу!»

Александр Николаевич решил позвонить Гоше и сообщить, что Георгий может переехать к Светлане, а Пономарев поживет у мамы. Пономарев был уверен: Светлана наотрез откажется, ему хотелось показать: во-первых, он выше предрассудков, во-вторых, по-прежнему дружен с Гошей, несмотря на новый расклад внутрисемейных отношений.

В школе

Учительская похожа на «курилку», хотя в учительской никто не курит; это место, где можно не только взять журнал, но и посплетничать, услышать последние новости, повидаться, выслушать анекдот, нередко сочиненный самой жизнью; выпить кофе или чайку, съесть чего-нибудь на скорую руку, чтобы не спускаться в буфет, где многолюдно, как в Китае; причесаться, подкраситься, померить и даже купить принесенные «челноками» дешевые, несовременные, но рассчитанные на педагогическую зарплату костюмы и платья, расслабиться перед очередной битвой за образование и во всеоружии с новыми силами устремиться навстречу всем непредсказуемостям школьных дней.

– Какие новости! Вы слышали? – спросила Светлану Анна Ивановна Хлупова.

– Что случилось? – не поняла Светлана.

– Как же, об этом все говорят. Инге Витальевне орден дали. Орден за успехи в литературе. Инга Витальевна оставила свой след!

Евгений Борисович Савушкин иронически переспросил:

– Неужели оставила?

– Светлана Яковлевна, что будем делать с Затекиным? – спросила Светлану социальный педагог, Маргарита Афанасьевна.

Как всегда, разговор в учительской шел по нескольким руслам.

– Не знаю, что делать. Увидеть бы его хоть раз. Я уже не помню, как он выглядит, – устало ответила Светлана.

– Вы не помните, а у меня таких Затекиных… Надо принимать меры!

– Там мама – алкоголичка, папа – алкаш, Ваня бутылки собирает и ворует, где удается, – объяснила учительница музыки Ироида Ивановна Носова. – Ребенку есть нечего. До школы ли тут?

– Коллеги, дайте же послушать Ингу Витальевну, – сколько можно об одном и том же! Продолжайте, милая! – попросила Анна Ивановна, влюбленно глядя на Иванову-Сапфирову.

– Мне подарили во-о-т такой букет! – сказала Инга. – Говорят: «Инга Витальевна, ваши заслуги в нашей поэзии трудно переоценить. Вы – поэтическая орхидея на асфальте нашей литературы!»

– Сегодня давала 8 классу «Страсти по Матфею» Баха, представляете? – похвасталась Ироида Ивановна.

– И что, взяли? – спросил Евгений Борисович.

– Вечно Вы с Вашими шуточками! – обиделась Ироида Ивановна. – Конечно, взяли, а куда они денутся? Даже Стеклов сидел молча, как мумия. Должно быть, Бах подействовал. Сила искусства! – высокопарно воскликнула Ироида Ивановна.

Болен Стеклов, – спокойно объяснил физрук, Иван Матвеевич Поддубный. – В спортзале бабахнулся с каната. Сотрясение у него.

Я знаете, как оценки ставлю? – продолжала Ироида Ивановна. – По глазам. Включаю музыку и пристально смотрю в глаза… Читаю в душах…

– Вам легче. А мне приходится тетради проверять… – откликнулась учительница математики.

Прозвенел звонок, и учителя нехотя начали расходиться по кабинетам. У Светланы был урок в 11 «а». Она взяла журнал. Рядом с кабинетом увидела незнакомую женщину. «Наверное, чья-нибудь мать, как не вовремя», – подумала Светлана.

– Светлана Яковлевна, здравствуйте! Я бы хотела с Вами поговорить. Я бабушка Лени Потапова.

«Вот как выглядит бабушка! Молодчина! – оценила Светлана. У нее самой никогда не хватало времени держать себя „на уровне“. – Интересно, сколько же лет его матери? В пятнадцать она его родила, что ли?»

– Женю вчера избили. И он сегодня не пришел в школу.

– Кто избил? За что?

– А кто Вам сказал, что бьют обязательно за дело? Просто так избили. Он возвращался домой, а тут ребята из вашего класса. Стали его обзывать. И избили. Их было двое. Женя против того, чтобы я шла в школу. Но я считаю, нельзя оставлять такое поведение безнаказанным. У мальчика все лицо в синяках.

«Ну, вот еще и это! – сказала себе Светлана и пошла на урок. – Женя, конечно, тоже не подарок, но это еще не повод руки распускать…»

В 11 «а» были дети, умеющие слушать и думать. Целый класс умных и доброжелательных детей! Но все хорошее заканчивается. Прозвенел звонок. Ей хотелось посидеть в учительской, но во время перемены положено дежурить; положив журнал, она вышла в коридор. Ее едва не сбили налетевшие второклассники. Светлана попыталась их остановить, куда там! Когда Наташка была маленькая, она тоже носилась по школе. Невыносимо ребенку целый день сидеть на попе. Хочется разбежаться!

К Светлане подошла учительница английского, Александра Ильинична.

– Стоите на страже порядка? Хотите, постою с Вами за компанию?

– От меня, наверное, муж уйдет, – сказала она Александре Ильиничне.

– Почему?

– Разлюбил, наверное.

– Может, не уйдет? – выразила сомнение Александра Ильинична. – У меня совсем нет мужа. И уходить некому.

– Почему? – из вежливости спросила Светлана.

– Некрасивая я. У меня лицо не пропорциональное. Нос длинный. Да и все остальное… блеклое какое-то.

Светлана рано она вышла замуж и сразу родила Наташку. Что ее ждет теперь? Ей тридцать два. Как это ужасно – быть брошенной! Светлана посмотрела на себя в зеркало сегодня утром, и ей показалось, она подурнела. И с каждым днем она станет ощущать это все острее! Молодость прошла. А впереди – одиночество, отчаянная борьба с морщинами, с увяданием…

На следующей переменке Светлана, несмотря на дежурство, отправилась поесть. В буфете стояла толпа. Каждый школьник тянул ладошку с деньгами. Каждый мечтал о пирожке с капустой, о сосиске в тесте или о ватрушке с повидлом. Села за столик с Ингой и Анной Ивановной.

– Я тут на днях услышала, что Игорь Васильевич собирается жениться! – прошептала Анна Ивановна.

– На ком? – спросила Инга.

– На Людочке. Я была в шоке, когда мне сказали. Просто в шоке! Мама дорогая!

Анна Ивановна выразила глазами изумление.

– Перестаньте говорить чепуху! Я слышала, он неоднократно наведывался в школьную библиотеку. Будто бы за книгами…

Поскольку на горизонте показался директор школы, пересуды окончились. Игорь Васильевич Виноградов, тридцатичетырехлетний коротко подстриженный симпатичный кареглазый мужчина с маленькими аккуратными черными усиками. Он умен, немногословен и деловит. Его черные волосы, зачесанные назад, открывают выразительный лоб. У него узкое тонкое лицо и широкие темные брови. Он всегда выглядит торжественно, как будто только что купил новый костюм, хотя ходит в единственном сером костюме и только меняет рубашки и галстуки. Другой, синий костюм, Игорь Васильевич надевает по праздникам. Игорь Васильевич – холостяк, поэтому его личная жизнь живо интересует женщин, составляющие большую часть коллектива. Мужчин женщины-учительницы в шутку называют «наши три богатыря»: директор, учитель физики и учитель физкультуры. Был еще одно время учитель труда, но он уволился, не выдержав низких заработков, поэтому мальчиков 5—7 классов, как и девочек, учат готовить салаты и бутерброды, вязать крючком, шить и делать цветочки из бисера.

Игорь Васильевич с улыбкой кивнул коллегам в знак приветствия и пошел купить чего-нибудь съедобного. Светлане не хотелось, чтобы директор спрашивал ее о том, есть ли у нее сейчас урок, поэтому она поспешила в класс.

Дети уже стояли на ушах. Это было слышно из коридора. Конечно, ходить в столовую надо перед уроком старшеклассников, они ведут себя спокойно, но в старших классах жаль каждой минуты! Увидев Светлану в коридоре, главный разбойник, Хохлов, ринулся в класс, закрыв дверь прямо перед носом исторички. Дверь была старая. Светлана попыталась ее открыть, но та не поддавалась. Светлана попробовала еще раз. И еще. Наконец, дверь распахнулась. Дети засмеялись и нехотя поднялись со своих мест. Урок начался. Светлана вспомнила, что намеревалась дать самостоятельную работу, у нее было мало оценок, устно дети отвечали плохо, поэтому она раздала листочки и объяснила задание. Ребятня запыхтела. Светлана задумалась. Если Пономарев уйдет, они будут жить с Наташкой на ее зарплату. Она вспомнила, как трудно живет Алла. Представила, что рядом с ее мужем сейчас сидит другая… Разлучница обвила его шею длинными руками в золотых браслетах, смотрит ему прямо в глаза и улыбается… Она улыбается… «Нет, плакать нельзя, не здесь. Дети смотрят, – приказала себе Светлана и стала мысленно считать до десяти. – Надо взять себя в руки и не думать о плохом».

Светлана Яковлевна достала из сумочки зеркало и внимательно посмотрела на себя. «Вот Гоша меня любит, – вспомнила она. – Такой милый, нескладный! Как все у нас запуталось и как хорошо было раньше!»