Текст книги "Стоячие камни, кн. 2: Дракон судьбы"

– Я их вижу! – Хёрдис обернулась к Свальниру. – Ты не спишь там, чудовище?

– Не сплю! – бухнул великан.

Сейчас он был ростом с обыкновенного человека, но голос его, как показалось Хёрдис, остался прежним, великаньим.

– Потише! – яростно зашипела она. – А не то они услышат тебя раньше времени, и тогда все пропало!

– Почему пропало? – удивился великан. Сидя на земле между валунов, он был среди них почти незаметен, только темные глаза его не отрывались от Хёрдис. Ей казалось, что сами камни смотрят на нее и чутко сторожат каждое ее движение. – Ничего не пропало. Даже если и увидят – куда они от меня денутся? Никуда. Я сделаю все, как ты захочешь, и никто никуда не денется.

– А! – Хёрдис в досаде махнула рукой и отвернулась.

Что он понимает, валун неотесанный! Хорошая месть должна хорошо выглядеть. Прежде чем умереть, обидчик должен понять, от чьей руки он умирает и за что. И по возможности горько раскаяться в содеянном.

Они приближались. Стоя у края скалы на самой вершине перевала, Хёрдис смотрела вниз и видела, как по каменистому склону горы прямо к ней упрямо поднимается отряд человек в двадцать. Впереди шел сам Метельный Великан, с красным лицом и разметавшимися по плечам белыми волосами, следом за ним какой-то щуплый, но очень упрямый на вид человечек нес на плече стяг с тремя волчьими хвостами. Конец древка был обломан. Стюрмир конунг, как видно, решил не ходить через Совиный перевал, который мог бы вывести его обратно на Западное побережье, захваченное фьяллями, а вел остатки дружины на юг, к озеру Фрейра.

Никто из угрюмо топавшей дружины не смотрел вперед и не видел Хёрдис. Ее не так-то легко было заметить: в косматой волчьей накидке, окутанная волнами длинных темно-русых волос, она почти сливалась со скалой. Она дождалась, когда Стюрмир подойдет шагов на двадцать, а потом вдруг резко шагнула вперед и встала на край валуна, выступив из тени скалы. Теперь ее было хорошо видно.

– Стой, Стюрмир конунг! – пронзительно крикнула Хёрдис и со злорадством отметила, что люди сильно вздрогнули.

Вздрогнул и сам Стюрмир и только после этого поднял голову. Отряд остановился.

А Хёрдис подняла руки ладонями вперед, как будто держала невидимую стену и преграждала идущим путь.

– Дальше ты не пойдешь, Стюрмир конунг! – объявила она.

Кто-то из людей схватился за оружие, кто-то – за амулеты. Хёрдис не знала, что от жизни возле Свальнира почти утратила жизненные краски и ее кожа стала серовато-бледной, как у настоящей подземной нечисти. Но люди видели это, и каждого обдала волна холодной дрожи: перед ними стояла женщина-тролль.

– Здесь кончается твой путь по земле! – с торжеством продолжала она. – Вспомни, сколько зла ты натворил! Ты обманом завлек в Тюрсхейм Фрейвида Огниво, заставил его войти туда одного и предательски убил! Ты думал, что у Фрейвида нет сына и за него некому отомстить! Ты ошибся! У него осталась дочь! И я отомщу тебе! Дальше ты не пойдешь, и могила твоя будет здесь, и эти горы станут поминальным камнем твоему вероломству и предательству! Давай, чудовище!

Последние слова предназначались Свальниру. Он не понимал, зачем говорить так много, но Хёрдис уже приучила его к повиновению. Дождавшись условленного знака, Свальнир встал из-за камней и мгновенно вырос до своего настоящего роста. Никто из людей на склоне даже не вскрикнул.

Позади них, у подножия склона, мелькнуло что-то живое.

– Вон они, я их вижу! – Проворный Слагви первым выскочил из сосняка и глянул вперед, на склон новой горы. – Шагают, как миленькие. И сам Метельный Великан с ними. Топает впереди, и стяг при нем. Волчьими хвостами хорошо заметать следы.

Хродмар вышел из-за рыжих сосновых стволов и встал рядом. Он тоже увидел квиттов, уходящих на юг.

– Послушай, Хродмар ярл, что я подумал, – сказал у него за спиной Сигват кормчий. – Квитты знают дорогу через эти горы. А мы, при всей нашей доблести, не знаем. Не умнее ли нам было бы дать им спокойно идти вперед, пока они не выведут нас на другой край Медного Леса? Я слышал, там где-то есть еще какой-то перевал, то ли Троллиные Ступени, то ли как-то вроде того называется, и я не знаю, как мы сами его найдем.

– Замысел хорош, если бы знать заранее, что по пути никто к ним не присоединится, – подумав, ответил Хродмар. – А если их станет больше, то наше дело пропадет. Нас и так восемь против двадцати.

– Восемь фьяллей – это всегда больше, чем двадцать квиттов! – убежденно заметил Слагви.

– Конечно! – согласился с ним брат. – Но если квиттов станет пятьдесят, то к концу схватки фьяллей останется… гораздо меньше. И неизвестно, будет ли кому донести голову Стюрмира до Аскефьорда.

– Умнее нам было бы не ходить по долине открыто! – снова сказал Сигват. – Если кто-то из них обернется, они сразу нас увидят. А место для боя должны выбрать мы сами. И пока я не вижу подходящего.

Хродмар молча кивнул и свернул к опушке сосняка. Путь по открытому месту был бы короче, но показываться врагам на глаза и правда не стоило.

Стюрмир со своими людьми добрался уже почти до гребня перевала, как вдруг Хродмар охнул, впился глазами в вершину и шагнул вперед.

– Что с тобой? – спросил Сигват.

Он тоже глянул в ту сторону, но ничего особенного не увидел.

– Это она… – прошептал Хродмар, как будто потрясение лишило его даже голоса. – Она… ведьма…

Из семи его нынешних спутников ни один не знал Хёрдис в лицо и не понимал в полной мере, что она значит для молодого ярла. А Хродмар разом побледнел так, что мелкие рубцы на коже проступили белой сеткой. Квиттинская ведьма, в серой накидке, с распущенными волосами до колен, стояла на валуне над перевалом. Пока она еще пряталась в тени скалы, усмехаясь каким-то своим темным мыслям, но Хродмар видел ее, и эта странная, половинчатая усмешка напомнила ему их самую первую встречу – над Тюленьим Камнем, неполный год назад, когда он метнул в нее нож.

Ах, если бы он тогда попал ей в горло, как метил! Ничего бы не было! Не было бы «гнилой смерти» на «Тюлене» и в Аскефьорде, не было бы погребального костра кюны Бломменатты и ее сыновей, не было бы этой войны и Битвы Конунгов, после которой Хродмар сам еще не знал, кого из товарищей и родичей придется поминать… Она, злая судьба, женщина-тролль в своем настоящем, мерзостном обличии, бледная до серости, стояла над перевалом – так близко!

Ни слова не сказав, Хродмар вырвал из-за пояса рукоять боевого топора и бросился вниз. Ему даже не пришло в голову позвать кого-то с собой – квиттинская ведьма была его собственным проклятьем, и расправиться с ней должен был он сам. Огромными прыжками Хродмар пронесся вниз по склону, миновал низину и стал подниматься на гору вслед за людьми Стюрмира. Но о квиттах он сейчас уже не думал – для него существовала только Хёрдис. Отчего-то сейчас ему верилось, что после смерти проклятой колдуньи все кончится, сделается так, как раньше, до их роковой встречи.

Увлеченный своим порывом, Хродмар не сразу расслышал каменный грохот. Когда из-за перевала вдруг выросла громадная фигура великана – на сей раз без меча, – Хродмар воспринял его как досадную помеху. Не сейчас было возиться с великанами, когда так близко хохотала его злая судьба!

А великан уперся обеими руками в громадный валун, целую скалу, и с небольшим усилием столкнул его. Медленно-медленно, как в жутком сне, валун покачнулся и ринулся вниз по склону, увлекая за собой большие и маленькие камни…

Грохот камня наполнил воздух до самого неба, поглотив все и заглушив дикий крик Хёрдис. Она заметила движущееся пятно внизу, но едва обратила на него внимание, приняв его за отставшего квитта, который торопится разделить судьбу своего конунга. Слишком поздно Колдунья разглядела блеск топора, взмахами которого он помогал себе бежать. Мелькнули длинные пряди светлых волос, и тут же что-то горячо толкнуло Хёрдис в грудь изнутри. Эта фигура, не слишком высокая, но ладно сложенная и ловкая, с косматым медвежьим мехом на плечах, с блеском серебра на поясе, туго затянутом вокруг стана, напомнила ей о чем-то столь важном… Со смешанным чувством изумления и ужаса Хёрдис узнала Хродмара.

Каменная глыба с грохотом катилась вниз, к кучке замерших от неожиданности людей, а за ней летела по склону целая лавина. Это глупое чудовище, Свальнир, упоенно крушил и крушил камни, ревел и грохотал, забавляясь, как ребенок. Было поздно. Теперь никакая сила, никакие тролли и великаны не остановят обвал, покуда тот не погребет под собой всех. Всех.

Нет! Дикий протест вспыхнул в сердце Хёрдис и толкнул ее вперед. Она не хотела, чтобы ее недруг умер так! Эту смерть она предназначила для Стюрмира, только для Стюрмира, убийцы ее отца. Хродмар Метатель Ножа, ее давний и самый драгоценный враг, был достоин иной участи, нежели быть случайно сметенным заодно с другими. Он был для Хёрдис не заодно со всем глупым, жестоким и неблагодарным человеческим родом. Он был отдельно.

С ловкостью настоящей горной троллихи Хёрдис спрыгнула с уступа и устремилась следом за грохочущей лавиной. Позади гулко вскрикнул Свальнир, и Хёрдис спиной ощутила, что он перестал шевелиться и бросать новые валуны. Но грохот не стихал, потревоженная гора сбрасывала покровы, обломки летели вниз, воздух, насыщенный ледяной и каменной пылью, стал холодным и плотным.

Хродмар был дальше от лавины, чем квитты, и раньше их заметил Хёрдис, успев приготовиться к неожиданностям. Увидев великана, толкающего утес, он быстро сообразил, к чему это приведет. Уже видя каменную глыбу, летящую ему навстречу, Хродмар отпрыгнул с прямого пути лавины и прижался к скале. Чтобы искать спасения в оставленном позади сосняке, надо было бы повернуться к лавине спиной, а это чистое безумие!

В неровной стене скалы обнаружилась щель глубиной локтя в два, образованная острым выступом. Хродмар забился в нее, быстро огляделся, прикидывая, выдержит ли его укрытие натиск лавины, не сдвинет ли камни, раздавив его в мокрую кашу, не накроет ли сверху. Больше ему все равно было некуда деваться. Первая сброшенная скала уже промчалась мимо, пронесшись по тому месту, где стояли люди Стюрмира. Хродмар не успел заметить, что с ними стало; ему было не до того, а по склону уже текла грохочущая река.

Один из обломков скалы задел острым краем выступ, за которым он прятался, и Хродмар на своем теле ощутил его громадную тяжесть, безжизненный холод, слепую, бездумную силу, готовую смять и раздавить все живое – не со зла, а просто потому, что такова ее суть.

Каменный поток стремился мимо Хродмара, с каждым мгновением нарастая. На лицо и волосы сыпались ледяная каменная пыль и крошка, мелкая галька больно стучала по лбу и щекам, дышать было трудно и страшно. Казалось, что каждый вздох может стать последним, что вот сейчас вдохнешь эту самую смерть, своим теплом выдашь ей присутствие живого существа, и тогда она расправится с тобой, поглотит своим холодом, но останется такой же холодной…

Хродмар жмурился, прикрывая лицо ладонью и стараясь уберечь глаза. Звериный страх толкал его сжаться, закрыть голову руками, и в то же время казалось, что если он перестанет смотреть в лицо своей смерти, то первый же валун мгновенно раздавит его. Всей кожей он ощущал, как холодная твердая смерть смыкает вокруг неразрывное кольцо, как зажимает слабую искру хрупкого и теплого человеческого тела стылый и твердый камень.

А дикий грохот висел над головой, заглушая все прочие звуки, если они еще остались в этом мире, полном неистовства оживших скал…

Прыгая с уступа на уступ, не замечая огромных глыб, летящих мимо нее, и сердито выдергивая подол, если какая-нибудь непочтительная каменюга смела за него ухватиться, Хёрдис мчалась вниз по склону, глядя только туда, где меж серо-бурых обломков скалы светлела голова Хродмара. Почему-то сейчас ее поразили мягкий цвет и нежность его волос рядом с безжалостно-холодными валунами. Там, в камнях, тлела искорка жизни, и Хёрдис в неосознанном порыве летела спасти ее.

Вот он! Хёрдис прыгнула на горбатую спину выступа, покачнулась, даже через толстую кожаную подошву башмаков ощутив холодный и острый скол кремня. Все вокруг гремело, дрожало и ползло вниз, неудержимое, гонимое собственной каменной тяжестью. И среди этого водоворота виднелось знакомое лицо, искаженное страданием, с зажмуренными глазами и приоткрытым ртом, жадно ловящим тяжелый каменный воздух. Любой из этих валунов грозил зацепить и утащить с собой человека. Хёрдис бросилась на колени, потом легла животом на выступ.

– Давай руку! – заорала она, сама себя не слыша. Ужас пронзил ее при мысли, что и он не расслышит ее голоса за грохотом лавины. – Давай руку, тролль рябой! – вопила она, как будто это ее должны были спасать, но он не поднимал головы.

Выступ дрогнул, покачнулся. Хродмар дернулся, неосознанно стремясь уйти из ловушки, но уходить было некуда. Откуда-то издалека к Хёрдис пришло воспоминание о пожаре Прибрежного Дома и об этом самом лице, искаженном ненавистью, с пламенным отблеском в глазах и на белых зубах, – лице ее смерти.

Как она ненавидела его тогда! Но разве что-то изменилось? Да, он по-прежнему – ее смерть, но исчезни Рябой Фьялль сейчас из мира, разве испытает она облегчение? Нет, мир опустеет, если из него уйдет эта борьба, эта опасность, эта игра с острым стальным клинком. У нее, Хёрдис Колдуньи, нет в душе ни любви, ни благодарности, ни радости. Есть только обида и ненависть. Только они привязывают ее к жизни, к человеческому миру. Пропади они – что ей останется? Фрейвида больше нет, нет и его врага, и последняя ниточка живого чувства связывает ее с Хродмаром сыном Кари, с ним одним.

Хёрдис протянула руку вниз и изо всех сил застучала по плечу Хродмара.

– Эй, очнись! – кричала она, холодея от мысли, что его уже не вытащить. – Ты куда собрался, урод косматый! Не уходи от меня!

Хродмар дернул головой, судорожно потянул в себя воздух, и Хёрдис восторженно затеребила его, чувствуя, как от каждого ее движения выступ дрожит сильнее.

– Не уходи от меня! – отчаянно кричала она, обращаясь не столько даже к Хродмару, сколько к самой судьбе, моля оставить ей последнюю, может быть, связь с людьми. – Не уходи, я не хочу без тебя жить! Я ненавижу тебя, ты мне нужен! Кроме тебя у меня ничего нет!

Хродмар снова дернул головой, повернул лицо к ней и судорожно заморгал.

Далеко не сразу Хродмар понял, что его тормошит за плечо не каменный обломок, а чья-то живая рука. Чей-то пронзительный, истошный голос пробивался сквозь грохот и свист мерзлой земли, но никак не мог пробиться. Хродмару казалось, что ему это мерещится. Но голос не отставал и не растворялся в шуме, голос кричал что-то о ненависти и жизни. Пальцы настойчиво дергали накидку Хродмара.

Разлепив тяжелые веки, с трудом одолевая резь от пыли в глазах, Хродмар посмотрел вверх и увидел смутное пятно бледного лица с безумно горящими глазами. Во сне и наяву, при жизни и после смерти он узнал бы ведьму, образ своей злой судьбы. Она сопровождала его во всех самых страшных мгновениях жизни: она принесла ему «гнилую смерть», пожар, Большого Тюленя, великана в Медном Лесу. Она породила эту лавину! Но ей мало этого, она не хочет оставить его в покое, а пришла полюбоваться, как ее долгие усилия наконец увенчаются успехом!

Хродмар мотнул головой, пытаясь отогнать дурное видение, но ведьма не отставала, исступленно кричала что-то, дергала его, протягивала узкую серую ладонь, замаранную каменной пылью. Таким жестом предлагают помощь. Но Хродмар охотнее принял бы лапу Нидхёгга, чем руку квиттинской ведьмы.

«Пошла прочь!» – хотел крикнуть он, но из горла рвалось только хриплое рычанье, больше похожее на рев разъяренного зверя.

Хродмар, несомненно, узнал ту, что пыталась его спасти; в глазах фьялля сверкнула такая восхитительная ненависть, что Хёрдис стало жарко, и волна новых сил выплеснулась откуда-то из неисчерпаемой глубины ее темной души. Она снова протянула руку, но Хродмар с трудом повернулся – каменные обломки уже засыпали его ноги выше колен, – стараясь отстраниться от ведьмы, качнул в руке топор, но поднять оружие не хватало сил.

Он не примет помощи от нее! Вот дурак – сейчас не время разбираться! Хёрдис задохнулась от негодования, хотела крикнуть что-нибудь обидное, но не придумала ничего подходящего и тем сберегла силы. Это урод предпочитает умереть, чем принять ее руку! Но если Хродмар откажется, то все кончится: и ненависть, и месть, и жизнь. Он должен принять помощь! Не от нее, так хоть…

Зажмурившись до боли, Хёрдис восстановила в памяти лицо Модольва Золотой Пряжки. Сейчас только этот человек из окружения Хродмара пришел ей на память, но в нем она была уверена – Модольву Хродмар доверяет как себе самому. Не помня никаких заклинаний, Хёрдис сосредоточилась. И, как всегда в мгновения сильных душевных потрясений, в глубине души проснулись темные и могучие силы.

– Хродмар! Мальчик мой! Давай руку, скорее!

Бледное пятно, склонившееся над качавшимся валуном, было лицом Модольва. Хродмар отчетливо видел растрепанные косы, свисавшие вниз, широкие щеки и толстый нос своего родича, рот в окружении желтоватых прядей бороды, искаженный волнением и страхом. Ему редко приходилось видеть Модольва ярла в волнении или тревоге, но нынешний случай, что ни говори, того заслуживал. Прямо перед глазами Хродмара была знакомая широкая ладонь, загрубевшая от многолетнего трения о весло и рукоять меча.

– Хродмар, давай же! – слышал он хриплый, прерывающийся от волнения и усталости голос. – Давай руку, я вытащу тебя, а не то будет поздно! Тебя засыплет! Лезь, мальчик мой! Подумай о матери!

«Подумай о матери!» Эти же самые слова Модольв говорил над ним, лежавшим в горячке «гнилой смерти». Едва ли Хродмар слышал и осознавал их тогда, но сейчас они нашли живой отклик в его душе. Он хотел жить!

С трудом подняв руку, Хродмар вцепился в ладонь дяди, дернулся, попытался высвободить ноги из каменных обломков. Отталкиваясь обухом топора, он полез вверх. Чья-то рука тянула его, наверху слышалось пыхтение и повизгивание, непонятно кем издаваемое, но Хродмар не задумывался об этом. Словно проснувшись, он захотел жить. Жить, выбраться отсюда, а остальное неважно.

Хёрдис хрипло дышала, постанывая от натуги, боли и жути. Молодой сильный мужчина и так был тяжел, а каменные обломки крепко держали его в плену и не хотели расставаться со своей добычей. Но упрямству Хёрдис Колдуньи могли позавидовать горы! Упираясь коленями в выступы скалы, она обеими руками схватила жесткое запястье Хродмара и тащила, тащила, слившись с ним в единое целое, готовая скорее сама кануть в жадную каменную реку, чем выпустить его. Лавина уже сорвала второй валун, осыпь, сожравшая ноги Хродмара, тянула его за собой, но Хёрдис держала. Пока еще он оставался на месте, но медленно, палец за пальцем, начинал сползать следом за лавиной, и Хёрдис тянуло следом. Ее голова и плечи уже свесились с валуна, в лицо дышал холодный зев смерти с острыми обломками каменных зубов… За грохотом Хёрдис не слышала собственного крика, не замечала, как от ужаса и напряжения по щекам льются слезы.

И вдруг какая-то иная сила обхватила ее поперек пояса и рванула в воздух. Внизу хрипло вскрикнул Хродмар – его дернуло так, что едва не оторвало ноги. А Свальнир застыл, попирая огромными ступнями скалы и держа в руках два тела. Каменная лавина жадной змеей ползла внизу, а он смотрел на человека, крепко сцепившегося руками с Хёрдис, и недоумевал, откуда тот взялся. Великан видел на камнях одну только Хёрдис и собирался спасать только ее. Но оторвать этот нежданный привесок, не повредив само сокровище, было трудно, и Свальнир подложил вторую ладонь под легкое тело чужака, чтобы тот не слишком сильно тянул руки обожаемой Хэксы, и понес их прочь от лавины.

Выбрав пустой склон, покрытый мхом, Свальнир осторожно сел, опустил свою ношу на землю и легонько подул в лицо Хёрдис. Она открыла глаза, заморгала. Свальнир старательно раздвинул широкий рот в улыбке – он уже знал, что у людей именно так принято выражать радость. А радость, скорее всего, сейчас будет кстати, и обожаемое сокровище останется довольно.

Хёрдис мотнула головой, потом вдруг подскочила, как ужаленная, и попыталась сесть.

– Где? – взвизгнула она.

И тут же заметила, что ее пальцы все еще безотчетно сжимают руку Хродмара. Он лежал на мху почти рядом с ней, запрокинув голову, и грудь его резко вздымалась, дыхание с хрипом вырывалось из приоткрытого рта. Из уголков зажмуренных глаз ползли слезы, промывая в серой пыли мокрые дорожки на висках. Не поднимая век, он вдруг закашлялся, хрипя и давясь, пытаясь выбросить из горла и легких давящую тяжесть. Хёрдис перевела дух и стала старательно отцеплять свои пальцы от его. Руки у обоих дрожали и были холодны как лед. Все тело болело, каждая мышца стонала, но боль и напряжение смывала мощная волна свежей, как холодная весенняя вода, радости – они живы!

– Тебе не больно? Тебе хорошо? – заботливо гудел Свальнир, нависая над ней, как гора.

Хёрдис замутило от воспоминания о только что пережитом, и она скривилась.

– Чудовище! – слабо крикнула она. – Хоть иногда от тебя бывает польза! Ты что, раньше не мог догадаться!

– Я не понял, чего ты хочешь, – виновато прогудел великан. – У тебя ничего не сломалось?

«Сейчас еще медвежатины притащит!» – сердито подумала Хёрдис, но на злость у нее сейчас не оставалось сил.

– У меня все хорошо. Я хочу только одного: уйди с глаз моих! Уйди вон за ту горку и там полежи. А потом я тебя позову.

Свальнир ничего не понял, но он чувствовал, что обожаемое сокровище и правда этого хочет. Стараясь ступать потише, он отошел точно за указанную горку, лег и пристроился так, чтобы не сводить глаз со своей Хэксы. Единственное желание сокровища, которое он никогда не выполнит, – это расстаться с ней.

Хродмар потерял сознание только на миг – когда неведомая сила рванула его вверх и дыхание перехватило так, словно тело вдруг оказалось разорвано пополам и воздуху больше некуда идти. Но сразу же он ощутил полет, движение вверх и холод стремительных воздушных потоков. Грохот и каменная пыль быстро ушли вниз, воздух вокруг стал гораздо чище и тише. Оказывается, эта жуткая каменная смерть заполнила не весь мир. Открыть глаз Хродмар не мог, как будто веки окаменели, и истерзанный грохотом слух онемел от тишины. В полусне от бессилия Хродмар смутно ощущал, что полет прекратился, что он лежит на твердой земле, ничто вокруг него не движется, не катится, не ползет и не тянет за собой. Болело решительно все, что только могло болеть. А значит, все было на месте.

Когда Хродмар наконец смог пошевелиться и поднял руку, чтобы протереть глаза, рядом с ним обнаружилось нечто живое. Поначалу он принял неподвижно сидящую фигуру за валун, но валун дышал. Квиттинская ведьма, вся запорошенная каменной пылью, с растрепанными волосами, сидела рядом с ним на земле и смотрела карими глазищами. Глаза, обведенные темными кругами, на бледном лице казались особенно большими и блестящими.

Поначалу Хродмар принял ее за дурное видение, но потом почему-то поверил, что она живая. Но никаких чувств близость Хёрдис у него не вызвала – на чувства просто не осталось сил. Ее присутствие даже показалось естественным: раз уж ведьма – его злая судьба, значит, они будут неразлучны, пока сам он жив.

Он жив! Хродмару казалось, что от всего мира уцелели только они вдвоем. Но само то, что они выжили, было так важно, что все прежние счеты казались несущественными. По крайней мере, сейчас.

Хродмар с трудом сел, опираясь ладонями о землю, помотал головой, приходя в себя. Ведьма сидела и молча ждала. Хродмар посмотрел на нее, но она и тогда не подала голоса, а продолжала смотреть ему в лицо своими огромными глазами. Им было нечего сказать друг другу.

Медленно одолевая головокружение, Хродмар поднялся на ноги и огляделся. Одна из гор позади, самая дальняя, показалась ему знакомой. Значит, на нее он и раньше смотрел с востока, то есть его товарищи должны остаться где-то поблизости. «Под ней», – сначала по привычке подумал Хродмар и содрогнулся. Он знал кое-кого, кто действительно остался под горой. Он огляделся.

– Там! – хрипло каркнула ведьма. Хродмар вздрогнул, словно с ним заговорил камень, и посмотрел на нее. Сидя на земле, она смотрела на него снизу вверх и показывала рукой куда-то в сторону. – Они там.

Хродмар не сразу узнал бывший перевал. Каменная лавина доползла до подножия той горы, что поросла сосняком, и там остановилась. Бывшая лощина была плотно завалена утесами и каменными обломками, и в середине ее даже громоздилось некое возвышение.

– Достойная могила для конунга, – невыразительно прохрипела ведьма.

По бледной коже щеки ползла темно-красная капля крови, похожая на слезу.

Хродмар смотрел на эту каплю, морщась от усилия сообразить, что это. Протянув руку, он кончиком пальца смазал ее, поднес к глазам. Ведьма выжидательно смотрела на спасенного снизу вверх. Она, похоже, знала, почему это важно.

И Хродмар догадался. Догадка насмешила его; он фыркнул, закашлялся, потом все-таки отрывисто и коротко рассмеялся.

– Асвальд все-таки дурак, – прохрипел он, вспоминая рассказ о синей крови.

Ведьма едва ли его поняла, но тоже заулыбалась правой половиной рта. Ее лицо казалось наивным и счастливым почти по-детски, но и сейчас в нем оставалось что-то неистребимо дикое.

У нее красная кровь!

Капля быстро сохла на грязных пальцах Хродмара – не синяя, как у нелюди, а живая человеческая кровь.

Хродмар вяло потер руку о штаны, зацепил какой-то лоскут, оглядел себя. Да, любой тролль выглядит получше! Каким-то чудом он сохранил оба башмака, покрытые густым слоем грязи. Медвежья накидка торчала клочьями и казалась седой от пыли. Седыми выглядели и слипшиеся пряди волос, упавших на грудь; Хродмар потер их пальцами, и проявился прежний светлый цвет. Удивительное дело, он даже не поседел…

– Ты и Хель противен! – с ехидным наслаждением сказала ведьма. – Она в пятый раз отказалась от тебя.

Хродмар не нашел что ответить. Соглашаться с ведьмой не хотелось, но она была права.

Ничего не сказав, он повернулся и медленно пошел прочь, стараясь выбрать взглядом наиболее простой путь к сосновой горе, где остались его товарищи. Искать Стюрмира никому больше не придется. Он остался под горой вместе с дружиной и стягом из трех волчьих хвостов. Теперь эту гору будут называть Курганом Конунга. А впрочем, кому ее называть? Троллям до этого дела нет, а люди… Откуда взяться людям в Медном Лесу?

Хёрдис все так же неподвижно сидела на земле и смотрела, как знакомая фигура Хродмара медленно удаляется вниз по склону, то останавливаясь, то спотыкаясь, придерживаясь за тонкие кривые сосенки. Теперь он будет о ней помнить. Теперь он и сам не скоро решит, ненавидит ее или благодарен за спасение, и потому будет думать о ней, часто, напряженно и подолгу. Будет думать гораздо больше, чем оставшаяся в Кремнистом Склоне родня или те люди, кто знал ее как прорицательницу Йорейду. А пока кто-то думает о ней, ее связь с человеческим миром не прервется.

Мир вокруг был тих, спокоен и удивительно хорош. Душу Хёрдис наполняли умиротворение и понимание. Она не просто знала, как закончили свою жизнь Фрейвид и Стюрмир, она знала, почему все вышло именно так. Почему Вильмунд оседлал своего Коня Ужаса. Почему Хродмар остался жив, хотя должен был погибнуть. Почему она сама оказалась в пещере великана, который явится за ней, как только Хродмар скроется из виду. И ни при чем здесь чудесные мечи, драгоценные обручья, волшебные огнива и копья, подаренные богами. Каждый идет дорогой своей судьбы, ведомый собственными душевными силами. Кто куда.

Хёрдис смотрела вслед Хродмару, который уходил все дальше, измученный, но живой. Она уже не помнила о Стюрмире и его людях, погребенных под каменной лавиной. Хродмар был жив, и впервые сердце Хёрдис согревалось чувством удовлетворенности от сделанного ею важного и хорошего дела.

Хродмар ярл с семью спутниками вышел к Острому мысу через три дня после Праздника Дис. Не зная, как повернулась война за время их блужданий по горам Медного Леса, они не стремились попасть именно сюда, но только в этом месте им удалось выбраться. Хирдманы сочли это лишним доказательством огромной удачи Хродмара ярла, а сам он в глубине души подумывал, не ведьму ли должно благодарить за это. Ведь только потом, рассказывая товарищам о своем спасении, он вспомнил, что видел лицо и руку Модольва. Но ведь Модольв уплыл с Ингвильдой к Аскефьорду и никак не мог оказаться в Медном Лесу! Значит, его все-таки спасла ведьма. Но жалеть об этом Хродмару не приходило в голову. Жить на свете не так уж плохо, особенно если война идет успешно, а дома ждет любимая невеста.

На Остром мысу их встретили люди Торбранда конунга. Он пришел сюда с войском сразу после Битвы Конунгов, потому что сражаться было уже не с кем. Раньше них сюда добрался с остатками дружины Гримкель Черная Борода и уже успел провозгласить себя конунгом квиттов и постоять на верхней площадке Престола Закона. Эти Лейринги – очень расторопный народ, никогда своего не упустят.

– И когда я услышал, что от имени всех квиттов Гримкель конунг предлагает платить мне дань, я поверил, что ты жив, Хродмар Удачливый! – говорил Торбранд, снова и снова хлопая Хродмара по плечу. Принимая Хродмара в усадьбе Лейрингов, он все никак не мог успокоиться и отделаться от чувства, что боги прислали ему подарок из Валхаллы. – Твоя удача еще долго будет помогать нам! Мы с Гримкелем конунгом заключили уговор, и он даже принес мне обет верности. Я думаю, несколько лет он будет даже соблюдать его. Все-таки мы хорошо их потрепали. От Лейрингов после битвы остались только женщины, мальчишки моложе двенадцати лет и пара безногих стариков. Ну, и Гримкель конунг, который в битве сумел вовремя понять, где кончается храбрость и начинается безрассудство.

– А где кюна Далла? – спросил Хродмар. – У нее ведь должен быть ребенок, сын, я так слышал. Она у нас?

– Нет. Она пропала.

– Неосторожно оставлять ее на свободе.

– Гримкель клянется, что не знает, где она. И я почти верю ему. Квитты говорят, что у Лейрингов есть внутренняя усадьба в этом же проклятом Медном Лесу, в двух днях пути от Восточного побережья. Она может быть там. Или где угодно. А в общем, ты прав. Ребенок, мальчик… Придет время, и он может стать конунгом квиттов. И примется мстить нам за отца…

– А что творится на Восточном побережье? – Это волновало Хродмара больше, чем будущие опасности, которые наступят только лет через двадцать.

– Ходят слухи, что к Празднику Дис должен был прислать свою помощь Хильмир конунг. Из-за нашего проворства слэтты опоздали, но все же… Как раз об этом я и думал! Вот что, Хродмар ярл! – Торбранд конунг снова хлопнул Хродмара по плечу. – Я дам тебе время отдохнуть, посмотреть на твою долю добычи, а потом… Кому-то все равно придется искать кюну Даллу или ехать на Восточное побережье проведать Хельги хёвдинга. Он-то еще не приносил мне никаких обетов. Я думаю, твоя удача будет очень кстати в любом из этих дел.