Текст книги "Письма пепла. Новелла – мистификация"

Письма пепла
Новелла – мистификация
Елизавета Сорока

© Елизавета Сорока, 2023

ISBN 978-5-0060-7261-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Решение написать новеллу на историческом фоне начала Х1Х века зрело давно, но пришло как всегда спонтанно. Эпоха моя любимая -«пушкинская». Моя специализаци я во время учебы в РГГУ. Как во всех моих исторических новеллах дело не в сюжете, а вглубинном постижении души человеческой.

Форма -документальное повествование, где почти нет авторских строк. Это художественный вымысел, но вполне допустимый.

Новелла – версия преждевременной и внезапной смерти одаренного русского поэта Дмитрия Веневитинова.

Начала 21.09.2023 года. -закончила 15.10.23г.

Для тех кто ничего не знает о русской истории:

Граф А. Х. Бенкендорф – начальник третьего жандармского управления. Главный цензор и гонитель всех свобод.

Граф М. Н. Воронцов служит в третьем управлении под началом Бенкендорфа

Доктора Штольц и Абрамшин – вымышленные лица, но имитирую стиль и приемы начала Х!Х века.

Дмитрий Владимирович Веневитинов – талантливый русский поэт начала Х!Х века. Умер не дожив до 22 лет, в марте 1827 г.

Княгиня Зинаида Александровна Волконская – известная светская львица того времени, умница и красавица. Пушкин посвящал ей милые строки.

 
А.С.Пушкин.
Среди рассеянной Москвы,
При толках виста и бостона,
При бальном лепете молвы
Ты любишь игры Аполлона.
Царица муз и красоты,
Рукою нежной держишь ты
Волшебный скипетр вдохновений,
И над задумчивым челом,
Двойным увенчанным венком,
И вьется и пылает гений.
Певца, плененного тобой,
Не отвергай смиренной дани,
Внемли с улыбкой голос мой,
Как мимоездом Каталани
цыганке внемлет кочевой.
 

Талантливый музыкант и художница. Первая из официально разведенных русских дам. Большую часть жизни прожила в Италии.

Сорока Елизавета.

«Письма пепла.»

«Si tout est fini -faites-moi un signe quelconque/

Если это все, то дай мне знак.

Из записок А. С. Пушкина. декабрь 1835 г.

______________________________________________________

«

Милостивый государь, Александр Христофорович.

Спеша исполнить повеление ваше по наущению некоторых излишне подозрительных господ для расследования странной, преждевременной и необъяснимой смерти юного пиита, г -на Дмитрия Владимировича Веневитинова, кои подавал надежды не только на литературном поприще, но обещал проявить себя служа Отечеству в Коллегии Иностранных Дел. Его сиятельство, Кн. Горчаков дал ему самые превосходные рекомендации.

Смерть г-на Веневитинова наделала много шуму в обществе, хотя общество наше как взбаламученное море тут волнуется, а тут и улеглось Но литераторы близко знавшиеся с г-ном Веневитиновым, друзья его, а то и покровители Князь Одоевский, князь Вяземский -отправили петицию, что и вызвало этот лишний труд для нашего ведомства.

Мною лично была произведена опись документов оставшихся после смерти оного юноши, а также была составлена опись его писем и дневников. Список рукописных творений отправлен вам вместе с письмом.

В поисках причин скоротечной и необъяснимой горячки собраны были свидетельства докторов его -Ивана Ильича Штольца и Василия Львовича Абрашина.

Особливо интересны для прочтения последние записки Дмитрия Веневитинова, что писаны неразборчивой горячечной рукой, человека явно не здорового не только телом, но и душою. Сумбурные слова его, с удивлением отмечаю, были словами будто помраченного рассудка, что крайне прискорбно для молодого человека столь рано восхищенного в объятия Фортуны, подававшего столь большие надежды в Отечестве нашем, а затем брошенного в руки ранней смерти.

По изучении сих документов и расследовании обстоятельств кончины г-на Венивитинова комиссией не найдено причин для сомнений в его смерти от естественных причин.

Далее прилагаю :

1. Медицинское заключение доктора И.И.Штольца.

2.Опросный лист доктора В.Л.Абрамшина. Опрос проводился мною лично.

3. Папка с листами последних записок Д.В.Веневитинова.

Переданы следствию доктором медицины г-ом В.Л, Абрамшиным и заключены в особый архив Третьего Управления Его Имп. Величества Канцелярии.

Нижеоговоренная секретность полностью соблюдена.

С глубочайшим почтением и совершенной преданностью честь имею быть, вашего сиятельства покорнейшим слугой.

Статский советник, граф Н. М. Воронцов.

________________

Медицинское заключение о состоянии и применяемом лечении по отношении к Д. В. Веневитинову.

Составлено доктором медицины И. И. Штольцем.

Март 1827 г. от Р. Х. г. Санкт-Петербург.

Марта, седьмого числа, 1827 года от Р.Х., я, доктор Иван. Ильич. Штольц, был спешно вызван в квартиру по адресу Морская, д.17, к чиновнику Архива Коллегии Иностранных Дел г-ну Д. В. Веневитинову.

Осмотр.

Мужчина, 21 года от роду. Телосложение щуплое, росту среднего. При осмотре не нашел я в нем никакой болезни кроме высокого жара. Глаза слезились обильно,. дыхание тяжелое, но чистое. Сам больной показал, что накануне, в состоянии душевного волнения, шел домой с бала без шинели. Погода была морозная и сам г– н Веневитинов думает, что заболел от сильного ветру.

Я тщательно осмотрел глотку, уши, прощупал пульс. Прописал как и всем своим пациентам – много чая с малиной, микстуру собственноручного изготовления с кореньями солодки и постельный режим. Ничего необычного в состоянии больного не отметил.

10 марта, в ночь приехал мальчик из дома Веневитинова – сказал, что барину стало хуже, что кричит и мечется как в бреду. Я не стал откладывать, хотя и время было позднее и пошел к больному сразу.

Войдя в дом слышал крики. Взошел в комнаты больного и застал его сидящим на кровати в одной мокрой рубашке. Г-н Веневитинов дышал совсем тяжело, глаз почти не открывал. Я уложил его на кровать и снова осмотрел. Кроме жара не видел в нем никакой болезни. Прощупал пульс. Констатировал сильное сердцебиение и похолодание пальцев. Больной вел себя беспокойно. Холодные руки были сильно сжаты. Это походило на судорогу, но когда я хотел разжать руку его закричал: -“ Не сметь трогать. Это все что у меня осталось». Я решил, что начался бред и дал больному выпить настойки опия, что всегда в моем саквояже. Когда г-н Веневитинов заснул, я сразу же послал за своим коллегой, известным доктором Василием Львовичем Абрамшиным, с которым не раз советовался по самым тяжелым случаям. Просил его доставить с собой пиявки для снятия жара у Дмитрия Владимировича.

В ожидании наблюдал сон больного. Сон был беспокойный. Кожные покровы бледны несмотря на жар. Повышенное потоотделение, тяжелое частое дыхание. Микстура успокоила его и судорога прошла. Тогда заметил я, что в правой руке Дмитрия Владимировича зажатый большой перстень. О нем он верно и бредил. Я вынул оный из руки и положил на стол. Перстень не виделся мне драгоценным, с большим камнем и надписями. По моему мнению ценности никакой не представлял.

Время на часах было около двух часов ночи. В. Л. Абрамшин вошел в комнату около трех. Больной спал, но сон становился все беспокойнее. Г-н Абрашин также осмотрел Дмитрия Владимировича и так же как и я, кроме жара не нашел в нем никакой болезни. Ни моя докторская трубка, ни доктора Абрашина не услышала в груди хрипоты, коя бывает при воспалении и кашле. Причину жара ни я, ни мой коллега определить не смогли.

Коллоквиум наш затянулся и так как время было позднее, то я решил отправится домой и вернутся на завтра. Василий Львович решил остаться, ибо больного не знал и хотел наблюдать как тот проснется. Г-н Абрамшин опытный и заслуженный доктор. Много пишет о странных случаях. Поэтому то я и оставил своего больного на его попечение не сомневаясь, что он будет пользовать его, возможно даже лучше меня.

На следующее утро, 11 марта получил от него записку, что беспокоится не надо и просил препоручить ему пациента. Г-н Абрамшин констатировал нервическую горячку, но причины ее разгадать не мог. Я согласился с диагнозом для г-на Венивитинова, так как наблюдал и странное его поведение и слова, никак не вязавшиеся с разумным поведением больного человека, борящегося с недугом. Тогда я отнес слова его на предмет жара и бреда, но теперь после вскрывшихся обстоятельств, понимаю, что причины я не разгадал и до сих пор отношу этот медицинский случай к списку уникальных и необъяснимых явлений природы человеческой.

С той поры до самого 15 марта дом г-на Веневитинова не посещал, с В. Л. Абрамшиным общался письмами.

15 марта 1827 года от Р.Х., по просьбе доктора Абрамшина приехал засвидетельствовать кончину моего пациента г-на Д.В.Веневитинова.

В комнате усопшего застал В.Л.Абрашина, его сиятельство Кн. Одоевского, г-на Хомякова и настоятеля церкви Вознесения, что на Конюшенной, отца Никодима. Прискорбно было видеть г-на Веневитинова усопшим столь безвременно.

По смерти своей стал он более худ чем был. Я с пристрастием осмотрел тело и ни нашел ни одной причины усомнится в естесвеннной кончине г-на Веневитинова.

Я подтвердил диагноз г-на Абрашина, засвидетельствовал смерть, составил бумагу по всей форме и приложил свою докторскую печать.

Кн. Одоевский высказал мне претензию, что я покинул больного, на что я ответил, что Василий Львович Абрашин более опытный врач и я полностью передоверил ему больного и сделал это надеясь на его выздоровление.

Претензию считаю неверной. Констатирую смерть от естественных причин.

Доктор медицины Иван Ильич Штольц»

______________________________________________

25 марта 1827 года от Р.Х.

Опросный лист доктора Василия Львовича Абрамшина о течении болезни и причине смерти коллежского асессора Коллегии Иностранных дел г-на Д.В.Веневитинова.

Опрос проводил :

тайный советник, граф Н.М.Воронцов.

Отвечал :

доктор медицины, статский советник В. Л. Абрамшин.

Записал – тит. совет. А.Н.Семенович.

Воронцовъ.

– Беседа наша, Василий Львович, совсем дружеская. Поверьте ни у меня, ни у Александра Христофоровича нет никаких сомнений ни в вашей порядочности, ни в компетенции вашей, как известного в Санкт Петербурге врача, но знаете общество, близкие не всегда могущие принять раннюю смерть столь молодого человека, все ищут виноватых, вместо того чтобы помолится богу и принять выпавший на долю

г– на Венивитинова, жребий.

Абрамшин -.

Покорно благодарю и вас, ваше сиятельство, и г-на Бенкендорфа за добрые слова Я пользую больных много лет и не раз уже слышал обвинения, что дескать доктор виноват в смерти пациента. Это натура человеческого горя. В сплетнях общество не только выражается, но и выхаркивается. Из всех слухов доходящих видно, что привыкли во всем находить недуг более более политический чем естественный.

Воронцов.

Рад, что вы готовы к беседе, коя не по моей воле началась, а по высшему повелению Государя Императора. Г-н Веневитинов был известен в кругах близких ко двору, служил по части Коллегии Иностранных дел и был влиятелен в кружках восторженной молодежи и его преждевременная и неожиданная смерть послужила лишним толкам.

Званием мы равны и будем тут говорить будто сидим за ломберным столом в Английском клубе.

Абрамшин.

Так с чего начнем беседу нашу? Вы спрашивайте. Буду отвечать как на духу. Да и скрывать тут нечего, хоть и многие обстоятельства мною виденные, были странны, а то и необъяснимы обычным человеческим разумением.

Воронцов.

Расскажите ту ночь, когда вы первый раз зашли к г-ну Веневитинову. Что видали и как вел себя больной и как вел себя по отношению к нему г-н Штольц. Не было ли небрежения в исполнении докторских правил?

Абрамшин.

Ничего необычного не было той ночью. Полусонный мальчик принес записку, я собрался, взял, что было необходимо и что требовал г-н Штольц и пошел на Морскую. Поднявшись в комнаты застал больного спящим беспокойным сном. Дышал он тяжело и несмотря на опийную настойку, пульс был частый, а дыхание слабое. Штольц изложил мне все свои предположения, что обнаружил в неизъяснимой болезни г-на Веневитинова, кои я отверг после осмотра пациента. Штольц искал в нем болезнь тела, но тело его и внутренние органы были в порядке. Для снятия жара ставили пиявки. Все, что г-н Штольц делал для помощи больному было оправдано и правильно, в этом я клянусь на святом распятии.

Воронцов.

Торопился ли Штольц уйти? Что говорил? Г-н Штольц, как домашний врач получал 500 рублев в год. Служба его была оплачена семьей г– на Веневитинова. Отчего же он покинул пациента так скоро?

Абрамшин.

Это взаимовыручка докторов. Обычная история. После ночи проведенной за наблюдением больного, я сам предложил передать Венивитинова моему попечению.

Воронцов.

Что вас сподвигло на такое? Отчего вдруг вы решили взять себе этого пациента? Вы надеялись помочь ему? Хотели вырвать из лап неминуемой смерти? Может быть сам г– н Веневитинов, что то пообещал вам? Почему г-н Штольц необъяснимо быстро отказался от пользования Веневитинова?

Абрамшин.

Г– н Штольц опытный врач, но при сложности и необъяснимости случая он прибег к помощи более опытного коллеги. Штольц не раз писал мне, советовался. Мы, ежели не друзья, то разумные коллеги. Я отношусь к врачеванию как к науке, а не как к своду докторских правил. Состою в переписке с докторами Геттенбергского университета. Из Парижа мне тоже пишут.

Я сам много пишу.

Воронцов

Пишите? В наше ленивое время все у нас писатели и поэты.

Абрамшин

Пишу я научные труды, изучая тела человеческие и более того – души. Случай этот заинтересовал меня как ученого. Особливо после того как на столе Дмитрия Владимировича нашел я его бумаги.

Воронцов.

Я крайне заинтересован, Василий Львович. Что ж за бумаги? Со стихотворными творениями Венивитинова общество знакомо. Стихи юноши романтического толка. Ничего по нашему ведомству. По нашему ведомству кроме г– на Пушкина, пиитов российских нет. Арест Дмитрия Владимировича по декабрьским беспорядкам был напрасным. Излишняя бдительность младших чинов часто дает ошибку. Выслуживаются. Так что за бумаги?

Абрамшин.

Заметки, недописанные письма, стихи оборванные на слове. И перстень. Он о нем писал в стихах своих.

«Ты был открыт в могиле пыльной, Любви глашатай вековой, И снова пыли ты могильной, завещан будешь перстень мой». Это стихи Дмитрия Владимировича и в этом одном этом стихе вся история его смерти.

Воронцов.

Стихов не люблю. Что за перстень?

Абрамшин.

Сей перстень древний, добытый из скифской могилы какими то бродягами, стал больной идеей Дмитрия Владимировича. Перстень тот самый, что был положен с ним во гроб, по последним его распоряжениям. А бумаги эти, что изъял я без позволения никто не видал по сию пору.. Кроме самого г-на Веневитинова и вашего покорного слуги.

Воронцов

Как же это, милостивый государь, Василий Львович? Не буду таить от вас, что действия ваши именуются кражей, недостойной дворянина и христианина. Не ожидал таких новостей. Верно как раз об этих подозрениях и писал мне князь Вяземский и они были не пустые.

Абрамшин.

Полноте, Николай Михайлович. Я здесь не перед батюшкой на исповеди, а в жандармском отделении. И видно, что честь вашего мундира может пострадать. коль узнаете, что важные для следствия бумаги, вдруг, без вашего ведома, оказались в руках гражданского чина.

Воронцов.

Подозрение на вас Василий Львович. Требую немедля предоставить мне сии бумаги для расследования и доклада г-ну Бенкендорфу.

Абрамшин.

Я взял их с собою именно потому, что не хотел, что бы они попали в руки пиитов, молодежных философов и любомудров. Достаточно в Отечестве нашем смуты и волнения умов.

Воронцов

В них что то противу Государя Императора?

Абрамшин

В них, ваше сиятельство необъяснимые сказки, а то и сны больного воображения и нервической горячки. Объяснению этому нету и тонкая эта грань меж жизнью и сном, жизнью и смертью вся вот в этих листах. Записках и письмах Д.В.Веневитинова.

Г– н Абрамшин передает г-ну графу Воронцову папку на лентах.

Воронцов.

Да вы сами то не заразились ли романтизмом Веневитинова?

Да что ж здесь серьезного? Вижу стихи, неоконченные письма. Вот прошение. К кому?

Абрамшин.

Дмитрий Венивитинов был юношей романтического и крайне нервического склада. Его утаенная московская история безумной, полудетской влюбленности в некую известную в московском художественном обществе даму., обсуждалась пару лет назад. Имя дамы указано в этих бумагах. Прочтите. Называть я его не стану.

Воронцов

Ох, история эта уже и забылась. Общество давно утихло. Все говорили, что это только сплетня и фантазии наших бальных кумушек. Да в Москве и из ничего могут целую историю сделать! Поговорили, да позабыли. Не вижу серьезности дела.

Абрамшин.

Серьезность дела в самом Веневитинове, в его нервической впечатлительности и в том самом перстне, что подарила ему означенная дама. Когда вы соизволите внимательно изучить сие дело, тогда поймете почему Веневитинова спасти никак было невозможно.

Воронцов

Да– да. Говорят господин Пушкин, на похоронах спросил «Как же вы его не уберегли»? Так как же– позвольте узнать.

Абрамшин.

Здесь много пояснений, да ни одного надежного.

Воронцов.

Хорошо, Василий Львович. Сейчас же убедили меня, хоть и удивили немало. Расскажите день за днем, до самого дня его упокоения, как вы пользовали г– на Веневитинова, какое лечение было назначено, о чем вы беседовали и когда Дмитрий Владимирович впал в то забытье из которого мы знаем только его последние слова.

Абрамшин.

Так вот. Время было уже позднее, а точнее раннее. Часов около четырех. Я выполнял свои докторские обязанности, наблюдал дыхание, щупал пульс. Он то становился жесток, то еле колыхался. Мальчик для услуг, что приходил за мной, уж и не помню его прозвище – то ли Лешка, то ли Гаврюшка.. да и не важно– выполнял мои поручения, но крайне неаккуратно. Больше мешал, чем помогал. Я отослал его. Был он туп и нерасторопен. Я остался с больным, но не хотел уснуть. Случай этот взволновал мое любопытство. Я не стал сидеть в креслах. Ходил, осматривал комнату, открыл шкап с книгами. Их там было немало. Все больше философического характера. Немецкая философия занимала юношу чрезвычайно. До философии я не охоч. Считаю, что она докторам путает размышления.

Воронцов.

Государь Император тоже не поощряет лишние любомудрствования. Но знаете, молодежь наша к практической жизни совсем не способна стала. Волнение умов. Но Государь либерален, снисходительно смотрит на забавы юношей. Общество Любомудров на было им запрещено до известных событий.

Абрамшин

Отрадно. Осмотрев шкап, подошел я к раскрытому бюро. На столе в беспорядке были разбросаны бумаги, письма, раскрыта большая тетрадь. Не удержался – взглянул и был поражен нервическим, сумбурным характером письма. Там же я обнаружил тот самый перстень. Перстень оказалось подарок известной вам дамы и Веневитинову был крайне дорог.

Воронцов

Дорог ли был перстень? Каменья? Во сколько рублев вы бы оценили его?

Абрамшин.

Перстень дорог скорее был бы историкам нашим. Камней в нем не было. Сам же был не золотой, а серебряный. Большая голова выбита посередке, по всей окружности знаки, буквы. Язык не русский, да и не христианский.

Воронцов

Каков же?

Абрамшин.

Не могу сказать. Видно какой то из древних языков, исчезнувших еще до рождения господа нашего. Я не смог прочитать. Да и не буквица – штрихи, закорючки и символы. Не знаю. Тогда я не придал этому значения. Я вернул перстень на место его. Больной мой проснулся, спросил о Штольце, я разъяснил ему и я стал опрашивать. Проснулся он в совершенном сознании. Говорил четко. Мы познакомились. Он рассказал мне тот день как шел с бала без шинели. На вопрос почему же он разумный юноша, в мороз, в марте вышел раздетый и откуда такая беспечность. Веневитинов посмотрел мне в глаза как то грустно. Глаза его слезились, но я больше отнес это на жар его, который не совсем оставил тело. Так вот он посмотрел и ответил “ Испытать хотел, нужен я ей или нет». Я его спрашиваю “ Кому, Дмитрий Владимирович? “ А он отвечает – Смерти.

Воронцов

Что же это? Вы отнесли это на романтические слова? Или в рассудке помутился неокрепший ум пиита нашего?

Абрамшин

Вы Николай Михайлович напрасно сейчас изволите смеяться, над юношеским пылом. Я врачую давно тела через души и давно уже знаю, что все наши недуги телесные рождаются вот здесь и вот здесь.

г.– н Абрамшин изволили прикоснутся ко лбу и ко груди.

И многие коллеги, и не только здесь, в России, со мною соглашаются.

Воронцов

Государь Император, не далее как вчера, в беседе заметил, что от душевных волнений хорошо сбережет ношение военного мундира.

Абрамшин

Не мне оспаривать правоту и мудрость Его императорского величества. И беседа наша становится философической, а вызван я для объяснения событий и разъяснения болезни покойного Веневитинова. Так после сих слов он схватился за руку и закричал “ Где мой перстень? “ Стал искать на постеле и когда я подал ему перстень с бюро, нервно выхватил его у меня из руки и сказал – “ Не смейте прикасаться к нему.» Я спросил чем же так дорог ему этот перстень. Он ответил, что дескать в этом перстне вся его жизнь и смерть и душа заключена. Я решил исповедовать его, расположить к себе. Отошел, сел в кресла. Димитрий как не был слаб встал с постели и стал прохаживаться по комнате. Это было опасно, но я не стал препятствовать.

Воронцов

Не было ли это врачебной ошибкой?

Абрамшин

Мне нужно было узнать пациента и только в словах его, а впоследствии бумагах. что были формой его слов я распознал болезни. Я просил г– на Веневитинова изъясниться лучше, чтобы я мог подобрать наилучшее лечение, просил довериться мне. Выглядел он совсем плохо. Был крайне худ и бледен. Глаза его слезились и живость юности словно сошла с них. Он сел супротив меня в другое кресло и рассказал мне о том как был подарен ему перстень. Как известная вам дама, верно играя чувствами неокрепшего ума, сначала, по женской хитрости и кокетству привлекла юного поэта.

Обольстительное владычество которое присваивают себе наши дамы в обществе и на которое общество отвечает сознательным и благодарным покорством, превращает чувства в забавную игру. Для чувствительных, нервических особ коей и был г-н Веневитинов эта игра может оказаться, да и оказалась, смертельной.. Вся история болезни и началась с потрясения которое испытал юноша, когда дама подарила ему перстень в знак дружбы вместо любви в которой он был совсем уверен.

Его стихи, напечатанные в «Северной пчеле» лучше всего о нем расскажут. Я нашел книжку журнала в его бюро. Исчерканную чернилами, словно он хотел уничтожить созданное.

О, будь мой верный талисман!

Храни меня от тяжких ран

И света, и толпы ничтожной,

От едкой жажды славы ложной,

И вот еще строки :

Когда же я в час смерти буду

Прощаться с тем, что здесь люблю,

Тогда я друга умолю,

Чтоб он с моей руки холодной

Тебя, мой перстень, не снимал,

Чтоб нас и гроб не разлучал.

Произведение сие писано Дмитрием Владимировичем год назад. Названо «Завещание» и я уже говорил вашему сиятельству, в нескольких его стихах вся история его преждевременной кончины. Все это в его последних записках сумбурных, обрывочных. Он писал и рвал. Не договаривал фраз. Причины одержимости его я обнаружил. Потому бумаги изъял и передаю вам.

Воронцов.

Не понимаю вас Василий Львович. Поясните свои рассуждения. Я более не буду вас прерывать. Наша дружеская беседа принимает странный оборот и вы будто не диагноз больному ставите, а сказку мне рассказываете. Мы в Жандармском управлении, а не в детской.

В комнату для опросов восшел его сиятельство, А.Х.Бенкендорф.

Г– н Абрамшин встают.

Бенкендорф.

Милостивый государь, по долгу службы был я незримым свидетелем вашего рассказа. И сейчас дело приобретает особую важность. В деле вмешаны лица известные и высокопоставленные. Посему я лично буду вести опрос. Михаил Николаевич, вы можете присутствовать и дальше. Помощь и свидетельства ваши неоценимы.

Его сиятельство граф Бенкендорф садится в кресла графа Воронцова. Г– н Абрамшин садится супротив него.

Бенкендорф.

Так продолжайте, Василий Львович ваше повествование. Что связывало Веневитинова с княгиней Зинаидой Александровной Волконской? Вы не изволили назвать ее, но доверьтесь, излишних толков в этих стенах не будет.. Излагайте четко, все, что было до 15 марта, дня смерти вашего пациента. Как вел себя Веневитинов, что говорил, какие бумаги писал? Что вы наблюдали своими глазами? Государю Императору известно, что княгиня ходатайствовала о переводе г– на Веневитинова в Санкт -Петербург. Была этому причина романтического свойства?

Абрамшин.

Нет, ваше сиятельство. Во всяком случае со стороны г-жи Волконской. Она относилась к Дмитрию как наставница. Он говорил мне случаем, что в этом была ее жестокая дружба. Она считала его совсем ребенком, хотя возрастом не так уж более его.

Бенкендорф.

Неудивительно. Время ребячества для Зинаиды Александровны давно миновало.

Абрамшин.

Так вот, я стал пользовать Дмитрия Владимировича в новых веяниях лекарских. Сам заказал порошки.

Бенкендорф.

Какие же? Рецепты были полезны? Больному не становилось хуже от этих новых веяний лекарских?

Абрамшин.

Я надеялся, но на второй день моих наблюдений я совершенно уверился, что нет в лекарства могущего излечить отчаянную муку моего пациента. Приходили друзья его, господин Вяземский и месье Хомяков. крайне беспокоились. Больше возбуждали горячку моего пациента, чем радовали. Я запрещал долгие беседы, которые все заканчивались жаром и обмороком г-на Веневитинова. Я видел, что с каждым днем жар не спадает, а становится вся жесточе и уже совершенно не отпускает больного. Я был в отчаянии. То что я заметил,, и какие выводы делал совсем не относится к здравому человеческому суждению. Все три дни до кончины, Дмитрий Владимирович не выпускал из рук свой перстень. Друзья его умоляли оставить его, но г– н Веневитинов горячился, объяснял, что нет нельзя у него забирать этот талисман. Что когда З.А., в знак дружбы и покровительства надела ему перстень на палец то обручила с вечностью и призвала ее в ту ночь. Г– н Веневитинов в горячечном бреду уверял меня и друзей своих что в ту ночь, когда он получил перстень остановились они у Симонова монастыря и в самых вратах стояла женщина будто совсем похожая на княгиню Волконскую и осеняла его крестом. Он долго не снимал дар княгини с пальца, но после решил, что разлука их только временная и только там, в ином веке они не будут разлучены.

Бенкендорф

Вы г– н Абрамшин бред больного передаете или сами уверовали во все эти басни? Как это может объяснить столь внезапную смерть молодого человека. Ведь Веневитинову не было даже двадцати двух годов.

Абрамшин.

Я предупреждал, что то, что я наблюдал явление необычное, но был тому свидетель и готов поклясться на Святом Евангелие, что дремя в креслах подле больного, видел как будто тень З А. склоняется над больным моим, цалует в лоб и надевает на палец то самое кольцо. Сколько бы я не прятал его накануне, Дмитрий всегда просыпался с кольцом на пальце. Силы небесные или силы другого ведомства совсем заняли его мысли. Я недаром сказал, что в тот день, возле Симонова монастыря, пораженный и разочарованный юноша уверовал в то, что он соединиться с предметом обожания своего, только в другой, иной жизни. С того дня Дмитрий Владимирович Веневитинов не искал, но ждал этой встречи.

Бенкендоф

С кем же позвольте узнать? Княгиня Волконская назначала ему rendez– vous?.

Абрамшин.

Смерти. Смерти он ждал, Александр Христофорович. Увидал он ее в элегических беседах с княгиней Волконской, в книгах, снах и все чрез этот самый перстень. Общество «Любомудров» помогало ему совсем войти в мир далекий от того что мы видим. Князь Одоевский…

Воронцов.

Г-н Веневитинов был пожалован высоким чином столь молодых лет, не знал притеснений ни в чем. Его поэтические упражнения и философические занятия поощрялись не только обществом, но и цензоры относились к его занятиям с пиететом.

Абрамшин

Пиетет цензоров не для таких натур. Натура г-на Венивитинова была крайне нервическая. Его романтизм доходил до крайности, коя и отвратила его от событий жизни человеческой и погрузила в мир грез и философских размышлений. Последние дни провел он в жестоком жару, лишь иногда открывая глаза чтобы принять опийную микстуру и снова спросить “ Перстень здесь?». Это могут подтвердит друзья его. Князь Петр Андреевич самолично надел ему перстень на руку за несколько минут до кончины его. Отец Никодим дал ему последнее причастие отпустив все грехи.

Бенкендорф

Не отвратился ли Дмитрий Владимирович Святых даров? Третье Управление крайне интересуют некоторые философические направления и брожения умов противных Православной церкви, а значит и православному Государю.

Абрамшин.

Александр Христофорович, уверяю вас, что господин Веневитинов умер как истинный христианин.

Бенкендорф

А, что Николай Михайлович, нельзя ли добыть тот перстень, если вдруг он прервал жизнь молодого поэта?

Воронцов.

Крайне затруднительно Александр Христофорович. Г-н Веневитинов положен во гроб и похоронен вместе сиим предметом. Официально разрешение получить совсем невозможно.

Абрамшин.

Многое могут прояснить бумаги, кои я изъял у своего пациента. Еще раз хочу просить чтобы эти бумаги не были показаны никому их друзей покойного, а особливо любомудрам его и особенно князю Одоевскому.

Бенкендорф

Не поклонник я философической болтовни бездельной нашей молодежи, но вы ученый, образованный человек и с таким небережением отзываетесь о сообществе этом? Князь Одоевский нынче наш пиит, философ, литератор. Государь отмечает его достоинства Поясните. Дайте ка сюда, Николай Михайлович папку эту.

Абрамшин.

Я врач, и ученый и в дела любомудров погружаться совсем не заинтересован, но мистические настроения романтических философов, что путают верх и низ и ищут в делах обыденных проход в иные сферы, мне глубоко противны.. Сочиняют сказки, а потом сами в них и верят. Вместо того чтобы обратиться к практическому разуму разрушают свой собственный. Князь Одоевский друг и наставник Дмитрия Владимировича, поощрял его нервически и мистические блуждания. Я не хочу порочить никого, я хочу чтобы вы сами прочли то, что осталось в последних бумагах Веневитинова.

Воронцов

Так как же ваш практический разум объяснит перстень, образ княгини у постели г-на Веневитинова.? Вы, Василий Львович сами себе перечите. То говорите явления необычайные, то вдруг к практичности взываете.

Абрамшин

Ваше сиятельство, говорю как на духу– я врач и смертей я видел немало, но природу смерти так и не познал. Многое видел, что объяснить не могу, но в науку объяснительную верую более мистической. Констатирую, что для излечения Веневитинова мною было сделано все, что возможно врачу сделать для пациента. Но господин Веневитинов сам себе назначил смерть и «Завещание» его уже год дожидалось своей участи. Стихи эти были писаны, после письма княгини где она просит более ее не беспокоить письмами и извещает Дмитрия Владимировича, что уезжает в Италию. Письма этого вы не найдете в сей папке.. 14 марта 1827 года, совсем накануне моего последнего к нему визита, от письма того осталась только горстка пепла на столе. Я читал письма его и записки как врач не хотя использовать то, что знал для разглашения. Читайте эти обрывки, что мне удалось собрать, да и закончим этот разговор.