Текст книги "Невместе"

Глава 34

Саша

Я еще немножко сделаю вид, что я холодная и стервозная, а потом сожру себя с потрохами и начну себя ненавидеть. Еще совсем немного, чтобы начать жизнь с чистого листа, а потом дам слабину и буду страдать столько, сколько выдержит мое сердце.

Ну или не выдержит.

Письмо писала с огромной дырой в груди, уходила, растянув ее еще сильнее, а когда прощалась с Дашей и Лешей – и вовсе сдохла внутри.

Может функционировать мертвый человек? Потому что я точно мертва, но какая-то неведомая сила изнутри все еще дает мне энергию на то, чтобы имитировать жизнь.

Мы с Алексом договорились встретиться у аэропорта, он уезжает как раз в этот же день и билет забронировал мне рядом с ним. Ладно. Мне в целом все равно. Никакой мужчина рядом больше никогда не вызовет у меня никаких эмоций.

Еду в такси и рассматриваю кольцо на пальце. Не смогла снять. В голове набатом звучали слова Тимура, что он говорил мне ночью, и я просто не могла предать его еще и в этом.

Алекс встречает меня с улыбкой, и я вежливо пытаюсь выдавить из себя хотя бы ее подобие. Он интересуется, в порядке ли я, потому что выгляжу очень бледной, а я отмахиваюсь от его слов, уверяя, что просто боюсь летать. Я не боюсь. Просто чувствую себя отвратительно. От нервов тошнит с самого утра, да и желудок сворачивается в трубочку, я черт знает сколько толком не ела.

Мы проходим все этапы регистрации до самой сдачи багажа и садимся на мягкие диванчики, чтобы передохнуть. Я, честно признаться, терпеть не могу все эти процедуры. Так выматывают…

– Александра, вы правда хорошо себя чувствуете? Вы неважно выглядите. Может, вам какую-нибудь таблетку? Вот есть отделение аптеки.

Смотрю на аптеку и понимаю, что вряд ли мне поможет хоть что-то из того, что там продается. Качаю головой. Я в порядке.

– Отойду умыться, – улыбаюсь ему вежливо и встаю. Но, видимо, делаю это слишком резко, потому что ловлю сильное головокружение и падаю обратно, еще около минуты приходя в себя.

– Саша? Вы уверены, что вам можно лететь?

– А? Да, я просто перенервничала…

– Вы не беременны? – лупит он меня словами, добивая мое и без того израненное и кровоточащее сердце. – Если да, то лететь может быть опасно…

– Я все-таки отойду умыться, – шепчу хрипло и встаю уже медленнее, чуть пошатываюсь, проходя в туалет.

Холодная вода не особо помогает, но становится капельку легче. Я чувствую себя едва ли не хуже, чем тогда на работе, когда упала и потеряла сознание. Тогда меня спас Тимур. А сейчас…

В туалет заходят две девушки, веселые и счастливые, и я невольно засматриваюсь на них и заслушиваюсь звонким смехом. Как бы я хотела чувствовать себя так же!

Одна из них становится совсем близко ко мне, и ее слишком яркий и резкий парфюм так сильно бьет мне в легкие, что я мигом зажимаю рот рукой и бегу в ближайшую свободную кабинку, опустошая и без того практически пустой желудок. Во мне чашка чая, отчего меня рвет?..

Встаю и на подкашивающихся ногах возвращаюсь к умывальникам, плоская рот прямо водой из-под крана. Мне все равно уже…

Но от неприятного инцидента в итоге становится чуть легче, только парфюм девушки все еще кажется слишком уж неприятным.

– Токсикоз? – спрашивает одна из них, улыбаясь с небольшим сожалением и поглаживая меня по спине.

Это чертово издевательство? Весь мир решил обернуться против меня?

Выхожу оттуда и прижимаюсь спиной к стене. Как мне все это надоело…

Взгляд неосознанно падает на ту самую аптеку, где Алекс предлагал купить лекарство. Ладно. Возможно, мне и правда не помешает таблетка от тошноты.

Я занимаю очередь за девушкой с ребенком примерно трех лет, они берут таблетки от укачивания, чтобы малыш легко перенес перелет.

– Что вам? – спрашивает фармацевт.

– То же самое, что ребенку, но для взрослых, – говорю ей и, пока жду свои таблетки, машинально рассматриваю витрины.

Тест на беременность. Много разных. Просто огромное количество.

Но ведь он мне не нужен. Да ведь?

– Возьмите. Что-то еще?

– И два, нет, три теста, пожалуйста. Разных.

Я ненавижу себя за это. Зачем? Зачем, зачем, зачем? Добить себя решила?

Я же знаю, что не могу быть беременной, зачем я это делаю? Увидеть одну полоску и добить себя? Для чего я вообще его попросила?

Подумаешь, голова кружится и тошнит, это же не повод… А то, что месячных давно не было, это просто чертовы нервы!

Я сжимаю эти тесты в руке и возвращаюсь в уборную, занимаю одну из кабинок и не могу заставить себя это сделать.

Зачем? Я же в очередной раз докажу себе, что недостойна этого счастья, и добью себя окончательно.

Но от запаха освежителя вдруг снова становится тошно, и я сразу решаюсь. Ладно. Я ведь не увижу ничего нового! Хуже, чем было, уже точно не будет.

Приходится повозиться с тремя тестами и с инструкциями, а еще пожертвовать крышкой от любимого тональника из сумочки, чтобы провернуть все это.

А потом я кладу сумку на колени, а тесты – на сумку. Результатом, конечно, вниз.

Просто, ну… Я не готова ведь на самом деле. И сама себе не верю. И искренне не понимаю, зачем и для чего я это делаю.

И даже зажмуриваюсь, когда переворачиваю их, а потом еще около минуты не могу открыть глаза, чувствуя, как они снова наполняются слезами.

Потому что… Я бы так хотела. Я бы так сильно хотела, чтобы все это сбылось. Я бы так сильно хотела увидеть положительный результат…

Открываю глаза.

За пеленой слез не вижу ни черта, стираю руками влагу и застываю, забывая, как дышать.

Я… боже. Господи. Мамочки мои…

Две полоски. На всех трех тестах. Такие яркие, точно как мои эмоции сейчас. Такие… Боже.

Боже мой!

Я не могу в это поверить. Это невозможно. Я же… мне же сказали, что я никогда… Никогда…

А тут две полоски. Такие же яркие, как неделей раньше я видела у Дашки на тестах и рыдала оттого, что никогда в жизни не увижу такие же.

А что мне делать? А что делать…

Дышать. Да? Да. Нужно подышать, а потом точно делать что-то еще, но я искренне не понимаю что.

Я закрываю рот рукой и начинаю громко хохотать и рыдать одновременно с этим. Возможно, я сойду с ума сейчас, но точно сделаю это абсолютно счастливой.

Все еще ничего не понимая, я бережно складываю эти тесты в одну из упаковок и прячу в сумку. Я никогда в жизни не выброшу это. Никогда и ни за что.

Выхожу. Мою руки, умываюсь, дышу.

Смотрю в зеркало. Кажется, даже щеки порозовели и губы перестали быть такими бледными.

А еще мне сразу же захотелось есть. Дико просто! Желудок подтверждает мои желания громким урчанием, и я снова хохочу, глядя на себя в зеркало.

Это правда со мной происходит? Я в последнее время ничему происходящему не верю почему-то…

Выхожу. Алекс все еще сидит на диванчике с нашими чемоданами и поглядывает на часы. Я опаздываю, да, задержалась слишком надолго. Самолет вот-вот улетит, надо срочно сдавать багаж и бежать на посадку.

– Саша! Наконец-то, время! – говорит он, вскакивая на ноги, когда подхожу к нему.

– Простите, Алекс, – говорю ему с улыбкой, не чувствуя ни капли раскаяния, – но я не лечу. Вы были правы. Мне, кажется, нельзя летать…

Разочарование в его глазах читается слишком явно, но плевать…

Он уходит, а я смотрю ему вслед и понимаю, что это точно не моя история.

Я просила намек, который бы подсказал, как правильно мне поступить, и этот намек буквально свалился мне на голову

Хватаю ручку своего чемодана и иду к выходу, вдыхая на улице как никогда вкусный воздух.

Как быть дальше? Сначала точно к врачу. Это важнее всего. Потому что ну… тест ведь не гарантия, да? Не стопроцентная. И я пока запрещаю себе радоваться во все горло, делаю это аккуратно.

Пробиваю в поисковике ближайшую клинику и вызываю такси. Записываться к своему врачу времени нет, мне бы просто сделать УЗИ, а дальше уже буду решать все по мере поступления.

Такси приезжает через пару минут, водитель забирает мой чемодан, помогая уложить его в багажник, и с чистым сердцем я сажусь в машину и еду подальше от аэропорта, глядя в окно на взлетающий самолет, в который я, слава богу, не позволила себе сесть.

* * *

Через тридцать минут я выхожу из такси у какой-то частной клиники, которая находится очень далеко от города, и прямо с чемоданом иду в регистратуру, чтобы узнать, кто меня может принять в самое ближайшее время.

– Здравствуйте, – говорю милой девушке за стойкой. Внезапно мне все кажутся очень милыми. – Скажите, есть ли свободный врач-гинеколог? Мне бы срочно…

– Одну минуту, – улыбается она и смотрит, видимо, записи на ноутбуке. – У Оксаны Николаевны через двадцать минут будет окошко, записать вас на прием?

– Да, пожалуйста!

Я даже не ожидала, что попаду к свободному врачу! Двадцать минут – это невероятный успех.

– Проходите по коридору, двенадцатый кабинет, Оксана Николаевна вас пригласит.

Улыбаюсь девушке в ответ и иду с этим огромным чемоданом к кабинету, усаживаясь рядом с ним на диванчик.

И в ожидании эти двадцать минут мне уже не кажутся такими быстрыми… Чтобы скоротать время, листаю ленту в соцсетях. У «Феникса» игра сегодня… через три часа. Интересно, Тимур будет там? Я надеюсь, что да.

Господи… Я же сделала ему так больно! Написала, ушла, бросила, оставила его…

До меня только сейчас доходит все, что я натворила. Потому что до этого момента мною руководила моя боль, а сейчас я буквально в ожидании чуда и счастья вдруг начинаю понимать, что наделала.

Из кабинета наконец-то выходит девушка, и я слышу голос врача, который приглашает войти.

Очень приятная и красивая женщина встречает меня с широкой улыбкой, приглашает присаживаться и просит рассказать, что меня беспокоит.

А меня уже ничего не беспокоит! Вообще, кажется…

– Я сделала тест, – говорю ей. – Три. И на всех трех по две яркие полоски. Меня тошнит еще сегодня, но это, наверное, от нервов, я… Понимаете, я просто в семнадцать лет узнала, что не могу иметь детей от множества операций на яичниках, а тут…

– Не волнуйтесь! – Она накрывает мою руку своей, и это действительно немного успокаивает. – Вы наблюдались все это время, после диагноза? Он подтверждался?

– Если честно, я так много работала последние пару лет, что как только перестала попадать в больницы по «скорой», перестала туда ходить.

– Оральные контрацептивы принимаете?

– Уже нет, последний раз тоже около двух лет назад.

– Незащищенный секс был? Беременность возможна, если отбросить ваши догадки по поводу диагноза?

Киваю. И почему-то краснею, как маленький ребенок.

– Мне все понятно, – улыбается она и делает какие-то пометки. – Давайте сразу сходим на УЗИ, а потом уже будем решать, что нам делать дальше, да?

Киваю снова.

Она ведет меня по коридору почти до конца, заводит в кабинет УЗИ и просит медсестру помочь ей провести исследование.

Я укладываюсь на кушетку, сердце тарахтит в груди чересчур сильно, мне так страшно и волнительно, боже…

– Бояться запрещается, – говорит мне Оксана Николаевна. Восхитительная женщина! Я уже в нее влюблена и готова кататься на осмотры к ней хоть каждый день. – Маша, начинай.

– Так, у нас тут совершенно точно есть беременность, – говорит она, и я выдыхаю, чувствуя, как по виску катится слеза.

Все. Мне больше ничего слышать не надо, ничего больше. Этих слов уже достаточно для счастья.

Они там что-то еще говорят, что-то замеряют, я не понимаю ни единого слова.

– Беременность около четырех-пяти недель, – выдает она, и я округляю глаза. Чего?! Это… я забеременела в самый первый наш секс? В самый первый… И всю ту боль, что мы с ним пережили, внутри меня уже был наш малыш? – Мамочка, да тут двойное счастье!

– Что? – не понимаю, что она говорит, и переспрашиваю.

– У вас двойня, – говорит она, и я замираю. А? Что… – Разнояйцевые, двойняшки, близнецами не будут. Сердечки послушаем…

Она так сосредоточенно смотрит в экран и так просто говорит обо всем, что я теряюсь даже. Потому что внутри меня что-то просто немыслимое!

Я смотрю в глаза Оксаны Николаевны, которая стоит рядом с медсестрой, и у нее они тоже на мокром месте. После тех бездушных врачей, что мне попадались, она кажется просто волшебницей, феей!

По кабинету разносится стук сердечек. Двух. А мое, кажется, замирает от этого и вовсе.

Я ведь даже запрещала себе мечтать…

И снова рыдаю, закрывая руками рот, но только в этот раз от бесконечного счастья.

Они снова говорят. О том, что развиваются дети в срок, что никаких патологий не видно и что-то еще, что я снова не могу услышать и понять из-за вакуума в своей голове.

Это не объяснить словами. Нет даже названия того чувства, что я испытываю сейчас. Его просто не существует. Оно только мое и ничье больше.

Они отдают мне снимки УЗИ, и я любуюсь ими, поглаживая пальцами двух крошечных человеков, которых видно очень отчетливо.

Я все еще не могу поверить, но я уже так сильно люблю их.

И мне срочно нужно рассказать о них их папе. Самому лучшему папе в мире.

И даже если он не простит меня за все мои косяки, даже если не сможет быть вместе со мной, у нас навсегда будет наше счастье. Я сделаю все, чтобы беременность была наполнена только счастьем. Я не упущу этот шанс.

В кабинете Оксана Николаевна еще проводит осмотр, потом задает много вопросов, я на них отвечаю и ловлю себя на мысли, что держу руку на животе, словно оберегая моих малышей от всего вокруг происходящего.

– Как это возможно, Оксана Николаевна? – спрашиваю у нее, когда она пишет мне заключение и рекомендации. – Я ведь не позволяла себе даже надеяться.

– На самом деле диагноз был поставлен ошибочно. У вас были повреждения после операций, а потом вы не наблюдались у врача. Но предположу, что занимались спортом и питались правильными продуктами, а это тоже положительно влияет на гормональный фон женщин. Ну и… чудеса случаются, – улыбается она, и мне вдруг кажется, что я эту улыбку где-то уже видела. – Жених, наверное, чудесный у вас, да?

– Самый лучший, – отвечаю ей правду и снова касаюсь пальцами кольца.

– Держите, – протягивает она мне несколько скрепленных степлером листов. – Прописала витамины, написала дату следующего визита. Можно ко мне, можно к другому врачу, не важно. Быть осторожной! Чудеса случаются, но в любом случае ваши операции не прошли без следа, просто нужно беречь себя, не волноваться и быть счастливой мамочкой. Гулять, смеяться, целоваться, радоваться, спать, отдыхать. Пока это все, что от вас требуется.

– Спасибо вам огромное. – Забираю заключение и выхожу в коридор, только через пару шагов понимая, что забыла в кабинете чемодан, вот растяпа!

Возвращаюсь обратно, хватаюсь за ручку двери, открываю ее, но тут же зависаю.

На двери написано «Сабирова О. Н.».

Это совпадение или…

Тимур говорил, что его мама гинеколог. А улыбка этой прекрасной женщины показалась мне знакомой!

– Оксана Николаевна, а ваш сын… – говорю я, делая шаг в кабинет, но она меня перебивает, стирая со щек слезы.

– Мой, – кивает и встает, подходя ко мне. – Я тебя сразу узнала. Он присылал мне фотографии, я просто смущать тебя не хотела.

О боже… Этот день не мог стать еще восхитительнее.

Она меня обнимает, и я с огромным удовольствием обнимаю ее в ответ.

– Спасибо вам огромное. За сына большое спасибо!

– Тебе спасибо, Саша. Он очень тебя любит.

– Я знаю, – киваю, отстраняюсь и вытираю очередную порцию слез. Я всегда теперь буду так много плакать? – Я поеду к нему. Мне так много нужно ему рассказать!

– Привет передавай, – смеется она. – И приезжайте в гости.

– Обязательно!

Обнимаю ее еще раз, забираю чемодан и с полной грудью счастья выхожу на улицу, вызывая такси.

Отсюда до ледового ехать полтора часа без пробок, так что должна быть точно к игре.

– Ну что, солнышки, – прикладываю руку к животу и говорю негромко, – поехали к папе?

Глава 35

Тимур

Настроение в ноль просто. Пока ехал к ледовому, даже злость прошла. Нет, я, конечно, не собираюсь останавливаться и опускать руки, но просто эмоции шкалят то туда, то сюда.

У комплекса меня встречает Леха. Не хочу я ни с кем обсуждать, ну…

– Сабир, – останавливает он меня, – ну что там?

– Самолет улетел, не успел я. Взял билет на следующий, в полночь вылет. Буду искать, возвращать.

– Там Дашка винит себя до истерики, – хмурится он. – Мы… короче, мы беременны, – он говорит это хмуро, но таким счастливым голосом, что я сам невольно улыбаюсь.

Я рад за друга. Правда. За их семью рад. И я не буду страдать по каждой такой новости. Мне прежде всего нужна Саша. Очень нужна.

– Поздравляю, Леха! Где счастье, где улыбки, ну? – хлопаю его по плечу.

– Просто Саня к ней приехала как раз, когда Дашка узнала. И та корит теперь себя.

– Ей надо быть счастливой и радоваться, а не корить себя. Набери сейчас же, пусть приезжает на игру, заряжается позитивными эмоциями, а потом повезу всех пузатых девчонок команды кормить вкусной едой в ресторан. А Саню вернем. Кроме моего косяка, тут больше нет никакого.

Ухожу внутрь и чувствую, что настроение снова немного приподнимается. Я сам как будто беременный, черт возьми, то психую, то радуюсь.

Переодеваюсь, выхожу на раскатку, стараюсь сосредоточиться только на игре. Я все равно сейчас бессилен, ровно до момента отлета в моих руках нет абсолютно ничего, поэтому надо сосредоточиться и вырвать эту победу зубами вместе со всей командой.

Но мысли все равно временами цепляются за Сашку. Я волнуюсь за нее. Я скучаю. Я злюсь на нее, черт возьми!

Из-за этого после раскатки чуть срываюсь на игроке другой команды, когда мы освобождаем для них лед и сталкиваемся с ними в коридоре.

Он не нашел в себе силы убрать клюшку с прохода, а я нашел в себе силы сделать это грубее, чем стоило бы.

И, конечно же, это аукнулось в первом периоде.

Тот цепляет меня каждый удобный момент, повышая злость в моем теле до максимума. Меня взрывает, изнутри все кипит, и куда-то срочно надо деть эту злость, но период заканчивается, что идет ему только на пользу. Счет на табло все еще нулевой, Палыч за это песочит нас в перерыве, а когда я выхожу на второй период, неосознанно ищу глазами Саню. Как будто она каким-то чудом может быть здесь. Не улетела, приехала и стоит смотрит.

Но… ее нет. Конечно. И этот факт меня снова заряжает на злость. Пора пить таблетки, я становлюсь ненормальным просто.

В середине второго периода тот придурок снова меня цепляет, но только в этот раз все заканчивается дракой.

Палыч придушит меня за это, честное слово, и я получаю удаление на две минуты, подставляя команду.

Смотрю за игрой, считаю секунды до возвращения на поле, прохожусь взглядом по трибунам и на пару секунд думаю, что сошел с ума.

Потому что я точно вижу Сашку.

Красивую, счастливую, улыбчивую.

И смотрит она… на меня.

И я смотрю. Потому что не могу не смотреть. Никогда не могу отвести взгляда.

Но что она тут делает? Она же улетела… Я лечу за ней в полночь вообще-то!

Это точно она? Может, меня припечатали слишком сильно и у меня теперь галлюцинации?

Но нет. Это она. Машет мне рукой так счастливо, словно ничего между нами ужасного не происходило, и я так залипаю, что чуть не пропускаю момент выхода на поле.

И понимаю, что без нее, без ее поддержки не мог играть. Точно как не мог играть раньше, когда она присутствовала на трибунах.

Теперь я ее чувствую. Кожей, душой и сердцем.

И последний орган, оказывается, у меня тоже есть. Хотя в последнее время он не подавал признаков жизни.

И наконец-то я беру себя в руки! Одного понимания, что она тут, мне достаточно для того, чтобы собраться.

Со второго периода мы выходим с преимуществом в одну шайбу, а в третьем забиваем еще две. Вторую – Леха, а третью – я с его передачи. И потом сразу же ищу глазами Солнцеву, замечая ее счастливую в объятиях своей лучшей подруги.

И я снова начинаю дышать. Полной грудью.

* * *

Когда игра заканчивается, я хочу сбежать от этой суеты к своей Сашке. Мне слишком многое надо ей сказать, но одно понимание того, что она не улетела, а пришла ко мне, уже дает надежду на светлое будущее.

Я подъезжаю к бортику, у которого стоит она, пробравшись к лавкам игроков, и встаю точно напротив, по привычке глядя точно в глаза.

Красивые, сияющие, мои любимые голубые глаза.

– Не улетела, – шепчу, но точно знаю, что она услышит даже среди сумасшедшего шума. Кивает головой, подтверждая мои слова. – А я билет купил, – усмехаюсь. Стягиваю с себя шлем и перчатки, бросая те на лед. – В полночь за тобой лететь собирался.

– А я тут, – тоже шепчет. Я на коньках еще выше обычного, чем она, поэтому мне приходится чуть наклониться и опереться локтями о борт, чтобы ей не пришлось так сильно задирать голову. – Мне твоя мама просто летать запретила, знаешь…

– Что? – пытаюсь понять, правильно ли я расслышал все ее слова. При чем тут моя мама и когда они успели увидеться, чтобы она запретила ей летать? – В каком смысле? Моя мама?

– Ага, – веселится Сашка, широко и счастливо улыбаясь. – Такая прекрасная женщина. Просила тебе привет передать.

Мы как два идиота стоим у этого бортика и общаемся шепотом, когда вокруг происходит какая-то вакханалия. Команда празднует победу, девчонки уже давно на льду со своими мужиками, а мы стоим тут в своем мирке и пытаемся понять друг друга. Даже не целуемся! Хотя капец как хочется.

– Привет от мамы? Сань, я не в силах разгадывать ребусы.

– Я была у нее в клинике. Случайно попала. Ты же говорил, что мама хороший гинеколог и мы можем к ней обратиться? Ну и…

– И что сказала мама? – замираю. То, что Саша пошла к врачу, это уже достижение.

– Ну она сказала, что случай не безнадежный. И что у меня волшебный жених. И вот надавала кучу разных бумажек, посмотришь? – вручает она мне распечатки, как будто я в них что-то понимаю.

Но смотрю. Наверняка даже с умным видом.

– Пациентка Солнцева, бла-бла, двадцать три года, жалоб нет, тра-та-та, беременность четыре-пять недель, патологий не выя… Стоп. Что?

Поднимаю на нее глаза, а она вся счастьем светится.

Не понял.

Перечитываю.

«Беременность четыре-пять недель». Перелистываю. Снимок УЗИ…

– Саш, это что? – с трудом выдавливаю из себя несколько слов, пытаясь собраться из кусочков, на которые я разлетелся.

– Это – наши дети, – говорит она гордо, но глаза снова наполняются слезами. – А это, – показывает она пальцем как раз на слезы, – гормоны!

– Дети?

– Дети, – снова кивает. – Ты абсолютно точно волшебный не только потому, что я беременна. А еще потому, что мы с тобой ждем двойню, Тимур.

Это… как? Что? Что мне делать? Что делать мне сейчас со всем этим?

Я чувствую сразу все. Сразу все эмоции мира чувствую, такое возможно вообще?

Меня трясет. Просто колотит, словно я привязан к электрическому стулу и меня лупит разрядами раз за разом.

– Сашка! – шепчу ей, хватая лицо в ладони. – Сашка моя! Господи… Я думал, умру от счастья, когда увидел, что ты здесь. Но ты снова сумела меня удивить еще сильнее. Я не знаю, что делать сейчас, лопаюсь от эмоций.

– И я тоже, – шепчет она доверчиво, а потом прижимается к моей груди и обнимает крепко-крепко. – Прости меня, хороший мой, прости за все, что я творила! Мне так перед тобой…

– Не-не-не, – отрываю ее от себя и кладу палец на губы. – Никогда моя женщина, а тем более беременная женщина ни перед кем не будет извиняться. Ясно тебе?

Она хихикает и кивает, снова стирая слезы.

А я, черт возьми, так счастлив!

Подхватываю Солнцеву на руки и кружу ее, аккуратно передвигаясь по льду, потому что мне хочется выплеснуть все эмоции, что так долго копились внутри.

Она верещит на моих руках, хохочет, обнимает за шею крепко и прижимается губами к моим, когда я останавливаюсь посреди льда и осматриваю всех, кто нас окружает.

Вся моя семья. Команда, которая стала семьей. Парни, которые стали лучшими друзьями, поддержкой и опорой. Тренер, который стал лучшим наставником не только на льду.

Коротышка, как всегда, пришла к Саве, катается на его спине и довольно смеется. Именно на их свадьбе я впервые увидел Сашу и понял, что пропал в ней целиком и полностью.

Колосовы совсем уже пузатые, Егор станет самым первым батей в этом году, но точно не последним. Стоит у бортика и вяжет на шее Алиски шарф, чтобы та не замерзла.

Коваль, как всегда, трется около Оли, и мелкий с ними, они крутая семейка. Если у нас будут пацаны, ну или один пацан хотя бы, отдам его тоже в хоккей. С таким тренерским составом, как Сава и семейство Ковалевых, он точно добьется успехов.

Серый с Аленкой вообще как показатель идеального терпения. Что творилось между ними на сборах, только тупой не помнит, но выстояли, пережили, счастливо стоят, целуются.

И Леха с Дашей… Они точно моя вторая семья. Наша семья. Леха стал лучшим другом за считаные дни, и его отношение к моей Сашке подкупает меня очень сильно. Его Дашка – поддержка моей ненормальной, но такой любимой Солнцевой. Вместе со мной они добивались ее расположения, и вот мы дошли до того, что есть сейчас у нас.

Я. Воскресший из ада, кажется, в котором находился последнюю неделю, а на руках счастливая Сашка, внутри которой два наших ребенка.

«Феникс» стал больше чем семьей. Он стал настоящей историей, которая, я точно уверен, еще не завершена.

Конец