Текст книги "Жажда любви"

И хотя в деревце не попала, все же лепешка приземлилась куда дальше, чем все те, которые бросал Деймон.

– Как, черт возьми, вам это удалось? – ахнул он, чем привел ее в восторг.

– Ваша сестра может быть лучшей шахматисткой в обеих странах, – объявила она, стаскивая грязные перчатки, – но я претендую на титул лучшей метательницы коровьих лепешек.

– Он ваш. Но где вы так натренировались, леди Роберта?

– Никаких тренировок! – широко улыбнулась она. – Всего лишь способность трезво оценивать ошибки предшественников.

– Будь оно все проклято! – фыркнул Деймон, поднимая с земли такой же диск. И очередная лепешка наконец-то упала в воду. – Все же вы догадались первая, – со всей справедливостью заметил он. – Думаю, мы очистили место для коврика, не так ли?

– А я думаю, что нам следует пройти через рощицу и узнать, каковы успехи Тедди в плавании.

– Не хотите отдохнуть со мной в тени деревьев и попрактиковаться в поцелуях? Я мог бы прочитать вам стихи и напоить вином.

– Видите ли, за всю жизнь я слышала слишком много поэзии! – сухо бросила она.

– А… но это, при всем моем почтении к вашему отцу, несколько другой род поэзии. «Прошу, живи со мной и будь моей любовью. Ты станешь лютиком моим, а я твоим укропом», – с пафосом прочитал он.

– Не желаю я быть вашей любовью, а тем более лютиком, – хихикнула Роберта.

– Могли хотя бы попытаться, – обиделся Деймон и, обняв ее за талию, прижал к старой яблоне так неожиданно, что Роберта даже растерялась. Его губы так и манили к поцелуям, но…

– Вы действительно пытаетесь меня соблазнить?

– Разумеется, – заверил он, припав к ее рту.

– От вас пахнет коровьими лепешками!

– Я мог бы то же самое сказать о вас.

– Не смейте! Предпочитаю думать, что я благоухаю розами.

– Предпочитаю представлять вас обнаженной, – хрипло пробормотал он под аккомпанемент птичьего хора.

И она позволила поцеловать себя. Почему бы нет? Он, конечно, повеса и распутник, но очень мил.

Она расслабилась в его объятиях, приоткрыла губы и ощутила, как его язык скользнул ей в рот. Началась игра, от которой сильно забилось ее сердце. Роберта потянула ленту, связывавшую его волосы, и на руку упали волны тяжелого шелка. Совсем как прошлой ночью…

Его поцелуи становились все более страстными. Он завладел ее ртом, так что их языки сплетались. Его губы были жаркими и восхитительно полными. Она лизнула нижнюю, и он издал звук, похожий на приглушенный стон.

Все это было так странно, что Роберта отстранилась и взглянула на него. Но это оказалось ошибкой. Куда девалось обычное приветливое дружелюбие Деймона? Он притянул ее к себе так резко, что она задохнулась, и яростно впился губами в губы. И так сильно прижал ее к древесному стволу, что она ощутила каждый упругий изгиб его тела.

– Осторожнее! – охнула она. – Это дерево очень жесткое.

– Мы могли бы лечь.

– Ни за что!

– В таком случае я должен защитить вас от этих ужасных древесных бугров, – прошептал он, проводя ладонью по ее попке и снова прижимая к себе. Оказалось, что и у него немало своих бугров, и его тело с лихорадочным восторгом приветствовало каждый.

Она совсем ослабела и чувствовала себя ужасно глупенькой, способной прильнуть к нему и взвизгнуть «возьми меня» или что-нибудь столь же дурацкое.

Этого смутного предположения оказалось достаточно, чтобы привести ее в себя.

Роберта снова отстранилась, и на этот раз он отпустил девушку, опершись руками о дерево по обе стороны от ее головы. Поцелуи превратили ее в нечто хрупкое и деликатное, в ту женщину, которой она не была и никогда не будет.

– На этот раз вы пытаетесь меня обольстить? – требовательно спросил он. – Потому что, черт возьми, вы почти добились успеха. Раньше я бы поостерегся вести себя таким образом с незамужней молодой женщиной.

– Ничего подобного. Никого я не обольщаю! – запротестовала она. У него не было права выглядеть таким шокированным при мысли о том, что она может превратиться в обольстительницу. – И вы прекрасно знаете, что это так и есть!

Деймон выпрямился:

– Потому что вы влюблены в Вильерса, верно?

– Помимо всего прочего, – процедила она, расправляя юбки.

– Но… но если бы вы не были влюблены, все равно не попытались бы меня обольстить? – немного растерялся он.

Роберта взглянула в его лицо. Лицо, выражавшее полнейшее недоверие к ее словам. Он стоял перед ней, высокий, стройный, в белой рубашке, с волосами, взъерошенными ее пальцами.

Она заразительно рассмеялась.

– Я заставлю вас замолчать поцелуями! – пригрозил он. Роберта мгновенно отрезвела.

– Просто… видите ли, Деймон, когда-нибудь вы сами влюбитесь и поймете, что я имела в виду. Вы ужасно красивы и очень милы, забавны… и так далее. Только предназначены вы другой. Не мне.

– Мил и забавен?

Он рассеянно провел ладонью по волосам, чем еще больше их спутал.

– Черт возьми, что случилось с моей лентой?

Роберта подняла ленту и молча наблюдала, как он откидывает назад волосы и связывает их лентой. Такая прическа ему шла. Подчеркивала высокие скулы.

– Вы никогда никого не любили? – спросила она.

– Конечно, любил, – хмыкнул Деймон. – Много раз.

– Нет. По-настоящему.

Деймон натянул жилет.

– Разумеется, девушка. Моей первой любовью была некая Сьюзен, должен заметить, прелестная особа.

– Кто-то из деревни? – предположила она, представив молодого парня в объятиях грудастой трактирной служанки.

– Дочь лорда Кендрика, – сообщил он, надевая камзол. – Вышла за сквайра и живет в провинции.

– В самом деле? И она отвечала на ваши чувства.

– О да, еще бы!

– Ну, в таком случае…

– Не менее недели. Послала мне письмо, буквально вымоченное в духах, что и привело к трагическому финалу, поскольку наш дворецкий уведомил отца, что я получаю корреспонденцию от леди. Родитель положил конец нашей дружбе.

– Боже! Он не хотел, чтобы вы женились на своей Сьюзен?

– Мне было четырнадцать, – ухмыльнулся Деймон. – А отец уже обручил меня, хотя бедняжка умерла, прежде чем дело дошло до свадьбы.

– Сколько же лет было Сьюзен?

– Пожилая женщина семнадцати лет.

– Весьма самонадеянно с вашей стороны.

– Обещаю следить за Тедди орлиным взором. Кстати, о Тедди…

Они зашагали по морю лютиков к небольшой рощице узловатых деревьев и были уже на полдороге, когда Деймон внезапно сказал:

– Вы так и не объяснили, почему не стали бы соблазнять меня, даже если бы на сцене не появился Вильерс.

– Потому что я намереваюсь выйти замуж. И в отличие от Сьюзен у меня достаточно здравого смысла, чтобы понять: вы для меня неподходящая партия.

– Мне уже далеко не четырнадцать. У меня есть титул и средства. Неужели меня можно назвать неподходящей партией?

По какой-то причине ей захотелось ободрить его, хотя разговор был явно шутливым.

– Вы очень красивы. И прекрасно умеете целоваться.

– Спасибо за комплимент, – ухмыльнулся Деймон. – Но… Роберта пожала плечами.

– Ведь это вы не желаете на мне жениться, – сказала она, ускорив шаг, потому что впереди сверкнуло солнце.

– Ну, в таком случае… – пробормотал он и, снова прижав ее к дереву, стал целовать. Яростно. Исступленно. В поцелуях Деймона не было ничего родственного, забавного или милого.

Сначала она пыталась отбиваться. Неужели ему настолько безразлично, что она выходит за другого?

Но Деймону нужно было непременно утвердить свое господство над ней. Повелитель собственного королевства и так далее. И невозможно сопротивляться, когда он…

Но тут все мысли вылетели у нее из головы. Его пальцы обжигали ее спину даже сквозь ткань платья.

Кроме того, он опять притиснул ее к стволу с такой силой, что Роберте стало трудно дышать. Она смутно сообразила, что, очевидно, это часть мужской стратегии. Стратегии будущего соития, если можно так сказать.

Прекрасно.

Ей это понравилось.

Роберта начала извиваться, и дыхание Деймона стало тяжелым и прерывистым.

«Ага!» – торжествующе подумала она и повторила эксперимент.

Тот факт, что платья Джеммы были чересчур тесны, выяснился немедленно, когда Деймон положил ладонь на тугой холмик, выпирающий из выреза. Корсаж мгновенно расстегнулся и сполз вниз, увлекая за собой корсет, оставив грудь открытой его ласкам.

Роберта поняла, что сейчас самое время остановиться.

По какой-то причине Деймон стремился целовать… и не только. Он вообще вел себя так, словно хотел совратить ее… ладно, она готова признать, что он действительно хотел совратить ее. Но Деймон не тот человек, которого она любит.

Поэтому Роберта резко отстранилась.

Из его горла снова вырвалось нечто вроде стона:

– Это было… чудесно.

– Вам действительно нравится целовать женщину, мечтающую о другом мужчине? – почему-то рассердилась она.

Деймон на секунду замер:

– Полагаю, что нет. Особенно если вы действительно думаете о Вильерсе. Вся эта страсть к шахматам. Все эти седые волосы. Нет, спасибо. Мне нравится цвет моих волос, и я нахожу шахматы смертельно скучными. Разве не так?

– Я никогда не играла в шахматы.

Деймон содрогнулся:

– Мой отец заставлял нас с Джеммой часами просиживать за доской. А ведь мы были совсем детьми. Мне было очень трудно выучить, как ходит каждая фигура. И все вертится вокруг королевы, которую… – Он лукаво усмехнулся. – Которую я в отличие от Джеммы нахожу неприятной и утомительной.

– Я научусь играть.

– Нет смысла. Вильерс не играет с новичками. Для этого он слишком хороший шахматист. И он терпеть не может неумех и глупцов.

– Я придумаю способ заинтересовать его, – упрямо настаивала Роберта.

Он только улыбнулся, но ничего не сказал. На память Роберте пришла история одной из отцовских содержанок.

– Мы будем играть голыми! – воскликнула она.

Деймон остановился как вкопанный:

– Роберта Сент-Джайлз!

Роберта расплылась в улыбке, показывая кокетливые ямочки на щеках.

– Истинный потомок Ривов, – объявила она и, гордо взмахнув головой, шагнула вперед.

Оказавшись на берегу, они обнаружили, что Тедди резвится в воде как рыба, а мистер Каннингем, к своему несчастью, свалился в реку.

– Знаете, что я нашел? – завопил Тедди при виде вновь прибывших и, выскочив на берег, показал всему миру свою болтающуюся писюшку. Не обращая ни на что внимания, он подбежал к Роберте, разжал пальцы и показал свою находку.

– Сокровище? – спросила она. До чего же красивый малыш! Унаследовал от своего папаши рыжеватые волосы, только глаза гораздо темнее и усеяны янтарными искорками.

Сокровище оказалось гладко обкатанным осколком бутылочного стекла.

– Хм-м… – пробормотала Роберта.

– Как, по-вашему, это красиво? – спросил он.

– Не особенно. А по-твоему?

– Да, потому что смотрите: вот она, звезда! Прямо здесь! Он ткнул пухлым пальчиком в стекло. Роберта нагнулась – и точно: в самой середине была выгравирована крохотная кривая звездочка. Она хотела было скептически усмехнуться, но передумала.

– Это действительно красиво.

Тедди широко улыбнулся, и она заметила отсутствие нескольких зубов, что придавало ему особую привлекательность.

– Полагаю, прежним его владельцем был контрабандист, – объявил он. – Да, именно так я и полагаю.

– Но откуда взялась звезда?

– А вот это тайна, – прошептал он, прежде чем убежать.

Глава 16

Каждый раз, принимая ванну. Джемма думала о шахматах. Только однажды, шесть лет назад, любовник-француз тоже лег к лег к ней в ванну, чем отвлек ее внимание, но обычно удовольствие от купания в теплой воде и шахматы были неразрывно связаны.

Мысленно проиграв одну из их партий, Джемма откинула голову на бортик ванны и пошевелила пальцами ног. Она снова победит его. Вероятнее всего, муж годами не брал в руки шахмат. Если, конечно, его любовница не увлекается игрой.

Впрочем, неизвестно, существует ли она в этом качестве до сих пор? Насколько верен ее муж женщинам? Может, он обладает похвальной, хоть и не слишком умной привычкой много лет содержать одну и ту же любовницу? Или сменил ее на более свежую и молодую?

От этих мыслей Джемме вдруг стало грустно – глупая эмоция, – и поэтому она тряхнула головой, приходя в себя.

– Брижитт, ты успела потолковать с кем-нибудь из лакеев Вильерса?

Брижитт ответила лукавой, торжествующей улыбкой истинной француженки, которая питается за завтраком такими типами, как жалкий английский лакей.

– Я познакомилась с неким Джозефом. Он не так уж плох. Рыжеволос, что моя матушка всегда считала меткой Каина. Но не так уж плох. На следующей неделе он ведет меня на прогулку в увеселительные сады, где я задам ему все нужные вопросы.

– Ты великолепна! Желаю тебе насладиться прогулкой.

– У него широкие плечи, – заметила Брижитт. – Но у меня не слишком приятная новость. Дворецкий, тот грубиян с отвратительным именем… Фаул, кажется, просил передать, что он получил несколько просьб раскрыть подробности ваших шахматных партий.

– Партий с Вильерсом и моим мужем?

– Да, именно. Просьбы исходят от различных газет, а также от клуба «Уайтс». Просители предлагают Фаулу неплохие деньги, если он каждый день будет сообщать им о положении на шахматной доске.

Джемма порывисто села.

– Понимаю.

– Конечно, Фаул не может сделать этого без моей помощи. И, откровенно говоря, я сказала ему, что без вашего разрешения ничего не выйдет. И что герцогиня одновременно играет несколько партий. Причем все держит в голове. Ба! Этот глупец ничего не понимает в шахматах!

Джемма призадумалась. Есть только одна причина держать информацию при себе: боязнь скандала. Элайджа не вынесет, если матчи будут комментироваться прессой или если члены известного клуба «Уайтс» начнут делать ставки на победителя.

– Боюсь, что не смогу ничем помочь. Прости, Брижитт. Я знаю, что газеты хорошо заплатили бы за информацию, – пробормотала она наконец.

Брижитт философски пожала плечами:

– Думаю, большую часть все равно забирал бы Фаул. Кроме того, я пока что занята Джозефом. Он не даст мне замерзнуть!

С этими словами она многозначительно подмигнула.

Глава 17

13 апреля

Второй день шахматных матчей Вильерс – Бомонт

Бомонт-Хаус

На следующее утро Элайджа проснулся с первыми лучами солнца и едва не застонал вслух, припомнив все детали вчерашнего дня. Он уселся на край кровати и сжал руками голову. Правда заключается в том, что он не премьер-министр– и никогда им не будет. Он всего лишь один из свиты премьера. Что-то вроде советника. О, весьма нужного и полезного, это признает всякий. Человек, одержимый идеей, в расцвете сил и способностей. Только вот с самого октября этот расцвет явно пошел на убыль.

В палате лордов шло заседание. Он держал речь, обличая безумие тех, кто готов согласиться с требованиями Фокса. Перед ним расстилалось море белых париков, под которыми гримасничали маленькие лица с шевелившимися губами: обладатели париков болтали с соседями, слушали их, слушали его… таков уж был обычай. И все же он упорно добивался своего, повторяя доводы в четвертый или пятый раз, поскольку обнаружил, что никто не обращает внимания на слова, произнесенные впервые, а иногда и в пятый раз…

А потом ему вдруг показалось, что маленькие гримасничающие лица под париками исчезают, оставляя только ряды и ряды париков. Он моргнул и продолжал речь, но парики все увеличивались в размерах, пока лиц не осталось совсем. И тут, к его величайшему облегчению, все погасло.

Он был благодарен за это. Потому что нет ничего неприятнее, чем держать речь перед висевшими в воздухе париками.

С того утра прошло почти полгода. Палата разошлась на парламентские каникулы и собралась снова. Он не давал поводов опасаться, что снова лишится сознания, хотя Питт, похоже, наблюдал за ним с плохо скрытым беспокойством.

А ему все мерещились парики без лиц и крошечные болтающие рты под ними. Тревожило и то, что отец умер в тридцать четыре года. Значит, если сыну суждена та же участь, до смерти остался всего один год.

В комнату вбежал камердинер.

– Внизу ужасный беспорядок, ваша светлость, – объявил он.

Элайджа прекрасно сознавал, что без докладов Викери не имел бы ни малейшего представления о том, что творится в его доме, хотя до появления герцогини эти доклады ограничивались коротким описанием люмбаго повара или неприятной привычки второго лакея прикарманивать серебро.

– Тедди?

– О нет, самого дьяволенка нет дома, – рассмеялся Викери. – Его сиятельство нанял няню, присланную сегодня бюро по найму прислуги, и она увела парня в парк. Правда, не только я, но и мы все сомневаемся, что она выдержит. Уж очень она правильная и чопорная. А мастер Тедди прямо-таки обожает поговорить о всяких непристойностях, если ваша светлость меня извинит.

– Так из-за чего вся суматоха, если Тедди тут не замешан? Или нам предстоит еще один бал? – поинтересовался герцог.

– Отец леди Роберты прислал письмо с известием, что приезжает сегодня днем. Знает ли ваша светлость, что его прозвали Безумным Маркизом? А у вас сегодня обед с королем и мистером Питтом. А до этого – совещание. Да, и днем…

– Комитет по упразднению привилегий. Далее – «Сирин компани», суконщики, в их здании, на Минсинг-лейн.

Викери, будучи неисправимым снобом, презрительно фыркнул:

– Зачем они вам? Зряшная трата времени! Обошлись бы и кем-то пониже рангом.

– Они боятся, что их рабочих отправят в работный дом, – устало пояснил Элайджа. – Боятся, что сыроделы начнут ткать собственный муслин и отнимут у них часть бизнеса. Короче говоря, они боятся.

– Вот и боялись бы без лишнего шума, – уничтожающе хмыкнул Викери, уже успевший приготовить ванну. – Извольте купаться, ваша светлость.

– Зачем приезжает отец леди Роберты? – спросил Элайджа, входя в воду. Викери опрокинул ему на голову кувшин теплой воды.

– Не могу сказать, – пожал плечами камердинер, хотя Элайджа понимал, что это всего лишь ложная скромность и слуга всегда найдет способ выразить свое мнение. – Думаю, он собирается немного погостить, ваша светлость.

Элайджа прикрыл глаза, пока Викери намыливал ему волосы жидким мылом с запахом флердоранжа. Это было его единственной слабостью: дамское мыло и дамская привычка мыться каждый день. Иногда герцог думал, что без этих минут покоя и тепла он не смог бы выдержать ежедневной рутины.

– А после суконщиков вы приедете домой? – поинтересовался Викери, принимаясь смывать мыло.

– Нет, – немного помолчав, ответил Элайджа. – У меня еще группа американских дипломатов, с обсуждением мирного договора. Я не могу пропустить встречу.

Викери прошипел нечто ехидное по адресу выскочек колонистов. Элайджа не слишком прислушивался, зная, что общий смысл высказывания таков: он доработается до безвременной смерти.

Странная мысль.

Смерть.

Или смерть во время работы.

Сердце его отца остановилось на полуслове, когда отец что-то оживленно говорил. По крайней мере боли тот не испытал. Его обморок тоже был безболезненным. Минуту назад он стоял перед рядами париков без лиц, а в следующую – очнулся, когда потерявший голову клерк облил его холодной водой. Наверное, и его кончина будет такой же: на полуслове, без времени на сожаления или раскаяние… от света во тьму.

Последнее время в голове все чаще звучал мятежный голосок. Элайджа очень боялся, что голосок твердит о том, как прекрасно проводил время отец перед смертью.

– Наверное, в городе много говорят о пристрастии герцогини к шахматам? – спросил Элайджа, ощущая неестественную усталость.

Викери пустился в описание скандалов, связанных с различными матчами, в которых участвовала герцогиня.

– Ходят слухи самого разного рода, ваша светлость. От присутствия в доме незаконного сына лорда Гриффина до непристойного украшения стола.

– Но она была прилично одета и изображала Елену Прекрасную, – запротестовал Элайджа. – Кто может расстраиваться из-за этого, если только ее песни не посчитали постыдными?

К несчастью, как обнаружил Викери, в конце вечера Елена Троянская добровольно разделась, оставшись в костюме Евы.

– Правда, уже почти рассвело и гостей осталось мало, – добавил он. – И она была весьма искусно раскрашена. Говорят, даже к груди были приклеены жемчужины. Фаул сказал, что от такого зрелища у него началось сердцебиение, но лакеи были более снисходительны, если понимаете, о чем я.

Элайджа снова расслабился.

– А герцогиня знает? Она была там?

– О нет, ваша светлость, – заверил Викери. – Она уже удалилась к себе. Как я уже говорил, было очень поздно.

Элайджа тяжело вздохнул. Вот вам и еще один скандал! А теперь тут откуда-то взялся Безумный Маркиз!

Сокрушенно покачав головой, он встал и потянулся к полотенцу.

Элайджа пригладил волосы, подстриженные очень коротко, чтобы парик сидел лучше.

Вскоре Элайджа садился в экипаж, сознавая, что пропущенный день будет чем-то вроде публичного признания в импотенции, после чего повернулся к своему секретарю Рэнсому Каннингему.

– Я должен вернуться домой до встречи с суконщиками, – коротко бросил он.

Каннингем открыл было рот, чтобы запротестовать. Но Элайджа повелительно поднял руку:

– Шахматная партия.

Каннингем плотно сжал губы. Герцога так и подмывало спросить, уж не поставил ли он на Вильерса, но решил, что лучше этого не знать.

– Случайно, не слыхали, как там пари в «Уайтсе»? – небрежно спросил он. Секретарь слегка поколебался, прежде чем сказать правду:

– Видите ли, ваша светлость, Вильерс считается лучшим шахматистом Англии.

Бедняга от смущения не мог поднять глаза.

Элайджа что-то буркнул и поудобнее устроился на сиденье.

Слегка тревожило его только одно: почему он способен понять американцев и суконщиков, но упорно не находит общего языка с женой?..

Однако эту проблему он рано или поздно решит. Недаром добавил ее к длинному списку, существующему в одном из уголков его мозга. Каждый час этот список просматривался и корректировался, а задачи варьировались от скромных до глобальных, от проверки подвалов в доме на Портман-сквер – у герцога были владения по всему городу – до усиления связей с Францией, и к черту Питта. Где-то в самой середине возник еще один пункт: «Попытаться понять Джемму».

Немного подумав, он расширил запись: «Как можно скорее попытаться понять Джемму, прежде чем она выиграет партию и лишит почти всех слуг большей части их ежегодного жалованья».