Текст книги "Отто П. по прозвищу Арахис"

Глава 5
Бартлби забывает о самом главном

Отто немного посидел на перекладине, пытаясь осознать только что произошедшее. Марла, обычная белка, ничтожество, украла семь орехов. Семь! Да даже одного было бы слишком много. Арахис не для белок. Он для Отто (прежде всего) и других птиц. Никто еще не ставил под вопрос это негласное правило. Никому даже в голову такое не приходило.

С Марлой нужно что-то делать.

Солнце уже высоко поднялось над верхушками деревьев. «Время летит, как птица», – поду мал Отто. Высоко подняв голову, он с достоинством прошагал вдоль забора. Он надеялся, что никто не стал свидетелем открытого неповиновения со стороны Марлы. Неуважение разрушало общественный порядок. Отто жадно проглотил первый арахис, до которого добрался. Орех оказался прогорклым. Мало-помалу он взял себя в руки. Было много дел, которые нужно закончить до начала Величайшего Эксперимента, и мало времени, чтобы это сделать. Долг зовет.

Отто расправил крылья для взлета, решив на время выкинуть из головы все мысли о Марле.

Первой в списке его дел стояла тщательная проверка местных водостоков. Особое внимание он уделил ливнестокам. Их мог забить мусор, а когда это происходит, улицы затапливает: это хорошо лишь для лягушек и уток, но плохо для всех остальных. Отто доводилось вытаскивать из решетки, закрывавшей стоки, носки, сдутые футбольные мячи и комки листьев. Однажды он даже выудил оттуда грязный памперс.

Затем он проверил линии электропередачи, протянутые вдоль улиц. Бывало, что дети, едва ли старше Пиппы, закидывали на провода кроссовки и оставляли их там висеть, как серьги в ушах. Зачем они это делали? Зачем? Отто было невдомек, что могло заставить людей поступать так по-идиотски. Он взлетал на провода, ловко развязывал кроссовки и внимательно наблюдал за тем, как они падают на землю. Если время позволяло, он вытаскивал шнурки и помещал каждый ботинок в мусорный бак по другую сторону улицы. Вот что значит вести себя порядочно!

Сегодня ливнестоки и линии электропе редачи были чистыми. В любой другой день Отто переполнило бы приятное чувство выполненного долга. Пока животные с низким интеллектом сея ли вокруг себя разруху и хаос, Отто П. Арахис старался привести в порядок все, к чему прикасался. Вот что делало его главной птицей, если отбросить ложную скромность. Вот почему он был королем.

Впрочем, не в это утро. Отто его работа не принесла никакой радости. Абсолютно. Он все еще кипел от негодования. Голова раскалывалась. Он никак не мог перестать думать о Марле и украденных ею орехах. «Соберись, – думал Отто. Старик уже должен был вернуться. Пора».

Он полетел в мастерскую, где вырос и всему научился и куда возвращался почти каждый день.

Отто устроился под карнизом на подоконнике высокого окна. Из-за инцидента с Марлой он опаздывал, но был уверен, что Бартлби его дождется. Отто вгляделся через стекло и с облегчением обнаружил, что Старик уминает арахис. Он любил это лакомство не меньше самих воронов!

Боже, да у него из ушей вместо берушей торчит арахис в скорлупе!

Собственно, это и обеспокоило Отто, который наблюдал за тем, как его друг слоняется по мастерской. Как же он услышит, что Отто стучит в окно? Это был их условный сигнал. Постучав трижды, Отто давал Бартлби понять, что готов войти и приступить к работе.

Отто три раза постучал в окно своим клювом. Бартлби не отреагировал. Начиная нервничать, Отто постучал еще три раза. Никаких признаков того, что Бартлби его услышал. Отто продолжил долбить: три раза, шесть, двенадцать, сто раз. Никакого ответа.

Окна были сделаны из очень толстого стекла, это Отто прекрасно знал. Он скорее сломает клюв, чем разобьет стекло. Он перестал стучать.

Да уж, ну и ситуация.

* * *

Бартлби Дойл тем временем ходил по мастерской, не ведая о том, что над его головой раздается неистовый стук. Девяносто девять процентов его мозга было сосредоточено на одном: Величайший Эксперимент должен вот-вот начаться. Оставшийся один процент удивлялся тому, что Отто так опаздывает.

– Где же эта птица? – озадаченно пробормотал Бартлби. – Так опаздывать и именно сегодня!

Должно быть, вам интересно, почему он просто не посмотрел наверх. «Наверх! Посмотри наверх, Старик!» – должно быть, умоляете вы про себя или вслух.

Но в его защиту стоило бы подчеркнуть, что он прождал Отто целую вечность. Он вглядывался в окно в ожидании появления знакомого силуэта своего партнера и прислушивался к его стуку. Прошло уже слишком много времени, и Бартлби был весь как на иголках.

А еще ему было семьдесят восемь лет, так что можно простить ему нежелание тратить время впустую. Возможно, в запасе у него осталось не так уж много.

Бартлби поднял руки к ушам и поправил арахис, крутя его, как ручки на старом радио. Он аккуратно повернул орешки сначала вправо, затем влево. Это не был, как он полагал, его слуховой аппарат. Ранее этим днем он потянулся за крошечными акустическими устройствами, лежащими на его комоде. К несчастью, вместо них он схватил арахис. Легко ошибиться – такое могло случиться с кем угодно!

Но ошибка это была или нет, результат остался неизменен: Бартлби Дойл абсолютно ничего не слышал.

Он напевал себе под нос со все нарастающим возбуждением. Он не шел, а буквально летел к шкафчику, стоящему под окном, в которое Отто в этот самый момент бил крыльями. Бартлби открыл шкафчик и любовно посмотрел на летательный аппарат, свисающий с крюка. Старик щелкнул каблуками, у него даже закружилась голова от предвкушения.

– Ну вот, старина! – сказал он (и он действительно был стариной). – Пришло время броситься в омут с головой! Хм, не самое подходящее выражение.

Он посмеялся над собственной шуткой. Затем расстегнул свой мешковатый комбинезон, покрытый пылью и мусором после тысячи проведенных экспериментов, и бросил его на пол. Секунду он постоял там в своем древнем исподнем, борясь с угрызениями совести. Где же Отто? Он же пропустит все удовольствие от первого совместного полета! Бартлби взглянул на свои наручные часы и пожал плечами. Что ж, им предстоит совершить и другие полеты. Этот далеко не последний.

Старик снял летательный аппарат с крюка и просунул свои тощие ноги в то, что до недав него времени было его второй лучшей парой брюк (теперь огнеупорной). Задняя их часть была обита слоем поролона для пущего комфорта. Он натянул подтяжки на плечи и вышел на середину мастерской.

В этот момент Отто пришел в исступление. Если бы кто-то, человек или животное, сейчас увидел его, то испугался бы за его психику. Отто снова и снова бросался всем телом на окно, отчаянно желая, чтобы Бартлби перестал делать то, что он делал, и посмотрел наверх. Словно какой-нибудь пернатый предсказатель, он отчетливо видел надвигающуюся катастрофу.

Устраивать тестовый полет внутри мастерской? Предполагалось, что запуск произойдет с деревянной площадки, которую они соорудили позади мастерской! Старик что, окончательно свихнулся?

Но Старик вовсе не чокнулся. Просто он был в слишком возбужденном состоянии, чтобы соблюдать обычные меры предосторожности. Он внес небольшие изменения в форсунки промышленных канистр с перекисью водорода под давлением, которые были прикреплены к поясу из углеродного волокна по окружности штанов (на талии, выражаясь ненаучно). Затем он взялся за ручки управления, которые они с Отто сделали из легкого алюминия.

– По крайней мере, надень защитный шлем! – вскричал Отто, не в силах отвести глаз от неизбежной катастрофы.

Но Бартлби не надел защитный шлем. Это было последним, о чем он мог подумать в тот момент. Он закрыл глаза, представляя, как отрывается от земли и летит к облакам. У него пошли мурашки по коже при мысли о том, что он увидит, как Долина Ид простирается под ним подобно лоскутному одеялу. Он будет летать: пусть не на крыльях, как его любимые вороны, но, по крайней мере, рядом с ними!

Затем Старик глубоко вздохнул и повернул дроссель на правой рукоятке, высвобождая массивные потоки воздуха, которые подкидывали его все выше, выше и выше. Ох, слава богу, летательный аппарат работает! И прекрасно работает! Бар тлби взмыл вверх, сделав мертвую петлю, хотя и не собирался этого делать!

Он летел все выше и выше, он был уже под потолком. Вот бы Отто мог его сейчас видеть! Вот бы…

Вот бы то, что произошло следом… не произошло. Но это действительно произошло, как Отто и предполагал. Бартлби ударился черепом о стропила и рухнул на пол. Струйки сжатого воздуха окутали его тело густыми щупальцами. Когда они развеялись, а пыль осела, Отто увидел, что Старик лежит хрупким комочком такой же беззащитный, как вороненок, выпавший из гнезда.

Глава 6
Ты покорил меня своим «Привет»

– Дамы и господа, заводите свои моторы! Дрынь-дрынь! – Мисс Фёрбиш сделала вид, что завела мотор своего невидимого мотоцикла.

Пиппа смущенно посмотрела в сторону. «Типичная Мисс Фёрбиш», – подумала она. Эта женщина все время забывала, что учит пятиклассников, а не маленьких детей.

И все же Пиппа испытывала некоторый энтузиазм по поводу задания, в котором нужно было составить мозаику из слов. У них было сорок пять минут, чтобы написать о своем воспоминании, используя слова творчески.

Пиппа копалась в своих огромных чертогах памяти, где были и воспоминания об Отто. В конце концов, она знает его с тех пор, как он был еще неуклюжим голубоглазым птенцом. Пиппа наклонила голову и отсчитала годы назад. Ей тогда было семь лет, и она переживала сложные времена. По-настоящему сложные. Отто был единственным светлым пятном в те дни.

Она вспомнила, как чувствовала сердцебиение Отто, когда брала его в руки. Она сидела в мастерской мистера Дойла, прижавшись спиной к стене, и разрешала Отто ковылять вверх и вниз по ее вытянутой ноге. Его когти оставляли крошечные вмятины на ее бедрах, но не причиняли боли, как можно было бы ожидать. Напротив, Пиппе нравилось ощущать его коготки на своей коже. Каждый острый укольчик отвлекал. Это помогало ей не думать о том, что она потеряла папу.

– О боже, – еле слышно пробормотала она. Потеряла своего папу! И почему только люди говорят об этом в таких выражениях? Будто они с мамой пошли в магазин за продуктами и случайно забыли папу в отделе заморозки. Пиппа не забыла положить его на место, как какую-нибудь книжку, которую задолжала в библиотеку или солнечные очки. Теряют кошельки и рюкзаки или носки в прачечной. Но никто не «теряет» своих пап.

«Если кто-то и был потерян, – думала Пиппа, – то это я».

Она вспомнила, как однажды в Диснейленде отстала от родителей. Как это вообще случилось? Она не могла сказать с полной уверенностью. Но не успела Пиппа сообразить, как толпа увлекла ее за собой, а мамы с папой нигде не было видно. Она подумала, что, может, стоит вернуться к карусели, на которой они только что катались, но не могла вспомнить, что это была за карусель и где она находится. Все, что сперва казалось таким новым и увлекательным, теперь выглядело зловеще. Она почувствовала, что тротуар грозно вздыбился у нее под ногами, будто пытаясь подставить ей подножку. Пиппу начало тошнить. Она жадно глотала воздух, ее кожа похолодела. Но только девочка открыла рот, чтобы закричать, ее нашли. Папа взял Пиппу на руки.

– Куда это ты подевалась, Пиппстер? – дразнил он ее.

– Я не знаю, куда подевалась, потому что потерялась! – закричала она.

Это было самое страшное, что с ней случалось, до того дня, несколько лет спустя, когда они с мамой «потеряли» папу навсегда. Она все еще чувствовала тот ужас, если хотите знать правду, просто сейчас это ощущение накатывало на нее время от времени, а не каждый день.

Пиппа нарисовала схематичного ворона на бумаге для рисования. Лист был большим, добротным, так что ей было где развернуться. Она показала Отто во всей красе. По мнению Пиппы, это был момент приземления, когда его громадные крылья были все еще расправлены.

– Громадные, – произнесла она так громко, что Роберто, сидевший за столом напротив нее, поднял голову.

– Хорошее слово, – сказал Роберто.

– И правда, хорошее, – согласилась Пиппа.

Вы точно не смогли бы найти изъян в крыльях Отто. Она детально прорисовала маховые перья, затеняя их карандашом, пока они не стали выглядеть идеально.

«Пиппа, ты знала, что у воронов семнадцать маховых перьев, в то время как у ворон только шестнадцать? Подумать только, разница между вороной и вороном всего лишь в количестве перьев!» Это была лучшая шутка мистера Дойла, и он не упускал ни единой возможности повторить ее. (Для справки: если вы действительно хотите различить этих двух птиц, посмотрите на них сзади. Вороны распускают хвост веером. А хвост ворона больше похож на стрелку.)

Пиппа заострила перья на хвосте Отто стильным клином. Она закрасила ему глаза, которые, как у всех воронов, стали черными. Его когти, которые были очаровательно колкими, пока он был малышом, теперь повергали в трепет, и она воздала им должное.

– Что ты выбрала для своего восунка? – спросил Роберто.

– Для моего чего? – удивилась Пиппа.

– Восунка. Это воспоминание, воплощенное в рисунке. – Он слегка приподнялся на стуле и наклонился, чтобы посмотреть. – А, – сказал он, нисколько не удивившись, сел обратно и поднял свой листочек, чтобы показать Пиппе. – Я не настолько хороший восунист, как ты.

Пиппа даже не собиралась с этим спорить.

– Ты просто исписал весь листок «хррр…» и «пссс…».

– Знаю, – сказал Роберто. – Мой восунок о том, как я однажды очень хорошо вздремнул.

Пиппа рассмеялась. Она посмотрела на часы. Оставалось еще двенадцать минут. Сосредоточенно кусая губу, Пиппа начала писать. Узким, убористым почерком она писала по внутреннему контуру рисунка. Затем, закручиваясь по спирали, становясь все мельче и мельче, слова постепенно заполнили тело Отто.

Я собираю веточки и травинки и выстилаю ими корзинку на моем велике. Сегодня я беру тебя в твою первую поездку. Когда мистер Дойл положил тебя внутрь, мы поразились, насколько ты вырос. Ты еле влез! Ты сидишь прямо и смотришь то налево, то направо, пока я жму на педали и на полной скорости объезжаю квартал. Ты вылезаешь из корзины и усаживаешься на руль. Ты в полном восторге. Когда мы вернулись во двор, я остановилась, а ты нет. Ты расправил крылья и, оттолкнувшись, взмыл в воздух. Ты пролетел до самого почтового ящика! Я застыла, как статуя. У меня запекло в глазах, как будто я сейчас заплачу. Что, если ты не вернешься? Но затем ты повернул назад, дотронулся когтем до моей руки и сказал…

Она добралась до середины рисунка, туда, где должно было находиться сердце Отто. Там хватало места как раз для одного слова. Росчерком пера Пиппа вывела буквы п-р-и-в-е-т.

Глава 7
Это все от неумения общаться

Тем временем в мастерской Отто все еще сидел на подоконнике не в силах пошевелиться. Старик только что поднял свою безответственность на совершенно иной уровень.

Разумеется, Отто был свидетелем многочисленных аварий. А в некоторых даже сам поучаст вовал. Изобретательство – дело рискованное. Без опасностей тут никак. Они с Бартлби становились виновниками взрывов, вдыхали вредные пары, а однажды даже построили большой – размером с человека – воздухопровод, который вышел из строя весьма эффектным образом. А еще Барт лби годами пытался научиться летать. Они провели множество экспериментов и регулярно терпели фиаско.

«Что ж, он не вчера родился», – успокоил Отто сам себя. Он уже видел, как Старик пренебрегал техникой безопасности, и увидит это снова. Сейчас он мало чем мог помочь – оставалось только ждать, когда Бартлби очнется. Если верить опыту, это займет примерно час. Отто решил тем временем слетать домой и посмотреть, не нужно ли что-то Люсиль.

Но сперва он, вопреки здравому смыслу, сделал крюк по району и полетел через парк, чтобы снова посмотреть на место преступления Марлы. Он вспомнил ее грубый прощальный жест, и в нем снова вскипела ненависть, сменившаяся желанием отомстить. Более того, оно усилилось многократно.

Он этого не потерпит. Он не мог себе этого позволить.

К тому времени как Отто добрался до гнезда, он кипел от гнева. Он открыл дверь пинком. Люсиль, испугавшись, застыла, успев перевернуть яйцо только наполовину.

– Что случилось? – спросила она. – Ты выглядишь расстроенным.

– Неужели? – съехидничал Отто, протопав к дивану и усевшись на него. – Правда? Ты знаешь эту белку, Марлу?

– Не особо, – призналась Люсиль. – То есть я знаю, кто это, но мы не общаемся.

Отто остро зыркнул на нее. Она что, снова над ним подтрунивает? Разумеется, вороны и белки не общаются. Сама мысль об этом казалась ему смешной.

– Марла, – сказал он, – плюнула мне в душу.

Затем он рассказал о том, как она стащила арахис.

– Она поступила из ряда вон, – сказала Люсиль. – Ты имеешь полное право сердиться. Я бы тоже рассердилась. Но вряд ли это единственная причина того, что у тебя перья на хвосте в трубочку свернулись.

Отто замолчал. Его жена была проницательна, и мало что могло ускользнуть от ее внимания. Было бесполезно пытаться что-то скрыть от нее. И все же Отто не мог заставить себя рассказать, где был этим утром, точнее, где проводил почти каждое утро. Он не мог рассказать ей, что натворил Бартлби.

«Зачем ты проводишь столько времени со Стариком? – спросила она его однажды. – Ты счи таешь, что чем-то ему обязан?» Вполне справедливое замечание. В конце концов, это Бартлби подобрал Отто в лесу, когда тот выпал из родительского гнезда, лысый и уродливый, как гаргулья. Старик выкормил его беконом и поил ананасовым соком из пипетки. Он спас Отто жизнь.

«Дело вовсе не в том, что я чувствую себя обязанным», – ответил тогда Отто.

В мастерской Отто мог быть самим собой. Здесь ему в голову приходили фантастические идеи. Он любил науку, любил изобретать вещи. Плюс не так-то просто быть главной птицей в Долине Ид, а в мастерской он мог не волноваться об управлении районом. А главное, он мог не волноваться, думая о том, как изменится его жизнь после того, как вылупится птенец.

Но так как он не знал, как объяснить все это Люсиль, то решил вообще ничего не говорить.

Люсиль закончила поворачивать ручку, и яйцо в коробке аккуратно перевернулось на другую сторону. У нее болели плечи. Она чувствовала себя так, будто не отходила от инкубатора целую вечность и еще один день.

– Что ты принес на обед, милый?

Отто этот вопрос застал врасплох. Обед? Как только его жена могла думать об обеде после всего случившегося? Затем он почувствовал себя сконфуженным и с сожалением вздохнул. Пристыженный, Отто разглядывал собственные ноги.

– Я забыл про обед, – наконец признался он.

Утро было окончательно испорчено.

– Ты забыл про обед! – повторила Люсиль. Обычно она была довольно покладистой, но даже ее терпение было на исходе. – У меня есть идея. Почему бы тебе не слетать на свалку и не провести немного времени с друзьями? Ты не виделся с ними уже несколько дней.

– Это потому что они идиоты, – сказал Отто.

– Они не идиоты! – парировала Люсиль. – Тебе нужны друзья, Отто! Отправляйся на свалку! Пожалуйста! И, крылья мои подери, принеси мне что-нибудь поесть!

Глава 8
Это место – просто помойка

Городская свалка была знаменитым местом сборища врановых, которые не были привередливы в вопросах еды. Для соек, грачей, ореховок, сорок, ворон и галок, обитающих в Долине Ид, свалка была раем на земле. Бесконечным шведским столом. Соблазнительным Эдемом.

Кстати, еда – не единственное, что влекло их сюда. На свалке просто было весело. Горы зловонного мусора, возвышающиеся над домами. Ворона могла бы часами кататься по склонам, используя крышку от кофейной банки вместо санок. Эпичные игры в прятки были обычным делом, как и игры в захват флага, вместо которого использовали выброшенные носки и шейные платки. Метание жестяных банок в последнее время перестало пользоваться популярностью, после того как молодой голубой сойке зарядили в глаз крышкой от бутылки. Но ребятня все еще предавалась запретному занятию, когда родители не видели.

Отто подлетел к свалке с востока, паря в теплом потоке воздуха, пока искал знакомых птиц. Он был выдающимся пилотом и даже мог летать вверх ногами, хоть и редко так делал. В то время как обычные вороны делали одно сальто в воздухе, Отто мог перекувырнуться трижды. Но какой в этом был смысл? Ему незачем кому-то что-то доказывать. Он летал кругами, пока не заметил Сухарика, которого было легко различить в толпе благодаря самой толстой вороньей голове, какие Отто когда-либо видел.

– Отто П. Арахис! – закричал Сухарик, когда Отто приземлился рядом с ним. – Единственный и неповторимый! Он удостоил нас своим присутствием! Возрадуйтесь, Арахисовые Братья!

Это приветствие было встречено гиканьем и улюлюканьем со стороны остальных членов компании. Они частенько называли себя Арахисовыми Братьями, потому что, как они подозревали, это бесило Отто, и они были правы.

Отто проигнорировал Сухарика и вспрыгнул на сломанный стул, осматривая свалку и складывая крылья.

– Отлично выглядишь, Оттоманка, – заметил Фиаско, роняя бурый стебелек сельдерея, с которым он играл. У Фиаско, крошечной вороны, не хватало нескольких пальцев на левой ноге.

Его Отто тоже предпочел проигнорировать.

– Сто лет тебя не видели, – произнес Жак.

Это приветствие Отто удостоил легким кивком головы. Для галки Жак был довольно интересным малым, вот только иногда было тяжело разобрать его канадско-французский акцент. Ему не повезло сбиться с курса во время ежегодной миграции, и теперь он жил сам по себе, обосновавшись в трубе дымохода. Жак был космополитом по натуре, и именно этого не хватало местной свалке. С другой стороны, иногда он вел себя так же глупо, как и остальные.

– Н-да, прошло уже, типа, несколько недель, – заметил Бандит.

– Меня не было два дня, – сказал Отто.

Бандит намекнул, что ему, в общем-то, все равно. Он крутанул бриллиантовое кольцо, которое носил на лодыжке вместо браслета, заставив его сверкать в свете солнца. Отто с отвращением отвернулся. Сердце какой-то женщины в Долине Ид было разбито из-за того, что обыкновенная сорока умудрилась стащить ее обручальное кольцо.

Да, Бандит брал все, что плохо лежит. Такова уж природа всех сорок.

– Как поживает твоя миссус? – спросил Сухарик.

– И кг’ошечное ёф[2]2
  Ёф (фр. oeuf) – яйцо. – Прим. ред.


[Закрыть]? – добавил Жак. (У Отто были ограниченные познания во французском, но он уже давно догадался, что «ёф» значит «яйцо», и был абсолютно прав).

– Как поживает огромное ёф? – прокаркал Фиаско. – Вот что я хочу знать!

– Огромное ёф! Огромное ёф! – захихикал Бандит. Когда он больше не мог сдерживаться, то повалился на землю и стал кататься от смеха.

Отто покачал головой.

– Сам ты огромное ёф, – тихо пробормотал он, особо ни к кому не обращаясь.

Что вообще он тут делает? И почему его ёф действительно такое возмутительно огромное? Они с Люсиль что, собираются вырастить монстра? Что именно вылупится из этого яйца через несколько дней? «Выше голову, – сказал он сам себе. – По крайней мере, у тебя есть миссус и ёф, а это намного больше, чем то, что есть у этих клоунов».

Это была чистая правда. Невозможно было отрицать, что Отто многого добился для такой молодой птицы.

Вороны растут с невероятной скоростью. Как и все врановые, особенно если сравнивать с человеком. Если бы человеческие родители выставили своего годовасика за дверь и заставили его спать в саду, к ним бы пожаловала полиция. Но родители-врановые постоянно так делают, и никто не говорит ни слова против! Двухлетний человеческий малыш не способен сам почистить зубы, в то время как двухлетний врановый обязан сам добывать себе пропитание. Пока трехлетние люди заняты тем, что падают со своих трехколесных велосипедов, трехлетние врановые готовы жениться и остепениться. По крайней мере, нормальные врановые.

Но Арахисовые Братья не были нормальными. Они были полной противоположностью нормальности, по мнению Отто. Целыми днями они торчали на свалке, поедая все, на что могли наложить свои когти, и хохотали, как стая гиен. Они были безответственными. У них не было работы. У них не было девушек, ни у одного из них, включая Бандита, который (как Отто нехотя признавал) был симпатичным, когда держал клюв закрытым.

По мнению Отто, они были всего лишь кучкой неудачников. Социальными отщепенцами. Разумеется, у него выдалось кошмарное утро, и он был не в настроении строить из себя добряка. Справедливее было бы сказать, что Сухарик, Фиаско, Жак и Бандит просто еще не раскрыли свои таланты. Но с какой стороны ни глянь, они сильно отставали от графика.

Отто кисло наблюдал за тем, как Сухарик разломал черничный кекс на крупные кусочки. На свалке часто появлялись по той или иной причине отбракованные фабрикой, но все еще довольно хорошие кексы. Если, конечно, получится проглотить их. Зачастую они были слишком сухими, чтобы их можно было разгрызть. Но Сухарик нашел решение этой проблемы. Он просто опускал кексы в любую лужу, которую мог найти, и ждал, пока они снова станут съедобными. Отто полагал, что именно так он и получил свое прозвище, если только родители не были настолько тупоголовы, чтобы на самом деле назвать сына Сухариком. Как бы то ни было, Сухарик решил проблему черствых кексов и заработал себе этим соответствующую славу.

– Тоже мне бином Ньютона, – пробормотал Отто себе под нос.

Жак лукаво взглянул на Отто своим белым глазом.

– Ты выглядеть чег’нее тучи, мон ами[3]3
  Мон ами (фр. mon ami) – мой друг. – Прим. ред.


[Закрыть]. Что случиться? – спросил он.

Отто покачал головой. Как вообще можно объяснить все, что произошло? Он определенно не собирался рассказывать им об утреннем инциденте.

– Как пг’одвигаться г’абота с Баг’тлбу? – сделал еще одну попытку Жак.

– С Бартлби, – поправил его Отто.

– Бартлби, Шмартлби, – сказал Фиаско. – Что вы там опять напридумывали со Стариком?

Друзья Отто знали, что они с Бартлби работают вместе в мастерской позади дома Бартлби. «Но, – думал про себя Отто, – знать и понимать – две абсолютно разные вещи».

– Не думаю, что смог бы объяснить все в понятных вам терминах, – сказал он.

– Может, – сказал Сухарик, – тебе стоит воспользоваться самыми обычными, реально существующими словами? Такими, например, как «перпендикуляр».

Это заставило Арахисовых Братьев гоготать от восторга. Однажды, уже очень давно, выяснилось, что П. в имени Отто П. Арахис означает Перпендикуляр. С тех пор это стало их лучшей шуткой. Ничего смешнее они в жизни не слышали. Если бы они застряли на необитаемом ост рове и могли взять с собой только одну шутку, это было бы второе имя Отто.

– Перпендикуляр, – задыхаясь от смеха, выдавил Бандит в попытках восстановить дыхание.

– Шмерпендикуляр, – добавил Фиаско.

Отто ждал, пока они утихомирятся.

– Правильно, – сказал он. – Не сдерживайтесь.

– Прости, Отто, – сказал Сухарик с притворным сожалением в голосе. – Мы тебя слушаем.

«Ой, да какой смысл?» – спросил Отто сам себя. С другой стороны, о чем еще было разговаривать?

– Он хочет летать, – услышал он собственный голос. – Бартлби хочет летать.

– Ну, разумеется, хочет, – откликнулся Сухарик. – Это даже не обсуждается.

Кому бы не хотелось уметь парить под облаками? Естественно, любой человек-изобретатель спустя определенное время делает попытку научиться летать. В этом действительно есть смысл, особенно с точки зрения птицы. И даже никаких объяснений не требуется.

– Все не так просто, – сказал Отто. – Люди веками пытаются научиться летать, но механика полета так сложна… Нужно принять во внимание потоки воздуха, давление, стабилизацию, управление…

– Чепуха, – сказал Фиаско. – Я не принимаю во внимание ничего из этого и при этом прекрасно летаю!

– Ты прекрасно летаешь, потому что у тебя есть крылья, – объяснил Отто. – Что бы ты делал, если бы проснулся завтра утром и они пропали?

– Кто пропал? – спросил Фиаско.

– Крылья пропали, дурень, – сказал Отто. – Если бы у тебя не было крыльев, ты бы упал с небес, как кусок глины.

Бандит распустил черно-белые веера крыльев, поблескивающих синим и зеленым в свете солнца. Они выглядели сногсшибательно, и он это знал. Для пущего эффекта он нахохлил маховые перья. – Ну, тогда пусть Старик сделает себе парочку крыльев и – та-да! Он сможет летать!

– Убери эти штуки, – сказал Отто, подавляя в себе даже намек на зависть. Пусть Бандит и был красавчиком, но абсолютно бестолковым. – Мы сделали кучу искусственных крыльев, но они толком не работали. Все, чего сумел добиться Бартлби, это спланировать на землю. Но он не может набрать высоту.

– Высоту? – спросил Фиаско.

– Да, высоту, – повторил Отто. – Он может снижаться, но не в состоянии взлететь выше, как бы сильно ни бил крыльями. Это нельзя назвать полетом.

– Нет, нельзя, – сказал Сухарик.

– Однако… – начал Отто. – Однако…

Он взглянул на внезапно притихших Сухарика, Фиаско, Бандита и Жака. Птицы даже слегка склонились в сторону Отто, проявляя неожиданный интерес к тому, что он говорит. Стоит ли рассказывать им, что задумали они с Бартлби? Заслуживают ли они такого доверия? Даже Фиаско, кажется, искренне заинтересовался. Отто решился.

– Однако, – сказал он, – думаю, мы нашли способ поднять человека с земли. К сегодняшнему утру у нас уже был готовый прототип!

– Прото-что? – спросил Фиаско.

– Модель аппарата! – объяснил Отто.

– Аппа-чего? – недоумевал Фиаско.

– Бога ради, Фиаско, – не выдержал Сухарик. – Они изобрели штуковину.

– Но что это за штукофина? – спросил Жак.

Отто пытался сдержать возбуждение:

– Мы уплотнили пару брюк Бартлби и присоединили к ним канистры со сжатым газом, которые при проколе…

Сухарик не дал ему договорить:

– Подожди. Ты хочешь сказать, что вы подложили ракету ему в штаны?

– Грубо говоря, да, – ответил Отто.

– Хочешь сказать, вы изобрели летающие штаны?

Арахисовые Братья застыли на месте, размышляя над потенциальными комическими последствиями – безудержное веселье – летающих штанов. С минуту никто ничего не говорил. Затем Бандит прервал молчание.

– Штаны, – сказал он.

Одного этого слова было достаточно. Они загоготали от радости. Фиаско и Сухарик стучали по спинам друг друга вне себя от восторга. Слезы хлынули из глаз Бандита, который разрыдался от благодарности за такую смачную шутку. Жак пытался держаться, но тоже сдался и сгибался от смеха, пока не завалился набок на груду мокрого картона.

Казалось, это никогда не закончится.

Отто посмотрел на них с отвращением, часть которого направил на самого себя. Он должен был догадаться. Слишком часто он делился с этими парнями важными идеями только для того, чтобы потом увидеть, как они превращают их в фарс. И все же он продолжал метать бисер перед свиньями снова и снова.

«Я идиот, – причитал он. – Первостатейный лузер. Сперва Марла, потом Старик, а теперь еще и это. Я больше никогда ничего не буду им рассказывать. Ничегошеньки».