Текст книги "Смотрители маяка"

IV. 1992

14. Хелен

Еще миля и двое закрытых на замок ворот, и она наконец их увидела – четыре одноэтажных бело-зеленых коттеджа с черными трубами и черепичными крышами, притулившихся на полуострове. Дома смотрителей «Девы» располагались настолько близко к маяку, насколько возможно, но все равно очень далеко, и Хелен всегда казалось, что это так грустно, словно безответная любовь, полное надежды сердце, которое встречает в ответ равнодушие.

Все было будто вчера; словно «Адмирал» еще принадлежал им. Самый большой дом, построенный из соображений практических, а не ради красоты, он напоминал что-то среднее между пансионатом и паромом P&O[9]9
  Р&O – британская транспортная и логистическая компания.


[Закрыть]. Внутри дом состоял из неуютных коридоров и маленьких комнатушек, и эту стерильную атмосферу не могло смягчить никакое количество личных вещей. Зимой в оконные щели проникал холод; рамы закрывались металлическими задвижками, от которых ее ладони все время пахли монетами. Над плитой и над душевой кабиной «Трайдент-Хаус» повесил ламинированные таблички, напоминавшие, что это чужая собственность: «Пользуйтесь вытяжкой» и «Осторожно, горячая вода». В прихожей записка напоминала, что в случае аварии надо звонить 999. Перед домом имелась голая, открытая всем ветрам терраса с бетонным столиком для пикника, а дальше на дверях гаража висело предупреждение: «Не открывать при сильном ветре». И всегда, всегда одно и то же, это однообразие ее убивало. День за днем, недели, месяцы, годы, и только море составляло ей компанию.

Дженни и Билл жили в коттедже «Капитан». Сегодня на асфальтовой площадке перед ним стоял красный хэтчбэк со знаком «Ребенок в машине» на заднем стекле. Хелен подумала, что это уникальное место отдыха, возможность заглянуть в утраченный мир, а печальная слава «Девы» вызывает особый интерес. Вот почему после автоматизации маяков коттеджи быстро перестроили, чтобы «Трайдент-Хаус» мог зарабатывать на них. Она увидела рекламное объявление:

«Узнайте, как жили исчезнувшие с «Девы»!»

В третьем коттедже, «Эконом», жили Бетти и Фрэнк. Фрэнк был первым помощником на башне и служил там дольше всех – когда Артур возвращался на берег, он его замещал. Фрэнк был в отпуске, когда они исчезли. Хелен всегда думала, что он, должно быть, чувствовал себя человеком, на пять минут опоздавшим на самолет, который разбился о гору.

«Командор», последний, должен был достаться Винсу. Он так хотел получить эту работу. И почему у него не вышло, знал только маяк.

«Дева» холодно сияла на горизонте, и Хелен не могла отделаться от подозрения, что башня что-то знает. Знает о ней.

А теперь она смотрела на нее, спокойно обвиняя: «Ты не можешь отрицать правду, Хелен. Ты виновна».

* * *

Она дала ему адрес, он выбросил сигарету и повернул голову в сторону багажника.

– Сумки есть, детка?

– Нет. Я на один день. Мне нужно, чтобы вы потом отвезли меня на вокзал.

– Договорились.

Закатное солнце плавилось на горизонте. На заднем сиденье такси Хелен радовалась, что в летних сумерках ее плохо видно. Таксисты Мортхэвена рождались и вырастали в Мортхэвене; они никогда не забывали эту историю, поскольку им все время приходилось рассказывать туристам об исчезновении или о том, как это на них сказалось: где они были, когда услышали о происшествии, кого из сотрудников «Трайдент-Хауса» они возили из точки А в точку Б, кто из друзей дочери был знаком с детьми Уокеров. Она не думала, что после всех этих лет он ее узнает, но все равно ожидала, что незнакомцы будут здороваться с ней, как в прошлом, когда она была миссис ГС, и спрашивать, как дела у Артура, когда он вернется на берег, как она справляется в его отсутствие. В ответ они бы рассказали о своих делах, проблемах. Ее положение жены главного смотрителя было сродни положению священника или хозяина паба, от нее ожидали, что она по умолчанию интересуется жизнями незнакомых людей.

– Вы собираетесь заехать за кем-то? – спросил он с водительского кресла.

– Мы не будем останавливаться, – сказала она. – То есть будем, но на секунду. Я не буду выходить.

Он включил радио. Они проехали мимо церкви с изящным шпилем и ресторанчика контрабандистов, где она, Артур, Дженни и Билл как-то раз ужинали, когда мужчины были на берегу. После бутылки вина Дженни плакала и говорила, что Хелен повезло, что у нее нет детей, их так сложно воспитывать, когда ты в стесненных обстоятельствах и совсем одна; Билла отругали, а потом Дженни стошнило в туалете, и они ушли. Они проехали мимо отеля, парка и террас. Вот уже девятнадцать лет Хелен каждый раз приезжала по этому адресу, когда была в этих краях, – ритуал, который она совершала, хотя ни разу не заходила внутрь. Однажды она соберется с мужеством и подойдет к двери.

– Здесь, – сказала она. – Притормозите в любом месте.

Преимущество позднего вечера – возможность заглянуть в окна, золотые квадраты, в которых сияет жизнь.

– Что вы хотите делать? – спросил он. – Мне выключить двигатель?

– Все в порядке. Не надо.

Только этот дом был не освещен. Может быть, Дженни ушла или она здесь больше не живет. При мысли о том, что она больше не сможет связаться с Дженни, Хелен запаниковала; при мысли о невозможности излить на бумагу все то, чем она могла поделиться с этой женщиной, об их возлюбленных и утраченных; за двадцать лет брешь между ними стала непреодолимой.

Дженни думала, что может полагаться на жену ГС. Почему бы и нет? Доверие – это основа работы Хелен. Это ее роль – оказывать поддержку, наливать напитки, держать за руку, утирать слезы в трудные моменты жизни, потому что она все понимает, она все может, ей не все равно. Она знала, когда погладить по руке со словами: «Все хорошо, милая, это не навсегда, он вернется, не успеешь ты и глазом моргнуть», и как смягчить одиночество, ведь оно – ее друг и она знает все его хитрости и уловки.

Вместо этого Хелен обманула ее.

– Ладно, – сказала она водителю, – можем ехать.

– Все?

– Да. Я готова возвращаться домой.

Поезд опаздывал; под усыпляющий стук колес она дремала до Труро. Ей снова снилось, что она идет за ним в толпе, видит его затылок, но, когда он поворачивает голову, оказывается, это другой человек. В урывках сна ей виделись его глаза, они смотрели на нее из-под воды или при свете дня, он сидел на кухне напротив нее или на краю постели, наблюдая за тем, что она делает.

15. Хелен

Вы хотите знать, почему я не разговариваю с Дженни Уокер. Вернее, почему она со мной не разговаривает. Хотите знать правду? Вы говорите, что да, но вам ведь так хорошо удаются выдумки. Признаю, что ваши романы – не мой жанр. Я не читала ни одного, хотя знаю, что в «Призрачном флоте» рассказывается о братьях на плавучей казарме, да; один мой друг зачитывался этой книгой, когда она только вышла.

Хочу сказать кое-что и не показаться грубой. Альфа-самцы, драки, сплошной тестостерон. Если вы хотите написать очередную приключенческую историю, честно говоря, сомневаюсь, что то, что произошло между мной и Дженни, будет иметь для вас значение. Кто знает, что имеет значение? С годами я чуть не сошла с ума, задавая себе этот вопрос. Что, если Артур и остальные исчезли из-за того, что между нами было?

Для начала, я никогда не думала, что выйду замуж за смотрителя маяка. Я знала, что есть люди, которые этим занимаются, но для меня это всегда казалось чем-то маргинальным, работой, за которую берутся, если не могут вписаться в общество, и, как оказалось, я была права. Для нее нужен особый склад характера. Все смотрители маяков, которых я знала, имели кое-что общее между собой – и это умение хорошо себя чувствовать в одиночестве. Артуру было хорошо самому с собой. Я думала, что это очень привлекательная черта, и до сих пор так думаю. Ты можешь приблизиться к такому человеку, но у него внутри все равно есть что-то, о чем знает только он. У моей бабушки была поговорка на эту тему. Никогда не выдавай все карты, оставь что-то при себе. Не думаю, что Артур раскрывался перед кем бы то ни было, даже передо мной. Такова его природа.

Не уверена, что его можно назвать одиноким. Как я уже говорила, ему было хорошо с самим собой, и это не то же самое, что одиночество. Быть наедине с собой не значит, что вы одиноки, и наоборот; вы можете быть в обществе многих людей, разговаривающих, сплетничающих и жаждущих вашего внимания, и при этом вы будете самым одиноким человеком в мире. Конечно, на маяке Артур никогда не было одинок. В этом я уверена. Люди задавали мне этот вопрос: неужели ему не было там одиноко? Но нет, никогда. Если уж на то пошло, я бы сказала, что он был одинок здесь, на суше.

Если посмотреть на это под таким углом, неудивительно, что я совершила ошибку. Я не оправдываю это, и Дженни тоже не стала бы. Но нет просто белого и черного.

Я не уверена, что Артур вообще хотел возвращаться ко мне домой. Когда он сходил на берег после смены, я видела, что стоит ему выйти из лодки, как он начинает скучать по маяку. Скучал не по тому месту, он скучал по ней. Жизнь на суше была не для него.

Конечно, то, что мы пережили с Артуром, тоже внесло свой вклад. Я много чего перечувствовала, и мне было сложно все это принять. Я винила Артура. Он винил меня. Мы винили друг друга, но когда такие вещи происходят, нет смысла кого-то винить, не так ли? Просто нет смысла.

Я так злилась, когда он исчез. Из-за того, что он нашел выход для себя. У него не было права так поступать, просто однажды взять и уйти без единого слова. Он всегда говорил, что я сильная, и я сильная, но иногда я думаю, что мне не следовало давать ему это понять.

Когда Артур получил место на «Деве», я подумала, что вот оно, счастье. Башня сделала его счастливым, и я решила, что мы с ним тоже заживем счастливо. Артур был доволен, потому что для него она была лучшим в мире маяком. Он работал на «Волке», «Епископе», «Эддистоуне», «Лонгшипс», на всех главных морских станциях, но к «Деве» его влекло сильнее всего: большая, старомодная – о таком маяке он мечтал в детстве. Артур говорил, что настоящий маяк – это морская башня. Мальчики не мечтают о маяках на суше, правда? Они мечтают о лодках, несущихся по волнам, пиратах и приключениях, дружбе и свете звезд.

«Дева» всегда за ним следила. Звучит глупо? Не будете писать об этом в книге, да? У маяков нет души, нет чувств, мыслей, опасных идей, и они не таят зло по отношению к людям. Все это – просто фантазии, а фантазии по вашей части, не по моей. Я просто рассказываю вам факты.

Мне она никогда не нравилась. Некоторые маяки выглядят дружелюбными, но она всегда заставляла меня чувствовать себя не в своей тарелке. Я ни разу на ней не была, и мне не нравилось, что Артур проводит время там, где я никогда не появляюсь. Но нельзя высадиться на башню, когда вам хочется; нельзя просто заскочить и сказать «привет». Поскольку Артур был закрытым человеком, ему это подходило. Думаю, ему нравилось иметь что-то вдалеке от меня. Может, со всеми мужьями так. Им нужно что-то, о чем не знают их жены.

О, тише! Надо выгулять собаку. Прошу прощения, я на секунду.

Вот и мы. Прошу прощения. Я всю жизнь жду, когда ей понадобится сделать свои дела. Первую собаку я завела, когда потеряла Артура, мне нужно было, чтобы в этом доме билось еще одно сердце. Видимо, я привыкла к тому, что у меня есть молчаливый компаньон или по крайней мере кто-то, кто не проводит здесь много времени. К сожалению, эта оказалась любительницей копать, но что поделать, она имеет такое же право на сад, как и я. Я никогда не увлекалась растениями, но это мне тоже помогло. Наблюдать, как то, что ты посадил, растет и цветет. Людям, пережившим испытания вроде тех, которые выпали на нашу долю, нам нужно видеть, как жизнь продолжается снова и снова, вопреки всему, вопреки морозу и собачьим лапам. В этом есть определенное упрямство, которым я восхищаюсь.

Артура всегда завораживала природа. С самого детства он отличался чувствительностью и бурным воображением. В этом вы похожи – я о воображении. Не хочу сказать, что вы равнодушны. Я провела с вами недостаточно времени, чтобы судить о вас, и в любом случае это не мое дело. Я предполагаю, что вы должны быть чувствительным, чтобы писать, чтобы проникать в мысли ваших персонажей и придумывать, что ими движет.

Его отец держал птиц, с этого все началось. Бедолага, он был нездоров – посттравматический синдром после войны, крайне тяжелая степень, и птицы его успокаивали.

Артур не любил говорить об отце. Не хотел или не мог. Когда я спрашивала, он менял тему или говорил, что не хочет это обсуждать. Мой муж многое не хотел обсуждать, и я пришла к выводу, что, пока человек, с которым ты вместе, хочет разговаривать, все в порядке. Когда ваша жена хочет с вами поговорить, она этого заслуживает, не так ли? Потому что как иначе решать вопросы?

Иногда я размышляю, как мы могли бы избежать того, что произошло: изгибов и поворотов судьбы, которые становятся следствием одного решения. Если бы Артур не увидел в газете объявление «Трайдента», если бы мы не купили ту газету в тот день… Если бы я никогда его не встретила, потому что это тоже была случайность – я стояла в очереди на вокзале Паддингтон, и мне не хватило наличности, чтобы купить билет. В один конец до Бата, навестить родителей. И я совершенно не ожидала, что за меня кто-то заплатит. Всю дорогу я думала об Артуре.

Мы встретились неделю спустя, и я смогла вернуть ему деньги. Симпатия разгоралась медленно. Это не была любовь с первого взгляда, которая поражает, как молния. В глубине души я наслаждалась пониманием того, что мой отец бы не одобрил эти отношения. Он работал директором школы-интерната для мальчиков и хотел, чтобы я вышла замуж за врача или юриста – человека с достойной работой. Он никогда мне этого не говорил, но я уверена, что он считал работу на маяке занятием для мужчин с женским складом ума. Не думаю, что мой отец прочитал хотя бы одну строчку стихов. Отличная иллюстрация, не так ли?

«Трайдент» предложил нам хорошую зарплату и подъемные, проживание было включено, счета оплачивались – все это звучало весьма привлекательно. Артур считал, что это ему подходит, а я думала, что такой образ жизни будет неплохой темой для разговора на вечеринке – мой муж работает на маяке. Я не понимала, что вечеринки останутся в Лондоне и их не будет в дельте Северна и в Бристольском заливе, где мы провели большую часть этих первых лет.

Поначалу нам было нелегко приспособиться. Временных помощников смотрителя перемещают с места на место по всей стране, и ты никогда не знаешь, куда тебя отправят в следующий раз. Каждые несколько недель ты оказываешься на новом маяке. Суть в том, что «Трайдент» стремится как можно скорее обучить новых сотрудников и помочь им набраться опыта. И заодно они проверяют вас. Они хотят знать, можете ли вы поладить с разными людьми, есть ли в вас гибкость, усердие и надежность. Мы часто шутили, что Артура отправили из этого мира в царство божие. Только царство никак не наступало, пока это не произошло на «Деве». Но да, это было утомительно. Мне не хватало времени, чтобы обустроиться, и Артур подолгу отсутствовал. Все оказалось труднее, чем я рассчитывала. Уже тогда я чувствовала, что он от меня ускользает.

Но не всем обучение давалось так тяжело, как нам. Например, Винс привык к переездам, он никогда не оставался на одном месте долго; он рос в приемных семьях, и я не думаю, что у него когда-нибудь был постоянный дом. Винс ценил эту спонтанность: получаешь назначение, пакуешь чемоданы и едешь туда, где тебя ждут. Вас могут отправить на север, или на юг, или на какой-то остров. «Дева» была первой башней Винса. Для новичка это трудное место, а если подумать, чем все кончилось… Просто ужасно. Молодой парень, вся жизнь впереди.

Я не удивлена, что Мишель Дэвис не захотела с вами говорить. Она была его подругой и пережила тяжелые времена после их исчезновения, когда все говорили, что во всем виноват Винс, что он убил Артура и Билла, что у него был план, он готовился неделями, а потом совершил хитрый побег. «Трайдент» тоже так думал. Им не разрешалось говорить об этом, но они определенно склоняли людей к этой мысли.

Мишель сейчас замужем. У нее две дочери. Не думаю, что она хочет вспоминать этот период жизни. Она и Винс очень любили друг друга. Он приезжал из Лондона перед началом вахты. Я видела его в гавани с магнитофоном: сплошные руки, ноги и усы, как в американских телешоу. Став помощником, он бы получил жилье.

Артур хорошо отзывался о Винсе, говорил, что он славный парень, скромный и практичный. Очень жаль, когда человек с трудным стартом в жизни не может подняться, потому что люди всегда думают о нем самое худшее.

«Трайдент» обвиняли в том, что они наняли человека с криминальным прошлым, но они всегда принимали людей, которым нужно было снова вернуться в общество, и никто не беспокоился на этот счет. Присмотр за маяком – лучшая работа для тех, кто привык быть взаперти и жить в замкнутом пространстве. Обычно такие люди очень дисциплинированы, привычны к ограничениям. На маяк нередко попадают подростки из исправительных учреждений или бывшие заключенные. Проблема в том, что, если что-то случается, сразу понятно, на кого указать пальцем. Мишель нечего было возразить. Она не могла вступиться за Винса, потому что это не хотели слышать. Это было против политики партии. Вот почему она не хочет вас видеть. Она не хочет, чтобы все это снова всплыло и чтобы снова начали плохо говорить о Винсе. Люди бывают очень агрессивными по отношению к тем, кто сидел в тюрьме. Ходили все мыслимые и немыслимые слухи – что он убийца, зарезал десять человек, был маньяком, насильником и педофилом. Могу вам сказать, что это все не про него.

Не нужно садиться в тюрьму, чтобы понять, что ты поступаешь неправильно. Разве не все мы так поступаем? Что я сделала. Что сделал Артур. Что сделал Билл. То, что перед нами не опустилась решетка, не значит, что мы ее не заслужили. Однажды Мишель сказала мне, что Винс делал в жизни много такого, что хотел бы забыть. Теперь, когда вы знаете нашу с Артуром историю, могу признаться вам, что я сделала.

16. Две газеты

Daily Telegraph, апрель 1973 года

Расследование на «Деве»: всплывают факты о тюрьме

По мере того как гаснет надежда для троих мужчин, исчезнувших с «Девы» в прошлом декабре, на свет выходят новые факты. Источники предполагают, что младший из них, Винсент Борн, мог быть движущей силой этого происшествия. Мистеру Борну, временному помощнику смотрителя, было двадцать два года, когда он и его коллеги Артур Блэк и Уильям Уокер исчезли с маяка. Это случилось между Рождеством и Новым годом. Вчера выяснилось, что, перед тем как поступить на работу в «Трайдент-Хаус», мистер Борн сидел в тюрьме за поджог, нападение, нападение с отягчающими обстоятельствами, причинение вреда, воровство, подстрекательство и попытку побега из-под стражи.

Sunday Mirror, апрель 1973

Скандалы и преступные тайны смотрителя маяка

Отшельник с маяка Винсент Борн – закоренелый преступник, как выяснилось из серии признаний, сделанных его бывшим сокамерником. «Он способен на все, – утверждает наш источник. – На что угодно». Винс пропал с «Девы» четыре месяца назад вместе с двумя другими смотрителями. Все трое мужчин до сих пор не обнаружены. «Ему не следовало и близко подходить к башне, – говорит наш источник. – Что бы там ни произошло, это его рук дело».

17. Мишель

Она встречалась с ним недолго, подумала Мишель и наклонилась, чтобы в шестьдесят шестой раз зашнуровать ботинки.

– Стой спокойно, – велела она дочери, хватающей ее за волосы. Чаще всего Мишель не могла определить, в чьи волосы хотят вцепиться жадные кулачки, но если больно, значит, это ее.

– А теперь не трогай обувь, – сказала она. – Пожалуйста.

Сестры играли в «змеи и лестницы» или просто разбросали детали на ковер и скормили кубики собаке. Мишель в коридоре сверлила взглядом телефон.

Он уже позвонил один раз утром, а еще вчера и на прошлой неделе тоже.

– Я больше не подружка Винни, – сказала она, и это чертовски очевидный факт, поскольку у Винни больше не будет никакой подружки – он ведь умер, верно? Или нет? Жить с неопределенностью столько времени, впустить ее в себя и позволить угнездиться – это худшее из чистилищ.

Пусть Дэн Шарп думает, что он может добраться до дна, но Мишель не уверена, что оно существует. Просто падаешь все ниже и ниже, как в глубины моря. Почему Винни исчез и как это случилось – она никогда не узнает. И если писатель хочет повторить всю ту неправду, за которую люди его ненавидели, она не хочет это слушать. Теперь у нее своя семья. Ее муж не обрадуется, если придет домой и обнаружит, что она разговаривает с незнакомцем и снова воскрешает человека, которого она любила, когда ей было девятнадцать, единственного человека, которого она вообще любила.

Пусть писатель вынюхивает под дверью у кого-то другого. Он понятия не имеет, во что ввязывается, копаясь в воспоминаниях людей, которые предпочли бы все забыть. Лучше пусть пишет свои триллеры. В прошлом году Мишель взяла один его роман в библиотеке, когда они пришли за «Axan Eper»[10]10
  «Axan Eper» – детская книга Роальда Даля.


[Закрыть]. Роджер сказал, что это чепуха, но он вообще не любит, когда она читает. Говорил, что от этого у нее возникают дурные фантазии.

– Мама!

Две минуты – обычный промежуток времени между жалобами девочек. Что на этот раз? Обвинения в воровстве, обмане, Фиона сняла трусики и сидит голой попкой на игральной доске? Она вошла в комнату, утешила плачущую младшую и попыталась мысленно отвлечься от Винсента Борна. Это другой мир, в котором она больше не живет. Даже если захочет, она не сможет найти путь назад.

Сейчас люди почти не говорили с ней на эту тему. Помогло замужество, она сменила фамилию, и ее теперь не узнавали; никто не мог сказать: «О, вы та самая, вы все знаете», – на что она всегда отвечала одинаково. Нет, она ничего не знает, не больше, чем они. Но в их взгляде на нее до сих пор угадывалось это ищущее, подмигивающее выражение, как будто она на самом деле знает, почему эти люди исчезли, но, конечно, ничего не может рассказать. В конце концов, это был ее мужчина. Его секрет.

– Мама, я хочу печенье.

– Что ты сказала?

– Пожалуйста.

Дети построили вокруг нее стену, и это было лучшее, что могло случиться. Стена приглушила ее чувства. Ее боль. Кроме тех случаев, когда она умудрялась обрушить ее, обычно это происходило по утрам. Она открывала глаза навстречу новому дню и видела Винни как наяву – настолько реального, что это могла бы быть фотография. Она не могла поверить, что последний раз они прикасались друг к другу двадцать лет назад. Как ее память могла хранить такие детали? Она никогда не говорила об этом с Роджером. В любом случае он был ревнив и не интересовался ее предыдущими отношениями, тем более этими.

По пути на кухню зазвонил телефон. Мишель в испачканной красками футболке и с «Солодовым молочком» в руке остановилась. Это опять он.

Она могла рассказать ему кое-какие факты. Иногда ей почти хотелось это сделать, просто чтобы облегчить душу. Но такие мысли посещали ее посреди ночи, а когда звонил будильник, надо было поднимать девочек, готовить завтрак, собирать Роджеру сэндвичи, отводить детей в садик, и здравый смысл брал верх.

Мишель сняла трубку.

Писатель начал говорить, но она перебила его.

– Я же просила вас оставить меня в покое, – сказала она, сжимая трубку. – Мне нечего рассказать вам о Винни. Если вы еще раз мне позвоните, я обращусь в полицию.