Текст книги "Загадочный город"

4. Продажа

Витрина магазина «Безделушки и мелочи» на улице Голден Мин, единственной антикварной лавки Ротервирда, была полна чудесных предметов, которые так и бросались в глаза прохожим. Голова гиппопотама взирала снизу вверх на ногу слона; викторианский микроскоп втиснулся между двумя тюрбанами; африканские копья ассегай свисали с переплетения снегоступов, а гигантская марионетка Повелителя Времени восседала на деревянной лошадке, при этом руки и коса марионетки поддерживались в воздухе леской, прикрепленной к потолку. Владелицей магазина считалась миссис Бантер, но по-настоящему заправляла здесь ее племянница Орелия Рок – именно она подбирала товар у старьевщиков и на гаражных распродажах во внешнем мире. Визуальное оформление витрины также лежало на плечах Орелии.

В ночь после собеседования мистера Облонга тетка с племянницей сидели у небольшого очага в подсобке магазина и сводили баланс проданных и приобретенных товаров, что являлось занятием крайне неприятным.

– Это чудище, – тонким голоском пропищала миссис Бантер, указывая на голову гиппопотама, – полный провал.

– Зато о нем все говорят.

– Сколько раз мне повторять? У нас магазин, здесь продают товары, а не обсуждают их. И запомни хорошенько: я не вмешиваюсь в дела только потому, что хочу дать тебе хоть какую-то работу. – Давно заученная речь была прервана стуком в дверь. – Скажи, что мы закрыты. Неужели люди не умеют читать?

В Орелии Рок чувствовалось что-то от цыганки, что-то одновременно притягательное и пугающее. Ее волосы были темными, длинными и вьющимися, а насыщенного цвета карие глаза светились хитростью. Мужчины восхищались ею издалека, но, к ее разочарованию, немногие решались подойти. Руки Орелии украшали медные браслеты, но сама она всегда ходила в потертых джинсах, футболке и довольно поношенном шерстяном шарфе. Миссис Бантер, напротив, была одета в джерси из чистого кашемира, а на ногах ее сверкали туфли из лакированой кожи. Она жила в престижном доме с башенкой в северной части города. Разница в доходах от бизнеса бросалась в глаза.

Орелия имела больше общего со своим покойным дядей Бартоломью Бантером, чем с его супругой. Бартоломью был братом ее матери, талантливым зодчим, который умело вплетал необычные объекты современной архитектуры в лабиринт ротервирдских домов, башен и переулков.

Овдовев, миссис Бантер всецело отдалась своим общественным амбициям, умудрившись проникнуть в круг приглашенных на суаре Сноркела, а также в «Ротервирдское общество защиты прибрежных территорий» – городскую благотворительную организацию, богатенькие члены которой о филантропии больше болтали, чем ею занимались. Мечтая открыть эксклюзивный бутик, миссис Бантер вложилась в пустующее помещение на улице Голден Мин, и тут оказалось, что в него придется инвестировать кругленькую сумму, да еще и оплачивать труд работников. Поэтому, когда ее осиротевшая племянница вернулась в Ротервирд и в качестве компромисса предложила открыть антикварную лавку, которой пообещала управлять за скромное вознаграждение и возможность жить в комнатах на верхнем этаже, миссис Бантер согласилась – с двухгодичным испытательным сроком. В конце концов, антиквариат традиционно привлекал зажиточных граждан. Несмотря на то что вкус Орелии чаще склонялся в сторону странных, а не антикварных вещей, магазин быстро перешел от состояния «сводить концы с концами» к чистой прибыли, и Орелия осталась, хотя культурные различия между нею и теткой никуда не исчезли, и миссис Бантер имела привычку появляться здесь лишь в тех случаях, когда к ним заглядывали клиенты повлиятельнее.

Орелии скоро должно было исполниться тридцать, и она все еще жаждала приключений, а потому не имела ни малейшего желания упускать таинственного посетителя. Заглянув в глазок входной двери, она увидела нечто вроде призрака мужчины, который странным образом то появлялся, то исчезал, но широкополая шляпа и кожаные ботинки на шнуровке показались ей знакомыми.

– Это Хейман.

– Ты имеешь в виду бродягу? – переспросила миссис Бантер, прекрасно зная, о ком идет речь.

– Хейман Солт.

Орелия открыла дверь.

– Хей, мэн, – сказала она в традиционной манере общения с этим скупердяем; между ними царило полное взаимопонимание.

Солт, заведовавший городскими садовыми угодьями Ротервирда и являвшийся их главным смотрителем, переступил через порог. В теплой комнате от его мощной фигуры, как от кипящего чайника, валил пар. Нелицеприятное прозвище, которым наградила вошедшего миссис Бантер, по отношению к Солту использовали и другие. Правда, имея дом и работу, бродягой он не был, но кое в чем прозвище соответствовало: выражение его обветренного лица несло на себе печать бродяжьей неопределенности и менялось в широких пределах, от состояния полной изможденности заботами до такой же полной беззаботности; с бритвой у него отношения не складывались, а седеющая шевелюра выглядела всклокоченной. Над ним насмехались, но за этим скрывались и более серьезные причины: у Солта имелась привычка время от времени пропадать в сельских просторах или, как он сам утверждал, «совершать вылазки». По городу ходил слух, что он даже завел дружбу с деревенскими и временами захаживал к ним на огонек.

Это обстоятельство, однако же, никак не умаляло его талантов садовода. Как строгие официозные городские клумбы, так и менее прилизанные сады Гроув Гарденс могли похвастаться уникальными для Англии гибридами, на каждом из которых хвастливо красовалась металлическая табличка с цветистыми названиями вроде аронник Хеймана или цинния Хеймана.

Впрочем, его тщеславие с лихвой искупалось отменным чувством юмора; стоило мэру пожаловаться на то, что в его честь ничего не называют, как в саду появилась петунья Сноркела, лепестки которой представляли собой самое что ни на есть уродливое сочетание оранжевого, белого и зеленого, а аромат растения отдавал гнильцой. Принимая во внимание тот факт, что научные открытия в Ротервирде считались обычным делом, никому и в голову не приходило интересоваться, как Хейман Солт умудрялся столько всего плодить.

Его визиты в магазин «Безделушки и мелочи» имели единственную цель – он сбывал здесь всевозможные археологические находки, от пряжек римских легионеров до мелких монет, на которые натыкался, копая землю. Обычно Солт приходил во время обеденного перерыва, демонстрировал свою добычу, какое-то время препирался с миссис Бантер и наконец полировал удачную сделку стаканчиком мерзостного шерри.

– Да с тебя течет, как из крана, – пропищала миссис Бантер.

Солт бросил шляпу и пальто Орелии, которая почувствовала, как что-то тяжелое ударилось о ее бедро, – садовый совок. Пока Солт усаживался на средний стул перед очагом, она проверила второй карман: там лежал комок полиэтиленовых пакетов. Но разве нынешняя погода подходила для садовничества или переноски грузов?

Не тратя времени на свою обычную подготовительную болтовню, Солт выудил из кармана пиджака четыре разноцветных камня – красного, синего, коричневого и белого цветов, – которые были хоть и несколько затертыми, но все еще достаточно яркими; каждый камень представлял собой идеальный шар и полностью соответствовал другим по размеру. Орелия отметила, как напряжены плечи Солта, как будто он никак не мог решить, оставить камни себе или поскорее от них избавиться.

Обе женщины уставились на товар. Миссис Бантер почуяла возможность наживы. Орелия ощутила присутствие чего-то непередаваемого словами.

– Где ты их раздобыл? – спросила миссис Бантер.

– По десять гиней за каждый, берите или до свиданья.

Орелия отметила, что камни соответствовали четырем природным элементам – огню, воде, земле и воздуху, – и ее реакция на них дала толчок интуитивной догадке: это создали не для красоты, а с какой-то практической целью.

Миссис Бантер посчитала грубый ответ Солта его новой торговой тактикой.

– Мы покупаем бусины по два пенни за штуку. Но я соглашусь, что эти довольно милы. Дам три гинеи за каждую и гинею сверху за то, что о нас вспомнил.

– Они прекрасны, – добавила Орелия, противореча своей склочной тетке.

– Хорошо, две гинеи сверху за то, что нас не забываешь, – с гримасой жалости добавила миссис Бантер.

– Десять гиней за каждую, – повторил Солт со стеклянной остротой в голосе.

Побледнев от раздражения, Миссис Бантер уступила.

Солт снова стал прежним весельчаком, только когда Орелия налила ему шерри.

– Угощай или пожалеешь! – выкрикнул он, вручая ей пригоршню луковиц, которую достал из другого кармана. – Это – крокусы Хеймана.

Судя по зеленоватому оттенку корешков и синим пятнам на сухой внешней кожице луковиц, цветы из них должны были появиться уникальные.

Миссис Бантер отказалась предлагать «бродяге» второй стаканчик. Когда Орелия выпроваживала его на улицу, он шепнул ей на ухо:

– Странные штуки, эти камушки. На твоем месте я бы избавился от них поскорее.

Миссис Бантер, легкомысленная внешность которой скрывала расчетливый ум, набросилась на племянницу, как только захлопнулась дверь:

– Твои сантименты обошлись мне в двадцать шесть гиней!

– Он прекрасно чует, когда торг неуместен.

– Камни, скорее всего, краденые.

– Тетя, ну что ты!

– Откуда тебе знать, где он шляется по ночам? – Миссис Бантер любила приправлять беседу подробностями тайных делишек своих клиентов, особенно ночных.

«Знание – это сила», – однажды сообщила она Орелии, попытавшейся уличить ее в дурной привычке. Когда Орелия громко пожаловалась на то, что после смерти дяди тетка уже не знает удержу, Дейрдре Бантер перешла к более практическим вопросам:

– На ценнике мы укажем «Древние ротервирдские камни утешения».

– И что должно означать такое название?

– Средневековые четки для нервных.

– Ясненько.

– Цена договорная. Следует выйти за рамки торговли, чтобы понять ее истинную суть, – этого-то тебе мать не втолковала. – Поддев таким образом покойную золовку, миссис Бантер сложила в карман горсть мелких бумажных купюр из кассы и вышла к ожидавшему ее наемному рикше.

Орелия подписала камни, как было сказано, и положила их в местечко понеприметнее, надеясь выиграть немного времени для дальнейшего изучения вопроса. Выбор оказался удачным. Ни один покупатель не проявил к ним ни малейшего интереса, и за ворохом прочих дел она все реже вспоминала об этих предметах.

Зато Солт по-прежнему чувствовал себя неуютно. Замалчивание правды бывает не лучше открытого вранья. Он понятия не имел, как действуют камни, но знал, где их достал, и уже одно это было достаточным поводом для волнения. Он молился о том, чтобы камни оказались в чьей-нибудь шкатулке с драгоценностями, забытые и невостребованные.

5. Облонг пытается изучить класс

Попытки Облонга разобраться с географией местности не приносили особых результатов. Карты подтверждали тот факт, что долина располагалась на труднодоступном участке и что дорога была единственным ведущим к ней путем, но кроме этого не предоставляли никаких других подробностей. Сам город на ней даже не указывался. Река Ротер также избегала соприкосновения с внешним миром, появляясь у подножия северных склонов лишь с тем, чтобы снова исчезнуть под землей на южной границе Ротервирда.

Путеводители называли сообщество Ротервирда «скрытным и крайне недружелюбным»; посетителям следовало приготовиться к тому, что их «развернут или отправят в ночь без средств передвижения». Редкостное растение под названием ротервирдский эглантин без всякого присмотра произрастало под дубами Айленд Филда, просторного луга, который тянулся по южной оконечности города вдоль одного из притоков Ротера, однако экспертам-биологам из внешнего мира доступ туда был заказан. Дряхлый минивэн, недружелюбный водитель и городские стены, без сомнения, являлись частями той же стратегии сдерживания.

По почте пришел подробный список с указаниями и заголовком «Для чужаков и деревенских жителей». Под «чужаками» подразумевались любые представители внешнего мира, а «деревенскими жителями» именовались любые обитатели Ротервирдской долины, жившие за городскими стенами. Ни чужаки, ни деревенские не имели права оставаться в городе на ночь, исключение делалось лишь для приезжих из преподавательского состава, при этом по правилам Облонг все равно не мог снимать жилье ни на главной улице Голден Мин, ни на Рыночной площади. Согласно примечанию внизу, он все же имел право посещать особые городские фестивали, при этом упоминались всего два: Гонки Великого Равноденствия и Вулканический бал.

За инструкцией по почте пришла тяжелая посылка с двумя мантиями, одна была с фиолетовыми полосами на рукавах (для классного руководителя) и одна с зелеными полосами (для учителя истории). В сопроводительной записке говорилось:

Регалии прилагаются – убедитесь, что размер верный.

Искренне Ваша, Анджела Тримбл

P.S. И запомните – никаких мирских штучек вроде компьютеров или говорящих машинок.

Мы учимся по книгам и обсуждаем все в личных беседах.

Когда впечатление от мантий слегка сошло на нет, Облонг начал терзаться вопросами. Почему Ротервирдская школа выбрала именно его? Почему у него не просили рекомендаций? Почему Ромбус Смит ничего не сказал о его предшественнике? Был ли он тоже представителем внешнего мира? Все эти мысли, однако же, не столько пугали Облонга, сколько еще больше заинтриговывали. В тот же вечер он написал Ромбусу Смиту:

Уважаемый директор школы!

Прошу прислать мне ведомости успеваемости за прошлый год, а также рекомендуемый список тем.

Искренне Ваш

Джона Облонг

Запрошенные ведомости пришли с ответным посланием, написанным элегантным почерком:

Дорогой мистер Облонг!

Восхищен Вашим энтузиазмом. Высылаю требуемые материалы. Как насчет Великой депрессии?

С наилучшими пожеланиями,

Ромбус

Ведомости делили учеников на городских (записаны на белой бумаге, таких было большинство) и деревенских детей из окрестной долины (записаны на зеленой бумаге). Первые удостаивались перечисления по именам, вторые отмечались только инициалами после фамилий – снова запахло дискриминацией. Имя прежнего классного руководителя было стерто, как, впрочем, и имя предыдущего учителя современной истории.

Облонг решил не выбирать Великую депрессию и предпочел этой теме Гражданскую войну в США, по которой у него собралась значительная база заметок и в рамках которой каждый мог найти для себя что-нибудь полезное. Всю последующую неделю он углублялся в причины и начальные предпосылки войны; на остальное, по его расчетам, должно было хватить времени в самом Ротервирде.

6. Странная компания

В соответствии с прежней договоренностью, Облонг вернулся за четыре дня до начала учебного семестра. Эта поездка во всем походила на предыдущую – снова поездом до минивэна и минивэном до шарабана. Единственным отличием можно было считать покрывающую землю изморозь и безоблачное небо. То вверх, то вниз; поля сменялись садами и редкими фермами, а город вдали появлялся и исчезал вкупе с двумя изогнутыми мостами и лесом башен. На северо-восточной стороне реки отчетливо виднелся каменистый откос, и его внушительная высота подчеркивалась единственной городской церковью, зубчатая каменная башня которой чернела на фоне неба. Еще дальше на востоке за рекой тянулась широкая полоса неприступных болот, уступающая лишь одной возвышенности к югу, на которой стояла сторожевая башня. По отсутствию ведущих к ней проторенных троп можно было понять, что теперь она пустовала и находилась вне зоны досягаемости.

Чтобы как-то разнообразить путь, в этот раз Борис доставил Облонга к Северным воротам, дав ему возможность самостоятельно пройти по Голден Мин к школе, на дверях которой висела закованная в железный футляр книга с прикрепленной к ней парой очков. За дверьми виднелся ряд переходящих друг в друга двориков и открытых площадок, отведенных под лужайки.

Вход в школу преграждала привратницкая, стены которой были усеяны ячейками для бумаг, точно сотами в улье. На дежурстве находилась мисс Тримбл. «Ей бы одеваться не так строго, распустить волосы, да и самой расслабиться, и была бы вполне привлекательной – в духе Юноны», – подумал Облонг. Он постучал в стекло.

– Что, за добавкой пришли? – несколько насмешливо воскликнула она таким тоном, будто он был навязчивым проходимцем из известной поговорки – «его хоть убей, он все равно вернется, чтобы получить еще».

Ощущая себя не учителем, а скорее зеленым новичком, он зашагал вслед за ней к классной комнате. Качество оборудования и повсеместная чистота не могли не впечатлять. На стенах висели таблицы, отражающие стадии эволюции лягушки и вируса ветрянки, с подробностями, которые редко демонстрируют детям подобного возраста. Похоже, мисс Тримбл эти таблицы заставили присмиреть, и она поскорее их свернула. Ее беспокойство натолкнуло Облонга на мысль, что, вероятнее всего, у него было два предшественника: классный руководитель (который, очевидно, являлся биологом) и собственно преподаватель современной истории.

Он сверил тетради по биологии и истории. И несмотря на то, что, как и в случае с журналами, кто-то тщательно подтер обе фамилии, разница в почерках была налицо. Учуяв душок замятого скандала, он постарался тонко выведать что-нибудь у мисс Тримбл, но та коротко ответила, что Ротервирдская школа не поощряет «ностальгию», и посоветовала ему сосредоточить все свое внимание на нынешних коллегах.

– Большинство уже вернулись, и все поголовно любят чаевничать. Учительская находится в той стороне – за большими дубовыми дверями поверните налево. А после вернетесь, и я покажу вам жилье.

Стоило Облонгу войти в учительскую, как наступила тишина и множество незнакомых людей принялись изучать его с головы до ног.

Первым заговорил среднего возраста мужчина в спортивном костюме:

– Борис предупредил, что вы уже здесь. Меня зовут Грегориус Джонс, я учитель физкультуры – здоровый дух в здоровом теле. И, коли позволите мне сказать, такая осанка у человека столь молодого – натуральное безобразие. Если надумаете притормозить свое телесное разложение, каждый вторник по вечерам я даю бесплатные уроки пилатеса для учителей. Но вернемся к знакомству…

Большинство учителей ограничилось беглым приветствием, хоть и без грубости. Самым доброжелательным оказался один весельчак, сразу обращавший на себя внимание за счет на удивление удачной комбинации больших ушей и орлиного носа.

– Знакомьтесь: единственный и неповторимый Визи Болито, – представил весельчака Грегориус, – глава научного отделения Южной башни и наш штатный астроном. Нас с Визи объединяет интерес к божественным телам – в его случае небесным – и идеальному движению.

– Очень приятно. Всегда рад видеть залетных гостей в нашем странном микрокосме. – Болито понизил голос. – Жаль, что статуты запрещают нам приглашать специалистов по Средним векам. Галиллей, Браге, Коперник… Эти люди – мои герои. Я рассказываю об их учениях, но, к сожалению, никто не может поведать детям об их временах. Хотя, конечно, одна черная дыра куда лучше, чем их созвездие. Как-нибудь непременно загляните ко мне на огонек, у меня возле Южной башни есть приличнейший телескоп. А тем временем, – он махнул в сторону оживленного собрания учителей, – если хотите стать звездой, вращайтесь подобно планете.

В персоне Болито Облонг почуял дружественный дух озорства.

– И подыскивайте себе друзей в Южной башне, – прошептал Грегоруис Джонс.

– Это почему?

– Они занимаются более приятными науками.

Облонг пошел знакомиться, удивляясь тому, что коллеги здесь имели привычку обращаться друг к другу по фамилии. В Ротервирдской школе были старомодные представления о хороших манерах. Наименее дружелюбно вел себя Хенгест Стриммер, моложавый мужчина в очках в форме полумесяца, с кудрявыми темными волосами. По всему было видно, что развит Стриммер не по годам: он уже заполучил должность главы научного отделения Северной башни. На расстоянии держалась и его коллега Виксен Валорхенд, тонкая и хрупкая женщина с короткой стрижкой, – она казалась скорее скучающей, чем враждебной.

Стриммер проигнорировал протянутую руку Облонга.

– Помните прошлого историка? – спросил Стриммер у Джонса. – Ставлю пятьдесят гиней на то, что этот не дотянет до следующего семестра.

Визи Болито ушел, а вслед за ним и Грегориус Джонс. Облонга не расстраивало временное одиночество; уважение еще предстояло заслужить. Он решил отправиться на разведку. Музыкальное отделение могло похвастаться передовым звукозаписывающим оборудованием. Факультет современных языков в Вавилонском корпусе и не менее впечатляющий спортзал от них не отставали: перед ним представала фантастически оснащенная школа без каких-либо явных покровителей. Научное отделение Южной башни было увенчано огромным куполом обсерватории Визи Болито.

Пройти к научному отделению Северной башни оказалось не так-то просто. На страже территории стоял высокий забор с остроконечными прутьями и единственными узкими воротами, которые хоть и были сейчас открыты, все же впечатляли коллекцией навесных замков и предупреждающей табличкой, гласившей: «Научное отделение Северной башни: вход исключительно по договоренности с преподавателем».

Решив, что знакомство с территорией хоть и с натяжкой, но все же можно посчитать договоренностью с преподавателем, Облонг проскользнул было внутрь, но тотчас выскочил обратно. Ему в бедро чудом не впились железные челюсти мастиффа. Оскалив клыки, обнажая пятнистые черно-белые десна, собака щелкала зубами, рычала и снова щелкала. Из темноты вышел Стриммер.

– Вы что, читать не умеете?

– Простите, я решил, что…

Стриммер передразнил его детским голоском:

– Конечно, я же не местный, у меня нет времени соблюдать их ничтожные правила.

– Мне просто стало интересно, почему это место так серьезно охраняется.

Облонг сделал шаг вперед, собака рванулась навстречу, Стриммер улыбнулся, и Облонгу пришлось отступить. Натренированный любить своих и бросаться на всех, кто попытается вторгнуться извне, мастифф принялся обнюхивать тыльную сторону правой руки Стриммера.

Облонг вытянул одну ногу. Последовал новый приступ собачьей ярости.

– И вы еще называете себя историком? Мудрецы всегда стоят на страже ценнейших ресурсов. – Стриммер погладил зверя по голове. – Он грызет пробирки на закуску.

Но Облонг не хотел доставить Стриммеру удовольствие, немедленно ретировавшись.

– Вы, должно быть, знали предыдущего историка?

– Я знал его достаточно хорошо, чтобы понимать: его заменили слабоумным.

Наконец благоразумие возобладало над доблестью. Облонг вернулся к привратницкой.

– Я повстречал очаровательного хозяина не менее очаровательной собаки.

– Порой их непросто отличить друг от друга, – ответила мисс Тримбл с тенью улыбки на лице.

Возможно, ему все же удастся завести парочку друзей в этой удивительной школе. Эта мысль его приободрила.

– Чем на самом деле занимаются в Южной башне?

– Они разрабатывают всяческие развлечения для внешнего мира, от игрушек до телескопов.

– А как насчет Северной?

Мисс Тримбл повернула запястье и посмотрела на часы.

– Вам бы лучше заняться своими делами, – ответила она.

С этими словами она вручила ему ключи, назвала адрес («Артери Лейн, дом номер три») и дала краткие указания: «Первый поворот налево, третий направо, второй налево, четвертый направо, дальше вниз по переулку и снова налево в конце, направо, налево, направо, налево, и так чуть ли не до городской стены».

Облонг погрузился в суматоху торгового города, которому не хватало только машин. Роль таксистов исполняли велосипедные рикши, чьи транспортные средства были с любовью разукрашены и снабжены вакуумной технологией Бориса Полка. В это время года их клиенты кутались в яркие цветные одеяла. Велосипедные звонки издавали предупреждающие сигналы: «Рикша едет!» и естественно вплетались в уличную музыку Ротервирда. Между рикшами носились обыкновенные велосипеды с корзинками на переднем колесе, полными книг или покупок. В одежде обоих полов преобладали самые разные цвета и царил умопомрачительный сумбур различных стилей, касалось ли дело шляп, брюк или пальто. Желая сохранить независимость и оригинальность, модельеры Ротервирда избрали собственный путь.

На магазинах, которые уже начинали закрываться, висели от руки нарисованные таблички с перечислением товаров и услуг. Названия улиц указывались на квадратных железных пластинах, прикрученных к стенам, белыми буквами на темно-зеленом фоне. Если пролегавшая с севера на юг Голден Мин была широкой и прямой, отходящие от нее улочки были крайне узкими и извилистыми. В темных переулках наполовину деревянные дома приветственно клонились друг к другу. На архитектурном небосклоне доминировали облицованные дубом и оштукатуренные башни, некоторые соединялись подвесными крытыми проходами, одни были высокими и узкими, другие – низенькими и широкими, многие тронуты печатью времени, и все испещрены окнами. На нижних уровнях дома также соединялись мостиками, под которыми образовывались убежища, защищавшие от непогоды, потворствовавшие сплетникам и любителям выдавать чужие тайны. Сложные узорчатые балконы свисали с нижних этажей самых богатых башен; внешние лестницы, закручиваясь, подходили к дверям под самыми странными углами. В дневное время суток столь сложная линия горизонта создавала постоянно меняющиеся светотени на уровне улиц.

На Рыночной площади в самом центре города скопища магазинчиков и палаток окружали внушительный фасад Городского совета, одного из немногих местных сооружений, декорированных фигурными барельефами. Магазины принадлежали горожанам, а временные палатки – окрестным деревенским жителям, имена которых были напечатаны по периметру тентов. Когда сумерки плавно сменялись ночью, палатки, также оснащенные вакуумными двигателями, разъезжались обратно по соответствующим фермам. Городские ворота поднимались минута в минуту, давая им выход: по закону деревенские не имели права оставаться в городе после семи часов вечера. Рыночная площадь являлась, по сути, кольцевой развилкой, благодаря стоявшей на сваях и крытой дубовыми досками центральной башне, с каждой из четырех сторон которой на половине высоты висели часы, своим боем созывавшие горожан на церковную службу или городские собрания. Уровнем выше башня расширялась, чтобы вместить огромных размеров колокол, давший название всему сооружению: Думс Токсин[8]8
  Набат Судьбы (англ.).


[Закрыть].

Улица Артери Лейн не соответствовала своему названию, поскольку оказалась скорее не артерией, а незначительной венкой в кровеносной системе Ротервирда. Комнаты Облонга находились в верхнем жилом этаже ветхой башни, и добраться до них можно было лишь по скрипящей деревянной лестнице, чудом не успевшей прогнить насквозь. В квартире имелись маленькая кухня и ванная, а также хорошо меблированные спальня с кабинетом. Деревянные панели стен были покрыты темными пятнами. Из окна своего кабинета Облонг смог разглядеть бурлящий поток реки Ротер.

Он воспрянул духом, когда обнаружил бумажные цветы в вазе, продуктовый набор на кухне и подготовленные в камине кабинета дрова. Облонг как раз балансировал на носках на краю стула, расставляя книги, когда в комнате раздался скрипучий старушечий голос:

– Я буду вашей домоправительницей. Местные зовут меня Аггс.

Облонг попытался сгруппироваться, поскольку стул качнуло назад. Его поймали две крепкие руки, и, обернувшись, он увидел приземистую женщину с копной кудрявых белых волос и зубами, напоминающими надломленные кладбищенские надгробия. «Среднего возраста, приближается к старости», – решил он.

– Я занимаюсь всеми жилищными вопросами школы, – продолжила женщина, подчеркивая широту своей империи взмахом руки. – Здесь живете вы, Тингамми и мистер Уотсит.

– Здравствуйте. – Облонг пожал протянутую Аггс руку. Рука у нее была твердая, как гранит.

– Этот этаж полностью за вами. Что думаете?

– Очень мило, вполне мне подходит.

– Подходит для чего?

– Для занятий и отдыха.

– Занятий и отдыха! Ну да, врите побольше, и можете считать меня австрийкой, – ответила Аггс и заговорщически подмигнула.

Облонг, который щепетильно относился к вопросам времени, предположил, что ей не стоит так поздно задерживаться на работе.

– Мои рабочие часы определяет необходимость, мистер Облонг, и для меня приветствия и прощания стоят на первом месте.

Облонг поинтересовался, что входит в сферу деятельности домоправительницы.

– Что попросят, то и делаю. Готовка, уборка, стирка и слежка, – кратко перечислила Аггс, ставя на стол тосты и чайник. – Мы подружимся.

– Аггс – это сокращение от Агата?

– От Агапантус. Но даже мистер Смит не угадал. А теперь пора вас накормить, а то что-то вы даже книги правильно расставить не в силах. Одни распределяют их по высоте, другие по предмету, а третьи – в алфавитном порядке. Я сама предпочитаю группировать по предмету. А то зачем же класть подушки с кастрюлями?

Пока Облонг послушно допивал вторую чашку чая, Аггс провела инструктаж по правильному обращению с холодильником и плитой, рассказала о погоде на ближайший месяц, предоставила список необходимых для жизни магазинов, сообщила время открытия и закрытия единственного ротервирдского паба «Душа подмастерья» и напоследок заверила, что с четвертым классом у Облонга не будет никаких проблем. Все, что от него требовалось, это явиться к половине девятого в день начала семестра – и непременно в мантии.

– Значит, вы присматривали и за моим предшественником?

– Нет, у него была не я, если вообще кто-то был.

В мире есть отменные лжецы и безучастные лжецы, а есть та редкая прослойка, к которой относилась Аггс, ложь которых настолько очевидна, что их едва ли можно вообще называть лжецами. Ее привыкшее к искренности лицо исказилось, брови поползли вверх, а крылья носа начали подергиваться, когда она вперила взгляд в собственные туфли.

Облонг решил не подвергать женщину еще большим мучениям. Она явно выполняла приказ.

Следующие два дня Облонг провел в основном в своих комнатах, отчасти из-за испортившейся погоды, отчасти из природной стеснительности, а отчасти потому, что принял решение как можно лучше подготовиться к предстоящему первому уроку. Аггс и без того забила его шкафы всевозможными припасами, поэтому в дополнительных походах по магазинам не было никакой срочной необходимости.

В последний свободный вечер Облонг решил поразвлечься, но лишь набрел на две постройки, которые продемонстрировали явную враждебность к посетителям.

Первая локация скрывалась за высокой стеной и развешанными тут и там надписями красным шрифтом: «Запретная территория. ПОМЕСТЬЕ РОТЕРВИРД. НЕ ВХОДИТЬ». Невзирая на предписание, за забором полным ходом шли реставрационные работы. Вторая постройка, открытое для обозрения импозантное здание, также щеголяло надписями на настенных табличках: «Эскатчен Плейс», и ниже: «Мармион Финч, герольд Ротервирда. ПОСЕТИТЕЛЕЙ НЕ ПРИНИМАЕМ».