Текст книги "Загадочный город"

Сэр Веронал решил взять ситуацию в свои руки:

– Мне нужно поговорить с нашим историком наедине.

Родни отвесил легкий поклон и удалился.

– Я преподаю только современную историю.

– Современность пожинает плоды прошлого. Невозможно изучать 1800 год, при этом закрывая глаза на предшествовавшие события.

– Полагаю, все зависит от правил.

Сэр Веронал поднял канделябр.

– Следуйте за мной, – сказал он.

Облонг послушно поднялся за хозяином на балкон и прошел в заднюю дверь. По стенам галереи танцевали тени. В поле зрения показались гравюры, рисунки тушью и одна-единственная картина маслом – все с гротескными сюжетами. Сэр Веронал остановился у картины, изображавшей ведьму в окружении паноптикума монстров.

– Все работы принадлежат Гойе, но только это полотно – главное сокровище, одна из давно утерянных «Мрачных картин»[15]15
  «Мрачные картины» (1819–1823) – название серии из четырнадцати фресок Франсиско Гойя, написанных в технике al secco (на стене, по увлажненной штукатурке). (Примеч. ред.)


[Закрыть], которые сняли со стены в доме Гойи и перенесли на холст. Остальные тринадцать висят в музее Прадо.

Спустившись и несколько раз повернув, они вошли в библиотеку – квадратную комнату с высокими круглыми окнами и дубовыми полками, которые ломились от антикварных изданий. Облонг обратил внимание на письменный стол тонкой работы, который казался таким же старинным, как и большинство книг, и вся комната была полна запретных плодов – неужели все это не исторические, а литературные произведения? «Или, – запоздало спросил он себя, – четкой границы между ними быть не может?» Сэр Веронал зажег еще один канделябр – газовый свет ему, по всей видимости, не нравился; повсюду были расставлены подсвечники. На каминной полке лежали щипцы для тушения свечей.

С удивительной для его возраста ловкостью Веронал взобрался по лестнице, по пути зажигая свечи, а затем передал Облонгу маленький томик в кожаном переплете.

– «Фауст» Кристофера Марло, издание 1592 года – основан на немецкой народной легенде о докторе Фаусте. Рядом стоял «Фауст» Гете, первое издание 1808 года и второе – 1829-го, последняя версия, которую Гете редактировал собственноручно. Несмотря на все свои недостатки, это – величайшая из когда-либо написанных пьес. Рай скучен; ад захватывает, но какой ценой!

Сэр Веронал спустился, предложив Облонгу самому подняться по ступенькам. Первое издание пьес Шекспира обнаружилось между томами Гете и полным собранием сочинений Данте.

Сэр Веронал перечислил другие жемчужины коллекции:

– Если двигаться слева направо – «Герцогиня Малфи» и «Белый дьявол»[16]16
  Пьесы Джона Уэбстера (1578–1634), английского драматурга, современника Шекспира, мастера так называемых «кровавых трагедий». (Примеч. ред.)


[Закрыть], изданные при жизни автора, отпечатанные Николасом Оуксом. Первого издания «Короля Лира», того, ин-кварто, со знаком пестрого быка, у меня нет… пока что.

И представление продолжалось до тех пор, пока сэр Веронал не добрался до цели своего экскурса.

– Для меня существует одно недостающее звено – история Ротервирда. – Сэр Веронал приблизился к Облонгу. – У меня есть всего два предположения, почему эти люди скрывают свое прошлое. Либо они хотят сберечь сокровище, либо стремятся избежать опасности, но, возможно, и то и другое. – Сэр Веронал помедлил. – Я щедро плачу тем, кто мне помогает.

Пусть Облонгу и хотелось произвести впечатление на этого человека, он все же не стремился идти дорогой Роберта Фласка. Испытывая неловкость, он только пожал плечами, но сэр Веронал возобновил атаку:

– Разве может быть, чтобы историк шесть месяцев прожил в городе, так ничего и не узнав о местной истории? – Его серо-зеленые глаза так и впились в Облонга. Сэр Веронал сменил тактику: – Так что же случилось с вашим предшественником?

– Мистера Фласка освободили от должности.

– Как любопытно! И по каким же причинам?

– Он сделал то же, чего вы просите от меня.

– И что же он обнаружил?

Облонг почти сразу пожалел о сказанном, но все-таки поддался давлению:

– Что-то о Лост Акр Лейн, но я не знаю, что именно.

– И как вы это выяснили? От кого?

– Уже не помню, сэр Веронал, кажется, кто-то в пабе проболтался у меня за спиной. – Облонг сам услышал, как неубедительно прозвучала отговорка, но просто не имел права вовлекать Фангина в еще большие неприятности.

Сэр Веронал обрадовался косвенному подтверждению того факта, что он не зря претендовал на «Душу подмастерья», но радость смешивалась с раздражением – историк слишком щепетильно относился к правилам. Ясное дело, Облонг знал больше, чем говорил.

– Вы просто не можете помахать морковкой прямо у меня перед носом и тут же ее спрятать, – мягко произнес сэр Веронал.

Впрочем, Облонг все же почувствовал растерянность и даже злость хозяина, когда тот бесцеремонно отправил его обратно в Большой зал. Пусть и завуалированный условностями этикета, посыл оказался ясен: до тех пор пока не расскажешь все, что знаешь, о моих сокровищах можешь не мечтать.

Орелия следила за тем, как сэр Веронал поднимался по лестнице с Облонгом.

Хороший шпион последовал бы за ними. Но далеко уйти ей не удалось.

– Орелия, дорогуша!

Орелия никогда не видела, чтоб тетка так сияла от радости. Миссис Бантер щеголяла в новом, украшенном блестками платье – при этом на каждом открытом участке ее тела сверкали драгоценности – и что-то рассказывала молчаливому Горэмбьюри, который на ее фоне выглядел натуральным гробовщиком. Тетка энергично помахала племяннице.

– Ну разве она не великолепна? А мораль истории такова: хорошая торговля приносит закономерные результаты. Она начала торговаться, я повысила ставки.

Возможно, возымели должное действие коктейль «Голубая лагуна» и пышность приема, а может, миссис Бантер просто хотела приобщиться к популярности хозяина. Что бы за этим ни стояло, она так и излучала позитив. Похоже, миссис Бантер впервые гордилась племянницей.

Орелии долго не удавалось от нее избавиться, пока не появился Ромбус Смит, который великодушно пришел на помощь Горэмбьюри. Орелия поднялась в галерею, неторопливо осмотрела картину и скользнула за дверь. В середине коридора она невольно приостановилась; окружавшие ее полотна изображали всевозможные уродства и пытки, что было вполне достойно музейной экспозиции, но говорило о мрачных наклонностях владельца дома, который обладал достаточными средствами, чтобы выбирать обстановку на свой вкус.

– Мне показалось, что сюда кто-то проник, – произнес мужской голос у нее за спиной.

– Библиотеки созданы для пытливых умов, – пробормотал другой властный голос из противоположного конца коридора; ей показалось, что он принадлежал сэру Вероналу. По всей вероятности, новый историк разочаровал его.

Орелия подняла ближайшую свечу и воспользовалась единственным путем к отступлению, укрывшись в дальнем лестничном пролете, который спиралью поднимался куда-то вверх и в темноту; не покрытые ковром ступени выделялись на фоне преобладающей роскоши, а проход заграждал пурпурный канат толщиной с ее руку. Прикрывая ладонью пламя свечи, Орелия перепрыгнула через канат и поднялась наверх, после чего остановилась у первого поворота, боясь, что кто-то мог услышать скрип ступеней.

– Простите, сэр Веронал, мы проверяли, нет ли непрошеных гостей.

– Ничего удивительного, – ответил сэр Веронал.

Голоса и шаги затихли в отдалении. Пламя свечи плясало по стенам. Малоприметная черная лестница за первым пролетом пребывала в запустении. Несомненно, именно так поместье выглядело до реставрации: деревянные панели потрескались, на паркете лежал слой рыжевато-серой пыли, по перилам тянулась паутина, а окон не было вовсе. Орелия миновала шесть поворотов – этого времени хватило бы, чтобы выкрутить приличную винную пробку, – и наконец вышла на площадку, где царило такое же запустение. Здесь явно побывали кровельщики сэра Веронала, но ни работ по покраске, ни каких-то других изменений не произвели, и Орелия понимала почему: из-за низких потолков, тесных комнатушек и узких окон помещение можно было назвать скорее чердаком, чем пентхаусом. Выпрямиться во весь рост ей удавалось только в центральном проходе. На раздвижном столе грубой работы стояло треснутое блюдце с огарком свечи, который Орелия зажгла. Со свечами в обеих руках и висящей на локте сумочкой она продолжила разведку.

В последней комнате по обшивке стены тянулась покрытая пятнами серая труба. Орелия сначала решила, что это водопровод, но на этаже не было ни умывальников, ни батарей. Она подошла, чтобы рассмотреть трубу поближе. Когда она обхватила ее пальцами, та подалась. С одного конца в ней обнаружилась неприметная ручка, похожая на часть механизма тайного хода. Орелия дернула за нее, и та не без усилий сдвинулась, а вслед за ней – крышка, из-под которой девушке удалось вытащить сверток ткани более шести футов в ширину и еще больше в длину. Когда она развернула гобелен, оказалось, что его цвета не тронули ни пыль, ни износ, ни влага, ни, казалось, само время.

Когда речь шла о подобных вещах, у Орелии открывалось шестое чувство более глубинного характера, чем просто опытный глаз антиквара. У нее появилось четкое убеждение, что гобелен соткала женщина и что он такой же древний, как и сам дом. И действительно, на гобелене были изображены ротервирдская церковь, поместье и здание нынешней Северной башни, стоявшее в гордом одиночестве, без всех теперешних пристроек.

Орелия тут же обратила внимание на сценки домашней жизни – человек, угощавший другого обедом, две запряженные лошадьми повозки с детьми, традиционные похороны и урок в школе. При этом неизбежно обращали на себя внимание соседствующие чудовищные сцены – отстраняющийся от телескопа человек, из глаз которого, будто потоки крови, тянулись красно-зеленые нитки, а рядом с ним шла охота за безволосым монстром. Пространство выше было заполнено клетками правильной кубической формы: одни пустовали, другие населяли чудовища, а в третьих обитали странные гибриды человека и зверя или зверя и птицы.

Она попыталась найти этому рациональное объяснение и решила, что странные сюжеты являются частью местного фольклора и порождением буйного воображения.

По профессиональной привычке Орелия носила в сумке фотоаппарат – никогда не знаешь, что может попасться на пути: потенциальная покупка или предмет, связанный с тем, что ты пытаешься продать. Теперь она им воспользовалась и сфотографировала целые участки гобелена, перемещая свечи так, чтобы захватить каждую деталь.

Справившись, Орелия снова свернула гобелен и положила его на место, собираясь с мыслями, прежде чем вернуться на вечеринку.

Один из проходящих гостей задел локоть мисс Тримбл, отчего та пролила коктейль, и, не заметив этого, прошел дальше.

– Позвольте мне, – бросился на помощь Грегориус Джонс и начал промокать ее рукав шелковым платком. – Чудесное платье, – отметил он.

Обычно на такие прямолинейные комплименты мисс Тримбл реагировала холодным безразличием или чем похуже, но странное приветствие сэра Веронала натолкнуло ее на некую мысль.

– Не могли бы вы мне помочь, мистер Джонс, припомнить, чем наш хозяин закончил свою приветственную речь?

– Nunc set bibendum. Самое время… – Джонс запнулся и продолжил: – Самое время заняться тем или другим.

Теперь она точно знала, что он понимает и говорит на латыни, правда, почему он пытался это скрыть, до сих пор оставалось для нее мучительной загадкой.

Тем временем Орелия продолжила слежку за сэром Вероналом, следующую жертву которого могла предсказать заранее.

С Мармионом Финчем Орелия была знакома поверхностно – впрочем, как и все остальные: он слыл вспыльчивым затворником, который с баснословной добросовестностью занимался гербами и гравировками, точно так же, как делали его отец и дед. Даже Сноркел держался на почтительном расстоянии от Эскатчен Плейс. Фамилия не соответствовала его характеру[17]17
  Фамилия происходит от слова finch – зяблик (англ.).


[Закрыть]. Герольд походил скорее на сову, чем на зяблика: с кустистыми густыми бровями, крючковатым носом и особым подмигиванием – двумя глазами сразу. Также он порой как-то по-птичьи щелкал себя по уху. Крапчатый, коричневого цвета костюм дополняла крапчатая же коричневая жилетка и такие же коричневые туфли. Он стоял рядом с миссис Финч, увешанной роскошными драгоценностями маленькой женщиной под пятьдесят. О ротервирдском герольде слышали все, но немногие встречались с ним самим. Однако его жена постоянно вращалась в высших кругах и передала сыну повадки и манеры очевидного наследника Финчей.

Орелия поспешила добраться до герольда прежде, чем это сделает сэр Веронал.

– Ах, это, должно быть, мисс Рок, девушка, которая знает толк в старинных вещах.

Он мигнул, почесался, улыбнулся и обеими руками пожал правую руку Орелии. Она ощутила в нем какую-то неискренность.

Герольд инстинктивно подумал то же самое об Орелии. Он говорил спокойным мелодичным голосом:

– К слову о старинных вещах: не знаете, зачем обращаться к гостям на латыни? Он ведь не школьный директор. И почему тут не видно ни одного семейного портрета или хотя бы фотографии?

Орелия уловила суть замечания. Большой зал действительно рассказывал о сэре Веронале не больше, чем музейная экспозиция о кураторе.

Финч скользил глазами от шедевра к шедевру – Донателло, Брейгель Старший, Рембрандт, Гольбейн, при этом все работы не были известны широкой общественности. И как одному-единственному человеку удалось собрать столь поразительную коллекцию? Финч посмотрел на леди Имоджен.

– И зачем нас пригласили?

– Сейчас у вас появится шанс узнать ответ на этот вопрос, – прошептала Орелия, заметив приближающегося к ним хозяина.

– О, сэр Веронал! – воскликнула миссис Финч, которая, подобно миссис Бантер, была частью сноркеловского кружка, а следовательно, заложницей мнения света. Орелия отметила про себя, что Мармион Финч и его жена казались не самой подходящей парой.

Сэр Веронал проигнорировал ее восклицание и начал с лести:

– Меня поистине восхищает Эскатчен Плейс. Судя по общему стилю и пилястрам, я бы сказал, что это постройка 1600 года или около того, самое старинное здание города, не считая поместья.

– Но восхищаться им можно только снаружи. Как указано в «Исторических предписаниях».

– И что же вы там храните?

– Я изучаю заявления о гербах, затем принимаю решения, выношу отказы, рассматриваю апелляции, занимаюсь также другими проблемами их внешнего оформления.

– Невинное удовольствие?

– Ничем не хуже крикета или шотландских танцев.

– Зачем же тогда закрывать дом для посетителей?

Беседа стала напоминать придворную дуэль или допрос, где сэр Веронал выступал инквизитором, а Финч – лукавым свидетелем.

– Мы не занимаемся антиквариатом. – Финч вновь мигнул и почесался.

– И архивами тоже? Неужели не храните ничего на память о юности Ротервирда?

– Нет.

На этот раз Финч мигнул не синхронно. «Он лжет», – подумала Орелия.

По всей очевидности, хозяин дома пришел к тому же заключению.

– Нам стоит ввести в моду большую открытость, – сказал он, прежде чем отойти.

– Вы были с ним не слишком дружелюбны, – заметила Орелия.

– Он чересчур умен для фальшивых любезностей, – ответил Финч.

Орелия засмеялась, а миссис Финч состроила кислую гримасу. В Ротервирде мало кто владел искусством самоиронии. Между пуговицами рубашки Финча Орелия заметила золотую цепочку с миниатюрным золотым ключом. Ей стало интересно, какие тайны хранил этот ключ, а Финч ни с того ни с сего взял на себя роль сэра Веронала:

– Сэр Веронал приходил к вам в лавку?

– Один раз.

– И он что-нибудь купил?

Финч не спешил открывать свои карты; она почувствовала, что лучше последовать его примеру, и пожала плечами – лучше лгать жестами, чем словами.

– А Роберт Фласк?

– Может, пару раз – всегда брал старые книги из-под прилавка.

– Мисс Рок, надеюсь, что мы еще встретимся. – Герольд помедлил, прежде чем процитировать сэра Веронала: – И введем в моду большую открытость.

Орелия покраснела. Ум Мармиона Финча был острым как бритва.

В противоположной части зала покинувшая Ромбуса Смита миссис Бантер как раз искала новую компанию, когда словно из ниоткуда перед ней возник лакей. По его голосу и одежде становилось понятно, что его отличает высокий ранг.

– Миссис Бантер, прошу следовать за мной.

Миссис Бантер чуть не упала в обморок от радостного предвкушения. Наконец пришел и ее черед встретиться с хозяином с глазу на глаз. Он стоял в другом конце зала и, судя по его виду, элегантно скучал. У нее в голове проносились варианты приветствия и темы беседы.

– С удовольствием, – на последнем дыхании произнесла она, отмечая кант в виде золотой косички на фраке слуги. Сэр Веронал прислал к ней не какого-нибудь официанта, а главного лакея.

Но тут, к вящему ужасу миссис Бантер, этот жалкий человечишка твердо повел ее в противоположном направлении – к выходу из Большого зала. Когда она попыталась вернуться, ее руку сжала железная хватка.

– Я – миссис Бантер, – запротестовала она, будто один звук ее имени мог решить любую проблему.

– Эта вечеринка предназначена только для приглашенных гостей, – сообщил лакей безучастным деловым тоном.

– Вы делаете мне больно.

– Неужели? – удивился он, но ни на мгновение не ослабил хватку.

Щеки миссис Бантер горели. Она чувствовала на себе взгляды всех присутствующих.

– Да как вы смеете! Я требую…

Он вывел ее в гардеробную.

– А теперь отдайте мне билет. – Она покорно передала ему бумагу. Он вручил ей пальто и вывел за порог в ночь. – У вас есть три минуты. Не заставляйте снова вас выпроваживать. Сэр Веронал не дает второго шанса.

Миссис Бантер широким шагом направилась к воротам. Она пыталась сохранить лицо, но слезы рвались наружу. Наконец она нашла скамейку в соседнем переулке и, опустив голову на руки, зашлась в рыданиях, размазывая тушь по лицу. Какое унижение!

Актриса наблюдала за тем, как выводят женщину. Та казалась совершенно безвредной, да еще расхаживала в туфлях на высоких каблуках. Один из гостей пояснил, что женщине принадлежит магазин «Безделушки и мелочи».

У актрисы появилась еще одна небольшая зацепка.

Облонг заметил, что интерес к его обществу уменьшался с каждым выпитым коктейлем. Чувствуя себя все более одиноким, он вышел на улицу. По лужайке пробежал кривобокий кот, и в Облонге вместе с симпатией ожила муза поэзии: он придумал три строки в характерном для себя свободном стиле:

 
О Феликс, бедняга коток!
Что тебя так скрутило
В двойной завиток?
 

Он достал записную книжку, и его настроение мгновенно улучшилось.

Четвертая атака сэра Веронала принесла большие результаты.

– А, мистер Стриммер! – Ученый пожал хозяину руку. – Вы чуть ли не целый вечер стоите на месте. Неужели компания моих гостей кажется вам скучной?

– По большей части, – ответил Стриммер.

Сэр Веронал улыбнулся. Наконец он повстречал родственную душу.

– Я склоняюсь к такому же мнению.

Стриммер еще никогда не сталкивался со столь пристальным взглядом и, если на то пошло, с такой прямотой. Кожа сэра Веронала была блестящей, как у новорожденного мышонка. Хозяин не соответствовал ожиданиям Стриммера.

– Вы – физик?

– А также изобретатель, сносный химик и инженер. – Нескромность давалась Стриммеру самым естественным образом.

– И что же Северная башня делает с такими талантами?

– Мы разрабатываем деструктивные технологии для продажи во внешний мир.

После общения со скрытными гостями подобная четкость подачи информации показалась сэру Вероналу глотком свежего воздуха.

– И вы одобряете данные технологии?

– Мир битком набит ненужными людьми. Мы помогаем осуществлять естественный отбор.

– А как насчет Южной башни?

– Только место занимают, разве что вам нравится наука для карапузов – одни игры и наблюдения за небесными светилами.

– Вы, должно быть, знали Роберта Фласка.

– Фласк был с приветом, но, как для чужака, отличался умом и всегда совал куда-нибудь свой нос, – ответил Стриммер.

– Совал нос в дела прошедшего или настоящего?

– Первого – он не особенно заморачивался правилами.

– И ему удалось что-нибудь найти?

– Он никогда ни о чем конкретно не рассказывал.

– А Лост Акр Лейн когда-нибудь упоминал?

– Не при мне. Это далеко не самая лучшая улица в городе.

Сэр Веронал твердо посмотрел Стриммеру в глаза. Ученый говорил правду.

– Мэр обвинил Фласка в том, что тот подстрекал свой класс исследовать прошлое – странный акт саморазрушения.

Стриммер сам ломал голову над этим странным решением Фласка, данный поступок никак не вписывался в рамки поведения столь расчетливого человека.

– Фласк предпочитал недосказанность, и вы правы, его исчезновение – это еще одна загадка. Скрылся ли он до того, как на него начали охоту, или принял спонтанное решение бежать?

– Или его заставили замолчать навсегда? – прибавил сэр Веронал.

Стриммер поднял голову, и сэр Веронал последовал его примеру. Внезапно из-под входной двери в воздух Большого зала вползла лента дыма и поднялась к потолочным балкам, где превратилась во вращающийся шар тьмы, напоминавший атмосферный циклон в миниатюре.

Сэр Веронал помчался вверх по лестнице к галерее менестрелей и позвал охрану:

– Где-то здесь должен бродить непрошеный гость – найдите его!

Но было слишком поздно: пока официанты сбивались в кучку, облако взорвалось ослепляющей вспышкой, сопровождаемой звуками божественного вмешательства: ангельские трубы возвещали о Страшном суде.

У сэра Веронала на мгновение потемнело в глазах.

Стоило стихнуть фанфарам, как распахнулась входная дверь. На пороге появилась хрупкая молодая женщина в пышном белом наряде, а ее коротко подстриженные волосы бирюзового цвета были уложены в виде острых шипов. На ткани ее наряда в наглядной демонстрации человеческих достижений то появлялись, то исчезали молекулярные структуры и доказательства теорем, от Гука до Ферма и Эйнштейна, которые сменяла последовательность начальных цифр ряда Фибоначчи. Фигура ее ярко светилась на фоне мерцания свечей. Внезапно мешок, висевший на ее правом плече, ожил, что-то рвалось из него наружу. В другой руке девушка вращала тонкую золотистую веревку с грузилами.

– Только посмотрите, как быстро вы запустили рыла в кормушку, потянулись жадными ручонками к наживе. Постыдились бы, а?

В усилителе ее голос казался высоким и хриплым. Произнося свою речь, она подняла в воздух палец, и ботинки ее чудесным образом превратились в ходули. Гости начали пятиться назад, к другому концу Большого зала. И вдруг ее наряд почернел, научные символы потухли, обнажая ряды проводов тусклого красного цвета. Визуальный ряд гармонировал с речью: достоинства науки тонули в грязи материальной выгоды.

– Нам не нужны ваши деньги, – продолжила она.

– Взять ее! – закричал сэр Веронал.

Гости, переставшие веселиться, напоминавшие сейчас зомби или роботов, освободили проход для охранников.

– Этот дом вам не принадлежит, – сказала девушка.

Когда главный лакей, который ранее вывел миссис Бантер, сорвался на бег, она метнула в него болас[18]18
  Болас – охотничье метательное оружие, состоящее из ремня или связки ремней, к концам которых привязаны обернутые кожей круглые камни, костяные грузы, каменные шары и т. п.


[Закрыть]. Увлекаемая шарами веревка обвила его лодыжки и затянулась, и человек грузно приземлился на каменный пол подбородком вперед. Встать он уже не смог. Девушка, точно из воздуха, достала второй болас. И начала его раскручивать, как бы приглашая смельчаков подходить.

– Перебивать людей – это невежливо, – произнесла она.

– Приходить без приглашения – еще невежливее. – Всякое радушие испарилось из голоса сэра Веронала.

Пора было заняться делом.

– Ну, я-то как раз приглашена.

Девушка достала приглашение, а ее костюм тем временем вернулся к первоначальному состоянию.

Сноркел рванулся вперед, по-петушиному раздувая грудь.

– А теперь послушайте меня, кто бы вы ни были, с вами разговаривает мэр…

– Снорки-свинорки.

Сноркел побелел от злости.

– Да как вы смеете строить абсурдные измышления в адрес нашего доброго сэра Веронала!

– Ученые не занимаются измышлениями. С другой стороны, слова о «добром сэре Веронале» – измышление еще то.

– Сэр Веронал нас клятвенно заверил, и…

– И в чем же это он вас заверил? Это – настоящие поминки, натуральное осквернение. Дом принадлежал великому ученому. Вам всем должно быть стыдно.

Это явление было настолько абсурдным, а поведение девушки таким нелепым, что многие до конца не верили в то, что она может оказаться членом их общины, пока один подчеркнуто тихий голос не вмешался в разговор.

Ромбус Смит сделал шаг вперед.

– Считайте, что ваша демонстрация удалась. Теперь, я полагаю, настало время нас покинуть.

Сэр Веронал почувствовал, как в нем закипает неуправляемая ярость. Его руки так и чесались, и какое-то давно похороненное воспоминание дало о себе знать. Ему стало трудно дышать. Нечто важное происходило на клеточном уровне его организма. Внутренний голос подсказал: «У тебя есть сила. Используй ее».

– Спасите! – завизжала мисс Тримбл, которую в этом мире пугало только одно – мелкие мохнатые животные. – Что там у нее в мешке?

– Это горностаи, мадам, – ответила непрошеная гостья. – Десятки их.

Мисс Тримбл начала заваливаться на спину. Грегориус Джонс подхватил ее, но горностаи так и не появились на свет; девушка приготовила другой сюрприз. Она распустила завязки мешка, после чего порыв ветра погасил все свечи в зале. На несколько мгновений на стенах над головами гостей загорелись сотни красных глаз – вспыхнули и погасли.

А затем из темноты с верхней галереи прямо на девушку хлынул поток чистой энергии. Ее спасла только хорошая реакция: она прыгнула в сторону, и двойные двери позади нее рассыпались под вспышкой голубого пламени, оставив железные петли болтаться без дела. Ее правая ходуля отлетела в сторону, роняя металлические искры, – к счастью для Валорхенд, ходули заканчивались резиновыми наконечниками, которые послужили изоляцией от направленного в нее электрического заряда.

Несколько мгновений царила полная тишина, а затем поднялась какофония криков и проклятий, прерываемая перекличкой гостей, искавших своих спутников.

Сэр Веронал рухнул на пол в проходе. Слуги вынесли его из зала.

А на улице поэтические грезы Облонга были грубо прерваны взрывом, внезапно наступившей тьмой и еще одним взрывом, после которого мимо него, срывая испорченный наряд и обнаруживая под ним защитный костюм, пронеслась бесполая фигура. Схватив с клумбы шест, она легко перемахнула через стену.

У него в памяти возник образ прыгуна с шестом и снежной атаки на Лост Акр Лейн.

Актриса наблюдала за удивительным зрелищем. Сначала она не могла сообразить, как действовать дальше – выйти из роли или продолжать игру, – но в конце концов решила вести себя так, как вела бы себя избранная сэром Вероналом жена: то есть решительно.

– Несите новые свечи! Музыканты, играйте, за что вам платят?

Спустя несколько минут освещение частично восстановили. Девушки простыл и след, как, впрочем, и сэра Веронала. Снова начали разносить коктейли. Оркестр заиграл опять – правда, слегка фальшивя, и Сноркел тоже делал что мог.

– Леди и джентльмены, давайте простим эту мелкую выходку – прискорбный цирковой номер и ничего больше. Продемонстрируем нашему уважаемому хозяину, что мы выше этого.

И все попытались, но ощущение праздника было безвозвратно утеряно. На стенах снова горели свечи, но до потолочных канделябров в переполненном Большом зале было не добраться. В полумраке жители Ротервирда размышляли над тем, говорила ли молодая ученая правду, несмотря на свои чудовищные манеры. Неужели они продались чужаку? Неужели они и правда попрали память первоначального владельца поместья, кем бы тот ни являлся? Роскошь торжества поблекла. Гости начали потихоньку выметаться вон.

Виксен Валорхенд остановилась у железного флюгера, шест был при ней. Она почувствовала прилив сил. Замысел удался. Она сумела повергнуть в ужас жителей Ротервирда, которые наглядно продемонстрировали истинное отношение к чужаку: жадность в сочетании с подобострастием. С тем же удовлетворением Виксен припомнила и выражение лица Стриммера, на котором читался ужас с толикой восхищения.

Валорхенд произвела первоначальную оценку собственных действий: высший балл за демонстрацию и побег. Но на поверхность выплыло и другое, более мрачное наблюдение: чужак выстрелил в нее какими-то молниями и целился на поражение. Наиболее логичным казалось то, что у того был некий механический прибор, но в ту самую долю секунды, когда ударил разряд, она увидела искры между ладонями Сликстоуна, как будто он выжимал статическое электричество из себя. Она задумалась о способах, какими подобная энергия вырабатывается в природе: о кошачьей шерсти, угрях и грозовых облаках, – но ничего похожего не обнаружила.

Опершись на шест, Виксен подпрыгнула высоко над улицей. Нужно поскорее вернуться домой, прежде чем улицы заполнятся возвращающимися от сэра Веронала гостями.