Текст книги "Гений. История человека, открывшего миру Хемингуэя и Фицджеральда"

Одним из способов, благодаря которым Фицджеральд несколько усилил вялую конфронтацию в отеле «Плаза», было обвинение касательно связей Гэтсби, что Том Бьюкенен выяснил с помощью частного сыщика.

– Я выяснил, что представляют из себя эти ваши «аптеки»! – выпалил он, повернувшись к нам. – Он и этот его бандит Вулшем выкупили около сотни аптек здесь и в Чикаго и продавали там спирт из-под полы! Это один из его маленьких трюков! Я почуял в нем бутлегера еще в нашу первую встречу и не ошибся!

До Перкинса никто в Scribners не редактировал рукописи так смело и заинтересованно, как Макс редактировал рукописи Фицджеральда. Некоторые из старых редакторов считали такую практику сомнительной. Им нравился Макс и его умения, но они далеко не всегда понимали его. Он отличался от остальных как в мелочах, так и в серьезных вопросах. Например, услыхав о его просьбе о специальной кафедре для работы немало сотрудников удивленно подняли брови. Эта кафедра была высокой, широкой, со специально обработанной поверхностью, за которой Макс мог работать стоя. Он объяснял это тем, что раз уж не может проводить достаточно много времени на улице, занимаясь спортом, то может, по крайней мере, не проводить так много времени сидя. И, проходя мимо его кабинета, люди часто могли заметить, как он стоит за кафедрой, погрузившись в чтение очередной рукописи, с одной ногой, согнутой в колене поверх другой, словно фламинго.

Понадобилось немало времени, чтобы старшие редакторы смогли оценить высоты, которых Макс достиг с помощью этой самой кафедры. Или, по крайней мере, оценить значимость найденных им авторов. Фицджеральд был самым дерзким и пылким из всех, и некоторых особенно напыщенных сотрудников возмущало то, каким штормом он ворвался в их оплот консерватизма и приличного вкуса.

Памятным стал день, когда Браунелл вышел из своего кабинета и заявил, обращаясь к коллегам:

– Позвольте я прочитаю вам нечто прекрасное!

И громко и с чувством зачитал две страницы из «Гэтсби». Сам Фицджеральд никогда не сомневался в ценности помощи Макса. Впервые после провала «Овоща» он написал редактору, что всегда верил, будто «является превосходным писателем… и что именно его прекрасные письма позволяли ему не потерять веру в себя».

Несколько лет спустя он отметил:

«Я переписывал “Гэтсби” три раза до того, как Макс сказал мне кое-что [еще до того, как он прислал ему на отзыв черновик], а потом я просто сел и написал нечто, чем смог гордиться».

В этом он признался одному из друзей Макса – пожалуй, самому важному из его друзей, не связанных с работой, – женщине по имени Элизабет Леммон.

Они познакомились весной 1922 года. Элизабет Леммон была на восемь лет младше Макса и отличалась от всех женщин, которых он когда-либо встречал. Она была воплощением его романтизированного девятнадцатым веком представления о женщине. Элизабет происходила из большой семьи, корни которой уходили в Вирджинию и Балтимор. Будучи младшей из восьми сестер, она не была ни изнеженной, ни капризной. Открытый душевный смех оживлял ее манеры врожденной аристократки. Она чувствовала себя одинаково комфортно и в обществе в Балтиморе, и в окружении семьи в их поместье Велбурн в Миддлбурге, штат Вирджиния. А еще она любила читать. В школе познакомилась с девочкой по имени Уоллис Ворфилд.[72]72
  Бесси Уоллис Симпсон, урожденная Уорфилд. Родилась в 1896 году. Герцог Виндзорский, бывший король Великобритании Эдуард VIII, женился на дважды разведенной Уоллис Симпсон в 1937 году. Чтобы осуществить свое желание, Эдуард отрекся от престола в декабре 1936 года.


[Закрыть]

«Уолли всегда “обожала” старших девочек и ходила за нами буквально как тень. Это было до того, как она решила, что хочет выйти замуж за короля», – вспоминала Элизабет.

Мисс Леммон дебютировала в Балтиморе, где стала известна как «вторая лучшая танцовщица» города. Девушка готовилась к карьере в опере и тренировала голос. Мать разрешила ей брать уроки пения, но при условии, что она никогда не будет выступать на публике. Впоследствии она обучала пению и танцам в престижной школе «Фокскрофт» в Миддлбурге. А в год, когда встретила Макса, была управляющей бейсбольной команды Вирджинии «Аппервиль».

Каждую весну мисс Леммон отправлялась на север, чтобы навестить друзей и родных в Плейнфилде, Нью-Джерси, а также посетить несколько концертов в Нью-Йорке. Во время своего путешествия в апреле 1922 года она встретила Макса и Луизу Перкинс. И перед тем как вернуться домой, однажды вечером зашла к ним попрощаться.

Максу всегда нравились блондинки. Он находил их исключительно женственными. И когда Элизабет Леммон в сером платье, оттеняющем золотистые кудри, шагнула в холл его дома, Макс был сражен. Тот вечер был наполнен теплом их беседы, хотя в основном они говорили об авторах, с которыми Максу приходилось работать. Она была образованной, но не сильно подкованной литературно. Обаятельной, но не требовательной. Луиза была уверена, что в ту ночь Макс снова влюбился, но не считала, что ей это как-то угрожает. Пыл Макса был похож на пыл героев древнегреческих мифов или жар романтической поэзии. Эта любовь была духовной, а не физической. Все, чего он хотел от Элизабет, – это возвести ее на пьедестал.

Мисс Леммон оставила после себя полупустую кремовую пачку «Pera» – нежных турецких сигарет, которые ей очень нравились. Когда Макс нашел их, тут же сел и написал письмо, начав его с ошибки в ее же имени:

«Дорогая мисс Лимон!

Когда после Вашего ухода я нашел забытые сигареты, захотел сохранить их на память. Но потом понял, что мне не нужно напоминание. Я вспомнил, как Вы говорили, что хотите бросить курить, потому что сигареты этой марки больше не выпускают. И я подумал, что должен спасти вас от чувства горькой утраты, которое будет возникать всякий раз, когда вы не сможете закурить. Если это принесет вам облегчение – у вас всегда будут еще две сигареты. Если вы уже бросили и чувствуете себя так, как чувствовал и я, то надеюсь, что этот перерыв пробудит в вас чувство особой признательности, если с моей стороны это не слишком – надеяться на нее. Вкратце: эти сигареты дали мне шанс сказать вам что-нибудь, просто так и без особого повода. По правде говоря, я испытываю святой ужас от мысли, что вы посчитали меня достаточно малодушным, чтобы обидеться на то, что вы “не выносите моего вида”. Надеюсь, что это не так.

В следующем году, пожалуйста, вспомните это письмо и поблагодарите меня. А пока что я благодарю вас за то удовольствие, которое вы доставили мне и, я так понимаю, всем в округе тем, что посетили нас в этом году».

Завершив письмо своей официальной, размашистой и угловатой подписью, Перкинс добавил постскриптум. Он писал, что ему всегда нравилось выражение Вергилия «Dea incessu patuit», что значит «И она предстала перед ним богиней», как это сделала Венера перед Энеем. «Я никогда не понимал значения этой фразы, до того момента, как вы вошли в мой холл той ночью».

«Положа руку на сердце, нельзя сказать, что Макс Перкинс в меня влюбился. В конце концов, мы оба были детьми эпохи королевы Виктории: мы встретились в то время, когда улыбка, посланная из дальнего конца комнаты, значила примерно столько же, сколько сейчас двое детей на заднем сиденье машины. Я думаю, ближе всего к истине был Эндрю Тернбулл, назвавший это чувство “настоящей дружбой”», – сказала Элизабет Леммон пятьдесят лет спустя.

Такое определение, признанное и мисс Леммон, и биографом Тернбуллом, несомненно, попало в цель, но все же было неполным. Перкинс испытывал к ней куда более глубокое чувство, «золотую любовь», которую Элизабет скромно отказывалась признавать. Он обожал ее. Она стала для него оазисом тепла и понимания в его все более усложняющемся браке.

Атавистические устремления Макса снова оказались на распутье и теперь влекли его в поистине уникальное любовное увлечение – увлечение редактора-янки. Он увлекся Элизабет Леммон, но со всей строгостью удерживал себя от начала каких-либо отношений с ней. Когда она была рядом, он пребывал в состоянии величайшего покоя и в то же время делал все возможное, чтобы она оставалась недосягаемой. В конце концов он свел общение до переписки.

Они переписывались двадцать пять лет. Это была самая продолжительная личная переписка в его жизни. В моменты радости и печали, но чаще всего вследствие одиночества или когда он чувствовал себя опустошенным, изливал на бумагу самые милые мысли, постоянно выражая благодарность Элизабет за то, что она стала для него не просто вдохновением, а почти что божественным созданием. Между их письмами мог протянуться год, или же три письма могли быть посланы в течение месяца, но сама переписка оставалась неизменной. Элизабет сохранила все его письма, и именно они – единственный дневник, который Макс оставил после себя. Ее ответы не сохранились, если не считать нескольких страниц.

«И слава богу. Я не сказала ничего, что заслуживало бы сохранения», – сказала мисс Леммон спустя десятилетия.

Максу не требовалось от нее ничего, кроме мимолетного ответа, который подтвердил бы, что она все еще там, неизменна и постоянна. Когда его семейная жизнь казалась ему пустой или рабочая обстановка становилась слишком беспокойной, письма к Элизабет были самым простым, легким и непорочным удовольствием в его жизни. И за весь двадцатипятилетний период их дружбы Макс навестил ее в Миддлбурге всего дважды.

Через несколько недель после их встречи в 1922 году мисс Леммон пригласила Перкинсов провести вместе неформальный уикенд в Велбурне. Она упоминала в письме мятные коктейли, поло и любительские конные выступления. Луиза ответила ей:

«Ваше приглашение заставило бы Макса поломать самого себя, особенно если учесть, что ему бы пришлось, как вы пишите, постоянно носить кроссовки».

Она также упомянула, что ее приглашение – «слишком большой соблазн для ее мужа отказаться на день от работы в издательстве, так как все честные сотрудники трудятся даже по субботам, поэтому Макс, к большому сожалению, вынужден отклонить приглашение».

Она отправилась туда одна. В двадцатых числах мая в Плейнфилде было все еще не очень жарко, но Луиза выехала в Вирджинию, захватив лишь летнюю одежду, и даже не подозревала, насколько холодно там, куда она отправляется. Зеленые холмы Северной Вирджинии показались ей самым величественным лошадиным краем, который она когда-либо видела, а имение Леммонов – воистину прекрасным. Длинный серпантин дороги в Велбурн бежал мимо неухоженных лужаек и высоких деревьев прямо к входной двери, в которую когда-то давно входили такие гости, как, например, Джеб Стюарт.[73]73
  Джеймс Юэлл Браун «Джеб» Стюарт (1833–1864) – кавалерист, генерал-майор армии Конфедеративных Штатов Америки.


[Закрыть] Простые линии и колонны перед домом делали его похожим на уменьшенную копию горы Вернон. От центрального здания особняка разлетались изящные одноэтажные крылья. Велбурн был построен в 1821 году, и в комнатах все еще висели дореволюционные портреты членов семьи. Из воздушной веранды открывался вид на разросшийся сад на заднем дворе. Когда-то пушечное ядро янки проделало дыру в одном из окон теплицы, и, несмотря на то что оно было заменено еще в 1865 году, его до сих пор называли «новым».

Луиза Перкинс мерзла в своей легкой летней одежде, но все же чувствовала себя очень комфортно в этом великолепном доме в компании мисс Леммон и ее семьи. Когда мать Элизабет спросила гостью, как там поживает мистер Перкинс, Луиза ответила:

– Очарован Элизабет.

Луизе очень понравилась хозяйка дома. Элизабет начала проявлять интерес к оккультным наукам и порекомендовала Луизе предсказателя будущего – консультанта, живущего чуть севернее.

Когда Луиза вернулась в Плейнфилд, она прожужжала Максу все уши историями о Велбурне. После этого он еще больше расстроился оттого, что не смог вырваться, но, с другой стороны, был очень этому рад. Благодаря рассказам жены Велбурн превратился для него в загадочное королевство, одно из тех, которые лучше посещать только в фантазиях.

В конце мая 1924 года Луиза отправилась вместе с друзьями в круиз по Карибскому морю. Макс снова не смог присоединиться к ней из-за работы с новым автором – Дугласом Саутхоллом Фриманом. Фриман имел докторскую степень по истории университета Хопкинса[74]74
  Американский предприниматель и филантроп, основатель частного исследовательского университета (Университет Джонса Хопкинса) в Балтиморе, штат Мэриленд, а также госпиталя, университетской клиники и центра биомедицинских исследований медицинского факультета Университета Джонса Хопкинса.


[Закрыть] и работал редактором в ричмондском «News Leader». Его страстью была история Конфедерации – он издавал военную переписку Роберта И. Ли и Джефферсона Дэвиса. В 1914 году Scribners подписало с ним контракт на создание короткой биографии Роберта Ли, над которой он работал вместе с Эдвардом Л. Берлингеймом. Прошло около десяти лет, но книга так и не появилась. Берлингейм умер, и Перкинс, всю жизнь интересовавшийся Гражданской войной, решил помочь автору. В 1924 году Фриман написал своему новому редактору:

«Основная проблема, связанная с моим Ли, заключается в том, что я долго ждал возможности взглянуть на финальную версию его документов, хранящихся в Мемориальном институте Конфедерации. Было бы нечестно, да и нежелательно публиковать книгу о его жизни до того, как я смог бы поработать с этими документами. Было бы глупо сдаваться в печать, когда последний сборник материалов, связанных с Ли, уже почти попал мне в руки». Бумаги должны были вернуться немедленно, но Фриман попросил еще об одной длинной отсрочке, прежде чем смог выполнить все требования контракта. Мысль о том, чтобы вместить весь материал в сто тысяч слов, как того требовали Скрайбнеры, просто ошеломляла автора. В течение всех девяти лет работы над рукописью Берлингейм всегда проявлял терпение в отношении Фримана.

«Хочется верить, что я выполняю роль манто на ваших плечах», – писал автор Перкинсу. Макс проявлял нечто большее, чем просто терпение. У редактора был план, согласно которому он должен был отложить выход работы доктора Фирмана еще на десять лет, но при этом обеспечить ей место в веках. Перкинс предложил создать полную биографию генерала Ли – без ограничений во времени и объеме.

В мае 1924 года Макс отправился в Вирджинию, чтобы обсудить проект с автором. По пути ему пришла в голову мысль навестить Элизабет Леммон. В Ричмонде он разузнал, как попасть в Миддлбург. Но уже спустя несколько часов понял, что не сможет к ней вырваться. Макс застрял по делам в Ричмонде вместе с Фриманом, исследуя город, описание которого должно было лечь в основу труда. Это было за десять с чем-то лет до того, как Фриман продемонстрировал Максу законченную рукопись своей монументальной работы.

Однако письмо, которое он получил от Элизабет Леммон после своего возвращения в Нью-Йорк, вынудило его пожалеть, что он не повидал ее, пока был в Вирджинии. Она упоминала новую стрижку, которая придала ей совершенно новый облик, а также говорила о растущем интересе к астрологии, который также можно было добавить к общим «изменениям». Макса взволновала одна лишь мысль о том, что Элизабет может как-то отличаться от того образа, который запомнился ему с момента их первой встречи. Он ответил ей:

«Не могу представить себе перемену, которая не сделала бы вас по крайней мере “настолько же прекрасной”. Могла ли новая Элизабет утратить божественность, которая, в числе прочих качеств, так отличала ее от остальных женщин, нетерпеливых, беспокойных и суетливых? И если да, то лучше мне не видеть ее вовсе, чем увидеть и навсегда потерять ту Элизабет, которую я знал и которая, по крайней мере, до сих пор жива в моей памяти. И все же вы заставляете меня жалеть, что я не рискнул вырваться к вам из Ричмонда. Я опасался въехать на ту часть Вирджинии и увидеть, что граница с Новой Англией всего лишь гранитная плита».

За несколько вечеров до этого Луиза назвала Макса «гранитной плитой Новой Англии» за то, что он не плакал над судьбой Лилиан Гиш из «Белой сестры».[75]75
  «Белая сестра» – фильм, вышедший в Голливуде в 1923 году, классика американского кинематографа.


[Закрыть]

Тем же летом Макс несколько раз ездил в Грейт-Нек, чтобы поговорить с Рингом Ларднером о его работе. Они выпили чудовищное количество коктейлей, но, по словам Перкинса, почти не чувствовали их воздействия из-за жары. Ларднер планировал увидеться с Фицджеральдом в Европе, но выглядел не очень хорошо для такого путешествия. Он страшно кашлял, почти ничего не ел, а если и ел, то обязательно с сигаретой в руке. Он сказал Перкинсу, что собирается бросить пить и курить, чтобы ему хватило денег на поездку за границу вкупе с тем, что он должен был получить за работу над комиксом вместе с карикатуристом Диком Дорганом.

С разрешения Ларднера Макс просмотрел собранные Рингом газетные и журнальные статьи, пока не набрал достаточного количества материалов для полноценной книги. Сборник должен был выйти в 1925 году. Макс был только рад издать его, хотя и надеялся, что Ринг дерзнет на что-то более амбициозное.

– Ринг, – говорил редактор, – если вопрос в деньгах, то ради романа мы бы не поскупились. Но я боюсь, что пять тысяч долларов, на которые мы сейчас способны, не будут считаться.

Ларднер сказал, что причина не в деньгах. Его métier[76]76
  Делом (фр.).


[Закрыть] была малая проза.

На Рождество 1924 года Ринг уехал в Европу, а по возвращении передал в печать антологию «Как насчет этого». Книгу открывала его новая статья, отрывок под названием «По эту сторону», «о его компаньонах и недавних приключениях “в старом пруду” Европы». В ней он написал:

«Мистер Фицджеральд, который работает над новинками, и миссис Фицджеральд – новинка».

Никогда прежде Ринг не был так доволен своей литературной деятельностью. До этого он по большей части относился к ней цинично и верил, что обязан своему творческому росту хорошим отношением с Перкинсом. Продажи сборника «Как писать рассказы» преодолели отметку в шестнадцать тысяч экземпляров, и, как и предсказывал Макс, переиздание Scribners старых работ Ларднера в новых обложках вдохнули жизнь в продажу остальных его книг. На новую написали множество превосходных рецензий, одной из которых стала рецензия Менкена. Ринг Ларднер – младший как-то написал в семейных мемуарах под названием «Ларднеры»:

«Неожиданный успех сборника “Как писать рассказы”; размеры произведения, за которые критики провозгласили автора мастером формы; а также неослабный контроль Перкинса, вернувший отца к работе, – вот составляющие, благодаря которым его репутацию в конце концов оставили в покое».

В декабре 1924 года Ринг написал Перкинсу:

«Думаю, теперь я могу порвать с карикатурами. Это сэкономит мне время, к тому же у меня есть цель писать по крайней мере по десять рассказов в год».

Три месяца спустя Перкинс прочитал рассказ Ринга под названием «Стрижка». В нем описывалась точка зрения парикмахера из маленького городка на то, как местного шутника застрелил местный недоумок. Этот рассказ был куда более мрачным, чем все предыдущие работы.

«Не могу выкинуть его из головы. И со временем впечатление, которое он на меня произвел, стало только глубже. Не думаю, что на земле есть хоть один человек, который мог бы сказать об этом лучше», – написал Перкинс автору. Ларднер ответил официальным машинописным письмом, состоящим из одного единственного слова: «Спасибо».

После выхода очередного сборника Фицджеральд написал Максу, что переживает, что Ринг может застопориться как писатель, если и дальше будет писать одни только рассказы.

– Господи, как бы я хотел, чтобы он написал более или менее личный роман. Вы не могли бы подтолкнуть его к этому? – спрашивал он Перкинса.

Предложение Фицджеральда пришло очень вовремя. В это время Макс как раз вынашивал для Ларднера грандиозную идею. Он решил, что это должна быть «пародия на биографический словарь», высмеивающая всю эту «торжественную болтовню, которая жутко бесит». Перкинс хотел задействовать такие блестящие умы, как Ларднер, Роберт Бенчли,[77]77
  Родился в 1889 году в Вустере. Журналист, актер и сценарист. Известен едким юмором. Работал журналистом для «Vanity Fair», «The New Yorker» и других. Близкий друг писательницы Дороти Паркер, был среди лидеров литературного кружка Algonquin Round Table. В 1935 году был удостоен премии Американской киноакадемии за короткометражный комедийный фильм «Как спать» по собственному сценарию, в котором он также выступил в качестве актера и режиссера. Умер в 1945 году.


[Закрыть] Дональд Огден,[78]78
  Родился в 1894 году в городе Колумбус, штат Огайо. Закончил Йельский университет в 1916 году. Заинтересовался театром и в 1920 году стал драматургом на Бродвее. Дружил с Дороти Паркер, Робертом Бенчли, Джорджем С. Кауфманом, Эрнестом Хемингуэем. Член голливудской Антинацистской лиги и член коммунистической партии США. В 1950 году его занесли в черный список «красной угрозы». Уехал с супругой в Лондон, где умер в 1980 году.


[Закрыть] Джордж Эйд[79]79
  Родился в 1866 году в Кентленде, штат Индиана. Писатель, журнались и драматург. Закончил университет Пердью. В 1890 году сотрудничал с «Chicago Morning News». Литературная репутация зиждется на его достижениях в юмористическом жанре. Он блестяще показал американский характер периода первой большой волны миграции из сельской местности в разрастающиеся города. Его работы – это юмористические картины нравов американцев Среднего Запада XIX века. Современники считали его одним из величайших американских писателей своего времени. Умер в 1944 году.


[Закрыть] и Скотт Фицджеральд, чтобы те «создали ряд выдуманных биографий различных типов людей. А затем проиллюстрировать и переплести книги так, чтобы они были похожи на словарные тома». Перкинс высказал эту идею в то же время, когда уговаривал Ринга заняться какой-нибудь крупной работой. И в течение первой недели Макс уже держал в руках первую главу автобиографии Ринга Ларднера.

– Ради всего святого, вы можете создать текст хотя бы в двадцать пять тысяч слов? Чем больше – тем лучше! – молил его Макс.

Ларднер ответил, что нет никакой возможности растянуть текст еще больше, потому что «тогда он станет ужасным испытанием не только для автора, но и для читателя».

Однако Перкинс настаивал. Он говорил, что полный текст автобиографии должен быть издан в первоначальном виде, пусть и раздутый при необходимости иллюстрациями, но издан быстро, так как «многое в этой книге придется как раз ко времени». В течение нескольких недель текст разросся до пятнадцати тысяч слов, и Ларднер назвал его «История удивительного человека».[80]80
  Оригинальное название «The Story of a Wonder Man». На русский язык не переведена.


[Закрыть]

Сама жизнь подкидывала Ларднеру материал для его пародийной автобиографии. Например, он писал: «Впервые я встретил Джейн Остин на “розовой вечеринке”[81]81
  Розовой называют вечеринку, носящую лесбийский характер.


[Закрыть] в Белом доме. Эту прекрасную миниатюрную англичанку прибило к нашему берегу заманчивое предложение от “Метро-Голдвин-Майер”: кто-то упомянул “Гордость и предубеждение”, и там подумали, что этот роман – прекрасный материал для комедии в семь футов длиной[82]82
  Имеется в виду длина киноленты.


[Закрыть]».

Перкинс выделил несколько частей, которые, по его мнению, должны быть включены в книгу, а также выбрал название для каждой главы.

«Я не питаю иллюзий насчет своего чувства юмора», – сказал он Рингу, но продолжил работать над заголовками и приставать к автору со все новыми и новыми идеями: «Почему бы вам не написать про парня, который верил обещаниям рекламы о всяких непристойных штуках и затем испытывал их на девчонках!»

«Вам можно бы как-нибудь написать о руководстве Clean Desk».

«Вы когда-нибудь думали о сенной лихорадке? Представьте себе пациента в ужасном состоянии, который должен делать вид, что ему смешно. Если вам нравится эта тема, я принесу себя в жертву исследованиям и займусь этим вопросом».

Перкинс не оставлял попыток уломать Ринга написать полноценный роман или хотя бы длинную повесть, которая открывала бы сборник, но Ларднер был слишком занят другими проектами, одним из которых было создание мюзикла вместе с Джорджем М. Коэном.

Тем летом Перкинсы сняли коттедж на окраине Нью-Кейнана, штат Коннектикут.

«Вы бы точно возненавидели это место, но мне оно нравится», – писал Макс Фицджеральду.

В скором времени Макс и Луиза задумались над тем, чтобы окончательно перебраться в Нью-Кейнан. Макс всю жизнь прожил в Плейнфилде и был уверен, что раз уж человек пустил корни где-то на какой-то земле, то не должен их оттуда вырывать. Но также он считал, что Плейнфилд превратился в «проклятое, унылое, дешевое и гадкое место». Что касается Коннектикута, по этому поводу он писал автору Томасу Бойду:

«Люди здесь что надо, в них чувствуется Новая Англия. Честно говоря, если бы у нас была возможность сбыть с рук дом в Плейнфилде, мы бы тут же купили новый здесь, и, если наш спор с Луизой закончится как обычно, мы так и сделаем. Но я все же надеюсь, что нет. Я знаю, что это довольно рискованное дело».

Луиза предоставила Максу целый список причин, по которым они должны купить новый дом; начинался он с пункта о жуткой ненависти, которую она питала к тому, что в Плейнфилде. Это место напоминало ей о том, как мучительно медленно уходила из жизни ее мать. Кроме того, его содержание требовало немалых средств. К списку ее причин Макс добавлял свою: «Это очарование Нью-Кейнана, новоанглийской деревушки, лежащей в самом конце железнодорожного пути, в окружении дикой природы, раскинувшейся в нескольких направлениях. То есть дикой для выходца с востока. Идеальное место, чтобы вырастить детей. Пусть даже и девочек».

Луиза присмотрела нужный дом, и они купили его в конце сезона. Внешний вид строения поразил Макса.

«Четыре деревянные колоны! По одной для каждой дочки, когда к ним будут приезжать ухажеры на кабриолетах!» – писал он Элизабет Леммон.

16 января 1925 года Луиза сделала нечто, что Макс называл «еще одной осторожной попыткой стать матерью младенца».

«Попытка не увенчалась успехом. Потом мне сказали, что девочка обладает большой силой и прекрасным телосложением. И будь она мальчиком, из нее вышел бы замечательный нападающий в “Harvard Eleven” или даже главнокомандующий немецкой армии. Но, как и всегда, какой от этого толк?»

Одна из жительниц Нью-Кейнана как-то раз спросила Макса, когда они вместе ждали поезда на станции, как он собирается назвать свою пятую дочь?

– Хула, – решительно ответил он тогда, но после, по вполне понятным причинам, они с Луизой выбрали имя Нэнси Гейт Перкинс. И в тот день, когда «материализовалась» эта, пятая, дочка, Перкинс телеграфировал своей матери короткое: «ЕЩЕ ОДНА».

В Нью-Кейнане Перкинсы активно вовлеклись в общественную жизнь, чего с ними не было в Плейнфилде. Вблизи поселилось несколько литературных звезд. Максу сразу понравилась чета писателей и критиков, близких друзей Джеймса Джойса, Патрик и Мэри Колум.[83]83
  Патрик Колум – ирландский поэт, прозаик, драматург, биограф и коллекционер фольклора, один из ведущих деятелей ирландского литературного возрождения. Родился в графстве Лонгфорд, Ирландия, в 1881 году. Закончив учебу, работал клерком на железной дороге до 1903 года. В это время начал писать, встретился с рядом ведущих ирландских писателей, в том числе Йейтсом, леди Грегори и Джорджем Уильямом Расселлом. Познакомился с Джеймсом Джойсом, с которым они стали друзьями на всю жизнь. Первая книга «Пустынная земля» («Wild Earth») вышла в 1907 году, за ней последовали и другие. Главные поэтические сборники Колума: «Пустынная земля» («Wild Earth»), «Драматические легенды» («Dramatic Legends»), «Твари» («Creatures»), «Старые пастбища» («Old Pastures»), «Цветы на картине» («Flower Pieces»). Автор романа «Замок победителей» («Castle Conquer»). В 1911 году совместно с Мэри Ганнинг Магуайр, Дэвидом Хьюстоном и Томасом Макдона основал недолго просуществовавший (до 1914 года) литературный журнал «The Irish Review», который публиковал работы Йейтса, Джорджа Мура, Оливера Сент-Джон Гогарти и других. В 1912 году женился на Мэри Ганнинг Магуайр. В 1914 году пара отправилась в США, где обосновалась на восемь лет. В Америке опубликовал ряд сборников для детей. В 1916 году вышла книга «The King of Ireland’s Son» – перевод с гэльского ирландских народных сказок. Три из его книг для детей были номинированы на медаль Джона Ньюбери. Колум в общей сложности опубликовал 61 книгу, не считая его пьес. Умер в 1971 году.
  Мэри Колум, урожденная Магуайр, родилась в 1884 году в Колуни, Ирландия. Образование получила в Королевском университете. Была основателем литературного общества, в котором познакомилась с Йейтсом. После окончания в 1909 году преподавала. В зрелом возрасте публиковалась «Scribner’s Magazine», «The Nation», «The New Republic», «Freeman», «The New York Times Review of Books», «The Saturday Review of Books», «The Tribune». Умерла в 1957 году. Произведение «Наш друг Джеймс Джойс» («Our Friend James Joyce»), написанное ею совместно с мужем, было опубликовано уже после ее смерти.


[Закрыть] Мэри, или для друзей Молли, была статной рыжеволосой дамой. Она не была красавицей, но Макс находил ее «удивительной и шустрой, как кошка».

«Патрик источает настоящую ирландскую сердечность и спокойствие. Он самый очаровательный, потрясающий и добрый человек, обладающий, несмотря на свою юность, толерантной мудростью и способностью обучать других, отчего кажется, что ему лет шестьдесят», – писал Перкинс Элизабет.

Уильям Роуз Бене[84]84
  Родился в Бруклине, Нью-Йорк, в 1886 году. Получил образование в Академии в Олбани и в Йельском университете, который окончил в 1907 году. Будучи студентом, редактировал юмористический журнал «The Yale Record». Сотрудничал с «The Saturday Review of Literature» с 1924 года. В 1942 году был удостоен Пулитцеровской премии в области поэзии за сборник «The Dust Which Is God», опубликованный в 1941 году. Он также является автором «The Reader’s Encyclopedia», справочника по мировой литературе. Умер в 1950 году.


[Закрыть] и его жена, поэтесса Элинор Уайли,[85]85
  Элеонора Мортон Уайли родилась в 1885 году в Сомервиле, НьюДжерси. Поэтесса и писательница. Опубликовала ряд успешных сборников, в том числе «Nets to Catch the Wind, Black Armor». Работала редактором поэзии в журнале «Vanity Fair» и пишущим редактором «The New Republic». Вторая жена Уильяма Роуза Бене, с которым они поженились в 1923 году. Умерла в 1928 году.


[Закрыть] также жили по соседству, и Макс был очень заинтересован в том, чтобы познакомиться с ними поближе. Ее он тоже не считал красавицей.

«Черты у нее мелкие, трудноразличимые и грубые, а тело – угловатое и, как мне кажется, неуклюжее. Луиза рассмеялась, когда я ей это сказал», – писал он.

Однако ее личность очаровывала Макса:

«Это тот самый тип храброго и в то же время очень чувствительного человека, невероятно самодостаточного… она вечно откидывает голову назад и вскидывает подбородок, как будто говоря этим, но не тщеславно или агрессивно: “Вот она я”».

«Мы проводили много литературных вечеров, хотя нашу общину трудно было назвать литературной», – вспоминала Молли Колум в мемуарах «Жизнь и мечта».[86]86
  Оригинальное название «Life and the Dream», опубликованы в 1947 году. На русский язык не переведены.


[Закрыть] Перкинсы, Бене и Колумы часто собирались на ужин, иногда приглашая и Вана Вика Брукса, который жил в то время в Вестпорте, а также Хендрика Виллема ван Лоона,[87]87
  Родился в Роттердаме в 1882 году. В 1902 году отправился в США, учился в Корнелльском университете, где получил степень бакалавра в 1905 году. Во время революции 1905 года работал в России в качестве корреспондента Associated Press. В 1911 году получил степень доктора философии в Мюнхенском университете за работу, которая в 1913 году стала его первой книгой «Падение Голландской республики». В начале Первой мировой войны был военным корреспондентом в Бельгии. Переехав в США, с 1915 года стал профессором истории в Корнелльском университете, а позже – в Гарварде. В 1919 году получил американское гражданство. В 1920 – 1930-х годах занимался журналистикой, был радиокомментатором, обозревателем ряда газет и журналов, приглашенным лектором в нескольких университетах США. Автор научно-популярных книг, вышедших общим тиражом в 6 миллионов экземпляров. Наиболее известной книгой является «История человечества» («The Story of Mankind»), за которую он был удостоен учрежденной в 1922 году медали Джона Ньюбери и стал ее первым лауреатом. Эту книгу при жизни дополнял сам Хендрик ван Лоон, затем дополнения вносил его сын и другие историки. Умер в 1944 году.


[Закрыть] «этого исполинского голландца, который высмеивал почти все вокруг» и который написал знаменитую «Историю человечества».

Вскоре Перкинс понял, что настоящая звезда Нью-Кейнана – это Элинор Уайли.

«Предубеждение одного или сразу двух людей – прекрасная основа для дружбы», – любил повторять Макс. С каждой новой беседой Элинор Уайли росла в его глазах, так как ненавидела все то, что и он сам, включая и новый писательский стиль, который как раз входил в моду, – слишком вычурный и дерзкий. Они оба не понимали, что такого все нашли в бестселлере Майкла Арлена[88]88
  Настоящее имя Тигран Куюмджян. Английский писатель армянского происхождения, родился в 1895 году в болгарском городе Руса. Оказавшись с семьей в Англии, с отличием окончил колледж Малверн и поступил на медицинский факультет Эдинбургского университета. Поняв, что совершил ошибку, покинул Эдинбург и с надеждой стать писателем направился в Лондон. Там познакомился с будущими знаменитыми собратьями по перу – Олдосом Хаксли, Дэвидом Гербертом Лоуренсом, Джорджем Муром. В начале двадцатых годов написал роман «Зеленая шляпа», после издания которого в 1924 году получил всемирную известность. Через четыре года роман был экранизирован в Голливуде, главные роли исполнили Грета Гарбо и Джон Гильберт. С тех пор ни одно его литературное произведение не смогло повторить этот успех. Его почитал Скотт Фицджеральд, но недолюбливал Эрнест Хемингуэй, так как Арлен в одном из рассказов иронически вывел еще безвестного Хемингуэя под настоящим именем. Арлен – автор множества книг и пьес, по его сценариям снято около тридцати фильмов, многие из которых удостоились кинопремии «Оскар». Умер в 1956 году.


[Закрыть] «Зеленая шляпа», который наделал шуму в литературном сообществе в прошлом году. Но при этом Макс видел, насколько Элинор уязвима.

Когда она задумывалась о чем-то, то вызывала у него ассоциацию с какой-то поломанной вещицей. В такие минуты он одновременно испытывал и жалость, и восхищение.

«В ней чувствуется какая-то трагедия. Как если бы она, вечно желая чего-то недоступного, была обречена приносить боль тем, кто ее любит. Болезненная любимость», – размышлял Перкинс в письме к Элизабет Леммон.

Перкинсы почти сразу же вступили в кантри-клуб Нью-Кейнана – как если бы это было одним из пунктов договора о покупке нового дома. Кроме того, Макс стал завсегдатаем нью-йоркского и хартфордского автомобильного клуба. Молли Колум обвиняла его в излишней «традиционности и благопристойности». Однако Макс признавал, что его жизнь в Коннектикуте стала куда более веселой и насыщенной, чем ему бы хотелось. Желая больше времени проводить со своими взрослеющими дочками, он начал все чаще отклонять приглашения на ужин.

«Я вижу своих детей всего два часа в день и не хочу лишиться даже этого», – настаивал он, но в то же время не останавливал Луизу, которая с радостью ходила на все эти ужины одна. Оставаясь по вечерам с дочерями, Макс читал им вслух по большей части «Войну и мир». При описании ряда кровавых битв, он раскладывал перед девочками спички, чтобы наглядно показать, как действовали русские и французские войска. Он очень хотел, чтобы его дочери знали эту историю.

«В ней присутствует самый интересный человек в истории литературы, не считая Гамлета, – князь Андрей. Как бы мне хотелось, чтобы каждая из вас, если уж придется, нашла себе в мужья именно такого князя Андрея. Пусть даже он и бывает насмешливым и нетерпеливым», – писал он своей дочери Пэгги.

В тот год Макс стабильно поддерживал переписку с Элизабет Леммон. В каком бы клубе он не находился – а этот список уже включал в себя Гарвардский клуб, «Ассоциацию века» и «Дом кофе» в Нью-Йорке, – он слал ей письма о семье, городке и работе. Весной 1925 года он также отправил ей несколько книг. Одной из них был последний сборник Ларднера «Как насчет этого», другой – роман Скотта Фицджеральда. Макс сказал, что «Великий Гэтсби» – лучшее из того, что сделал этот автор, «сочетание сатиры и романтики, какое до этого не удавалось никому другому. В основе лежит мысль о том, что, трезво глядя на некоторые вещи, он все равно опутывает их гламурными иллюзиями юности. Это привносит в историю оттенок особой, возвышенной грусти».

Проверив корректуру последнего текста, Перкинс написал Фицджеральду:

«Я думаю, эта книга – настоящее чудо. Гэтсби – привлекательный, эффектный и живой персонаж, весьма и весьма оригинальный».

В текст были внесены все предложенные им замечания.

Макс написал автору:

«Гэтсби в большом долгу у своего создателя».

Выход книги приближался, и Фицджеральд стал терять уверенность, которую вселил в него Перкинс. Больше всего его беспокоил заголовок. В начале марта он телеграфировал Максу и спросил, не поздно ли сменить его на «Гэтсби в золотой шляпе»? Макс ответил, что такая замена приведет не только к излишней задержке, но и к огромной путанице. Автор пытался примириться с названием «Великий Гэтсби», но в душе верил, что он навсегда станет главным недостатком его книги.

Перкинс напрямую занялся подготовкой к выходу в свет «Великого Гэтсби», запланированного на 10 апреля. Но 19 марта Фицджеральд не утерпел и отправил ему срочную телеграмму с острова Капри: «СХОЖУ С УМА ПО ПОВОДУ ЗАГОЛОВКА. ТЕПЕРЬ ПОД КРАСНО-БЕЛО-ГОЛУБЫМ ФЛАГОМ. ЧТО ПРЕДСТАВЛЯЕТ СОБОЙ ЭТА ЗАДЕРЖКА?» Макс ответил ему, что задержка может продлиться несколько недель. Кроме того, телеграфировал: «Я ДУМАЮ, В САМОМ НЕУЛОВИМОМ ЗАГОЛОВКЕ СКРЫВАЕТСЯ ЛУЧШАЯ ИРОНИЯ. ВСЕМ НРАВИТСЯ НЫНЕШНИЙ ЗАГОЛОВОК. И Я НАСТАИВАЮ НА ТОМ, ЧТОБЫ ВЫ ЕГО СОХРАНИЛИ».

Три дня спустя Фицджеральд сдался. Он телеграфировал ему: «ВЫ ПРАВЫ». Но его нервозность все росла и росла. В день публикации Фицджеральд так извел себя разными «страхами и предчувствиями», что написал Максу письмо, в котором, обращаясь к теме «Великого Гэтсби», назвал его несомненным разочарованием для публики, критиков и самого себя.