Текст книги "Кровавый рассвет"

ГЛАВА 16

Когда Анака втащил ее внутрь фургона, и взгляду Эйнджел наконец предстало его содержимое, только тут она поняла, что этот азиат оказался крепким орешком. Увидев все это, она только и смогла вымолвить:

– Неужели все это дерьмо разрешено законом?

Ответ Коуба Анаки был кратким:

– Почти все.

На свете существует такой тип людей, которые помешаны на аппаратуре и оружии. Они сидят где-нибудь в пустыне в бункерах и ждут конца света. Есть и другие, которые просто любят игрушки такого рода. Анака был человеком, у которого таких игрушек имелось в избытке.

Добрая половина фургона была перегорожена проволочной сеткой. На ней висел сенсорный замок, реагирующий на отпечатки пальцев его обладателя. За сеткой находился настоящий арсенал. Оружие, собранное Анакой, по всей видимости, стоило целое состояние. Большую часть его Эйнджел видела впервые и могла назвать не более половины всего собранного в фургоне стрелкового оружия. Здесь имелись привычные для израильтянина «Орел пустыни» и «Узи». Европейцу более знакомы были «Н&К», «Валькирия» с удлиненными стволами, то ли для подавления звука, то ли для вспышки. Субконтинент был представлен снайперской винтовкой пятидесятого калибра «Виндхья» с электронным прицелом размером с голову Эйнджел. Штаты были представлены в виде нового «М26-11», который Эйнджел видела только однажды в передаче по видеокому. Проклятая штуковина стреляла так быстро, что для того, чтобы она не расплавилась, пришлось вместо одного ствола поставить четыре. Обойма по величине превосходила стопу Эйнджел.

И кроме того, армейский карабин «Стейр» пятидесятого калибра, стреляющий безгильзовыми патронами, с помощью которого Анака располосовал «Шеви Кальдеру».

Анака выехал из гаража, оставляя после себя на всем пути следования от места стоянки до ворот след горелой резины. Эйнджел сидела в фургоне и, чтобы ее не мотало из стороны в сторону, держалась за проволочное ограждение. Ей не доставляло удовольствия находиться там, потому что у нее складывалось впечатление, что сама она не стоила и тысячной доли того электронного хлама, которым был забит правый угол фургона.

Когда они оказались на улице, Эйнджел увидела останки «Кальдеры», но никаких признаков «БМВ».

Что, черт побери, произошло?

На улице Эйнджел чувствовала себя в безопасности, поэтому перебралась на переднее сиденье и устроилась рядом с Анакой. Первым делом она поинтересовалась, знал ли насчет фургона Уайт или кто другой из коллег Анаки по полицейскому департаменту. Похоже, что сослуживцы не принимали Анаку всерьез, считая его малость чокнутым, но люди такого рода, как правило, не чокнутые, они просто настроены на другую частоту и живут в ином измерении и по другим законам.

Эйнджел страшно хотелось узнать, каков он на самом деле и является ли в действительности таким крепким орешком, каким казался ей раньше.

Они свернули в сторону Маркета, оставили позади Муниципалитет и полицейское управление, затем снова повернули. Вскоре фургон помчался, петляя, совсем как в дешевых вестернах, по холмам Джапантауна, застроенного хромо-никелевыми конструкциями. Они двигались в направлении парка «Золотые ворота».

На протяжении всего пути Анака хранил молчание. Наконец Эйнджел не выдержала:

– Не слишком ли далеко мы заехали? Или для начала нам нужно немного поплавать?

Анака посмотрел на нее так, словно только сейчас понял, что у него есть пассажир. Выглядел он не лучшим образом – еще потрепаннее, чем обычно. Вдобавок казалось, что уже несколько дней он обходился без душа.

– Не трогай меня, Эйнджел. Только что провалилась моя операция, но я пока не знаю, получил ли я какой-нибудь результат.

– Какого черта? Какая операция? На кого ты работаешь?

– Сам на себя.

От сердитого взгляда Анаки, которым тот одарил ее, Эйнджел стало как-то не по себе. Если этот парень находился там, преследуя свои собственные цели, и действовал по своим собственным законам, то он был опасен. У нее было еще одно золотое правило, которое она хорошо усвоила, живя на улице: никогда не противоречь сумасшедшим.

Одинокий псих в парке «Золотые ворота» убивает кролика – такая перспектива ей не улыбалась.

Стараясь говорить как можно спокойнее, она спросила:

– Что за операция?

«Хорошо, теперь только остается надеяться, что мой тон не показался ему снисходительным».

– Наблюдение за Ван Дайном, какая ж еще?

«Какая глупость с моей стороны. Это же было ясно как день».

– Ты был один?

Анака улыбнулся. На какой-то момент он показался ей вполне нормальным. Вернее сказать, настолько нормальным, насколько Анака мог выглядеть нормальным в воображении Эйнджел.

– Ты и представить себе не можешь, что может сделать один человек, когда имеет хорошо подобранное оснащение.

Внезапно дома кончились, и фургон въехал в парк. Все свое внимание Анака перенес на дорогу и движущийся по ней транспорт. Себе под нос, скорее всего, не осознавая этого, он пробормотал:

– На улице все чисто, никаких признаков антенн или импульсного повторителя, электромагнитного излучения у фургона нет….

Он вздохнул и как будто успокоился.

– Слава Богу, мы чисты и слежки, похоже, нет.

Ей повезло. Раньше Эйнджел считала, что со своей подозрительностью дошла до ручки, но теперь она видела, что подозрительность Анаки превосходила ее собственную на целый порядок. Но гораздо хуже было то, что подобная осторожность могла быть оправдана. Во всяком случае она сомневалась, что будь Анака на ее месте, он вряд ли бы высунул нос на переднее сиденье.

– Ты полагаешь, что те моро могут еще следить за мной?

Сама-то Эйнджел так не думала. В своих преследователях она распознала ударную группу кошачьих. Жестокие, умеющие противостоять грубой физической силе, в какой-то степени тупые, они не были склонны меряться силой с теми, кто был готов дать им отпор. Поведение их ничуть не отличалось от уличных банд тех времен, когда она жила в Кливленде.

Кроме того, эти моро смотались в ее «БМВ», и если бы они находились в пределах действия ее пульта дистанционного управления, она бы уже обнаружила их.

– Я даже толком не знаю, кто это был.

В голосе Анаки, когда он говорил это, прозвучала нотка беспокойства. Эйнджел так и подмывало признаться ему, что знает, насколько неизвестность пугает этого парня.

– Тогда кто же мог быть нашим преследователем?

В темном уголке парка Анака остановил фургон. Оглядевшись по сторонам, он включил на видеокоме какую-то интересную на первый взгляд программу. На экране дисплея появилась картинка с точно такой же надписью, какая была на бортах фургона: «Инфотек». После нескольких прикосновений к экрану, надпись сменилась на: «Устройство участка». При этом красный фон сменился зеленым.

Боковым зрением Эйнджел заметила какое-то Движение за окном. Когда она посмотрела в боковое зеркало, то увидела, что бортовая надпись фургона также изменилась.

– Федералы.

Эйнджел повернула голову и только тут сообразила, что это Анака ответил на ее вопрос.

– Фе… Но зачем правительству следить за тобой, за нами? Что ты сделал с надписью?

– Динамичные жидкие кристаллы под прозрачной полировкой. К тому же программируемые. Это очень полезно в следственной работе.

Была ли такая штука легальной для…

«Нет, – подумала Эйнджел, – скорее всего, нет. Интересно, как долго, Анака, ты будешь оставаться шпиком? Сколько же секретных агентств отказали тебе прежде, чем ты устроился в полицию? А почему тебе отказало ЦРУ? Виноват ли склад твоей психики или ты сам представлял угрозу для безопасности?»

– Ты считаешь, что за тобой охотятся федералы?

– Не знаю.

– А что ты знаешь?

– Федералы контролируют «Ван Дайн».

Анака просчитался. Ей не раз уже надирали задницу эти ребята из ФБР, но все крупные правительственные заговоры оказывались – как бы это выразиться поточнее – цветочками.

– Что ты этим хочешь сказать: федералы контролируют «Ван Дайн»?

– Только то, что сказал.

Анака, развернув сиденье, вскочил на ноги и направился в конец фургона. Там присел на корточки перед грудой непонятной электроники, откуда извлек клавиатуру. Анака скрестил ноги и положил миникомпьютер себе на колени.

– Около двенадцати часов слежки за штаб-квартирой Ван Дайна. Плюс несколько часов на видеокоме прошлой ночью…

– Тогда объясни мне, какой смысл ты вкладываешь в слова: «Федералы контролируют „Ван Дайн“?

– Во-первых…

Для удобства работы экраны были прикручены к потолку. Анака нажал несколько клавиш, и на экране появилось схематическое изображение карты Северной Америки.

– На основании данных наблюдения за передвижением их транспорта на протяжении десяти часов получена следующая схема плотности сигнала.

Кое-где на карте появились светящиеся точки. Все восточное побережье моря полыхало, как ядерная зарница.

– Округ Колумбия?

– Лэнгли. Сигнал закодирован, так что я не в состоянии что-либо понять. Но насколько мне известно, Ван Дайн поддерживает постоянные контакты с ЦРУ, Агентством государственной безопасности, Национальным разведывательным управлением и Пентагоном. Я назвал только те связи, о которых мне известно.

– И что?

Эйнджел полагала, что ей не следовало придавать этому (что на ее взгляд было бредом сумасшедшего) большого значения.

– Они выполняют заказы органов безопасности и обороны.

– Дело не только в этом. Имеются неофициальные данные о том, что в прошлом году «Ван Дайн» был выкуплен компанией «Пасифик Импорт».

– И что?

Эйнджел слезла со своего места, чтобы получше разглядеть, над чем колдовал Анака в темном углу фургона. Она застыла между боковой дверью и проволочной сетью, которая паутиной опутывала арсенал Анаки.

– Все компании время от времени продаются с молотка.

– Да, но только их никогда не выкупают компании в два раза меньшие, занимающиеся к тому же поставкой оружия для ЦРУ.

– Ты уверен в этом?

– Оглянись.

Эйнджел посмотрела на ряды огнестрельного оружия, на которые указывал Анака.

– Ладно. Итак, ты знаешь о поставках оружия…

– Это тоже еще не все.

Голос Анаки окреп, а жестикуляция стала более оживленной. Эйнджел подумала, что полицейскому очень нужно было, чтобы кто-то ему поверил.

– Не так-то просто было подкопаться к частной компании, но взгляни вот на что…

Пальцы Анаки снова забегали по клавиатуре. На одном из экранов стали появляться имена.

Эйнджел ничего не могла понять.

– Что это все значит?

– Неполный список служащих. Он относится к тридцатым годам.

– Где ты их раздобыл? Влез в их компьютер?

– Нет, но очень хотел бы. Их главный процессор имеет только одну легальную линию связи, и они берегут ее как зеницу ока. Этот список я достал в округе. По этому списку я провел стандартный федеральный поиск записей относительно финансовых расходов, и Бог услышал меня…

Голос его почти перешел на шепот. Эйнджел тотчас ощутила запах стресса, исходивший от парня. Она подумала, что еще немного, и тот упадет в обморок.

– Продолжай, – сказала она и, чтобы успокоить Анаку, похлопала рукой по плечу.

– До 20 февраля 2059 года ни у одного из сотрудников не было ни единой записи о кредитах.

– Ну?

– Ни студенческого займа, ни платы за дом, ни выплаты за машину. Ничего до того момента, как компания была выкуплена «Пасифик Импорт». Затем я снова пропустил список через систему DMV. Что же я получил, как ты думаешь? После февраля все карточки до единой отмечены покупкой автомобиля.

– Ты хочешь сказать, что этих людей не существовало?

– Например, подставное лицо…

Анака включил другой экран, на котором появилось довольно размытое изображение черного мужчины. Оно сопровождалось текстом, который бежал поверх картинки. «Питер Вашингтон. Снимок заимствован из записей DMV, информация из базы данных по налогам и кредитам. Согласно всем имеющимся в местной сети сведениям, после землетрясения данное лицо проживает в Окленде. Тем не менее за все время он не выплатил ни единого цента за дом. Заработок его составляет около сотни тысяч в год. Затраты на обучение в колледже также не производились».

– Здорово!

Анака с такой силой ударял по клавишам панели управления, что Эйнджел думала, что они вот-вот сломаются.

– Смотри, я сумел пропустить эту картинку через еще одну базу данных.

Появилось другое изображение этого же парня, которое также сопровождалось обширным текстом.

– Я установил спутниковую связь с Интерполом.

Эйнджел, прищурившись, вчитывалась в строчки, ползущие поверх лица парня.

– Боже.

– Видишь? По полноте данных ни одна организация в мире не может сравниться с Интерполом, располагающим наиболее полными сведениями о террористах. Питер Вашингтон в своем родном Западном Сомали известен под именем Обура Дамбела, другое его имя – Абдула Казим, он же – Пьер Олан, он же…

От возбуждения Анака не смог продолжать дальше и замолчал. Прошло несколько секунд, прежде чем он успокоился.

– Дамбела работал сразу на несколько националистических групп в Северной Африке и в районе Средиземноморья. Его не прочь видеть за решеткой страны Африки, страны ЕЭС и Оси исламских держав – это один из десяти пунктов, по которому у них у всех полное единодушие.

Эйнджел от изумления даже присвистнула. Она читала вслух выдержки из списка выдвинутых против него обвинения:

– Контрабандные поставки генетического материала из Африки, перемещение ядерного взрывателя из Германии в Курдистан. Странам исламской Оси не за что любить его – убийства и покушения на государственных и политических деятелей Египта, Алжира, Марокко, Северного Сомали… Но какое отношение все это имеет к федералам?

Анака смерил ее взглядом, о смысле которого она могла только догадываться. Ей казалось, что он готов сказать:

– Неужели не понимаешь? Неужели не видишь, что в действительности представляет наш мир?

Черт бы его побрал.

Но Анака продолжил:

– В 56-м году ЦРУ наняло его в качестве консультанта.

Эйнджел закрыла глаза и покачала головой. Нет, не мог мир дойти до такого маразма.

– Эти данные выдал мне Интерпол. А когда я сделал запрос в банке данных ФБР на имя Обуры Дамбелы, то узнал, что в мире национальной безопасности тот является знаменитостью.

Эйнджел прислонилась к боковой дверце и медленно сползла на пол. Замечательно! Байрон был агентом ЦРУ. Эдакий лисиный Джеймс Бонд производства подпольной видеопродукции специально для канала, по которому идут передачи для моро.

Она еще долго сидела, понурившись, рассматривая что-то у себя под ногами.

– Может быть, все это какое-то сумасшествие?

– Что?

– Может быть, правительство Штатов свихнулось? – Эйнджел вздохнула. – Было бы хорошо, если бы это было так на самом деле.

Похоже, реальность окончательно раздавила ее. Обычные вещи исказились и утратили привычные очертания. Байрон работал на федералов, просто класс! Может быть, он даже приникал участие в укрощении пришельцев президента Мередита. Она, как на экране видеокома, могла себе представить последовательность разворачивающихся событий. Каждую неделю лис Дорсет Байрон, секретный агент, прочесывал прибрежную полосу, соседствующую с корпорацией. Однако случилось так, что однажды он обнаружил, что та изобилует белыми пузырящимися созданиями инопланетного происхождения. Но после того как было получено официальное разрешение действовать, все благополучно завершилось высылкой пришельцев в строение, сооруженное Ван Дайном на Алькатрасе.

Все было ясно и понятно, кроме последнего эпизода, когда какой-то паршивый кот располосовал горло Байрону в номере какого-то паршивого мотеля. Но даже при столь печальной концовке, десятилетний срок службы закончился не таким уж плохим результатом. Десять лет службы и такой неожиданный конец, – куда предпочтительнее было бы думать, что с ним расквитались пришельцы.

Минутку.

Десять лет?

Но «Ван Дайн» была выкуплена федералами только в прошлом феврале. Как бы то ни было, но Байрон работал и на прежних владельцев компании. Внезапно ее мысли приняли совсем другое, неутешительное для нее направление.

Эйнджел принялась гадать, когда именно Ван Дайн начал строительство купола на Алькатрасе и когда федералы «преобразовали» его под место обитания пришельцев, где те содержались под стражей. Еще ее занимало следующее: правду ли сказал Байрон, упомянув о том, что его уволили. Возможно, причиной увольнения послужила смена руководства. В то же время ей подумалось, что это могло как-то объяснить его внезапное решение действовать самостоятельно.

Возможно, у него не было иного выхода, кроме как похерить программу.

Эйнджел принялась ломать голову над тем, кто первоначально мог быть истинным хозяином Байрона.

Мысли ее петляли вокруг да около, пока ее не посетило неожиданное озарение,

– Ах, черт, Лей!

– Что?

Она была так беспросветно глупа!

– Черт, раз те моро искали это, с чего они взяли, что это у меня?

– О чем ты?

– Они сначала обыскали мою комнату! Анака, тебе немедленно нужно отвезти меня домой.

Когда «додж» свернул на Двадцать третью улицу, у Эйнджел появилось неприятное чувство. Уже за один квартал до дома она увидела мерцающие огни лампочек-мигалок полицейских машин. Когда они подъехали ближе, она заметила, что к обочине перед домом жалось несколько других фургонов. Мигая посадочными огнями, шел на посадку аэромобиль.

– Дай мне выйти.

Эйнджел распахнула дверцу еще до того, как фургон остановился. Она спрыгнула на тротуар и на некоторое время остолбенела, а затем ринулась в сторону толпы. Ей казалось, что все происходящее было плодом фантазии. Эйнджел потрясла головой и зажмурила глаза, пытаясь отогнать наваждение, надеясь, что когда она снова откроет их, мир опять примет прежние очертания.

Неровный холм представлялся ей еще более кривым. Эйнджел не оставляло чувство, что улица так и норовит выскользнуть из-под ног.

Она стала пробираться сквозь толпу, расталкивая моро, которые в два, а то и три раза превышали ее по размеру. В ее сторону неслись проклятья и ругательства, несколько раз она слышала кошачье шипение. Наконец ей удалось прорваться до полицейского оцепления. Странно, первое, что ей бросилось в глаза, было окно второго этажа, выходящее на залив. Оно было выбито, осколки стекла и обломки рамы валялись на тротуаре. Ветер яростно трепал в оконном проеме дорогие шторы Лей. Все выглядело так, словно из дома что-то было выброшено.

– Нет, – прошептала Эйнджел.

Один из полицейских попытался удержать ее, но она пригнулась и юркнула под его рукой. Чтобы добраться до подъезда, ей нужно было прорваться сквозь толпу репортеров. Некоторые из них, видимо, узнали Эйнджел, потому что посыпались вопросы,

– Мисс Лопес, только один вопрос…

– … имеет ли это какое-нибудь отношение к…

– … как вы думаете, они охотились за вами…

– … ваше заявление по поводу смерти Байрона Дорсета…

– … не чувствуете ли ответственность…

Далее все это как в замедленной съемке, вопросы журналистов превратились в неразличимый гул. Половину пути она уже преодолела, ни разу не остановившись и не взглянув ни на одного из репортеров. Большинство из них вежливо уступали ей дорогу, оставаясь в то же время в непосредственной близости. Последний даже не пошевелился, и Эйнджел, чтобы подвинуть его, пришлось слегка ударить его под колено. Ноги незнакомца подогнулись, и он упал на тротуар.

Едва Эйнджел переступила порог дома, как тут же наткнулась на детектива Уайта.

– Лопес… – начал он и ухватил ее под руку.

– Где она?

– Нам нужно поговорить, кролик.

– Где?

– В больнице Святого Луки, в хирургии. Ей повезло больше, чем престарелому льву.

Неужели и Бальтазар тоже? Эйнджел вырвалась из его рук.

– Пустите меня.

Уайт руками перегородил дверь, Эйнджел оказалась в ловушке.

– Я же сказал, что нам нужно поговорить.

– Какого черта? Что это за мир такой? Вы собираетесь устраивать мне разборки прямо на глазах у десятка репортеров сейчас, когда какие-то проклятые ублюдки укокошили мою подругу?

– Да, раз мне надо, маленькая паршивка.

Уайт уставился на нее глазами, горевшими злобным огнем. Судя по их выражению, он был готов на самые непредсказуемые и не сулящие ничего хорошего поступки.

– Мы можем поговорить по дороге. В любом случае мне нужно побывать в больнице и повидаться с доктором.

ГЛАВА 17

Уайт усадил ее в знакомый автомобиль, «Плимут Антей» ядовито-зеленого цвета. Когда Эйнджел находилась в нем в последней раз, то не помнила, чтобы салон был битком набит коробками из-под еды быстрого приготовления. Всю дорогу он что-то бурчал себе под нос, невнятно ругался и так гнал машину, словно боялся погони.

– Так что там у тебя за проблема? – тихо спросила Эйнджел.

Она разрывалась между противоречивыми чувствами. С одной стороны, она была раздражена и обеспокоена, с другой – страшно озлоблена на весь мир и напугана.

Но весь ужас заключался в том, что ее не отпускали мысли о Бальтазаре. Льва, с которым она едва была знакома, угораздило не вовремя открыть дверь своей квартиры. Ей удалось заглянуть внутрь его жилища, когда Уайт тащил ее мимо. До сих пор у не перед глазами стояла обезображенная инвалидная коляска, накрытая старым линялым одеялом с персонажами из мультяшек.

– У меня, говоришь?

Уайт свернул на узенькую улочку Долорес, на которой слоновые размеры «Плимута» стали особенно заметны. Боже, избавь малолитражки от встречи с этим гигантом.

– Господи, как ты нетерпелива. Все мы нетерпеливы.

За окнами мелькали строения Мишн-дистрикт, по мере продвижения сменявшиеся все более новыми. Когда они оставили позади парк, единственным воспоминанием о прошлом веке осталось расположение дороги.

– Похоже, весь мир свихнулся. О, Господи! Народ уже бросается на полицейских и называет это самообороной.

Уайт свирепо посмотрел на Эйнджел.

– Ты думаешь, у меня на тебя зуб?

– Нет, – ответила та как можно любезнее, у нее это получилось не слишком хорошо. – Хотя все мои друзья регулярно поколачивают меня.

– Все забыли, как устроен этот мир… – пробормотал Уайт себе под нос, затем голосом, полным негодования, обратился к Эйнджел.

– Так, может быть, ты думаешь, что я разгребаю этот дерьмо ради собственного удовольствия? Или, может, я нахожусь здесь ради того, чтобы твою задницу с одного места переместить на другое? Я полицейский, к тому же хороший полицейский. А знаешь ли ты, что значит «хороший полицейский»?

– Хм?

На этот вопрос дать прямой ответ было небезопасно.

Но Уайт не ждал ответа, и не обращал на Эйнджел никакого внимания. Он продолжал говорить, словно вообще забыл о ее существовании.

– Это тебе не какой-нибудь дерьмовый ковбой-рэйнджер, работающий в одиночку. Люди иногда думают, что достаточно свалить какого-нибудь негодяя на землю. Дело не в этом. Это тебе не какая-нибудь политическая чушь, или расовые или видовые проблемы. Дело даже не в справедливости… Хочешь узнать, черт возьми, что такое хороший коп?

– Ну…

– Это значит собирать всякую дрянь, да так, чтобы ничего не оставалось. Плывешь по уши в дерьме, оно еще в рот лезет. Но когда делаешь эту паршивую работу, времени на всякую мелкую сошку не остается.

Эйнджел бросила взгляд на лысеющего детектива. Уайт не спускал глаз с полотна дороги и качал головой:

– Все к черту. Чистая халтура, халтура да и только. Раз мы прищучили «Рыцарей», теперь катись все к чертовой матери!

Выносить эту чушь дальше Эйнджел не могла.

– О чем вы говорите?

– О паршивых «Рыцарях человечества». Премного вам благодарен…

Выполняя поворот на перекрестке с Маркетом, Уайт бампером ударился о бордюрный камень.

– … тебе и моему бывшему напарнику.

Уайт заинтриговал ее.

– Я что-то не понимаю вас.

– Что, я должен расписать все в красках? Твоего мертвого дружка это не касается. Кто-то большой и сильный прикрывает «Рыцарей», кто-то недосягаемый для нас. На этих бритоголовых мы навесили убийство, еще чуть-чуть и они бы раскололись. Граф выболтал бы нам все, останься он в живых. Но нет. Тебе понадобилось трепаться с этими мудаками из видеоцентра и похерить дело об убийстве. Они сразу заткнулись.

Уайт с такой силой сжал рулевое колесо, что побелели костяшки пальцев. Его трясло, как в ознобе.

– Потом, черт, ты-то хоть знаешь, что произошло?

Эйнджел молча покачала головой.

Уайт резко затормозил машину, припарковав ее на автостоянке перед лечебницей Святого Луки, заглушил мотор.

– Тогда мой напарник решает идти один и начинает совать нос в дела «Ван Дан Индастриал». Потом ни с того ни с сего генеральный прокурор Соединенных Штатов вызывает на ковер прокурора округа, после чего в игру вступает прокурор округа – и Анака оказывается не у дел, то бишь в долговременном отпуске. Надо мной тоже повис дамоклов меч – мне грозит перевод, тогда все наше дело, касающееся «Рыцарей», рассыплется как карточный домик, а моро в этом вшивом городишке считают, что мы защищаем этих подонков.

Уайт с силой распахнул дверцу, ударив при этом соседнюю машину.

– Ну, вот мы и приехали, давай навестим нашу подругу.

Эйнджел вышла из машины следом за Уайтом. Странное чувство овладело ею. Весь этот бред, связанный со смертью Байрона, масса проблем, появившихся у нее с полицией, оказывается, имели место только потому, что в списке неблагонадежных полицейского управления Сан-Франциско «Рыцари» стояли под номером один. Просто здорово!

– И ты еще жалуешься, Уайт. У вас в руках поджигательница. Она готова пропеть свою арию…

– Была готова.

Они вошли в лечебницу.

– Поскольку у «Рыцарей» появился собственный адвокат, – и не какой-нибудь адвокатишка, а первоклассный, из округа Колумбии, – все почему-то стали страдать тяжелой формой амнезии.

Эйнджел подумала, что Игалес наверняка вздохнул с облегчением.

Визит в больницу оказался совершенно напрасным. Лей все еще находилась в операционной, где врачи колдовали над восстановлением ее спинного мозга. После операции она пробудет без сознания, по крайней мере, еще сутки. Доктор, с которым они разговаривали, казалось, не знал, что ему делать – то ли выражать участие к судьбе пациентки, то ли негодование по отношению к кролику, который причинил Святому Луке столько беспокойства.

Кроме микрохирургии, которой подвергалась Лей, экспериментальной кибернетики и вероятности паралича, в память Эйнджел особенно запала одна деталь, заключавшаяся в том, что врачи были вынуждены ампутировать хвост Лей. Это обстоятельство нестерпимо мучило ее, поскольку она не могла себе представить Лей, не махавшую хвостом.

Эйнджел молча восприняла новость. Внутри она ощутила пустоту, в которой медленно зарождался гнев. Господи, за что? Причем здесь Лей? Какое отношение имеет она к этому? Все из-за того, что Лей не вовремя оказалась в неподходящем месте.

Мир был не просто не справедлив, а откровенно враждебен.

Когда стало ясно, что у них нет ни одного шанса увидеть Лей, Уайт положил руку на плечо Эйнджел.

– Пойдем.

– Что?

– Нам нужно поговорить с доктором, проводившим вскрытие Байрона Дорсета.

Это известие пронзило ее словно током и немного прояснило затуманившееся сознание. Она очень хорошо помнила свою встречу с Эллис на автостоянке перед лечебницей. Эйнджел не могла забыть странного, необъяснимого параноидального страха, который испытывала доктор.

Погодите-ка…

Разве Анака не говорил, что доктор Эллис пропала?

Ей казалось, что Уайту об этом факте она упоминала. Но, взглянув на детектива, она не осмелилась заговорить об этом, так как его вид не располагал к откровениям такого рода. Вместо этого она спросила:

– Так вы пригласили меня для этого?

– Ты находишься под защитой полиции, и я не собираюсь спускать с тебя глаз.

«Это скорее похоже на то, что полиция набросила на меня узду». В своих чувствах – была ли она благодарна или раздосадована – Эйнджел пока не смогла разобраться. Тем не менее ей хватило ума, чтобы не обсуждать этот вопрос. Уайт и так находился на взводе.

В регистратуре записи они не остановились, а проследовали сразу к лифту. Уайт скомандовал кабине подниматься на шестой этаж. Эйнджел прислонилась к стене и закрыла глаза. Внезапно ее охватила безумная усталость.

– Почему именно сейчас?

– Что почему? – спросил Уайт, когда двери лифта плавно отъехали в сторону, и они очутились в тускло освещенном приемном покое.

Уайт подошел к голографическому справочнику и принялся нажимать на клавиши.

– Почему такой интерес к смерти Байрона возник именно сейчас?

Уайт нашел то, что искал и повел Эйнджел по пустынному коридору, ведущему в глубь здания в радиальном направлении от вестибюля. Здесь был другой воздух, не такой, как в большинстве больничных помещений, и отсутствовали запахи крови, испражнений или шерсти. Однако запах дезинфекции с сосновым ароматом все еще оставался.

– Я уже сказал тебе, что дело об убийстве, которое мы клеили «Рыцарям», рассыпалось в прах.

Уайт остановился перед закрытой дверью кабинета. Света за дымчатым окошечком видно не было.

– Никого нет, – пробормотала Эйнджел.

Уайт что-то проворчал в ответ, что было похоже на утверждение, и извлек из кармана изящную клавиатуру. На крышке карманного компьютера наряду с серийным номером красовалась эмблема полицейского управления Сан-Франциско – птица-феникс, возрождающаяся из пепла. Уайт подергал дверь, но та оказалась запертой. Тогда он начал действовать и опустился перед дверью на колени. Эйнджел слышала, как под тяжестью массы его тела захрустели суставы. Как, должно быть, неприятно таскать такую тушу.

Не спуская глаз с запорного устройства, Уайт принялся нажимать на клавиши миниатюрной панели.

– Что вы делаете?

Эйнджел вдруг почувствовала, что дальше игра пошла не по правилам.

Уайт издал ироничный смешок.

– А на что это похоже?

Карманный компьютер Уайт пискнул, и на его экране появился длинный ряд электронных символов. Тогда Уайт набрал этот же ряд на клавиатуре запирающего устройства двери. Хотя Эйнджел была совершено уверена в том, что этого явно недостаточно, и, чтобы открыть замок, требуется еще засунуть в щель пластиковую карточку, тем не менее внутри что-то щелкнуло, загорелась зеленая лампочка, и дверь открылась.

– Уайт, у вас есть ордер… это законно?

– Может быть, ты заткнешься и войдешь?

В мозгу Эйнджел шевельнулась мысль, что Уайт не хуже нее знал о том, что доктор Пэт Эллис пропала.

Уайт втолкнул ее внутрь и прикрыл за собой дверь. Нетвердой походкой Эйнджел пошла в погруженный в темноту кабинет и натолкнулась на письменный стол.

– Какого черта вы здесь делаете?

Уайт достал из кармана маленький фонарик и уселся за стол.

– Я хочу знать, что доктор Эллис думала о покойном.

Через несколько минут детектив, забыв обо всем, копался среди пластиковых карточек доктора, содержащих информацию. Эйнджел, найдя местечко, тихонько пристроилась неподалеку. Пока Уайт развлекался с компьютером Эллис, оба они хранили молчание.

Эйнджел чувствовала себя беспокойно. Она была на сто процентов уверена в том, что если их обнаружат здесь, из них двоих она окажется единственно виновной. Кроме этого, было еще кое-что, что заставляло ее нервничать.