Текст книги "Китай при Мао. Революция, пущенная под откос"

Работавшие в условиях дефицита предприятия получали субсидии, поскольку в описанной системе даже подумать о закрытии госкомпаний было нельзя. Это связано с несколькими причинами. Любая компания обеспечивает людей в регионе своего нахождения рабочими местами. Компания также включает в свои издержки пенсионные и медицинские расходы как на действующих, так и на вышедших на пенсию работников. Советские компании – обычно масштабные и многие годы существующие предприятия – в силу своих пенсионных обязательств изначально не могли работать со значительным доходом. Компании фактически обеспечивают финансирование системы социального обеспечения государства. Кроме того, социалистические предприятия организовывали строительство и эксплуатацию ведомственного жилья и предоставление коммунальных услуг своим сотрудникам, которым некуда было податься ни за тем, ни за другим. Наконец, в силу взаимосвязанности производства и снабжения продукция отдельной компании выступала сырьем в планах снабжения других предприятий.

В силу всех указанных причин закрытие социалистического предприятия могло бы сопровождаться расходами, которые в значительной мере превосходили бы в глазах правительства издержки на субсидирование дальнейшей работы. Закрытие компании сопровождалось бы безработицей, подорвало бы обслуживание жилищного фонда и предоставление коммунальных услуг, возложило бы исполнение пенсионных обязательств на правительство и вынудило бы плановые структуры искать альтернативные источники поставок товаров, которые производило вышедшее из игры предприятие. Естественно, чем более масштабной была конкретная компания, тем большее значение она играла в качестве работодателя и поставщика, и тем больше средств требовалось на прекращение ее работы по причине бюджетного дефицита. В качестве собственника предприятий зависело от них в той же мере, что и предприятия зависели от правительства [Walder 1992].

Результатом крена инвестиций в пользу тяжелой промышленности и мягких бюджетных ограничений в работе предприятий стало значительное отставание промышленного сектора стран советского блока по ресурсам в сравнении с международными компаниями. В экономиках государственного социализма промышленность получала больший объем общих инвестиций, чем в капиталистических экономиках. Эта ситуация сохранялась даже по достижении зрелости социалистической системы после 1965 г. В среднем 40 % общих инвестиций в ее экономике уходило на промышленность (в капиталистических экономиках – 25 %)[61]61
  Рассчитано исходя из данных в [Kornai 1992: 175]. Эти показатели охватывают восемь социалистических и семь капиталистических стран в два разных периода: 1965–1973 гг. и 1973–1983 гг. В случае социалистических стран показатели варьируются от 34 % в Венгрии до 54 % в Китае, в случае капиталистических стран – от 16 % в Дании до 32 % в Великобритании. Согласно [Gregory 2004: 122–123], «сравнительный анализ демонстрирует, что командные экономики показывали заметно отличные от рыночных экономик результаты. СССР и страны Восточной Европы неизменно имели больше оборонной продукции и продукции тяжелой промышленности, меньше услуг и внешней торговли, повышенные капиталовложения и меньшую урбанизацию, чем рыночные экономики со сравнимым уровнем экономического развития».


[Закрыть]. Эти цифры в сочетании с ранее отмеченными факторами позволяют со всей очевидностью говорить, что экономический рост в социалистических экономиках обеспечивался за счет перекачки ресурсов в промышленность, а не за счет выработки более эффективных способов использования ресурсов. При этом, исходя из результатов одного исследования, повышенная производительность фабрик в зрелых социалистических экономиках в период с 1960 по 1988 г. давала в среднем лишь 27 % экономического роста (в капиталистических экономиках – 65 %)[62]62
  Рассчитано исходя из данных в [Kornai 1992: 187]. В исследовании Чехословакия, Польша и СССР сопоставляются с Францией, Японией и Великобританией.


[Закрыть]. Именно эту систему Мао так спешил претворить в жизнь в 1950-х гг. Потом он десятилетиями будет мучиться над тем, как разрешить эти сущностные недостатки модели при соблюдении ключевых догматов социализма, которые китайский лидер извлек из советских доктрин 1930-х гг. Это оказалось невыполнимой задачей.

Социальная защита на предприятиях

Социалистические экономики были созданы в целях обеспечения полной занятости населения. Сокращений штатов, которые характерны для бизнес-циклов рыночного капитализма, просто не существовало, да у управленцев и не было оснований пытаться уменьшать издержки за счет увольнений. Зарплаты работников прописывались в ежегодном плане и становились фиксированной статьей производственного бюджета. Плановая экономика в принципе не оценивала компании с позиций прибыльности. Однако роль социалистических предприятий в обеспечении социальной защиты не сводилась лишь к предоставлению ими рабочих мест. Во всех странах советского блока и в значительной мере в Китае место работы становилось основным пунктом распределения различных государственных средств социальной помощи, а также предоставления жилья и оказания целого ряда услуг. К концу 1950-х гг. в Китае была создана система «организационных ячеек», которая продолжала развиваться в течение всей эпохи Мао. Рабочие ячейки на крупных и хорошо обеспеченных предприятиях становились центром притяжения социально-политической жизни китайских горожан [Henderson, Cohen 1984; Walder 1986].

Одной из главных черт организационных ячеек Китая была перманентность трудоустройства: сотрудников нельзя было уволить кроме как за уголовные и политические преступления, требовавшие тюремного заключения. В равной мере эти сотрудники не могли просто уйти от одного работодателя и перейти в другую компанию. По завершении обучения жители городов получали работу от агентств по трудоустройству (или от отделов кадров, которые занимались выпускниками вузов). Если человек не был управленцем или партийным работником, путь карьеры которых пролегал от государственных структур к высоким бюрократическим постам, то предполагалось, что до выхода на пенсию он будет работать на одну и ту же рабочую ячейку. Все решения о карьере человека принимались в административном порядке[63]63
  Другие социалистические экономики допускали большую текучесть кадров. Драконовские ограничения Китая на смену места работы были связаны с необходимостью сдерживать миграцию из сельской местности в города и с чрезмерным количеством в городах рабочей силы [Walder 1986: 68–75].


[Закрыть].

Помимо обеспечения пожизненной занятости, рабочие ячейки также обеспечивали и фактически финансировали здравоохранение, медицинское страхование, страхование от несчастных случаев и пенсии [Ibid.: 40–43; Whyte, Parish 1984: 71–76]. Минимальное базовое обеспечение, которое составляло часть бюджета предприятия или госструктуры, его сотрудники получали на месте работы. По месту работы наличными выплачивались пенсии. В конце каждого месяца у касс выстраивались очереди пенсионеров. Если рабочая ячейка была достаточно масштабной и располагала надлежащими ресурсами, то она также организовывала предоставление медицинских услуг и стационарное лечение в клиниках. Крупнейшие госпредприятия часто обеспечивали своим сотрудникам доступ к больницам, яслям и детским садам, а иногда и к начальным школам по месту работы.

Рабочие ячейки также были важным ресурсом предоставления жилья. К концу эпохи Мао примерно треть городских жителей в Китае проживала в многоквартирных домах, построенных и обеспечивавшихся рабочими ячейками. Квартиры в этих домах также распределяли они. Зачастую жилье располагалось прямо на территории работодателя[64]64
  Эта цифра относится к городу Тяньцзинь и взята из данных исследования, которые цитируются в [Walder 1992]. В ходе того же исследования было установлено, что 44 % населения проживало в муниципальном жилье, полученном от местных властей, 18 % – в частном жилье, которое по большей части находилось в собственности у семьи до 1949 г.


[Закрыть]. Частного рынка недвижимости не существовало. Единственная альтернатива для получения жилья сводилась к обращению к городским властям. В результате многие крупные и влиятельные рабочие ячейки – госпредприятия, правительственные структуры и такие организации, как ведущие университеты, – интегрировались в местные сообщества. Сотрудники предприятий жили бок о бок у места своей работы практически всю жизнь. Члены семей совместно проживали в многоквартирных комплексах и оставались там после выхода на пенсию.

Частный сектор услуг исчез в 1950-х гг., и рабочие ячейки приняли на себя обеспечение ими, что раньше делал рынок. Рабочие ячейки организовывали для сотрудников и членов их семей столовые и товарные лавки, строили душевые и бани (в квартирах таких удобств обычно не было), открывали розничные промтоварные и продуктовые магазины, обеспечивали парикмахерские, отстраивали актовые залы, которые могли использоваться как для театрализованных постановок и концертов, так и для кинопоказов, обустраивали тренажерные залы и поля для спортивных команд, а если ресурсов на последнее не было – формировали такие команды для участия в муниципальных соревнованиях. Некоторые работодатели даже предоставляли сотрудникам, жившим вдали от места работы, транспортные услуги, а также организовывали им и членам их семей периодические туристические поездки и оплачивали их [Walder 1986: 59–67].

Люди, работавшие на крупные госпредприятия, могли также периодически получать преимущества от процветающего между компаниями бартера. Агенты по закупкам иногда приобретали огромные партии редких потребительских товаров: радио, наручные часы, велосипеды от известных брендов, а позже – черно-белые телевизоры. Эти товары раздавались сотрудникам, которые были на хорошем счету, и членам их семей. Некоторые рабочие ячейки налаживали постоянные связи с коллективными фермерскими хозяйствами и меняли свою продукцию на дефицитные продовольственные товары. Для повышения морального духа коллектива в преддверии знаменательных праздников многие работодатели пытались обеспечить свои коллективы такими редкими продуктовыми позициями, как копченая ветчина, куры и дыни.

Превращение городских организационных ячеек в полноценные обособленные сообщества отражено в исследовании жизни Тяньцзиня – третьего крупнейшего города Китая – в середине 1980-х гг. Свыше 85 % опрошенных получали через свои рабочие ячейки продуктовые товары, медицинское обслуживание и доступ к душевым; две трети – доступ к детским садам и библиотекам; половина – доступ к актовым залам, которые могли превращаться кинотеатры, и организованные туристические поездки; более трети – доступ к организованным спортивным командам; четверть – доступ к парикмахерским и прикрепленной к рабочим местам спортивной инфраструктуре; одна пятая – доступ к пригородным автобусам [Walder 1992: 532]. Поскольку рабочие ячейки обладали разными по масштабам возможностями и располагали различными объемами ресурсов, это приводило к неоднородности в уровне жизни населения. Крупные госпредприятия и высокопоставленные правительственные структуры доминировали над другими рабочими ячейками. В рыночной экономике образ и качество жизни отдельного социального класса диктуется разницей в доходах по отношению к иным общественным группам. В Китае зарплаты были низкими, а разница в доходах – умеренной, поэтому ключевой составляющей неравенства оказалась способность (или неспособность) рабочей ячейки обеспечивать своих работников товарами и услугами, которые по большей части предоставлялись либо бесплатно, либо за номинальную плату. Исследования первых годов после кончины Мао указывают на значительные различия в услугах и льготах, которые получали сотрудники предприятий различных масштабов и уровня [Ibid.].

Рабочие ячейки также становились частью личности человека. Стандартным документом установления личности было удостоверение организационной ячейки, которое выдавали в отделе кадров по месту работы. На каждого сотрудника также заводилось личное дело, в котором фиксировались семейная история, классовый статус, образование и политические склонности человека. Такие личные дела – отчасти трудовая книжка, отчасти полицейское досье – хранились по месту работы, которое нельзя было сменить без передачи личного дела новому работодателю[65]65
  Система личных дел описывается в [Lee 1991: 329–342; Walder 1986: 91–93].


[Закрыть]. Для поездки в другой город требовалось получить от рабочей ячейки разрешение. В случае производственных командировок рабочая ячейка обеспечивала сотрудникам проезд на поезде, автобусе и, в редких случаях, на самолете. Для личных поездок сотруднику нужно было получить официальный документ, свидетельствующий о наличии соответствующего разрешения от рабочей ячейки. Кроме того, требовались согласования организационных ячеек на регистрацию брака и развода [Whyte, Parish 1984: 25–26].

Потребительский аскетизм

Снижение роли денег и рынков требовало поиска иных средств для решения неминуемой проблемы дефицита потребительских товаров. Центральным элементом советской модели экономического роста стал потребительский аскетизм: инвестиции в потребительские товары, как и в принципе «непродуктивные» инвестиции, были исключены в пользу значительных «продуктивных» вливаний в тяжелую промышленность. Существуют три вида реакции на распространение дефицита потребительских товаров. Во-первых, нормирование с помощью цены. Цены на дефицитные товары достигают уровня, когда эти товары становятся доступны лишь небольшой части населения. Эта методика в целом отвергалась практически во всех социалистических экономиках, поскольку там, где производство не связано с рыночным спросом, испытывается постоянный недостаток товаров. Таким образом, дефицит всегда оказывается доступен лишь небольшой части населения, которая имеет возможность заплатить за него. Во-вторых, нормирование посредством очередей: цены фиксируются, а потребители бдительно отслеживают, какие товары есть в наличии. Чтобы купить определенный продукт, они выстаивают в очередях в надежде, что на них товара хватит. Эта методика предполагает значительные вложения со стороны потребителей как по времени, так и по усилиям в поиске точек розничной торговли, которые продают нужные им товары. В-третьих, административное нормирование: цены фиксируются, а физическим лицам или семьям раздаются талоны на покупку нормируемой продукции. В случае таких крупных товаров, как квартиры и личные автомобили, физические лица или семьи записываются в списки и ждут, когда настанет их очередь. По сравнению со второй методикой административный подход позволяет сократить затраты времени и сил. При этом он теоретически обеспечивает более широкий и равный доступ к дефицитным товарам по низким ценам, не исключая, впрочем, возможности пользоваться должностными привилегиями.

Административное нормирование товаров активно использовалось в СССР во времена Второй мировой войны, а также в странах советского блока в первое время после нее. Талоны выборочно применялись во время Второй мировой войны и в таких рыночных экономиках, как США и Великобритания, когда правительства начали мобилизовывать ресурсы на полномасштабную борьбу со странами гитлеровской коалиции. В Великобритании нормирование использовалось более широко, чем в США, и продолжалось несколько лет после окончания войны. По мере послевоенного восстановления советских экономик и улучшения ситуации с поставками продовольствия и базовых потребительских товаров постепенно произошел отказ от административного нормирования в пользу нормирования по очереди. Исключение составляли жилье и личные автомобили. Обычной частью жизни общества в странах советского блока стали обостренная бдительность при поиске любых товаров и стояние в долгих очередях в розничных магазинах [Zaleski 1980: 465–481].

Китай с его гораздо более многочисленным и бедным населением был вынужден распоряжаться запасами продовольствия крайне осторожно. Изначально более низкий уровень экономического развития предполагал еще больший дефицит и еще меньший ассортимент потребительских товаров, чем в сравнительно более процветающих экономиках советского блока (в Китае не было никаких мотоциклов, телевизоров и личных автомобилей). Огромные толпы недовольных покупателей, собиравшихся в 1953–1954 гг. в крупных городах в длинные очереди за основными продовольственными товарами, представляли собой явную угрозу общественному порядку. В 1955 г. Китай быстро ввел полноценную систему административного нормирования на широкий ассортимент товаров, от бакалеи до более крупных, а также жилья [Huenemann 1966; Whyte, Parish 1984: 85–100]. Эта модель сохранялась на протяжении всей эпохи Мао.

Самый нижний уровень системы нормирования составляли товары для удовлетворения базовых потребностей: продовольствие и одежда. Основные сельскохозяйственные культуры (рис или пшеничная мука), пищевые жиры для приготовления еды, мясо и ткани были доступны исключительно по талонам. Это была общенациональная система, и в каждой единице провинциального уровня использовался собственный вариант талонов, которые можно было обменять на товары только в пределах соответствующего региона. Талоны раздавались по месту жительства: если семья проживала в доме рабочей ячейки, то их следовало получать в рабочей ячейке, в остальных случаях – от жилищных комитетов. Значение талонов подчеркивал их внешний вид: они печатались на цветной бумаге и не уступали декоративными элементами бумажным деньгам.

Нормировались и дорогостоящие потребительские товары длительного пользования, однако поставки такой продукции не всегда были регулярными. Преимущества при ее распределении получали люди, работавшие в располагавших значительными ресурсами рабочих ячейках, а также те, кто достиг высокого общественного положения. Согласно общему правилу работодатели и кварталы организовывали очереди на получение «промышленных талонов», которые позволяли приобрести определенный товар в государственном розничном магазине. Более всего ценились талоны на велосипеды трех известных марок, производившихся в Шанхае и Тяньцзине («Феникс», «Вечность» и «Стремительный голубь»). Велосипеды были основным средством передвижения в городах. В часы пик улицы превращались в потоки велосипедов, медленно продвигающихся вперед в одном направлении. Были широко доступны и менее качественные велосипеды, однако они были заметно хуже: шины легко рвались, спицы постоянно ломались, рамы могли в любой момент развалиться, а детали быстро покрывались ржавчиной. Популярные бренды использовали сталь и резину лучшего качества, производя долговечные, прочные и безопасные велосипеды.

Аналогичным образом нормировались ценные потребительские товары длительного пользования. Особое значение, например, имели швейные машинки с ножным приводом. Это были копии советских моделей 1950-х гг., которые, в свою очередь, были аналогом продукции, которую компания Singer продавала в США вплоть до 1920-х гг. Машинки позволяли наиболее эффективно использовать получаемые нормы ткани. Готовая одежда была менее эффективным способом такого использования. Впрочем, самой ценной категорией товаров была жилая площадь. В 1950-х гг. китайские горожане жили в весьма стесненных условиях. По мере роста населения семьям приходилось втискиваться на еще меньшие площади. Молодоженам приходилось долго ждать получения квартиры от организационных ячеек или городских кварталов. Причем подать заявку и встать в очередь они могли только после официальной регистрации брака. Раздельное проживание супругов и развод не считались основаниями для подачи заявки на жилье. Стоит ли удивляться, что показатели разводов долгое время были крайне низкими, а с 1980-х гг. с увеличением предложения жилья резко возросли? Семьи разрастались и часто вынуждены были ютиться в одной комнате. С течением времени члены семьи подавали заявки на получение квартир большей площади. Рядовые граждане редко имели собственные кухни и практически никогда не располагали полноценными личными санузлами. В квартирах был доступ к воде, возможно, в виде умывальника, однако кухни и ванные комнаты, вынесенные в коридоры, во дворы или даже на улицу, находились в общем пользовании. Для того чтобы продвинуться в очереди и убедить распределяющих в остром характере своих насущных потребностей, люди использовали все возможные средства воздействия на рабочие ячейки и городские кварталы. Получение квартир соседями или коллегами по работе сопровождалось громкими жалобами со стороны тех, кому в этот раз не повезло. К концу эпохи Мао в городах сформировалась культура зацикленности на оказании давления на ответственных исполнителей с целью принятия решения в пользу просителя и на формировании сети знакомств, позволяющих получать льготы в попытке достойно жить даже в условиях дефицита [Walder 1986: 210–212].

Политические следствия экономических проблем

Именно такую экономическую систему требовал Мао ускоренно внедрять в 1950-х гг. Нам важно понимать, как работала эта модель и какие недостатки были ей присущи, поскольку обсуждение потенциальных решений системных проблем в конечном счете привело к разрыву между Китаем и СССР, а затем к «большому скачку» и «культурной революции». Истоки раскола социалистического блока и обострившиеся политические конфликты внутри Китая в 1960-е и 1970-е гг. стоит искать в разногласиях относительно выхода из сложившейся проблематичной ситуации.

Институциональные недостатки советской социалистической системы проявились в Китае сразу же с началом ее внедрения. Впрочем, изъяны этой системы, которая тогда с переменным успехом выстраивалась в новых восточноевропейских государствах-сателлитах, были давно известны в СССР. Для советского блока 1950-е гг. стали временем активного обсуждения путей усовершенствования избранной модели развития [Kornai 1959; Lewin 1974]. Было очевидно, что на ранних этапах система мобилизовывала капитал с целью развития тяжелой промышленности и продвижения оборонной промышленности. Однако, по мнению многих, к 1950-м гг. настало время серьезно взглянуть на очевидные недостатки модели. Повышать качество жизни людей, пока промышленность продолжала расточительно тратить средства и ресурсы, представлялось неосуществимым. Из безнадежно бюрократической модели экономической организации нужно было выжать максимально возможную эффективность.

Были выработаны три основных подхода, каждый из которых имел определенную политическую подоплеку. Первый подход, который с течением времени находил все большее распространение в СССР, заключался в использовании в процессе планирования современных научных методов [Baylis 1974]. Высококвалифицированные специалисты использовали новейшие статистические методы и математические модели для выработки максимально оптимальных планов. Акцент при таком подходе делался на наличие в ключевых бюрократических структурах подготовленного научного персонала. В таких условиях не возникало угрозы доминирования партии или осуществления ею тотального контроля над экономикой, поскольку партийным работникам приходилось передавать существенные полномочия техническим специалистам. Кроме того, склонных к претенциозно нереалистичным планам политиков ждало столкновение с рекомендациями экспертов, сдерживавших прожекты, вдохновленные исключительно политическими амбициями. Это была модель социалистической экономики, работавшая по научным принципам, внедряемым ведущими экспертами крупных бюрократических организаций.

Второй подход – дополнение плановой экономики рыночными механизмами. Такая система впервые была реализована в 1950-х гг. в Югославии и в конце 1960-х гг. в Венгрии. Этот вариант активно обсуждался всеми членами советского блока[66]66
  Самые ранние дискуссии происходили еще во время войны. См. [Dunayevskaya 1944]. Среди наиболее известных поствоенных экономистов, которые придерживались подобных взглядов, – [Kornai 1959; Lange, Taylor 1964; Liberman 1971; Šik 1966, 1967, 1972].


[Закрыть]. При данной парадигме предлагалось положить конец планам производства и снабжения и предоставить руководителям предприятий больше свободы в управлении производственными линиями и возложить на них дополнительную ответственность в процессе поиска клиентов. В этой системе предприятия должны были «отвечать за собственные прибыли и убытки», а цена товаров все чаще определялась бы рынком и спросом, отражающим относительный дефицит. Монополия государства в виде прав собственности на предприятия должна была сохраниться, однако результаты деятельности компаний оценивались бы не по способности выполнить производственные планы, а по доходам. В теории управленцы, лучше осознавая особенности ценообразования, стали бы расходовать материалы и капитал более эффективно, а компании с большими доходами смогли бы выплачивать работникам более высокие зарплаты и премии, а также предоставлять жилье и услуги лучшего качества. В этом подходе социалистическая экономика координировалась стимулами к получению прибыли и рыночными механизмами. С предложением пойти по данному пути первыми выступили именно китайские экономисты, в том числе Сунь Ефан, который выдвинул такие идеи уже в середине 1950-х гг. [Fung 1982; Lin 1981].

Сам Мао Цзэдун предпочитал третий подход – форму политического фундаментализма, при котором принципы экономики военного времени возводились в канон. Мао предпочитал прибегать к политической мобилизации, которая сработала в Маньчжурии в последние годы гражданской войны: «политическое командование» в составе партийных секретарей подталкивало работников и предприятия на демонстрацию все большей приверженности делу социализма и жертвенности на благо всего общества. Мао полагал, что только за счет политической мобилизации можно высвободить творческие силы трудящихся масс, равно как и заставить работать неиспользованные ресурсы, лежавшие без дела в условиях традиционной бюрократической советской модели экономики, когда все чаще сказывались проблемы затоваривания и неэффективности работы. Партийные секретари взяли под свое управление предприятия, оттеснив на второй план квалифицированных специалистов. В этом подходе не было места правилам и постановлениями, которые создавали компаниям бюрократические препоны. Однако он не мог как-либо изменить реальность: вся экономическая система была организована как колоссальная бюрократическая машина, оказавшаяся теперь в руках политической элиты.

К 1960-м гг. подход Мао дополнился жесткой политической критикой двух вышеуказанных альтернатив[67]67
  В [Мао 1977] лидер обозначает свои возражения по поводу экономики СССР во второй части периода правления Сталина. В издании представлены его изначально не публиковавшиеся комментарии к последней работе Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР» и советскому учебнику 1950-х гг. по политэкономии. [Service 2004: 566–567] приводит ключевые темы этих поздних взглядов сталинистской эпохи на социалистическую экономику и сдвиги, произошедшие по сравнению с доктринами, которые были приняты до Второй мировой войны.


[Закрыть]. Научное управление передавало власть в руки экспертов – составной части неповоротливой бюрократической структуры, с его точки зрения – неизбежно «буржуазной» в своих взглядах и ориентирах. Мао не собирался передавать власть своей революционной партии специалистам-бюрократам. В его планы также не входило развязывать руки представителям высокообразованной элиты, которые поднялись на верхушку общества за счет стабильного продвижения по карьерной лестнице. В конечном счете председатель КНР объявил, что такие подходы обязательно приведут к возрождению классовой стратификации и капитализма. Удивительно, что Мао считал «капитализмом» систему управления под руководством действующей по научным принципам массовой бюрократии – прямую противоположность экономической модели, выстраивающейся на основе рыночной конкуренции. Однако он упорно называл такой подход «капиталистическим», недвусмысленно указывая свое неприятие такой перспективы.

В понимании Мао, использование рыночных механизмов для совершенствования системы стимулов и повышения эффективности затрат было еще более нежелательной перспективой. Здесь он видел капитализм в самой неприкрытой форме. Решение проблем социализма рыночными средствами было просто немыслимо. Мао ассоциировал социализм в целом с системой, унаследованной от СССР периода правления Сталина. Он полагал, что если модель не работает так же, как в свои лучшие годы, то в этом стоит обвинить партийные кадры, которые прекратили выполнять роль вдохновителей активной работы системы. Мобилизация предприятий и их штатов на еще большие достижения, повышенную эффективность и усиленный вклад в дело социализма – вот смысл существования партии. Лекарство от неэффективности и противоречий социалистической модели – активизация партийного руководства и упор на усердную работу как политическую обязанность. Неудача неминуемо привела бы к воцарению узкой прослойки бюрократической элиты в качестве правящего класса, а возможно, и к полномасштабному возвращению к капитализму. Именно с такими мыслями Мао приступил в 1958–1960 гг. к реализации «большого скачка». На фоне унизительного провала этой инициативы одной из главных мотиваций «культурной революции» стало исключение для Китая возможности прибегать к бюрократическим или рыночным средствам для разрешения существующих проблем после того, как Мао покинет историческую сцену.