Текст книги "Высадка в Нормандии"

Все больше старших командиров со своими штабами высаживались на берег и обеспечивали руководство, в котором войска уже отчаянно нуждались. Неразбериха, как позднее утверждалось в рапорте командования 5-го корпуса, в значительной мере была вызвана тем, что десант со шлюпок высаживался зачастую не в тех точках, нарушая порядок управления подразделениями. Одни участки сектора «Омаха» оказались «переполнены десантниками, тогда как в других не было никого». Группа управления 116-го пехотного полка во главе с его командиром полковником Чарлзом Кэнэмом и заместителем командира 29-й дивизии бригадным генералом Норманом Д. Кота вплавь и пешком добралась до берега на участке «Дог-Уайт»[90]90
  «Собака белая» (англ.).


[Закрыть] вскоре после 07:30. Они укрылись за танком, а потом добежали до мола.

Кота, который разделял опасения Героу относительно чрезмерного упора на бомбардировку и артобстрел, лучше многих других понимал, какой катастрофой чревато сложившееся положение. Он уже видел, как волны захлестывали плавающие бронетранспортеры DUKW, которые перевозили 105-мм гаубицы 111-го дивизиона полевой артиллерии. 11 из 13 перевернулись и затонули – в большинстве случаев уже в точке рандеву, недалеко от берега. Артиллерии 1-й дивизии повезло ничуть не больше. Артбатарея 16-го пехотного полка потеряла все шесть своих 105-мм гаубиц, которые перевозились на плавающих бронетранспортерах. А 7-й дивизион полевой артиллерии не смог выгрузить на берег ни одного орудия, причем большинство пошло на дно также вместе с бронетранспортерами.

Кроме того, заграждения у самого берега до сих пор не были взорваны. Саперов 146-го отдельного подводно-подрывного дивизиона высадили на берег почти на 2 км восточнее намеченной точки десантирования – помешало сильное встречное течение. Кота и Кэнэм быстро обсудили положение. В ходе высадки перемешались и были рассеяны не только батальоны, но и роты и даже взводы. Необходимо было заставить солдат, как только те почистят оружие, начать прорыв через ряды колючей проволоки и минные поля к обрывистым возвышенностям, а затем оттуда атаковать немецкие позиции.

В 08:00, когда Кота высматривал, откуда можно начать прорыв рядов колючей проволоки, чтобы пробиться к проходу, ведущему в Ле-Мулен, разыгралась ужасающая сцена. К берегу как раз подходил большой десантный корабль LCIL-91, и на его палубе разорвался снаряд. Осколки угодили, вероятно, в ранцевый огнемет одного солдата. «Бедняга буквально вылетел с палубы, пронесся над правым бортом и упал в воду. Горючая смесь из его огнемета разлилась по всей носовой палубе и надстройке судна… Этот корабль, служивший запасным КП 116-го полка, горел еще больше восемнадцати часов, и на борту все это время не прекращались взрывы боеприпасов для зенитных установок “Эрликон”». Через 10 минут та же судьба постигла и LCIL-92. Многих саперов, получивших тяжелые ожоги, пришлось под огнем тащить в укрытие у мола.

Кота решил, что он проведет рекогносцировку на правом фланге, а Кэнэм на левом – надо было отыскать пути выхода с пляжа. Вскоре Кэнэм был ранен пулей в правое запястье, но приказал перевязать ему рану и вернулся к исполнению своих обязанностей. Один из солдат полка увидел «старика», когда тот «с подвязанной правой рукой пробирался вперед, сжимая в костлявой левой кольт калибра 0,45». Кэнэм, «высокий и сухощавый, в очках с проволочной оправой и с тоненькими усиками», был тем самым командиром-южанином, который предупредил своих солдат, что две трети из них погибнут в десанте. По пути он выкрикивал команды офицерам, требуя увести солдат с простреливаемого пляжа: «Гоните своих солдат к черту с пляжа! Лучше поищите треклятых колбасников да убейте их!» Подполковник, укрывавшийся от минометного огня, крикнул ему в ответ: «Полковник, идите в укрытие, не то вас убьют!» – «Пошевели задницей и выползай оттуда! – рявкнул на него Кэнэм. – И уводи солдат с распроклятого пляжа!»

В том же духе действовал в восточной части сектора «Омаха» командир 16-го пехотного полка 1-й дивизии полковник Джордж Тейлор. 1-я дивизия добилась даже большего, если вспомнить, что почти все танки 741-го танкового батальона были потеряны из-за того, что их спустили на воду катастрофически далеко от берега. Капитан Холл, раненый врач, наблюдал, как Тейлор перебегает от одного офицера к другому. «Нужно убраться с пляжа раньше, чем они повернут против нас свои 88-мм пушки, – убеждал он. – Если уж нам суждено погибнуть, то не худо бы и немцев, сколько удастся, перебить». С полковником Тейлором был морской офицер-англичанин. Он курил, присев на корточки, и на лице у него была написана скука. Тейлор, обращаясь к своим солдатам, произнес историческую фразу: «На всем этом берегу люди – только те, кто погиб и кто готов погибнуть. А теперь – живее вперед, как можно дальше отсюда!»

На деле первый прорыв в секторе «Омаха» уже произошел, и совершили его роты 2-го батальона 16-го полка, высадившиеся между Сен-Лораном и Кольвилем. Они перебежали полоску берега, потеряв всего двух человек. В 07:35 из немецкой 352-й пехотной дивизии в штаб генерала Маркса сообщили: «К северо-востоку от Кольвиля противник силами от 100 до 200 человек прорвал нашу оборону». Немцев это явно обеспокоило. Одному батальону из оперативной группы Мейера было приказано ликвидировать прорыв у Кольвиля, однако, по мнению штаба дивизии, батальон мог прибыть к месту назначения «не ранее чем через полтора часа». Фактически же удары авиации союзников позволили ему прибыть туда только к вечеру.

Впрочем, генерал-майор Крайс вскоре убедился, что больше у него нет подкреплений, которые можно было бы перебросить в сектор «Омаха». Как отмечали американские историки, «самую серьезную угрозу для немцев» представляла английская 50-я дивизия, десантированная в нескольких километрах к востоку, в секторе «Голд». Хотя они начали высадку через час после американцев, «английский десант уже в первые часы прорвал оборону противника в нескольких местах». Левый фланг 352-й дивизии был совершенно оголен, и основную часть оперативной группы Мейера бросили к Крепону сдерживать натиск англичан. Сам Мейер в тот день погиб, сражаясь с англичанами у Базенвиля, а из 3000 солдат и офицеров его группы только 90 человек соединились с основными силами дивизии.

Одна рота 2-го батальона рейнджеров была высажена вместе с ротой А 116-го полка на западной оконечности сектора «Омаха» и понесла чудовищные потери, но основные силы батальона десантировались гораздо дальше, за изгибом берега, имея задачей уничтожение вражеской батареи на мысе Ок. Правда, рейнджеров и здесь преследовали неудачи.

Уже подходя к мысу, командир батальона подполковник Джеймс Э. Раддер понял, что рулевой-англичанин направил судно гораздо восточнее точки десантирования, почти в сам сектор «Омаха». Потеряли полчаса, сражаясь с течением, идущим вокруг мыса Ок. Когда шлюпки оказались у подножия скал, выпустили ракеты, которые увлекли за собой захваты с железными крюками – это приспособление разработали английские коммандос. Большинство захватов не долетело до цели – промокшие в море веревки слишком отяжелели, – но несколько крюков зацепилось за скалу, и первые бойцы стали карабкаться вверх. В дело пошли и лестницы, позаимствованные у лондонских пожарных. Немцы не могли поверить, что захваты заброшены с лодок, стоящих под скалами. В штаб 352-й дивизии доложили, что «находящиеся в открытом море боевые корабли противника ведут по скалам огонь особыми снарядами, которые закрепляют на скале свисающие вниз лестницы».

Засевший на скале немецкий гарнизон пытался стрелять сверху по нападающим и забросать их гранатами, однако плотный артиллерийский огонь с кораблей поддержки: американского эсминца «Саттерли» и английского «Тэлибонт» – поначалу заставил их не высовываться из укрытий. «Саттерли» весь день находился поблизости, готовый оказать поддержку рейнджерам в любой момент. Храбрость и мастерство рейнджеров, первыми взобравшихся на скалу, позволила им закрепиться на вершине. Вскоре к ним присоединились их товарищи. К своему удивлению, американцы обнаружили, что эта батарея не имеет ни одного дальнобойного орудия. Те находились чуть дальше от берега, и с ними еще предстояло разделаться.

Радист подполковника Раддера пытался передать «Слава богу!» – сигнал об успехе десанта, – но вымокшие в морской воде рации не работали. Да и все равно давать сигнал уже было поздно. В 5-м батальоне рейнджеров, который ждал на кораблях и был готов поддержать бойцов 2-го батальона, решили, что их атака захлебнулась. В итоге 5-й батальон приступил к выполнению резервного плана и высадился в секторе «Омаха» для поддержки 116-го пехотного полка, а генерал Кота не замедлил послать рейнджеров вперед – штурмовать обрывы, ведущие на возвышенность.

Ничуть не легче оказалось связаться со своим командованием батальону немецкого 916-го пехотного полка. Лишь в 08:19 в штабе 352-й дивизии стало известно, что рейнджеры сумели взобраться на скалы. Бой длился весь тот день и почти весь следующий, солдаты 916-го полка снова и снова шли в контратаки на батальон Раддера. У рейнджеров кончились боеприпасы, и они воспользовались оружием убитых немцев. Это оказалось делом рискованным, когда к американцам подошли наконец подкрепления.

Неподалеку от продолжавшего гореть большого десантного корабля Кота высмотрел участок мола, метрах в пяти за которым поднималась насыпь. Он приказал солдату, вооруженному автоматической винтовкой Браунинга, не давать залегшим там немцам поднять голову, а сам тем временем проследил, чтобы под колючую проволоку были заложены «бангалорские торпеды». Командиру 5-го батальона рейнджеров подполковнику Максу Снайдеру он приказал проделать в проволочных заграждениях несколько проходов, двинуться в глубь побережья, а затем резко повернуть на запад и атаковать позиции немцев на мысе Персе.

Проходы были проделаны, чуть дальше горела подожженная снарядами корабельных орудий трава, и Кота решил, что настало время совершить бросок через заболоченную луговину к подошве возвышенности. Но первый же солдат, прорвавшийся за ряды колючей проволоки, был ранен пулеметным огнем. «Санитар! – завопил он. – Санитар, меня ранило! Помоги!» Он стонал и кричал несколько минут, «потом, всхлипывая, несколько раз повторил “мама” и умер». На остальных солдат эта сцена подействовала так угнетающе, что Кота сам был вынужден вести их в атаку, иначе они бы не пошли. Вскоре небольшая группа бойцов 116-го полка добежала до подошвы возвышенности и стала карабкаться вверх по крутому склону. Дым от горящей травы стал таким густым, что те, кто еще не выбросил противогазы, тут же их надели.

В 08:30 Кота вернулся к Кэнэму, устроившему на скорую руку КП у подошвы. Внимание привлек американский солдат, гнавший перед собой пятерых пленных немцев с высоко поднятыми руками. На возвышенности заговорил немецкий пулемет, и шедшие первыми два пленных упали замертво. Остальные повалились на колени, повернулись в сторону пулеметчика и простерли к нему руки, умоляя не стрелять, но тут же очередь прошила грудь еще одного сдавшегося в плен.

Немцы наконец сообразили, что большинство американцев укрывается за стенкой мола, и попытались выкурить их оттуда минометным огнем. Мины, взрываясь, разбрасывали гальку, словно картечь. Одна мина разорвалась у КП Кэнэма, убила двух человек, стоявших рядом с Кота, а радиста взрывной волной забросило вверх по склону метров на шесть. КП быстро перенесли подальше, а вот установить связь с находившейся левее 1-й дивизией никак не удавалось – рации не работали. Мало того что многие вышли из строя, залитые морской водой, так и немецкие снайперы в первую очередь целились в солдат-связистов, когда те с трудом выбирались на берег, согнувшись под тяжестью груза в 40 килограммов.

Отсутствие связи с берегом очень тревожило генерала Героу, который в ожидании донесений расхаживал по мостику американского корабля «Анкон», стоявшего в 16 км от берега. Поводов для тревоги у него хватало с той минуты, когда он увидел, как десантные шлюпки пляшут на больших волнах, а несколько шлюпок на его глазах затонули. Донесения поступали противоречивые – главным образом от команд катеров и шлюпок, возвращавшихся за новыми партиями десанта. В 09:15 генерал получил донесение с борта судна управления, стоявшего у берега на участке «Изи-Ред»[91]91
  «Пустяк красный» (англ.).


[Закрыть]: «Шлюпки и машины скопились на берегу. Войска окапываются. Противник ведет по судам огонь, пока они не причалят». Узнал Героу и о том, что саперам не удалось проделать проходы в минных полях, а «снайперы и пулеметчики противника сосредоточивают огонь в первую очередь на офицерах и сержантах».

Героу доложил об обстановке генералу Брэдли, находившемуся на борту крейсера «Огаста». Оба испытывали глубокое беспокойство. Брэдли даже не исключал возможности отказаться от сектора «Омаха» и направить следующие эшелоны десанта в сектор «Юта» или один из английских секторов. Действительно, обстановка на многих участках «Омахи», особенно у прохода к Вьервилю, внушала ужас. И все же, вопреки впечатлению всеобщего хаоса и неразберихи, некоторые части высаживались, не встречая серьезного сопротивления, и совершали прорыв без существенных потерь, как показывает пример 1-й дивизии у Кольвиля. Даже во втором эшелоне 29-й дивизии рота Ц 116-го полка довольно легко высадилась на берег в 07:10, почти на километр левее намеченной точки десантирования. Пересекая участок берега до мола, рота потеряла только 20 из 194 человек, а при подъеме на возвышенность им, как и другим, помог дым от горящей травы, подожженной при обстреле с кораблей.

Техасец майор С. В. Бингем, командир 2-го батальона 116-го полка, доложил, что его группа, находившаяся на борту десантного катера, без потерь высадилась на участке «Дог-Ред»[92]92
  «Собака красная» (англ.).


[Закрыть]. Один из его офицеров отметил, что «противник ведет далеко не такой плотный огонь, как я ожидал». Правда, одна рота батальона Бингема, высадившаяся немного дальше, понесла тяжелые потери. Бингем повел за собой группу человек из пятидесяти – через мол, через проволочные заграждения к стоявшему у подошвы возвышенности трехэтажному дому, окруженному траншеями. «Ни у кого не было исправного оружия», – докладывал он позднее, вот они и залегли в траншее, чтобы привести оружие в порядок. Дом очистили, несмотря даже на то что ведущая в него лестница была разрушена при артобстреле. Покончив с этим, Бингем повел своих солдат на лежавшую прямо перед ними возвышенность. Они прошли еще метров триста пятьдесят в глубь побережья, потом свернули на запад, к Сен-Лоран-сюр-Мер, но напоролись на опорный пункт, оборудованный немцами на ферме, у самой околицы деревни. В капитана Готорна, офицера штаба батальона, шрапнель попала в ту минуту, когда он отдавал солдатам приказ. Поскольку рот был открыт, шрапнель пробила обе щеки, но не повредила челюсть. Подошедший офицер вспоминал, что Готорн «плевался кровью, когда говорил, но его это, кажется, не заботило».

К 09:30 царившая на берегу и у берега неразбериха ничуть не улеглась. «Всевозможный хлам, снаряжение, люди – все смешалось в одну большущую кучу», – докладывал позднее командованию один офицер. Повсюду стояли сгоревшие и догорающие танки, лежали тела убитых и брошенное впопыхах снаряжение. У кромки берега, на волнах прибоя, покачивались, как бревна, трупы, а море выносило все новые. Один солдат вспоминал: «Они были похожи на восковые фигуры мадам Тюссо. Точно как восковые. Даже не представишь, что это люди». Местами линию берега перегораживали сожженные или поврежденные десантные суда. А в море, дальше от кромки прибоя, неразбериха все нарастала и нарастала. Заместитель начальника штаба 5-го корпуса полковник Бенджамин Б. Тэлли доложил, что десантные суда бестолково кружат на некотором расстоянии от берега, «будто перепуганные коровы, сбившиеся в кучу». Морское командование никак не могло решить, какие именно шлюпки направить снова к берегу, а какие придержать для следующих эшелонов. Тем временем танки на берегу начали понемногу склонять чашу весов в пользу десанта, хотя многие выгруженные на пляж машины были неисправны, а иные, маневрируя уже на берегу, остались без гусениц. Чтобы менять их на открытом месте, под непрерывным пулеметно-минометным огнем, требовалось редкое мужество.

Обороняющиеся немцы постепенно проигрывали бой за удержание своих огневых позиций. Однажды саперам удалось подогнать к доту начиненный взрывчаткой грузовик. «Подожгли бикфордов шнур и взорвали дот. Когда вошли внутрь, обнаружили мертвых немцев, которых взрывчатка непосредственно не задела. Из носа и рта у них шла кровь – они погибли от сильнейшей контузии». Самым действенным оружием оказались орудия эсминцев. Восемь американских кораблей и три английских двигались параллельно линии берега, достаточно близко, чтобы обстреливать позиции и укрепления немцев. Стволы орудий так раскалились от стрельбы, что матросам пришлось для охлаждения поливать их из пожарных брандспойтов. Многие сражавшиеся в секторе «Омаха» солдаты впоследствии были убеждены – и далеко не без оснований, – что именно эти эсминцы и спасли их в тот день от поражения. А многие офицеры-пехотинцы пришли к выводу, что огневая поддержка с моря была бы намного эффективнее, если бы с самого начала огонь по немецким укреплениям вели эсминцы, подошедшие близко к берегу, а не линкоры, палившие издалека вслепую.

Важную роль сыграли и танки. Один уцелевший немец, солдат 2-го батальона 726-го пехотного полка, вспоминал, как «Шерманы» пошли в атаку на соседнюю огневую позицию и оттуда донеслось: «Lebt wohl, Kameraden!» («Прощайте, боевые друзья!») – потом связь оборвалась. Этот солдат также утверждал: «Тех, кто уцелел в “узлах сопротивления”, расстреляли вопреки положениям Женевской конвенции. Всего 66 человек взяли в плен живыми, половину из них составляли раненые».

Хотя его утверждение не подтверждается американскими документами, незаконные убийства сдающихся в плен немецких солдат имели место. В большинстве случаев такие убийства были вызваны всплеском жестокости после пережитого страха, а также желанием отомстить за большое количество убитых в тот день товарищей. Репортер газеты «Балтимор сан» описал сцену, свидетелем которой он стал уже в середине дня: «На земле лежал умирающий немец, уж не знаю, в каком звании. Он был уже без сознания, а вокруг него столпились джи-ай. Они смотрели, как он мучается, потом один солдат вскинул карабин и прострелил немцу голову со словами: “Теперь этот ублюдок успокоится”. Разумеется, так оно и случилось».

Некоторые американские солдаты были убеждены, что на стороне немцев сражались мирные жители-французы, даже женщины. Рейнджер на мысе Ок сразу после боя доложил: «Мы видели гражданских, которые стреляли в нас из немецких винтовок или помогали немцам в качестве артиллерийских наблюдателей. Мы их расстреляли». Американские солдаты стреляли также в тех пленных немцев, кто имел неосторожность сделать резкое движение, – пережившие сильный страх американцы и без того постоянно ожидали от них какого-нибудь подвоха. Но были примеры и гуманного обращения. Так, связисту 5-го батальона рейнджеров приказали собрать у пленных все находившиеся при них бумаги. Он отложил семейные фото и вложил их в карманы пленных. Те пробормотали: «Danke schön»[93]93
  Большое спасибо (нем.).


[Закрыть]. Другой рейнджер конвоировал пленных к берегу, споткнулся и упал в большую воронку от снаряда. Трое пленных спрыгнули туда за ним вслед. Он в первую минуту подумал, что они сейчас его убьют, но они помогли ему подняться на ноги, отряхнули и подали ему оброненную винтовку. Ясно, им не хотелось возвращаться в свою часть и воевать дальше.

В 10:46 полковник Тэлли сообщил по рации на «Анкон»: «Вроде бы дела пошли лучше». Высадка, однако, как и раньше, происходила в страшном беспорядке. Запросы войск безбожно перевирались, и сплошь и рядом на берег доставляли ненужные машины и снаряжение, а то, в чем солдаты крайне нуждались, оставалось на кораблях. Многие офицеры впоследствии докладывали: пока войска не закрепились на плацдарме, доставлять нужно только пехотные подкрепления, танки и бронированные бульдозеры.

Бригадный генерал Кота испытывал вполне понятное нетерпение. Он поднялся на возвышенность, чтобы своими глазами увидеть, как продвигаются посланные им в атаку стрелки. И увидел, что все они лежат недалеко от края, прижатые к земле пулеметным огнем немцев. Вытащив свой кольт калибра 0,45, генерал подошел к солдатам и проговорил: «Ну, сейчас поглядим, из какого материалы вы скроены». Он поднял их в атаку, приказав на бегу вести огонь по домам и зарослям кустов. Пробежав в глубь побережья метров триста, они попали на узкую тропу. Один офицер «наткнулся на убитого немца, который все еще сжимал в зубах выкуренную до половины сигару». Кажется, почти каждый солдат запомнил, как выглядел первый виденный им убитый немец. Одного рейнджера, например, поразил «серый, восковой цвет лица» первого немца, которого он увидел убитым, а солдат 1-й дивизии запомнил даже фамилию первого убитого: «Каска с него свалилась, и я увидел напечатанные внутри буквы “Schlitz”».

Смешанный отряд солдат 29-й дивизии и 5-го батальона рейнджеров пробирался по обеим сторонам дороги на Вьервиль-сюр-Мер. Впереди гордо шагал рейнджер без каски, с трофейным немецким пулеметом МГ-42 на плече. Вот они оказались выше прохода с пляжа на Вьервиль, и здесь их снова остановил пулеметный огонь. Кота тогда снова занял место в голове отряда и послал группу солдат в обход, чтобы «выкурить немцев с позиции».

Примерно в это время появилась и рота Ц 116-го полка, которая своим путем пробилась сюда же после сравнительно благополучной высадки и подъема на возвышенность под прикрытием дыма от горящей травы. Повернув на Вьервиль, они столкнулись с бригадным генералом Кота, «который вращал на пальце свой кольт». «Где вас черти носили, ребята?» – поинтересовался он и приказал роте наступать на западную окраину Вьервиля.

Появился здесь и полковник Кэнэм, который провел по возвышенности другой отряд. Посовещавшись, они с Кота решили, что группа солдат 1-го батальона 116-го полка вместе с рейнджерами должна продвигаться на мыс Персе. Этот смешанный отряд получил прозвище «бригады ублюдков» Кота. Солдаты 116-го полка говорили, что «поодиночке рейнджеры – лучшие бойцы, каких мы только встречали, но их невозможно сплотить и заставить действовать коллективно».

На возвышенность поднимались все новые и новые группы американцев, однако здесь им пришлось считаться с минными полями – как настоящими, так и ложными. Они старались ступать след в след за идущими впереди. На ум приходили виденные по пути убитые и раненые. Солдат 29-й дивизии вспоминал: когда он поднялся на возвышенность, то увидел лейтенанта, которому оторвало ногу ниже колена. «Из колена торчали острые обломки костей, белые-белые. Он повернулся ко мне и сказал: “Солдат, берегись мин!”» И такой кошмарный случай был не единственным. Взбираясь на возвышенность, солдат 115-го полка наткнулся на лежащего человека: «Я подошел ближе и увидел, в чем дело. Он наступил на мину, и ему оторвало половину правой ноги. Он удобно устроился и курил. Всех проходящих мимо обязательно предупреждал, что в метре от него зарыта еще одна мина».

Хотя к полудню в глубь побережья пробились и «бригада ублюдков» Кота, и другие подразделения, с берега по Вьервильскому проходу не поднялся пока ни один танк. Верхнюю часть прохода обстреливали орудия американского боевого корабля: «В воздухе висела смесь дыма, пыли от раздробленного взрывами бетона и едкий запах пороха». Сразу после 12:30, когда обстрел прекратился, Кота повел за собой вниз по проходу головной дозор, по пути захватывая в плен павших духом немцев. От мирных французов – жителей Вьервиля, которые прямо в магазине пили молоко, – они узнали, что около 400 немцев удрали из деревни, как только открыла огонь корабельная артиллерия. В самом низу прохода американцы обнаружили противотанковый завал и небольшое минное поле. Одного из пленных немцев погнали первым, остальные старались ступать за ним след в след. Вышли на набережную, откуда видны были усеявшие пляж трупы, подбитые танки и солдаты, все еще укрывающиеся за углами прибрежных вилл. Кота приказал офицерам собрать этих солдат и двигаться с ними вперед, а саперам – взорвать завал.

Дальше по берегу генерал обнаружил солдат, укрывающихся у подошвы возвышенности. Неподалеку стоял брошенный танк с бульдозерными ножами. Кота крикнул солдатам, что только-только спустился по проходу сверху. «Там никого нет, только на скале засели несколько немцев, и тех сейчас выкуривают. Неужели ни у кого не хватит смелости повести этот танк по проходу?» Наконец он нашел солдата, согласившегося повести танк к проходу с необходимым сейчас запасом взрывчатки. Сам Кота направился к следующему проходу, ведшему в Ле-Мулен, где собрались офицеры штаба дивизии. Генерал тут же выпалил им множество различных приказов.

Затем Кота двинулся дальше на восток в поисках заместителя командира 1-й дивизии бригадного генерала Уэймана. Вид у Уэймана оказался самым небоевым: вся его одежда вымокла при высадке и теперь он кутался в одеяло. Договорились, что 116-й полк будет зачищать территорию дальше к западу от Вьервиля до Гранкана, а 115-й полк, второй эшелон 29-й дивизии, который в 11:00 начал высадку на участке «Фокс-Грин», двинется в глубь побережья на Лонгвиль. После этого Кота вернулся на свой КП. Не все, что он видел, вызывало у него удовлетворение: «Некоторые подразделения 6-й инженерной бригады особого назначения, вырыв себе неглубокие окопчики в качестве укрытий от артогня, расселись и преспокойно уплетали пайки, хотя вокруг лежали убитые и умирающие». Вот кого нельзя винить – это санитаров: они тогда выносили тех, кто был ранен взрывами противопехотных мин на возвышенности.

Наращивание союзных сил на плацдарме ускорялось. К 12:30 американцы высадили в секторе «Омаха» 18 772 человека. Через полчаса одна рота 16-го пехотного полка 1-й дивизии при поддержке подразделения 116-го полка 29-й дивизии начала атаку на Кольвиль-сюр-Мер. В некоторых донесениях сообщалось, что многие немцы в Кольвиле были пьяны и для забавы выкрикивали приказы по-английски. Американцы пробивались вперед, но вскоре попали под огонь своей корабельной артиллерии и потеряли восемь человек. Запах пороховой гари сделался таким нестерпимым, что большинству солдат роты Г, не исключая и санитаров, которые оказывали помощь раненым, пришлось действовать в противогазах. Подали сигнал желтыми ракетами, однако стрельба не прекратилась. Через некоторое время, впрочем, орудия корабля смолкли. И лишь позднее в штабе 352-й дивизии стало известно, что деревня окружена американскими войсками: поступило донесение о том, что эвакуировать раненых в тыл «возможности более не имеется».

18-й пехотный полк 1-й дивизии обошел Кольвиль, где продолжался бой, и двинулся дальше. 115-й полк 29-й дивизии также продвинулся в глубь побережья и атаковал Сен-Лоран. Вскоре после этого, в 14:45, удалось выяснить, изучив книжки денежного и вещевого довольствия немецких солдат, что первые захваченные пленные принадлежат к 352-й пехотной дивизии. «Я просто глазам своим не поверил», – записал вскоре после боя офицер разведки. Его потрясло то, что американцы даже не подозревали о присутствии здесь этой дивизии.

Как только были подавлены почти все обнаруженные огневые точки противника, бронированные бульдозеры смогли расчистить отдельные участки, что позволило войскам и технике легче высаживаться на берег и быстрее продвигаться в глубь сектора. Сгоревшие танки оттаскивали прочь, как и поврежденные десантные катера и шлюпки. Один сапер из 1-й дивизии жаловался, что его несколько дней после этого, не давая есть, преследовал запах горелого мяса. Группы подрывников продолжили уничтожать устроенные немцами на береговой полосе заграждения. Те, которые могли быть снабжены минами-ловушками, цепляли крюками на длинных тросах и оттаскивали подальше. То тут, то там еще падали немецкие снаряды – вражеская артиллерия продолжала беспокоящий огонь по береговой полосе, – но чаще взрывы гремели не от снарядов, а от сработавших мин или от зарядов взрывчатки, заложенных на заграждения группами подрывников.

Санитарные команды тоже трудились не покладая рук. Для многих раненых, особенно тех, кто впал в шоковое состояние, было весьма опасно переохлаждение. Санитары посылали солдат за дополнительными одеялами, сохранившимися на подбитых десантных шлюпках, а индивидуальные пакеты собирали с убитых. Зачастую санитары мало чем могли помочь раненым, разве что сделать укол морфия или стянуть края рваных ран – например при осколочных ранениях в ягодицы. Некоторые раненые уже не имели надежды выжить. «Я увидел молодого солдата, – писал капитан 60-го медико-санитарного батальона. – Он был очень бледен и кричал явно от нестерпимой боли. Из-под разорванного обмундирования выпали наружу кишки. Я был бессилен помочь ему, сделал только инъекцию морфия и подбодрил. Вскоре он умер».

Тем, кто страдал от пулевых или осколочных ранений, врачи давали пентобарбитал, который погружал их в забытье. Тем же, у кого посинели руки – а это указывало на большую кровопотерю, – ставили переносные капельницы с плазмой крови. Но даже капельницы и одеяла помогли далеко не всем – за ночь от шока и холода умерло много раненых. Раненых теперь уже можно было эвакуировать на корабли в освободившихся шлюпках, но на пустынных участках берега раненым приходилось ждать подолгу. В неразберихе высадки получилось так, что на некоторых участках почти не оказалось санитаров. Медсанбат 1-й дивизии понес такие потери при высадке, что ему пришлось в первую очередь заняться своими ранеными. А дольше всего пришлось ждать помощи тем, кто подорвался на минах, уже на возвышенности, – сначала саперы должны были расчистить проходы к ним. Многие провели там всю ночь, а помощь пришла только на следующий день.

Раненых доставляли на боевые корабли – такие, как «Сэмюэль Чейз» и «Бэйфилд», – или на большие транспортные корабли, оборудованные под плавучие госпитали. Им предстояло вскоре вернуться в Англию. Со шлюпок на корабли раненых поднимали в подвесных сетках грузовыми кранами. На борту в обстановке «организованной неразберихи» врачи проводили сортировку. До одного солдата внезапно дошло, что у него нет правой ноги. Он заорал: «У меня нет ноги! Что же теперь делать-то? Я же фермер!» – и санитару пришлось силой удерживать его.