Текст книги "Сотрите мою память, господа (сборник)"

Последнее заседание

Пародия на рассказ одного моего любимого автора.

В зал суда никто уже добраться не мог. Поэтому заседание было перенесено в реанимацию, где собрались и обвиняемые и обвинители.

Стояла гробовая тишина, так как из-за слабости собравшихся, судьи боялись что-то пропустить.

Первой взяла слово израненная Душа. Она сказала, что дошла до предела и сегодня решила со всеми попрощаться. Она прощала всех, включая своих обидчиков. Сказав это, Душа потянулась за кислородной маской и тут же впала в кому. С соседней кровати раздался предсмертный хрип Любви, которая обвиняла Трусость в измене. Со своей стороны, Трусость, почти потерявшая и слух, и голос пыталась оправдать своих подруг: Лесть и Безразличие. Сами же они находились в шоковом состоянии, и говорить, практически не могли.

По реанимации, как в замедленном кино передвигались обвинители и обвиняемые. Силы постепенно покидали и тех и других. Все чувствовали, что попали в замкнутый круг, из которого выхода практически нет.

Надо отдать им должное – такое положение вещей было принято всеми единогласно.

Лесть говорила красивые слова Лжи, которая обнимала смертельным объятием Совесть. Совесть же в свою очередь пыталась убедить Разум, что все могло быть иначе, в то время, как Разум тихо бредил в забытье.

Внезапно раздался голос Действительности, которая превозмогая слабость, закричала:

– Что вы делаете? Ведь не так уж все и плохо. У вас же все есть.

– Действительно, Любовь погибла, но остались ее плоды – это дети.

На что Эгоизм, саркастически улыбаясь, сказал:

– Ну и что, что дети? Вырастут, разойдутся каждый своей дорогой.

– Любовь мертва, а Ложь победила.

– Но ведь вы живы и можете выздороветь, если захотите (безнадежно взывала Действительность к Разуму).

– Ведь все пока еще живы – вы понимаете? ПОКА…

Но измученные заседавшие уже не слышали крика Действительности.

До сих пор молчавшая Точка Джи, тихонько прошептала:

– Я тоже осталась не у дел. Сказав это, она издала тихий писк, отдаленно напоминающий оргазм и откинулась уже навсегда.

Из реанимации по очереди выносили погибших от разных мыслей заседавших. Среди них были и обвинители и обвиняемые.

Действительность, оставшись одна, укоризненно качала головой не в силах что-либо изменить.

30 июня, 2011 год

Мост в прошлое

Эта история – чистая правда, несмотря на то, что выглядит необычной.

Произошла она несколько лет назад в Иерусалиме.

Был объявлен конкурс на лучший скульптурный проект ко Дню Независимости Израиля.

Как ни странно проект выиграл француз по имени Дидье.

Все были в недоумении. Неужели в Израиле не нашлось достойного скульптора, и нужно выписывать кого-то из Франции?

Но конкурс есть конкурс, и победитель со своей женой Мари направились на Землю обетованную.

Их встретили по всем законам гостеприимства, и в скором времени вокруг общительных французов образовалась богемная компания из русскоязычных представителей Израильской культуры и искусства.

Время проводилось, как вы понимаете прекрасно: Посещение выставочных залов, экскурсии по достопримечательностям страны и все прочие прелести жизни были предоставлены на суд знавших толк в прекрасном французам.

Дидье сразу же завоевал славу человека странного, не от мира сего. Когда его пытались спросить, как же все-таки будет выглядеть проект, он сбивчиво объяснял, что это будет мост, уходящий ввысь. Называл он его не иначе, как "мост в прошлое". За его спиной все тихонько посмеивались, но в глаза ни-ни, этикет как-никак.

Подготовка к работе медленно приближалась к концу, и гостеприимные хозяева решили напоследок устроить пикник на озере Кинерет. Это большое пресное озеро, находящееся на севере Израиля, примерно в 3-часах езды от Иерусалима. Озеро популярно еще и тем, что туда ежегодно стекаются паломники со всего мира, дабы совершить омовение в священных водах, в которых омывался еще сам Иисус Христос.

Было решено отправиться на озеро. На тот берег, где можно устроить пикник, разжечь костер и любоваться неимоверными красотами вокруг.

Перед поездкой, вдруг выяснилось, что жена Дидье, Мари спешно улетела в Париж.

Дидье объяснял это тем, что в последнее время у них отношения совсем не ладятся. И его учитель по рейки сказал, что он должен обязательно сделать этот проект, встретить свою жену из прошлой жизни, и попросить у нее прощения.

Можете себе представить, что говорили за его спиной. Что с него взять? Француз он и есть француз. Делать по жизни нечего, всего достиг. Вот и занимается всякой ерундой. Но люди, боясь рассмеяться в лицо, делали вид, что внимательно слушают этот бред.

Наконец наступил день поездки на озеро. Собралась большая компания. Кого здесь только не было: Писатели и поэты, художники и скульпторы, музыканты и фотографы. Короче весь культурный свет Израиля.

Вечер обещал быть очень интересным. Кто-то читал стихи. Кто-то пел под гитару, кто-то рисовал прекрасные виды.

Да совсем забыла сказать: Дидье достаточно прилично говорил на русском, так, что проблем в общении не возникало. Наоборот этим он становился еще интересней.

Дело близилось к вечеру. Было решено разжечь костер, и продолжать веселиться при свете звезд. Когда разожгли костер, Дидье неожиданно приблизившись к огню, стал неотрывно на него смотреть. Всем известно, что огонь притягивает внимание. Но тут из толпы отделилась художница Кира и села рядом.

Кира заговорила первой, обращаясь к скульптору.

– Вы знаете, что в прошлой жизни я родом из Испании. Я знаю это абсолютно точно.

Мне кажется, что глядя на огонь, я вижу картинки из прошлой жизни.

Все увидели, как Дидье, услышав это, мгновенно напрягся. Разговор обещал, был интересным. Люди замерли в ожидании. А Кира и Дидье, казалось, никого вокруг не замечали. Неотрывно глядя на пламя, они продолжали эту бредовую беседу.

Неожиданно для всех скульптор спросил:

– Кира! Вы знаете, кем я был для вас в прошлой жизни?

Кира, не задумываясь ни на секунду, ответила:

– Вы были моим мужем.

Дидье подскочил, как ошпаренный.

– Я так и знал. Я это чувствовал.

Став на колени перед ничуть не смутившейся Кирой, Дидье начал просить прощения.

Кира ответила, что давно уже простила, только хочет узнать, почему тогда, он выдал ее инквизиции. Почему трусливо прятался за спинами других, когда ее, как ведьму сжигали на костре.

Дидье сказал: "Я струсил. Я очень тебя любил. Но я боялся за свою жизнь, поэтому и предал. Я больше не могу нести на себе этот грех. Прости, если можешь"

Кира еще раз подтвердила, что прощает. И в общем-то простила уже давно.

Разговор на этом прекратился. Обалдевшие люди боялись произнести слово.

Все молча разошлись по своим палаткам. О странном разговоре никто не вспоминал.

Назавтра Дидье приступил к работе. Он закончил ее точно в установленный срок и вернулся в Париж.

Однажды Кира сказала, что ей звонил Дидье. Он сообщал, что отношения с женой у него наладились. После этого никто о нем ничего не слышал. Что с него взять? Француз он и есть француз.

А в Иерусалиме вот уже несколько лет красуется мост уходящий ввысь. Но далеко не все знают, что называется он: "Мост в прошлое"…

26 февраля, 2011 год

Я скучаю…

Неужели я решила пооткровенничать? Только зачем мне все это понадобилось?

Вопросы, вопросы. Ответов найти не могу.

Как все складывается. Уходят годы, с ними уходят люди, события исчезают в небытие.

Уже с трудом верится, что когда-то было все легко и просто. Боги были милостивы, одарив счастьем.

Жизнь, похожая на бесконечное лето, на праздник, который никогда не кончится, плавно двигалась во времени, обнимая и лаская разбалованное дитя.

В распоряжении была сама Госпожа Вечность, которая позволяла делать все, что угодно.

Не объяснив, однако, что однажды рожденное – достойно смерти.

Играя со временем, частенько забывалось, что это была просто игра в поддавки, где в любом случае выигрывало время.

Поддаваясь на прихоти, оно убегало, приходилось бежать за ним.

Поначалу это была веселая игра, только потом выяснилось, что каждый прожитый день приближал к неизбежному концу.

Жизнь постепенно разделилась на "До" и "После".

"До" – было прекрасно и весело.

В окружении любимых людей, которые поддерживали абсолютно все выходки.

Можно было витать в воздухе, притягивая всех своей легкостью.

А вот "После” – было совсем другим.

Наигравшись, Боги отвернулись, выбрав очередного счастливчика.

Это было очень неожиданно. Пришлось спуститься на землю, принеся с собой неумение жить и приспосабливаться.

Вечно ласковое лето, помахав на прощанье листвой, унеслось прочь, оставив после себя ощущение одиночества и грусти. В силу вступила осень.

Любимые люди уходили в Вечность. После их ухода была только пустота и непонимание, как жить дальше.

Жизнь начинала напоминать белку в колесе, которая когда-то так радовалась этому колесу, а теперь, выбившись из сил, пыталась просто выжить.

Однажды Боги все-таки вспомнили, что некогда любили. Они подарили заново жизнь, взяв за этот подарок огромную цену: еще одного близкого и родного человека.

Вернее этот человек предложил им сам такой расклад, сказав, что все берет на себя. Дьявольская сделка, совершенная на небесах, состоялась.

Близкий человек ушел, оставив право на жизнь другому.

Так постепенно происходило превращение легкости и беспечности в постоянную тоску и безнадежность.

Не помогало ничего.

Время не сумело залечить раны. Они кровоточили, но уже как-то безмолвно.

Иногда, все то же время, ехидно напоминало о тех днях, когда казалось, что радость и счастье будут бесконечно.

Люди, окружавшие уже в этой жизни, почему-то отличались непониманием и черствостью. Постепенно происходило замыкание в себе, которое сопровождалось маской, говорящей о том, что все прекрасно.

Природная легкость и общительность, сопровождаемая радостной улыбкой, только подтверждала нелепые догадки этих людей о том, что все в полном порядке.

Что творилось в душе, теперь уже никто не знал. Она никому не открывалась, боясь снова наткнуться на непонимание.

Душа оставалась тонкой и ранимой.

И только иногда, очень редко, из нее вырывался пронзительный крик, летящий к небесам.

Душа безмолвно кричала: Я СКУЧАЮ…

7 июля, 2011 год

Бальзаковский возраст

Возраст, о котором Бальзак сказал, что женщина находится на пике своей красоты, сексуальности и ума. Во времена Бальзака – это было 25–30 лет.

В наше время возраст продвинулся до 45–50 лет. Что же происходит на самом деле?

Дети выросли. Муж утомил так, что нет сил на него реагировать.

Лучший способ совместного проживания – это на все отвечать:

"Да, милый" и делать по-своему.

Кстати. Почему нет бальзаковского возраста для мужчин?

Ведь им тоже есть что показать:

Блестящую взлетную площадку, расположенную на голове, огромные животы, вываливающиеся из брюк, слащавые взгляды, которые, не видя себя, цокают языками вслед молодым девушкам. И твердую уверенность в том, что собственная жена стара и уже не подходит.

Ну а что же женщины? Для начала они портят дружеские отношения с зеркалами.

Это мерзкое стекло начинает позволять себе та-кое, что не снилось даже в страшном сне.

Ладно, морщины под глазами. Второй, и поспевающий за ним третий подбородок.

Так это еще ничего. Вместо тонкой талии – квадратное туловище, из-за которого талия перемещается в район шеи, так как это остается самым тонким местом. Видя все это в зеркале, женщина решает прекратить с ним всяческие отношения.

Даже для того, чтобы покрасить губы невероятно бордовым цветом, из сумочки достается только помада и на ощупь водится по тем местам, где раньше были губы.

Одежда начинает напоминать шикарные цветные мешки, глядя на которые мужчины в ужасе подсчитывают, сколько метров ткани ушло на все эти шедевры.

Появляется легкая" сексуальная одышка". Походка становится похожа на топот слонов, бегущих из джунглей. Остаток чувства юмора позволяет правда, уже не так часто, шутить над собой, но это тоже проходит достаточно быстро.

Все это означает только одно, что побывав какое-то время в прекрасном бальзаковском возрасте, женщина начинает из него выходить.

Думаю, что многим хочется сказать в пространство:

"Благополучно вышла из бальзаковского возраста. Куда идти дальше – не знаю"…

8 ноября, 2010 год

Скрипач

Лето выдалось очень знойным. Съемочная группа изнывала от жары и раздраженных криков Режиссера. Съемки приключенческого фильма, который обещал быть очень захватывающим, не продвинулись ни на шаг.

Одуревший от бесконечного солнца Режиссер, смотрел на всех взглядом полным ненависти, выискивая очередную жертву.

Взгляд остановился на исполнителе главной роли.

"Глиста в скафандре" – с пренебрежением оглядев худощавого парня, прижимающего к себе скрипку, подумал Режиссер.

Бездарь. Как я мог его выбрать?

Исполнитель главной роли был студентом струнного отделения Консерватории. Играть и перевоплощаться не умел совершенно.

Его глаза загорались только тогда, когда между короткими перерывами в съемках юноша брал скрипку и начинал играть.

Скрипка в его руках пела и плакала, рассказывая множество историй. Вся съемочная группа замирала в молчаливом восторге, так как слова в эти минуты были излишни.

Перерыв заканчивался, Скрипач прятал скрипку в футляр, и его лицо снова становилось равнодушным и ничего не выражающим.

– Нет! Так не может продолжаться – промелькнула мысль у режиссера.

Как он сможет сыграть главную сцену, в которой его хватают бандиты и начинают угрожать расправой. А он, стоя на краю обрыва, смело смотрит им в глаза и начинает играть "Рондо-Каприччиозо" Сен-Санса.

В него стреляют. Какую-то секунду он еще продолжает играть, затем прижимая к груди скрипку, падает с обрыва вниз.

Режиссер каждый день видел в своих фантазиях эту сцену, она должна была стать кульминацией всего фильма.

А тут этот безликий Скрипач, который нормально не сыграл еще ни одного эпизода.

"Нужно сменить главного героя. Из этого ничего не получится". Подумал Режиссер.

Совершенно не заботясь о том, какое впечатление производит, Режиссер начал кричать на бедного юношу, обвиняя во всех смертных грехах. Лицо Скрипача стало покрываться алыми пятнами.

Сгорая от стыда, он схватил футляр со скрипкой и побежал к лесу, который находился буквально в нескольких метрах, от импровизированной съемочной площадки.

Режиссер, выкричавшись немного, успокоился и предложил своим помощникам завтра же отправиться по учебным заведениям в поисках исполнителя главной роли.

Так в спорах приближался к концу еще один неудачный съемочный день. Жара продолжала изматывать своей назойливостью.

Неожиданно помощник Режиссера закричал, глядя в сторону леса: "Пожар! Лес горит!"

Все испуганно обернулись в сторону леса и увидели, как рыжее пламя, торжествуя, приближается к ним на огромной скорости, сжигая все на своем пути.

Вызвав пожарников, скорую и все необходимые службы съемочная группа начала торопливо собирать вещи и аппаратуру, чтобы успеть удрать до того, как пламя приблизится к их площадке.

Вдруг Режиссер, оглянувшись по сторонам, вспомнил, что этот бездарный Скрипач, убежал в лес. Он быстрым шагом пошел в сторону леса, надеясь, что Скрипач успел выйти до начала стихийного бедствия. Приблизившись к огню, Режиссер понял, что дальше идти нет смысла. Пламя, подобно голодному животному, без разбора жадно слизывало все, что попадалось на его пути. Из глубины пылающего леса до Режиссера донеслась музыка – это было "Рондо-Каприччиозо" Сен-Санса. Человек, игравший на скрипке, прекрасно понимал, что выбраться ему не суждено.

Пожар тушили три дня. Стояла неимоверная жара.

Съемки фильма остановили в связи с нервным срывом Режиссера.

Когда члены съемочной группы пришли его проведать, он сидел за своим рабочим столом.

Вокруг валялись исписанные листы бумаги. Держа в руках ручку, Режиссер продолжал писать одно непонятное словосочетание:

Рондо-каприччиозо. Рондо-каприччиозо…

Рондо – означает круг…

16 января, 2011 год

Путешествие в Турцию

В один из обычных серых дней Илья сказал: «Я заказал билеты.»

– Наконец-то. Вяло подумала я и снова заползла в свою нору.

И вот пришел день отплытия.

Долго не решаясь поверить, что это реальность я медленно и с расстановкой стала собирать нужные и ненужные вещи, иногда советуясь: брать нарядное или все-таки не стоит. Соответственно договоренности и в связи с "исключительной занятостью" Ильи мы договорились встретиться на корабле.

Так как встреча после нескольких дней разлуки – дело весьма приятное.

Беспрепятственно добравшись до порта, после долгих таможенных осмотров, нас занесло в портовое "Дьюти фри".

Тут я поняла, что процесс пошел.

Для начала я обожгла язык, пытаясь влить в себя кипящий кофе, однако у Ильи появилась смутная надежда, что возможно, в связи с этим он сможет хоть немного пообщаться с умным человеком, то есть с самим собой.

Надежде этой не суждено было сбыться, но об этом потом.

А сейчас мы гуляем по "Дьюти Фри" и рассматриваем сумки для предстоящего похода на базар. Вдруг мое внимание привлекают симпатичные тигровые очки.

Заострившись на них, я услышала первый перл этой поездки:

"Смотри. Они стоят всего один доллар".

Взяв другие, он с совершенно серьезным видом заявил:

"А эти два с половиной доллара".

Не обратив внимания что цифры вовсе не являются ценой, а всего-навсего диоптриями. Давно я так не смеялась.

Наконец началась погрузка израильской публики на корабль.

Прошло на удивление тихо и обыденно. Вокруг море. Как сказала моя подруга: "Оно черное и страшное". Я этого не заметила, так как мне все нравилось.

Корабль напоминал эдакую плавучую гостиницу третьего разряда, а корабельный персонал являл собой несбывшиеся мечты советского строя – Интернационал.

Тут были русские и румыны, филиппинцы и израильтяне.

Получив порцию вечерних развлечений, ужин и. т. д., мы отправились в каюту спать. Незаметно в довольно глубоком и хорошем сне прошла ночь. И где-то издалека я услышала голос Ильи:

– Идешь на завтрак или я один, потом ты?

Пытаясь сразу подскочить, я попыталась понять, почему один?

Наконец я сообразила! Далеко не уйдет. Свершилось! Деваться некуда, мы плывем, вокруг только море и я.

По пароходу печально бродили вечно голодные израильтяне.

Было ранее утро. Описать красоту моря и игру красок было невозможно.

Поэтому всем своим существом я выражала восторг.

Пароход явно выходил из графика.

Обещанная экскурсия в турецкий заповедник была под угрозой.

Корабельный экскурсовод Марина сказала: "Да там делать нечего. Просто посидеть, ну выпить чего-нибудь, зато базар за углом и работает дотемна".

Назавтра по рупору объявили, что экскурсия в заповедник отменена из-за недостаточного количества людей.

Чтобы все-таки дать возможность Илье хотя бы полчаса сосредоточиться и побыть в одиночестве, я заказала себе массаж. Мне сказали: "Сейчас подойдет Эрвин, он и сделает".

Прямо здесь? В салоне корабля? – удивилась я. Вот это сервис!

Оказалось, Эрвин был всего-навсего ответственным за финансы, а массаж мне благополучно сделала милая филиппинка, говоря при этом:

"Мэм! У вас такое красивое тело!"

На что я весьма кокетливо отмахивалась, думая про себя". А тело, действительно красивое!"

В это время корабль продолжал плыть, бороздя просторы и так далее.

Берега видно не было.

Продолжая бесконечно общаться только со мной, Илья на огромной скорости кружил по всем этажам корабля, надеясь в каждой двери увидеть выход.

Попутно он пытался найти в своей сумочке нахальные карточки и бумажки, которые бесконечно терялись, не желая сообщить ему о своем местонахождении.

По этой причине с гордостью могу сказать, что ключ от нашей каюты находился у меня.

Часть 2 Берег.

Ура! Наконец-то мы приплыли на Турецкую Ривьеру.

Городишко назывался Алания.

Вопроса куда пойти не было, мы дружно отправились на базар.

На базаре было пестро и весело. Турки зазывали покупателей на разных языках, главным было начать торговаться.

Видимо процесс торга – это своеобразный ритуал, где каждому отведена своя роль. Называлась цена, ты должен был сказать: "Нет!" и отойти примерно на два шага назад.

Тебе говорилось полцены от первичной – ты разворачивался на месте, однако при этом не делая резких движений.

Наконец тебя спрашивали: Какова твоя цена?

И ты торжествуя называл цену о которой в Израиле говорят: "Без денег" – получал право приобрести понравившийся товар.

Но, чудо! Продавец, закончив торг, становился вялым и апатичным.

Нехотя замотав товар в газету, он терял к тебе интерес.

Но это было уже не важно. Товар у тебя, а базар шумит и торгуется, как и положено.

В определенное время длинный ряд туристов начинал двигаться, как завороженный в сторону корабля.

Что случилось? Почему? – да ничего страшного. Просто пришло время ужина.

После сытного ужина – снова в вечерний город, а потом дискотека до утра, ведь завтра банный день и нужно хорошо натанцеваться, для того, чтобы выглядеть в бане достойно грязным.

Придя по утру в баню, нас разделили на мужчин и женщин, и каждый отправился на свою половину.

Там, естественно, при переодевании я оказалась последней и соответственно в комнату пиллинга зашла после всех.

Женщины в купальниках валялись на раскаленном мраморе, постепенно меняя расцветку. Зайдя в комнату, я неожиданно словила на себе несколько недоуменных взглядов. Подумав, что перегретые особы просто не могут понять, что они здесь делают, вдруг оглянулась по сторонам, и с удивлением обнаружила, что голая я одна.

Выбрав место поудобней, я попыталась лечь, и тут же почувствовала, что лежу напротив струи душа, которая поливает меня сверху совсем даже не холодной водой.

Обстановка накалялась. Стадо женщин, уложенных, в ряд обмывала одним и тем же мыльным мешком грозная турчанка.

Увидев все это, я спаслась бегством.

После таких сильных эмоций следовало получить расслабляющий массаж, который мне очень быстро сделали в другой комнате.

Изнеможенная я вышла в вестибюль и обнаружила, что Ильи нигде нет.

Запасаясь терпением, я села в кресло ждать.

Минут через пятнадцать передо мной возник его образ, удержаться от смеха мне не удалось.

Его волосы на голове стояли каждый в отдельности, выражая полную боевую готовность. Сам же он был обмазан ароматизированным маслом и весь его вид говорил, что все прошло хорошо.

Мы дружно стали ожидать автобус, который должен был везти всех снова на базар. Через несколько минут на огромной скорости перед нами возник микроавтобус, который в соответствии с израильскими правилами хорошего тона взяли штурмом.

Наконец нас пересчитали и автобус, словно на крыльях, дав задний ход, полетел разворачиваться для того, чтобы уже через несколько минут мы оказались на нашем излюбленном месте – базаре.

Там Илья предложил мне взять инициативу в свои руки и идти первой, куда я захочу. Обрадовавшись такому удачному повороту дела, я спросила:

"А ты будешь ходить за мной?"

"Да." – невозмутимо сказал Илья и спокойно добавил:

"И направлять тебя в сторону корабля."

Нехотя вернувшись на корабль, мы в последний раз посмотрели на веселую Аланию, расположенную на Турецкой Ривьере.

Ну, вот все и закончилось.

Корабль на прощанье помахал нам всеми своими спасательными шлюпками и растаял, превратившись в воспоминание. Осень твердо вступала в свои права.

Медленно сняв с себя праздничное оперение, я начала тихо надевать явно тесный мне серый туман будней…

22 октября, 2008 год