Текст книги "Граница. Россия глазами соседей"

Азия

Теперь мы живем в разных государствах, говорим на разных языках, но нас ни с кем не перепутаешь. Узнаешь сразу! Все мы, люди из социализма, похожие и не похожие на остальных людей, – у нас свой словарь, свои представления о добре и зле, о героях и мучениках.

Светлана Алексиевич, «Время секонд-хэнд»

Искусство кланяться, не прогибаясь

Со смотровой площадки открывался прекрасный вид на Китай и Россию. Российская сторона выглядела довольно пустынно: ни забора, ни сторожевой башни, ни домов, ни полей – только железнодорожный мост да туманный равнинный пейзаж. Река Тюмень-ула, называемая Туманной рекой, на границе между Северной Кореей и Россией была не широка и не глубока; казалась, ее вполне возможно перейти вброд, чтобы перебраться на другую сторону.

Граница между Северной Кореей и Россией – самая короткая из всех. Составляет она всего девятнадцать километров, хотя вряд ли отыщется так уж много стран, на которых Россия оказала бы большее влияние, чем на Северную Корею. Ведь если бы не Сталин, то сегодня в мире не существовало бы такого диктатора, как Ким Чен Ын. Перед Второй мировой войной Корейский полуостров находился под господством Японии, а в 1945 году его разделили между собой две победившие стороны – США и Советский Союз. Для своего нового государства-вассала Сталин искал вождя из местных, и выбор пал на Ким Ир Сена, который всю войну провел на территории СССР, на базе маньчжурских партизан. Однако Ким Ир Сен отказался от роли покорной марионетки Москвы и, пренебрегая политическими указаниями из СССР, вместе со своими сторонниками решил пойти собственным путем. Семейство Кима породило династию жестоких автократов, установивших в стране культ личности, не имеющий в наше время аналогов. Внутри этого странного, изолированного от всего мира пузыря, в который превратилась эта абсурдная страна, потомки Кима превратились в богов.

Шофер вел автобус по направлению к китайской границе. Двухнедельное путешествие нашей группы по стране с самой страшной диктатурой в мире подходило к концу. Чтобы принять участие в поездке, я притворилась туристкой и пометила в анкете, что работаю секретарем на семейной скотобойне. Дело в том, что получение журналистской визы в Северную Корею – процесс трудоемкий и утомительный, к тому же журналистов, как правило, дальше Пхеньяна вообще не пускают. Мне же хотелось увидеть как можно больше.

Благодаря усилиям корейской туристической компании, являющейся государственным туроператором, нас ожидала насыщенная программа, поэтому я и в самом деле много всего успела повидать. Мы постоянно куда-нибудь взбирались, откуда-то спускались, мчались то на юг, то на север, посещали музеи революции и спектакли школьников, разглядывали огромные статуи, гостили в городах, совсем недавно открывшихся для туризма. Все, что представало перед нашими взорами, находилось под строгим контролем, вслед за нами по пятам неотступно следовали гиды, однако весь этот постановочный спектакль уже сам по себе был довольно показательным зрелищем. К тому же время от времени в сценарии образовывались прорехи. И чем дальше мы отъезжали от Пхеньяна, тем красноречивее эти прорехи становились.

А теперь все, что оставалось сделать, – это вернуть пропуск, выданный мне мисс Ри две недели назад, и как можно скорее выбраться из этого пузыря.

* * *

– Прежде всего, позвольте мне пожелать вам всем приятного отдыха в Корее, – поприветствовала нас девушка, стоявшая в проходе автобуса. – Меня зовут мисс Ри, и я буду вашим гидом по Пхеньяну. А это мой коллега мистер Ким, – кивнула она в сторону серьезного мужчины средних лет. – Мы работаем вместе. Если у вас есть вопросы, пожалуйста, адресуйте их мне или мистеру Киму.

Не переставая улыбаться, мисс Ри тут же предупредила нас о том, что нам делать запрещается:

– Никогда без разрешения не фотографируйте людей и никогда, ни при каких обстоятельствах не фотографируйте солдат. Если вы хотите сделать снимок статуи Ким Ир Сена или Ким Чен Ира, обязательно захватывайте в кадр всю статую целиком, а не только отдельные ее части. Если мы запрещаем вам что-либо фотографировать, значит вы не должны это фотографировать, всем ясно? В целях безопасности всегда лучше сначала спросить у нас. Мистер Ким и я будем всегда рядом. Сейчас приготовьте, пожалуйста, паспорта, а я пройду по автобусу и соберу их у вас.

Увидев выражение лиц некоторых туристов, она от души расхохоталась, хотя, скорее всего, подобная реакция ей была не в новинку.

– Не волнуйтесь, перед отъездом вы получите их обратно! Но пока вы в Корее, пусть лучше они побудут у меня. Если вдруг потеряете, могут начаться большие проблемы.

Несколько туристов попытались выразить бурный протест, но мисс Ри, не обращая на них ни малейшего внимания, с улыбкой на лице ловко забрала паспорта. Дорога из аэропорта в Пхеньян пролегала по темным пустынным улицам, вдоль которых на равной дистанции друг от друга стояли щедро освещенные гигантские портреты первых руководителей Северной Кореи Ким Ир Сена и его сына Ким Чен Ира. В буквальном смысле слова эти два деспота озаряли наш путь в ночи. Вокруг стояла кромешная тьма, хотя улицы были далеко не так безлюдны, как это могло показаться на первый взгляд. Люди ездили на велосипедах или гуляли, подсвечивая путь карманными фонариками, от которых по тротуарам метались слабые конусы света. Хорошенько приглядевшись, здесь повсюду можно увидеть просто толпы народа.

– Вам не следует ходить по одному, – еще раз предупредила нас мисс Ри. – Корейцы не привыкли к иностранцам и не говорят по-английски, поэтому, если вы отправитесь гулять в одиночку, могут возникнуть проблемы. А если после окончания дневной программы появится желание подышать свежим воздухом, можете пройтись по автомобильной стоянке рядом с гостиницей.

Не переживайте, скучно не будет, в гостинице всегда есть чем заняться!

Судя по широким бульварам и высоткам, в окнах которых не горел свет, я догадалась, что мы подъезжаем к центру. Справа виднелась широкая площадь, на которой прямыми рядами бок о бок сидели дети. Несколько тысяч детей. В белых рубашках и темно-синих брюках или юбках, они сидели, не проронив ни звука.

– Подготовка ко Дню партии десятого октября, – пояснила мисс Ри.

– Их можно фотографировать? – спросил Генрих, один из немецких туристов.

Мисс Ри кивнула, и тут же послышалось жадное щелканье камер и мобильников.

– А еще не забудьте перевести часы, – предупредила мисс Ри. – Вот уже несколько недель, начиная с августа, у нас собственное время, и мы живем в другом часовом поясе, нежели японские империалисты. Корейское время двадцать часов пятьдесят пять минут, мы на полчаса опережаем Китай.

Наша гостиница удобно располагалась на полуострове прямо посреди реки Тэдонг, разделяющей Пхеньян на две части. Так что если кому-нибудь пришло бы в голову нарушить правила и самостоятельно пойти в город, то ему пришлось бы незаметно прокрасться к широкому безлюдному мосту, ведущему в центр города.

– Это четырехзвездочный отель, в нем сорок семь этажей и тысячи номеров, а наверху есть ресторан, который вращается вокруг своей оси! – с энтузиазмом сказала мисс Ри после того, как мы свернули на стоянку, забитую туристическими автобусами.

После регистрации нас привели в огромную столовую. Заперев дверь изнутри, на стол подали рыбу, теплый рис и северокорейское пиво. Я съела совсем немного, а затем побрела к лифту, готовая упасть в объятия сна после двухдневного путешествия.

В гостиничном номере, выдержанном в оттенках коричневого, витал крепкий запах плесени и сырого бетона. В исправности оказалась одна-единственная лампа, представленная в виде покосившегося торшера с кривым абажуром. Наверху под потолком кружило небольшое войско из моли и комаров. Я с минуту постояла у окна, откуда открывался вид на город. Если не считать нескольких освещенных памятников, миллионный мегаполис полностью погрузился во мрак. Мне показалось, будто я неожиданно оказалась в зоне военных действий, где все получили приказ замаскироваться. По старой привычке я проверила мобильник: связь, разумеется, отсутствовала. Теоретически можно было бы приобрести местную сим-карту по цене сто двадцать долларов, но предлагаемый за эти деньги пакет включал в себя всего двадцать сообщений и звонки исключительно на северокорейские номера. Дополнительно уплатив девяносто долларов, можно было получить добавочные пятьдесят мегабайтов Интернета.

Я перевела телефон в режим полета и положила его подальше.

Ровно в шесть утра меня разбудил звонок мисс Ри. Сегодня программа оказалась довольно плотной, что было явно продуманной стратегией турбюро: когда у туристов нет реальной свободы передвижения, важно обеспечить их загруженность с раннего утра до поздней ночи. Никакого личного пространства. Ни единой свободной минуты. Никаких перерывов. До полного истощения.

– Я приношу свои извинения за плохое состояние дороги, – сказала мисс Ри, сидевшая на своем постоянном месте в автобусе. – Хотите, спою вам традиционную корейскую песню?

Голос у нее был красивый, чистый и ясный, но автобусные колонки повели себя по отношению к нему не совсем справедливо.

Выехав из центра, наш автобус оказался в полном одиночестве на широкой асфальтированной дороге. Путь лежал вдоль рисовых и кукурузных полей, местами мелькали блоки жилых кварталов. Встреченные нами люди либо ехали на велосипедах, либо шли пешком, а некоторые, вооружившись лопатами и кирками, неподвижно сидели на краю кювета. Вдоль каждой стороны дороги тянулись узкие клумбы с розовыми, сиреневыми и белыми цветочками.

Оставив позади два с половиной часа и сто семьдесят километров, мы оказались в холмистой местности с буйной растительностью.

– Это место для музеев выбрано не случайно, – сообщила мисс Ри. – Его определил сам Ким Чен Ир благодаря необыкновенной красивой природе.

В стандартный пакет услуг, от которого туристам никак не отвертеться, входит посещение Музея подарков, официально именуемого Международной выставкой дружбы. Здесь, в помещении из ста пятидесяти залов, расположена экспозиция, в которой насчитывается более двухсот тысяч подарков как от местных, так и от зарубежных дарителей. Первоначально музей состоял всего из одного здания, но со временем количество подарков так возросло, что для их размещения властям пришлось пристроить дополнительное крыло, точную копию первого.

За двумя массивными бронзовыми дверями находился темный мраморный зал. Красивая девушка в традиционном шелковом платье до пят вела нас через длинный коридор, стены которого украшали фотографии в рамках с изображением всевозможных цветов и животных, подаренных Ким Ир Сену за годы его правления. Отчасти из вежливости, отчасти из любопытства мы с восхищением останавливались перед каждым фото, что, однако, вызывало немалое раздражение у девушки. В конце концов она не выдержала и сделала нам выговор на корейском языке.

– Hurry, hurry![9]9
  Поторапливайтесь, поторапливайтесь! (англ.)


[Закрыть] — перевела мисс Ри.

Нас спешно вели из зала в зал, и каждый последующий оказывался и просторнее, и красивее предыдущего. Все подарки – от часов, камер и наборов для гриля до кофейных чашек с изображением Карла Маркса и запыленных книг – были отсортированы в соответствии со странами-дарительницами и выставлены за стеклянными витринами и тщательно подписаны. Каждый раз, когда мы входили в новый зал, мисс Ри перечисляла страны, которые, по ее представлениям, представляли наибольший интерес для нашей группы: Швейцария! Бельгия! Швеция! Италия! Великобритания!

Я чувствовала себя словно на церемонии вручения Грэмми за лучшую мелодию. Без Норвегии тоже не обошлось: в числе щедрых доноров оказалась и коммунистическая партия Эстфолда. В первую очередь витрины Музея подарков пополнялись за счет маргинальных компартий и дружественных организаций, при этом в их числе практически не было правительств и глав государств. Мне также показалось, что выставка в первую очередь предназначалась для многочисленных северокорейских групп, периодически попадавшихся нам внутри музея.

Во время нашего перехода во второе крыло смотрительница воспользовалась возможностью, чтобы задать несколько вопросов единственному немцу в нашей группе, которого звали Генрих. Идя позади них, я слышала отрывки их разговора.

– Что вы думаете о нашем музее? – переводила мисс Ри.

– Довольно большой и впечатляющий, – дипломатично парировал Генрих.

Мисс Ри перевела, и смотрительница музея удовлетворенно кивнула.

– У вас, в Германии, имеются подобные музеи? – продолжала она допрос.

– Думаю, что именно таких у нас нет, – ответил Генрих.

На лице девушки заиграла улыбка.

– А в Германии вообще есть исторические музеи? – спросила она.

– Вообще-то есть, – утвердительно ответил Генрих.

– Ах вот как. – Смотрительница музея была явно разочарована. – Я почему-то думала, что у вас в Германии нет никаких исторических музеев, – тихо добавила она.

Одной из основных достопримечательностей нового крыла был самолет, полученный Ким Ир Сеном в дар от Коммунистической партии Советского Союза в 1958 году. Великолепный подарок подчеркивал теплые, но при этом неравноправные отношения между Советским Союзом и Северной Кореей. Ни одна страна не оказала Северной Корее более серьезной экономической и технологической поддержки в период «холодной войны», чем Советский Союз. В течение сорока лет советские специалисты построили здесь целых семьдесят крупных заводов, а в 1990 году семьдесят процентов всей электроэнергии Северной Кореи обеспечивалось советскими комбинатами. Несмотря на все попытки казаться независимой, в эти годы Северная Корея фактически была советским спутниковым государством.

Продвигаясь по одному, мы поднялись по узкой лестнице и оказались в салоне с зелеными диванами. Тут-то нас и поджидал припасенный для нас главный сюрприз дня.

– А теперь встаньте в два длинных ряда! – приказала мисс Ри.

Мы сделали так, как нам велели. Спокойный, но бдительный мистер Ким внимательно осмотрел каждого из нас. Зрелище его не удовлетворило.

– Не скрещивайте рук, – сказала мисс Ри. – Это неуважительно.

Мистер Ким строго указал на одного из бельгийских туристов.

– Обвязывать рубашку вокруг талии запрещено, – объяснила мисс Ри. – Это непочтительно. Заправьте-ка рубашку. И снимите солнцезащитные очки, – добавила она. – Положите их в карман. У кого во рту жевательная резинка?

Испанец осторожно поднял руку. Вынув бумажную салфетку, мисс Ри завернула в нее непочтительное вещество. Только после того как мы все наконец стали излучать необходимое почтение, нас ввели в тускло освещенную комнату. Внутри, в натуральную величину, стоял как живой улыбающийся восковой Ким Ир Сен. Из динамиков потекла торжественная музыка. Нас попросили выстроиться в ряд и низко поклониться. Не в силах заставить себя поклониться диктатору, я вместе со всеми французами из нашей группы так и осталась стоять с прямой спиной. Мистер Ким бросил в нашу сторону неодобрительный взгляд, но ничего не сказал. Мы перешли на следующий этаж, где, широко улыбаясь и выпрямившись во весь рост, нас приветствовал Ким Чен Ир. Он стоял на фоне главной святыни Северной Кореи горы Паекту, а позади него сверкало знаменитое Небесное озеро. Наконец нас ввели в зал Ким Чен Сук, жены Ким Ир Сена и матери Ким Чен Ира – северокорейский ответ Деве Марии.

Как оказалось позднее, восковые куклы в музее подарков были только разогревом. Завтра, в день национального праздника, нам предстояло войти в святую святых.

Тронувшись с места, эскалатор подвез нас к мраморной дорожке входа в Кымсусанский дворец Солнца в Пхеньяне. Входить пока запретили: в ожидании был особый смысл. На стенах висели фотографии с разнообразными сценками из жизни постоянно улыбающегося Ким Ир Сена. С противоположной стороны навстречу нам по эскалатору длинными рядами, группами по четверо, проплывали северные корейцы: мужчины в обтягивающей форме, женщины в разноцветных шелковых платьях до пят. Казалось, что никто из них не обращал никакого внимания на группу пестро одетых европейских и американских туристов. Но я заметила, что, проезжая мимо, корейцы осторожно провожали нас глазами, хотя их лица продолжали смотреть строго вперед.

Наконец мы сошли с эскалатора и медленно, на цыпочках, вошли в гигантский зал. Центр его венчали две тяжеловесные восковые статуи Ким Ир Сена и Ким Чен Ира. Здесь нас снова попросили встать в ряд и поклониться статуям, после чего провели через особую пылесосную установку, удалившую с нас всю пыль, отмершие клетки кожи и выпавшие волосы. Наконец, вычищенные и вымытые, мы вошли в залитый красным светом зал. Из колонок торжественно доносились звуки труб. В самом центре в стеклянном гробу при полном параде, с кукольным лицом возлежал вечный президент. Его тело покрывала красная ткань, виднелись только плечи и голова. Даже при ярком темно-красном освещении кожа Великого Кормчего отливала желтизной.

К телу выстроилась огромная очередь, поэтому вокруг стеклянного гроба нас провели в быстром темпе. Нам было велено сделать три поклона – по бокам и возле головы, – однако у ног кланяться не следовало. Идущие вслед за нами корейцы кланялись так низко, что головами касались коленей. После этого нас проводили в другой зал, где мы могли полюбоваться медалями Ким Ир Сена в количестве ста сорока четырех штук; поразительным оказалось то, что большинство из них были из арабских или африканских стран. Затем, пересев на следующую медленную ленту эскалатора, мы стали спускаться, на этот раз в окружении фотографий с ангельским ликом Ким Чен Ира. Наконец мы добрались до следующей пылесосной установки и очередного зала, залитого красным светом. Посреди зала покоилось тело Ким Чен Ира, лицо которого, в отличие от отцовского, выглядело пугающе живым, смуглым и свежим. Можно сказать, что во многих отношениях хромой диабетик-диктатор после смерти имел более пристойный вид, чем при жизни. Можно сделать вывод, что искусство бальзамирования достигло серьезных успехов в период между 1994 годом, годом смерти Ким Ир Сена, и 2011 годом, годом, отправившим в иные миры его сына.

Когда мы снова вышли на дневной свет, резкое солнце ослепило нас. Температура приближалась к тридцати градусам в тени, одежда липла к коже.

– Девочки, мальчики, нам нужно двигаться дальше! – с энтузиазмом хлопая в ладоши, выкрикнула мисс Ри. – На традиционный танец опаздывать нельзя!

На площади Ким Ир Сена толпились сотни празднично одетых студентов университета, готовых исполнить коллективный танец, занимающий особое место в жизни Северной Кореи. На мужчинах были простые брюки, белые рубашки и красные галстуки, на женщинах – традиционные шелковые платья. Пестрые женские наряды в форме кукольных конусов представлены во всем многообразии цветов и оттенков: ярко-желтые, пастельно-розовые, мятно-зеленые, небесно-голубые. Иными словами, площадь явила собой яркое зрелище.

– Вы можете занять свободные места на лестнице и принять участие в танце, – улыбнулась мисс Ри.

Лестницу заполонили туристы из других групп. Целый час студенты исполняли энергичный танец, выстраивая своими телами всевозможные круговые формации. Когда я потом пересматривала сотни фотографий с этого танцевального шоу, то обнаружила, что ни у одного из танцоров на лице не промелькнуло даже тени улыбки. Они напряженно смотрели вперед, по их лбам струйками стекал пот.

Слово «Пхеньян» означает «равнина» или «мирная земля». Во всяком случае, первое толкование вполне уместно: разделенная на две части рекой Тэдонг, столица Северной Кореи и в самом деле расположена в равнинной степной зоне. Большинство жилых домов появились здесь в 1960-е годы, в период восстановления страны после войны с Южной Кореей, разразившейся в пятидесятых годах прошлого века. Чтобы удовлетворить жилищные потребности многомиллионного населения, было построено множество дешевых функциональных многоэтажек, по большей части высотой 20–30 этажей. Большинство блоков оборудовано лифтами, которые редко находятся в исправности. Но даже если бы они и работали, при таких регулярных перебоях с электричеством лишь единицы решились бы их использовать по назначению. По этой самой причине за квартиры на нижних этажах разгорается жестокая конкуренция, и на практике многие пожилые жители Пхеньяна оказываются в ловушке в собственных квартирах. На многих верхних этажах нет даже воды, поэтому чаще всего они пустуют.

Центр города украшает самое высокое здание в Северной Корее – футуристическая гостиница Рюген, пирамидальной формой напоминающая ракету. Изначальный проект гостиницы, строительство которой началось в 1987 году, предполагал возведение стопятиэтажного здания с тремя тысячами номеров. На строительство отводилось около двух лет, однако в 1992 году распад Советского Союза повлек за собой крах экономики Северной Кореи, и его вынужденно приостановили. Успели закончить только верхнюю часть здания, так что на протяжении шестнадцати лет в центре столицы красовался лишь пустой панцирь. Работы возобновились только в 2008 году, а в 2011 году была завершена внешняя отделка из голубоватого стекла. Открытие планировалось приурочить к 2012 году, столетнему юбилею Ким Ир Сена, но этого сделать не удалось. Затем объявили об открытии готовой половины здания в 2013 году, а еще через какое-то время поползли слухи о том, что управление зданием возьмет на себя международная сеть роскошных отелей Кемпински, однако ни частичного открытия, ни передачи эксплуатации в руки Кемпински так и не случилось. Сегодня трехсоттридцатиметровая Рюген является самой высокой незаселенной гостиницей мира.

Всю неделю моего краткого пребывания в Пхеньяне над городом висело серое грязное облако; оно словно утренний туман, который никак не желал рассеиваться, топя в себе разукрашенные в пастельные тона бетонные блоки. Кое-где нам попадались увлеченные своими проектами строители, однако в целом у меня создалось впечатление, будто большинство народа занято только тем, что ходило кругами, создавая искусственные формации. Каждый день из окна автобуса мы наблюдали огромные скопления людей. Все городские площади заполонили люди в белых одеждах, державшие в своих руках флаги или букеты: они либо собирались в группы, образуя своими телами тщательно спланированные геометрические фигуры, или нетерпеливо сидели на земле, ожидая, когда можно будет начать. Среди них школьники, студенты, рабочие. Каждый раз, когда я интересовалась у мисс Ри, чем они там занимаются, всегда получала один и тот же ответ: «Готовятся к десятому октября, годовщине основания партии».

А еще мы видели мужчин в однотонной коричневой униформе. Они были повсюду, причем только мужчины: ездили на велосипедах, ходили маршем, следили за шествиями или сидели в сверкающих «мерседесах». Кем они были? Партийцами? Старшими военными чинами? Все, как на подбор, одеты по моде, застывшей где-то в далеких пятидесятых годах. Мужчины, на которых не было униформы, носили темные брюки и хлопковые рубашки ярких цветов. Женщины в основном носили юбки до коленей, пестрые блузки, иногда гармонирующие по цвету кардиганы или пиджаки, каблуки. На груди у всех сверкали красные значки с портретом Ким Ир Сена, Ким Чен Ира или сразу обоих.

Пхеньян является лицом страны, и доступ сюда строго регламентирован. Несмотря на то что принцип равенства является ядром коммунизма, власти Северной Кореи никогда это особо не волновало. Скорее наоборот. В конце 1950-х годов Ким Ир Сен разработал сонбун — хитрую иерархию, своего рода кастовую систему, согласно которой всех жителей страны разделили на три основных класса: «ядро», или лояльный класс, предназначенный для тех, кто наиболее активно поддержал Ким Ир Сена в годы борьбы против японских империалистов или проявил себя во время корейской войны; нуждающийся в строгом контроле класс «колеблющихся», в который входит большинство населения; и, наконец, «враги». Три основных класса позже были разделены на более чем пятьдесят подкатегорий. Семь тысяч чиновников и членов партии получили задание изучить историю семьи каждого гражданина, чтобы определить их сонбун. Работа завершилась в 1965 году, и с тех пор сонбун передается по отцовской линии. Сонбун каждого человека, кроме всего прочего, определяет, в какую школу он будет ходить, на какое рабочее место может претендовать, а также определяет доступ к медицинской помощи и даже к магазинам. К примеру, Пхеньян в основном зарезервирован для людей из «ядра», а также для нескольких «колеблющихся», необходимых для обслуживания тех, кто из «ядра». Если же человек пытается сбежать из страны или тем или иным образом нарушает ее суровые законы, то подобное преступление затрагивает не только его самого и его сонбун, но всю семью, включая будущие поколения.

Во время наших прогулок по Пхеньяну мы находились в такой близости от жителей города, что, протянув руку, без труда могли бы до них дотронуться. Время от времени из автобусов нам махали улыбающиеся юноши, но, как правило, в основном мы ощущали присутствие людей по глазам, которые тайком неотступно за нами следили. Интересно, а что они думали о своей стране и ее вождях? Что им известно об окружающем мире? Мне никогда ранее не доводилось бывать в столь загадочном месте. Мы перемещались по городу вместе с этими людьми, но при этом все это напоминало скорее посещение зоопарка: смотреть можно, трогать запрещено. Отсюда и досюда, а дальше нельзя. Одной из кульминаций нашей поездки стало посещение метро.

Открывшееся в 1973 году, пхеньянское метро состоит из двух линий и шестнадцати станций. Находясь под землей на глубине ста десяти метров, оно считается одним из самых глубоких в мире, выполняя при этом еще и функцию бомбоубежища. До недавнего времени туристам разрешалось посещать только две станции, нам же предстояло увидеть целых шесть.

Все станции удивляли роскошью и чистотой: огромные люстры на потолках, стены украшены яркими картинами с изображением счастливых рабочих и гигантскими портретами вечно улыбающегося Ким Ир Сена. Даже когда в метро отключалось электричество, его портреты продолжали светиться. На платформах под стеклом развешаны сегодняшние газеты, причем среди пассажиров оказалось немало таких, которые, ожидая прихода поездов, старались быть в курсе последних достижений Ким Чен Ына.

Красно-зеленые вагоны с кожаными сиденьями вдоль стен пробудили у меня воспоминания о Берлине, что, в общем, не столь уж удивительно, потому что они были именно оттуда. Граффити удалили, а на их место повесили фотографии двух покойных вождей.

Четверо охранников, обтянутых униформой, регулировавшие движение поездов, подали сигнал к отправке. Внутри вагонов было тесновато, поэтому впервые за всю эту поездку я оказалась так близко к простым людям. Некоторые поглядывали на нас, но большинство сидели, опустив глаза. Остальные туристы из моей группы находились чуть поодаль, и на какой-то миг мне показалось, будто я здесь совсем одна.

В Северную Корею можно отправиться в одиночку или по так называемому индивидуальному туру, но даже первая категория туристов обязана подчиняться такому же распорядку, что и группы, находясь с утра до ночи под наблюдением двух гидов. Такой экстремальный контроль приводит к тому, что все описания поездок в Северную Корею абсолютно идентичны, путешественники получают одинаковые впечатления и слышат одни и те же слова от сопровождающих их гидов. Разумеется, я не первая и отнюдь не последняя писательница, приехавшая в Северную Корею под фальшивым предлогом, однако большинство туристов моей группы были тем, кем на самом деле являлись: обыкновенными туристами.

Так кто же они, все эти люди, добровольно отважившиеся провести отпуск в обществе самой жестокой диктатуры в мире? В нашей группе из двадцати человек не оказалось ни одного типичного пляжного туриста, но поражало то, что определяющим фактором выбора поездки в Северную Корею для многих явилось то, что она представляла собой организованный тур. Отдавая предпочтение групповым путешествиям, члены нашей группы выискивали самые необычные маршруты. Как правило, это были одиночки, которым групповые поездки дарили чувство принадлежности. Мне также показалось, что приблизительно половина из них остановили выбор на Северной Корее, поддавшись очарованию эстетики диктатуры с присущими ей жесткой дисциплиной, бесстыжей пропагандой, демонстрацией фасадов.

Все, что мы здесь видели, являлось всего лишь декорацией, включая и самих людей. Даже в метро, окруженная со всех сторон человеческими телами, я оставалась всего лишь зрителем в этом тщательно отрежиссированном спектакле, в то время как корейцы невольно играли роль статистов.

Прибыв на конечную станцию, мы поднялись на эскалаторе и снова очутились в сером тумане; при каждом вдохе нос и горло щекотала угольная пыль. На другой стороне улицы собралась огромная толпа детей и взрослых в белых рубашках. Они снова строились в разнообразные геометрические формации и выкрикивали лозунги, сопровождая действия ритмичными скованными движениями конечностей. Их были тысячи!

– Что они здесь делают? – спросила я.

– Готовятся к десятому октября, годовщине основания партии, – ответила мисс Ри.

Несколько лет назад, во время своего путешествия по Туркменистану, который в наши часто дни называют центральноевропейской Северной Кореей, я была поражена вольными высказываниями отдельных гидов. Некоторые из них, умудряясь сохранять лояльность к существующему режиму, не боялись при этом выражать свое презрение к фигуре Туркменбаши, этому Королю-солнце, в одиночку правившему страной после распада СССР вплоть до своей смерти в 2006 году. А вот мисс Ри не оступилась ни разу. Не повелась ни на какую провокацию. Не находя нужного ответа, она лишь хихикала и прикрывала рот рукой со словами: «Я не знаю».

– Сколько зарабатывает в месяц простой кореец? – допытывалась я.

– Я не знаю, – хихикнула мисс Ри. – Я и в самом деле не знаю. Думаю, что неплохо.

– А разве у вас нет минимальной зарплаты?

– Не знаю, – снова хихикнула она. – Не имею ни малейшего понятия о том, сколько другие получают.

Я не сдавалась:

– Ну а сколько, к примеру, зарабатывают гиды?

Мисс Ри хихикнула и опустила глаза:

– Я вправду не знаю.

– Вы даже не знаете, сколько сами зарабатываете?

– Не знаю, мисс Эрика! Честное слово, не знаю! Но большинство из нас зарабатывает не слишком много, потому что государство снабжает нас всем необходимым, – добавила она. – Работой, квартирой, даже одеждой.

– А мобильные телефоны вы тоже получаете от государства? – спросила я.