Текст книги "Граница. Россия глазами соседей"

Ресторан «Путин»

Перелет из Харбина в Хэйхэ занял не более часа, но после того как наш маленький винтовой самолетик приземлился в аэропорту, я поняла, что попала в иной мир. Стоило выйти за дверь, как в лицо подул сибирский северный ветер. На фоне уже знакомых пейзажей с километрами оранжевых березовых рощ и вечнозеленых хвойных лесов китайские иероглифы в терминале аэропорта выглядели как не от мира сего.

Хэйхэ, что в переводе означает «черная река», является китайской версией погрангородка. Небольшой провинциальный городишко с населением около двухсот тысяч человек лежит к северу от реки Амур рядом с российской границей. На другой стороне реки находится русский Благовещенск, являющийся его зеркальным отражением. Там проживают почти столько же жителей, как в Хэйхэ, и в этой части России он считается многолюдным городом. В отличие от Благовещенска, Хэйхэ, по китайским понятиям, вряд ли может претендовать на статус города, хотя по числу торговых улиц, коммерческих центров и ухоженных парков он превосходит множество других китайских городов с троекратно большим количеством населения. Жители Благовещенска могут попасть в Хэйхэ без визы. Мне доводилось читать статьи о том, как ежедневно сюда стекаются тысячи россиян, которые с иенами и хозяйственными сумками наперевес пытаются перебраться по ту сторону границы, чтобы купить дешевые китайские товары. После нескольких недель в Китае, где серьезные языковые проблемы могли поджидать меня даже при заказе чашечки кофе, я с большим нетерпением ожидала встречи с русскими.

Но вначале мне предстояло каким-то образом выбраться с территории аэропорта и доехать до центра. В мобильном приложении и название, и адрес забронированной мною гостиницы были только на английском. Таксист провез меня по пяти различным отелям, но Hunting Express так и не нашел. В конце концов, никак не реагируя на мое отчаяние, он высадил меня прямо посреди перекрестка. Все надписи на витринах были только на китайском или на русском. Я пыталась отыскать взглядом хоть одного русского, но, увы, не выявила поблизости ни одного блондина. Такси тоже нигде не наблюдалось. Тут я поняла, что, будь я даже единственной иностранкой в Хэйхэ, здесь на меня никто даже не взглянул бы, не говоря уже о селфи. Белокурые здесь отнюдь не в диковинку, скорее наоборот, они служили способом наживы для местной публики. Но где же они, все эти полчища безвкусно разряженных российских граждан, ежедневно проделывающих свой путь через Амур, чтобы попасть сюда? Мне удалось поймать несколько такси, но я так и не сумела донести до водителей, куда мне нужно, поэтому пришлось их отпустить. Здесь, рядом с рекой, было еще холоднее. Я нажимала на кнопки мобильника, пытаясь одновременно обогреть руки дыханием. В конце концов, мне удалось выяснить китайское написание адреса гостиницы. Очередной остановленный таксист бросил на меня подозрительный взгляд, но в машину все-таки пустил, затем включил счетчик и тронулся с места. Hunting Express находился в двухстах метрах от развязки, на которой меня покинули.

Зарегистрировавшись на стойке портье, я надела самую теплую одежду, которая нашлась у в чемодане, и вернулась к реке. На противоположной стороне виднелись невысокие бетонные блоки красных и синих цветов, шпили церквей, одетые в осенние краски лиственные леса. Над широкими равнинами простиралось покрытое белыми облаками голубое небо. Чтобы порадовать однодневных туристов из России, несколько лет назад власти Хэйхэ развесили по всему городу мусорные корзинки в форме матрешек. Но они просчитались. Это вызвало у русских негодование. Да как эти китайцы только посмели отнестись к их культуре как к мусорнику? Корзинки тут же поменяли на новые, и теперь по всей аллее вдоль реки красовались маленькие статуи танцующих медвежат.

Всего в тринадцати километрах отсюда находится форт Айгунью, где в 1858 году был подписан договор, по которому Китай обязывался передать России северный берег реки Амур. Более ста пятидесяти лет Россия владела лесами и обдуваемыми ветрами степями на северу Хэйлунцзян, или «Черного Дракона», как называют китайцы реку Амур. На российском Дальнем Востоке, на всей этой обширной восточносибирской территории, граничащей с Китаем, Тихим океаном и Северным Ледовитым океаном, сегодня проживает чуть более шести миллионов человек, примерно треть всего населения Москвы. Однако весь этот малонаселенный край составляет треть общей площади России. С китайской стороны границы, в провинции Хэйлунцзян, площадью менее одной десятой части российского Дальнего Востока, проживает около сорока миллионов человек. Такое положение вещей существует с XVII века: у русских крупные земельные угодья, у китайцев – несметное количество людей.

Большая часть сельскохозяйственных земель в восточной части России пребывает в упадке. По решению Путина развитие Дальневосточного федерального округа является одним из приоритетных пунктов политики страны, и, дабы поддержать эту инициативу, была разработана программа, по которой каждый желающий переселиться в эти края имеет возможность получить от властей гектар свободной земли. Поддавшись на искушение получить клочок русской земли, сюда уже переехали около пятидесяти тысяч человек. В последние годы среди китайских компаний и фермеров оказались те, кто уже успел получить по договорам аренды более шестисот тысяч гектаров земли Дальневосточного региона и Сибири. Предоставь им российские власти больше свободы действий, они не мешкая прибрали бы к своим рукам еще больше сельскохозяйственных угодий. У местных русских по этому вопросу существует двойственная позиция. Положение дел таково, что в связи с нехваткой рабочих рук немало здешних земель находится в упадке, а благодаря приезжим в регионе намечается и рост, и развитие. Но с другой стороны, оказываясь со всех сторон в окружении китайцев, местные россияне превращаются в меньшинство. Осознавая данную проблему, российские власти пытаются сбалансировать приток китайских инвестиций в регионе за счет увеличения притока этнических русских.

Всего каких-то семь-восемь метров воды и песчаных отмелей отделяют Хэйхэ от Благовещенска. В мире нет ни одного китайского города, который находился бы в такой близости от российской границы. В период культурной революции вдоль берегов реки китайцы установили крупные громкоговорители, из которых день и ночь на советских граждан выливалась оглушительная маоистская пропаганда. В 1900 году во время Боксерского восстания Благовещенск подвергся серьезному обстрелу. Согласно легенде, город был спасен от полного уничтожения благодаря Албазинской иконе Божией Матери, которой жители города молились сутки напролет, пока шел почти двухнедельный обстрел. В ответ на это событие губернатор Благовещенска приказал выселить из города все китайское население, которое на тот момент насчитывало не менее четырех тысяч человек. Китайцев отвезли на самое узкое место реки и приказали покинуть территорию России. Тех, кто отказывался плыть, загоняли в воду пулями и нагайками. Поскольку большинство китайцев не умели плавать, лишь немногим удалось перебраться на другую сторону живыми.

Вражда продолжалась даже после распада Советского Союза, и только в 2008 году российские и китайские власти подписали окончательное соглашение об общей границе протяженностью четыре тысячи триста километров, положив тем самым конец спорам. Но спустя время в центре битвы оказались несколько небольших островов: остров Табарова и Большой Уссурийский, находившиеся в месте впадения реки Уссури в Амур. В 2008 году русские обязались передать остров Табарова китайцам в обмен на согласие Китая ограничить претензии половиной Большого Уссурийского, а не целиком, как они требовали изначально.

В наши дни Благовещенск является одним из городов России с преобладающим количеством китайского населения. С 1994 года Благовещенск и Хэйхэ связывала беспошлинная торговля, даже началось строительство моста, который должен был соединить оба города, облегчив таким образом приграничную торговлю. В последние годы в связи с санкциями Запада против России, последовавшими за присоединением Крыма, товарооборот между Китаем и Россией значительно вырос. Сегодня Китай является главным российским торговым партнером, уступая только Голландии. Россия является крупнейшим поставщиком сырой нефти в Китай, и в 2015 году начались работы по строительству газопровода длиной четыре тысячи километров, который планируется провести из Сибири в Шанхай через Хэйхэ. Однако между соседями существует неравномерный баланс: для России Китай представляет большую важность, чем она для него, к тому же товарооборот Китая с ЕС и США все еще в десять раз превышает товарооборот с Россией.

Дрожа от холода, я спустилась к мосту, ведущему на остров, который китайцы из Хэйхэ именуют русским словом таможня. С этого острова в Благовещенск отплывает паром, отсюда и название. Дабы удовлетворить коммерческие спросы россиян, несколько лет назад на китайской стороне острова возвели два крупных торговых центра, что позволяет русским паромом доехать до таможни, сделать покупки и вернуться домой, даже не ступая на территорию Китая.

Если не считать нескольких промчавшихся мимо меня такси, на мосту я находилась одна. Надев всю имевшуюся у меня зимнюю одежду и шерстяное белье, я все равно ощущала пробивавшийся сквозь все эти слои сибирский ветер. На дворе стоял октябрь, впереди меня ждали Монголия и Казахстан, об одной мысли о которых я в буквальном смысле слова покрылась холодным потом.

На крыше разрушенного бара на противоположной стороне моста развевался полинявший российский флаг; огромная полупустая автостоянка оказалась в окружении двух крупных серых торговых центров. Я направилась к тому, что поновее, гигантскому «Юань Дунь». Витрины соблазняли меховыми шубами и кожаными куртками, но внутри было темно, к тому же и входная дверь оказалась закрытой.

Зато свободным для доступа оказался второй центр, хотя чуть менее масштабный и слегка обветшалый. Толкнув стеклянную дверь, я вошла в украшенный портьерами зал. Работало всего несколько магазинов, в остальных были складированы вещи; обмотанные цветастыми тканями, они валялись вместе со штативами в ожидании лучших времен. В большинстве киосков шла торговля чаем, меховыми шапками, аптечными товарами, сумками и шубами – тем, что пользуется немалым спросом среди россиян. Вокруг кружили три-четыре китайца, однако русских поблизости я не заметила. Завидев меня, продавцы оживились:

– Девушка, очень дешево! – закричали они по-русски с сильным китайским акцентом. – Суперраспродажа! Может, хочешь сумку?! А немного китайский чай?

– А где все русские? – спросила я женщину, торговавшую традиционными растительными лекарственными препаратами.

– Рубль… – с грустью сказала она. – Рубль упал!

– Раньше иена стоила пять рублей, – вмешался ее напарник, специализировавшийся на дешевых сумках, – а сейчас иена стоит десять рублей. Русских здесь уже почти нет, сама увидишь.

На втором этаже было хоть шаром покати. За исключением магазина меховых шуб, который еще как-то держался, все остальные были закрыты.

– Сколько тебе лет? – запинаясь, спросила меня на русском продавщица мехов.

Оказалось, что мы с ней одного возраста.

– Ты замужем? – полюбопытствовала она.

Я утвердительно кивнула.

– А где живешь?

Я сказала, откуда я. Ее вопросам не было конца: ты живешь в квартире или доме? Какого размера твоя квартира? А сколько в ней комнат? Собственная или снимаешь? Где работаешь? Сколько получаешь в месяц? Как долго пробудешь в Хэйхэ? Я едва успевала ответить на один вопрос, как вдогонку уже летел следующий. «Вот оно, значит, каково бывает, если путешествуешь по Китаю, зная китайский», – подумалось мне тогда.

– У тебя есть дети? – спросила она.

Я покачала головой.

– А у меня ребенку полгода. Дети – это здорово, сама когда-нибудь поймешь, – сказала она. – Дай себе шанс!

Обещав подумать, я покинула полузакрытый торговый центр. Когда за мной захлопнулись стеклянные двери, вдогонку мне продолжали нестись отчаянные крики торговцев:

– Девушка, очень дешево! Супердешево! Всего десять иен! Может, немного китайский чай?

Позади торгового центра находился большой парк развлечений с каруселями, радиоуправляемыми машинками, леденцами на палочке и всеми остальными штуковинами, которые зачастую можно встретить в таких местах. Судя по охапкам гнилой листвы, скопившейся в кабинках колеса обозрения, с момента его последнего запуска прошла, должно быть, целая вечность.

В тот же вечер я отправилась в ресторан «Путин», который считается самым лучшим в Хэйхэ. Помимо меню на русском языке мне сложно проследить какую-либо иную связь между его названием и внутренним декором. Однако название, видимо, делало свое дело, потому что, войдя внутрь, я тут же увидела четверых пожилых русских, которые пили и закусывали, пристроившись за столиком в углу. Ну наконец-то! Заняв соседний столик, я довольно быстро познакомилась с Виктором, Олегом, Людмилой и Наташей.

– Раньше мы частенько сюда приезжали, но за последние три года ни разу не были, – рассказывал Виктор. – Из-за кризиса цены поднялись вдвое.

– Мы любили сюда приезжать, чтобы развеяться, – сказала Людмила. – Но в остальном у нас в России все хорошо, все есть. Есть квартира, дача. Да и уровень жизни у нас выше.

– Вроде бы и здесь уровень жизни не очень плохой? – возразила я.

– Всего несколько лет назад все местные китайцы передвигались только на велосипедах, – вспоминал Олег. – А теперь ездят на машинах. Но квартиры у них все равно маленькие. У нас больше.

– К тому же у нас сейчас хороший президент! – добавила Людмила. – Его фамилия Путин. Он непьющий, всегда в хорошей форме, спортом занимается, хотя ему уже за шестьдесят.

Словно по невидимому знаку к столику подошел официант и подлил им водки в рюмки, которые были тотчас подняты, чтобы провозгласить тост за дружбу народов.

– Недавно здесь побывал Путин, – сказал Виктор. – И без посторонней помощи завалил трех тигров! – сообщил он, изображая руками, как президент их убивал. – А почему бы тебе не приехать к нам в гости? У нас есть и медведи, и тигры, и…

– Не пугай ее! – взмолилась Людмила.

– Я была только в Москве и Санкт-Петербурге, – призналась я.

– В Москве и Санкт-Петербурге! Да ведь это не Россия, это Европа!

– А еще я посетила несколько кавказских стран, – добавила я.

– Это уж точно не Россия! – воскликнул Виктор.

– Никак нет! – поддакнул Олег.

Я пообещала, что при первой возможности обязательно побываю и в настоящей России.

– Приезжай поскорее! – рявкнул Олег и поднял рюмку водки, собираясь произнести очередной тост. – Мы все тебе покажем: и медведей, и тигров, и…

– Тсс, Виктор! – перебила его Людмила. – Перестань ее пугать!

Повернувшись ко мне, она подняла свою рюмку и широко улыбнулась:

– В России у нас хорошая жизнь. И жилье у нас гораздо лучше, чем здесь.

Дисней на границе

– Number twenty one[21]21
  Номер двадцать один (англ.).


[Закрыть], — не удосужившись взглянуть на билет, проводница махнула рукой в сторону моего вагона.

Ее помощник провел меня по узкому проходу к единственной открытой купейной двери и указал на нижнюю полку справа.

– Номер двадцать один.

Через несколько минут поезд тронулся с платформы пекинского центрального вокзала. Я догадалась, что в моем распоряжении оказалось не только целое купе, но и весь вагон, а сама я осталась единственным объектом попечения кондукторши и ее помощника. Мое одиночество служило напоминанием о том, что ждет впереди: из самой густонаселенной страны мира я приезжала в самую малонаселенную. В Монголии проживает всего три миллиона человек, но при этом она в два раза больше Турции, по размеру ее территории занимает восемнадцатое место в мире.

Из Китая в Монголию сухопутным путем проще всего добраться в скором поезде из Пекина, и по этой причине мне снова пришлось отправиться на юг, в китайскую столицу. Я предусмотрительно забронировала билет на китайский поезд с конечной остановкой в Улан-Баторе, отказавшись от многочисленных российских, следующих до Москвы. Уж чего-чего, а получив опыт путешествий по бывшему Советскому Союзу, я научилась избегать российских поездов любой ценой. Выкрашенный в светло-голубые пастельные тона китайский поезд был великолепен: чистенький, аккуратный, новый, модернизированный. Как только мы оказались за пределами серого пекинского смога, вдали показались остроконечные зеленые холмы. Понемногу они постепенно становились все ниже и ниже, а затем и вовсе переросли в равнинный ландшафт. Время шло. Отбросив грандиозные планы о том, что собиралась написать и прочитать в поезде, я сидела, уставившись в туманный пейзаж. Пару раз наведывалась в вагон-ресторан, где расправлялась с очередным блюдом.

Стоило нам добраться до монгольской границы, как идиллия сразу закончилась. В дверь постучали четыре китайца в форме и забрали у меня паспорт, после чего проводница вместе с помощником приказала мне сойти с поезда. По пустынной почти безлюдной платформе разливались мягкие, плавные звуки умиротворяющей диснеевской мелодии. Когда я подходила к зданию вокзала, поезд уже скрылся из виду. Ширина железнодорожных путей в Китае равна 1,435 метра, что соответствует международным стандартам; в отличие от них, монгольские рельсы делаются в соответствии с российскими стандартами, и ширина их составляет 1,520 метра. Перед тем как продолжить путешествие в Монголию вагоны пришлось адаптировать к новой колее, поэтому все, что мне оставалось, – это как-то коротать время в спартанской комнате ожидания. Минуты превратились в часы. Было уже за полночь, когда поезд откатили на платформу, и я наконец снова смогла воссоединиться со своим одиноким купе.

Стук, стук.

Делегация одетых в форму людей отдала мой паспорт и направилась к следующему вагону.

Стук, стук.

В дверном проеме показалось лицо монгольского переводчика.

– Customs declaration, please![22]22
  Пожалуйста, таможенную декларацию! (англ.).


[Закрыть]

– Таможенную декларацию? – переспросила я в замешательстве. – Какую еще таможенную декларацию?

Глубоко вздохнув, переводчик пошел дальше.

Стук, стук.

На пороге появилась приветливая монголка:

– Passport, please![23]23
  Паспорт, пожалуйста! (англ.)


[Закрыть]

Через полчаса она вернулась, отдала мне паспорт, пожелала спокойной ночи и осторожно прикрыла за собой дверь. Вскоре поезд снова тронулся. Я лежала, прислушиваясь к успокаивающему стуку колес. Там-там-тарарам-тарарам. Наконец я уснула. Проснувшись рано утром, подумала, что, наверное, следует посмотреть в окно, чтобы хоть краешком глаза увидеть пустыню Гоби, но голова была ватная, а тело, убаюканное звуками поезда, не хотело слушаться. Когда я снова проснулась, пейзаж успел полностью измениться. Словно столб из утрамбованного песка, в поле зрения показался небольшой волнистый холм. Кое-где виднелись табуны лошадей, одинокие верблюды. Квадратный дом, одинокая палатка. Или вообще ничего.

С наступлением дня местность становилась более холмистой, с рассеянными по ней заснеженными участками. Ровно через двадцать семь часов после отъезда из Пекина поезд прибыл на центральную станцию Улан-Батора. Стоило мне оказаться на платформе, как в лицо мне тотчас ударил ледяной порыв зимнего воздуха. Я была тут же атакована группой женщин с брошюрами в руках. Вам есть где переночевать? Может, вам нужна экскурсия? Прихватив у них несколько брошюр, я вышла на улицу и занялась поиском такси. Вскоре остановилась машина с улыбчивой сорокалетней женщиной-водителем. Она кое-как говорила на смеси русского и английского, употребляя при этом некоторые монгольские фразы. Когда иссякал словесный поток, она приступала к исполнению монгольских песен. Арендованная мной квартира находилась всего в двух километрах от железнодорожного вокзала, но чтобы туда добраться, нам потребовалось целых полчаса: автомобильные пробки в Улан-Баторе еще хуже, чем в Пекине.

В этих пробках мы не на шутку застряли.

Живой бог, безумный барон и красный герой

– Эй, ты! – окликнул меня одетый по-спортивному рыжий европеец лет тридцати с хипстерской бородкой. – Следи за своими вещами, – сказал он по-английски, указывая мне на болтавшуюся за моей спиной камеру. – Тут много чего происходит. Будь осторожна!

Я поблагодарила и крепче прижала камеру к себе. В тот же вечер я его снова встретила в государственном универмаге, одной из достопримечательностей Улан-Батора:

– Извини, если я тебя напугал, – сказал он, – но за тобой шли два типа, один из которых всю дорогу не отрывал взгляд от твоей камеры. После того как я тебя предупредил, они потом еще минут пятнадцать шли вслед за мной. Я слышал немало историй. Нужно быть постоянно начеку, в особенности на здешних улицах.

И хотя путеводитель и в самом деле предупреждал о знаменитых улан-баторских карманниках, после нескольких недель в Северной Корее и Китае, где практически отсутствуют преступления против западных туристов, я все еще продолжала витать в облаках. Прогуливаясь вдоль кафе и магазинов спорттоваров в городском центре, как – то не приходило в голову, что Монголия все еще продолжает оставаться бедной страной. Избрав правильное направление развития, это бывшее коммунистическое государство сумело успешно перейти в разряд стран с хорошо функционирующей демократией: бедность в стране снижается, а продолжительность жизни и уровень образования продолжают расти. Однако, несмотря на эти показатели, пятая часть населения все еще живет за чертой бедности. Вся беднота селится в пригородах Улан-Батора.

За последние десятилетия столица Монголии изрядно разрослась, при этом без какого-либо целостного плана и необходимой инфраструктурной модернизации. После падения коммунистического режима в 1990 году население Улан-Батора увеличилось втрое – с полумиллиона до полутора миллионов. Большинство новых жителей составляют кочевники, которые, отказавшись от кипучей жизни, ищут приют в крупных городах. Многим из них просто не из чего выбирать. Примерно каждые пять лет на Монголию обрушивается так называемый дзуд — необычайно суровые зимы, приводящие к падежу крупного рогатого скота. Кочевники определяют пять различных причин, приводящих к бедствию: ца-гаан дзуд, или белый дзуд, характеризующийся тяжелыми снегопадами, из-за которых животным трудно отыскать пропитание; хар дзуд, он же черный дзуд, возникающий из-за недостатка снега, что приводит к нехватке питьевой воды; хюйтен дзуд, ледяной дзуд, наступающий после сильных холодов, во время которых животные перестают пастись, потому что вся их энергия расходуется на то, чтобы согреться. Тумер дзуд, или железный дзуд, вызывается тем, что посреди зимы теплый период резко сменяется сильными холодами, в результате чего снег вначале тает, а затем полностью замерзает, покрывая почву непроницаемой ледяной коркой. Если за одну зиму приходит сразу несколько дзудов, то это явление, представляющее собой комбинацию из как минимум двух вышеупомянутых типов, называется хавсарсан дзуд. Подобное бедствие может нанести сильный удар по стадам, что происходит нередко. В 2010 году Монголия пострадала от необычайно сурового дзуда, повлекшего за собой гибель восьми миллионов животных – почти пятой части поголовья скота.

Поскольку у государства нет возможности выплачивать компенсации, жертвы дзуда вынуждены искать пропитание другими способами. Большинство отправляются в столицу в надежде найти там средства к существованию. Лишь единицы из бывших кочевников могут позволить себе платить за квартиру, поэтому львиная доля их селится на окрестных холмах и возвышенностях, где они разбивают юрты, или гер, как по-монгольски называются круглые шатры. Более половины жителей Улан-Батора живут в самых обыкновенных палатках на городских окраинах.

Как-то раз после обеда я решила прогуляться пешком и, покинув центр, отправилась на один из таких холмов, усеянный белыми юртами. Попасть туда оказалось делом не простым. Дорога была настолько разбитой, что таксист не захотел меня туда везти. Между рядами юрт вилась всего одна протоптанная дорожка. В горле и глазах щипало, несмотря на то что на дворе стоял всего лишь октябрь и во многих домах еще не начали топить. В зимний период единственный способ поддерживать в юртах тепло – это топить в них сутки напролет. В то время как степные кочевники отапливают юрты сухим навозом, жители пригородов используют уголь. Зимой, когда термометр периодически опускается до сорока градусов ниже нуля, Улан-Батор считается не только самой холодной столицей в мире, но и самой неэкологичной. Если верить ученым, как минимум десять процентов всех смертей в городе являются прямым результатом загрязнения воздуха.

Моим шагам вторил нетерпеливый лай собак, следивших за мной из-за высоких импровизированных заборов. Новые жители кое-как попытались оградить свои земельные участки, чего раньше, в бытность их жизни на открытых пространствах, им никогда не приходилось делать. Рядом с юртами пристроены домики, раскрашенные в яркие, веселые цвета, служившие сигналом о степени постоянства пребывания их хозяев в этих местах. Хотя в юртовых поселениях проживают около миллиона человек, треть населения Монголии, здесь отсутствует большая часть инфраструктуры. Во многие юрты проведено электричество, но водопровод имеется далеко не у всех, к тому же на склонах здешних холмов нет системы канализации. Сезон ливней неизбежно приносит с собой угрозу оползней, и в одиночку с этой бедой не справиться.

Несмотря на загрязнение воздуха, плохие санитарные условия и опасность оползней, в юртовые поселения пригородов Улан-Батора ежегодно прибывает примерно сорок тысяч новых жителей. Большинство поселенцев так и остаются здесь на всю жизнь.

С самого начала в Улан-Баторе насчитывалось больше палаток, чем домов, да и сам город, образованный непоседливыми кочевниками, постоянно перемещался с места на место. Улан-Батор, или Их-Хурээ, «большой монастырь», как его называли в те времена, был основан в 1639 году как передвижной монастырь, предназначенный для монгольского религиозного лидера Джебцзун-Дам-ба-Хутухты. Со временем лагерь все более принимал черты оседлости, и с 1778 года столица Монголии уже находилась на ее теперешнем месте. В то время как китайцы, господствовавшие в Монголии до 1911 года, возводили правительственные здания и магазины, монголы все еще продолжали жить в юртах. Во второй половине XIX века, после того как Китай принудили открыть свои двери для торговли с иностранными державами и купцами, в городе стал наблюдаться большой приток русских.

Смесь китайского и русского влияния была описана американским геологом Роем Чепменом Эндрюсом, посетившим Монголию в конце Первой мировой войны. В то время на Западе город знали под названием Урга. «Три великих народа встречаются в Урге, и в этом отдаленном уголке Монголии, и все трое придерживаются собственных обычаев и образа жизни, – отмечал Эндрюс. – Монгольская юрта ничуть не изменилась; китайский магазин с деревянной стойкой и синими светильниками так и остается китайским, а избы с деревянной резьбой претендуют на то, чтобы оставаться полностью русскими…Мы без устали бродили по узким улочкам с их небольшими местными лавками и наблюдали за толпами людей, то и дело сменявшими друг друга. Монголы, разодетые в полудюжину различных племенных костюмов, тибетские паломники, маньчжурские татары или погонщики верблюдов из далекого Туркестана – все они пили, ели и играли в азартные игры с китайцами из цивилизованного Пекина. От всего этого варварского великолепия костюмов коренных народностей у нас буквально захватывало дух»[24]24
  Цитаты Роя Чапмана Андрюса из Across Mongolian Plains. А Naturalist’s Account of China’s ‘Great Northwest’. Hard-Press, 2015. Впервые издано в 1921 г. D. Appleton and Company.


[Закрыть].

Монголы одновременно и привлекали, и отталкивали Эндрюса: «В беззаботной свободе, которая проявляется в навыках поражающей воображение верховой езды, монгол и сам выглядит как неукротимое степное существо, словно парящий над юртой орел», – с энтузиазмом писал он. Однако автор этих строк был далеко не в восторге от здешних навыков гигиены: «Закончив еду, они вылизывают деревянные миски языками и при этом довольно редко их моют. Тела мужчин и женщин покрывают слои накопленной с самого детства грязи, если только они не были случайно смыты или истерты зубами времени. Однако можно быть абсолютно уверенным в том, что они никогда не будут удалены намеренно или с помощью воды». Он описывал виденные им жуткие зрелища, когда за пределы города выбрасывались мертвые тела на съедение орлам и диким собакам. По мнению Эндрюса, в половых вопросах дела обстояли не намного лучше: «Мужчина может иметь только одну законную жену, но при этом столько наложниц, сколько позволят ему средства, причем все они будут обитать вместе с другими членами семьи в одной-единственной комнате юрты. Прелюбодеяние совершается на виду у всех, но, очевидно, без ущерба для какой-либо из сторон». Эндрюс пришел к выводу, что монгол «живет как неискушенный ребенок».

Во время пребывания Эндрюса в Монголии в 1918 году страна переживала переходный период, стоя одной ногой на почве свободы и независимости, но, с другой стороны, все еще находясь под давлением соседних стран – России и Китая, которому она в то время формально принадлежала. Монголия стала частью Китая в 1368 году, после того как династия Мин изгнала монголов с китайской территории, разрушив их тогдашнюю столицу Каракорум. Однако перед этим на протяжении многих столетий монголы правили царством, простиравшимся от Японского моря на востоке до Киева на западе, в которое входили и земли современного Китая. Внук Чингисхана Кублай Хан в XIII веке объединил Китай в единое королевство и основал династию Юань. К моменту своего изгнания в 1368 году монголы уже более ста лет правили в Китае, а теперь их вытеснили на историческую родину, в негостеприимные степи и пустынные районы к северу от Великой стены. Все последующие столетия монгольские племена переживали внутренние раздоры, а в конце XVIII века Монголию захватила маньчжурская династия Цин. Маньчжуры разделили Монголию на две административные единицы: внешнюю Монголию на севере и внутреннюю Монголию на юге. Восстания против властителей жестоко подавлялись, особенно во внутренней Монголии.

Когда под ударами Синьхайской революции зашатался трон династии Цин, что в конечном счете привело к его падению, внутренняя Монголия, решив использовать предоставившуюся возможность, объявила в 1911 году независимость от Китая. В Санкт-Петербург за поддержкой царя была отправлена делегация. Наученный шестью годами ранее войной с японцами, Николай II не хотел вмешиваться в новый военный конфликт в Азии, но при этом благосклонно поддержал Монголию – вначале дипломатически, а со временем присовокупив к сему кредиты и оружие. Невзирая на отказ нового китайского правительства признать внешнюю Монголию независимой страной, Монголия избрала нового лидера: им оказался религиозный вождь, восьмое воплощение Джебцзун-Дамба-Хутухты, вошедший в историю под именем Богдо Хан. Родился Богдо Хан в бедной семье в Тибете в 1869 году, через двести лет после смерти предшественника, который признанного седьмым воплощением. Далай-лама и Панчен-лама, единственные ламы, которые, согласно классификации тибетского буддизма по рангу стоят выше Джебцзун-Дамба-Хутухты, признали в ребенке восьмое воплощение и, когда ему исполнилось пять лет, отправили его в Монголию, чтобы он стал предводителем крайне религиозного населения страны. Ко времени получения монаршего трона Богдо Хан уже практически ослеп, но это не помешало ему стать во главе монголов, которые поклонялись новому монарху как живому богу.