Текст книги "Граница. Россия глазами соседей"

Однако радость продлилась недолго. По мере приближения моряки обнаружили, что вместо российского континента они попали на пустынный необитаемый остров с негостеприимной скалистой местностью. Попытка пришвартоваться привела к тому, что корабль сел на мель, поэтому путешественникам пришлось остаться здесь на зимовку. Большинство членов экипажа были настолько ослаблены, что уже не могли принимать пищу: их десны покрылись язвами и превратились в открытые кровоточащие раны, из которых торчали остатки зубов. Из семидесяти пяти моряков, выступивших летом из Камчатки, двадцать восемь отошли в мир иной либо находились при смерти. Сорок выживших провели зиму, занимаясь отстройкой судна из оставшихся обломков, а весной 1742 года им наконец удалось вернуться на Камчатку.

Однако для Беринга все уже было кончено. Его состояние оказалось критическим: он не мог стоять, выпрямившись в полный рост, и все время лежал на земле с безразличным выражением лица, не обращая внимания на покрывавший его тело песок. Георг Стеллер попытался отряхнуть с него песок, но Беринг остановил его.

– Оставь меня, – пробормотал он. – Чем глубже под землей, тем теплее; только та часть меня, которая сейчас находится над землей, страдает от холода[4]4
  Цитата из книги Corey Ford «Where the Sea Breaks Its Back. The Epic Story of Early Naturalist Georg Steller and the Russian Exploration of Alaska». Portland: Alaska Northwest Books, 1992 [1966].


[Закрыть].

Витус Беринг умер в возрасте шестидесяти лет 8 декабря 1741 года, за два часа до рассвета. В наши дни остров, на котором его застала смерть, назвали в его честь, равно как и омывающие остров воды. Беринг вошел в историю под именем «русский Колумб», прославившись тем, что открыл Америку с Западного побережья. В 1776 году капитан Джеймс Кук увековечил его имя, присвоив его проливу между Россией и Аляской.

Имя Стелл ера также вошло в историю. Оказалось, что безлюдный остров, на котором высадились путешественники, богат разнообразной фауной, вероятно, по той причине, что на него никогда ранее не ступала нога человека. Стеллер успел провести там огромную работу. Некоторые виды животных, которые ему удалось обнаружить и описать, названы в его честь. Так, например, существует морской лев Стеллера, орлан-белохвост Стеллера и, наконец, самый известный среди них – ламантин Стеллера. Обитающие на острове Беринга ламантины, длина тела которых может превышать девять метров, а вес составлять почти десять тонн, являются немногими из тех гигантских млекопитающих, которые сумели дожить до наших дней еще со времен последнего ледникового периода[5]5
  Ламантины, как полагают ученые мира, произошли от четвероногих наземных млекопитающих более 60 миллионов лет назад. – Прим, ред.


[Закрыть].

Открытие морского пути на Аляску привело к образованию полугосударственной российско-американской компании по торговле пушниной. В задачи компании, основанной в 1799 году, через пятьдесят лет после экспедиции Беринга, входила колонизации Аляски, торговля с местными жителями, но самое главное – приобретение шкурок. Коренные жители, вынужденные работать на русских, в массовом порядке умирали от завезенных чужестранцами болезней – точно так же, как за несколько сотен лет назад, жизни миллионов индейцев были унесены эпидемиями гриппа и коклюша. Самая южная крепость компании находилась вдалеке отсюда, в форте Росс в Калифорнии.

В истории России Аляска оказалась чем-то вроде аномалии, своего рода исключением: единственная область, территориально никак не связанная с империей. На Аляске русских почти не было, всего постоянно живущих в колонии насчитывалось не более восьмисот российских граждан. К началу XIX века, в то время как янки захватывали все больше земель Северной Америки, запасы ценной пушнины стали снижаться. В 1867 году российско-американская меховая компания резонно стала подумывать о расширении бизнеса, решив добавить торговлю лесоматериалами, минералами и золотом. Царь Александр II продал Аляску Соединенным Штатам за 7,2 миллиона долларов. С американской стороны организатором сделки являлся министр иностранных дел Уильям Г. Сьюард. И хотя столь выгодное приобретение в наши дни без преувеличения можно назвать лучшей сделкой в истории, американская пресса тех лет презрительно окрестила ее «Безумием Сьюарда», или «Холодильником Сьюарда». И только когда в 1896 году сначала в Клондайке, а несколько лет спустя и в Номе обнаружили золото, американские критики наконец угомонились. А вот русские так никогда не сумели оправиться от последствий убыточной продажи Александром II единственной зарубежной российской колонии. Даже в наши дни в России действуют правые экстремистские маргинальные группы, мечтающие о возвращении Аляски, – и это через сто пятьдесят лет после приобретения ее американцами за цену четыре доллара за квадратный километр!

Подробное описание фауны острова Беринга ученым Георгом Стеллером парадоксальным образом привело к вымиранию многих видов животных. Вскоре из далеких краев сюда потянулись охотники за счастьем, жаждущие пополнить запасы природными богатствами. К середине 1750 годов среди вымирающих животных оказался морской бобр, около миллиона особей которого, если верить описаниям Стелл ера, когда-то населяли остров. За ним настала очередь северного морского котика, а ведь раньше насчитывалось не менее двух миллионов представителей вида! Да и последняя сирена была уничтожена здесь в 1768 году, всего через двадцать семь лет после прибытия сюда Стелл ера.

Сам Стеллер, разочарованный и лишенный иллюзий, умер на обратном пути в Санкт-Петербург в возрасте тридцати семи лет. В тот момент он не догадывался о том, что отправленная им в Санкт-Петербург несколькими годами ранее рукопись книги принесет ему великую славу. Похоронили его в Тюмени, городе на севере от современного Казахстана. Поскольку Стеллер был протестантом, местные монахи отказались хоронить его на православном кладбище, вырубив невысокую гробницу в укромном месте у реки Тура. Впоследствии могилу осквернили грабители, тело изуродовали собаки, а то, что осталось, смыл родник. Останки ученого постигла та же участь, что и морскую сирену Стеллера: они были полностью стерты с лица Земли.

* * *

Над Беринговым проливом повис густой туман. Мыс Дежнева исчез за серой непроницаемой стеной, в нескольких метрах от которой находилась смотровая площадка, сохранившаяся еще с тех времен, когда Беринг пересекал этот пролив почти триста лет назад. Не успев возникнуть, туман вскоре растворился, предоставив нам возможность беспрепятственно обогнуть мыс. Серо-стальное море оставалось практически неподвижным; льдин нигде не было видно.

За обеденным столом разговоры вертелись вокруг экстремальных путешествий, а когда все перешли в бар, то настал черед подробного изучения атласов, входивших на тот момент в число самых популярных книг судовой библиотеки. Отставной бизнес-адвокат британец Питер, можно сказать, превзошел всех и вся. После выхода на пенсию, он сдал в аренду дом в Сиднее и, забыв о его существовании, принялся непрестанно путешествовать по свету.

– Хоть я бездомный, но не без денег, – заявил он.

Питер мог по несколько часов подряд штудировать атлас и составлять детальные планы путешествий. Все его маршруты расписаны вплоть до 2018 года. Он намеревался посетить Небраску и Канзас в США, которые, как выяснилось, оказались единственными американскими штатами, где пока не ступала его нога. После этого он планировал визит в Мексику, Великобританию, Германию, Бельгию, Турцию, хотел побывать в нескольких индийских штатах и ряде западноафриканских стран, где свирепствовал вирус Эбола. Затем по Транссибирской магистрали Питер собирался проехаться по всей России, надеясь хоть мельком увидеть расположенную неподалеку от китайской границы Еврейскую автономную область с ее столицей, городом Биробиджан. Перед ним на столе лежал блокнот с планом путешествий, где все было расписано в хронологическом порядке, месяц за месяцем. Он то и дела вносил туда небольшие поправки, удаляя или вписывая город или страну, иногда меняя их местами. Будучи членом Клуба путешественников века (The Travelers’ Century Club), Питер умудрился занять восемьдесят второе место в списке Самых путешествующих людей в мире (World’s Most Travelled People). Согласно определениям клуба, мир разделяется на 875 областей, из которых он успел уже посетить 530.

– До конца следующего года я рассчитываю дойти до пятисот семидесяти, – сообщил он. – И тогда я займу семьдесят пятое место. Но не стоит забывать, что и остальные в этом списке тоже немало путешествуют, нужно учитывать и это.

Он вынул карту с обозначенными регионами России.

– Ты случайно не знаешь, как можно из Северной Осетии попасть в Южную? Думаешь, трех недель достаточно, чтобы охватить все республики в европейской части к югу от Москвы? Или для этого понадобится два захода? В европейской части они так близко примыкают друг к другу, что это позволит мне набрать немало очков. Проблема заключается в том, что визу выдают всего на тридцать дней. Это усложняет процесс, поэтому маршрут следует обдумать как можно тщательнее. Как считаешь, сентябрь – подходящий месяц для путешествий по Кавказу?

– Сентябрь – превосходный сезон, там обычно приятно и тепло, – согласилась я.

– Нет, погоди, чуть не забыл, сентябрь не подойдет, в это время я иду по маршруту через Северо-Западный проход! – Он почесал затылок. – Посмотрим, отыщется ли местечко в октябре. Что думаешь по поводу октября?

– Тоже неплохое время, конечно, если вы не собираетесь там загорать.

– Никогда этого не делаю, – ответил Питер и чуть пониже графы «Кавказ» приписал в своем блокноте: «Октябрь». – Яс таким нетерпением ждал этой поездки, – добавил он со вздохом. – Как же здорово, что можно хоть иногда спокойно находиться в одном месте. Мир и покой, к тому же чемоданы таскать не приходится!

На корабле существовало четкое расписание и распорядок дня. Во время круиза нам предстояло пройти через девять часовых поясов, поэтому часы переводились на час назад с соответствующими интервалами. Без Интернета и мобильной связи, лишенные контактов с внешним миром, в течение четырех недель мы пребывали в нашей собственной маленькой плавучей вселенной, так что немудрено, что вскоре появились свои традиции и ритуалы. На борту судна имелись две длинные кают-компании, и уже через пару дней путешественники облюбовали столы, стараясь устроиться рядышком с приглянувшимися им попутчиками. С кормы открывался вид на российское восточное побережье, представлявшее собой темную равнинную полосу, часть которой окутывал серый туман. Впереди простиралось открытое море. То там, то здесь иногда мелькала белая полоска льда, или проплывали голые, бесплодные острова.

Если бы мы следовали в Мурманск самым быстрым маршрутом – без объездов и остановок, – то путешествие заняло не более одной-двух недель. Ну от силы шесть с половиной дней – и это уже можно считать рекордом. Однако нам приходилось то и дело высаживаться на обдуваемые ветрами острова, на которых обитали лишь птицы, лемминги да причудливо хрюкающие моржи. Слово «Арктика» происходит от греческого аркикод, арктикос, что означает «рядом с медведем»: по-видимому, это как-то связано с созвездием Большой Медведицы, которое можно увидеть на ночном небе только в северных широтах. Возможно, название указывает и на вполне определенного представителя звериного царства, недаром, почти на всех островах нам постоянно попадались либо белые медведи, либо их следы. По этой причине мы всегда старались держаться друг друга и ходили группами: это место – настоящее обиталище белых медведей, а мы здесь просто гости. Как-то раз нашим взорам предстало сразу более двух сотен особей, – а ведь это целый процент от общего количества мировой популяции! С большого расстояния их можно легко было принять за стадо овец.

Отправляясь в незнакомое место, путешественник ожидает, что оно разительно отличается от всех виденных им ранее. Но даже ничего не предполагая, он все же подсознательно готовит себя не только к тому, что ему там предстоит увидеть и пережить, но и к тому, чего там быть не может.

К примеру, я совсем не думала, что в этих местах может быть такое количество мусора. Нигде, кроме как в Арктике, мне не доводилось видеть завалы из ржавых нефтяных контейнеров. Тысячи сваленных в кучи нефтяных баррелей, разбросанных по тундре, недвусмысленно напоминали о честолюбивых ставках Советского Союза на северные регионы. Вдоль Северного побережья России располагалось больше сотни метеостанций, на каждой из которых нередко по несколько лет кряду проживали как минимум по три-четыре человека. Погода не имела значения – они находились здесь и в солнечные летние месяцы, и в мрачные периоды зимних полярных ночей. Первые полярные станции появились сразу после образования Советского Союза, еще до того, как люди научились пересекать Северо-Восточный проход, не застревая во льдах как минимум на целую зиму.

К 1920 году всего лишь три экспедиции через Северо-Восточный проход увенчались успехом. Финско-шведский мореплаватель Адольф Эрик Норденшельд стал первым, кому в 1878–1879 годах удалось проделать весь путь от норвежских берегов до Берингова пролива. Только через тридцать пять лет, в 1914 году, его подвиг сумел повторить российский морской офицер и гидрограф Борис Вилькицкий, ставший первооткрывателем Северной Земли, находящейся примерно в середине Северо-Восточного прохода, на севере от полуострова Таймыр и мыса Челюскин. Остров, который, как оказалось впоследствии, в реальности состоит из нескольких участков суши, разделенных водой, был назван Вилькицким Земля Николая II. В 1926 году архипелаг получил более нейтральное название Северная Земля, а уже в 1930 годы, когда составили окончательную карту области, острова получили более назидательные имена, такие как остров Октябрьской революции, остров Большевиков и Комсомолец. Эти имена сегодня кажутся нам такими же устаревшими, как когда-то, в далеком 1926 году, казалось имя Николая II.

В 1918 году началось путешествие Руаля Амундсена, ставшего первым, кому удалось пересечь Северо-Восточный и Северо-Западный проходы. И Норденшельду, и Вилькицкому, и Амундсену не повезло: застряв во льдах, они были вынуждены остаться зимовать на ледяном поле. «Вега» Норденшёльда, попав в ледяной плен в какой-то сотне миль от Берингова пролива, простояла в ледниках целых десять месяцев, а два корабля Вилькицкого застряли в трехстах километрах на востоке от мыса Челюскин. Амундсену довелось дважды вмерзать во льды, так что до берегов Аляски он сумел добраться в 1920 году, только спустя два года после отплытия из Норвегии.

Недаром Северо-Восточный проход или Северный морской путь, как он именуется в России, считается в мире одним из сложнейших мест для прохождения. От Мурманска до Берингова пролива пролегает более трех тысяч морских миль; путь этот разделяет пять морей, каждое из которых является частью Северного Ледовитого океана: Баренцево, Карское, Восточно-Сибирское и Чукотское, а также море Лаптевых. Зимой этот участок покрывают морские льды, из-за чего глубина здесь небольшая и местами составляет не более пяти-шести метров. После множества попыток и почти равного им количества неудач, заканчивавшихся драматическими спасательными операциями, в 1932 году наконец наступил прорыв. Русскому ученому Отто Шмидту удалось преодолеть путь от Мурманска до Тихого океана всего за десять недель без зимовки. Успешная экспедиция Шмидта, впоследствии назначенного начальником недавно созданного Главного управления Северного морского пути, помогла Советскому Союзу основательно закрепиться на берегах Арктики. Все побережье застроили метеорологическими станциями, навигационными базами и военными форпостами; возникли идеи приспособить северный маршрут для прохода коммерческого транспорта. Мечты привели к планированию амбициозных государственных пятилеток, которые так никогда и не удалось воплотить в жизнь.

От честолюбивых замыслов прошлого до наших дней сохранились лишь ветхие покосившиеся постройки, внутри которых на полках и по сей день пылятся тома работ Сталина и Ленина, повсюду стулья, кровати, валяется обувь, разное старье. Иногда на глаза попадается старая пишущая машинка, на которой когда-то составлялись отчеты. После распада Советского Союза большинство метеостанций пришло в упадок, на смену им пришли спутники, однако на некоторых из их по сей день еще живут и работают люди.

Примерно через неделю после начала морского путешествия мы сошли на берег Большого Ляховского – одного их островов Новосибирского архипелага. Рядом с заброшенными постройками 1930-х годов, которые никто не потрудился снести, выросло два новых дома для метеорологов, продолжавших там жить и работать. Предупрежденные о нашем прибытии, они уже ждали на берегу – трое высоких худых мужчин и бледная девушка по имени Аня, чье лицо несколько уродовали очки в круглой оправе. Мы узнали, что ей двадцать два года и что на острове она находится уже пять месяцев.

– Самое ужасное здесь – это скука, – сказала она. – Делать абсолютно нечего. Нет ни Интернета, нет газет, только телевизор, и ничегошеньки не происходит.

Спрятавшись позади Ани, за нами внимательно наблюдали четыре сторожевые собаки. Похоже, они впервые в жизни видели такое количество людей.

– А чем вы занимаетесь после работы? – поинтересовалась я.

Аня пожала плечами:

– Смотрим телевизор. Летом рыбачим. Время от времени гуляем. – Она хохотнула. – Могу вас заверить, ходить здесь особо некуда.

По всему островку разбросаны какие-то инструменты, старые автомобильные развалюхи, брошенные лодки; из-под земли торчали деревянные каркасы уборных, рыбацких сараев и зданий обсерватории. Поверх старых ржавых нефтяных баррелей сложены новые, синего цвета. Круг не только не замкнулся, а перешел в новое тысячелетие.

– А вам здесь не одиноко? – поинтересовалась я, хотя сразу было понятно, что мой вопрос прозвучит нелепо.

– Чем выше зарплата, тем меньше на станции людей, – ответила она и снова пожала плечами. – Недавним выпускникам практически невозможно найти приличную работу в Новосибирске, – добавила она.

Раньше Аня училась по совсем другой специальности, в сфере бизнеса и маркетинга, а теперь получила еще одну профессию – помощника метеоролога. Ее муж Юрий, с тех пор как его назначили смотрителем острова, находился здесь уже два с половиной года. Возвращение затягивалось, поэтому Аня решила бросить учебу и, закончив трехмесячные курсы по метеорологии, отправилась к мужу.

– Самое тяжелое – это пережить зиму, – сказал Юрий. В свои двадцать восемь он выглядел как минимум лет на десять старше. – Здесь постоянный мрак, солнца практически не бывает.

– К тому же здесь наверняка очень холодно?

– Бывают морозы под тридцать пять, – ответил он. – Но это ничего. В Новосибирске тоже холодно.

– Как долго вы здесь пробудете? – поинтересовалась я.

– Теоретически мы можем приезжать домой на ледоколе раз в год, в октябре, но замену нам пока не нашли, поэтому, скорее всего, придется остаться еще годика на два, – ответила Аня.

На другой стороне острова, в нескольких часах путешествия по морю, располагалась еще одна метеостанция. Построенная в 1920-х годах, она была заброшена после развала Советского Союза и теперь стояла в окружении больших и малых построек; из земли торчали поржавевшие гусеницы, и, как обычно, все это находилось в окружении ржавых нефтяных баррелей. Рядом с уборной валялся использованный презерватив. В одном из домов мы обнаружили остатки багета, начатую банку съедаемого плесенью шоколадного масла, открытый пакет с макаронами и несколько DVD. Судя по внешнему виду, хлеб пролежал здесь не более двух недель.

– Собиратели бивней мамонтов, – пояснил Евгений, один из двух наших русских гидов.

– Собиратели бивней мамонтов? – переспросила я.

– Ну да, бивни мамонтов – сейчас большой бизнес! Из-за потепления, наступившего во время последнего ледникового периода, мамонты стали искать убежища на новосибирских островах, поэтому их бивни здесь повсюду. Таяние ледников усиливает эрозию почвы, открывая новые поля, просто усеянные бивнями. Чтобы сюда добраться, некоторые собиратели арендуют вертолеты и корабли, ведь на этом можно заработать большие деньги, можно сказать миллионы. Похоже, что это одно из немногих мест в Арктике, где работа кипит. Разумеется, пограничники и солдаты тоже в деле, ведь речь идет, как я уже сказал, о больших суммах. Эти китайцы такие ненасытные! – рассмеялся Евгений. – Они размалывают бивни в порошок, а потом продают их как лекарство для повышения потенции.

Название «Земля» может ввести не в меньшее заблуждение, чем, например, слово «Гренландия». Я, к примеру, считаю, что для нашей планеты самым подходящим названием стало бы слово «Вода». Иногда море приобретало бирюзовый или зеленый оттенки, сверкая, словно изумруд, а временами казалось бурым. В иные дни оно отливало синевой, со стальным, почти черным оттенком, и показывалось в окружении небосвода из белого золота. Порой граница между небом и морем размывалась, сливая их воедино. Дни ныряли в пурпурные сумерки, и после короткого погружения за горизонт на небе снова появлялось солнце. Пара пожилых французов несла свой пост на мосту, простаивая там с раннего утра до поздней ночи, вероятно, желая дождаться появления морских птиц. Свое занятие они прерывали только ради завтрака, обеда или ужина. Результаты каждого наблюдения заносились в особую клетчатую тетрадку, а затем анонсировались во время заседания птичьего клуба, который проводился каждый вечер в баре. Помимо чаек, которые неотступно следовали за нашим кораблем, достойных внимания пернатых было не так уж много, к тому же большинство уже потянулись в южные края.

После обеда началась качка. Корабль так сильно кренился набок, что удержать равновесие оказалось делом непростым; пенсионеры один за другим валились на пол. Ребра липким желтым поясом сдавила тошнота; морскую болезнь удавалось отогнать только в лежачем положении. Но спокойствие это было недолговечным и растворялось, словно утренний туман. Во время обеда, шатаясь из стороны в сторону, я кое-как сумела приблизиться к своему столику в кают-компании, но корабельный недуг и тут дал о себе знать: каждый второй стул пустовал. Перед кабинетом судового врача выстроилась длинная очередь людей с бледными уставшими лицами.

– Все это ничто по сравнению с Антарктикой, – заметил мой веселый сосед-австралиец.

– По сравнению с Антарктикой это просто воскресная прогулка, – поддакнула его жена.

– Дорогая, а ты помнишь ту ночь, когда мы целых полчаса карабкались вверх по лестнице, а затем обратно, пытаясь добраться до каюты?

– Нас качало так сильно, что приходилось все время цепляться за перила! – засмеялась жена. – Несколько дней нас совсем не кормили! Просто выложили бутерброды для тех, кто был в состоянии до них дотянуться. Чтобы не вывалиться из коек, мы пристегивались двойными ремнями безопасности!

– «Весело» же вам пришлось, – пробормотала я.

– О да, то путешествие оказалось незабываемым! – заверил меня попутчик. – Опыт на всю жизнь! Если появится возможность, тебе непременно стоит съездить в Антарктику, только не соблазняйся короткой поездкой. Выбери маршрут подлиннее – и получишь все по полной программе.

– Длинные маршруты – самые лучшие! – воскликнула жена.

Когда ближе к вечеру ветер утих, мы оказались в окружении льдин, огромного множества льдин. Капитан сосредоточенно вел корабль через паковый лед, который медленно трещал, издавая оглушительный грохот. Свернувшаяся калачиком на льдине белая медведица с медвежатами настороженно уставилась на нас своими черными глазками. Мы находились уже почти на пол пути к Мурманску, и теперь предстояло преодолеть самый тяжелый отрезок: пролив Вилькицкого, находящийся в самой северной части Северо-Восточного прохода. Пролив насчитывал пятьдесят пять километров в ширину, но при этом имел относительно небольшую глубину и мощное течение; круглый год море в этих местах покрывал толстый паковый лед. Всю ночь корабль шел вперед; прислушиваясь к грохоту, хрусту и треску ломающегося пакового льда, мы медленно приближались к мысу Челюскина, самой северной точке континента Евразия.

Этот мыс всегда вызывал страх у моряков из-за царившей там непогоды. Отсутствие плотных льдов приводит к постоянным штормам, а если внезапно наступает затишье, то весь этот пустынный ландшафт тотчас погружается в плотный липкий туман. Впервые на карте мыс обозначил Семен Челюскин, прибывший сюда на собачьих упряжках в 1742 году, а спустя сто пятьдесят лет самую северную точку России обошел со стороны моря Норденшельд. Ему предсказывали, что путешествие на мыс Челюскин станет для него последним, а министр обороны Швеции Карл Густав фон Оттер даже выступил против экспедиции, которая, по его мнению, оказалась бы чересчур рискованным мероприятием. Но, несмотря ни на что, в 1878 году Норденшёльд все же вышел в море. «Вега» форсировала этот страшный мыс без каких-либо драматических событий, однако увиденное совершенно не впечатлило Норденшельда: «[…] это был самый однообразный и пустынный ландшафт, который мне когда-либо доводилось видеть на просторах Крайнего Севера»[6]6
  Цитата с. 325 og 326 взята из первого издания книги Адольфа Нордшельда Vega Reise omkring Asia og Europa. Kristiania: P.T. Mailings Boghandels Forlag, 1881.


[Закрыть].

Пограничники не разрешили нам высадиться на мысе, поэтому пришлось довольствоваться прогулкой вдоль рифов на надувных лодках. Когда мы подошли ближе, стало ясно, почему россияне сочли наше присутствие столь нежелательным. Мыс Челюскин представлял собой самую настоящую экологическую катастрофу, пародию на всеобщую российскую разруху и полное отсутствие какой-либо организации. Здесь уже не сотни, а тысячи ржавых нефтяных баррелей: наваленные друг на друга, распиханные по собранным на скорую руку бункерам. Из некоторых баррелей прямо в море сочились остатки горючего. Автомобильный хлам, обломки самолетов и вертолетов, металлолом, предназначение которого невозможно определить, наряду с зияющими проемами разбитых окон и прорехами пустых бетонных блоков с потрескавшимися фасадами – весь поселок представлял собой не что иное, как одну большую советскую свалку. Не видно ни единого цветка, чего уж там говорить о лугах; преобладали всевозможные оттенки серого, грязно-коричневого и ржаво-оранжевого. Единственные признаки жизни – присутствие трех солдат, которые внезапно приняли на себя очень занятой вид: увлеченные ремонтом радара на одной из крыш, они старались не обращать ни малейшего внимания на нас, сидевших в резиновых лодках.

Щитом для самой северной точки Евразии служили черные отвесные скалы. За обрывом раскинулось небольшое кладбище. На берегу в память о Руале Амундсене был возведен мемориал, а где-то неподалеку находился памятник Норденшёльду. Рядом с кладбищем установили российский красно-зеленый погранпост, такой же грязный и обветшавший, как и вся база.

Дни, проведенные в открытом море, походили один на другой, можно даже сказать, что они мало чем отличались от обычной жизни. Тревога, которая в течение первых нескольких дней заставляла меня беспокойно ходить взад-вперед по палубе и вверх-вниз по лестнице, постепенно уходила, уступая место безмятежности, больше напоминавшей безразличие. Корабль продолжил путь, и мне все-таки удалось успокоиться. Пенсионеры спали. Я заметила, как по мере нашего продвижения на запад и преодоления очередной долготы, их одолевала все большая усталость. Они отправлялись отдохнуть после завтрака, обеда и полдника, а также не прочь вздремнуть во время вечерних лекций о полярной истории.

А вот Анатолий, один из русских пассажиров, решил не тратить время на сон. По нескольку часов подряд он энергично наматывал круги по нижней палубе – таким вот образом он мог прошагать целых семь часов подряд. Этому обладателю небольшого брюшка миновал пятый десяток, и его активное присутствие чувствовалось повсюду. Во время наших выходов на берег он никогда не расставался со своим айпадом:

– Дорогие друзья, я сейчас стою на исторической земле, где состоялась встреча Нансена с Джексоном и успело побывать бесчисленное множество других экспедиций, – наговаривал он на камеру, как только мы сошли на берег на мысе Флора. Затем он без запинки перечислил названия всех остальных экспедиций, сумевших добраться до мыса Флора на Земле Франца-Иосифа – одной из наиболее оживленных точек в эпоху великих полярников.

А по вечерам русские пассажиры то и дело затевали стихийные песнопения, которым, казалось, не было ни конца ни края. Одна песня сменялась другой; нетерпеливо перепевая все подряд, они знали их наизусть. Прислушиваясь к смешанному русскому хору, британские и австралийские пенсионеры улыбались сдержанно и как-то тревожно. Сидя в другом конце бара, они потягивали молоко, а затем, осторожно ступая, возвращались в свои каюты немного поспать. А в это время на российской стороне разливались алкогольные реки, в которых не последнее слово оставалось за водкой, – и вот уже русский гид Евгений, достав гитару, затягивает печальный романс. По мере того, как иссякали водочные запасы, он все легче поддавался на уговоры спеть еще. Даже Анатолий ненадолго затихал, когда Евгений исполнял печальную песню об одинокой жизни в тундре. Конрад, судовой врач из Германии, лишь усугубил общее настроение, присовокупив еще парочку восточногерманских любовных баллад в грустной бемольной тональности.

Прибыв на остров Чамп, являвшийся частью территории Земли Франца-Иосифа, мы поняли, что планы придется ненадолго отложить. Пришвартованный в бухте атомный ледокол компании «Росатомфлот» был битком набит туристами, недавно вернувшимися с Северного полюса, так что, прежде чем ступить на устланный крупной галькой берег, нам пришлось какое-то время терпеливо ждать, пока все они поднимутся на борт. Вот как все обстоит в наши дни: есть деньги – отправляешься в круиз по Северному полюсу, где, закусывая икрой шампанское, делаешь селфи на фоне ледового поля, после чего снова возвращаешься на ледокол и хорошенько отмечаешь свой подвиг в баре.

А вот лет сто назад ситуация была совсем иной. Полярная история вообще вещь относительно недавняя, да и сама Земля Франца-Иосифа вместе с его двумястами большими и малыми островами была официально открыта лишь в 1873 году во время австровенгерской полярной экспедиции под предводительством Юлиуса фон Пайера и Карла Вейпрехта. Как и во многих других экспедициях, целью исследований Пайера и Вейпрехта стал Северный полюс, который, словно магнит, притягивал всех. Полярная шхуна «Адмирал Тегеттофф» застряв во льдах, легла в дрейф на север архипелага, которому впоследствии присвоили имя австрийского императора. В отличие от Земли Николая II, эти острова и по сей день носят имя кайзера, несмотря на то что Австро-Венгрия вместе с австро-венгерской монархией уже давно канули в лету.