Текст книги "Позывной «Оборотень»"

Промчавшись по полосе, прапорщик всё так же бегом вернулся на исходную позицию и, скептически оглядев потных и бледных лейтенантов, фыркнул:

– Все всё видели? Тогда по одному, вперёд.

Понимая, что просто так он от них не отстанет, ребята покорно отправились на полосу. В итоге, после долгих мучений, мата и даже слёз, оказавшись на другой стороне, они дружно повалились в траву, даже не пытаясь сделать вид, что с ними всё в порядке. Так и не присевший ни разу прапорщик, мрачно покачав головой, приказал им строиться и бегом повёл колонну обратно в общежитие.

Загнав новичков в столовую, он коротко объяснил им, где и что надо брать и куда потом ставить, и, забрав свой поднос, уселся в стороне, принявшись лихо уписывать гигантскую порцию, которую стоявшая на раздаче пожилая женщина навалила на его тарелку. Здесь их и нашёл полковник. Присев за стол, где сидел прапорщик, он тяжело опёрся локтями о столешницу и негромко спросил:

– Ну, что скажешь, Степаныч?

– А чего тут говорить? – мрачно переспросил здоровяк, прожевав очередной кусок жаркого. – Дохлые они. Честно говоря, смотреть противно было. На траву повалились и дышат как загнанные клячи. Наши-то покрепче были. После полосы на характере ещё трёшку пробежали, а эти до столовой еле ноги донесли. Мельчает народ.

– Те и вправду элитой были. Я их по всей стране собирал. В каждом училище только лучших по всем психофизическим показателям отбирал. А эти из трёх училищ, и то, которые сами захотели, – вздохнул Иевлев.

Вяло ковырявшие свои порции лейтенанты дружно навострили уши, уловив, что речь идёт о них. Впрочем, особо стараться им необходимости не было. Гулкий бас прапорщика звучал в столовой, как глас свыше. Услышав, как охарактеризовал их прапорщик, лейтенанты мрачно переглянулись, но, понимая, что спорить в данной ситуации глупо, промолчали. Связываться с человеком, легко проделавшим вместе с ними то, после чего они просто умирали, им совсем не хотелось.

Тем временем, осторожно почесав голую макушку толстым пальцем, прапорщик продолжил:

– Тут ведь дело, какое, Палыч. Эти кутята ещё в собственных конечностях путаются. Трое на стене зависли и чем за что хвататься, понять не могут. А нам их ещё в полную выкладку загружать. Так что могу сразу сказать, пока подкачаются, времени много пройдёт. В общем, так можешь начальству и передать.

– И это только по физической подготовке, – вздохнул полковник. – А у нас впереди ещё и спецуха. Сколько всё вместе займёт, как думаешь?

– Честно скажу, Палыч. Не знаю. Я за физуху отвечаю и тут могу точно сказать: полтора года отдай и не греши.

– Полтора?! Ну, это ты, старик, загнул. Кто ж нам столько времени даст, – растерянно протянул Иевлев.

– Быстрее не получится, Палыч. Начну форсировать, загоню их насмерть, – твёрдо ответил гигант, запуская вилку в очередной кусок мяса.

– Ладно, тогда на днях отправлюсь к начальству. Радовать, – удручённо вздохнул полковник.

– Неужели там получше ничего не было? – буркнул прапорщик с набитым ртом.

– Это лучшее из того, что было, – развёл руками Иевлев.

– Довели страну, – зарычал здоровяк, запросто складывая в пальцах стальную вилку пополам.

От его рыка испуганно втянули головы в плечи все находившиеся в столовой курсанты. Подавать голос и оспаривать всё выше сказанное никто из них так и не решился.

* * *

Привычно разобрав трофейные винтовки, Никита привёл их в негодность, изуродовав несколько деталей ударно-спускового механизма, и, бросив их в овраг, отправился в своё логово. С собой из всего добытого он прихватил только патроны и ножи. Уже начало светать, когда бывший спецназовец нырнул в подвал и, присев на топчан, приготовился к трансформации.

Ставшая уже привычной боль выгнула его дугой, заставив хрипло застонать, сжимая кулаки в бессильной ярости. Каждый раз, возвращаясь в своё нормальное состояние, он мечтал только о том, чтобы хотя бы на минуту встретить того профессора и оказаться с ним с глазу на глаз. В себя он пришёл, лёжа на мокром от пота одеяле. Свернувшись калачиком и обхватив голову руками, он даже не чувствовал ночной прохлады, пробиравшейся в подвал.

Подавив противную нутряную дрожь, он с трудом поднялся на ноги и, добредя до ведра с водой, заранее приготовленного для этого случая, принялся смывать с себя пот. Пробив кулаком тонкую корку льда, образовавшуюся за время его отсутствия, Никита сунул в ведро тряпку и, едва отжав её, медленно протёр грудь. Его кожа словно не чувствовала окружающей температуры. Даже не появилось гусиной кожи.

Отмывшись, Никита оделся и, снова улёгшись на топчан, закрыл глаза. С того момента, когда он вдруг понял, что больше совсем никому не нужен, его сознание словно погрузилось в какое-то странное оцепенение. Он ел, спал и снова ел, словно автомат, выполняющий только определённую, заранее заданную команду. Никита и сам не понимал, что с ним происходит, но выйти из этого состояния не мог. Только в полнолуние, трансформировавшись в зверя, он становился почти самим собой, выходя на охоту.

Иногда, вернувшись после очередной охоты, он вдруг ловил себя на мысли, что неожиданно стал существом, о котором сотни лет назад складывались легенды. И как оказалось, легенда может стать былью. Бывали случаи, когда в минуту отчаяния ему хотелось выйти к границе ближайшего поселения и позволить солдатам изрешетить себя из автоматов.

Но, зная по опыту, что это совсем не гарантировало ему упокоения, воздерживался от подобных опытов. Его изменённый организм стал необычайно живучим. Вспомнив, как лёжа под елью, зубами выгрызал из ран осколки мины, он зябко передёрнул плечами и, повернувшись на бок, попытался отогнать видения прошлого. Но сознание словно специально раз за разом возвращалось к событиям тех лет.

Перед внутренним взором в очередной раз встали словно живые друзья, смотревшие на него с немым укором, как будто упрекая за то, что остался жив. Вздрогнув, Никита открыл глаза и, медленно поднявшись, глухо застонал, сжимая виски ладонями:

– Господи, да за что мне всё это?!

Встав со своего ложа, он принялся бездумно бродить из угла в угол, не зная, чем занять себя. Молодое, сильное тело не желало больше бездействовать. Но сам Никита отлично понимал, что выходить на улицу днём слишком опасно. Ведь всего несколько часов назад он голыми руками убил семерых солдат из состава оккупационных войск. Как их правильно было бы называть на самом деле, он не знал, да и не очень-то и интересовался. Для него они изначально были врагами и продолжали оставаться таковыми.

Никита и сам не знал, чего ему хочется. Просто какое-то странное чувство не давало ему покоя. Подойдя к полке с оружием, он принялся задумчиво перебирать трофейные стволы, полностью готовые к употреблению. Две автоматические винтовки, три пистолета, два десятка штык-ножей, гранаты и куча боеприпасов ко всему этому роскошеству. При необходимости всем этим можно было дать серьёзный бой целому взводу.

Неожиданно в тихий перестук оружия вкрался едва слышный шорох. Услышать его обычный человек просто не мог. Моментально насторожившись, Никита схватил первый попавшийся штык и, бесшумно ступая босыми ногами, подобрался к двери. Чуткий звериный слух не подвёл. В подвал кто-то медленно спускался, стараясь идти как можно тише. Прижавшись носом к щели, он медленно втянул воздух ноздрями, пытаясь уловить запах неожиданного посетителя.

Очень скоро он понял, что человек был один, вот только запах его был каким-то странным. Не понимая, что это значит, Никита насторожился, на всякий случай приготовившись к драке. Странный пришелец, добравшись до двери, предпринял осторожную попытку открыть её. Несколько раз нажав на створку и убедившись, что всё не так просто, человек принялся ковырять её чем-то, пытаясь понять, что именно не даёт двери открыться.

Плавно отодвинув засов, Никита чуть отступил назад и, размахнувшись, с силой пнул дверь ногой. Резко распахнувшись, тяжёлая самодельная дверь чувствительно стукнула пришельца по лбу, заставив его сдавленно охнуть и плюхнуться на пятую точку. Не давая противнику опомниться, Никита выскочил на площадку и, недолго думая, треснул его по макушке рукоятью ножа. Потом, одним рывком втащив обмякшее тело в своё логово, он снова запер дверь и, щёлкнув кнопкой фонарика, осветил добычу.

На полу, потеряв от удара сознание, лежала девушка. То, что это существо было женского пола, Никита определил только по длинным до плеч волосам и нежным округлым щекам, никогда не знавшим бритвы. Во всём остальном она практически ничем не отличалась от любого другого оборванца, некогда толпами бежавших из этих мест. Только руки, с длинными, изящными пальцами с ходу выдавали её принадлежность к женскому полу. Но обломанные, грязные ногти больше подходили бродяге, чем девушке.

Грязная, оборванная и, судя по запаху, давно не встречавшаяся с мылом и горячей водой. Задумчиво посмотрев на свою добычу, Никита взял с полки моток верёвки и, быстро связав её, выплеснул в лицо пригоршню воды, приводя в чувство. Застонав, девчонка открыла глаза и, страдальчески морщась, потянулась руками к голове. Только после этого она поняла, что связана.

Прищурив глаза, она попыталась рассмотреть того, кто её схватил, настороженно спросив:

– Ты кто такой?

– Я это я. А вот ты кто такая? И зачем в мой подвал полезла? – резко спросил Никита, продолжая рассматривать девчонку.

– Не знала, что здесь живёт кто-то. Думала, на ночёвку устроиться, – нехотя ответила пленница.

– Ну да, рассказывай. Зачем тогда дверь вскрыть пыталась? – не поверил ей Никита.

– Затем и пыталась, что дверь крепкая. За такой спрятаться можно.

– А от кого прятаться-то собралась? Здесь вроде посторонних не бывает, – насторожился бывший спецназовец.

– Люди говорят, что в этих местах какой-то зверь-людоед обитает. Видеть его никто не видел, но слухов всяких много ходит. Вот я и решила на всякий случай спрятаться. Как говорится, бережёного бог бережёт.

– …Сказала монашка, натягивая презерватив на свечку, – автоматически продолжил старую поговорку Никита, не зная, как реагировать на её слова про людоеда.

Не ожидавшая такого ответа девчонка тихо захихикала, сообразив, о чём шла речь. Потом, протянув ему связанные руки, добавила:

– Может, развяжешь меня. Если, конечно, не боишься.

Но Никита был непреклонен. Давно лишившись иллюзий по поводу человеческой природы, он отрицательно покачал головой, решительно ответив:

– Не надейся. Я эту берлогу не для того оборудовал, чтобы каждая бродяжка ограбить меня могла, на слабо взяв. Так и мне спокойнее, и ты умнее будешь. Сама сказала, бережёного бог бережёт.

Сообразив, что её раскусили, девчонка неопределённо пожала плечами и, бросив на парня лукавый взгляд, проворчала:

– Но ведь попробовать-то стоило.

– Одна попробовала и родила, – фыркнул в ответ Никита, продолжая размышлять, что делать с этой нежданной добычей.

– А ты давно здесь живёшь? – спросила девчонка, словно уже забыв, как получила по голове.

– Давно, – автоматически ответил Никита, тут же пожалев о своей глупости.

В том, что сморозил глупость, начав отвечать ей, он убедился уже через минуту. Вопросы посыпались из девчонки, как из рога изобилия. Сообразив, что, начав отвечать, он только ухудшит своё положение, Никита молчал, стоически дожидаясь, когда она закончит и замолчит. Наконец, дождавшись перерыва в её монологе, он испустил страдальческий вздох и, чуть склонив голову набок, спросил:

– Ты всегда так много говоришь?

– А чего, напрягает? – с интересом спросила она, растерянно улыбнувшись.

– Откровенно говоря, да. На нервы действует. Ты вообще откуда тут взялась?

– Пришла. В наших местах пришлые совсем озверели. Начали местных в фильтрационные лагеря сгонять, для использования на работах.

– На каких работах? – моментально насторожился Никита.

– А я знаю? – пожала плечами девчонка. – Делать мне больше нечего, как всякую ерунду выяснять. Начали ловить, значит надо ноги делать. Вот я и сделала.

– И далеко отсюда это началось? – не унимался парень.

– Я четверо суток шла, – вздохнула она.

– Ясно. И откуда ты шла? – перефразировал Никита вопрос, пытаясь понять, где начались подобные дела.

Эксплуатация местного населения обычно проводится после того, как страна оказывается проигравшей. А в свете последних заявлений ООН о защите гражданского населения это вообще было странным. Не могли все влезшие на территорию страны оказаться настолько наглыми. Впрочем, так далеко от цивилизации могло быть всё. Как давно уже было понятно, что эта некогда могущественная организация изжила себя.

Придя к такому неутешительному выводу, Никита в очередной раз вздохнул и, покосившись на девчонку, сказал:

– Выходит, деваться тебе некуда.

В его фразе звучал не вопрос, а утверждение. Но ей было совершенно наплевать на такие нюансы. Моментально напрягшись, девчонка подобралась и, глянув на него исподлобья, спросила:

– Ты это к чему сказал?

– К тому, что тебе лучше поискать другое убежище. Это уже занято.

– Слушай, ну ведь я же у тебя ничего не прошу. Спрячь меня только на пару ночей, а потом я дальше пойду, – чуть всхлипнув, попросила она.

– Не могу. Это для тебя слишком опасно, – покачал головой Никита.

– В каком смысле?

– В том смысле, что людоед это я, – развёл руками парень.

– Чего? Как это? В смысле ты так шутишь? – растерянно пролепетала девчонка. – Да ладно тебе. Не верю.

– Тоже мне Станиславский. Не верю. Я правду говорю. А сейчас как раз полнолуние. В общем, выводы сама делай, – недовольно проворчал Никита.

– Да какие тут выводы? – взмахнула она руками.

– Самые настоящие. И не думай, что это всё шутки. В общем, оставаться тебе здесь слишком опасно. Так что, пока светло, ищи себе место для ночлега. И не бойся. Наших я не трогаю.

– Всё равно не верю. Это не можешь быть ты. И не шути так, что людоед, это ты. Не поверю, – упрямо потрясла грязными космами девчонка. – Так и скажи, что мешаю, что сюда скоро может подруга твоя прийти. А может, ты из этих? В смысле из голубых? Ты скажи, не стесняйся. Я пойму.

– Нет у меня никакой подруги, – растерянно буркнул Никита. – И не голубой я. Я тебе правду сказал.

Он и сам понимал, что слова его прозвучали дико, но врать и придумывать что-то он не собирался. Но, судя по реакции девчонки, правда оказалась ещё хуже вымысла. Впрочем, подобное развитие событий он мог бы и предположить. Ведь ещё на спецкурсе им говорили, чтобы скрыть правду, не нужно прятать её глубоко. Достаточно просто слегка завуалировать. Ведь очень часто бывает так, что правда намного невероятнее вымысла.

Никита растерянно улыбнулся собственным мыслям. Странное тогда у него было ощущение. Все вокруг твердят, что нужно говорить только правду, а их специально учат лгать. Заметив его мимолётную улыбку, девчонка моментально воспряла духом.

– Так ты разрешишь мне тут пожить? – быстро спросила она, тяжело поднимаясь на ноги.

– Я тебя только что по голове треснул, а ты у меня помощи просишь. Могла бы и обидеться для разнообразия, – пустил в ход последний аргумент Никита, пытаясь сыграть на её гордости.

Но всё оказалось напрасным. Словно каким-то неизвестным науке чутьём уловив, что он готов сдаться, девчонка пожала плечами и, грустно вздохнув, ответила:

– Подумаешь. Думаешь, ты первый, кто к моей физиономии прикладывается? Должна тебя огорчить, даже не десятый. Знаешь, однажды мне бабка моя сказала, что меня периодически мужики бить будут. Я тогда ей не поверила, а оказалось, что правда. А всё из-за моего характера. Сначала ляпну, не подумав, обижу, а потом за морду держусь.

– Хочешь сказать, что тебя твои мужчины били? – растерялся Никита.

– Ага. Причём почему-то регулярно, – кивнула девчонка как ни в чём не бывало.

Посмотрев на неё удивлённым, не верящим взглядом, Никита вдруг громко, от души расхохотался. Не понимая, что смешного он услышал, девчонка обиженно надулась и, неопределённо пожав плечами, добавила:

– Чего смешного? Это вообще-то больно.

– Это же надо, так всех своих мужиков доставать, что они тебя как грушу колотить начинают, – сквозь смех простонал Никита, складываясь пополам.

– Да ну тебя, – фыркнула девчонка. – Хотя, может, ты и прав. Давно нужно было научиться язык за зубами держать.

И не выдержав, звонко рассмеялась в ответ. Успокоившись, Никита задумчиво посмотрел на своё новое приобретение и, подумав, осторожно спросил:

– А ты вообще куда шла?

– На запад. Поближе к цивилизации. Надоело собственной тени бояться.

– Думаешь, там лучше будет? – скептически спросил Никита.

– Ну, там хоть какая-то жизнь есть. Как-никак мегаполисы. Может, работа какая найдётся, – мечтательно протянула девчонка.

– Как же, найдётся. Лучше вспомни, сколько народу туда уже набежало. Ты этого не помнишь, но было время, когда Москву называли Нерезиновск. От слова не резиновая. Так что выбери другой маршрут. А ещё лучше попытайся где-нибудь по дороге устроиться. В средней полосе. Там и климат помягче, и народ не такой обозлённый.

– А сам чего туда не идёшь? – спросила она, подозрительно прищурившись.

– А кому я там нужен? – грустно усмехнулся Никита. – Что там, что здесь. Какая разница?

– А мне советуешь.

– Так ты женщина. В этом плане женщине устроиться попроще. Кто-нибудь да подберёт. Тем более молодую.

– Ага, на панель. Нет уж. Это не для меня. Пробовала уже, знаю, что это такое, – упрямо покачала головой девчонка.

– Тебя как зовут, чудо бродячее? – вздохнул Никита.

– Таня, – улыбнулась девушка.

– Значит так, Таня. Если хочешь здесь ночевать, тебе придется как следует помыться. А то воняешь, как куча мокрой шерсти.

– Это от кофты. Она шерстяная, – смутилась Татьяна.

– Я про тебя говорю, а не про кофту. Сама ты своего запаха не чувствуешь, но другие его сразу учуют.

– Как это? – не поняла она.

– Как я учуял. Да и двигаешься ты неуклюже. В общем, ладно. Не о том речь. Вот тебе мыло, вот это вместо полотенца, а это наденешь, когда отмоешься. Ручей сразу за соседними развалинами.

– Погоди, ты мне в ледяной воде мыться предлагаешь? – охнула она.

– Я моюсь, и, как видишь, жив. Так что или мойся, или шагай дальше. А то ты своим запахом уже всю берлогу мне провоняла.

– Ну, ты и садист, – покачала Таня головой. – Я же через минуту от холода загнусь.

– Нет проблем. Тогда шагай дальше, – ответил Никита, решительно отбирая у неё выданные вещи.

– Ладно, ладно. Помоюсь, – почти выкрикнула она, протягивая к нему связанные запястья. – Руки-то развяжи. Не буду же я со связанными руками мыться.

Понимая, что проиграл, Никита быстро распустил узел и, хозяйственно смотав верёвку, снова протянул ей отобранные вещи. Испустив тяжёлый вздох, девчонка с видом полной покорности судьбе поплелась искать ручей. Закрыв за ней дверь, Никита быстро осмотрелся и, метнувшись к полке с оружием, принялся быстро убирать всё так, чтобы стволы оказались подальше от шаловливых ручонок.

То, что рядом с ним вдруг оказалось существо женского пола, Никиту нисколько не приводило в благодушное состояние. Что называется, всякого повидали. А что касается умения убивать, так в этом деле женщины ни на волос не уступят мужчинам. Более того, если верить инструкторам, а верить им стоило, женщины предпочитают убивать, находясь в прямом контакте с жертвой.

Это значит, что если мужчина при малейшей возможности постарается увеличить дистанцию между собой и целью, то женщина сделает с точностью до наоборот. И дело здесь не во врождённой стервозности, а в психоэмоциональном аспекте. Эмоции жертвы многих из них попросту возбуждали. Так что иллюзий по поводу своей находки Никита не питал никаких.

По-хорошему, её с самого начала нужно было наладить в страну вечной охоты, но природное любопытство и долгое отсутствие человеческого общения заставили его сохранить ей жизнь. И вот теперь он судорожно пытался сообразить, что делать дальше. Верить ей Никита не мог, но и просто прогнать рука не поднималась.

* * *

Майор Хан, начальник отдела разведки пятой Кантонской армии КНР, сдёрнул с рук латексные перчатки и, отойдя от стола, снял с лица хирургическую маску. Осмотр найденного рядом с поселением трупа одного из солдат, стоявших ночью в карауле, снова ничего не дал. Все эксперты в один голос утверждали, все раны нанесены животным из породы кошачьих, но каким именно никто ответить не мог.

Вот уже третий год подряд все поселения, образовавшиеся на оккупированных территориях, подвергаются нападению странного существа. Единственное, что связывает эти нападения – жестокость и время. Каждое полнолуние солдаты подвергались нападению, и каждый раз не оставалось ни одного свидетеля, способного внятно рассказать, что это было.

Среди рядового состава уже начали активно бродить слухи об оборотнях, призраках и тому подобной нечисти. Но майор был человеком приземлённым и в подобные слухи никогда не верил. Хан отлично знал, что за каждым необъяснимым происшествием всегда стоял человек. Он и сам был причастен к нескольким событиям, которые вполне можно было отнести к разряду необъяснимых.

Поэтому найденный в стороне от периметра поселения труп он решил осмотреть лично. Больше всего в выводе о том, что виноват во всём этом человек, Хана убедил тот факт, что рядом с погибшими не обнаружили их оружия. Хотя, если внимательно посмотреть на раны, то первое впечатление вполне соответствует выводам экспертов. Плоть была разорвана клыками.

На рваные раны шей своих солдат Хан внимания не обращал. Будучи мастером тай-чи, он мог с ходу назвать с десяток предметов, которыми опытный боец мог нанести подобные ранения. Поэтому всё своё внимание он сосредоточил на теле последнего обглоданного солдата. Кивком головы дав разрешение подчинённым на захоронение тела, он вышел из здания больницы и, закурив, погрузился в размышления. Настораживал его и тот факт, что пущенные по следу нападавшего собаки довели проводников только до трупа.

Дальше они потеряли след, и все попытки проводников навести собак на след пропали даром. Такой эффект можно было добиться только при помощи человеческой химии. Значит, всё-таки человек. Но откуда тогда следы клыков на теле? Вывод напрашивался сам собой. Союз человека и животного. Но как тогда объяснить, что ни один эксперт не берётся идентифицировать этого зверя? И какого зверя можно так выдрессировать, чтобы он убивал солдат, не трогая обывателей?

К тому же ни на трупах, ни на месте обнаружения последнего несчастного не было обнаружено ни одного клочка шерсти. А этого просто не может быть. Любое животное, имеющее шерсть, просто обязано оставлять её в местах своего пребывания. Так распорядилась природа. Ведь таким образом любой хищник метит свои охотничьи угодья.

Из задумчивости майора вывело появление посыльного из штаба. То, что это посыльный, Хан понял, едва заметив повязку на рукаве солдата. Кривоногий, щуплый пехотинец, рысью подбежав к загадочному майору, лихо отдал честь и, чуть картавя, доложил:

– Господин майор, вас срочно вызывают на совещание штаба дивизии.

– Иду, – коротко ответил майор, внутренне поморщившись.

Ему всегда претили эти тупые посиделки с переливанием из пустого в порожнее. Нужно было отдать этим русским должное. У них есть много очень точных выражений для подобных занятий. Изучая русский язык, Хан понял это очень быстро и, увлёкшись, сумел овладеть им в совершенстве, избавившись даже от анекдотичного пришепетывания и присвистывания, свойственных практически всем азиатам.

Погасив сигарету, Хан нехотя направился в штаб. Сейчас его больше интересовал вопрос, кто осмелился нападать на солдат, а не тактика развития оккупированных территорий. Но как ни крути, а одно обязательно должно быть связано с другим. В этом майор не сомневался. После третьего нападения он провёл своё небольшое расследование и убедился, что до появления в этих местах новых поселений подобных эксцессов у местного населения не возникало.

Да, кто-то пропадал в тайге, кого-то убивали по пьяной лавочке или из ревности, но фактов людоедства не было. Но почему тогда только в полнолуние, и почему все нападения происходили в разных местах? Получив это задание, Хан долгое время считал его насмешкой над своими способностями, но, вникнув в суть проблемы, неожиданно понял, что, сумев найти нужные ответы, очень здорово поднимет свой престиж перед начальством.

Как оказалось, об эту загадку уже сломали зубы четверо его предшественников. Поторопившись с выводами, они доложили начальству, что проблема решена. И всё это только на основании убийства нескольких тигров и казни двух десятков несчастных, случайно подвернувшихся под руку. Узнав об этом, Хан решил не торопиться. Не требуя особых привилегий и средств, майор методично прорабатывал каждую возникшую версию.

Но сегодня у него не было даже версий. Только домыслы и догадки, говорить о которых на совещании ему совсем не хотелось. Нужны были твёрдые факты. А ещё лучше скальп того, кто осмелился столько времени терроризировать поселения. Но об этом пока можно было только мечтать. Пройдя мимо замершего, словно статуя, часового, Хан поднялся на второй этаж и, войдя в приёмную, сказал адъютанту, едва разжимая губы:

– Доложите командующему, что майор Хан просит разрешения присутствовать на совещании.

Он терпеть не мог этого холёного, женоподобного лейтенанта, с его жеманными манерами, больше подходившими какому-нибудь изнеженному европейцу, чем настоящему китайцу и солдату. Лейтенант отвечал ему не менее тёплыми чувствами, но начальник отдела разведки слишком значимая для него величина. Поэтому ему оставалось только скрипеть зубами от злости и делать за спиной майора неприличные жесты.

Вот и сейчас, не спеша поднявшись, лейтенант одёрнул китель и медленно, словно на прогулке, подошёл к высокой резной двери. Поговаривали, что эту дверь генерал вывез из одного пришедшего в упадок храма, приказав установить её на входе в свой кабинет. Впрочем, Хан отлично знал, откуда она взялась, но делиться своими знаниями с другими не спешил.

Вернувшийся лейтенант открыл дверь, жестом указав ему, что майор может войти. Одарив жеманного сопляка мрачным взглядом, в котором легко читалось огромное желание придушить наглеца собственными руками, Хан вошёл в кабинет и, коротко козырнув, доложил:

– Господин генерал, майор Хан…

– Знаю, что ты Хан. Заходи и закрой как следует дверь, – устало усмехнувшись, приказал генерал Чу.

Такой тон не предвещал ничего хорошего. Зная это по опыту, майор молча вошёл в кабинет и, плотно прикрыв за собой дверь, подошёл к столу. Подчиняясь молчаливому жесту начальника, Хан опустился на стул и, подвинув к себе пепельницу, достал из кармана сигареты. Внимательно наблюдавший за ним генерал, усмехнувшись уголками губ, одобрительно кивнул:

– Похоже, мы слишком долго работаем в одной упряжке. Ты знаешь, что подобный тон означает долгий и серьёзный разговор, а я, глядя на твои приготовления, понимаю, что ты это уже знаешь.

– И что должна сказать мне эта преамбула? – настороженно спросил Хан.

– Только то, что когда мы с глазу на глаз, ты можешь смело говорить мне, что думаешь, а не то, что я хотел бы услышать. Кури, а я прикажу сварить нам кофе, – не меняясь в лице, ответил генерал, протягивая руку к селектору.

Дождавшись, когда адъютант вкатит в кабинет сервировочный столик с роскошным сервизом, генерал собственноручно разлил напиток по крошечным чашкам и, пригубив, одобрительно кивнул:

– Отлично! Если откровенно, я этого молодца только и держу за умение варить настоящий кофе. А в остальном туп как пробка. Да ещё и слухи разные из-за него среди офицеров бродят.

– Не проще тогда его задвинуть куда подальше? – пожал плечами Хан.

– Проще. Но какое мне дело до слухов? Или ты так не считаешь?

– Считаю. Главное не то, что думают другие, а то, что знаете вы, – кивнул Хан.

– Вот и я так думаю. Ну, а теперь давай поговорим о деле. Что удалось узнать о нападающем звере?

– Немного. Самое неприятное, что ни один эксперт не может назвать подходящую тварь. Но я уверен, что рядом с этим зверем стоит человек.

– Откуда такая уверенность?

– Пропало всё оружие. Даже штык-ножи. А уж такое дерьмо ни один уважающий себя боец подбирать не станет.

– Ты не очень высокого мнения о нашем оружии, – усмехнулся генерал.

– Я стараюсь быть объективным. Без идеологической шелухи.

– Слова опасные, но для офицера разведки вполне приемлемые. Но почему ты решил, что оружие не было забрано после? Другими людьми?

– Собаки взяли только один след. К тому же мои информаторы не сообщали о какой-либо военизированной группировке. Пусть даже маленькой.

– Ну, это ещё ни о чём не говорит. В этих местах дивизию можно спрятать, и ни одна собака не догадается, что она здесь вообще есть. Никогда не понимал, зачем одной стране такая огромная территория. Особенно если учесть, что её никто не осваивает.

– Русские оказались прозорливыми. Большая часть лесного массива планеты приходится на Россию и Южную Америку. Уничтожь они её, и мы давно бы уже задохнулись от выхлопных газов. Лес и запасы пресной воды, вот то, ради чего мы все казались здесь. Но сейчас против нас действует кто-то один. Возможно, это просто талантливый дрессировщик, а может быть, кто-то старательно делает вид, что имеет в помощниках зверя.

– Зачем?

– Люди глупы и доверчивы, генерал. И всегда готовы верить во всякие небылицы. Тот, кто делает всё это, очень точно рассчитал, что сможет таким образом запугать поселенцев.

– Он своего добился, – мрачно кивнул генерал. – Из поселений уже начали уходить. Пока только одиночки, но если так пойдёт и дальше, то скоро побегут семьями. Солдат удерживает только военное положение. Даже трусам не хочется быть гарантированно расстрелянными за дезертирство. Что собираешься делать?

– По-хорошему, нужно было бы вызвать сюда отряд спецназа и как следует прочесать все окрестные развалины. Заодно и фильтрационные лагеря пополнили бы. Посылать туда обычную пехоту бесполезно. Они уже напуганы, и не сумеют сделать всё, как надо.

– Ну, так давай вызовем, – усмехнулся генерал.

– Если только вы сами направите в штаб такую бумагу. Мои требования будут бродить из кабинета в кабинет года два, если не больше, – грустно усмехнулся майор.

– Да уж. Наша бюрократия от создания мира всегда была на высоте, – кивнул генерал. – Давай попробуем обойтись армейским спецназом. На это хватит и моих полномочий.

– Согласен. Главное, чтобы это были не местные солдаты и не обычная серая скотина.

– Ты думаешь, что там кто-то по-настоящему опасный?

– Человек, способный столько лет подряд уничтожать наших солдат и ни разу не попасться, просто должен быть опасным, по определению. Особенно если вспомнить, сколько человек было уничтожено при последнем нападении.