Текст книги "Позывной «Оборотень»"

И пусть там остались только развалины. Пусть покосившиеся избы с прогнувшимися крышами давно уже сгорели. Это была их земля. Место, где они прожили всю свою жизнь, и уходить с которой они не собирались. Даже Южно-Курильские острова, которые отошли России после Второй мировой войны, не стали для японцев местом спокойного проживания. То и дело из отвесных скал раздавались выстрелы и летели гранаты, уничтожая людей и технику.

Кто, как и каким образом обеспечивал партизан оружием, едой и боеприпасами, не понимал никто, но война продолжалась. Как продолжалась она и здесь, на китайской границе, где каждые три месяца войска пытались проводить зачистку всех окрестных развалин. Вот и сейчас, пройдя по ним, солдаты отправились дальше, оставив за спиной одного из самых опасных своих противников.

Очнувшись от собственных мыслей, Никита коротко подсветил часы на запястье и, бесшумно поднявшись, шагнул к дверям. С момента взрыва гранаты прошло почти полтора часа. Слух у парня уже восстановился, но в горле всё ещё продолжало першить. Взяв из угла найденную в одной из разбитых машин монтировку, он подсунул её под край двери и решительно потянул.

Раздался противный скрежет, и искорёженная дверь поддалась. Справившись с дверью, он оглянулся на девчонку и, пальцем поманив её к себе, тихо спросил:

– С оружием обращаться умеешь?

– Не-а, – помотала она головой, моментально выудив изо рта кляп.

– Тогда возвращайся в угол и не высовывайся.

– А ты куда? – тут же спросила она, мёртвой хваткой вцепившись в его рукав.

– Гостей провожу, – хищно усмехнулся Никита, качнув винтовкой.

– С ума сошёл?! Их же много! – возмущённо охнула Таня.

– Сиди молча, сам разберусь, – зарычал парень, теряя терпение.

Ему давно уже не приходилось объяснять кому-то свои действия и отчитываться за каждый свой шаг, и вопросы девчонки действовали на него словно красная тряпка на быка. Но Таня оказалась упрямой. Вцепившись в него ещё крепче, она чуть не в голос завопила:

– Не пущу! А вдруг ранят или убьют, чего доброго? Чего я тогда тут делать буду?

– Дальше пойдёшь, – огрызнулся Никита, стряхивая её пальцы.

Но это оказалось не так просто. Вцепившись в него, словно клещ, девчонка изо всех сил упёрлась ногами в пол и потащила его обратно, упрямо повторяя:

– Не пущу никуда. Хватит, навоевался уже.

– Ты совсем спятила? – растерялся Никита. – Отвяжись, чучело. Мне только бабы в командирах не хватало. Сядь и успокойся, я приду скоро.

Возмущаясь, он пытался оторвать её от себя, но девчонку, похоже, заклинило. Убедившись, что отпускать она его не собирается, и спор этот может длиться бесконечно, Никита сложил пальцы в щепоть и, резко ткнув её в диафрагму, зарычал:

– Ещё раз посмеешь меня без разрешения руками хватать, башку отшибу. Сиди в углу и не вякай. Если завтра не вернусь, бери что захочешь и уходи. А сейчас сиди тихо и жди. Если хочешь, конечно, – быстро добавил он, сообразив, что говорит.

Согнувшись пополам, Татьяна тщетно пыталась сделать хоть один вдох. Убедившись, что спорить с ним она пока не в состоянии, Никита быстро выскользнул из подвала и, осмотревшись, помчался следом за группой зачистки. Уходя, он хотел как следует напугать врага, дав ему понять, что в этих развалинах для оккупантов никогда не будет безопасно.

Солдаты продолжали прочёсывать город. То и дело в разных местах раздавались одиночные выстрелы, а дважды грохотали разрывы гранат. Когда Никита уже зашёл за спину отделению, оказавшемуся вне видимости сослуживцев, в стороне послышались звуки яростной перестрелки. Моментально сообразив, что это самый подходящий момент, парень выскользнул из-за груды кирпичей, за которой прятался, и метнулся вперёд.

Отвлёкшись на стрельбу, солдаты заметили его слишком поздно. Понимая, что действовать должен при помощи холодного оружия, если не хочет влезть в большую стрельбу, Никита перед броском повесил автомат за спину и вытащил из ножен два ножа. Трофейные штык-ножи качеством не отличались, но за время своего бездействия парень заточил клинки и успел привыкнуть к балансу.

Ворвавшись в середину группы, он несколькими резкими взмахами положил трёх солдат и, видя, что один из стоящих в стороне поднимает винтовку, недолго думая, метнул нож из правой руки. Нож из левой руки тут же был отправлен в горло второму солдату, а сам Никита, прыжком кинувшись к предпоследнему, ударом кулака разбил ему переносицу. Не ожидавшие нападения солдаты, обычная пехота, растерялись.

Пользуясь тем, что его изменённое тело двигалось быстрее, чем мог двигаться любой нормальный человек, он одним рывком свернул ушибленному солдату шею и, подхватив труп, швырнул его в последнего бойца. Рухнув на какие-то обломки, солдат не выпустил из рук автомат, при падении успев нажать на спуск.

Короткая, в четыре патрона очередь не сильно выбилась из грохота перестрелки, всё ещё звучавшей где-то в развалинах. Понимая, что всё равно уже нашумел, Никита одним движением перекинул автомат под локоть и, не целясь, всадил две пули в грудь упавшему солдату. Словно специально, из-за чудом сохранившегося угла выскочил ещё один солдат, и парень понял, что серьёзно влип. Не давая ему закричать, Никита выпустил ещё одну короткую очередь и, не дожидаясь появления других, принялся быстро собирать гранаты и боеприпасы.

Рассовав всё найденное по карманам, Никита быстро огляделся и, пригнувшись, кинулся обратно. В ту сторону, откуда пришёл. Выходить за границы развалин он не хотел. Слишком много солдат участвовало в этой зачистке. На открытой местности они могли его просто обойти, а в этих катакомбах у него был весьма весомый шанс пободаться.

Но, судя по истошному крику, на сегодня лимит его удачи закончился. Он едва успел нырнуть в какой-то пролом, как вокруг защёлкали пули. Быстро перебравшись к следующей дыре, Никита осторожно выглянул наружу и, заметив чью-то согнутую спину, выстрелил. Начавшаяся до этого перестрелка вспыхнула с новой силой. Очевидно, попавшиеся бойцы решили воспользоваться неожиданной удачей и пытаются прорваться.

Вслушиваясь в перестрелку, Никита то и дело огрызался на остервенелую стрельбу солдат короткими очередями, с усмешкой отмечая, что не растерял былых навыков. То и дело в ответ на его выстрелы раздавались крики боли. После очередного, особо удачного выстрела в развалинах раздался взрыв, и парень мысленно поздравил себя с удачей.

Разрыв гранаты из подствольного гранатомёта заметно сократил численность противника. В развалинах послышались крики, и Никита понял, что позицию нужно срочно менять. Среди просветов замелькали фигуры солдат. Ползком перебравшись за бетонную плиту, торчавшую из земли углом, Никита выдернул из гранаты чеку и, размахнувшись, запустил её в ту сторону, где звучали команды.

Избавиться таким образом от командира противника он не рассчитывал, но внести в их ряды сумятицу было вполне реально. Жить хотят даже солдаты. После взрыва командирский энтузиазм заметно уменьшился, и Никита, пользуясь этой растерянностью, снова сменил позицию. Оказавшись сбоку от позиции противника, парень быстро высунулся из-за груды кирпича и, хищно усмехнувшись, втянулся обратно.

Пятеро солдат, стоя на коленях, выставили автоматы на край уцелевшего куска стены и по очереди всаживали пули в белый свет, как в копеечку. В герои эти ребята явно не рвались. Вскинув автомат, Никита срезал всех пятерых одной длинной очередью, но едва успел отпрянуть, когда над его головой застучали пули.

Перекатившись на другую сторону своего укрытия, он попытался огрызнуться, но и здесь его уже ждали. Короткая очередь заставила его прижаться к земле и зло подумать: «Это кто ж там такой прыткий оказался?»

Два автомата продолжали работать, удерживая его на месте. Судя по скупым, точным очередям, руки, державшие оружие, явно были не кривыми. Понимая, что, оставшись здесь, рискует оказаться в окружении, Никита сорвал с пояса очередную гранату, выдернув чеку, сел так, чтобы быть готовым к рывку. Чуть выглянув из своего укрытия, он заметил место, откуда стреляли, и, размахнувшись, метнул её в противника. Чтобы сменить позицию, ему нужно было заставить врага прижаться к земле.

Раздавшийся взрыв стал для него сигналом. В следующее мгновение Никита уже мчался к заранее выбранным развалинам. Лихим кенгуриным прыжком перемахнув очередную груду кирпича, он упал на живот и ползком нырнул за сгоревший кузов грузовика. За этой железкой прятаться можно было долго. Благо сгоревший остов стоял прямо на земле. К тому же буквально в метре от него начинался кусок длинной бетонной стены.

Пользуясь знанием местности, парень навёл прицел автомата на просвет между развалинами и в следующую минуту срезал сразу двух солдат. В ответ раздалось сразу три разрыва гранат. Похоже, его очень серьёзно зауважали, раз принялись так бестолково использовать боезапас. Зная, что длиться это веселье бесконечно не может, Никита быстро установил у грузовика растяжку и, выпустив ещё одну очередь в сторону противника, кинулся за стену.

Он уже почти добрался до противоположного конца стены, когда откуда-то сбоку прозвучал одиночный выстрел, и плечо парня обожгло. Глухо зарычав, он споткнулся, но, устояв на ногах, кинулся в сторону. Так стрелять мог только человек, имеющий снайперскую подготовку. То, что стреляли из автомата, Никита не сомневался. Будь у стрелка в руках снайперская винтовка, лежать бы ему с простреленной головой.

Сделав ещё пару поворотов, Никита обошёл солдат и, на всякий случай поставив ещё одну растяжку, помчался дальше. Плечо начало жечь, а правая, рабочая рука обвисла плетью. За спиной грохнул взрыв, и Никита, жёстко усмехнувшись, тихо буркнул:

– Добро пожаловать в ад, сволочи.

Словно в ответ на его слова, раздался очередной взрыв. Сработала последняя растяжка. Судя по командам и крикам, его пытались преследовать, но отсутствие собак сводило эти поиски к нулю. К тому же Никите удалось заметно уменьшить группу в количестве. Остановившись, парень старательно вслушался в происходящее за спиной и, убедившись, что преследовать его желающих не много, удовлетворённо хмыкнул.

Теперь оставалось только как следует запутать следы и, вернувшись в логово, избавиться от пули в плече. После этого можно было уходить. Оставаться в городе было не просто опасно, а преступно глупо. После учинённого им шухера просто так от него не отвяжутся. Оглядевшись, Никита сориентировался на местности и, чуть улыбнувшись, метнулся в очередные развалины.

* * *

Новости, пришедшие от группы зачистки, заставили майора Хана насторожиться и, отложив все дела, потребовать машину. В течение двух часов группа умудрилась наткнуться сразу на два хорошо вооружённых отряда противника, при этом потеряв почти половину личного состава. Не помогло даже усиление пехоты ротой спецназа.

Слишком растянутыми оказались позиции и слишком скоротечными бои. К тому же, уходя, вторая группа успела подготовить две ловушки, в которые преследователи и влетели с ходу, словно мухи в патоку. Подгоняя водителя, Хан лихорадочно размышлял, как такое могло случиться и почему спецназ не смог решить возникшую проблему? А самое главное, откуда взялись сразу две боевые группы?

Оказавшись на месте, майор первым делом потребовал к себе командира группы зачистки и, ухватив его пальцем за край разгрузки, зарычал, подтягивая к себе почти вплотную:

– Как ты всё это объяснишь?

– Нас обстреляли неожиданно. До того, как мы успели заметить противника. К тому же было две группы. Одна ввязалась в бой, а когда к месту подтянулся весь отряд, возникла вторая группа. Точнее, это был один человек.

– И где он?

– Кто? – не понял офицер.

– Тот, кто напал на вас сзади. Где он? Вы схватили его? Или, может быть, убили? Тогда я хочу увидеть его труп. Так где он?

– Он… он сбежал, – запнувшись, ответил офицер, бледнея на глазах.

– Что значит сбежал? – раздельно, едва ли не по слогам спросил Хан, чувствуя, что начинает звереть. – Здесь было две роты солдат и рота спецназа, а ты заявляешь мне, что вся эта куча вооружённых людей не смогла схватить одного человека?

– Основная масса людей вела бой, когда возник этот человек, – быстро ответил офицер, мысленно уже прощаясь с жизнью.

Про этого странного майора давно уже ходило немало странных и, можно даже сказать, страшных рассказов. И проверять их на собственной шкуре он не собирался. Упущенный боец был его ошибкой, а таких ошибок не прощают. Но тот, с кем пришлось столкнуться его солдатам, оказался слишком ловким для обычной пехоты. Пытаясь спасти собственную шкуру, офицер быстро добавил:

– Спецназ подчиняется только своим офицерам, а мои люди не могли удержать этого человека. Он профессионал.

– Не сомневаюсь. Раз уж умудрился в одиночку ополовинить группу, – фыркнул Хан. – Где командир спецназа?

– Здесь, – послышался ответ, и к машине подошёл высокий, по меркам китайцев, широкоплечий мужчина в вязаной маске, открывавшей только глаза и рот.

– Докладывайте, – коротко приказал Хан, отпуская свою жертву.

– Я потерял четверых парней. Этот парень из настоящих профессионалов. Из старых профессионалов. Я сталкивался с теми ребятами ещё до войны. Так вот, он один из них, – уверенно заявил командир.

– И на чём основана такая уверенность? – настороженно спросил Хан.

Сейчас было не до эмоций. Впервые за много месяцев появилась хоть какая-то зацепка, и нашедшим её оказался человек, способный оказать майору неоценимую услугу своими наблюдательностью и знаниями. Привычным движением сдвинув автомат под локоть, офицер сунул палец под маску и, почесав щёку, ответил:

– Эта уверенность основана на совокупности фактов. Он стрелял только короткими очередями. Так делали только бойцы русского спецназа. У старых «калашниковых» слишком сильный разброс. Он очень ловко смог установить растяжки. Такие навыки простым солдатам не прививают. Он отлично ориентируется на местности, значит, успел изучить её и держит в памяти. И наконец, главное, он начал бой не автоматом, а ножами. Нашими штык-ножами, как следует заточенными. Это профи, майор.

– Не могу не согласиться, – задумчиво протянул Хан, продолжая размышлять над услышанным. – Что ещё скажете?

– Мы знаем приблизительное направление, куда он ушёл. И ещё, один из моих парней утверждает, что сумел зацепить его. Крови мы не обнаружили, но для профи остановить кровотечение от несильного ранения не большая проблема.

– Отлично. Я прикажу привести сюда собак, и мы попробуем найти этого профи.

– Уже темнеет, господин майор, – осторожно влез в разговор командир пехоты.

– И что? Для того чтобы взять след, собакам свет не нужен. А если выпадет снег, то мы и этого не получим, – резко ответил Хан, выхватывая из кармана рацию.

Спустя ещё два часа к развалинам подкатил грузовик, из которого выскочили сразу три проводника с собаками. Никто не знал, как далеко успел уйти этот человек, и поэтому собаки должны были сменять друг друга. К тому же по пути могла оказаться водная преграда. Командир спецназа вывел проводников к месту, где, по словам бойцов, беглец был ранен, и собаки, взяв след, дружно потянули их за собой.

Бег по пересечённой местности следом за тренированными собаками, когда преследуемый не собирается облегчать преследователям жизнь, занятие не для слабых. Уже через час основная группа солдат сильно растянулась. Пехота не выдерживала заданный темп. За проводниками поспевал только взвод спецназа, державшийся плотной кучкой и старательно отслеживавший каждое движение в развалинах.

За это время собаки дважды теряли и снова находили след. Майор Хан, мчавшийся следом за бойцами спецназа, уже предвкушал веселье в виде допроса, когда собаки, вбежав в очередной коридор из чудом уцелевших стен, остановились и принялись бестолково вертеться из стороны в сторону, тихо повизгивая от возбуждения. Чуть отдышавшись, Хан обошёл бойцов и, ухватив ближайшего проводника за локоть, спросил:

– В чём дело?

– Опять потеряли след. Похоже, он догадывался, что мы используем собак.

– Не удивительно. Мы много раз использовали их, – отмахнулся Хан, внимательно осматривая развалины.

Понимая, что нужно срочно исправлять ситуацию, проводники развели собак в разные стороны и принялись водить их по расширяющейся спирали. Наблюдая за ними, Хан отступил в сторону и, заметив какой-то узкий лаз, включил фонарь, пытаясь рассмотреть, что там. Пригнувшись, он заглянул поглубже, когда сзади грохнул взрыв.

Взрывная волна швырнула майора в замеченный лаз. Оглушённый, полуослепший, не понимающий, что вообще происходит, Хан вжался в стылую землю, ожидая продолжения. Первой мыслью, мелькнувшей у него, было, что они угодили в засаду. Где-то на краю слышимости, сквозь звон в ушах Хан расслышал, как жалобно визжит раненая собака. Прозвучало несколько выстрелов, явно сделанных в панике, после чего кто-то дёрнул его за штанину.

Медленно перевернувшись на спину, Хан поднял голову и, потряся головой, попытался унять звон в ушах. Открыв глаза, майор увидел перед собой лицо одного из солдат и, оперевшись рукой о землю, начал подниматься, когда резкая боль пронзила ему спину. Глухо застонав, Хан снова упал на обломки кирпича и, не сводя с солдата бешеного от боли взгляда, хрипло спросил:

– Что случилось?

– Кажется, снова растяжка. Все проводники и собаки погибли. От спецназа осталось только четверо, но все раненые, – быстро ответил солдат. – И, похоже, вас тоже ранило, господин майор.

– Знаю, – выдохнул Хан, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание.

– Что нам делать? – спросил солдат, глядя на майора преданным взглядом.

– Сделайте носилки. Соберите всех раненых и возвращаемся обратно. К машинам. И пристрелите кто-нибудь эту несчастную псину. Сил нет слушать, как она воет, – добавил Хан, отключаясь.

Очнулся майор уже в госпитале. Открыв глаза, он медленно обвёл палату взглядом и, тяжело вздохнув, подумал: «Теряю хватку. Не надо было ставить в авангард сразу всех проводников».

От размышлений его отвлекло появление врача. Войдя в палату, доктор подошёл к кровати и, улыбнувшись, спросил:

– Как себя чувствуете, господин майор?

– Круглым дураком, – прохрипел Хан пересохшим горлом.

– Ну, раз начали шутить, значит, жить будете, – снова улыбнулся доктор. – К вам уже второй день подряд рвётся посетитель, не пустить которого я просто не могу. Так что вам придётся с ним поговорить.

– Кто это? – не понял Хан.

– Генерал Чу, – ответил доктор, подходя к двери.

Открыв её, он отступил в сторону и склонился в вежливом поклоне. В палату стремительным шагом вошёл генерал и, не глядя на доктора, направился прямо к койке майора.

– Только, пожалуйста, генерал, не долго, – тихо попросил доктор, скрываясь за дверью.

Подойдя к койке, генерал чуть улыбнулся и, вздохнув, спросил:

– Можешь рассказать мне, как это случилось и что вообще произошло?

– Разве вам ещё не доложили? – вяло удивился Хан.

– Я хочу услышать это от тебя. Все эти вылизанные до блеска бумажки только для туалета и годятся. Рассказывай.

– Рассказывать особо нечего. Должен признать, я откровенно свалял дурака. Командир спецназа предупредил меня, что группа зачистки столкнулась с настоящим профи из старой когорты. Но я решил, что это не совсем так. Просто попался достаточно ловкий парень, успевший во время войны как следует понюхать пороху. А в итоге я завалил всю операцию. Я должен был догадаться о ловушке сразу, как только мы вошли в этот тупик.

– А чем этот тупик лучше всех остальных развалин? – не понял генерал.

– Большая площадка, странным образом ограниченная со всех сторон. И именно в этом месте собаки теряют след. Это действительно профи, генерал. Он не просто поставил нам ловушку. Он всё сделал так, чтобы пострадало как можно больше солдат.

– Судя по воронке, он заложил сразу три гранаты, – задумчиво кивнул Чу.

– Значит, спецназовец был прав, это профи, – тихо констатировал Хан. – А мне пора обратно в свою деревню.

– Вот только твоей депрессии мне сейчас не хватало, – криво усмехнулся генерал. – Если тебя это успокоит, то окажись я на твоём месте, сделал бы всё точно так же. Никто не может предугадать всё. К тому же ты не был уверен, что это действительно профи. Так что бросай своё самокопание и начинай думать. Мы должны схватить этого человека и остановить нападения на поселения.

– Сейчас я даже думать толком не могу, – нехотя признался Хан. – Мысли как в тумане.

– Тогда отдыхай. Кажется, этот парень ранен, а значит, на время успокоится, пока рана не заживёт. И именно это время нам нужно использовать с наибольшей пользой. Его нужно уничтожить. Мне пора, – добавил генерал, бросив быстрый взгляд на часы. – Лечись и начинай думать.

– Пришлите сюда доктора, пожалуйста, – попросил Хан, чувствуя, что снова начинает отключаться.

Кивнув, генерал вышел из палаты, и в дверях словно по волшебству возник врач.

– Что со мной было? – тихо спросил Хан, облизывая пересохшие губы.

– Осколочное ранение. Осколок ударил вас чуть выше поясницы и проник по мышечной ткани под лопатку. Странное направление. Такое впечатление, что в момент ранения вы стояли нагнувшись.

– Так и есть. Я хочу пить. И ещё. Почему меня всё время тянет в сон?

– Пить вам много нельзя. Но я сейчас прикажу, чтобы вас напоили. А в сон вас тянет, потому что я приказал ввести вам снотворное. Вам нельзя сейчас двигаться. Рана слишком свежая.

– И как долго я пробуду в этом состоянии?

– Неделю.

– Это неприемлемо. Завтра я должен иметь трезвую голову. Вы отмените снотворное, а я буду просто лежать и думать. И учтите, доктор. Если вы этого не сделаете, вас отдадут под суд, как саботажника.

– Это угроза? – попытался возмутиться доктор, но голос его предательски дрогнул.

– Да, доктор. Это то, что с вами случится. Я сказал, мне нужна трезвая голова. А теперь прикажите принести мне воды.

Понимая, что слова майора совсем не шутка, доктор растерянно кивнул и вышел из палаты. Спустя несколько минут молодая медсестра принесла Хану стакан воды и, аккуратно напоив его, бесшумно скрылась за дверью. Облегчённо переведя дух, Хан проводил взглядом аппетитную фигурку девушки и, закрыв глаза, провалился в глубокий сон без сновидений.

В себя он пришёл только следующим утром. Мысли от снотворного всё ещё путались, но чувствовал себя майор намного лучше.

Найдя взглядом кнопку вызова персонала, майор вызвал в палату медсестру и, непререкаемым тоном приказав ей принести завтрак, блокнот и ручку, задумался. Для начала ему нужно было привести в порядок мысли, а уж потом заниматься анализом всего случившегося. Но, едва вспомнив обстоятельства, при которых оказался в этой палате, почувствовал, как кровь прилила к лицу.

Такие ошибки позволительны молодому лейтенанту, но не опытному, знающему майору, побывавшему не в одном десятке переделок и операций. Тяжело вздохнув, Хан решил махнуть рукой на душевные терзания и сосредоточиться на главном.

* * *

Необходимое для подготовки группы время Иевлев выбил. Внимательно просмотрев кадры первоначальной проверки отобранных кандидатов, начальник штаба долго молчал, после чего, достав из стола бутылку коньяка, тихо проворчал, разливая напиток по бокалам:

– Если это наши будущие защитники, то заступись за нас Пресвятая Богородица. Это же не офицеры. Это хрен знает что такое?!

Возмущению генерала не было предела.

– Чем они в училищах своих занимались? – продолжал бубнить он, убирая бутылку и протягивая один бокал полковнику.

– Чем и положено в подобных заведениях заниматься, – мрачно усмехнулся Иевлев, забирая бокал. – Тактика, стратегия, отработка строевого шага с оружием и без. В общем, ничего особо нового. И это притом, что я отбирал только тех, у кого был разряд по рукопашному бою. То есть ребят, привыкших к повышенным нагрузкам.

– Не трави душу, – отмахнулся генерал. – Давай за то, чтобы подобных сцен нам больше никогда не видеть, – произнёс он, кивая на монитор компьютера.

– Согласен, – вздохнул Иевлев, прикладываясь к своему бокалу.

Забрав у полковника все привезённые материалы, генерал отправил его ожидать высочайшего решения в гостиницу, а сам отправился на доклад к Верховному главнокомандующему. О чём был тот разговор и как долго он длился, для Иевлева осталось загадкой, но на следующий день, получив вызов в штаб, он получил необходимый ему приказ.

Протягивая ему заверенный по всем правилам приказ, отпечатанный на гербовой бумаге, генерал криво усмехнулся и, устало вздохнув, сказал:

– В общем, считай, что ты на этих ребят купчую крепость получил. Можешь дрессировать до умопомрачения, а можешь с кашей съесть. Но учти, от тебя они должны выйти профессионалами. Настоящими. И ещё. С этой минуты вся программа подготовки известна только тебе. Так что, если они чего упустят, сам понимаешь, шкуру на сапоги с тебя сдирать будут.

– Старовата моя шкура для высочайших сапог. Шрамов больно много, глянца нужного не будет, – усмехнулся в ответ Иевлев.

– Проваливай уже, бирюк, – улыбнулся генерал, захлопывая кожаную папку, из которой достал приказ.

Вернувшись на базу, Иевлев первым делом сообщил своему помощнику о достигнутых успехах и, приказав собрать группу перед зданием, спустился на улицу. Обведя исхудавшие лица с ввалившимися от усталости глазами долгим, задумчивым взглядом, он достал из папки приказ и, продемонстрировав его курсантам, громко сказал:

– В общем, так, кутята. Сим приказом вы все отдаётесь мне на полное моё растерзание. Моя задача – сделать из вас настоящих бойцов, и я это сделаю. Выход у нас с вами из данной ситуации только один. Или вы станете такими, какими мне надо, или сдохнете. Присягу все принимали, так что должны понимать, что это не просто слова. В общем, сейчас у вас последняя возможность унести отсюда ноги. Дальше только в трубу.

– В какую трубу? – не удержалась одна из девчонок.

Вместо ответа Иевлев ткнул пальцем в высокую кирпичную трубу, возвышавшуюся над хозяйственным блоком. Обернувшись в указанную сторону, курсанты дружно повернулись к полковнику, уставившись на него непонимающими глазами.

– Тела погибших отсюда не вывозят. Слишком долго и муторно. Там котельная, а к ней специальная печь пристроена, навроде крематорской. В общем, все, кто не выдержал, уходят отсюда через неё, – спокойно пояснил Степаныч, стоявший за плечом полковника. – Родственникам только урна с прахом доставляется. Да и то не всегда.

– Это у вас местный фольклор такой? – растерянно спросила любопытная девчонка.

Иевлев давно уже заметил, что она задаёт больше всех вопросы, иногда даже не дожидаясь окончания разговора. Это нужно было менять. Сделав себе мысленную отметку для психолога, полковник ещё раз обвёл взглядом короткий строй и, помолчав, спросил:

– Так что, есть желающие уйти прямо сейчас? Обещаю, никаких репрессий и плохих отметок в личном деле. Всё останется здесь. Это не трусость, а умение правильно оценивать собственные силы.

Курсанты продолжали молчать. Наконец, один из парней, собравшись с духом, осторожно спросил:

– Господин полковник, а до завтра подумать можно?

– До завтра нет. Только до вечера. Завтра начинается курс вашей подготовки по полной программе.

– А до этого что было? – растерялся курсант.

– Обкатка и проверка. Мы смотрели, на что вы способны и что из вас может получиться, – ответил Иевлев. – Ладно, не будем терять времени. Можете думать до полуночи. Ровно в нуль часов одну минуту любое изменение решения принято уже не будет. И учтите, уйти из команды будет невозможно. Ровно в полночь вы станете моей собственностью.

– Такое впечатление, что мы в позапрошлом веке оказались, – проворчал спросивший про срок раздумий курсант.

– Хуже. Для вас, еретики, мы святая инквизиция, – усмехнулся прапорщик, и курсанты дружно вздрогнули от его усмешки.

Развернувшись, Иевлев кивком головы передал молодёжь Степанычу и, вернувшись к себе в кабинет, аккуратно убрал добытый с таким трудом приказ в сейф. Пользуясь полученным карт-бланшем на подготовку курсантов, он снова вызвал к себе прапорщика и, разложив на столе учебный план, задумался. Предстояло решить, чем в первую очередь загрузить курсантов.

Ни секунды не сомневаясь, что Степаныч потребует от него основную часть времени уделить физической подготовке, Иевлев решил применить метод недельного обучения. Это означало, что курсанты одну неделю будут до одури изучать различное оружие, основы психологии и психоанализа и тому подобные дисциплины, требующие изучения в аудитории, а следующую неделю будут умирать от усталости на полигоне.

Это должно было помочь им легче адаптироваться к нагрузкам и полнее восстанавливать силы после возвращения с поля. Набросав приблизительный план, Иевлев дождался окончания дня и, собрав инструкторов, поведал им обо всех нововведениях. Внимательно слушавшие его офицеры и прапорщики коротко уточнили детали и после короткого обсуждения план приняли.

Распустив собрание, Иевлев прошёл к себе в комнату и, устало опустившись в кресло, потянулся за сигаретами, когда тишину базы вдруг разорвал сигнал тревоги. Вздрогнув, полковник секунду растерянно пялился на дверь, после чего, вскочив, кинулся к шкафу. По правилам оружие, боеприпасы и снаряжение положено было хранить в оружейной комнате, но с самого начала войны все инструкторы, жившие на базе, держали своё оружие в комнатах.

Едва полковник успел повесить на пояс кобуру и передёрнуть затвор старенького, но ухоженного автомата, как на первом этаже жилого корпуса загремели выстрелы. Выскочив в коридор, Иевлев кинулся к лестнице, попутно отмечая, как реагируют на возникшую ситуацию его старики-разбойники.

Опытные инструкторы, побывавшие в сотне переделок, выскакивали из своих комнат, быстро, без суеты, деловито осматриваясь и занимая ключевые позиции по давно уже расписанному штатному порядку. Взбежав на второй этаж, Иевлев осторожно заглянул в просвет между лестничными пролётами и, заметив мелькнувшую голову в маскировочной маске, недолго думая, всадил в неё пулю.

Все обитатели базы жили на третьем и четвёртом этажах жилого корпуса. Для охраны было предусмотрено другое помещение, и головные уборы они носили совершенно другие. В ответ на выстрел полковника снизу ударили сразу три ствола. Огрызнувшись короткой очередью, Иевлев хотел было спуститься ещё на один пролёт, когда рядом с ним загрохотал лёгкий ручной пулемёт.

Одним прыжком перемахнув через перила, Степаныч дал ещё одну очередь по нижнему пролёту и жестом подал команду, что можно спускаться. Быстро сбежав по ступеням, Иевлев плюхнулся на живот рядом со старым приятелем и, тыча пальцем вниз, тихо спросил:

– Ты случайно не в курсе, куда наша охрана смотрела?

– В журналы с голыми бабами, – огрызнулся Степаныч, вслушиваясь в перестрелку. – И кто ж это такой наглый?