Текст книги "Взгляд. Мушкетеры перестройки. 30 лет спустя"

Ещё одна развернутая цитата. Известный украинский телекритик Наталья Влащенко почти 20 лет назад утверждала:

«Есть люди, которых мы условно назовем «фраерами». На советском телевидении эта группа была представлена немногочисленной и чужеродной группкой, которая регулярно пыталась (видимо, осознавая свою идеологическую ущербность) косить под «честных пацанов». Удавалось буржуям это плохо: как ни пытались, скажем, скрыть хорошие манеры и умение носить дорогие костюмы такие люди, как Познер, Сенкевич и прочие, с конспирацией было худо. Ярким представителем фраеров эпохи перестройки был, например, Владимир Молчанов, поразивший страну необъяснимо длинными носками и отсутствием выглядывающих из-под брюк мослов. Однако не хочу, чтобы у читателя сложилось впечатление, будто эта градация зависит только от внешнего облика или «буржуазности» телевизионного формата: главным признаком «честных» всегда была однозначность целей и незамысловатость способов их достижения (отсюда и горячность во взоре, и нарочито пролетарские манеры). У выпендривающихся фраеров по части идей, мировоззрения, а также исповедуемой эстетики всё было значительно сложнее. Я бы даже сказала – мутнее. С одной стороны, они как бы примыкали, с другой – как бы туманно намекали, что, дескать, «умный поймет, дурак не заметит». Иногда «честные» сходились с фраерами на одной территории. Кто не помнит «честных» Политковского и Мукусева в одной упряжке с фраерствующими (и тщательно замазывающими грех буржуазности и эстетства) Дмитрием Захаровым, Александром Любимовым и Евгением Додолевым во всенародно любимом «Взгляде»? Потом говорили, что нужды времени исчерпали формат. Отчасти это так. Но все же катализатором этих форматных судорог послужил тот факт, что «в одну телегу впрячь не можно» железного коня и вольную птичку колибри».

Можете данный тезис поддержать или опровергнуть?

Лев Вершинин:

«А что тут опровергать. Роспись по ролям, идеально подобранные персонажи в ролях».

Алексей Вишневецкий:

«Тезис Влащенко не буду ни поддерживать, ни опровергать. Это просто нагромождение слов, написанных завистником и неудачником, коими в большинстве своем являются телекритики».

Андрей Вульф:

«Немного надуманно, на мой взгляд, и коряво изложено. Но что-то в этом есть».

Вадим Гасанов:

«Ну, украинский телекритик постсоветского периода – это, конечно, отдельная тема. Какой-то поток сознания человека, соприкасавшегося с телевидением только в качестве зрителя. Больше всматривающегося, чем вслушивающегося. И то по диагонали. У нас тоже такие есть – Слава Торощина одна чего стоит. Знаете, как говорят: любой телевизионщик что-то когда-то написал. А вот найти телекритика, который сам бы что-то снял… По-моему, девушкой движет зависть к более успешным и известным коллегам. Кстати, до перестройки поливать коллег грязью было не принято. Сейчас, увы, это норма.

Но по сути. Не было, конечно, никаких фраеров (что вообще за жаргон, где эту украинскую телекритика воспитывали?), не было никаких выдуманных ею градаций. Были люди более успешные и менее успешные. Были более яркие, были менее яркие. Были те, кто наработал связи и умел этим пользоваться, и были те, кто не умел.

Вторая половина 80-х прошлого века – это время, когда от людей в эфире требовался не профессионализм. Было важно иное: яркость, открытость, умение сказать, умение выделиться. Огрехи исправляли люди за кадром. Чтобы стать популярным и сделать популярной передачу, нужно было избавиться от любых ассоциаций с привычным советским официальным телевидением. И поэтому все старались кто во что горазд. Что же до буржуазности, то увы, на отечественном ТВ люди с улицы были всё же исключением, если речь не шла о технарях. Мальчики и девочки из хороших семей, представители советского истеблишмента, которые могли себе позволить вести себя более свободно. Тылы были обеспечены при любом раскладе. Бовин рассказывал нам, что в своё время, когда на «Международной панораме» позволяли себе лишнего, они пускали крайней по внутреннему уговору Миткову. И правильно: чего ей было бояться-то со своим папой? Хотя, я думаю, Бовин лукавил, так как а) непонятно, что они там такого лишнего могли позволить и б) чего было бояться Бовину, Овсянникову или вообще Зорину с Боровиком-старшим?

Вообще же вольнодумцы рождаются не в пролетарских кварталах, а в хороших профессорских или чиновничьих квартирах. И именно они, а не представители победившего пролетариата являются организаторами и вдохновителями. Так что, если встать на точку зрения украинской телекритиканши, ещё неизвестно кто к кому примыкал. Скорее уж Политковский с Мукусевым к основному костяку «эстетствующих». Которые, собственно, тем и привлекали. Расхождения же были, я думаю, всё же не идеологического характера, и отнюдь не по линии «буржуа-пролетарий». Всё упиралось в изначально заданный формат, который не успевал развиваться вслед за событиями в стране. Характерно, что рождение ТСН и закрытие «Взгляда» почти совпали по времени: новости стали гораздо важнее фрондёрствующих ребят. Ну и опять же, слишком много личностей в одном коллективе. Парни быстро выросли, и стало понятно, что в рамках одной программы им делать нечего. Что вы хотите: «Битлз» разбежались, а тут…»

Владимир Легойда:

«Я, честно говоря, не очень понял тезис. Что это? Попытка анализа? С использованием фени (причем, крайне неудачно, на мой взгляд. Хорошо ли г-жа Влащенко понимает, кто такой фраер? Мысль её, в конечном итоге, понятна: несовместимость героев. Но классификация надумана».

Пётр Лидов-Петровский:

«Опровергнуть, наверное… Во-первых, мне не нравятся определения. Во-вторых, каждый из перечисленных – живой человек со своими слабостями и достоинствами, одна или одно из которых – искренность. Я уверен, что каждый из них был честен и старался сделать своё дело максимально хорошо. Во всём этом меньше обмана, чем кому-то кажется. Люди разные. И это прекрасно».

Юлия Меньшова:

«Как по мне, так это недоброжелательное и очень субъективное ощущение автора. Я никогда не чувствовала этой градации. Поскольку все «взглядовцы», каждый по-своему, каждый своей гранью – были интересны. И как раз отсутствие общности как в социальной принадлежности, так и во мнениях, и представляли главный интерес для зрителя. Это, собственно, тоже было – ново!»

Наталия Метлина:

«Между вами была разница – было видно, кто «мгимо финиш», а кого воспитала улица. В любом литературном произведении сталкиваются люди разные, и в этом прелесть, и в этом конфликт. И задумка была совершенно верная, потому и попадала программа в самую широкую аудиторию, и у зрителя был выбор».

Александр Набоков:

«Такое впечатление, что его автор плохо представляет значение слова «фраер». А вообще очень обидно, что это – самый известный телекритик на Украине. Пусть даже и двадцатилетней свежести».

Глеб Нагорный:

«Тут можно и поддержать и опровергнуть. Дело в том, что фраер не умеет носить костюм. Фраер всегда ненастоящий. Из него обязательно будет лезть люмпен, нувориш и Шариков с балалайкой. Малиновый пиджак 90-х, цепура на шее, печатка самоварного золота и ключи от «бэхи» – это всё из этой оперы. А вот знать несколько галстучных узлов, ходить в выглаженной рубашке и чистить обувь – это в крови. Это как раз Познер и Молчанов. Настоящей буржуазности нам ещё придется научиться. Вернее вспомнить, что она была, поскольку в некоторых семьях она воспитывалась целыми поколениями. Поэтому кто-то смог пронести в себе настоящую буржуазность до наших дней, а кто-то шастает с золочёным айфоном со стразами – аналогом печатки на пальце. И так всегда было. Человек, паскудничавший и воровавший хлебные карточки во время войны, никогда не поймет тех, кто менял хлеб на кусок мыла, чтобы быть просто чистыми. У них просто цвет крови разный. Поэтому, да, «в одну телегу впрячь не можно»… но в то же время, посмотрите, с каким явным пренебрежением Влащенко говорит о буржуазии. Это хорошо свидетельствует о ее крови».

Андрей Новиков-Ланской:

«Собственно, одна из причин успеха «Взгляда» состоит в очень грамотном представлении социальных типов и психотипов.

Уже стало устойчивым сравнение с «Битлз». Но точно так же можно сравнить «взглядовцев» с мушкетёрами Дюма или «знатоками» из советского сериала.

В программе должны были быть разные ролевые модели: высокомерный эстет, интровертный интеллектуал, отчаянный правдоруб, носитель нормы и т. д.

Всё оказалось весьма сбалансированным».

Кира Прошутинская:

«Ну, наверное, «фраеры» в какой-то степени все немного. Но хоть это нескучно – на «фраеров» смотреть интереснее, чем на певучих сказочников-журналистов советского времени».

Первый, кто узнал… Вадим Гасанов. Июль 2017

Вадим Гасанов из 60-х. На телевидении с 1995 года. Работал у выдающегося кинорежиссёра-документалиста Евгении Головня в её студии «Архив-коллекция» директором проектов, ассистентом режиссёра, сценаристом, исполнительным директором. С 1997 года – в национальном информационном телевизионном агентстве ТСН (версия Гурнова), работал ньюсрайтером. В 2000-м вместе с Гурновым, Медниковым, Семёновым воссоздал программу «Международная панорама» на телеканале «Россия». Тогда же начал работать в одном из первых в стране информационном онлайновом агентстве presscenter.ru. Шеф-редактор, потом главный редактор. С 2000 года – на телеканале «Россия». Работал в ДИП, затем на ТК «Россия-24». Автор и режиссёр 30 документальных фильмов общественно-политической и исторической тематики. Ряд фильмов вызвали серьёзный резонанс как в России, так и за рубежом. Фильм «История одного геноцида», созданный во время грузинской агрессии против Южной Осетии, был приобщен осетинской стороной к обвинительным документам в адрес Грузии. Лауреат нескольких российских и международных премий.

– Знаю, Вадим, что ты первым узнал о гибели Листьева?

– Да, я вообще-то действительно стал первым. А получилось это так. Прошла неделя, как я похоронил отца. И настроение, конечно же было паршивым. Было невыносимо хреново. Вечером 1 марта захотелось просто с кем-то посидеть, просто поговорить. Одному дома было невмоготу. Позвонил Жене Петряковскому. Это был офицер милиции, работал в УБОПе на Петровке, хороший мужик. Потом он погиб при странных обстоятельствах. Официально сообщили, что поссорился с женой и застрелился. Но это ерунда: Женька был человеком редкой выдержки и мужества, и одновременно жизнелюбом, а его коллеги вообще напрочь отказывались что-либо говорить по делу.

Так вот. Позвонил Женьке. Он мне: слушай, я сегодня дежурный по Управлению. Давай ко мне на Петровку. Приехал. Немного выпили коньяку, Женька соорудил кофе, стали сидеть трепаться о том, о сём. Зашел Женькин начальник, фамилию сейчас не вспомню. Стали сидеть втроем. Разговорились о телевидении. Начальник рассказал, что сейчас на ТВ (1995 год) крутится много грязных денег, а вокруг Останкино полно не менее грязных людей. Очень много вокруг Листьева, сказал он. Там у него в этом деле полный мрак. Предупреждали мы его много раз, говорили с ним, что всё плохо кончится, он говорит нет, сам справлюсь.

В общем поговорили, начальник ушёл, стал и я с Женькой прощаться. Встали, пошли. По пути он зашел в канцелярию пропуск оформить. Возвращается минут через пять и говорит: «Вадик, ты только не падай. Только что Листьева убили». «Кто?» – только и спросил я. Он только пожал плечами: только что, типа, говорили об этом. И заторопил меня, потому что, как он верно сказал, «сейчас начнется».

Я вышел из здания на улицу. Звонить. Кому? Записной книжки нет. Это сейчас мобильники. А тогда – записная книжка, телефон-автомат и жетон. Жетон был. Таксофон – вот он, на столбе.

Почему-то в памяти всплыл только телефон редакции «Времечко». Хрен его знает почему. Никогда не пользовался, и никого у меня там не было знакомых.

Глянул на часы, до эфира полно времени.

Звоню.

На том конце томно алёкает мужской голос.

Уточняю, «Времечко» ли. Ну да, говорят. Ну я и объясняю, что только что убили Листьева. Застрелили в подъезде. Мне такие со смехом: «Да что вы говорите. Этого просто не может быть». Я им говорю, что я на Петровке, только что вышел из дома 38, ребята… Они меня послали и бросили трубку. Эфир «Времечко» в тот вечер начался, естественно, с сообщения Новожёнова о гибели Листьева, и далее – его извинениями перед неким неизвестным, который позвонил им и которому они не поверили…

– Какой версии убийства Влада отдаёшь предпочтение?

– У меня нет никаких сомнений, что Листьев был убит из-за денег. Это – единственная причина. К тому же, именно об опасности для Листьева из-за сомнительных связей и сомнительных денег говорил шеф Петряковского. Нет никакой политики. Только бизнес. Точнее, неотъемлемая часть постсоветского бизнеса 90-х годов. Любой телевизионный канал – это огромные деньги. Первый – тем более. Сам по себе. Да к тому же в то время, когда невероятные по объему денежные потоки текли «в никуда», исчезая, практически бесконтрольно. А Листьев ещё влез и в рекламный рынок, который контролировался отнюдь не зайчиками. Кроме того, уже появилось понимание телевидения как информационного оружия. По-видимому, Листьев не устраивал все заинтересованные стороны. Нужно, чтобы вспомнил о Березовском? А я как раз не уверен в этом. Борис Абрамович был в состоянии договориться, повлиять и так далее. Тем более, его ближайший соратник Патрицикашвили уже стоял рядом с Листьевым. Вполне возможно, Березовский был в целом за смену руководителя Первого. Но убивать… Это сделал как раз тот, у кого возможности повлиять на ситуацию иначе просто не было.

– Но а ты верил в искренность журналистов?

– Не просто верил. Именно это и было причиной того, что я вообще пошел на телевидение. Работа на грани фола, экстрим, возможность говорить честно и открыто плюс кажущаяся легкость с которой телевидение делается, – всё это привлекало и в итоге привлекло.

Тогда, в 1994-м окно возможностей ещё не было закрыто, так что я успел пролезть в щель, правда, единственным местом, куда оказалось возможным зайти с улицы был «Частный канал» Алексея Шахматова, а это, как тоже вскоре выяснилось, была совершенно не лучшая рекомендация, но главное же «заболеть».

Правда, быстро понял, что надо учиться, учиться долго и отнюдь не безболезненно, но учителя были хорошие. Мария и Алексей Сонины, Евгения Головня, царствие ей небесное, изумительный человек и настоящая Учительница, Александр Гурнов, Дмитрий Медников, Володя Соловьёв (нет, не этот), многие, многие другие… Критерии, которыми я руководствовался, были как раз перечисленные: честность и пассионарность. И обязательно что-то новое. Что-то удалось сделать, как я думаю.

– Твоё отношение к тезису: проект разработан был в недрах КГБ?

– Иногда возникает впечатление, что КГБ разрабатывал всё, что можно. Не думаю. Конечно, в КГБ были умные люди, конечно, КГБ разрабатывал инструменты влияния на массы, но не стоит преувеличивать отношения «Взгляда» с госбезопасностью.

– Владимир Мукусев утверждает, что, будучи членом депутатской комиссии, обнаружил документы, подтверждающие, что один из «отцов» проекта, Анатолий Лысенко, сотрудничал с чекистами. Веришь ли, что кто-то из «взглядовцев» сотрудничал с КГБ?

– Ох. Давайте так. КГБ располагал обширным штатом и кругом людей, которые с ним сотрудничали прямо или косвенно. Естественно, телевидение всегда, с момента своего появления было под контролем спецслужб. Точнее так: КГБ всегда самым тесным образом сотрудничал со СМИ. Речь идет и об осведомителях, и о резерве госбезопасности, которые работали журналистами, прежде всего это касалось, конечно, международников, но внутренних дел тоже. СМИ – это идеология. В СССР к идеологии относились всегда очень и очень внимательно. Поэтому всё, связанное с прессой и с телевидением в частности, находилось в поле зрения КГБ. Это нормально, меня это не шокирует и не удивляет. Естественно, на ТВ были и люди из резерва, были свои осведомители, были кураторы от органов. При этом рядовые стукачи, работавшие на Комитет из карьерных соображений, из обиды на коллег, или попавшихся на чём-то были мелкими сошками, они не занимали руководящих постов. У меня вот есть такой бывший однокурсник, теперь уже проработал в ряде самых громких т. н. «либеральных» СМИ, любит поливать грязью родную контору и СССР вообще. Ну а про Евгения Киселёва все знают. Комитет всегда интересовали больше иные: талантливые, яркие, харизматичные, которые могли что-то делать. При этом совершенно необязательно они работали напрямую с Комитетом. Отнюдь. Более того: они могли неосведомленному человеку показаться ярыми фрондёрами и антисоветчиками. Вспоминаю историю, рассказанную мне вулканологом Генрихом Штейнбергом. Тот спросил однажды своего друга писателя Битова, почему вот один человек еврей, и антисоветские анекдоты рассказывает, и «Голос Америки» слушает, и на демонстрации с собраниями не ходит, и беспартийный, а его за границу в командировки отпускают, и карьере не мешают. А второй – и коммунист, и русский, и в общественной жизни, и на трибуне, и на заём подписывается, а за границу не выпускают, и в карьере всё плохо? А Битов ему: советская власть всегда очень точно чувствует, кто на самом деле свой, а кто чужой, кто не предаст, а кто только волю дай – сразу же.

Вот так же и Комитет чаще всего очень точно знал, кто есть кто. Так что даже, подчеркну, даже если Лысенко и сотрудничал с Комитетом, то точно не был банальным стукачом. Не тот уровень. Впрочем, Мукусев в этом смысле интереснее, потому что он и так всё это знал, из-за чего крик-то подымать. А сам он, интересно, знал, что депутатская группа, занимавшаяся копанием в архивах госбезопасности (насколько я знаю) была гораздо больше озабочена тем, чтобы фамилии её членов не обнаружились случайно так, между делом в каком-то совершенно ненужном для эпохи победившей демократии месте? В своё время я вынашивал идею сделать фильм о наиболее свободолюбивых и ярких борцах с советским тоталитаризмом за демократию, о писателях всяких вот интересных, певцах и прочих, но мне дали понять, что увы, разглашать имена осведомителей советского периода нельзя. Противозаконно, да и не в интересах спецслужб. Да. Это о депутатской группе. Возвращаясь к вопросу, сотрудничал ли кто-то из «взглядовцев» с Комитетом? Отчего б и нет. Это ж ЦТ!

– Какой ТВ-проект можно считать нынешним аналогом «Взгляда»?

– Никакой. Повторю ещё раз. «Взгляд» был коротким, таким же коротким, как породившее его историческое явление. Он – его часть, он – одно из его воплощений. Исторические, ментальные, если хотите эмоциональные, экономические, социальные, политические условия, в которых возник, развивался и умер «Взгляд» отсутствуют. Соответственно, не может быть и прямых аналогов. Ну что, «Дождь» что ли или вечер с Ксюшей Собчак? Смешно же. Или интернет-фильмы Навального? Что-то можно притянуть за уши, но зачем?

– Вадим, изменилось ли отношение к «Взгляду» за эти три десятилетия с точки зрения профессионального журналиста? С точки зрения обывательской?

– Конечно изменилось. Сейчас я знаю и умею больше и лучше, чем тогдашние «взглядовцы». Но таких как я сейчас много, а они тогда были не единственными, но всё же штучным товаром. Да, с позиции сегодняшнего дня то, что они делали, было откровенным убожеством. Но так то с позиции сегодняшнего дня, своего опыта, новых технологий, новых возможностей, новых средств коммуникации, которых у «Взгляда» просто не было. Конечно, даже тогда можно было бы сделать и лучше, и интереснее. Если б вместо этих ребят были иные, более опытные, больше повидавшие, прошедшие более сложный путь. Но на ТВ опыт равен всегда, увы, возрасту, а умудрённый человек уже не будет столь безапеляционно категоричным, не будет столь необоснованно смелым, не будет столь прямолинейным; соответственно, не было б того резонанса, который вызвал «Взгляд». Так что классическая схема, когда, выигрывая в одном, проигрываешь в другом. Более того, сейчас понимаешь, что «Взгляд» всё же был шлягером, причем шлягером скороспелым, не затрагивающем какие-то базовые принципы существования человека, а потому недолговечным.

Сейчас, с точки зрения обывательской, я воспринимаю «Взгляд» так же, как и тогда. Нет ностальгии. Для меня время перестройки, да, очень интересное, живое, яркое, но я тогда всё воспринимал так же, как и сейчас: как агонию, рождавшую в последних издыханиях шедевры, которым, увы, не было суждено пережить своё время.