Текст книги "Эти ваши люди. Жизнь неизвестных"

Как немец без фамилии русским девушкам имена придумывал

Родившийся 16 марта 1781 года в Аренсбурге Александр-Вольдемар Остенек был внебрачным сыном эстляндского помещика Христофора—Иоганна Остен-Сакена, поэтому фамилию получил дурацкую, но вскорости вообще стал Александром Христофоровичем Востоковым и проносил это имя вплоть до смерти своей в 1864 году.

Еще слава богу, что так. В Российской империи бастардам часто выдавали лишь кусочек фамилии отца. Так начались роды Бецких – от Трубецких, Го и Лицыных – от Голицыных, Ловиных – от Головиных, Ронцовых (впоследствии Ранцовых) – от Воронцовых, Пниных – от Репниных, и вообще это своего рода забавная игра: мол, угадай истоки рода Тёмкиных, Умовых, Васильцевых, Агиных, Умянцовых и др. Вот и Востоков мог бы стать Сакеном и потом русифицироваться в «Сумкина», «Кулёва» или «Мешкова».

За свою жизнь свою он успел крайне много всего, и это тот самый случай, когда нужно не полениться и прочесть полную биографическую справку, поскольку краткое и юмористическое изложение не дает нужного эффекта. Человек этот, по словам современников, попросту создал современную славянскую филологию, введя понятие старославянского языка и описав важнейшие источники, составив теоретическую грамматику и еще несколько ключевых трудов. Работал он сначала помощником, а потом смотрителем ряда российских библиотек. Со службы был однажды изгнан за устроенный в Публичной библиотеке бардак с выдачей ценных материалов на дом кому попало и допуском кого попало в фонды – все это были известные ему ученые, специалисты, личные его знакомые и друзья, по тем или иным причинам не имевшие допуска в хранилища. Но в целом, его карьера удалась, и под конец жизни недостатка в признании, деньгах и почестях он не испытывал.

В художественной литературе судьба его, напротив, была незавидна, несмотря на активное членство в «Вольном обществе любителей словесности». Разве что пустячок, дело житейское – как творец славянской старины он на минуточку придумал и запустил в обиход не являющееся исконно славянским имя «Светлана», впоследствии распиаренное Жуковским. А так что… мало ли их, немцев на русской службе, все равно им Русской Души не понять и Русскими Не Стать…

 
А. Х. Востоков «Светлана» (1821)
 
 
Песнь первая
 
 
Светлана в Киеве счастливом
Красой и младостью цвела
И изо всех красавиц дивом
При княжеском дворе была.
Но более еще сияла
Душевной прелестью она;
С приятством кротость съединяла,
Была невинна и умна.
 
 
Князей, богатырей и гридней
Всегда текла толпа за ней,
Светлана Лады миловидней!
Баяны напевали ей.
И кто б, воззрев, не покорился
Ее божественным очам!
В любви достойную влюбился
Великий князь Владимир сам…
 

Как работает метонимия и почему никогда не угадаешь, как тебя поймут

Как всем отлично известно, организация «Черная сотня» была да сплыла, а до сих пор «черносотенцем» в современном обиходе становится всякий по выбору говорящего. Практически то же самое произошло веком ранее в Ирландии.

В 20-е годы XIX века в Дублине и Лондоне метался в поисках судьбы своей молодой юрист Джон Нельсон Дарби. Карьера у него не задалась по одной причине: все окружающее казалось ему скучным и никчемным, и человеком он себя не чувствовал никогда, за исключением тех некратких мгновений, когда проповедовал Евангелие.

Долго ли коротко ли, но так жить дальше становилось все невыносимее, и к 1825 году новорукоположенный диакон Англиканской церкви Дарби осел в маленьком домике на болоте в графстве Уиклоу и принялся активно окормлять окрестную паству. Однако окружающая действительность его все равно, видимо, не радовала, поскольку постепенно вокруг него образовалась религиозная община, выступавшая резко против клерикализма современного англиканства, за совместное преломление хлебов и открытое причастие. Сам Дарби поначалу удивлялся «протестантизации местных со скоростью 600—800 человек в неделю», а потом возглавил движение и возрадовался.

Здесь не время и не место рассуждать о сущности диспенсационализма как христианского духовного течения, но немаловажно, что в течение полувека оно оставалось довольно немногочисленной группой в масштабах мирового христианства, да еще и разрозненным, потому что проповедовало равенство общинников и безблагодатность формализованной церкви в свете новейшего завета и грядущего Второго Пришествия. Несмотря на то, что первая община появилась в Дублине, разрослась и сформировалась она в Плимуте, где во главе ее встал Дарби, собственно, и говоривший о ней как о собрании «братьев» (brethren). Главный исторический виток развития деноминации связан с ее экспортом в США, где «плимутские братья» по-американски разрослись до масштабов поистине грандиозных. С 70-х годов XIX в. по начало ХХ в. они мало того что напринимали несколько тысяч человек, но и постепенно сформировали догматику своей а– и даже антидогматической религии.

В принципе, изначально все было довольно просто: Библия в совокупности обоих Заветов представляет собой единственный неоспоримый и предельно истинный текст, вдохновленный Святым Духом в каждой букве Аннотированного перевода Скофилда. Отчасти это роднит данную концепцию с каббалистическим пониманием текста Торы. По словам Дарби, даже если рухнет мир, по словам Писания он будет восстановлен в новой славе.

Но со временем последователи, как обычно, сформировали кодекс нерушимых постановлений, раскололи движение по принципу принятия на собраниях членов официальных конфессий… ну и далее по списку. Достаточно лишь упомянуть, что самого Дарби современники часто сравнивали с основателем методизма Джоном Уэсли, который был сама доброта, всеобщая любовь и незлобивость, – в то время как американские диспенсационалисты отличились в самые первые годы уже тем, что (слава богу, в основном, с кафедр и на словах) призывали возвратиться к старой доброй системе наказаний за несоблюдение праздничных дней путем побивания камнями и отсекания различных нужных частей тела, «кровь его на нем».

И вот этот вновь созданный свод догматов и уложений преемники Дарби в 1909 – 1915 гг. издали под названием «Основы: свидетельство Истины» (The Fundamentals: A Testimony of Truth). Это были 90 трактатов, собранные в 12 томов А. С. Диксоном и Р. А. Торри. Вот откуда есть пошло доброе и уже старое понятие фундаментализма, которым нынче пугают всех и каждого. В то время как плимутские братья продолжают спокойно жить в Штатах, подобно меннонитам, одеваясь в широкополые шляпы и одевая своих жен в платочки. В Европе и России, в частности, они давно и успешно слились с баптистскими и затем – необаптистскими харизматическими движениями.

Помимо Дарби, косвенно прославил данную конфессию Эдвард Александр Кроули, родившийся в семье довольно пламенных плимутских братьев, которые еще в очень нежном возрасте привили ему ненависть к христианской ортодоксии, так сказать, от противного.

Как создать себе тайное общество и наконец спокойно нажраться

Как известно, 18-я поправка к Конституции США была принята Конгрессом 16 января 1919 года. Этой поправкой был введён Сухой закон. Сбылась мечта народная для миллионов страдающих американских женщин, возбуждаемых на бунт многочисленными и нереально харизматичными проповедниками баптистских и методистских движений, за разнообразием не подлежащих перечислению. Затем стране был нанесен второй и заключительный удар: 19-я поправка к Конституции США была принята Конгрессом 18 августа 1920 года. Этой поправкой вводилось активное избирательное право для женщин. Голосование по ратификации Сухого закона увенчивалось победой по всем штатам без исключения.

Надо сказать, что и до того, уже начиная с 50-х годов XIX века, со спиртным в стране было временами сложновато, в частности, по причине введения запрета на торговлю им по воскресеньям. Страна начиналась с протестантских колоний, по чьим границам и проведены границы первых штатов Союза. Гонимые на исторических родинах, переселившись, протестанты практически повсеместно вводили у себя такие порядки, что Кальвин, да что там Кальвин – сам Савонарода переворачивался в гробу, чувствуя себя либертарианцем и хиппи. Начать с того, что последнюю ведьму сожгли в США в XIX веке. А современный американский синематограф наглядно демонстрирует, что собраться толпой с факелами и пойти сжечь ферму еретика – это нормальная практика, первое, что приходит американским селянам в голову при определенных обстоятельствах. Что же говорить о развлечениях и спиртном в воскресенье…

Именно этот милый обычай и породил огромное количество побочных парамасонских орденов в благословенных Штатах, наподобие Орденов Лосей, Оленей, Национальных Спутников, Шутов, Сокровенных Пророков и др. Единственной изначальной их целью было проведение воскресных собраний в собственных барах и ресторанах, куда никакой баптист не сунул бы носа, потому что это частный закрытый клуб. Но все эти милые организации (позднее выросшие в обычные американские братские общества с благотворительными программами и простыми увеселительными ритуалами) создавались где угодно, только не в Висконсине, который, как известно всем, дыра и болото. Там живут только сыроголовые реднеки с пивными брюшками и сиплыми дровосечьими голосами, которые говорят, по-норвежски жутко окая.

Но бывают события, которые даже эту terra blanca выводят из себя. И таким событием стал Сухой закон. В Висконсине тупо холодно довольно значительную часть астрономического года. Там любят не только пиво, но и попросту водку, трогательно именуемую «The Snupps».

Вот и получилось, что нехилой зимой 1920-го года в Милуоки троими изможденными клерками был создан Верноподданнический Орден Верблюдов (the Loyal Order of Camels), не имевший никакой программы, кроме стандартных двух абзацев про лояльность государственной власти, братство и благотворительность. Ритуалами он не успел обзавестись, но успел разработать систему опознавательных знаков и паролей, что не удивительно, потому что это первая забота всякого подобного учреждения в Америке (см. уличные банды, футбольные команды и группы обделенных женским вниманием школьников в подростковых комедиях). Чтобы впустили в клубное помещение, нужно было пореветь верблюдом (что тоже вполне оправданно).

Практически ни для кого не было секретом, что название свое Орден взял у животного, которое в глазах общественного мнения способно долго не пить. Но это не значит, что оно это делает с радостью. Это единственный американский братский орден, который действительно родился в Висконсине. Больше эта родина ничего в данной сфере не породила.

Главной сферой деятельности общество выбрало самую очевидную: гранича с Канадой, Висконсин был настолько идеальным алкогольным коридором, что не использовать его было бы странно и глупо. Вплоть до самого 1933 г. Верблюды активнее многих перевозили булькающие ящики через Великие Озера и наземные границы, умело пользуясь территориями резерваций прекраснодушных сиу и оджибуэев (которые безакцизно торгуют снаппсом и поныне). А полученную продукцию они умело сплавляли по Чиппеве-реке до впадения в Миссисиппи, где уже рукой подать до Шикаго-Иллиной, а там поджидал их видный кооператор и коллега Альфонсе Габриэль Капоне. На территории мало кому интересных до той поры озерных штатов Верблюды стали ему хорошим подспорьем и никогда с ним не ссорились. Спустя пару лет не ссорились они и с наконец-то прославившим их регион гангстером Джоном Диллинжером. Хотя бы потому, что их больше не было.

21-я поправка к Конституции США вступила в силу 5 декабря 1933 года. Она отменяла 18-ю поправку, то есть Сухой закон, хотя и сохраняла за штатами право на ограничения оборота алкоголя. Диллинжер чуть ранее в том же году вышел из тюрьмы, сколотил банду и отправился в турне по Миннесоте, Висконсину и Мичигану. А тихие и незлобивые Верблюды уже успели к тому времени как следует законно посидеть в баре, выспаться, опохмелиться, подсчитать выручку и успокоиться. Больше им было неинтересно собираться, и клуб (к тому времени в составе около 6 000 человек в 5 штатах) самораспустился.

Спустя несколько лет освободившееся название (популяризированное Древним Арабским Орденом Вельмож Таинственного Святилища – Shrine, для которого животное было одним из первичных символов) начали активно использовать совершенно посторонние лица. Организация обрела абсолютно комический имидж, ну наподобие ныне здравствующего Верноподданнического Ордена Латкес (еврейских драников). Единственными подлинными хранителями традиций приходится признать английскую сеть трансовых клубов «Кэмелс—клаб». В самих Штатах – по иронии судьбы и по причине многозначности символа – так называют теперь общество трезвости с центром в штате Вашингтон. Отчасти по стопам первоначальных Верблюдов пошел писатель Дэвид Балдаччи, назвав Клубом Верблюдов вымышленное общество практикующих конспирологов, раскрывающих заговоры в стенах правительственных учреждений. Естественно, имя и бренд были узурпированы без всякого на то права известной сигаретной маркой, которая в наше фашистское антиникотиновое время безуспешно пытается перемаркетинговать своего Верблюда Джо в звезду фитнесса, пилатеса, пилинга и йогинга, – но это уже совершенно другая история. Приблизительно как и история мема «camel toe», над которой мы сейчас опустим занавес скромности.

Как можно смешивать личное и общественное

По воспоминаниям личного секретаря Линкольна Джона Хея, генерал Джордж Макклеллан был типичным наполеончиком, в основном, вероятно, по причине своего незначительного роста в длину. Надо отдать должное Хею, сам он был чуть ли не карликом, по мнению окружающих, и вместе с Линкольном старался позировать только стоя, при условии чтобы сам Линкольн сидел. Но суть не в этом.

Джордж Макклеллан остался в истории Гражданской войны как неудачливый и сварливый, совсем не боевой главнокомандующий Потомакской армии, а затем главнокомандующий всеми вооруженными силами Севера. Когда Линкольн его наконец сместил, многие вздохнули с облегчением и долго потом еще поминали ему одну из знаменитых президентских вежливых формулировочек, которую тот использовал в письме на вашингтонский фронт, когда Макклеллан в течение нескольких месяцев вел позиционные перестрелки и отказывался атаковать:

Если господину командующему сейчас не нужна его армия, я попросил бы его поделиться ею со мной, потому что мне есть куда ее сейчас пристроить.

Посетив генерала Макклеллана в его ставке еще в самом начале войны, 13 ноября 1861 года, Линкольн прождал в гостиной полчаса, после чего к нему вышел лакей и сказал, что господин генерал отошли ко сну. Что характерно, президент переступил с ноги на ногу и молвил: «Ну что ж тогда, ну в другой раз тогда, что ж тут тогда…» – и пошел восвояси.

Они познакомились в 1857 г., когда Макклеллан был вице-президентом Иллинойской железнодорожной компании, а Линкольн – ее юрисконсультом. Вряд ли между ними была теплая дружба, но они здоровались. Это только позднее, уже получая постоянные нарекания от президента, генерал распалялся и рассказывал знакомым гадости про молодого Авраама и про его несостоятельность как руководителя, да еще и называя его при этом «павианом, который вообще-то пытается что-то хорошее сделать» (nothing more than a well-meaning baboon). Но в те времена, в любом случае, голова Макклеллана была занята совершенно не этим.

Еще в 1852 году он, юный выпускник Вест-Пойнта (ну как юный? ну не очень юный, 25 лет, но все равно), принял участие в экспедиции к истокам Красной реки в Техасе под руководством майора Рэндольфа Марси. А потом стал бывать у него дома. И через два года внезапно заметил 18-летнюю майорскую дочерь Эллен с лучшей стороны. Майор Марси отказал ему на раз, моментом, просто как в «Мещанине во дворянстве» в старой вахтанговской постановке: «Скажу вам честно: я военный!» – «И всё! Дочь мою вы не получите». Да и сама Эллен не любила его, а полагала, по наивности девичьей своей, что будет век верна его однокурснику по Вест-Пойнту лейтенанту Амброзу Пауэллу Хиллу. А Макклеллана она превосходила в длину приблизительно на 7 сантиметров, что делало ухаживания слегка мучительными. Но Хиллу отказали тоже, и по той же причине: «Ну куда вам, зеленым летёхам, жениться на майорских дочерях? Жалование – курам на смех, а зашлют куда макар телят не гонял, в какие-нибудь прерии – и что ей там, коров очаровывать? Нет, сынок, ты давай к нам больше не ходи. Ей нужен человек солидный, с капитальцем, юрист там, а вот тоже если заводик есть свой, тоже очень бывает отлично. Мы уж как-нибудь сами, а ты, сынок, иди себе, я тебе так скажу».

Амброз Хилл, подобно Ленскому, истернул и удалился в полевые условия, посулив в последнем письме, что как бы вот сейчас его любовь не превратилась в чувство, ей обратное. Эллен решила, что переживет как-нибудь. В общем, как-то все не складывалось.

Джордж Макклеллан пошел поискать, чем бы заняться, чтобы это было еще и денежно. Нашел, как мы помним, на железной дороге. Всё равно что сейчас получил бы пост на новой местной авиалинии «Екатеринбург-Гоа» с постоянно растущей клиентурой. За прошедшие с тех пор два года Эллен Марси, набравшись опыта, довольно быстро и мимоходом отфутболила девять предложений руки и сердца уже сама. Легенда гласит, что она все ждала Амброза Хилла. Но в 1859 г. майору Марси пришлось метнуться на Запад (военные люди – подневольные люди), и он как-то переночевал с семьей в Иллинойсе у так удачно как раз там жившего Макклеллана, в собственном доме, с прислугой там, все дела. Ну и закономерно, что 22 мая 1860 г. Джордж и Эллен поженились. И что бы вы думали? Душа в душу двадцать пять лет подряд, двое детей, сын и дочь. Расставались они часто: сначала война, потом политическая деятельность мужа как кандидата в президенты, как мэра, как губернатора Нью-Джерси… но это неинтересно. Главное, что ни на день не прерывалась переписка между ними во все эти периоды расставания:

26 июля 1861 г.:

…Я оказался здесь в весьма странном положении: президент, совет министров, генерал Скотт и вообще все уступают мне; словно по мановению волшебной палочки, я стал в этих землях верховной властью… Думаю даже, что выпади мне сейчас хотя бы крошечный успех, и я бы мог стать диктатором, да и вообще кем бы только захотел, но суть-то в том, что я ничего не хочу, поэтому и не буду диктатором. Удивительное самоотречение!..

К вопросу о наполеончиках. Но почему-то я уверен, что в ответ ему слали спокойное, размеренное и повторяющееся из письма в письмо «сокол ты мой, орел, надёжа и герой, спаситель отечества, батюшка. Ужо приезжай, заждалися тут». Просто так это мне видится, чистая интуиция.

Немаловажно также, что во время Полуостровной кампании атаки со стороны южан совершались под руководством генерала Амброза Пауэлла Хилла, причем, с большой агрессивностью. Говорят, что во время приездов жены в действующую армию генерал Макклеллан, просыпаясь утром и снова слыша артподготовку, толкал ее в бок и говорил:

– Слушай, может, лучше б ты тогда все-таки за него вышла, а то смотри, что творится.

Об ответе жены история умалчивает, а сам диалог относят к области легенд и неподтвержденных слухов.

Как Дарвин кровь сдавал, или оказалось – не показалось

Чарльз Дарвин «Воспоминания о развитии моего ума и характера»: «Отец рассказывал мне о двух старинных случаях, связанных с кровотечением. Один из них произошел с ним, когда, будучи очень молодым человеком, он стал масоном. Его приятель масон, притворяясь, будто он понятия не имеет о том сильном волнении, которое вызывает у отца вид крови, как бы непреднамеренно сказал ему, когда они направлялись на собрание [масонской ложи]: „Я полагаю, что вас не обеспокоит потеря нескольких капель крови?“ Когда отца принимали в члены [ложи], ему завязали глаза и отвернули вверх рукава пиджака. Не знаю, совершается ли и сейчас подобная церемония. Отец упоминал об этом случае как о превосходном примере силы воображения, ибо он отчетливо чувствовал, как кровь тонкой струйкой стекала по его руке, и едва мог поверить своим глазам, когда затем не мог обнаружить на руке даже следа укола».

Папа Чарльза Дарвина – Роберт – действительно был масоном. В истории о нижеследующем свидетельств не сохранилось, но вряд ли он для вступления в Братство нуждался в приглашении от какого-то там своего друга, потому что уже его папа, Эразм Дарвин, был одним из ведущих членов и досточтимым мастером (руководителем) великой и знаменитой шотландской ложи-матери «Кэнонгейт-Килвиннинг». Да и не так уж сильно он был тогда молод, по стандартам XVIII века, 24 года все-таки.

В 1787 г. он переехал жить и практиковать первоначально как аптекарь в Шрусбери, графство Шропшир, моментально, воспользовавшись сложным и запутанным случаем лечения пациентки и конфликтом схем лечения с местным врачом, напечатал обвинительный памфлет против этого врача, тот вынужден был вообще съехать из города, а Дарвин взял его практику себе, а затем скупил остальные экземпляры памфлетов и сжег, сильно устыдясь. Но мы не об этом.

А о том, что ложа его процветает до сих пор, и из ее истории мы получаем подтверждение посвящения в ней Роберта Дарвина. Название ложи – «Salopian» – означает не нечто русопятое, паче чаяния, а попросту «Шропширская», на англо-норманнском. История свидетельствует, что в указанный период она относилась к юрисдикции лондонской Великой ложи «Современных», или «Premier Grand Lodge». Эта великая ложа работала тогда по совокупности ритуальных практик, которые вторая английская масонская юрисдикция, Великая ложа «Древних», полагала сокращенными и упрощенными, но которые позднее все равно вошли в современный английский ритуальный свод. В настоящее время эти ритуалы представлены преимущественно только в двух списках-«разоблачениях» (потому что издавать ритуал в печатной форме самим масонам разрешили только в 1908 г.). Также можно пытаться найти истину в обобщенных и отчасти легших в основу английской системы ритуалах Тейлора в версии Дункана. Так вот, ни там, ни сям, ни вон там нет ни следа, ни тени испытания кровью.

Правда, масонский автор Дж. Карр пишет, что в разных ложах в стародавние времена, еще до унификации ритуалов при Первой великой ложе и Великой ложе «Древних», новопосвященные подвергались различным устрашающим испытаниям по усмотрению братьев ложи. Наличие таких же традиций в шотландских ложах подтверждает А. Мюр Маккей в статье про Вальтера Скотта (а это ведь уже полвека спустя после описанных событий).

Так что можно здесь сделать ряд выводов (в отсутствие подтвержденной или хотя бы должным образом кем-либо исследованной документальной базы):

– испытание крови применялось в посвятительном ритуале первой степени в английских ложах;

– его применение не было регламентировано великими ложами и ритуальным стандартом;

– возможно, оно первоначально распространилось из Шотландии;

– возможно, впоследствии (или параллельно) оно перешло на континент и там органично вошло в ритуал формирующихся «шотландских» степеней французского происхождения,

– откуда проникло и во все современные ритуалы, имеющие в названии слово «шотландский» или от таковых происходящие, где стало обязательной и инкорпорированной составной частью посвятительного процесса.

Ну и наконец магия с ее разоблачением. Альберт Пайк так описывает приведенную в самом начале процедуру в своей книге «Притвор и Срединная Палата», содержащей ритуалы Шотландского устава для градусов символической ложи, согласно первоначальным рукописям и древним традициям:

Первый Эксперт берет левую руку кандидата, шепотом просит его крепко сжать кулак и быть мужественным и вытягивает его руку вперед. Второй рукой он берет медную чашу и держит ее ниже вытянутой руки кандидата. Второй эксперт с силой прижимает острие кинжала к середине предплечья кандидата, а затем начинает лить на место «прокола» теплую воду из шприца, который держит другой рукой. После того, как достаточное количество воды перелилось в чашу, которую держит Первый Эксперт, чашу и шприц убирают, а руку кандидата перевязывают белой материей со следами крови.

Не уверен, что с Дарвином провели все именно в такой последовательности и с такими подробностями, но шприц от него точно успели спрятать.