Текст книги "Приключения Славки Щукина. 33 рассказа про враньё"

Инопланетяне

У меня и раньше не по всем предметам оценки были хорошие. Особенно по математике и по русскому, когда диктант. Вообще, я мог получить двойку по любому предмету. Мне это было несложно. Я получал двойки и по труду, и по рисованию, и даже по пению. Родители, когда я получал двойки по этим предметам, скорее удивлялись, чем огорчались. Им казалось странно, как можно получить два по рисованию. А вот двойка по математике им совсем не казалась странной. Но если это не странно, зачем сердиться? Двойку по рисованию я получил, когда нарисовал наш город. Было такое задание. Я взял и все закрасил черным карандашом. И сказал, что это город ночью, поэтому ничего не видно. Папа, посмотрев на мой рисунок, сказал, что я, конечно, хитрец и лентяй, но все равно ставить двойку было некорректно. «Как?» – спросил я. Мне хотелось запомнить это слово, если оно подходит для того, чтобы критиковать оценки учителей. Папа стал объяснять. «Корректный – это значит правильный, уместный, допустимый в данной конкретной ситуации, ну и еще вежливый». «А почему двойка мне некорректная?» – спросил я. «Потому, что в условии поставленной задачи – изобразить город – не было оговорено в состоянии какой видимости должно быть представлено изображение, так же не оговорена творческая манера исполнителя». «Класс! Круто!» – сказал я восхищенно. Можно сказать, что каждый раз, получая двойки, я старался чему-то научиться, как вот, например, вышло с этим словом «корректный».

Но никогда раньше я не получал столько двоек, как теперь, когда у нас начался английский язык. Этот предмет у нас вела молодая учительница – Татьяна Андреевна. Она была совсем не злая, наоборот, приветливая и улыбчивая. Вот, наверное, поэтому я с самого начала как-то расслабился и не особенно обращал внимание на то, что она там говорит. Мне вообще казалось, что иностранный язык – это то же самое, что русский, только там другие буквы. А когда мы стали учить алфавит и я увидел, что даже буквы почти одинаковые с русскими, тогда я вообще расслабился и решил, что надо выучиться записывать почти русскими буквами английские слова. Так я и выучил свое первое слово. Легко запомнил, по-русски он называлось «тапу» и писалось именно так, а по-английски оно называлось «many» и переводилось как «много». Долгое время это было главное мое достижение. Я еще, конечно, знал все эти «маза, фаза, систа, браза», но не умел их писать. Я писал правильно – maza, faza, cicta, braza, а учительница все зачеркивала и ставила мне за диктант из четырех слов единицу. Мои родители не привыкли к единицам и старательно считали ошибки. Вышло, что в диктанте из четырех слов я допустил 18 ошибок. «Да, брат, это ты с запасом взял, – сказал мне папа, – восемнадцать ошибок это хватит на три двойки и одну тройку с минусом». И вот папа с мамой взялись учить со мной правописание слов. Я согласился учить правописание и произношение. Но и этого оказалось мало моим придирчивым родителя. Я уже хорошо выговаривал какое-нибудь слово, например «bring», даже писал его правильно. А они не отставали и задавали мне вопрос: «А как оно переводиться?» Я готов был заплакать от досады. Потому что перевод я не учил. Мне и без перевода запомнить их было сложно. Но родители у меня очень упорные и, к сожалению, любят доводить начатое дело до конца. И вот они меня до него довели так, что мне уже ночью снились английские слова.

Но по следующему диктанту я получил четыре. И ошибка у меня была всего одна. А слов уже не четыре, а двадцать! И среди них, кстати, было такое сложное и совсем не нужное слово, как «certainly». Но я даже его написал правильно. Я уже готов был решить, что английским я овладел, но тут оказалось, что кроме слов там еще есть какая-то грамматика. И тут я сильно растерялся. Мне сказали, что в английском языке не три времени, как в русском, а шестнадцать. Я весь вечер сидел и старался придумать хоть одно время кроме настоящего, прошедшего и будущего. И ни одного не выдумал. Потом я вспомнил, что когда-то читал одну фантастическую книжку. Там дело было в космосе, на одной планете, где было не три измерения как у нас, а семь. И время там тоже могло течь в двенадцати разных направлениях одновременно. И тогда мне все сразу стало ясно. Англичане – потомки инопланетян. Как это раньше никто не сообразил! Не даром же у них еще этот… ну, этот… ну как его?!

Я побежал к папе в комнату, взволнованный своим открытием, и с ходу выпалил: «Папа, где находиться этот… секонд-хенд?» «Какой?» – спросил папа удивленно. «Ну, этот, он же один!» «Почему один?» Мы долго не могли понять друг друга, я сердился от нетерпения, а папа от досады. «Ну в Англии, там камни такие по кругу стоят торчком!» – даже крикнул я. «Стоунхендж!?» – папа расхохотался, ударяя себя по коленям, а потом даже записал в блокнот: «Секонд-хенд – Стоунхендж».

Теперь я знал, почему Стоунхендж находиться именно в Англии! Я понял это раньше многих ученых, которые еще и до сих пор гадают. Но понять английскую грамматику это мне не помогло.

Папа мне объяснял. Но в результате сломал карандаш от возмущения, когда увидел, что я не отличаю подлежащее от сказуемого, первое лицо от второго, второе от третьего и так далее… А я просто случайно перепутал. «Тебе прежде русский надо выучить!» – сказал папа сердито. И тогда за меня взялась мама с повторением русского, и я совсем запутался между русским и английским. И теперь стал получать двойки по обоим предметам.

Диктанты я по-прежнему писал хорошо. Только это меня и спасало. Потому что за все грамматические работы я получал два. Никто не мог объяснить мне, что значит: «настоящее простое», «настоящее длительное», «настоящее продолженное», «настоящее будущее» и «настоящее прошлое»… Или я опять что-то спутал? Да, они не совсем так называются. Я даже названия их дурацкие путал.

И вот после очередной двойки по полугодовой контрольной Татьяна Андреевна оставила меня после уроков. Я думал, она станет сейчас меня ругать. А она стала мне жаловаться, что ее за меня завуч ругает. Завуч говорит ей, что я способный ученик, а у нее учусь на два, как какой-нибудь Пятыров. С ним ладно, с ним все ясно. Но если она, Татьяна Андреевна, не может выучить нормального ученика, то значит, она не справляется со своей работой. Мне стало ее жалко, но что я мог поделать, если англичане инопланетяне, и я их не понимаю. Татьяна Андреевна засмеялась и сказала: «Но ведь полмира говорит на английском именно потому, что у них легкая, очень доступная для понимания грамматика». «Ничего себе доступная», – сказал я. Тогда она сказала, что станет заниматься со мной дополнительно. «Это бесполезно, – сказал я, со мной уже и папа, и мама занимались, – я не понимаю». «Это моя задача как педагога, – сказала она, – я и себе должна доказать, что смогу». Я согласился, чтобы ее не расстраивать.

И вот мы начали все с самого начала. Начали так, что я вообще растерялся и еще больше ничего не понял в начале, потому что Татьяна Андреевна стала рассказывать мне сказки.

Английские сказки

Я сидел и слушал. Татьяна Андреевна нарисовала на доске английский глагол «be». «Жил-был король, – сказала она, указывая на этот глагол указкой, – и было у него три сына». Она нарисовала ниже на доске трех сыновей, это были «am», «is», «are». Сыновья эти были все разные по своему характеру. Первый сын был очень гордый и любил одиночество, у него не было друзей. И он очень любил слово «я». Второму сыну нравились только небольшие компании. Например, он хотел быть только с одним другом, одной подругой или со своей собакой. А третий бы очень веселый, жизнерадостный, он любил большие компании. «I am a prince. I am strong. I am clever. I am beautiful»[1]1
  «Я принц. Я сильный. Я умный. Я красивый».


[Закрыть], – любил говорить первый принц. Второй говорил: «He is my brother. She is my friend. It is my dog»[2]2
   «Он мой брат. Она мой друг. Это моя собака».


[Закрыть]. А третий: «We are brothers. They are friends. You are pupils»[3]3
  «Мы братья. Мы друзья. Вы ученики».


[Закрыть]. «Понятно?» – спросила она. «Ну», – кивнул я. «Хорошо, тогда скажи мне по-английски – я ученик» «I pupil», – сказал я. «Нет, ты говоришь, как по-русски, но только английскими словами. Ты забыл, какого принца надо в это предложение поставить, кто из них любит слово „я“?» Ну, тут я врубился наконец и сказал: «I am a pupil». «Молодец! – обрадовалась Татьяна Андреевна. – А теперь напиши без моей подсказки три предложения: „Я ученик. Она учительница. Мы друзья”». Я написал: «I am a pupil. She is a teacher. We are friends»[4]4
  «Я ученик. Она учительница. Мы друзья».


[Закрыть]. И обернулся. Татьяна Андреевна улыбалась и выглядела просто счастливой. А мне стало стыдно, что я такой тупой, что не мог раньше этого понять. «Хорошо, а теперь задай ко всем предложениям вопросы», – сказала она. Я подумал и поставил вопросительные знаки после всех предложений. «Нет, принцы хотят быть первыми во всех вопросах, они же важные персоны! Ставь их на первое место». Я переписал предложения иначе: «Am I a pupil. Is she a teacher. Are we friends.»[5]5
  «Я ученик? Она учительница? Мы друзья?»


[Закрыть] «Да! Молодец! А вот теперь уже поставь вопросительные знаки».

«Позвал как-то король к себе принцев и говорит, – продолжала Татьяна Андреевна, – пора вам, сыновья мои, жениться. Выйдите на двор, возьмите каждый лук и пошлите стрелу. Куда ваша стрела полетит, там и ищите себе невесту». Я сидел и удивлялся, как у нее похоже на настоящую сказку получается. «А принцы взяли и не пошли». «Почему? – спросил я. – Не хотели жениться?» «Потому что они ничего не хотели делать. Они были очень ленивые. Любили только смотреть в окно и замечать разные вещи. Например, что день холодный, яблоки красные, на улице осень. Попробуй сказать по-английски эти предложения». Я стал осторожно говорить: «Day is cold, apples are red, it is autumn»[6]6
  «День холодный, яблоки красные, на дворе осень».


[Закрыть]. «Правильно!» «А что говорил первый принц, когда смотрел в окно?» – спросил я. «А первый был такой ленивый, что даже в окно не смотрел, а если и смотрел, то все равно говорил только о себе, – ответила Татьяна Андреевна, – например: „мне грустно“ или „я счастлив“». Я подумал и сказал за первого принца: «I am happy», «I am sad»[7]7
  «Я счастлив» «Я печален».


[Закрыть]. «Правильно, но иногда он сомневался, как принц Гамлет, и спрашивал себя: „Мне весело?“ и потом сам отвечал: „Нет, мне не весело“». «Хорошо, сейчас, – ответил я и заставил принца сомневаться по-английски: „Am I happy? Am I sad? I am not happy, I am not sad…“[8]8
  «Я счастлив? Я печален? Я не счастлив, я не печален…»


[Закрыть]» Получилось прямо как стихи.

Я даже не знал, кто больше радуется, что у меня стало получаться, я сам или Татьяна Андреевна.

Мне понравились эти лентяи принцы. Хотя жизнь у них выходила не очень веселая. И я спросил: «Они что же так всю жизнь и прожили?» «Да, – сказала Татьяна Андреевна, – так они и состарились. И когда стали старыми, то, конечно, как все люди, изменились. Принцы „am“ и „is“ стали так похожи, что никто не мог их различить, они оба стали „was“, а принц „are“ превратился в старичка „were“».

Принцы вспоминали свою молодость, первый говорил: «Я был молодым». И второй говорил: «Он был молодым». И третий говорил: «Мы были молодыми». Я с небольшой подсказкой Татьяны Андреевны перевел все это на английский: «I was young, he was young, we were young»[9]9
  «Я был молод, он был молод, мы были молоды».


[Закрыть]. И, оказывается, так просто получилось прошедшее время. «А будущее, будущее?!» – уже сам попросил я. Мне хотелось освоить сходу и настоящее, и прошедшее, и будущее. Тогда бы я стал властелином Времен в этом придуманном царстве.

«Будущее?» – задумалась Татьяна Андреевна. Мы с ней одновременно, не сговариваясь, посмотрели в окно, как будто там, за голыми ветками, серым небом и за поворотом дороги, идущей под гору, тоже серой, но другого цвета, как будто за всем этим располагалось будущее. Нормальное будущее, не серое.

«Знаешь, почему принцы были такие ленивые? – повеселев, спросила Татьяна Андреевна, – у них наследственность была плохая. Вот кто был самый главный лентяй!» – и она снова указала на самую верхнюю строчку, где был написан глагол «bе». «Он не помнил ничего из прошлого, не интересовался ничем в настоящем, а только и делал, что мечтал о будущем. И для этого у него был… нет, вернее, была волшебная палочка, которая называлась „will“. Стоило это палочке к чему-нибудь прикоснуться, как все становилось будущим. Только это палочку нужно было держать строго перед собой, иначе она не сработает. Ну-ка, попробуй! Скажи: я буду королем!»

Я задумался. Сначала будет слово «я», потом слово «быть», потом «король». Волшебную палку надо поставить перед королем. Значит, получается: «I be will a king».

«Подумай, кто из этих двух настоящий король, а кто нет? – сказала мне Татьяна Андреевна. – Вспомни, у кого из них три сына принца?»

«А-а, – догадался я, – „be“ настоящий король, значит будет: „I will be a king“[10]10
  «Я буду королем».


[Закрыть]».

«А как сделать вопрос? Давай волшебную палочку вперед!»

«Will I be a king?» «Молодец! Теперь отрицание: я не буду королем!»

«Я думаю, здесь надо по-другому объяснять, Татьяна Андреевна, – сказал я и вышел к доске. – Вот, смотрите!» Я взял мел и стал рисовать: «Вот здесь мы, а вот здесь будущее. Мы, к примеру, во Владивостоке, а будущее в Москве. И вот нам надо туда попасть. Смотрите, вот мы с вами в самолете: „we“, но сам он не полетит, в него надо залить топливо, это и есть „will“, он любой глагол будет отправлять в будущее: will go! Will be, will come… Похоже?» «Да, здорово! – сказал Татьяна Андреевна, – главное, ко всему подходит, кроме модальных глаголов» «Кроме чего?» – спросил я. «Нет-нет, это не в счет, я еще не придумала, как их в сказку вставить».

В общем, с первого нашего урока я почувствовал, что разобрался сразу во всем. Конечно, я потом еще часто путался, пока не привык автоматически ставить все слова в нужных формах и в правильном порядке. Я уже думал, что на этом грамматика вообще закончилась. Мне даже стало немного жалко. Но Татьяна Андреевна меня успокоила. Она сказала, что кроме трех времен, которые мы прошли, нам осталось еще тринадцать и плюс еще десять в каком-то пассивном залоге. «Ого, – подумал я, – это какую сказку сочинить надо. Еще покруче Гарри Поттера выйдет!»

Английские сказки – 2

Оказывается, не такие уж они мирные ребята, эти английские глаголы. Настоящая мафия. У них там все поделено, расписано. У короля «be» есть заклятый враг, глагол «do», и его брат, глагол «does». Эти крутые парни не зевают, глядя в окно, как наши принцы am, is, are. Они страшно деловые пацаны. Но при этом сами предпочитают не засвечиваться без лишней необходимости. Они появляются, только если нужно разрулить какие-то вопросы. Вот, например, в предложении «Мы грабим банки каждый месяц» вы даже не найдете ни этого «do», ни его братишку. Будет просто: «We rob banks every month»[11]11
  «Мы грабим банки каждый месяц».


[Закрыть]. А как только возникнет вопрос, он и выскочит сразу первый со своей пушкой: «Do we rob banks every month?»[12]12
  «Грабим ли мы банки каждый месяц?»


[Закрыть] И если нужно от всего отпереться, типа мы все тут честные ребята, и ни про какие банки ничего не знаем, тут тоже он со своим адвокатом «not» вступают в дело: «We do not rob banks every month»[13]13
  «Мы не грабим банки каждый месяц».


[Закрыть], а сам хитро так улыбается. Младший братишка «does» на крупные дела не ходит, его интересуют только отдельные личности – он, она или оно. А «do» заведует всем остальным – «we, you, they». Но зато младший брат – выпендрежник, он любит оставлять на месте преступления метку, вроде своего фирменного знака. Как я видел в одном фильме, там бандиты всегда рисовали на стене черную кошку. А этот «does» оставлял на месте преступления свой автограф «s» или иногда «es». Например: «He robs banks sometimes»[14]14
  «Он иногда грабит банки».


[Закрыть], «This gun shoots very fast»[15]15
  «Этот пистолет стреляет быстро».


[Закрыть], «She likes flowers and sweets»[16]16
  «Она любит цветы и конфеты».


[Закрыть]. А когда он появляется собственной персоной, то уже не оставляет никаких автографов: «Does this gun shoot fast?»[17]17
  Этот пистолет стреляет очень быстро».


[Закрыть] Но больше всего эти парни не любят, когда какой-нибудь чужак заходит на их территорию.

Вот был такой случай. Один неплохой парнишка по имени «am» пришел и решил, как он давно привык у себя на районе, встать после слова «I» в простеньком предложении, которое так любят все учителя: «Я хожу в школу каждый день». И вот этот «am» пришел такой и встал, типа он в теме: «I am go to school every day»[18]18
  Я есть ходить в школу каждый день».


[Закрыть]. Но недолго он так стоял. Не успел и глазом моргнуть, как чик по нему красной полоской и хана парню. Только на полях тетради появилась такая красная птичка от учительской ручки, как скромный памятник на кладбище. И всем другим, кто не на свое место становился, им тоже появлялись такие памятники на полях. Вот такие были у этих ребят «do» и «does» крутые разборки. Но если вдруг они сами заходили на чужую территорию, то и их там не щадили. Допустим, ляпнется по ошибке «do» в предложение «this do a book»[19]19
  «Это делать книга».


[Закрыть], «is» его сразу прикончит. И правильно сделает, потому что надо «this is a book»[20]20
  «Это книга».


[Закрыть]. И никак иначе.

Эту сказку я сам сочинил и рассказал Татьяне Андреевне на нашем следующем дополнительном занятии. Она даже руками всплеснула и говорит: «Да тебе надо методические пособия писать для колоний малолетних преступников! Кто у тебя родители?»

«А мне так больше нравится, так прикольней», – сказал я. «А вот я сейчас возьму и помирю их, этих твоих хулиганов» «Они не хулиганы какие-то, они мафиози», – уточнил я, немного обидевшись за своих крутых парней. «Все равно помирю». «Ну попробуйте», – сказал я. Мне казалось, что помирить их уже нельзя, и было интересно посмотреть, как учительница выкрутиться из такой ситуации. С одной стороны, мне хотелось, чтобы у нее ничего не получилось и тогда я как бы выиграл. А с другой стороны, Татьяна Андреевна – хорошая, и мне было бы жалко смотреть на ее поражение. Получается, что я как-то одновременно болел и за нее, и против. Она подумала, а потом начала рассказывать. И уже по тому, как она улыбнулась, прежде чем начать, я догадался, что у нее получится и она сама это уже чувствует.

«И вот они так враждовали, как Монтекки и Капулетти». Я уже привык не спрашивать учителей, когда слышу от них непонятные слова, вроде вот этих. Если спросить, то они начинают долго объяснять, и иногда становиться еще непонятней, в потом оказывается, что это все вообще-то и не обязательно было знать. У нас Пятыров однажды спросил у учительницы, что такое «сувенир». Учительница ответила, что это какое-нибудь небольшое украшение или игрушка на память. А Пятыров тогда стал спрашивать, какая игрушка и почему называется сувенир, а не игрушка или украшение, и в конце концов его выгнали с урока, потому что решили, что это он нарочно спросил, чтобы сорвать урок. Конечно, Татьяна Андреевна была хорошая, но все же ведь учительница, и я решил не рисковать лишний раз, не спрашивать ее про этих Капулетти.

«А одна девушка из семьи „do“ влюбилась в принца „am“. Она очень переживала, что их семьи враждуют. И боялась одновременно и за своего возлюбленного, и за своих братьев, как бы они не перебили друг друга. И она решила во что бы то ни стало их помирить».

«И как же ее звали?» – спросил я, зная, что в наших сказках нельзя давать имена просто так, надо, чтобы они что-то значили по-английски.

«Ее звали Инга, – сказала Татьяна Андреевна, и я удивился, потому что это было вроде как против правил, обычное имя, как в жизни, но не стал ее перебивать и слушал дальше. – Как только кто-нибудь из семьи „be“, будь то „am“, „is“ или „are“, становился не на свое место, она тут же выбегала и хватала за руку первый попавшийся глагол в предложении, чтобы он не нападал и не звал на помощь грозных братьев „do“ и „does“. Вот что получалось», – сказала Татьяна Андреевна, вязла мел и написала на доске: «I am going to school»[21]21
  «Я иду в школу».


[Закрыть] (я же говорил, что учителя обожают это предложение). Татьяна Андреевна указывала три буквы «ing», добавленные к глаголу и говорила: «Вот эта девушка! И теперь, благодаря ей, получилось новое грамматическое время – настоящее длительное. Это когда действие происходит не вообще постоянно, а именно сейчас в данный момент, прямо у нас на глазах» «Круто…» – сказал я, признавая, что это у них, у Татьяны Андреевны и у этой Инги, здорово получилось. Теперь до меня стало доходить, как это может быть, что настоящих времени два, а не одно, как в русском языке. «А есть еще два настоящих, перфектное и перфектное длительное, но я тебе потом про них расскажу», – сказала Татьяна Андреевна. Я был рад, что стал понимать английскую грамматику, но мне было немного жаль, что англичане не потомки инопланетян. Я собирался это доказать, когда вырасту, и прославиться. Теперь я начинаю понимать, почему в древности было так много великих людей, первооткрывателей. Потому что они не учились в школе и все открывали сами. А школ тогда почти и не было, а если были, то самые простые, наверное.