Текст книги "Благословение и проклятие инстинкта творчества"

3. «Моя душа видит великие вещи…»

• Приближаясь к своему смертному часу, фламандский химик Ян Батист Гельмонт (1580–1644) говорил: «Мы, как пчёлы, готовим мёд не для себя! Моя душа видит великие вещи, неведомые никому; а между тем меня скоро зароют, как существо, совершенно бесполезное в этом мире…»;

• «Мой мозг – нечто большее, чем просто смертная субстанция; я надеюсь, что время покажет это…» (из письма Августы Ады Байрон-Кинг, 1815–1852, к программисту Ч. Бэббиджу, Великобритания, 1851 г.);

• «В моём мозгу – кабинеты и палаты, полные книг и картин старых времён, которые я написал за бесконечные века до моей смертной жизни» (из письма поэта и художника Уильяма Блейка, 1757–1827, к скульптору Дж. Флаксману, Великобритания, 1802 г.);

• «Если бы я мог понять те гипнотические картины, которые мне присылаются, я бы имел ключ к Вселенной» (из книги Сальвадора Дали, 1904–1989, «Дневник одного гения», Испания, 1964 г.);

• «Я не подслушиваю, я выслушиваю… В иные минуты передо мной вскрыты все черепные крышки и грудные клетки, обнажая мозги и сердца…» (из переписки Марии Цветаевой, 1892–1941);

• «Я могу сказать, что добился победы… Мне будет дозволено обладать истиной, сокрытой в душе и теле» (из эссе поэта Артюра Рембо, 1854–1891, «Одно лето в аду», Франция, 1873 г.);

• Из эссе Виктора Гюго (1802–1885) «Философия жизни» (Франция, 1875 г.): «Вы говорите, что душа – это только результат воздействия телесных сил?.. Полвека я записываю свои мысли в прозе и стихах; история, философия, драмы, романы, предания, сатиры, оды и песни – я всё перепробовал. Но я чувствую, что не сказал и тысячной доли того, что есть во мне…»;

• В эпистолярном творчестве Александра Блока (1880–1921) имеются свидетельства того, как он утверждался «как художник»: «Я знаю, что должен и имею возможность найти профессию и надежду в творчестве, и что надо взять в руки молот…» (из письма к матери, Петербург, 9 декабря 1907 г.); «День значительный. Чем дальше, тем твёрже я «утверждаюсь», «как художник». Во мне есть инструмент, хороший рояль, струны натянуты…» (из Дневника от 11 февраля 1913 г.); «Я знаю при этом, что дело моё, которое я делаю, требует, чтобы я был именно таким, а не другим» (из письма к С. Тутолминой, Петербург, 1915 г.). И та же уверенность в своём избранничестве – в поэтическом творчестве Александра Блока:

 
В моей душе лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!..
 

• «Может быть, и не о себе писала Анна Ахматова (1889–1966), но мы можем смело отнести и к ней слова: «С детства была крылатой»…» (из книги Н. Гончаренко «Гений в искусстве и науке», СССР, 1991 г.).

4. «Музы всё ещё ведут меня по жизни, как святые заступницы…»

Учёные: физики, конструкторы, археологи,

исследователи географии Зёмли

• «Жану Франсуа Шампольону (1790–1832), младшему из двух сыновей небогатого книготорговца из маленького французского городка Тижака, было 11 лет, когда впервые в Гренобле, в доме префекта Жозефа Фурье – знаменитого математика, участника египетского похода Наполеона, увидел он иероглифы, и в тот миг страстное, острое желание разгадать тайну древних значков пронзило его, и непонятная восторженная уверенность, что он сделает это, овладела им – он рассказывал об этом сам много лет спустя…» (из книги Я. Голованова «Этюды об учёных», СССР, 1976 г.). «Шампольон изучает всё, что касается Египта. В лицее он начинает работу над многотомным трудом «Египет при фараонах». В 16 лет, через четыре года после окончания лицея, Шампольон делает доклад в Гренобльской академии и избирается её академиком. В 19 лет он профессор истории Гренобльского университета, в 24 года – автор двух томов труда, начатого в школьные годы. А ещё позже Шампольон реализовал своё страстное желание – он разгадал иероглифы» (из книги В. Чурбанова «В чьих ранцах маршальские жезлы, или Несколько правил развития способностей», СССР, 1980 г.);

• «В 1829 году 7-летний Генрих Шлиман (1822–1890), заучив чуть не наизусть всё, что написано о Трое и Троянской войне во «Всемирной истории для детей» Еррера, заявил: «Когда я вырасту большой, я найду Трою и сокровища царя Приама». Всю свою богатую самоотверженный трудом и приключениями жизнь Шлиман ни на миг не переставал верить в достоверность гомеровской Трои и не отступал от намеченной цели. Вместе со своей женой и верной помощницей Софией Энгастроменос Шлиман открыл Трою, откопал несметные сокровища царя Приама и показал их всем: и тем немногим, кто верил в его энергию и успех, и тем многим, кто не хотел верить в это «чудо»…» (из книги Е. Лихтенштейна «Слово о науке: Афоризмы. Изречения. Литературные цитаты», СССР, 1981 г.). «Гомер и Шлиман попирали время: разделённые тысячелетиями, они встретились в городе царя Приама. Мальчик, поверивший поэту на всю жизнь, выполнил клятву детства: «Я раскопаю Трою». В устах сына бедняка пастора из крохотной немецкой деревушки эти слова звучали несравненно более фантастично, чем для школьника наших дней клятва: «Я буду жить на Марсе»…» (из книги Я. Голованова «Этюды об учёных», СССР, 1976 г.);

• «Покоритель Южного полюса и выдающийся исследователь Арктики норвежец Руал Амундсен (1872–1928) определил себя как полярного исследователя очень рано – ещё мальчиком. «Быть может, – писал он, – во мне заговорил идеализм молодости, часто увлекающий на путь мученичества, и он-то заставлял меня видеть в самом себе «крестоносца» в области полярных исследований»… Прекрасные объяснения! Но почему путь мученичества звал Амундсена именно в вечные льды – мало ли других «неприятных вызовов» терпит человечество? Разве бессилие перед землетрясениями или голодом меньше гнетёт сознание людей, чем неизведанность полярных окраин нашей планеты? На вопрос, почему Амундсен стал именно исследователем Севера, ответить невозможно – он им родился, льды и снега – его судьба» (из книги В. Чурбанова «В чьих ранцах маршальские жезлы, или Несколько правил развития способностей», СССР, 1980 г.).

• «Юный Альберт Эйнштейн (1879–1955) писал своей невесте, проявлявшей нетерпение и желание поскорее вступить с ним в брак (что вскорости и произошло): «Ты не должна завидовать судьбе своих подруг. Я лучше всех! Имей терпенье. Ты убедишься в том, когда я добьюсь удачи». Это из недавно опубликованных Принстонским университетом неизвестных писем Эйнштейна…» (из книги Н. Гончаренко «Гений в искусстве и науке», СССР, 1991 г.);

• «От планера и до космических ракет с человеком на борту – таков путь Сергея Королёва (1906/07–1966). Его пройти можно было, только опираясь на всю сумму знаний накопленных человечеством, и при этом до самозабвенности увлекаясь проблемами, материальная сущность которых для окружающих была столь же призрачна, как и нереальна, – конец этого бесконечно трудного пути в неизвестное видел лишь один человек – С. П. Королёв. Но он к тому же не только видел, но и знал, физически представляя все средства и способы достижения цели… «(из статьи Ч. Пило «Чувство в искусстве и науке», СССР, 1982 г.).

Служители церкви, философы

• «Епископ Римский св. Дамас I(годы понтификата 366–384), узнав о благочестивой и примерной жизни семейства Амвросия, не раз посещал их. В жизнеописании христианского святителя Амвросия Медиоланского (ок. 334–397) упомянут связанный с этим легендарный случай из его детства. Когда в родительский дом явился св. Дамас, домочадцы обыкновенно подходили под благословение и целовали ему руку. Отроку Амвросию понравился этот обычай, и он каждый раз после ухода Папы подходил к домашним и подставлял им свою руку со словами: «Целуйте! Это так нужно. Разве вы не знаете, что я тоже буду епископом?«Эти слова, по мнению дееписателя Амвросия, были внушены ему Духом Божиим, Который готовил его для пастырства» (из книги П. Таранова «Сокровищница дерзаний. Мост в неизвестное. Цепочка путеводных огней», Россия, 2000 г.);

• Освоив ремесло оптика, чтобы «иметь средства на прокорм», Бенедикт Спиноза (1632–1677) считал себя философом от Бога. «Я вовсе не претендую на то, что открыл наилучшую философию, но я знаю, что постигаю истину», – говорил он с уверенностью человека, уже подводящего итог своей жизни.

Писатели, поэты

• Из письма Эрнста Теодора Амадея Гофмана (1776–1822) к Т. фон Гиппелю (Германия, сентябрь 1805 г.): «Слишком часто жизненный путь художника именно таков, что подавляет его, но не способен задавить… Музы всё ещё ведут меня по жизни как святые заступницы и покровительницы; им предаюсь я целиком»;

• Вспоминая шумный успех романа «Страдания молодого Вертера» (Германия, 1774 г.), Иоганн Гёте (1749–1832) свидетельствовал, что уже с первой же строки он имел программу всей своей жизни: «Так начался путь, с которого я уже не сошёл на протяжении всей моей жизни… Всё доселе мною опубликованное – не более как разрозненные отрывки единой большой исповеди…» Признание предопределённости слышится и в его стихах:

 
Я один, и я уверен,
В том, что не пойду с толпой.
Может быть, мой путь неверен,
Но зато он только мой…
 

• Русский поэт-лирик Евгений Баратынский (1800–1844) «был склонен смотреть на весь мир сквозь мрачное стекло» (В. Брюсов), но твёрдо знал, что его истинное место – среди пиитов:

 
В дни безграничных увлечений,
В дни необузданных страстей
Со мною жил превратный гений,
Наперсник юности моей.
Он жар восторгов несогласных
Во мне питал и раздувал…
 

• В лирических стихах последней поры своей жизни (1827 г.) русский поэт Дмитрий Веневитинов (1805–1827) признавался:

 
Я чувствую, во мне горит
Святое пламя вдохновенья…»;
«Душа сказала мне давно:
Ты в мире молнией промчишься!
Тебе всё чувствовать дано,
Но жизнью ты не насладишься…
 

• «Михаил Лермонтов (1814–1841) рано поверил в своз высокое предназначение, долго и серьёзно готовился к тому, чтобы стать настоящим поэтом. В начале своего поэтического поприща 18-летний поэт писал:

 
Нет, я не Байрон, я другой,
Ещё не ведомый избранник,
Как он гонимый миром странник,
Но только с русскою душой…
 

(из книги Т. Иванюк «Творчество и личность», Россия, 2005 г.);

• Тридцатилетним начинающим писателем Ганс Христиан Андерсен (1805–1875) приехал в «столицу мира» Париж и… оказался среди многих восторженных почитателей Виктора Гюго. С придыханием он попросил у него автограф. Тот не отказал, но поставил свою подпись сверху чистого листа. Придя домой, Андерсен записал в своём «Дневнике»; «Гюго не знает меня и принимает меры к тому, чтобы его имя не было подписано под чем-нибудь, что могут приписать ему! Но я, я никогда бы себе не позволил подписывать чужие строчки, даже чтобы получить гонорар побольше. Зачем? Мне хватает и работоспособности, и воображения. И я сам вскоре стану известным писателем. Передо мной будут снимать шляпу мэры и мэтры». «Шёл 1843 год. Через несколько лет датчанин сравнялся с французом в своей всемирной славе и вспоминал этот случай как забавный анекдот… Место Ганса Христиана Андерсена, великого сказочного «фрика», не занято никем по сей день…» (из книги Ж. Глюкк «Великие чудаки», Россия, 2009 г.);

• «По строгому предписанию отца Жюль Верн (1828–1905) должен был стать правоведом, и он им стал, окончив в Париже Школу права и получив диплом, но в адвокатскую контору отца не вернулся, соблазнённый более заманчивой перспективой – литературой и театром… В этом состоянии литературных попыток, ожиданий и предчувствий он добрался до 27-летнего возраста… В конце концов отец стал настаивать на том, чтобы он вернулся домой и занялся делом, на что Жюль Верн ответил: «Я не сомневаюсь в своём будущем. К 35 годам я займу в литературе прочное место». Прогноз оказался точным…» (из очерка JI. Калюжной «Жюль Верн», Россия, 2009 г.);

• Уверенность в своём предназначении слышится и в словах венгерского поэта Шандора Петёфи (1823–1849):

 
Мне ничего не надо говорить,
Я сам я знаю, где мне надо быть:
Здесь, выполняя миссию свою,
Я как в аду, не только что в бою!
 

• Живя в полном уединении, американская поэтесса Эмили Дикинсон (1830–1886) была убеждена, что «душа всегда должна оставаться открытой и готовой воспринять опыт экстаза?»:

 
Никогда не видела степей,
Никогда не видела морей,
Никогда не говорила с Богом,
Не была на небесах,
И, всё-таки, знаю дорогу —
Наверное, мне карта дана…
 

• «Иван Бунин (1870–1953) с детства был уверен в собственном призвании: «Вообще о писателях я с детства, да и впоследствии довольно долго, мыслил как о существах высшего порядка. Самому мне, кажется, и в голову не приходило быть меньше Пушкина, Лермонтова, – благо лермонтовское Кропотово было в 25-и верстах от нас, да и вообще чуть не все большие писатели родились поблизости, – и не от самомнения, а просто в силу какого-то ощущения, что иначе и быть не может». Он писал в повести «Жизнь Арсеньева» (1930 г.), во многом автобиографической: «В мою душу запало твёрдое решение… стать «вторым Пушкиным или Лермонтовым», Жуковским, Баратынским, свою кровную принадлежность к которым я живо ощутил, кажется, с тех самых пор, как только узнал о них, на портреты которых я глядел, как на фамильные… (из книги Т. Иванюк ‘’Творчество и личность», Россия, 2003 г.);

• В своём первом сборнике «Вечерний альбом» (Россия, 1912 г.) 20-летняя Марина Цветаева (1892–1941) писала:

 
Разбросанным в пыли по магазинам
Где их никто не брал и не берёт!
Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черёд.
 

«Пугающая воинственность, дразнящая, задиристая агрессивность» (Е. Евтушенко) слышится и в следующих строках:

 
Я знаю, что Венера – дело рук,
Ремесленник, – я знаю ремесло.
 

У Цветаевой была своя святая заповедь: «Я и в предсмертной икоте останусь поэтом!», «Меня хватит на 150 миллионов жизней»…

• Из воспоминаний Мариэтты Шагинян (1888–1982, «Человек и время», СССР, 1982 г.): «Я всегда хотела писать (отдавать свои мысли, свой опыт), всегда знала, что буду писать; каракулила углём на обоях с 4-х лет, инстинктивно училась самовыражению, где и как могла с ранней молодости…»;

• ‘’Четырёхлетняя моя Маруся (Марина Цветаева, 1892–1941. – Е. М.), – записала в своём материнском дневнике Мария Александровна, – ходит вокруг меня и всё складывает слова в рифмы, – может быть, будет поэт?»…» (из книги А. Павловского «Куст рябины. О поэзии Марины Цветаевой», СССР, 1989 г.);

• «Владимир Высоцкий (1938–1980) не был в особом почёте у властей, хотя снимался в фильмах и играл в театре. Нуждался ли он в официальном признании? «Мне пришлось слышать его телефонный разговор с кем-то «от печати», – рассказывала Нина Максимовна Высоцкая. – Володя повесил трубку и сказал: «Вот, мамочка, не хотят меня печатать, но я знаю – пусть после смерти, но меня печатать будут!»…» (из сборника И. Мусского «100 великих кумиров XX века», Россия, 2007 г.).

Художники, композиторы

• В самый трудный период своего становления, когда жизнь «шла под знаком страстной суровой аскезы» (1928–1930 гг.), Сальвадора Дали (1904–1989) не оставляла уверенность в правильности избранного пути. «Картины мои никто не покупал, – признавал он в книге «Тайная жизнь Сальвадора Дали, написанная им самим» (США, 1941 г.) – но я изо дня в день твердил: «Терпение и ещё раз терпение! Надо продержаться. В конце концов упорство и фанатизм возьмут своё. Да, это трудно, долго, но уж зато когда мы выкарабкаемся, вся эта грязноухая богема, все эти серые мышки и мокрые лягушки падут к моим ногам вкупе со всеми прелестями розовощёкого благополучия»…»;

• «Ещё во времена учёбы Франц Шуберт (1797–1828) доверительно говорил своему другу Шпауну: «Иногда мне кажется, где-то в глубине души и, что из меня что-нибудь получится! Хотя его известность значительно выросла, и он получил признание, 1826 год принёс Шуберту достаточно разочарований. Его финансовое положение значительно ухудшилось… Как он представлял себе материальную обеспеченность своей творческой независимости, видно из его высказывания Йозефу Хюттенбреннеру – своей правой руке: «Меня должно содержать государство, я появился на свет только для того, чтобы сочинять, ни для чего другого»…» (из книги А. Ноймайра «Музыка и медицина. На примере Венской классической школы», Австрия, 1995 г.);

• «Музыка занимала всё более важное положение в жизни Бедржиха Сметаны (1824–1884), и он твёрдо решил по окончании гимназии стать профессиональным музыкантом. «С Божьей помощью и милостью я когда-нибудь стану Листом в технике и Моцартом в композиции», – писал он в дневнике в начале 1843 года. Отец, однако, не разделял его честолюбивых и романтических планов… и опасался за неясное будущее сына…» (из книги А. Ноймайра «Музыканты и медицина», Австрия, 1995 г.);

• «Игрой на фортепиано и «колоратурной импровизацией» Пётр Чайковский (1840–1893) быстро завоевал симпатии школьных товарищей (с октября 1950 года Чайковский обучался в Училище правоведения в Петербурге. – Е. М.). Он не хотел разочаровывать родителей, которые выбрали для сына карьеру юриста, но его склонность к музыке усиливалась, и однажды Пётр написал одному из одноклассников: «Я чувствую, что стану композитором!»… В 1863 году Чайковский принимает решение окончательно оставить службу. Это его решение привело семью в отчаяние, дядя Чайковского даже заявил, что его племянник променял министерство на тромбон. Сам же Чайковский был убеждён, что совершил правильный шаг и, для того чтобы успокоить сестру, написал ей: «Я, по крайней мере, уверен в том, что закончив образование стану хорошим музыкантом»… Теперь все интересы были посвящены музыке и страстному стремлению достичь признания в качестве композитора…«(из книги А. Ноймайра «Музыканты и медицина», Австрия, 1995 г.).

Артисты, модельеры, спортсмены

• «Марию Ермолову (1853–1938) отдали пансионеркой в Московское театральное училище… но дела её в училище шли неважно… На сцену Ермолова выходила в бессловесных ролях пажей и амуров. Однако эти выходы юной артистки очень скоро прекратились. Руководитель курса, прославленный И. В. Самарин, увидев её на сцене, сказал: «Уберите вы этого невозможного пажа!» И Маша на сцене не появлялась до бенефиса своего отца… Неудача не сломила её духа. Впоследствии, будучи уже знаменитой артисткой, она вспоминала: «Несмотря ни на что, ни на какие невзгоды и незадачи, во мне всегда, сама не знаю – почему, жила непоколебимая уверенность, что я буду актрисой, и не какой-нибудь, а первой актрисой и на Малой сцене. Никогда, ни одному человеку не высказывала я этой уверенности, но она не покидала меня…» (из сборника И. Мусского «100 великих актёров», Россия, 2008 г.);

• «Услышав однажды в церкви хор, где пели и его сверстники, пели по нотам, созвучно, Фёдор Шаляпин (1873–1938) твёрдо решил, что обязательно будет петь в хоре. Случай помог ему стать хористом в церкви св. Варлаамия. Затем он служил в архиерейском хоре Спасского монастыря. Не отличаясь большим прилежанием в школе, ни особенной добросовестностью в сапожном и токарном ремеслах, пренебрегая службой писаря в канцелярии земского суда или ссудной кассе Печёнкина, он самозабвенно отдаётся пению в церковном хоре и быстро достигает успеха. В короткое время Шаляпин овладевает основами музыкально-вокальной техники, нотной грамотой, свободно читает с листа. «Какое было острое наслаждение, – вспоминал Ф. Шаляпин, – узнать, что есть на свете ноты и что эти ноты пишутся особыми, до тех пор мне неведомыми знаками. И я их одолел! И я мог, заглядывая в чудно разграфлённую бумагу, выводить приятные звуки… Вот с этого момента, хотя я был ещё очень молод, я в глубине души, без слов и решений, решил раз навсегда принять именно это причастие…» (из книги В. Дранкова «Природа таланта Шаляпина», СССР, 1973 г.);

• «Тонюсенькая 8-летняя Аня Павлова (1881–1931) завороженно смотрела на сцену Мариинского театра (Санкт-Петербург). Там, в волшебном мире музыки, кружилась в танце Спящая красавица. «Мама! – вдруг твёрдо сказала девочка. – Я вырасту и буду танцевать в этом театре!» Мать вздохнула. Куда уж дочери прачки грезить о сцене – не умереть бы с голоду… Но всю неделю после спектакля дочка Анечка плакала, а потом и болеть начала. Пришлось сводить девочку в балетную школу. Мать подумала: выгонят прачкину дочку, и дело с концом. Но директор, осмотрев Аню, сказал: «Привозите, когда стукнет 10 лет. Возьмём на казённый счёт. И вот в 1891 году 10-летняя Аня Павлова – воспитанница императорской балетной школы, а с 1 июня 1899 года зачислена в труппу Мариинского театра…» (из сборника Е. Коровиной «Великие загадки мира искусства. 100 историй о шедеврах мирового искусства», Россия, 2010 г.);

• «Ив Сен-Лорана (1936–2008) называют «маленьким принцем» высокой моды. Благодаря ему она стала искусством… Однако в школе Ив не пользовался авторитетом у одноклассников. «Я был не таким, как они, – вспоминал он. – И они давали мне это почувствовать. Мне было 9 лет, когда я поклялся, что в один прекрасный момент возьму реванш, и что моё имя будет сиять неоновыми буквами на Елисейских полях». В 15 лет Сен-Лоран уже одевал весь кордебалет Муниципальной оперы города Орана, в 17 – работал в Доме моделей Кристиана Диора, а в 21 год, после смерти мэтра, стал его наследником…» (из сборника И. Мусского «100 великих кумиров XX века». Россия. 2007 г.);

• «Его счастье и его горе, что Роберт Фишер (1943–2008) так рано определил свою цель и, принеся в жертву другие интересы, фанатично стремился к её достижению. В чём-то он был по-детски наивен, в чём-то не по годам зрел. Но факт неоспорим – в 16 лет он стал шахматным профессионалом, предпочтя турне по странам Америки и Европы постижению наук в школьном классе. «Я стану чемпионом мира, и в этом отношении школа мне ничего не даст!» – заявлял он и раньше. Однако сила родительского авторитета была ещё достаточно велика. После успеха на межзональном турнире в Югославии (1958 г.) новоиспечённый гроссмейстер не слушал уже никого… Гроссмейстеры Р. Бирн и Р. Фишер учились, хотя и в разное время (Бирн старше Фишера на 15 лет) в высшей Эвансовской школе (Нью-Йорк, США). Сейчас там, в концерт-зале висят портреты обоих Робертов: старший остался в истории школы как один из лучших учеников, а младший, хотя завершить учёбу не удосужился, стал…чемпионом мира!..» (из книги Е. Мансурова «Загадка Фишера», Россия, 1992 г.);

• «Трудно сказать, что Пит Сампрас (р. 1971) имел в виду, когда в 6-летнем возрасте заявил своим родителям, что достигнет в жизни гораздо большего, чем они. Вполне возможно, что теннис, ведь он уже тогда довольно прилично играл в него. Сделав это заявление, он стремительно убежал из дома, прихватив с собой все свои сбережения из копилки. Он долго не возвращался, и когда обеспокоенные родители уже собирались обратиться в полицию, дверь дома открылась, и перед ними предстал Пит. Он был одет в купленную им на извлечённые из копилки деньги новую теннисную форму и держал в руке красивую ракетку. У родителей отлегло от сердца, и они с улыбкой выслушали его рассказы о том, как здорово теперь он заиграет с такой превосходной амуницией. Это говорил будущий 13-кратный обладатель призов Большого шлема и 7-кратный победитель Уимблдонского турнира…» (из сборника А. Ушакова и Н. Гилевича «Великие спортсмены XX века», Россия, 2003 г.).