Текст книги "Благословение и проклятие инстинкта творчества"
Автор книги: Евгений Мансуров
Жанр: Социальная психология, Книги по психологии
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 10 (всего у книги 51 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]
• «Обериуты (группа писателей, входивших в Объединение Реального Искусства, Ленинград, 1926–1931 гг.. – Е. М.) часто появлялись перед публикой, вызывая доброжелательное любопытство ленинградской аудитории. Даниил Хармс (1906–1942) в длинном клетчатом сюртуке и круглой шапочке, поражая изысканной вежливостью, которую ещё более подчёркивала изображённая на его левой щеке зелёная собачка…» (из очерка И. Волгина «Чтоб кровь моя остынуть не успела…», СССР, 1985 г.);
• «По ряду соображений Даниил Хармс (1906–1942) считал полезным развивать в себе некоторые странности…» (из Воспоминаний В. Петрова, сов. изд. 1990 г.). «Казалось, Хармс состоял из шуток. Чудачество было ему свойственно и необходимо… Назло неизвестно кому он ходил в гольфах, носил крахмальный высокий воротник, галстук типа «пластрон» и булавку в виде подковы, усыпанную синими камушками и бриллиантами. Был не похожим ни на кого ни разговором, ни поведением…» (из статьи А. Порет «Воспоминания о Данииле Хармсе», СССР, 1980 г.). Типичное одеяние Хармса – серые гольфы, серые чулки из вигони, пальто, трость, клетчатый шарф, трубка, серая кепка на голове. Смесь Шерлока Холмса и доктора Ватсона единовременно в суровые будни постреволюционной действительности. «Создай себе позу и имей характер выдержать её, – сказал Хармс, принимая позу «лондонского дэнди», и добавлял: – Когда-то у меня была поза индейца, – потом Шерлока Холмса, потом йога, а теперь раздражительного неврастеника. Последнюю позу я бы не хотел удерживать за собой. Надо выдумать новую позу»… Дети со смехом бегут за ним по неярко освещённым улицам вечернего города, принимая его вычурный костюм за балаганное одеяние… Конечно, даже в сером, он выделялся на фоне серых улиц, проспектов и площадей. И привлекал внимание. И потому был опасен. И поделать ничего с этим не мог. Он даже подначивал ситуацию, однажды пройдясь на спор в виде эксцентричного бродяги по Невскому проспекту…» (из книги Ж. Глюкк «Великие чудаки», Россия, 2009 г.). «Его необычный внешний вид (многократно описанный в воспоминаниях) привлекал внимание людей, которые, разумеется, принимали его за шпиона… приходилось удостоверять личность незнакомого…» (из очерка А. Кобринского и А. Устинова «Я участвую в сумрачной жизни», СССР, 1991 г.);
• «Мадам де Сталь (1766–1817) – сенсационнейшая фигура тех лет… Хотя мадам обладает пышными округленными формами, якобы говорящими о поэтическом складе натуры, она являет собой самое диковинное чудище, которое только доводилось видеть… Жёлтая шляпа на чёрных кудрях, лавровая ветвь в руке, горящие глаза на лоснящемся грубом лице – всё это выглядит весьма необычно…» (из книги О. Шервина «Шеридан», СССР, 1978 г.);
• К необычным явлениям женской натуры современники относили увлечение Жорж Санд (1804–1876) чисто мужскими видами спорта – стрельбой, ездой верхом и фехтованием. Общественное порицание вызывала её привычка ходить в мужской одежде. «Одержимая мыслью о рабском положении женщины, – комментирует А. Моруа, – она хотела избавиться от него, изменив имя и весь свой облик… Она ставила в мужском роде все прилагательные, которые относились к ней…» (из книги «Лелия, или Жизнь Жорж Санд», Франция, 1952 г.);
• «Сама себе Зинаида Гиппиус (1869–1945) нравилась безусловно и этого не скрывала. Её давила мысль о своей исключительности, избранности, о праве не подчиняться навыкам простых смертных… И одевалась она не так, как было в обычае писательских кругов, и не так, как одевались «в свете» – очень по-своему, с явным намерением быть замеченной. Платья носила «собственного» покроя, то обтягивавшие её, как чешуей, то с какими-то рюшками и оборочками, любила бусы, цепочки и пушистые платки. Надо ли напоминать и о знаменитой лорнетке? Не без жеманства подносила её Зинаида Николаевна к близоруким глазам, всматриваясь в собеседника, и этим жестом подчёркивала своё рассеянное высокомерие. А её «грим»! Когда надоела коса, она изобрела прическу, придававшую ей до смешного взлохмаченный вид: разлетающиеся завитки во все стороны; к тому же было время, когда она красила волосы в рыжий цвет и преувеличенно румянилась («порядочные» женщины в тогдашней России от «макияжа» воздерживались). Сразу сложилась о ней неприязненная слава: ломака, декадентка, поэт холодный, головной, со скупым сердцем. Словесная изысканность и отвлечённый лиризм Зинаиды Николаевны казались оригинальничанием, надуманной экзальтацией…» (из воспоминаний С. Маковского «Портреты современников: На Парнасе «Серебряного века», российск. изд. 2000 г.). «Гиппиус была не только поэтессой по профессии. Она сама была поэтична насквозь. Одевалась она несколько вызывающе и иногда даже крикливо. Но была в её туалете все-таки большая фантастическая прелесть. Культ красоты никогда не покидал её ни в идеях, ни в жизни. Вечером, опустивши массивные шторы в своем кабинете дома Мурузи на Литейном (Петербург, 1900 – 1910-е гг.. – Е. М.), она любила иногда распускать поток своих золотых сильфидных волос. Она брала черепаховый гребень и проводила им по волосам, вызывая искорки магнетического света. Выло в этом зрелище что-то предвечно упоительное…» (из Воспоминаний А. Волынского «Сильфида», российск. изд. 2007 г.). «…Она была в белом своём балахоне… Поражали великолепные золотокрасные волосы, которые распускать так любила она перед всеми, которые падали ей до колен, закрывая ей плечи, бока и худейшую талию… и на шее её неизменно висел чёрный крест, вывисая из чёток; пикантное сочетание креста и лорнетки, гностических символов и небрежного притиранья к ладони притёртою пробкою капельки туберозы-лубэн (ею душилась она), – сочетание это ей шло; создавался стиль пряности, неуловимейшей оранжерейности изысканной атмосферы среди этих красно-кирпичных, горячих и душащих стен, кресел, ковриков, озаряемых вспышками раскалённых угляшек камина, трепещущих на щеках её…» (из книги А. Белого «Воспоминания о Блоке», российск. изд. 1995 г.);
• «Анну Ахматову (1889–1966) я впервые увидела в январе или феврале 1934 г. в домашней обстановке у Мандельштамов, – вспоминала литературовед Э. Герштейн. – Мы жили так серо, а облик Анны Ахматовой был так необычен, что рождал какие-то неопределённые воспоминания и ложные ассоциации… Матиссовские краски, ренуаровская чёлка, черные волосы делали её похожей на японку…» (из сборника П. Фокина «Ахматова без глянца», Россия, 2008 г.). «Анна Ахматова носила просторные платья тёмных тонов. Дома появлялась в настоящих японских кимоно чёрного, тёмно-красного или тёмно-стального цвета. А под кимоно шились, как мы это называли, «подрясники» из щёлка той же гаммы, но посветлее. Кроме Анны Андреевны, никто так не одевался, но ей очень шёл этот несусветный покрой и глубокие цвета, тяжёлая фактура тканей…» (из сборника М. Ардова, Б. Ардова и А. Баталова «Легендарная Ордынка», Россия, 1997 г.). «…И то, что было на ней надето, что-то ветхое и длинное, возможно шаль или старое кимоно, напоминало легкие тряпки, накинутые в мастерской ваятеля на уже готовую вещь. Много лет спустя это впечатление отчётливо всплыло передо мной, соединившись с записью Ахматовой о Модильяни, считавшем, что женщины, которых стоит лепить и писать, кажутся неуклюжими в платьях» (из книги А. Наймана «Рассказы о Анне Ахматовой», СССР, 1989 г.);
• «Известно ли вам, что юная Марина Цветаева (1892–1941) одно время ходила стриженная наголо, в чёрном чепце и чёрных очках? Она спасала свой молодой дух от преждевременного физического расцвета…» (из книги В. Леви «Разговор в письмах», Россия, 1993 г.). «Она мало ела, изнуряла себя ходьбой. Стремилась придать некую аскетичность своему облику. Стриглась особо, закрывая щеки волосами…» (из книги М. Белкиной «Скрещение судеб», Россия, 1992 г.). «…16-ти лет, будучи ещё в гимназии, Марина выкрасила волосы в золотой цвет, очки носить бросила (несмотря на сильную слепоту), гимназию кончать не стала…» (из Воспоминаний В. Цветаевой, российск. изд. 1992 г.). «Познакомился я с Цветаевой ближе, впервые по-настоящему разговорился с ней в подмосковном имении Ильинском, где она проводила лето (Россия, 1910-е гг.. – Е. М.)… Одета Марина кокетливо, но неряшливо: на всех пальцах перстни с цветными камнями, но руки не холены. Кольца – не женское украшение, а скорее талисманы, или так просто – красота, которую приятно иметь перед глазами…» (из воспоминаний Ф. Степуна «Бывшее и несбывшееся», российск. изд. 2001 г.). «…Одета она была в широкую летнюю юбку и блузу с короткими рукавами, а сверху был надет пронзивший меня тогда фартук – синий, с большими карманами, закрывавший всю юбку (начало 1920-х гг.. – Е. М.)…» (из воспоминаний Н. Гордон «О Марине Цветаевой», сов. изд. 1990 г.);
Художники, графики, фотографы
• «Мальчишки на улице дразнили Поля Сезанна (1839–1906), швыряли в него камнями. Его обличье старого разбойника, словно само подстрекало детей на злые проделки…» (из Воспоминаний Эм. Бернара, сов. изд. 1972 г.);
• «Надо прямо сказать, что Илья Репин (1844–1930) производил впечатление чудака, чудака несусветного, чудака неповторимого, махрового! Это сказывалось в его костюме, в его поступках, во всём его облике сухонького захудалого «мужичка-замухрышки», дошедшего до всего «своим умом», «самоучкой»! …Никакая «классика» при виде Репина не вспоминалась. На ум приходил какой-то старикашка, столяр-краснодеревщик, любитель порассуждать! Таких было много на Волге, в Кинешме, Саратове, Вольске, в Царицине! Седенькая бородёнка, прищуренные зоркие глазки. Небрежный, нескладный костюмчик. Всё неряшливо, нечёсано – и вдруг майская рубашка с открытым воротом без галстука… это при сюртуке! В городе, и несколько чопорном, и корректно-франтоватом, костюм Репина производил впечатление какого-то «балагана» или любительского спектакля. Вызывала улыбку и «тирольская охотничья куртка», так не вязавшаяся с образом русского народника, так что, пожалуй, сюртучишка, который одевали к причастию скромные провинциалы, не гоняющиеся за изыском в костюме, был ему больше к лицу. Однако никакой «провинциал» никогда не решился бы надеть зимой майскую рубашку, которую тогда называли «апаш»! Надо ли говорить, что все эти «тироли» и «апаши» вызывал ли некоторую усмешку, доброжелательную, конечно, но всё же усмешку, эдакое: «Что ж ты будешь с ним делать? Тут уж законы не писаны!»… «Оригинальность» Репина или его чудачества исходили из какой-то его внутренней сущности, из склада его психики…» (из книги В. Милашевского «Вчера, позавчера… Воспоминания художника», СССР, 1989 г.);
• «Лев Бакст (1866–1924) чрезвычайно франтовато одевался, носил какие-то серые клетчатые костюмы и яркие галстухи и был весьма занят своей наружностью, особенно шевелюрой, которая весьма хитро закрывала лысину(Над ним трунили, что он носит особенный паричок, но он страшно сердился). У него в квартире на Кирочной (Петербург) был настоящий будуар с духами и щётками «30-и родов»…» (из книги М. Добужинского «Воспоминания», сов. изд. 1987 г.). «…Теперь он был щеголем (Петербург, 1900-е гг.. – Е. М.), одет с иголочки, в лаковых ботинках, с великолепным галстуком и кокетливо засунутым в манжетку сорочки ярким лиловым платочком… Он был кокет: его движения были мягки, жесты элегантны, речь тихая – во всей манере держать себя было подражание «светским» щеголям, с их нарочитой свободой и деланной «английской» распущенностью»…» (из книги И. Грабаря «Моя жизнь. Этюды о художниках», российск. изд. 2001 г.). «Нежный Бакст, с розовой улыбкой», – записал о нём Розанов. Действительно, в Баксте было что-то «розовое» – в его весёлом, всегда смеющемся, с живыми, быстрыми глазами лице, в рыжеватых кудерках волос над белым умным лбом, в поблескивающих золотых очках… В комнатах он был одет всегда изысканно, даже с оттенком франтовства. В нём чувствовался «модный» художник, хотя никто, и он сам, не подозревал тогда (в конце 1890-х гг.. – Е. М.), как высоко вознесёт его впоследствии эта мода» (из книги П. Перцова «Литературные воспоминания. 1890–1902», СССР, 1933 г.);
• «Моисей Наппельбаум (1869–1958) – фотограф-художник, автор фотопортретов известных поэтов Серебряного века (А. Блока, А. Ахматовой, Н. Гумилёва и др.. – Е. М.) был крупный, красивый мужчина с волнистыми кудрями и большой чёрной бородой. Всем своим обликом старался он показать, что он – художник. Он носил просторные бархатные куртки, какие-то пелерины, похожие на старые плащи, галстуки, завязывавшиеся пышным бантом, береты. Свои фото он ретушировал так, что в них появлялось что-то рембрандтовское. Он действительно был замечательным мастером портрета… (из книги Н. Чуковского «Литературные воспоминания», сов. изд. 1989 г.);
• «Оказавшись волею судеб после окончания Гражданской войны в Нью-Йорке, скульптор Сергей Конёнков (1874–1971) быстро завоёвывает популярность лучшего портретиста, но американцем он так и не стал. Он прохаживался по шумному Бродвею в шокирующей всех русской косоворотке с котом Гамзесом на плече и под руку с молодой женой, длинные ногти которой переливались зелёным перламутром. Эпатаж Коненкова проявлялся и в его последующих увлечениях…» (из книги А. Вяткина «Книга секретов. Невероятное очевидное на Земле и за её пределами», Россия, 2011 г.);
• «Аристарх Лентулов (1882–1943) – живописец, график, театральный художник. – Е. М.) – был человеком бурного темперамента в искусстве и жизни. В революционное время он участвовал во всех новаторствующих группировках. Ходил с деревянной ложкой в петлице, выражая протест против мещанского вкуса…» (из книги В. Комарденкова «Дни минувшие: Из воспоминаний художника», СССР, 1972 г.);
• «Под скромным пиджаком Марка Шагала (1887–1985) «горел» красный жилет. Тогда (1910-е гг.. – Е. М.) не носил таких жилетов, носили серые, палевые, бледной охры, но красный жилет – это уже за гранью общепринятого!» (из книги В. Милашевского «Вчера, позавчера… Воспоминания художника», СССР, 1989 г.);
• «Сальвадор Дали (1904–1989) менял облик на протяжении жизни несколько раз. Достаточно сказать, что, учась в школе Изящных искусств в Мадриде (Испания, 1921–1926 гг.) юный Сальвадор носил чёрную шляпу и трубку, именно носил, потому что трубку он не раскуривал и не набивал, а просто держал во рту. Наряд дополняли панталоны, гетры и иногда, как у Мальвилио в «Двенадцатой ночи» Шекспира, художник-сюрреалист обвязывал ноги лентами крест-накрест. Был ещё плащ до пят для плохой погоды…» (из книги Ж. Глюкк «Великие чудаки», Россия, 2009 г.). Сальвадор Дали свидетельствовал, что эта его «лёгкая паранойя» началась с тех времён, когда он юношей начал обучаться в Школе Изящных искусств (Мадрид, 1921–1926 гг.): «В дождь я облачался в плащ до пят, который привёз из Фигераса. Плащ волочился по земле, а из-под шляпы торчали нестриженные космы. Словом, вид у меня в ту пору без всякого преувеличения, был неописуемый. Именно что неописуемый. Стоило мне выйти на улицу, как поглазеть на меня собиралась толпа. Я шествовал мимо, гордо подняв голову и словно не замечая, что на меня устремлены все взоры» (из книги «Тайная жизнь Сальвадора Дали, написанная им самим», США, 1941 г.). «…Но этот вид мог смениться в один день или час по закону экспрессии. И возникал дорогой костюм, очки с сапфировыми стёклами, волосы, так сильно напомаженные, что превращали в издевательство саму мысль помадить волосы. По ним можно было выбивать дробь. Проходило время, и можно было встретить Дали обритым наголо. Всё зависело от настроения. Дали не понимал тех, кто ничего не меняет в своей жизни, и каждый день проживает так же, как и предыдущий. К чему? Перевоплощения полезны. От них не устаёшь… А знаменитые усы Дали? Длинные, раздвоенные, узкими кончиками загнутые кверху? Дали считал, что форма усов всегда исторически обусловлена. «Мои усы радостны и полны оптимизма. Они сродни усам Веласкеса и являют собой полную противоположность Ницше. Мои усы воплощают имперский дух, они остры и способны проникать туда, куда разуму путь заказан. Они направлены в небеса, потому что вертикаль характерна для испанской мистики», – объяснял мэтр. Он также считал, что, пока усы растут, его творческий дар не иссякнет…» (из книги Ж. Глюкк «Великие чудаки», Россия, 2009 г.);
• «Больше всего Сальвадор Дали (1904–1989) напоминал дикого кота. Худой, смуглый, с густо напомаженными волосами, в шёлковой рубашке с жабо, в бусах и чёрных сандалиях на шнурках…» (из статьи Е. Головиной «Сальвадор Дали: пришелец с другой планеты», Россия, 1999 г.). «Дали мог, например, смастерить себе с помощью столярного лака причёску, напоминающую граммофонную пластинку, положенную на голову…» (из сборника В. Свирина «Порочные страсти гениев», Россия, 2001 г.). «На Международной выставке сюрреалистов в Лондоне Дали появился в костюме водолаза-глубоководника. На переговоры в миланском театре «Ла Окала» он прибыл с двумя гвоздиками, торчащими из кончиков его усов. На вопросы о том, почему из усов торчат гвоздики, он отвечал: «Извините за гвоздики, сейчас не сезон хризантем!»…» (из книги В. Петрушина «Психология и педагогика художественного творчества», Россия, 2006 г.);
• «Луис Бунюэль свидетельствовал о Сальвадоре Дали (1904–1989): «Он очень экстравагантно одевался – широкая шляпа, огромный бант, длиннополый, до колен, сюртук и гетр? Можно было подумать, что он намерен шокировать своим видом, но на самом деле ему просто нравилось так одеваться, хотя и приходилось выслушивать от людей на улице оскорбления». До самой старости он носил необычную одежду. В Лондоне, куда он прибыл прочесть лекцию, он появился в водолазном костюме, под шлемом которого он едва не задохнулся. В Нью-Йорке он гулял в костюме Санта-Клауса. Не забываем также фрак Дали с прицепленными к нему 88 маленькими бутылочками ликёра с мёртвой мухой в каждой. Иногда облачался в рубашку хиппи, а на груди, на цепи висел красный эмалированный язык…» (из сборника В. Степаняна «Жизнь и смерть знаменитых людей», Россия, 2007 г.);
• «Американский график Энди Уорхол (Андрей Варгола) (1928–1987) весной 1945 года стал студентом художественного факультета Питтсбургского технологического института Карнеги (США)… К студенческой жизни Энди остался чужд… впрочем, он присоединился к танцевальной театральной группе… Ему нравилась их одежда. Впредь он носил только чёрный свитер с высоким воротом, как обычно одеваются студенты-танцоры. Выглядел он более чем странно. Сокурсники называли его «Энди – красноносый Вархола» – возможно, потому что тёмная одежда и бледный цвет лица визуально подчёркивали красный массивный нос…» (из книги Й. Циттлау «От Диогена до Джобса, Гейтса и Цукерберга. «Ботаники», изменившие мир», Германия, 2011 г.). «Король поп-арта художник Энди Уорхол перекрасил свой парик в серебристый цвет (Энди рано облысел, и у него имелась целая коллекция париков и накладок). Дорогие костюмы Уорхол специально заляпывал краской, чтобы создать образ рассеянного гения. Он умел расположить к себе людей…» (из сборника И. Мусского «100 великих кумиров XX века», Россия, 2007 г.);
Композиторы, музыканты
• «Легенда о Никколо Паганини (1782–1840), продавшем душу дьяволу, жила в народе, который валом валил на концерты известного скрипача… Определение внешности этого «фрика» мы находим у Генриха Гейне в знаменитой новелле «Флорентийские ночи». «На нём был тёмно-серый сюртук, доходивший ему до пят, отчего он казался очень высокого роста. Длинные чёрные волосы спутанными прядями падали на плечи и как бы обрамляли его мёртвенно-бледное лицо, в которое горе, гений и ад врезали свою неизгладимую печать… На сцене появилась тёмная фигура, словно вышедшая из преисподней. Это был Паганини в парадном чёрном одеянии, в чёрном фраке, чёрном жилете ужасающего покроя, какой, вероятно, предписывался адским этикетом при дворе Прозерпины. Чёрные панталоны робко лепились вокруг его костлявых ног. Длинные руки казались ещё длиннее, когда, держа в одной руке скрипку, а в другой смычок, он опускал их чуть не до полу, отвешивая публике невообразимые поклоны. Когда тело его сгибалось под углом, в нём чувствовалось что-то до ужаса деревянное и вместе с тем бессмысленно-звериное… Живой ли, чуя смерть, хочет позабавить публику своими содроганиями на арене, как умирающий гладиатор? Или же мертвец, вышедший из могилы, вампир со скрипкой хочет высосать у нас если не кровь из сердца то, во всяком случае, деньги из карманов?..» Когда Паганини появлялся на сцене, публика, впервые лицезревшая его, ахала, и первым её порывом было встать и уйти как можно скорее, так уродлив был вышедший к рампе музыкант…» (из книги Ж. Глюкк «Великие чудаки», Россия, 2009 г.);
• «Король поп-музыки Майкл Джексон (1958–2009) находился под постоянным прицелом журналистов и фотографов. Он стал появляться на публике в чёрных очках, чтобы ни с кем не встречаться взглядом. Позже в его гардеробе появилась шляпа. Ради смеха он несколько раз выходил на улицу в маске респираторе. Тут же в прессе появилась информация, что певец боится подхватить заразу…»(из сборника И. Мусского «100 великих кумиров XX века», Россия, 2007 г.);
Артисты театра и балета, режиссёры
• «Сару Бернар (1844–1923) осуждали и за странные привычки: она почему-то носила длинные чёрные перчатки и завитые растрёпанные волосы…» (из книги Л. Ицелева «Александра Коллонтай – дипломат и куртизанка», Россия, 1997 г.);
• «И вот выходит Айседора Дункан (1878–1927) американская танцовщица, создатель школы «Свободного танца». – Е. М.). И лицо некрасиво, а ноги и совсем нехороши: европейские, немецкие ноги, которые вот древним искусством зарабатывают себе хлеб (Москва, начало 1920-х гг.. – Е. М.)…Одет на Дункан общеизвестный хитон «Артемиды на охоте», т. е. перетянутая ремешком почти мужская рубашка до колен, которая выше пояса раздваивается на правую и левую половины, облегающие бока и часть груди и спины – но так, что два огромные выреза-треугольника оставляют треть спины и треть груди совершенно обнажёнными…» (из сборника В. Розанова «Среди художников», Россия, 1914 г.);
• «Анна Павлова (1881–1931), живая и очень нервная, странно, по-своему одевалась; она, собственно говоря, не носила платья, а поверх нижней юбки обматывала себя широким шарфом, который закреплялся булавками. Длинная бахрома шарфа свисала на плечи, заменяя рукава…» (из книги М. Кшесинской «Воспоминания», российск изд. 1992 г.).
• «Сергей Дягилев (1872–1929) – театральный и художественный деятель, организатор «Русских сезон» нов» в Париже» в 1907–1929 гг.. – Е. М.) был щеголем. Его цилиндр, безукоризненные визитки и вестоны отличались петербуржцами не без насмешливой зависти. Он держался с фратоватой развязностью, любил порисоваться своим дендизмом, носил в манжете рубашки шелковый надушенный платок, который кокетливо вынимал, чтобы приложить к подстриженным усикам. При случае и дерзил напоказ, не считаясь с a la Оscar Wilde «предрассудками» добронравия и не скрывая необычности своих вкусов назло ханжам добродетели» (из книги С. Маковского «Портреты современников», США, 1955 г.). «… Элегантный, не совсем, но почти «барин», с примесью чего-то другого, с тяжёлым и довольно грубым лицом, чувственными губами, красивыми умными глазами и классической «дягилевской» не то подкрашенной, не то природной прядью белых волос у лба, в темных волосах, дававшей ему особый шарм и стиль…» (из книги С. Щербатова «Художник в ушедшей России», США, 1955 г.); «…C. Дягилев, величайшей эрудиции и вкуса художник, как ни старался, как он выражался, «просветить это тёмное божество», он получал на всё самый нелепый и непоколебимый отпор» (из воспоминаний Н. Игнатьевой-Трухановой «На сцене и за кулисами», сборник П. Фокина и С. Князевой «Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков», т. 2, Россия, 2007 г.);
• «Всю жизнь Всеволод Мейерхольд (1874–1940) одевался обдуманно, напоказ, его внешний облик всегда соответствовал тому, как в данное время он понимал свою жизненную позицию, какое избирал социальное и театральное амплуа. Из дому он выходил на улицу, будто из-за кулис на сцену, назубок зная сегодняшнюю роль и выбирая самую подходящую манеру держаться, походку, пластическую форму, костюм. Художники и фотографы запечатлели множество мейерхольдовских метаморфоз: то щеголеватый эстет, то богемного типа «свободный художник», то суровый фронтовик поры Гражданской войны, то – ходячее воплощение строгого и рационального урбанизма, то – чуть ли не учёный, какой-то профессор. Очень редки домашние фотографии Мейерхольда, зафиксировавшие его «вне образа» – летом, где-нибудь на даче…» (из книги К. Рудницкого «Мейерхольд», СССР, 1981 г.). «…Красный шарф, императорский профиль. Наполеон в ссылке – надежда на революцию в театре, Мейерхольд. Недавний ещё любимец публики императорского театра, щёголь…» (из воспоминаний М. Шагала «Моя жизнь», Франция, 1931 г.);
• «Как-то Николай Евреинов (1879–1953) – драматург, теоретик и историк театра, режиссёр. – Е. М.) сказал мне, что его любимый герой – Арлекин и он хотел бы всю жизнь быть Арлекином. В книге «Театр как таковой» помещён красочный портрет автора в пёстром костюме Арлекина с ярко накрашенными губами и размалеванным лицом. «К чёрту полутона и скромный вид проповедника», – объявляет он и прикладывает рупор к губам, чтобы кричать громче и слышнее. Арлекин для Евреинова – высшее воплощение театральности, дерзкое провозглашение принципа театрализации жизни. Надо отдать справедливость Евреинову, он действительно был «шармером», он умел очаровывать собеседника… Беседовать и спорить с ним было всегда интересно, но часто возникала досада по поводу того, что этот одарённый деятель театра разменивается на пустяки, на броские парадоксы и пёстрые безделушки, по существу ни во что не верит и не знает никаких положительных идеалов» (из книги А. Дейча «Голос памяти», СССР, 1966 г.);
• «Евгений Вахтангов (1883–1922) представлялся мне человеком большого роста, с огромными, черными вдохновенными глазами, с тонкими нервными пальцами, собранным, сосредоточенным, несколько суровым. Каково же было моё изумление и разочарование, когда, войдя в гостиную (Москва, начало 1910 г.. – Е. М.), я увидел невысокого, даже щупловатого провинциального франта с неистовым разлётом невероятнейшей шевелюры, в накрахмаленном воротничке, с вычурной «бабочкой» вместо галстука, в лакированных ботинках и белых гетрах. Он сидел, заложив нога на ногу, и залихватски тренькал на мандолине… Поразило меня и то, что Вахтангов на этой вечеринке оказался тем, что принято называть «душой общества». Он вдруг усаживался» за пианино и начинал, напевая, бренчать какую-то французскую песенку, легкомысленно флиртовал, дурил, озорничал…» (из книги Ю. Завадского «Одержимость творчеством», российск. изд. 2007 г.);
Шахматисты, спортсмены
• «Элегантный, в безупречно сшитом костюме модного покроя, Гарри Нельсон Пильсбери (1872 – 19060 – американский шахматист, один их претендентов на мировое первенство в конце 19-го – начале 20-го столетия. – Е. М.) сразу бросался в глаза, как только входил в турнирный зал. Впалые щёки, тонкие нервные губы, резко очерченный профиль и коротко остриженные, гладко причёсанные волосы словно олицетворяли укрощённую энергию. И вдруг, блистая парадоксами, он становился душою общества: выразительные глаза, быстрая речь, манеры настоящего джентльмена. Звучал гонг, возвещавший о начале игры, и снова возникал вопрос: каков же его истинный, природный темперамент? З. Тарраш свидетельствовал: когда Пильсбери в поисках лучшего хода неотрывно смотрел на шахматную доску, его соперник чувствовал диктат чужой воли, ощущал страх за судьбу своей позиции. А ведь знаменитый доктор из Нюрнберга был человеком не робкого десятка!» (из книги Е. Мансурова «След метеора. Жизнь и партии Гарри Н. Пильсбери», Россия, 1996 г.);
• «Делорез Флоренс Гриффит-Джойнер (1959–1998), одна из величайших спортсменок всех времён, чемпионка 24-й Олимпиады в Сеуле (Южная Корея, 1988 г.), промелькнула на небосводе мирового спорта, как метеор, лишь на короткое время вспыхнувший ослепительным светом, и сейчас же исчезнувший. Этот метеор оставил немало загадок… Удивительная метаморфоза произошла и с самим обликом Фло-Джо. Она выходила на старт в наряде, поражающем воображение – в пурпурного цвета комбинезоне, закрывающем лишь одну правую ногу. Вдобавок у неё были длиннющие позолоченные ногти и длинные распущенные черные волосы, на дистанциях словно бы летящие за ней вслед. Такой внешний вид, без сомнения, оказывал психологическое воздействие на соперниц и привлекал в Фло-Джо повышенное внимание репортёров…» (из сборника В. Милова «100 великих олимпийских чемпионов», Россия, 2006 г.).
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?