Текст книги "Пятиклассники"

2

Тетрадь передо мной белела открытым листом. В голове не находилось ни одной мысли. Вот если бы это сочинение задали на дом, а не приходилось писать прямо на уроке. Тогда бы я сообразил, что именно писать…

Но, делать нечего. Я старательно вывел посреди строки:

«Как я провел лето»

Дальше опять застопорилось. Повернулся к Светке. Она старательно заполняла аккуратным почерком строчку за строчкой. Интересно, что она там пишет. Вот бы узнать. Вытянул я шею, стараясь посмотреть более внимательно.

– Федин, – ко мне, обвиняюще качая головой, подошла Ирина Николаевна, – как не стыдно…

А что стыдного-то? Уж не подумала ли она, что я списываю?

Наверное, стоило бы обидеться.

Разве не моя «Снежинка» еще в третьем классе заняла первое место среди новогодних сказок? А мой «Волшебный конь»? Неинтересная вроде бы сказочка, но ведь и написана-то она была еще, аж во втором классе.

И при всем при этом обвинять меня в списывании?

И у кого? У Светки? Которая и сама-то не прочь у кого-нибудь списать.

– Ирина Николаевна, а чего же мне стыдиться? Чё я сделал-то?

– Андрей, не порть русский язык. Нет такого слова «чё».

Она постучала пальцем по парте и отошла.

Я склонился над тетрадкой. Про что писать?

Лагерь?

А, ну его в баню, как говорит баба Липа – бабушкина сестра. Почему, именно в баню, я никогда не мог понять, а никто не объяснил.

Написать про теплоход? Но там так много всего, что явно времени на уроке никак не хватит. Сколько мы видели интересного. Одних городов больше десятка, и в каждом что-то особенное. А огромный богомол, которого я поначалу очень испугался. А как писать про сделанные из спичечных коробков кораблики. В них мы с Алешкой играли прямо на палубе. Кстати, вот бы Алешку и в городе найти. Может и продлится наша дружба. Нет, про путешествие лучше просто поговорить.

Может уже написать про Лазаревское. Все равно больше не про что. Но, в то же время, я же не был там именно в этом году. И не помню, рассказывал ли о той прошлогодней поездке. Кстати, позднее можно будет и собранный там гербарий в школу притащить…

Ладно, больше некогда рассуждать. Уже почти пол-урока прошло.

«Летом я ездил на Черное море в город Лазаревское».

А интересно, это город или нет?

«Самое первое, что я увидел на станции, это памятник адмиралу Лазареву, тому самому, что вместе с Беллинсгаузеном плавал к Антарктиде.

А потом было много чего интересного. Я купался в море, загорал. Качался на тарзанке».

Тарзанка, подвешенная к сливовому дереву пользовалась вниманием всех местных пацанов. Меня это сооружение привлекло в первую очередь именно ягодами. Никогда до этого я не видел растущих слив. И лишь потом я решил и покачаться. Но эта попытка окончилась неудачей. Надо же было мне в самой верхней точке отцепить руки. И я брякнулся на асфальт спиной метров с двух. Хорошо еще, что без особых последствий. Но не описывать же мне такое падение. Еще на смех себя выставлю…

«Я побывал даже в летнем кинотеатре. Это такой кинотеатр, который располагается прямо под открытым небом».

Фильм такой интересный смотрел. «За мной, канальи» называется Вот бы еще раз посмотреть. Но что-то у нас я такого фильма ни разу не видел. Правда мама меня водила и в обычный кинотеатр на какое-то индийское кино. Жаль, ничего из него не запомнил…

«Особое впечатление на меня оказала поездка на экскурсию в тисо-самшитовую рощу».

Точно, здорово было. В этом походе я нашел полностью сохранившийся сухой панцирь жука-оленя. Как он сохранился? Правда, потом я сдуру положил его в спичечный коробок вместе с пойманным огромным черным тараканом. Я ж думал, что прибил этого гиганта, а он оказался живым – разгрыз мою находку в мелкие кусочки и убежал. Даже коробок сам смог открыть…

«Там я видел самшит. Его еще называют железным деревом. И все потому, что оно тонет в воде».

Ага, тоже мне тонет. Бросил я веточку вместе с листьями в стакан с водой. никакого эффекта: даже и не думает тонуть. Зато, когда я в воду попала веточка уже без листьев, она пошла ко дну. Надо же. Впрочем, совсем недавно, я снова бросил веточку в воду. Но она уже высохла и спокойно плавала на поверхности. Вот вам и железное дерево…

«Кроме того, мы ходили в горы собирать молодые грецкие орехи для варенья».

Оказывается варенье из грецких орехов очень вкусное. Никогда бы не подумал. Орехи и орехи, а тут – варенье. Правда, орехи эти даже без скорлупы. Можно ли в таком случае называть их орехами?

«Деревья, которые были вокруг не привычные наши березы, елки и тополя, но высокие стройные кипарисы, похожие на клены платаны и даже эвкалипты. Здорово. Мне еще очень понравились и веерные пальмы, и цветы магнолии».

Действительно, желтая дымка цветущих пальм до сих пор словно стоит перед глазами. А ведь прошло уже больше года. А магнолии? Это вообще красота. Цветы же ведь еще и чудесно пахнут. Мы с Павлушкой – сыном хозяйки квартиры, он меня на пару лет постарше – даже сбегали ночью за таким цветком. Павлушка говорил, что рвать их запрещено. Вот мы с ним и таились. Сорвать-то цветок мы сорвали, но потом при отъезде забыли его на балконе. Вот вам, называется и привез магнолии…

Что же еще писать? Описывать трехдневную тряску в поезде что ли? Чего ж тут такого уж особенно интересного?

3

Следующий урок – история.

Кабинет, в котором нам предстояло заниматься в этом году, напоминал кладовку. Вдоль стен располагались какие-то запыленные, видно, что старые, вещи. Всякие там фартуки, лапти, прялки, туески, коробочки. Я точно такие же штуки у бабушки видел. Она, хоть и не в деревне живет, но все-таки, в своем доме. На стенах – иконы, а на чердаке навалом такого же пыльного «добра».

Учительницей, которая собрала все это барахло в кабинете, была Клавдия Иосифовна – «Истеричка», как мы ее называли между собой. Причем, совершенно не из-за того, что это прозвище созвучно уроку. Сама по себе, баба это истеричная. Особенно внимательно она следила за своим кабинетом. Не дай бог даже просто затронуть любую из ее выставленных безделушек. Вою будет. Вот в прошлом году Витька просто взмахнул какой-то ребристой штуковиной, напоминающей биту из лапты. Так Истеричка его и к директору водила, и родителей вызывала. Видите ли на «музей» ее покушались Да, какой уж там музей? Бывал я в музеях. Там много всего интересного: и оружие, и украшения, макеты всякие, все аккуратно разложено за стеклом. А тут – фигня полная.

У меня с Истеричкой тоже совершенно не сложились отношения. Она все время чего-то ко мне цеплялась. Даже трояк мне за год вывела. У меня тогда родители все учебники истории попрятали. Еле нашел и в другое место спрятал. Теперь достаю только тогда, когда их нет дома. Вдруг попадет. Мама-то еще ничего – покричит и ладно, а отец ведь, и выпороть может.

В четвертом классе учебник истории назывался «Рассказы по истории СССР». Так себе книжечка, для маленьких детей. Ничего особенного. Зато картинки цветные. Я всех воинов вырезал. В большущую тетрадь вклеил. Все собирался сделать нечто вроде «Книги военной истории прошлых веков». Но дальше наклеенных картинок дело не пошло.

А в этом году же мы будем изучать «Историю Древнего Мира». Это все, что произошло, начиная с первобытных людей. Про первобытных людей я читал. У меня даже классная книжка «Приключения доисторического мальчика» есть. А весь учебник я еще летом рассмотрел. Рассмотрел, и расстроился: у Лельки – это двоюродная сестра – учебник был совсем другой. А главное – цветные картинки. В моем учебнике они оказались гораздо хуже. Вот бы учиться по Лелькиному.

Однако, вопреки моим ожиданиям, вместо Клавдии Иосифовны в класс вошел молодой мужик. Ничего себе. Я еще не встречал мужчин-учителей. Светлые волосы нового историка казались как-то по-детски взъерошенными. Почему-то это вызывало симпатию к нему. Он представился Анатолием Викторовичем.

– Ну что, ребята, – Анатолий Викторович бодро начал урок, – с сегодняшнего дня мы с вами будем изучать историю.

Странно, а что мы тогда изучали? Но не успел я и глазом моргнуть, как меня опередила все та же Светка Иоос.

– В прошлом году у нас уже была история, – выпалила она несколько задиристо.

Светка, конечно, далеко не тихоня, но такого я от нее все равно не ожидал.

Анатолий Викторович, видимо, тоже не ожидал. Глаза его расширились. Он насмешливо покрутил головой.

– Однако.

Интересно, что он ответит. Я посмотрел по сторонам. Все, как сговорившись, выжидательно уставились на историка.

Не знаю, почему, но я заслушался. Никогда особенно историей не увлекался, а тут. Может все из-за того, что это не Клавдия-истеричка?

Анатолий Викторович между тем рассказывал р раскопках, в которых люди, их называют археологами, находят различные древние вещи и по ним определяю как жили люди.

Сразу захотелось самому покопаться в земле.

Вот я уж точно найду самое ценное…

***

Жаркий воздух плавится над потными спинами. Лопаты со скрипом вгрызаются в прокаленную до твердости камня землю. Невдалеке маняще плещется река, но оторваться нельзя.

Над горизонтом, поднимается, чернеет огромная грозовая туча. Еще немного, и ливень может нарушить раскоп. Вода смоет культурный слой. И тогда все потеряно. Долгие месяцы работы будут безвозвратно утрачены. Нужно торопиться, не обращая внимания на палящее солнце. Рабочие то и дело бросают тревожные взгляды на чугунную тучу, захватывающую небо все больше и больше. Вот уже и солнце скрывается за плотной стеной. Первые тяжелые капли, словно снаряды, выбивают в сухой пыли округлые воронки. На разложенных вокруг находках образовываются мокрые пятна. Резко пахнет сыростью. Вокруг темнеет, словно в сумерки, хотя время подходит только еще к обеду.

– Андрей Романович, пора прятаться, – испуганно обращается ко мне Светка Иоос. И куда только делась ее заносчивость? – а то нас вот-вот смоет в реку.

Я внимательно смотрю на небо, стирая пот.

И тут хлынуло. Допустить, чтоб размокли все наши труды, невозможно.

– Срочно! Закрывайте рас…

***

Звонок прозвучал до того неожиданно, что буквально вырвал меня из мира раскопок. Эх, еще бы немного и…

Взгляд, которым я одарил Светку, вряд ли отличался благодарностью. Хотя, собственно, причем тут она?

4

Домой я направился чуть ли не бегом. Еще накануне мы с Витькой договорились сразу после школы махнуть на Каму. Благо, что день стоял теплый, совсем еще летний. Солнце словно стремилось наполнить первый осенний день напоминанием о лете. Словно бы снова…

Что снова я додумать не успел. Сзади послышались догоняющие шаги.

– Привет, – кто-то ощутимо ткнул меня в спину.

Витька!

– Чё молчишь? – он забежал вперед и пристально посмотрел на меня, – Мы идем купаться или нет?

– А как же. Щас закину портфель, и пойдем.

Заходить в квартиру я посчитал излишним. Проще было засунуть сумку в форточку на кухне… и дальше к реке.

До пляжа можно легко добраться через речной вокзал, но это далеко не рядом. Поэтому мы, мальчишки, использовали другой путь.

Пролегал он по крутому склону, выходившему не сразу к Каме, а на многочисленные рельсы железнодорожной станции. Ладно бы пара другая, а тут их столько… и на многих располагались вагоны товарняков. Когда Витька в первый раз пару лет назад показал мне, я даже растерялся. Я тогда с такой опаской прошел по этому пути. Доля опасения осталась и сейчас. Но не подавать же вида.

Высокая подсыхающая уже трава хлестала по ногам, распространяя своеобразную пылевую завесу. Из-под ног сыпались мелкие камешки и комочки засохшей глины и с шелестящим шумом скатывались дальше. Почему-то подумалось, что после дождя по этой еле заметной тропинке не пройти. Непроизвольно я посмотрел на небо. Ни тучки, ни облачка. Лишь ярко светит солнце, распространяя ласковое тепло.

– Опять замер? – голос Витьки разносился гораздо ниже по склону.

Действительно, что это я. Так и день кончится, а мы еще даже и до реки не добрались.

Под ноги стремительно бросилась тропинка. Мелькали перед глазами начинающие буреть стебли. Только одна мысль настойчиво билась в голове: только бы не оступиться, только бы не оступиться. Что это со мной сегодня? Раньше такого не было.

***

И как часто бывает в подобных случаях в самый неподходящий момент нога не находит подходящей опоры. По спине словно прокатывается холодная волна. Я кубарем качусь по косогору, тщетно пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь. Но руки беспомощно царапают твердую землю. Небо и земля несколько раз меняются местами. Я выкатываюсь на рельсы. Они теплые, нагретые солнцем. Солнечные лучи отражаются от полированной поверхности рельсов, словно от зеркала. Стальные полосы начинают еле заметно вибрировать, показывая, что ко мне приближается поезд. Я его еще не вижу, но чувствую. Вот он все ближе и ближе. Вибрация усиливается. Еще немного… и…

***

Тряхнув головой, я отогнал непрошенные видения. И сразу словно отпустило. Дальнейший спуск продолжался без приключений. Как я сразу не вспомнил: пути отделяет от склона двухметровый бетонный забор с протянутой по верхнему краю колючей проволокой. Перелезть через верх не представлялось ни малейшей возможности. Мы ж никогда и не пытались этого сделать. Для перехода мы давно заприметили внушительную дыру, полускрытую в зарослях пыльного репейника.

Я поискал взглядом друга.

А, вот он! Его голова мелькнула среди серых лопухов. Значит он уже перебирается на другую сторону. Пора бы и мне поспешить.

Хотя, конечно, до бесшабашности Витьки мне далеко. Например, мне бы и в голову не пришло глотать металлическую стружку, а Витька в прошлом году проделал это. Как только он ничего внутри не разрезал.

В какой-то мере дыру в заборе перекрывали причудливо изогнутые прутья арматуры. Шумно выдохнув я рванулся вслед за Пеннером. Рука протянулась было к волокнистому стволу репейника. На глаза попала черная блестящая шевелящаяся масса тли, густо облепившая стебель. Меня аж передернуло от брезгливости. Я растерянно огляделся вокруг в надежде найти более подходящее направление.

– Долго ты там? – прошипел Витька, просунув голову между прутьями.

– Щас…

Я зажмурил глаза и полез вперед. Вот я уже на другой стороне. Осталось перебраться через рельсы. Как назло, дорогу нам перекрывал состав.

– Пошли, – Витька махнул рукой и решительно полез под ближайшим вагоном.

Этого мне еще не хватало. Ни за что туда не полезу.

А вдруг вагон двинется с места?

Я направился поверху, через вагонную площадку. Благо, что вагон – товарный.

– Ты чего? – резкий шепот Пеннера звучал осуждающе, если не сказать – зло, – а если заметят?

– А если поезд пойдет, – огрызнулся я.

– Куда пойдет? Он же без тепловоза…

Тут и я заметил, что вагоны не только не присоединены к составу, но и вообще не сцеплены друг с другом.

На этом наши препятствия не закончились. Снова перед нами оказался состав…

Вот и бетонный скос к реке. Ребятня выстроилась на заросшем ивами небольшом островке, отделенном от берега протокой.

Вдалеке посередине Камы по направлению к речному вокзалу прошел бело-голубой трамвайчик. Я машинально проводил его взглядом. И тут сердце замерло: у одного из причала красовался большой теплоход. Неужто, наша «Вишера»? Хотя, нет. Этот побольше. Обгоняя трамвайчик, на подводных крыльях промчался «Метеор».

Ласково заплескалась набегающая на берег волна.

Полетела на бетонные блоки сбрашиваемая одежда. Разлетелась многочисленными брызгами, расступилась камская вода, пропуская загорелые тела… веселый смех наполнил воздух…

А потом мы лежали на теплом песке островка, подставляя себя последним жарким лучам осеннего солнца…

5

– Где ты был? – таким вопросом меня, вернувшегося чуть ли под вечер, прямо с порога встретила мама.

А что я мог ответить?

Купаясь, мы совершенно забыли о времени. Оно-то как раз и понятно: мы стремились урвать как можно больше последнего солнечного тепла.

А по квартире разносились вкусные запахи стряпни. У мамы так классно получаются всякие там пирожки и булочки. Интересно, что у нас за праздник. Я машинально сглотнул слюну. К сожалению, сделать тихо это не получилось.

– Что молчишь? – посмотрел на меня, оторвавшийся от книжки папа, – смелости сознаться не хватает?

И снова уткнулся в чтение. Ну да, книжка-то ему гораздо важнее…

– Мы, – я запнулся. Что бы такое простенькое придумать? – мы… ходили на Каму купаться.

И почему язык сработал раньше мозгов? Как вообще можно было об этом говорить, когда мне это было запрещено, особенно в одиночку. Но, как говорит папа: «слово не воробей…». Какая-то старая пословица. Но вот, что там дальше, ни разу как-то не приходилось слышать, а папа не договаривал. Он вообще редко договаривал пословицы и поговорки. Подразумевалось, что я и без того сам должен их знать.

Мама нахмурилась. Руки ее спрятались в карманы халата. На лбу показалась суровая складка. Глаза угрожающе сузились.

Действительно. Что это я? Теперь точно, попадет.

– Мы? – ага, мама все-таки решила докопаться до истины, – опять с Пеннером?

Отпираться бесполезно. И как я забыл, что мамы наши когда-то в одном классе учились?

– Придется с Аллой еще поговорить, – решительно произнесла она.

Этого я никак не мог допустить. Года два назад она вот так же «переговорила» с Аллой – мамой Витьки. Его потом целую неделю из дома не выпускали. Так и сидел бы он взаперти, если бы не одно «но». Оказалось, что ключи от наших квартир были абсолютно одинаковыми. Мы с ним тогда этим неплохо пользовались. Но всему свое время. Теперь уж такое не пройдет: в обеих квартирах замки поменяли. Жаль. В случае чего, помочь уже не получится.

Теперь же неплохо бы и Витьку предупредить о готовящемся. Ему обычно от родителей сильно достается.

– А ты еще с ней не говорила?

Но мама не ответила. У нее уже поменялось настроение. Меня всегда поражала эта способность мгновенно переходить с одной темы к другой.

– Мы с папой ждем тебя вот уже пять часов, – продолжила мама, – собирались же отпраздновать твой первый учебный день…

Тоже мне праздник. По мне бы лучше конец учебного года отмечать, а никак не начало.

Хотя, как сказать?

Впереди же меня ждет лагерь на черном море. А где начало – там ожидается и конец…

– Так это ж хорошо, – преувеличенно бодро воскликнул я, стараясь как можно больше отвлечь маму от предстоящего разговора с игоревой матерью. – Давайте уже начинать. Шибко скусно пахнет…

Мама рассмеялась и, взъерошив мне волосы, направилась на кухню.

Надеюсь, что и про свой разговор с мамой Витьки забыла.

– Переодевайся и мой руки, – голос мамы сразу утратил строгость.

Вот то-то же. Еще бы я не знал, как заставить маму смягчиться.

Однако с папой такой фокус не пройдет.

– Так что же вас потащило на Каму? – проговорил он, усаживаясь за столом.

Причем спросил таким тоном, словно сам никогда молодым не был. Никогда не поверю, что когда-то и ему не приходилось бегать купаться в неположенное время и в неположенном месте.

Но, что же ему все-таки ответить?

***

Весело отражается солнце от зеркальной глади, создавая яркую дорожку на поверхности реки. Мы все вместе бросаемся в воду в обрамлении множества хрустальных брызг. На несколько мгновений над нами вспыхивает радуга. Ритмично поднимаются тонкие загорелые руки. Камская волна ласково плещет в лицо.

Своеобразное соревнование.

Кто там первый, кто – последний? Еще не видно. И какая, в сущности, разница. Во всяком случае, для меня. Но вот Витька…

Для него – это дело принципа.

Расплескивается вода под ударами рук.

Все ближе кусты, взятые по негласному решению компании за линию финиша.

Невдалеке медленно проходит бело-голубой речной трамвайчик. Полощется на легком ветерке флаг с крупными буквами КРП. Папа в детстве, смеясь, расшифровывал: «Курите, Ребята, Папиросы».

Всплеск, неожиданно громкий, разносится над Камой.

Что-то плюхается в воду…

Громко разносится серена.

– Человек за бортом!

Красным кольцом пролетает спасательный круг. Но он слишком далеко от тонущего.

– Спасите! Помогите!

НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! Это же Светка…

***

– О чем задумался? – вопрос папы вывел меня из мыслей.

А я и не заметил, что замечтался.

– Да вот о первом школьном дне вспоминаю.

На столе между тем появилась запотевшая бутылка. Забулькала, перетекая из бутылки в стопку, прозрачная жидкость.

– Ну, тогда поздравляю тебя с началом учебного года, – провозгласил папа.

– А у нас есть то’тик, – подскочила ко мне Наташка.

Я тяжело вздохнул, стараясь сделать это как можно незаметней. Ну, не нравится мне, когда папа пьет эту водку.

– Что вздыхаешь? – папа все-таки заметил.

Мне сразу вспомнился случай, когда он однажды напился до тошноты. С тех пор я терпеть не могу пьянку вообще. Именно тогда я и решил, что никогда в жизни не буду пить.

Но как я могу отцу сказать о своем неприятии. Я, может, из-за этого и домой-то обычно не особо и тороплюсь. Даже на предложение Пеннера согласился.

– Я подумал о том, что впереди еще столько времени, – мне пришлось снова тяжело вздохнуть, на этот раз с шумом, – год-то только начался…