Текст книги "Пятиклассники"

9

А вот Генка на меня обиделся. И все из-за того что я ушел с Олей. А он, видите ли, ждал меня в тот день. Надулся так, что и говорить со мной не хотел.

Так грустно начались каникулы. На улицу не хотелось и носа высовывать. А что за интерес дома сидеть? Погода, как назло, выдалась на диво сухая и морозная. Конец октября. Первый легший на зиму снег. Еще белый и чистый. Легкий морозец. Самое дело бы поиграть пока не стало слишком холодно. Или, как говорят в деревне, побегать. Они так и отпрашиваются: «А можно мы побегаем?» поначалу меня это очень смешило. А потом я привык, и уже сам обращался к дедушке с такой просьбой. У нас же тут принято называть игры во дворе словом гулять. Но, как же можно гулять одному? Ни пофехтовать, ни поговорить. И на тренировках не отвлечешься. Виктор Алексеевич отправил всех на каникулы. В общем, тоска зеленая.

Может, на мировую с Генкой пойти? Но почему именно я? Я ж никакой вины за собой не чувствовал. Пусть он придет первый. А если к Оле податься? Захочет ли она меня видеть после давешнего бегства. Есть еще и двоюродные братья и сестры, но тащиться к ним на другой конец города было совсем уж неохота.

Оставалось валяться на софе с книгой в руках.

– Ну, что ты все один маешься? – сочувствующий голос тети Лары почему-то вызвал раздражение.

У меня на глазах даже навернулись слезы. Я повернулся лицом к стене. Не хватало еще, чтобы она заметила внезапно заблестевшие глаза.

Тетя Лара осторожно присела на край дивана. Теплая ладонь бережно опустилась на плечо. Неожиданно захотелось прижаться к этой руке. Я непроизвольно тряхнул плечом.

– А почему бы тебе не пойти к Гене? – на удивление, она была почти полностью информирована о моих делах.

Впрочем, что я удивляюсь? Я же сам все рассказываю, ну, или почти все.

– Мы поссорились, – выдавил я сквозь стиснутые зубы.

– А что так?

Я только тяжело вздохнул.

– А помириться?

– Я?

– Но кто-то же должен быть первым. Обычно, тот кто первым протягивает руку дружбы, бывает мудрее.

– Точно! – я соскочил с дивана и бросился в прихожую.

Накинуть пальто, схватить недавно изготовленный деревянный меч и скатиться по ступеням было делом пары минут. И я уже во дворе. Запылил под моими ногами снег. Промелькнул ряд тропинок. Хлопнула дверь Генкиного подъезда. Задребезжал звонок.

Прозвучали за дверью шаги.

– Кто там?

– Генка, это я!

– Славка? – мне показалось, что в его голосе прозвучала радость, и тут же он грустно добавил, – меня заперли.

– Это как?

– Я четверть с пятью тройками закончил, – он шумно вздохнул, – и теперь меня наказывают.

– Ладно, пойду я.

Что мне еще оставалось делать? Не стоять же под дверью. И я побрел обратно. Настроение еще более ухудшилось. Я вышел на улицу. Делать абсолютно нечего. Даже мой меч теперь казался абсолютно бесполезной вещью. Я раздраженно ударил деревянным лезвием по небольшому сугробику, образовавшемуся почти возле самого подъезда.

– А вот он где, – раздался ехидный голос, – со снегом воюет.

Я резко обернулся.

На меня надвигался Толька Редькин. Плечом к плечу рядом с ним стояли еще три фигуры. Их я сразу узнал – все они из параллельного класса. Каждый сжимал в руках грубо выструганные из досок примитивные подобия мечей. Однако, по сравнению с их дубинами мой меч выглядел просто прутиком. И их четверо. С каждым из них по отдельности я бы точно справился. А вот – со всеми? Лучшим вариантом было бы, конечно, убежать.

Но я ж теперь фехтовальщик, мушкетер. Убегать мне теперь вроде как не к лицу. Я тяжело вздохнул, стараясь сделать как можно более незаметно.

– Что ты тут у нас делаешь, Слава Светлаков? – мое имя прозвучало у Тольки на удивление ехидно.

Ничего себе, попался. Чтоб тебя, а я и забыл, что Толька в этом же дворе живет. То-то мне двор знакомым показался. Молчать дальше не имело смысла.

– Не твое дело, Дурак Дураков.

Толькины сопровождающие закатились в смехе. Хоть маленькая, но победа.

– Прекратили, – Толька оттолкнул ближайшего к нему Лешку Зотина из «б» класса.

Мишка, Лешкин брат тут же взмахнул своей еле обструганной доской. Я отступил на шаги поднял меч, встречая удар. Послышался громкий треск. У меня в руках остался жалкий обломок. Теперь уж точно, не оборониться. И бежать поздно. Меня уже окружили со всех сторон. Точно, побьют.

Эх! Как говорит папа, погибать так с музыкой.

И со всей дури двинул Тольке кулаком в челюсть. В этой компании он какой-никакой, но главный. Не ожидавший такого, он не успел защититься и отшатнулся назад. Но вот ведь незадача, под ноги ему попалась полузасыпанная снегом скамейка. Споткнувшись, Редькин кувыркнулся в кусты. Тут же и я получил палкой по плечу. Руку пронзила боль.

Ну, все. Это конец. Нет уж, так просто я не сдамся. Подумав так, я сильно пнул Лешку промеж ног. Удар достиг цели. Лешка скорчился от боли. Оставалось только оттолкнуть в сторону Мишку и броситься бежать… Но я упустил из виду четвертого противника. Им оказался, никогда бы не подумал, Сережка Бормотов, тот самый из бывшей четверки. И как я его сразу не узнал?

И вот этот-то Сережка, подставил мне ногу. Я растянулся на земле, основательно пробороздив снег носом.

Срочно нужно подняться, а то начнут бить ногами. Но каждая попытка некоторое время заканчивалась новым падением. Меня спасало только то, что у половины моих противников были те же проблемы. Но они хоть могли рассчитывать на помощь, а я…

Наконец, мы все кое-как поднялись. Замелькали кулаки. Кто-то попал мне в глаз. Кому-то заехал и я. Некоторое время спустя я оказался посередине, и удары посыпались со всех сторон. Где уж тут отбиваться? Теперь я старался лишь полнее защитить от ударов лицо и живот. Большинство моих ударов перестало доставать до цели. А противник все чаще попадал. Долго мне так не простоять. Необходимо искать пути отхода.

Вдруг Сергей свалился мне под ноги, а меня неизвестная рука отдернула ко входу в подъезд.

Я оглянулся к неожиданному спасителю. Плечом к плечу рядом со мной стоял Генка. Все. Теперь мы были вдвоем. И со спины к нам не подойти. Мы сможем отбиться!

Это поняли и нападавшие.

– Пойдем, – проговорил Толька своим приятелям, – а этих мы еще поодиночке подкараулим.

И они удалились, не оглядываясь.

– Откуда ты взялся? – я удивленно посмотрел на друга.

Теперь я мог его так называть с полным правом.

– Через балкон, – слегка усмехнувшись, проговорил Генка, – увидел вашу махаловку и спустился.

– А как?

– Так же, – проговорил он и, забравшись на козырек подъезда, перебрался на балкон.

Потом, прощаясь, махнул мне рукой.

– Пока, – весело прокричал я.

Обломок меча полетел в кусты. На душе стало легко и радостно…

10

– Ты чего в прошлый раз убежал?

Так встретила меня Оля в первый же день после каникул. И что я должен был сказать? Не мог же я рассказывать про уехавшую маму, про тетю Лару.

– Я вспомнил, что мне надо было домой, – пробормотал я, стараясь не глядеть в ее сторону, – мы ж переезжали в новую квартиру.

Конечно, мы переезжали совсем не в тот день, но не все ли равно.

– Ага, – она сделала вид, что поверила. – А мне собаку купили.

– Собаку?

– Ну да. Хочешь, покажу?

И не дожидаясь ответа, она вытащила из портфеля альбом для рисования.

А я и понятия не имел, что она умеет рисовать. Если бы не было в этот день урока рисования, то и не узнал бы. В первой четверти я как-то не обращал на это внимания. Почему? Мы ведь сидели на одной парте, а не замечал. Может потому, что тогда мы еще не дружили. И тут меня как4 по голове стукнуло. Я ж хотел подружиться с Мариной Орловой. Но никаких изменений в этих планах так и не произошло.

Оля между тем открыла альбом. Ничего себе, собачонок на рисунках выглядел совсем как живой. Здорово у нее получается. Надо бы сегодня на уроке ее удивить. Если, конечно, получится.

Темой урока оказался чайник. Тот самый, в котором обычно заваривают чай.

Что тут рисовать?

Нечего делать. Легкотня. Я всего-то пару минут потратил, чтобы набросать контуры. Оставалось раскрасить. Это вообще не проблема. Тут главное – чтобы рисунок не выглядел разноцветным пятном. А вот как этого добиться – уже какая-никакая, но проблема.

Я заглянул в альбом к Оле. Ага, она взяла, да прикрыла от меня.

– Будем соревноваться, – хитро прищурившись, проговорила Оля. – У кого лучше получится.

Интересно, как это сочетается с дружбой? Ну, ладно, посмотрим еще, чья возьмет. Придется смотреть еще у кого-нибудь. Я обернулся назад. Сидящая сзади Танька Колупаева, старательно вырисовывала линии в альбоме. Даже кончик языка высунула от усердия. Ей еще далеко до завершения рисунка. Ренатик, рядом с ней, густо мазал черным края нарисованного уже кривобокого чайника. Зачем бы это?

– Ты не знаешь, зачем Ренатик… – я дотянулся до сидящего впереди Ильяса.

– Светлаков, не разговаривай! – Наталья Юрьевна слегка постучала ладонью по столу.

Ну, вот опять. Все Светлаков да Светлаков. Когда, наконец, это кончится?

Так, зачем же все-таки он мазал черным?

И тут, словно откуда-то издалека до меня снова донесся голос Натальи Юрьевны: «Не забывайте о тенях, полутенях, бликах». Точно, тени!

Дальше пошло легче, и вскоре у меня получился такой чайник, что мне самому понравился. Не особенно я умею рисовать, а тут получилось. Я восторженно огляделся. Генка в другом конце класса еще усиленно трудился над рисунком, низко склонившись над партой.

– Сдаем работы.

Я ожидал пятерки, но на альбомном листе, что мне вернули, ехидно краснела мерзкая тройка. Рядом с ней, как на параде выстроились целых пять плюсов.

Надпись под оценкой гласила:

«Если бы ты не крутился на уроке, не разговаривал бы, внимательно слушал учителя и не отвлекался, то было бы пять».

Я ж не сделал ничего плохого. И, вообще, какая связь между рисунком и поведением?

– Разве можно так оценивать? – спрашивал я Генку, когда мы возвращались из школы. – У меня ж все было хорошо нарисовано.

Мы шли вдвоем только с Генкой. Могли бы и втроем идти, Оля легко бы вписалась в нашу компанию. Но с ней я договорился, что приду смотреть собаку как-нибудь в другой раз.

В начале ноября зима практически окончательно вошла в свои права. Снег громко скрипел под ногами. Деревья словно укутанные в толстые белые шубы, выстроились вдоль дороги. Яркое солнце вовсю светило, но приносило только мороз. Не лето все-таки.

– Пошли ко мне, поиграем, – проговорил я, – а то на улице что-то холодно.

– А, пошли, – сразу же отозвался Генка, – тем более, что я никогда не был у тебя дома.

Но, вообще-то, я звал Генку не только и не сколько из-за холода. Первым делом мне хотелось похвастаться новым мечом, который я стругал взамен сломанного все свободное время. И меч получился совсем как настоящий – подогнанной под пальцы рукоятью, с перекрестием-гардой, с выровненным четырехгранным клинком. Красота, да и только.

Как и следовало ожидать, Генка так и прилип к мечу. Он, то брался за рукоять, то поглаживал острие, то смотрел вдоль меча. Мне даже стало жаль лишать его игрушки.

– У меня есть еще заготовка для следующего меча, – неожиданно даже для самого себя проговорил я, – давай посражаемся.

– Прямо сейчас?

– А что такого? – сказал я и махнул заготовкой, имеющей пока весьма отдаленное сходство с мечом.

Громкий хлопок раздался в помещении. Посыпались стекла.

Что я разбил?

Вроде бы все цело. Я ж стоял посреди комнаты.

– Лампочка, – вскрикнул Генка.

Я поднял взгляд. Действительно, стеклянная колба теперь представляла собой торчащие зубчатые осколки. Я вспомнил, что лампа была велика и несколько выступала из-под люстры. Поэтому, зацепить ее не представляло ни малейшей трудности.

Я откинул деревягу в сторону. Машинально потянулся к выключателю.

– Ты что делаешь? – вскричал Генка, – замыкание устроишь…

Но лампочка, даже разбитая, зажглась. Во всяком случае, та самая пружинка, что находится внутри, горела.

– Горит, – торжествующе проговорил я.

– Ага.

Между тем, пластиковый абажур люстры начал оплавляться. Звонко щелкнул выключатель.

– Попадет теперь, – удрученно высказался Генка.

– Да уж, – я еще раз посмотрел на разбитую лампочку. И тут меня посетила гениальная идея, – Давай, выкрутим обломки. И никто ничего не узнает.

Со стула я не дотянулся. Пришлось нам пододвинуть стол.

– Варежки надень, – посоветовал Генка, – а то порежешься.

Пока я выкручивал лампочку, Генка подобрал все осколки с пола. Хорошо, что у нас ковров не было, как во многих домах. Вот, например, у папиного друга – Дмитрия Ивановича – не только на полу, но и на всех стенах ковры. А у бабушки так половики настелены. Вот там пришлось бы повозиться со стеклами. А у нас все просто: крупные подобрал, потом подмел веничком, и все.

Только, куда ж все это девать?

– Бежим в магазин за новой лампой, прикрутим. А обломки где-нибудь по дороге выкинем.

Кое-как засунули оружие за шифоньер. А пальто нам с Генкой пришлось застегивать уже на лестнице. Хлопнула за нами дверь. Мы помчались по заснеженной улице.

– Стоп!

Да, что ты будешь делать. Опять перед нами Редькин с компанией.

– Некогда нам!

Мы с Генкой почти одновременно выдвинули вперед кулаки. Дорога тут же очистилась, а мы пробежали дальше. На удивление, никто нас не преследовал. Оглядываться и нам было недосуг.

Лампочек в магазине не оказалось. Во всяком случае, тех, что нам нужны.

Что ж теперь делать?

– Ладно, пошли по домам. – Я прощально махнул Генке и медленно поплелся в обратный путь.

– Может, скажем, что это я? – проговорил Генка, – мне ж все равно не попадет.

– Нет, я сам…

11

– Светлаков, ты мне нужен, – ко мне приближалась Каланча.

Чтоб тебя, а я только собрался с Олей о ее собаке договориться. А тут эта Каланча. Ну, что я опять натворил? Вроде бы ни в чем не замечен. Чего ей еще от меня надо? Делать нечего, надо идти. Каланча все-таки не только наша классная, но и завуч.

– Вот что, Светлаков, – не терпящим возражения тоном проговорила она, – на тебя возлагается важная роль.

– Какая, Елена Константиновна?

Каланча пристально посмотрела на меня.

– Надеюсь, ты еще помнишь, что приближается Новый Год.

– Ну, да, – я все еще ничего не понимал.

– Пойдем в мой кабинет.

А я как-то и забыл, что у Каланчи еще и кабинет свой есть, а не только наш класс и учительская. Я медленно потащился вслед за ней.

– Не отставай.

А что тут отставай. Домой-то не по времени пускают. А тренировки сегодня все равно нет. Так что мне совершенно некуда спешить.

В кабинете Каланча уселась за стол. Мне пришлось встать напротив. Некоторое время завуч рассматривала меня. Видимо удовлетворенная осмотром, она, наконец, заговорила.

– Насколько мне известно, ты хорошо читаешь стихи, Светлаков. Поэтому, я и решила предоставить тебе честь участия в новогоднем празднике.

– Это как? – сказать, что я был ошарашен, ничего не сказать.

– Все просто. Ты будешь изображать Новый 1973 год на праздничной елке. Вот тебе слова. – непререкаемым тоном произнесла Елена Константиновна, – К завтрему чтоб выучил.

Никак не мог от Каланчи ожидать такого слова, как к завтрему. Так только бабушка говорила. А Елена Константиновна все-таки учитель русского языка. Не может же она говорить, как в деревне.

Между тем, передо мной лег на стол лист с напечатанным стишком. Что-то маловато для роли. Помнится, еще прошлым летом, в лагере, я был ведущим концерта, так там столько листов было. А тут, всего-то несколько строчек. Чего тут запоминать-то? Особенно до завтра. Я бы так сразу смог повторить:

– Здравствуйте, мои друзья,

К вам пришел на праздник я.

Вы хорошие ребята,

Пионеры, октябрята.

Будем с вами мы дружить,

И, – вот тут я на мгновение запнулся, – стране родной служить.

Хорошо нам всем живется,

Песня звонкая поется.

Вот и все. Ничего сложного. Хоть сейчас на праздник. Я так и сказал Каланче. Она лишь усмехнулась и принялась доказывать, что я и без выражения читаю, и тихо, так что на празднике меня никто не услышит. Пришлось снова повторять.

Опять не ладно. Сейчас-то чего не хватает? Принялась она объяснять, как надо выходить, как говорить, как рукой водить. В лагере и то проще было. Там хоть и целые сценки приходилось разыгрывать, но никто так не придирался. А попробуй возрази. Сразу же нарвешься на ругачку.

Еще одно повторение.

– Пойдем на сцену, – Каланча решительно поднялась и направилась на второй этаж.

Там у нас у дальней стены имелось значительное по площади возвышение со ступеньками. Ну, сцена. На ней и проводились различные концерты.

Меня, что прямо на сцену собираются выставить. Мне этого и в лагере на всю жизнь хватило. Не хочу я снова туда. Опять будет на меня смотреть куча народу. Потом начнутся дразнилки. Так и кулаков на всех не хватит.

– Может лучше кого другого позвать, – проговорил я.

– Кого еще другого? Давай, не отлынивай.

Каланча широкими шагами прошлась по всему залу.

– Вот здесь будет стоять елка. А ты выходишь вот отсюда. Потом обходишь вокруг елки, – свои слова она энергично сопровождала жестами. – Пошел!

И я пошел. Несколько шагов, разведение рук в стороны.

– Ты как бы обнимаешь всех присутствующих.

Произнесение стишка.

– Не тараторь. Медленней, более вдумчиво. Еще раз.

– Здравствуйте, мои друзья…

– Пауза. Дальше.

Еще один проход.

Еще один.

И еще.

И еще.

Надо же, не думал, что можно так уставать. Как это в лагере я так не уставал? Там все прошло быстро и без всякого напряга. Может, все дело в том, кто руководит репетицией?

– На сегодня хватит, – странно, но голос Каланчи показался мне усталым.

С чего ей-то уставай? Она же ничего не делала.

Я спустился в раздевалку.

Тут же ко мне подбежал Лешка Зотин. После драки в Генкином дворе он все чаще попадался мне на пути. И никогда не был враждебным. И на этот раз он выглядел попросту взволнованным. Совсем не похоже, что он собирается поквитаться.

– Тебя поджидают, – с трудом отдышавшись, проговорил Лешка. – Облава.

– Кто?

– Много кто. Во главе с Редькиным.

– А ты? – я подозрительно уставился на него, поглаживая кулак.

– Я?

– Ты почему не с ними?

– Не важно, – он отмахнулся, – но с ними нам, – он почему-то объединил нас, – не справиться.

В обще-то нас теперь двое. Вот бы еще и Генку к нам. Но его, после разбитой лампочки, вообще никуда не выпускают. Каждая минута задержки учитывается вплоть до порки. Оказалось, что моя мачеха и мать Генки когда-то учились в одном классе. И они довольно часто общались. Так, что на Генку рассчитывать не приходилось.

Я внимательней всмотрелся в Лешку. Думаю, что не подведет.

– Справимся, – я решительно шагнул к двери.

– Нет, – он схватил меня за руку, – их около десятка. Давай, я лучше тебя через черный ход выведу.

Пришлось согласиться. Полностью доверять Лешке в драке я, конечно, не мог. Но мог ли я довериться ему в бегстве? Приходилось рисковать. Преимущества заднего хода в данном случае очевидны. Через сугробы там вела узенькая тропинка. Количеством среди глубоких сугробов меня не задавить. Одно это могло способствовать успеху.

Так оно и случилось.

Мы с Лешкой благополучно скрылись из школы и направились по домам. Оказалось, что и Лешка жил неподалеку, в следующем за моим, так называемом, дробь два.

– Приходи как-нибудь, – проговорил Лешка на прощанье.

12

– Эй, Славка, я искал тебя, – окрик Сережки Бормотова показался мне, по крайней мере, странным.

– Чего тебе еще? Давно не получал? – ну, не мог я уже по-другому с ним общаться.

От неожиданности он даже отступил на шаг. Впрочем, при этом он не сделал ни малейшей попытки к защите. Сережка только поглубже засунул руки в карманы пальто, так что пальто опустилось значительно ниже и словно надавило на плечи Сережки получилось, что Сережка выражал не независимость, как, наверное, хотел, а лишь сгорбленную неуверенность. Носок его ботинка беспрестанно елозил по полу.

– Говори, чего хотел.

– Намечается облава на Зотина, – хмуро проговорил он, опустив глаза.

С чего бы это он сообщал мне об этом? Давно ли он сам старался присоединиться к толпе, чтоб поколотить меня. Хорошо, что тогда Генка помог. А в прошлой облаве – принимал он участие или нет? А если принимал, то почему сейчас подошел ко мне? Вопрос на вопросе, и никакого ответа.

– А чего вдруг…?

Он принялся что-то бормотать. Ну, точно – Бормотов. Совершенно ничего не понятно. Он бы голову поднял. Да и говорить стоило бы более внятно. Папа в таких случаях говорит: «Не мямли». И верно – хочешь, чтоб тебя поняли, говори понятно.

– Не мямли! – воспользовался я папиными словами.

– Надоело мне толпой нападать. Вот я и решил предупредить.

– Так и предупреждал бы самого Лешку. Я-то тут причем?

– Он мне не поверит, – хмуро проговорил Сережка.

– А мне поверит?

– Он же вывел тебя в прошлый раз, – проговорил он. И тут же оживился, – кстати, а куда? Как вы скрылись?

– Через черн…

– Вот, и ты его туда выведи, – прервал он меня и устремился к выходу.

Некоторое время я смотрел ему вослед. И куда он так торопится? Остался бы, да помог. Все-таки мы бы тогда с Лешкой не вдвоем бы были. Так ведь нет. Я огляделся. Может, Генка еще не ушел. Так оно и оказалось. Приятель как раз выходил из раздевалки с привычным уже песочным кольцом. Я поманил его взмахом руки.

– Зотина не видел? – с ходу спросил я.

– Щас появится, а чё? – значительный кусок коржика скрылся во рту Генки.

Как-то я не замечал за ним такой манеры разговора. А может, просто не обращал внимание.

– Его бить собираются.

– Ага. А кто?

– Ну, та же компашка, что и к нам цеплялась.

– А разве он не с ними?

– Я ж тебе рассказывал, как он меня от облавы увел.

В этот самый момент появился и Зотин. Я сразу бросился к нему. Пальцы мои ухватили его за рукав. Не говоря ни слова, я потащил Лешку к черному ходу. Краем глаза успел заметить, что Генка, подхватив портфель, устремился за нами.

– Отстань, – Лешка сделал неуверенную попытку вырвать рукав.

– На тебя облава, – проговорил я, и тут меня словно осенило.

Это же из-за меня теперь охотятся на Лешку. Это он в прошлый раз меня спас от облавы, а теперь бывшие приятели хотят ему отмстить. Как это похоже на Редькина. У него почему-то всегда так. Даже, когда мы с ним еще дружили, он пытался за все поквитаться. Даже за самую маленькую обиду, готов был пустить в ход кулаки. А уж тут-то, он же явно считал, что Лешка предал их компашку. А где гарантия, что завтра не потребуется так же спасать уже и Сережку. Все это я продумал за те короткие мгновения, во время которых мы тащили Лешку к черному ходу.

Еще пара шагов – и дверь. Оставалось лишь откинуть крючок. Почему-то черный ход закрывался на простенький крючок.

В ближайших к двери окнах неожиданно промелькнули неясные тени. Рука сама собой вытянулась поперек дальнейшего пути наподобие шлагбаума. Я пригляделся внимательней. Да, это была Толькина компашка.

Но как они узнали?

На этот вопрос незамедлительно нашелся и ответ, как только я узнал в одной из притаившихся фигур Сережку Бормотова. Здрасьте, приехали. Предатель! Вот ведь как оно бывает. Что же нам теперь делать?

И тут меня поразил Генка. Обычно он не особо отличался быстротой мышления.

– Основной-то ход сейчас свободен, – проговорил он в раздумье.

Точно. И мы бросились к главному выходу. А они пусть нас на заснеженном поле подождут.

Мороз, хоть и не шибко сильный, но сразу же ухватил за щеки и нос. Дыхание вырывалось густыми сизыми клубами. Деревья, каждая их веточка, как будто спряталась в белые мохнатые шубы. Интересно было смотреть на окружавшие со всех сторон белые пушистые деревья. Но что-то я отвлекся. Не особенно всех остальных затрагивали эти почти сказочные красоты. Мы столпились на крыльце школы в некоторой растерянности. Вроде бы и надо по домам расходиться, но что-то же и с облавщиками нужно делать.

– А, ну их, – так махнул рукой Генка, что чуть не скинул варежку в сугроб, – пошли домой.

Это предложение меня почему-то совершенно не заинтересовало.

– А Толька с компанией?

– А чё? Постоят, замерзнут, да и смоются.

Нет, это все не то. Мне захотелось наказать их сильнее, чтоб навсегда отбить желание охотиться толпой на одного. Я вспомнил единственную тропиночку, ведшую от черного хода школы, по которой не так давно мы с Лешкой спасались от такой же облавы. Она была настолько узкой, что даже ноги невозможно поставить рядом, только одну перед другой. А если добавить высокие сугробы, то выбираться Толькиной компашке будет не очень-то просто.

– А давай, мы их самих поколотим, – выпалил я внезапно возникшую мысль.

– Их семь человек, – с сомнением покачал головой Лешка, – а нас трое…

– Точно, – Генка подхватил мою мысль, – затаимся у выхода со стадиона, и…

Тут и до Лешки дошло.

– Они же там не смогут всей толпой навалиться. Мы, как спартанцы, сможем навешать им.

– Спартанцы, – тут уже я оказался непонятливым.

– Ага, – подхватил Генка, – это как в кино.

– В каком еще?

– Со вчерашнего дня в «Горне» идет, – пояснил Лешка, – «300 спартанцев» называется.

– Надо будет посмотреть,

За разговорами мы уже подошли к предполагаемому месту засады. Немного пригнувшись, затаились. Ближайшая из яблонь качнулась и одобрительно осыпала нас мельчайшим снегом. Значит, чтоб лучше замаскировать нас на фоне снега. Следом за ней шевельнулись и другие яблони школьного сада. Генка зябко передернулся, видимо снег за шиворот попал. Вот ведь, до выпендривался, шарф как веревку намотал.

Оставалось ждать. Хорошо бы еще не долго, а то и сами замерзнем. Солнце-то, конечно, яркое, но зимой все наоборот: чем ярче солнце, тем морозней день. Постепенно мороз все больше давал о себе знать. Поневоле порадуешься, что все-таки надел валенки. Сережка вот был в ботинках. Наверное, мерзнет сейчас?

Со стороны школы послышался громкий скрип снега и приглушенные ругательства. Наши «друзья», видать, основательно замерзли. Вскоре показались и съежившиеся, спотыкающиеся фигуры. Сразу расхотелось с ними связываться. Но мы все-таки вышли им навстречу.

– Щас, вы у меня получите, – проговорил Генка, методично ударяя кулаком в ладонь.

Лешка демонстративно скрестил руки на груди. Его героический вид портил лишь покрасневший от мороза нос.

Толькиной компашке некогда было наблюдать за таким несоответствием. Они все-таки дольше нашего на улице находились. Да, еще и без движения.

Какая уж тут драка, когда пальцы даже в варежках почти в сосульки превратились. С чего бы? Вроде бы и мороз не сильный, а поди ж ты… Однако, мы не должны показывать свою слабость.

Я встал рядом с друзьями и сжал кулаки.

Первым вывалился из-за сугроба Сережка. Этот точно мой. Я шагнул вперед. Мой кулак неуклюже впечатался в подбородок Бормотова.

Как ни странно, но этим вся драка и закончилась. Сережка свалился под ноги шедшего следом. Тот с размаху уткнулся лицом в сугроб. Остальные не стали дожидаться наших кулаков и быстренько поползли в разные стороны, увязая чуть не по пояс в сугробе.

– Катитесь отсюдова, – приговаривал Генка, подправляя противникам направление при помощи пинков.

Таким образом, поле боя осталось за нами…