Текст книги "Пятиклассники"

15

Вот уже целую неделю Витька старательно что-то записывал, а вид его при этом был достаточно загадочным. Пеннер старался ни с кем не общаться. После уроков сразу убегал домой. Поговорить с ним не представлялось ни малейшей возможности. От любых вопросов он просто отмахивался и так же поспешно исчезал.

Наконец, на последнем уроке я не выдержал.

– Чё это у нас с Витькой? – обратился я к Светке.

Она ответила таким удивленным взглядом, что я аж закашлялся.

– А я-то почему должна знать?

Ну, надо же думать, у кого спрашивать. Явно же не у Светки. Откуда ей знать? Она повернулась к парте Витьки и пристально на него посмотрела. Пеннер опять что-то писал, низко склонившись над тетрадкой.

– Что же все-таки он там строчит?

– Стихи пишет, – уверенно произнесла Светка.

– Чё-ё-ё?

– Ну, да, – она тряхнула головой так, что волосы прямо хлестнули ее по лицу. – праздник же приближается.

Вот ведь девчонки. О чем только думают? Впереди, конечно, нас ожидал международный женский праздник. Но не связано же все с этим. Надо же, стихи… да еще и к празднику.

Хотя…

Как там я писал когда-то:

 
Весна пришла к нам в город
А вместе с ней грачи
И побежали с горок
Веселые ручьи
 

Вроде бы так…

Я посмотрел в окно. Весна в этом году выдалась ранняя и быстрая. Вроде только еще начало марта, а в городе она уже вовсю разгорается. Деревья, правда, еще мокрые и голые, но сугробы повсюду уже усели, превратившись в неопрятные, серые кучи грязного снега.

«Весна пришла – весне дорогу»

По правде говоря, весна мне совсем не нравится, особенно ранняя, когда еще не стаял весь снег, когда неизвестно что может появиться из-под сугробов. На улицах промозгло и сыро. Грязь вытаяла из-под снега, но под тончайшим слоем грязевого месива прятался невероятно гладкий лед. Поэтому ходить надо крайне осторожно, дабы не навернуться.

Неожиданный хлопок по плечу заставил меня обернуться. Валерка Курочкин протягивал свернутый листок бумаги.

Записка!

Меня поражал Валерка. Только в начале года он новичком пришел к нам в класс, а сейчас он уже чуть ли не возглавляет Совет отряда – во всяком случае, спортивный сектор полностью под его началом. Ну, да, он же каким-то спортом занимается, не знаю, правда, каким. Да, это и не важно.

Развернул Валеркину записку. Меня поразил его необычайно ровный почерк. Так красиво я, например, не писал никогда. Нет, однажды было. В первом, или во втором, классе…

***

Идет контрольный диктант, не то за четверть, не то за год. Стоит вопрос о итоговой оценке. Естественно хочется, чтобы она оказалась хоть несколько повыше. А то у меня из-за корявого почерка оценка за русский язык постоянно болталась между тройкой и четверкой…

Я старательно выписываю буковки. Стараюсь изо всех сил. Рядом старается Светка. Даже кончик косы жует от усердия. Еще чуть-чуть, и язык высунет. Руки нестерпимо чешутся. Так и хочется дернуть за косичку. Но нельзя. Я должен написать хорошо. Буковка к буковке – ровные строки заполняют страницу. Даже глаз радуется, когда я смотрю на результат.

***

Я легко отогнал непрошенные воспоминания и вгляделся в записку. Строчки ровные, но что он там понаписал?

ОСТАНЬСЯ СЕГОДНЯ ПОСЛЕ УРОКА.

ЕСТЬ ВАЖНЫЙ РАЗГОВОР ПО ПОВОДУ 8 МАРТА.

ПРЕДУПРЕДИ ПЕННЕРА.

– Дай посмотреть, – потянула меня за рукав Светка.

Опять она лезет не в свое дело…

Я отдернул руку. Смятая записка спряталась в кармане.

– Отстань, – проговорил я одними губами.

Светка демонстративно отвернулась, поджав губы. Ну и пусть себе дуется. Подумаешь. Мне-то какое до всего этого дело? Не очень-то и надо…

***

Конница кочевников снова мчится по степи, чтобы покорить свободолюбивый народ гор. Хмель-хан, злой после недавних потерь в ущелье, на этот раз выпускает вперед разведчиков.

Горы постепенно приближаются. Армия кочевников замедляет ход. Никому не хочется повторно подставлять себя под камни и меткие стрелы горцев. Вот и печально знакомое ущелье. Движение еще замедляется.

– Вперед! – командует Хмель-хан, направляя в ущелье разведчиков.

Разведчики пришпоривают лошадей, вихрем пролетают сквозь иголочное ушко ущелья. Зорко вглядываются воины в нависшие над тропой скалы.

Никого.

Впереди виднеется одно из селений горцев.

Защитники плечом к плечу встают на стенах городища. Предводитель горцев пристально оглядывает готовых к схватке воинов. Взгляд его падает на стоящую неподалеку девушку, вооруженную длинным луком.

Зеленые глаза девушки смотрят вызывающе.

– Я тоже могу сражаться, – дерзко говорит она…

***

Звонок оборвал мои мысли на самом интересном месте.

Я быстро собрал портфель и бросился к двери, надеясь перехватить Витьку у выхода из класса.

Не тут-то было. Дорогу мне перегородил Курочкин.

– Ты куда? – Валерка умер ладонь мне в грудь, – я же просил задержаться.

А почти совсем забыл о его записке.

Мы столпились вокруг Валерки.

– Вот что, ребята, – заговорил он свистящим шепотом, – нам нужно подумать о подарках девчонкам.

– Давайте распределим, кто и кому будет делать подарок, – тут же предложил я.

Тем более, что у меня уже был готов подарок для Светки. Я собирался ей подарить модель самолета. Мы с папой его собирали осенью. А еще меня ждала модель броненосца «Потемкин». Я, конечно, лучше бы его подарил, но мы не смогли его еще доделать: я не рассчитал и перерасходовал клей. Теперь броненосец так и пылится недоделанный, а вот самолет…

– Нет, так не пойдет, – возразил Валерка, – сделаем всем одинаковые подарки…

16

В этот день мы оставались дежурить в классе.

Витька восторженно помахал перед лицом замусоленной тетрадкой.

Такой откровенной радости я у него давно уже не видел. В последнее время он, по большей части, словно в черепаший панцирь спрятался. Даже на женский праздник не остался девчонок поздравлять.

Зато все остальные мальчишки, даже обычно державшийся в стороне Сережка Петухов, приняли участие.

Вообще-то у нас в классе два Сережки Петухова. Они даже нисколечко не похожи. Один длинный и худой, другой – маленький и толстенький. Друг другу они даже не родственники, но у них и отчества одинаковые. Здорово? И тот, и другой – Владимировичи. А самое интересное, что и живут-то они на одной лестничной площадке. Только у длинного Сережки квартира шестьдесят четыре, а у толстого – шестьдесят пять. Шестьдесят пятый всегда что-нибудь затевает, а вот шестьдесят четвертый, как придет в класс, так за парту сядет, согнется в три погибели – и не подходи к нему.

Но на празднике даже он песню девчонкам спел. И у него такой голос оказался, что… почти как у тех, кого мы в театре слушали в опере. Совсем неинтересно, половина слов непонятна: потому как все поют.

А Витька от праздника отмахнулся, быстренько домой смылся.

– Смотри, что я написал, – проговорил он и сунул тетрадку мне чуть ли не в нос.

Я внимательно рассмотрел тетрадь. Оказывается, Витька еще и разрисовал ее. У него здорово рисовать получается. Гораздо лучше, чем у меня. Может, именно он и станет художником.

Тетрадь. На обложке нарисован человек в широкополой шляпе с перьями. Совсем как в кино про мушкетеров. Никак, Витька очередную книжку прочитал. Оттуда и срисовал.

– Потом посмотришь, – нетерпеливо говорил Витька, – читай лучше.

Чего читать-то?

Я раскрыл тетрадь как книгу.

«ЧЕЛОВЕК СО ШРАМОМ»

Значилось на первой странице.

Заголовок.

Буквы под заголовком сложились в слова: «Жарким летним днем по одной из узких улиц Парижа шел молодой человек».

У меня в «Трех мушкетерах», кажется, есть карта Парижа. Попросил бы Витька у меня книгу. Неужели бы я ему не дал. Тогда бы он смог написать: по улице … Сент-Антуан. Это я вспомнил «Жака Отважного»…

«Одет он был богато, но небрежно».

Я пропустил несколько строчек с описанием одежды. Какая разница, как выглядели штаны и куртка этого человека? Успел только прочитать, что сбоку у него висела длинная шпага. Как же без шпаги? Новый д’Артаньян?

«Невдалеке послышался звон металла. Явно кто-то пытался выяснить отношения с помощью шпаг. Молодой человек ускорил шаги. В пустынном дворике за темным сумрачным домом дрались двое. Искры сыпались с клинков при каждом ударе».

Интересно, где и когда он видел искры при поединке?

« – Черт возьми, – вскричал молодой человек и, выхватив шпагу, бросился к дерущимся, – Дуэли же запрещены!

Оба противника обернулись на крик молодого человека. Две шпаги сверкнули на солнце. Теперь он оба готовы были напасть на него. Молодой человек отступил на шаг, занимая оборонительную позицию. Перед его глазами мелькнул сверкнувший зигзаг. Острие шпаги обошло клинок и легко пронзило плечо молодого человека. Он вскрикнул и повалился на мощеную камнем мостовую. В глазах его потемнело».

Недолгим же оказался его бой. Кстати, а как зовут этого молодого человека? Я пробежал глазами по всем у написанному. Имени нигде не было. А может Витька просто забыл или имя есть дальше?

Я перелистнул страницу. Дальше текста оказалось на удивление мало.

«Молодой человек очнулся в полутемной комнате на застеленной серыми рваными простынями кровати. На деревянном столике возле кровати стоял бокал. Одежда молодого человека, тщательно вычищенная, лежала на таком же, как стол, грубо сколоченном, табурете. Тут же лежала и его шпага.

Молодой человек поднялся с постели, быстро оделся и, оглядевшись по сторонам вскарабкался на высокий подоконник, собираясь выпрыгнуть.

– Зачем в окно? – громкий голос от двери заставил его вздрогнуть, – Ведь есть же дверь…»

Я быстро просмотрел еще несколько страниц. Больше ничего не было написано.

Пока я читал, Витька все не оставался в покое. Он, то ходил по классу, то садился за парту, громко хлопая крышкой.

– Ну как?

– Что как?

– Как тебе моя книга?

– Твоя? Откуда списал?

– Чё это – списал? – обиженно протянул Витька, – я сам сочинил.

– Сочинил? А дальше-то?

– Еще придумаю…

17

Сегодня Анатолий Викторович рассказывал легенду об основании Рима:

– …Четырнадцатый по счёту царь Альба-Лонги, Нумитор, был свергнут своим братом Амулием.

***

– А-а!!! – в лучах заходящего солнца возносятся вверх широкие грозные мечи, во все стороны рассыпая синеватые блики.

– А-а! – гулко отзывается эхо и мечется по окружающим каменистым склонам.

Устрашающая лавина звероподобных людей устремляется вслед за его невнятными затухающими звуками. Все они, как один, завернуты в косматые волчьи шкуры со спутанной до плотной корки шерстью. Головы людей укрывают шлемы в виде голов этих свирепых хищников с жутко оскаленными пастями. Белые клыки ярко выделяются на общем темном фоне.

Словно в ожидании неминуемой грозы, затихает пораженная природа. Даже недавний легкий и свежий ветерок, благостно овевавший покрытые нежной зеленью холмы, замирает, испуганный стремительными молниями клинков. Всевозможные птицы прерывают многоголосый разговор, во все крылья спеша укрыться в ветвях небольшой рощицы. Только зловещий черный крест, пролетающего на большой высоте стервятника продолжает накручивать широкие круги, зорко высматривая на зеленом полотне возможную добычу.

– А-а-а! – пронзительный злой крик заглушает натужный топот крепких ног и тяжелое надрывное дыхание бежавших.

– Впере-е-ед! – огромный вожак широко взмахивает хищно сверкнувшим в наступающих сумерках клинком и направляет острие меча в сторону небольшого каменного здания.

Навстречу выступает небольшой отряд воинов в сверкающих доспехах и занимает оборону. Блестящие медные шлемы призывно сверкают, отражая последние солнечные лучи.

– Нумитор, – кричат они, превратив имя своего царя в боевой клич, и бросаются на пришельцев.

Со звоном и грохотом сталкиваются противники. Проливается первая кровь.

Словно начищенный бронзовый щит этрусков, солнце бросает на поля боя последний луч…

***

– Ты не слушаешь? – Светкин тычок отвлек меня от мыслей.

– …Близнецы не утонули и были, по легенде, вскормлены волчицей…

Ага, конечно, будет вам волчица людей вскармливать. Сожрет, и все дела. Нет, тут уж точно была не волчица.

Но что тогда?

Видимо, я произнес это вслух, потому что Светка опять ко мне прицепилась.

– Ну, о чем ты все время думаешь?

Вот ведь зараза. Как там папа говорит: «Чтоб тебя – приподняло, перевернуло и шлепнуло».

– …Ромул убил Рема и стал, таким образом, первым царём Рима. – закончил рассказ Анатолий Викторович.

Кстати, а о чем я только что мечтал?

Что-то очень интересное, связанное с тем, что сейчас говорил историк.

А он, между тем продолжал:

– Первоначальное население города составляли преступники и изгнанники из других городов.

ВСПОМНИЛ! Я чуть не закричал в полный голос.

Замелькали передо мной исписанные листы тетради. Ага, вот, наконец, и чистый.

ВОЛЧИЦА… ВОЛЧИЦА… Стучало в голове. ВОЛЧИЦА?

И тут меня озарило. Какая же тут, к лешему, волчица? Люди это.

Люди?

Точно, люди из клана Волка. Ну, как индейцы. Недавно какое-то кино про них показывали. Значит, так и запишем: люди-волки!

В руке, словно сама собой очутилась ручка. Успеть бы записать за своими мыслями. Что я там нафантазировал? Строчки быстро поползли по тетради:

«Долина озарилась ярким солнечным светом. Приближался вечер. Откуда-то издалека слышался неумолимый грозный рокот моря. Птицы рассыпали звонкие трели.

По равнине, усыпанной сочной зеленью, двигалось огромное войско.

– А-а!!! – в лучах заходящего солнца взметнулись вверх широкие грозные мечи, во все стороны рассыпая синеватые блики.

– А-а! – гулко отозвалось эхо и заметалось по окружающим каменистым склонам.

Устрашающая лавина звероподобных людей устремилась вслед за его невнятными затухающими звуками».

Я критически оглядел написанное. Что-то не так. Но, что?

А вообще здорово! Я отложил ручку, с хрустом размял пальцы.

– Что там у тебя? – уже в который раз ко мне в записи заглянула Светка.

Чего ей опять-то надо?

Но она уже выхватила тетрадку и углубилась в чтение.

Этого-то только не хватало. Не отбирать же обратно. Мне вспомнилось, как еще совсем недавно все та же Светка в пух и прах раскритиковала начало рассказика об Атлантиде. Впрочем, и мне-то самому он не очень понравился. То ли дело Римская история. Офигенный простор для деятельности.

Обернулся к Витьке. Интересно, как обстоят у него дела с «Человеком со шрамом»? Мне бы его мнение узнать, а никак не Светкино. У меня гораздо интереснее получается! Я покосился в сторону соседки по парте.

Щас точно раскритикует. Я замер в ожидании.

Светка, даже не посмотрев на меня, отодвинула тетради и задумчиво жевала косичку.

Я схватил свою тетрадь и придвинул к себе. Светка на это не обратила ни малейшего внимания. Вот ведь удивительно. Не похоже на нее…

18

Теперь и я, вслед за Витькой, занялся писательством. Каждую свободную минуту я старался посвятить этой новой страсти. А этих свободных минут становилось все меньше. Но самое поразительное то, что я совершенно перестал опаздывать.

Никогда бы не подумал, что полностью занятое время помогает приходить всюду вовремя. Теперь приходилось тщательно планировать каждый день. Тренировки, уроки, домашнее задание, прогулки, игры, а тут еще и новое увлечение. Для него тоже нужно было выделить особое время. Поневоле начнешь придерживаться режима дня.

Мне вдруг захотелось сделать то же самое, что и Витька: создать свою рукописную книгу.

Как к этому подступиться?

Я положил перед собой толстую тетрадь. Это и будет моя книга.

Оставалось только покрасившее ее оформить. По методу Пеннера идти не хотелось. У него тетрадка оформлена достаточно просто, а мне хотелось соорудить что-нибудь особенное, как в настоящей книге. Чтоб и какое-либо издательство было.

Первым делом соорудил нечто вроде обложки из альбомных листов. Теперь надо ее разрисовать.

В этот момент я задумался. С какой начать? Оказалось, что у меня в проекте два замысла. Книга про горцев и кочевников, по нашей с Витькой игре, и недавно начатая по Римской истории. Какому из них отдать предпочтение? Со всех полок на меня укоризненно смотрели корешки солидных книг.

«Ай-яй-яй, – шелестели они, – разве можно сразу несколько книг писать?»

Не знаю, может, и можно.

Но, в таком случае, мне надо изготовить две книжки. А тетрадка только одна. Придется идти еще за одной.

Я выскочил из дома. Прохлюпала под ногами лужа, перегородившая дорогу возле подъезда. Ботинки тут же заляпались грязью. Неожиданно земля поехала под ногами. Как я забыл о гольном льду под тонюсеньким слоем грязной воды. Хорошо еще, что даже в этой ситуации мне удалось немного сконцентрироваться, а то бы… шлепнулся прямо в грязь. Однако брючина все равно приняла глинистый цвет и промокла насквозь. В ботинке булькало.

Что теперь делать? Не идти же в таком виде дальше. Пришлось возвращаться.

– Ну, что ж я так неаккуратно, – сокрушался я, заполаскивая брюки.

Хотелось бы отстирать грязь до прихода родителей.

– Не мог что ли сначала с одной книгой разобраться, – бухтел я, – а как-нибудь потом и за другую браться?

Снова передо мной лежала тетрадь…

***

Мрачная келья озаряется лишь дрожащим кружочком от пламени свечи. Не малейшего движения воздуха не чувствуется в затхлом помещении. Вязкая духота и характерный запах сгоревших свечей густо наполняет помещение.

В массивной каменной чернильнице стоят несколько гусиных перьев. На грубо-сколоченном столе лежит пачка чистой бумаги. Над листом низко склоняется бородатый монах-переписчик в темной одежде.

Рука достает перо из чернильницы. Огромная черная капля готова уже сорваться с кончика пера. Но не срывается. Излишки чернил осторожно счищаются о край.

На листок ложатся ровные буковки. Буковка с буковке. Переписчик так старается, что крупная испарина покрывает лоб. Монах отклоняется назад, рукавом стирает пот. Снова приступает к работе. Перо начинает попусту царапать бумагу. В очередной раз булькают чернила. Ровные строки бегут по листку дальше…

***

Что же мне изобразить?

На обложке я старательно нарисовал скрестившиеся прямой и изогнутый мечи. Рука моя сама сделала выбор за меня. В этот раз я занялся кочевниками. Как же мне назвать это произведение?

ВОЙНА КОЧЕВНИКОВ И ГОРЦЕВ?

Нет, не то. Слишком длинно и неинтересно.

НАШЕСТВИЕ?

Тоже не подходит. Вообще что-то непонятное. Мне нужно что-то особенное. Яркое и емкое…

Я более внимательно посмотрел на рисунок. Меня наполнило неясное ощущение незавершенности. Не хватало какого-то штриха.

А если… Может, какую драгоценность подрисовать?

Я схватил мамину шкатулку. Перед глазами промелькнули различные украсюшки.

– Это то, что надо, – я выхватил, вроде бы золотую, подвеску с изображением летящей птички.

Птичка? Что-то мне это напомнило. Но что?

Память принялась лихорадочно вспоминать.

ПТИЧКА? ПТИЧКА?

Описание похожего изображения встречалось мне где-то совсем недавно. В какой-то книге. А не в той ли, где я читал про монголов?

Точно.

ПТИЧКА – СОКОЛ!

Изображение летящего сокола помещалось на монгольских охранных знаках, позволяющих их владельцу свободно перемещаться по всему монгольскому государству.

Как же они назывались?

Помнится, что изображений было несколько. Там и голова тигра, и лошадь, и летящий сокол. Целый зверинец.

Мне показалось, что я непременно должен вспомнить это название.

Хлопнула входная дверь. Звонкий Наташкин голос наполнил квартиру.

– Андрюша, ты дома? – это уже мама, – посуду вымыл?

– Анд’юша, посуду помыл? – повторила Наташка.

Чтоб тебя! Со своими книгами я напрочь забыл о посуде.

Я запихал украшения обратно и стремглав бросился на кухню. Терпеть не могу мыть посуду, но приходится. Тем более, что утром обещал.

Горячая вода шумно стучала о раковину.

И тут я вспомнил.

ПАЙЦЗА!

Пайцзами назывались эти монгольские знаки.

Так я и назову и нашу с Витькой игру, и книгу:

ЗОЛОТАЯ ПАЙЦЗА

19

«Шаг за шагом горцы отходили от догоняющей их стены огня. Все, дальше отступать было уже некуда. Горцы, во главе с Рьоги, сгрудились на самой вершине горы, в центре огненного кольца. Ужасный степной пожар полностью опустошил склоны. Жар подступал все ближе, заставляя беглецов больше и больше словно вжиматься друг в друга.

Наступали последние мгновения.

Даже, если пламя погаснет, кочевники Хмель-хана сомнут жалкие остатки защитников некогда огромного народа.

Сквозь языки пламени Рьоги и Кра видели, как кочевники все плотней сжимают кольцо вокруг обреченных горцев…

Стрелы степняков одновременно опустились на тетивы. Заскрипели сгибаемые луки. Вот-вот многочисленные стрелы накроют Рьоги и его сторонников».

Что-то мне не нравится такое окончание истории войны горцев с кочевниками.

Правда, нашу многосерийную игру мы с Витькой именно так и закончили. И никак не переделать. Ну, никак не может маленький горский народ одержать победу над огромной армией захватчиков, как бы ни старался. Да и Рьоги мне нравится.

– Анд’юша, что делаешь? – ткнула меня в бок Наташка.

В садик ее не повели – кашляет она, видите ли. Хорошо хоть не мешала мне писать.

– Книгу пишу, – отмахнулся я, не поднимая головы.

– Книгу пишешь?

– Да. Не мешай.

– А я? Я то-оже хочу-у.

Вот ведь незадача. Чем бы ее занять?

Где-то у папы были подходящие листы. Но где? Ни на столе, ни на комоде их не видно.

Скорее всего, он прятал их в книжном шкафу. Там дверца на ключ закрывается. Ага. Они там и от меня что-то пытались прятать. Бесполезная затея. Так я еще в прошлом году научился открывать эту дверцу…

Открыл бы и сейчас, но… Наташка. Совсем не хотелось, чтобы она узнала мою тайну, а потом и родителям бы рассказала. Нет, это явно мне не подходит.

Пришлось мне вырвать несколько страниц из тетради.

Наташка устроилась возле табурета. Она часто любила играть, изображая стол из этого табурета. Наташка такую игру обычно называла: в начальника…

Наташка, высунув язык, принялась старательно выводить ровные строчки угловатых зигзагов.

Фу, слава богу, увлеклась.

Теперь можно и продолжить…

На чем я остановился?

А, да, на том, что мне нравится Рьоги. Впрочем, как я могу не нравиться сам себе? Ведь в игре Рьоги – это именно я. Как-то не хочется убивать себя.

Что бы такое придумать?

Может так?

«Яркий столб света прорезал мрак ночи. Огромное металлическое сооружение словно на невидимых нитях повисло над группой горцев. Открылся овальный люк. На головы обреченных вывалилась веревочная лестница.

– Забирайтесь сюда, – из открытого люка раздался громкий голос.

Воины спешно вскарабкались по перекладинам лестницы.

– Стрелять! – почуяв неладное, скомандовал Хмель-хан.

Тишину ночи наполнился свистом стрел.

Звонко застучали стальные наконечники по корпусу небесного корабля. Через мгновение корабль взмыл в воздух. И еще через пару секунд он превратился в яркую звездочку, а потом и вообще исчез в бездонном небе».

Я поставил последнюю точку в книге. Тяжелый вздох непроизвольно вырвался из груди.

Спинка дивана прогнулась. Ладонь легко погладила обложку самодельной книги.

Какое-то приятное чувство удовлетворенности наполнило меня.

Еще бы.

Работа нескольких последних недель завершилась. Я с хрустом потянулся. Жаль только, что ни в школу, ни на тренировку идти не надо. Каникулы все-таки наступили. Последние в этом учебном году. Да, впрочем, и Виктор Алексеевич нас распустил на неделю.

Вот и пришлось мне с Наташкой дома сидеть.

Похвастаться готовой книгой, пусть даже и рукописной, некому. Вот и Витька потерялся. Они с родителями уехали в деревню.

– Анд’юша, поиг’ай со мной, – захныкала Наташка.

Она уже исписала зубчатыми строчками все страницы. И смотрела на меня огромными жалобными глазами.

– Я не буду с тобой играть, – твердо сказал я.

Лицо сестренки начало приобретать характерное выражение. Наташкины глаза наполнились влагой. Понятно, еще немного, и хлынут слезы.

До этого доводить никак нельзя. Уходя, мама сказала, что доверяет мне. Как же я могу не оправдать мамино доверие.

– Вот смотри, – я указал на разбросанные страницы, – как я могу с тобой играть, раз ты все игрушки разбрасываешь.

Наташка задумчиво посмотрела на причиненный ею беспорядок.

– Я сичас!

Наташка протопала к табурету. Бумага смялась в ее кулаке. В корзину с игрушками полетели смятые листы.

– А это? – я указал на валяющиеся игрушки.

Рука Наташки ухватила кубик. Кусок дерева брякнул о игрушки. Следом за ним туда же направилась и кукла Вика, лишенная по воле Наташки одежды.

– Так не пойдет.

Наташка смотрела на меня широко раскрытыми глазами.

– Викочку надо одеть…

Когда мама вернулась, мы с Наташкой сидели на полу и играли в куклы…