Текст книги "Пятиклассники"

Сценка из книги

Леопардовне взбрело в голову, что мы должны накануне дня Советской армии поставить какую-нибудь сценку о наших ребятах.

– Есть у кого-нибудь на примете подобные сценки? – вопросила она на классном часе.

Что такое сценка я знал неплохо. Там отдельно печатается имя, а рядом то, что данный человек говорит. Выглядит это примерно так:

«ВАСЯ (задумчиво глядя на Петю). А не пойти ли нам в кино?

ПЕТЯ (отрицательно мотает головой). Давай лучше на каток…»

Ну и так далее по всей книге. Читать такие книги, одно расстройство. Абсолютно ничего хорошего. По себе знаю. Пробовал я несколько таких штук осилить. Но куда там. Только одну пьеску и смог прочитать: «Экзамен на рыцаря или рыцарь на экзамене». Да и то потому, что там есть смешные места. Представил я как эта пьеска будет смотреться, когда не нужно будет читать, кто и что сказал, а все будет видно сразу. Мне папа так объяснил, что все фильмы сначала такими пьесками пишут. Вот я и подумал, а не подсунуть ли этого самого «Рыцаря» нашей Леопардовне…

Весь вечер рылся в книгах, но нашел. Вообще сама по себе книга интересная. Там и рассказики неплохие есть. И повесть. Только вот несколько таких пьесок ее портят. «Рыцарь» – пожалуй, лучшее из них.

На следующий день притащил я эту книгу Леопардовне.

– Эльвира Леонидовна, такая пьеска подойдет?

Леопардовна быстренько пролистала всю книгу. Ничего себе. Неужели она смогла прочитать хоть что-то? Вот бы мне так…

– Замечательная пьеска, Павлов, – похвалила она меня и ушла с моей книжкой в учительскую.

Здорово! Моя пьеска понравилась! Значит, мы ее и будем ставить. А раз это моя книжка, то мне скорее всего дадут сыграть какую-нибудь роль… И тогда-то я докажу Наташе, какой я замечательный актер, и дождусь благосклонного взгляда и дружбы…

После уроков Леопардовна собрала нас в классе и торжественно проговорила:

– Итак, мы решили ставить несколько сценок из такой замечательной книги, – она подняла вверх книгу, это была не моя книга, на обложке какой-то полностью красный человек скакал на такой же красной лошади, Название я прочитать не смог, но Леопардовна громко произнесла, – эта книга называется «Как закалялась сталь».

«А почему не моя?» – чуть не закричал я.

Леопардовна между тем продолжала:

– Вы – пионеры, будущие комсомольцы, и вы должны знать, какие люди устанавливали Советскую власть. В этой книге про Павку Корчагина и показано, как комсомольцы боролись за общенародное государство…

Потом она принялась перечислять, кто кого будет играть. А у меня на глазах накатились слезы. Так хотелось, чтобы именно по моей книжке поставили сценку. Но я не дал слезам вырваться наружу: индейцы не плачут. Но все равно было горько и обидно. Зря что ли я искал что-то интересное, что должно было бы всем понравиться. А тут какой-то Корчагин.

Меня не обрадовало даже то, что и мне досталась маленькая роль Жухрая. (Я только много времени спустя узнал, кто это вообще такой.)

Делать нечего. Начал я учить роль. Да что там учить? Всего-то пара фраз. Минутку или две на сцене помельтешить. Ерунда одним словом.

Не прошло и дня, как я ужеи наизусть знал не только свои слова, но и слова Витьки Фрицлера, который в нашей сценке играл Павку. В общем, одно расстройство…

Потянулись репетиции.

Леопардовна все командовала:

– Сюда ходи, туда смотри, здесь говори, а здесь просто руками размахивай.

– Зачем руками размахивать? – однажды не выдержал я.

– Как зачем? – завозмущалась Леопардовна, – ты же внимательно прочитал свою роль. Вник в содержание сценки.

– Ну…

– Там ты собираешься Павку научить приемам борьбы. Умению постоять за себя. Так что придумай что-нибудь похожее…

Легко сказать – придумай. А что я придумаю? Я и сам-то никаких приемов не знаю, а тут на тебе… еще и показывай.

Выручил меня Валерка. Он как раз в это время поступил в секцию бокса. Очень ему не терпелось похвастаться своими достижениями.

Собрались мы как обычно у меня дома перед уроками.

– Ну, показывай!

– У тебя перчаток нет?

– Каких это еще перчаток? – я с удивлением посмотрел на него, не заговаривается ли.

– Как это, какие? – возмутился он, – боксерские, конечно.

– А без них никак?

– Можно, конечно, но как-то…

Тут уж я не выдержал:

– Не хочешь, не надо! Без тебя справлюсь.

– Ты чо, обиделся? Нам тренер сказал, что без перчаток нельзя. Травму можно получить.

– А может тогда просто чем-то руки замотать?

– Давай. А чем?

Перерыли мы с Валеркой весь дом, чтобы найти что-нибудь подходящее. Ничего похожего на эти самые боксерские перчатки.

– Как они хоть выглядят-то?

– Навроде небольших таких подушек.

– Подушек? – и тут меня осенило, как это я раньше не догадался, – Давай зимние шапки на руки намотаем. Вот и будут нам перчатки.

Так мы и сделали. Кое-как примотали меховые зимние шапки к рукам. Получились такие шарики на кулаках.

Начал Валерка передо мной подпрыгивать. И время от времени руки вперед выбрасывает то правую, то левую.

– А ты защищайся…

От чего тут защищаться? Он и так в меня попасть не может. Ну, надо так надо. Выбросил он в очередной раз руку вперед. Отбил я якобы идущий в меня удар, а сам другой рукой двинул ему в челюсть.

Как ни странно, но я попал. Валерка аж закачался. Вот ничего себе.

– Хороший удар, – потер Валерка подбородок, – немного бы посильней и положил бы меня.

Попробовали еще. Тут уж и мне крепко досталось. Отшатнулся я назад, а там кресло стояло. Запнулся я о него, так и плюхнулся на сиденье. Перед глазами черные точки бегают.

Ах так! Принялся я дубасить почем зря. Чуть настоящая драка не началась. Хорошо, что мы оба вовремя спохватились и прекратили размахивать руками.

Валерка отдышался и сказал:

– Вот так на сцене и покажешь…

– Драку? – не понял я.

– Да, нет же, – поморщился он, – проведешь несколько ударов по воздуху, и этого вполне хватит.

И вот наступил долгожданный день.

Мы – артисты кое-как приоделись согласно наших ролей и стали ждать. Народу в зале собралось… даже больше, чем на конкурсе чтецов.

Класс выходил за классом. И вдруг, один из наших предшественников, как раз его очередь была перед нами, начал показывать сценку из моей книги, как раз ту, которую я планировал для нас «Рыцарь на экзамене…». Ничего себе. Я обернулся на Леопардовну. Она стояла с такой сияющей улыбкой, словно сама все сочинила и поставила.

Закончилась их сценка.

Пришла наша пора выступать. А я от злости почти все слова забыл. Пришлось говорить что-то от себя, главное, чтоб по смыслу подходило. Смотрю, а Леопардовна начинает хмуриться. Тут у меня как прорвало. Я все-все вспомнил, и слова, и необходимые удары. В общем мне показалось, что неплохо получилось.

И вдруг захотелось мне стать именно актером. Играть в спектаклях…

Сбежал я быстренько домой. Даже не стал дожидаться результатов.

Медленно шел я по заснеженным дорожкам. Подбадривающе скрипел снег:

«Мо-ло-дец. Мо-ло-дец.»

И даже уличные фонари, словно огни на сцене, включались, когда я подходил к ним…

Решено, я буду артистом!

Фигурки

– Ну как? – прицепилась ко мне Иринка, как только мы устроились за партой.

– Что как? – недоуменно повернулся я к ней.

– Но я же просила нарисовать мне несколько картинок.

– Да, да, конечно, – рассеянно отозвался я.

Неуверенно я вытащил из портфеля Иринкину тетрадку и протянул ей. Она небрежно пролистала несколько страниц и изумленно посмотрела на меня.

– В чем дело?

– Но тут же еще не все страницы зарисованы.

Я украдкой покосился на заднюю парту. Мне показалось, что Наташа тоже прислушивается к нашему разговору. Захотелось показаться более значительным.

– Рисунки – это ерунда, – глубокомысленно проговорил я, повернувшись к Иринке, одновременно стараясь держать в зоне внимания и Наташу, – я могу предложить что-нибудь и получше.

О, радость, мои слова произвели хоть какое-то впечатление на Наташу.

– И что это ты можешь предложить? – проговорила она.

Наташа наклонилась вперед и с интересом взглянула на меня!

«УРРРА!!!» Но что-то надо было и отвечать. И тут меня охватила робость. Делиться своим сокровенным – своими пластилиновыми фигурками почему-то показалось мне неприемлемым.

– Я… я… могу…

– Ну, что ты там можешь? – Наташин шепот приобрел насмешливую интонацию.

Отказаться сейчас от своих слов – это окончательно потерять доверие Наташи. А именно этого мне абсолютно не хотелось.

– Я могу… могу… слепить фигурки индейцев, – словно бросаясь в пропасть, выговорил я.

– Слепить?

– Ну да… Из пластилина…

– А точно сможешь?

– А то…

– Перестаньте разговаривать, – хлопнула по столу ботаничка Ирина Владимировна.

Некоторое время я слушал Ирину Владимировну, не особенно понимая, что она там говорит.

Тычок в спину заставил меня обернуться.

– Завтра и начнешь, – еле слышно проговорила Наташа.

Завтра? Как начать, если родители контролируют весь мой пластилин. В голове вертелись мысли о предстоящих фигурках. Нужно будет как-то утаить от родителей предполагаемое снижение количества пластилина. Я и так старался отщипывать помаленьку снизу каждого брусочка, так что при открытой коробке, пластилин казался нетронутым. А тут? Предстояло изготовить ни одну-две фигурки, что не особенно бы повлияло на видимых запасах. А может просто своих отдать? Нет, не годится. Мои индейцы уже участвовали в сражениях – имеют «раны» и «следы лечения»… Нет, в данном случае нужны именно новые, только что сделанные фигурки.

Не будешь же ссылаться на родительские запреты. Раз сказал, надо делать!

Дома я вытащил свою коробку пластилина. Да уж… Озадаченно почесал в голове. Если сейчас отщипнуть еще понемногу, то сразу станет заметно. У меня вырвался тяжелый вздох.

– Что случилось? – тут же отозвалась мама.

Может рассказать ей?

Нет, не поймет…

– Ничего, – проговорил я, изо всех сил стараясь добавить в голос равнодушия, – просто писать много задали.

– Да? – тут уже удивился папа, отвернувшись от телевизора, – а когда это ты уроки с вечера делать начал?

Вот, влип, так уж влип. Все уроки я обычно с утра начинаю делать, что называется на свежую голову. Постоянно так и объясняю родителям… Как это у меня вырвалось про уроки?

А папа уже тут как тут.

– Ну-ка, давай посмотрим, что там много…

Он взял дневник. Я вздохнул несколько свободней: именно сегодня, я, словно чувствуя, записал все домашнее задание.

– Так, – отец добрался до сегодняшней записи, – Упражнение… Открывай учебник, посмотрим.

Я медленно потащил учебник из портфеля. «Хоть бы и в самом деле оказалось большим… Хоть бы и в самом деле оказалось большим…» Я совершенно не помнил, какое там упражнение по величине. «Хоть бы и в самом деле оказалось большим… Хоть бы и в самом деле оказалось большим…»

Вот и нужная страница.

Уффф!

Текста переписывать аж на полстраницы.

– Вот видишь…

– А ты задание к нему внимательно читал? – насмешливо посмотрел на меня папа.

– А что?

– Смотри, – он ткнул пальцем в упражнение, – его не надо целиком переписывать, а только выбрать определенный тип предложений.

– Правда что ли?

– Будь внимательней, – и папа отошел к телевизору, где передавали очередной матч нашей сборной по хоккею.

– Приступай, – снова обратился он ко мне, – я проверю.

Вот уж незадача на мою голову. Придется заниматься уроками. А я бы лучше вместе с папой хоккей посмотрел. Тем более там наша любимая харламовская тройка играет…

– Подожди, – подозрительно проговорила мама, – а чего это ты к русскому языку пластилин достал? Опять собрался тесто месить?

– Да ты что? – я решительно возмутился, стараясь не привлекать ко всему этому внимания, – Просто коробка рядом оказалась…

– Немедленно убери.

Весь вечер я старательно делал уроки. Так и надо – сам напросился…

На следующее утро мы с Валеркой провели на улице: строили снежный город, прорывая тоннели под сугробами. Когда уж тут думать о пластилине и о фигурках. Едва-едва успели с прогулки в школу собраться.

Вот вам и здрасте – ничего я для девчонок не сделал.

А перед последним уроком Наташа сама ко мне подошла и протягивает огромную коробку пластилина. Я о такой мог только мечтать. У меня маленькие коробочки за 30 копеек – восемь цветов. А тут: большая за 50 – цветов, наверное, около шестнадцати и еще три пластмассовых стека. Я обомлел от восторга…

– Это тебе для индейцев.

– Ага, – мотнул я головой. И тут же спохватился, – а что из всего пластилина лепить?

– Пожалуй, из всего – это слишком, – рассудительно проговорила Наташа, переглянувшись с Иринкой, – давай-ка ты нам сделай хотя бы десяток. Или два…

Десять человечков – это в принципе не долго, если изготавливать солдатиков в одинаковой форме. Времени уходит не намного больше, чем на одного. А индейцы же не ходили в одинаковой одежде. Нужно было много всего придумать: кому какой цвет для одежды и отделки выбрать, какие перья налепить и мно-ого чего еще…

Но и от своих слов нельзя отказываться – надо делать.

– Ну, – выжидательно смотрела на меня Наташа, – согласен?

– Или это слишком много, – ехидно вмешалась в разговор Иринка.

Так и стукнул бы… Но, нельзя… Девчонка все-таки.

– Сделаю, – неопределенно пожал я плечами.

– Когда? – тут же спросила Наташа.

А я прижал к груди коробку с пластилином и не знаю, что и ответить.

– Завтра, – торопливо выговорил я, – завтра половину принесу…

– Ага – завтра десять штук, – чуть не хором сказали Наташа с Иринкой.

Опять мне пришлось уроки вечером делать.

А наутро я даже отказался идти гулять с Валеркой. Занялся индейцами. Но самым первым делом я отщипнул от каждого кусочка Наташиного пластилина совсем понемногу себе для украшения своих фигурок.

Теперь приступим к заказу. С размерами фигурок я определился легко. У меня уже вработалась своя мерка: высотой с мой мизинец – и не мелко, все можно показать, даже нос и глаза, и не крупно.

Десять одинаковых заготовок я сделал примерно минут за пять-шесть. Теперь нужно было их украсить бахромой, перьями, цветной вышивкой, добавить оружие. И все индеец готов…

А тут – десять. И сделать надо так, чтобы в грязь лицом не ударить. Уж не погорячился ли я, на десять-то?

Но тут фантазия моя взыграла. Один индеец с ружьем, другой с луком, третий с томагавком. Даже двух человек на лошадях сделал. У кого большой султан из перьев, у кого – только несколько перышков в волосах, а одного и вообще сделал с рогами бизона. И снова меня выручили английские булавки. Из них здорово стрелы получились. Облепил колечко пластилином – и вот, готовая стрела…

В общем, к началу уроков я уже все двадцать слепил. Вот Наташа-то удивится.

– Держи, – я как можно небрежнее протянул ей всю коробку обратно, но там среди брусочков пластилина были аккуратно разложены мои фигурки.

В ее глазах блеснули искорки.

– Молодец, – проговорила она вполголоса и отошла к своей парте.

– Я хотел предложить вам союз, – проговорил я ей в спину, – союз навахов с ленни-ленапами…

– Нужен нам твой союз, как петуху тросточка, – тряхнула головой Иринка.

А Наташа промолчала. Она рассматривала МОИ ФИГУРКИ…

Инсценировка патриотической песни

Сегодня вдруг выяснилось, что для полного отражения Дня Советской Армии, кроме сценки необходимо еще подготовить и инсценировку патриотической песни. Тема «Красная (или Советская) армия». Причем выступать нужно было уже завтра, то есть двадцать третьего – в самый праздник. Об этом нам прямо на уроке английского заявила Леопардовна. При этом она сияла как начищенный самовар (как-то я видел такой в музее).

– Какую песню мы с вами выберем? – торжественно вопросила она.

Мы стали неуверенно переглядываться: не знали мы ни одной такой песни. Я, правда, мельком слыхал:

 
«Гулял по Уралу
Чапаев-герой.
Он соколом рвался
С врагами на бой…»
 

Но это было все, дальше из этой песни я ни слова не помнил. Я даже и не заикнулся о ней.

Какое-то время Леопардовна ждала наших предложений. Но так и не дождалась. Почему-то ее это еще больше обрадовало.

– Тогда я предлагаю вам песню про Щорса.

– А кто такой Щорс? – вполголоса проговорил со своего места Леха.

– Командир Красной Армии, – тут же отозвалась Леопардовна.

– Я не знаю о нем песню, – снова проговорил Леха.

– И очень плохо, Чернов…

Весь класс загудел от явной несправедливости: никто этой песни не знал.

– Тише, – Леопардовна хлопнула указкой по столу с такой силой, что мне показалось, будто раздался выстрел. – Вот у меня текст песни, – она помахала несколькими листочками перед носом и обратилась именно к Лехе, – Чернов, раздай.

Взял я листок и прочитал отпечатанный на машинке текст:

 
«Шел отряд по берегу,
Шел издалека.
Шел под красным знаменем
Командир полка.
Голова обвязана,
Кровь на рукаве.
След кровавый стелется…»
 

– Вот такая вот песня, – проговорила Леопардовна.

– Эльвира Леонидовна, – поднял руку Витька Фрицлер, – а кто будет Щорсом?

Понятно, ему самому хотелось. Изображал же он недавно Павку Корчагина. И тут ему опять захотелось выпендриться.

– Кто будет? – Леопардовна на мгновение задумалась, обвела взглядом Витьку, посмотрела на других, – Хм…

Почему-то мне вдруг захотелось быть этим самым Щорсом. Как же, командир полка, да еще ему, судя по полученному тексту, петь не нужно. А у меня, как говорила мама, «медведь на ухо наступил».

Какой уж там из меня певец? Хотя, сказать по правде, петь я любил, но все песни я пел одинаково – «на один мотив», как говорила мама. И так мне захотелось принять участие, что даже рука зачесалась подняться и самому себя предложить. Тем более, что я хотел же быть артистом. Но, в то же время, не принято у нас вперед вылезать. Правило такое неписанное. Никто сам не напрашивается. А я еще с конкурсом чтецов это правило нарушил. Второго раза мне никто не простит. Что делать?

А Леопардовна словно услышала меня:

– Щорсом у нас будет Павлов…

– А чо сразу я? – так полагалось по тому же правилу.

– Да, ладно тебе, Юрка, – крикнул Максим, – давай уж будь этим самым Чорсом…

– Щорсом, – поправила Леопардовна.

Я старался всеми силами скрыть свою радость. Я буду изображать командира полка, то есть стану главным действующим лицом в инсценировке. Наташа снова обратит на меня внимание.

– Я согласен, – я деланно глубоко вздохнул, – Щорсом так Щорсом…

И прямо тут же на уроке мы начали учить слова песни. Вообще это было гораздо лучше, чем заниматься тем же самым английским, зачем он нужен?

Прогудел звонок.

– После уроков не расходимся, – прокричала Леопардовна, – будем репетировать…

На следующий день первым был урок пения. На пении мы обычно сидели, как кому вздумается. Сложилось так, что в последнее время моим соседом был Алик.

– Не заходите пока! – провозгласила Иринка.

«Подарки раскладывать будут», – сразу сообразил я. И не тороплюсь. Мой-то подарок никуда от меня не денется. Вошел в класс со звонком. Гляжу, а нет моего подарка.

– Ты не видел? – спросил я Алика.

– Не-а, – проговорил он, что-то старательно пережевывая, – тут только мне две шоколадки лежали.

Так прям и захотелось ему в рожу двинуть. Ясно же, что одна шоколадка моя была. Но стоило ли унижаться из-за какой-то шоколадки. Двинул я ему локтем в бок для профилактики. Ну, не люблю я драться. Да, и потом, сегодня же выступление. Зачем себе настроение еще и этим портить? Потом разберемся…

После урока надели на меня старую выцветшую гимнастерку, обмотали голову бинтом, красной краской кровь нарисовали. Вроде неплохо получилось. Жаль только, что посмотреть некуда было. А, ладно, сойдет…

Встали мы возле сцены ждать нашей очереди.

Тут ко мне Валерка подошел.

– Юрка, помогай.

– Что случилось?

– Мне одному надо морду начистить.

– Драться что ли?

– Ну, да…

– А кому? – будто это имело хоть какое-то значение – ведь друг попросил…

– Вовке Степанкову, – назвал Валерка первого школьного хулигана, который никому проходу не давал, всех задирал.

– Давай, помогу..

Зашли мы в ближайший класс. Тут же и Степанков пришел.

– Вы у меня потом еще получите, – грозно пообещал он.

Тут уж я не выдержал, и так нервы не пределе. Размахнулся и ударил… по воздуху. Степанков уже с Валеркой сцепился. Сопят, пыхтят оба, кулаками машут. Мне и подойти-то некуда. Разошлись немного в стороны. Подскочил я и вместо того, чтобы ударить, просто толкнул Степанкова. Неожиданно это сработало. Отлетел Вовка, наткнулся на стул и с грохотом свалился на пол.

– Щас мы тебя, – подступил к нему Валерка.

Но докончить нам не дали. В дверь забарабанили изо всей силы.

– Юрка! Павлов! Ты где? Выступать пора!

Пришлось нам прекратить.

– Вы еще дождетесь, – утирая рот, приговаривал Степанков, – я вас по отдельности поймаю…

Вышел я на сцену весь помятый, будто и впрямь в бою побывал. Да, какой там бой. Драка, и та не получилась… Явно не мое это…

Кое-как спели мы про нашего Щорса. Что там заработали, меня совсем не интересовало.

Всю дорогу домой я думал о том, что ничем не помог другу. Я этого Вовку Степанкова даже стукнуть не смог. Выходит, плохой из меня друг…

А вдруг – что-нибудь более важное…

– Надо было тебе сначала все объяснить, – сокрушался Валерка, – чтоб ты знал ЗА ЧТО…

Я только тяжело вздыхал… Эх, надо было врезать…