Текст книги "Пятиклассники"

Пожар

Третий урок – труды. Своих мастерских в новой школе не было. Приходилось тащиться в мастерские старой, чуть не сказал – родной, школы, а это несколько кварталов. Успеешь за перемену – хорошо, А не успеешь – все равно надо успеть. На улице как назло стояла великолепная погода. Падающие ярко-желтые листья медленно засыпали дорожки. Дворники не успевали заметать золотое великолепие. На растущих вдоль школьного забора яблоньках зелеными ожерельями висели маленькие горьковато-кислые яблочки-дички. Оказывается, еще не все потеряно, здесь тоже есть яблоки, как и в старой школе. Еще немного – и зарядят бесконечные дожди. Потом – снег. И наступит зима. В зиме, конечно, есть своя прелесть, свои возможности для игр и развлечений, но последние деньки осени не сравнить ни с чем.

Я медленно брел возле яблонь, время от времени срывая яблочки. Они так здорово освежали во рту. Благодать да и только. Портфель покачивался в такт шагам. Идти на труды совсем не хотелось. Махнуть бы сейчас куда-нибудь, жить себе на природе, охотиться на диких зверей. Никакой тебе школы, уроков, строгих родителей. Сам по себе. Здорово. Заманчивая перспектива захватила меня. Я принялся усиленно строить планы моего дальнейшего проживания в чаще леса.

– Нет, тут одному не справиться, – от пришедшей в голову мысли я даже остановился и еще раз повторил, – одному никак.

На это дело надо идти только с кем-то. Лучшей кандидатурой на подобное предприятие мог быть только Валерка. Надо будет обсудить с ним эту проблему.

– Юрка, стой! – раздавшийся сзади голос прервал мои размышления.

Принесла нелегкая.

Я обернулся. Меня догонял Леха с зажатой под мышкой папкой. Многие из моих одноклассников тогда ходили с папками. Лехина папка же была особенная: ярко оранжевого цвета с накрашенным на ней трафаретом индейца.

Уж кого-кого, но именно Леху мне сейчас хотелось видеть меньше всего. Но что делать? В нашей игре в индейцев он был вождем, что называется, головного племени в нашем союзе.

– Чего тебе? – всеми силами старясь выразить заинтересованность, обернулся я к нему.

– Вот что у меня есть, – он вжикнул молнией папки и вытащил замусоленную тетрадь.

– Что это?

– Индейские слова.

Интересно, неужели он тоже составляет словарик. Я нетерпеливо раскрыл тетрадку.

Амо – пчела

Аджидомо – белка

– Откуда это?

– Есть такая книга «Песнь о Гайавате». Там до фига индейских слов.

– Не читал.

– Ха, про индейцев знает много, а чуть ли не главную книгу не читал…

– Прочитаю еще, – уклончиво проговорил я и отправил в рот еще одно зеленое яблочко.

Я перелистнул несколько страниц в Лехиной тетради.

Олигархия – власть немногих

– Это не индейское слово, – указал я, – оно греческое.

Леха озадаченно почесал в затылке.

– Ты уверен?

– А то… – несколько высокомерно сказал я и поспешно добавил, – точно, точно – греческое.

– А ладно, – Леха махнул рукой, – пусть будет греческо-индейское.

Он несколько помялся и вдруг выпалил:

– Я слыхал, что у тебя тоже есть такой словарь…

– Ну,,, – насторожился я.

– Дай посмотреть, я может, что и спишу к себе.

– Смотри, – я вытащил свою заветную тетрадь с нарисованными индейцами.

Леха углубился было в рассматривание слов и рисунков, как вдруг его занятие прервал звук сирены.

Мы оба оглянулись. Прямо во двор школы, от которой мы так и не смогли далеко отойти, прикатила пожарная машина.

– Ничего себе, – проговорил я, – побежали, посмотрим, что там такое.

И мы, напрочь забыв о трудах, припустились обратно к школе.

Увиденное поразило нас.

Двор был переполнен школьниками и учителями, которые в редком единодушии смотрели вверх.

Из крайних окон четвертого этажа вырывались клубы черного дыма вперемешку с редкими бледно-оранжевыми языками пламени. Насколько я понял, горел угловой кабинет, там где у нас обычно проходил урок русского языка. Пожарная машина, подъехав почти к самому зданию школы, выдвигала лестницу. Пожарник в плохосгибающейся брезентовой робе уже взбирался по ней, волоча за собой шланг. Брызнули разбитые стекла. Мощная струя воды ворвалась внутрь класса. Посыпались стекла и из других окон этого же класса.

– Ничего себе, – с непонятной интонацией проговорил Леха.

Тем временем языки пламени постепенно скрылись. Черный дым начал светлеть, пока не превратился в белый клубящийся пар.

Пожарники задвинули лестницу, смотали шланг и уехали.

Все мы, включая учителей и учащихся, остались наедине с обгоревшей школой. Какие уж тут труды. Как только всем разрешили вернуться в школу, мы с Лехой стремительно бросились на четвертый этаж, чтобы оценить величину повреждений. Тут нас заметила Зоя Александровна, математичка.

– Вот что, ребята, – строго проговорила она, – давайте-ка будем наводить порядок.

– Это как, – непонимающе уставился я на нее.

– Ну, видите же, что тут у нас творится.

Да уж, картина и вправду была неприглядная. В кабинете по щиколотку стояла мутная буровато-серая вода, в которой как-то обреченно стояли обгорелые столы и стулья. Плавали какие-то разрозненные листки, какие-то схемы и многое другое.

Делать нечего, и мы с Лехой включились в работу.

Первым делом вытащили всю воду. Сколько раз мы спустились с полными ведрами вниз, с четвертого этажа на первый, наверное, и не сосчитать. Мы старательно таскали воду, соревнуясь с ребятами из других классов. В школьном дворе образовалась огромная лужа – все стремились вылить грязную воду именно туда – как ее потом будем обходить, никого не интересовало. После вытащили в коридор обгоревшую мебель. Пот с нас катил что называется ручьем. После пожара да после воды, воздух в кабинете по своим качествам очень напоминал парилку, но с каким-то неприятным запахом. Устали мы все до невозможности.

– Давай передохнем, – проговорил Леха, отирая лоб.

– Давай, – тяжело дыша, согласился я.

Тем более, что нашей помощи вроде как больше и не требовалось.

Мы заскочили в соседний кабинет, по игре случая это оказалась наша классная комната, и плюхнулись за ближайшую парту. Леха непроизвольно сунул руку внутрь парты. Что он хотел там найти?

– Ничего себе, – потрясенно проговорил он, вытаскивая целую груду клочков бумаги.

Я не поленился и заглянул внутрь. Увиденное заставило меня крепко призадуматься. Среди обрывков бумаги, в парте валялось несколько обугленных спичек. Кроме того, на некоторых клочках явно виднелись следы огня. Значит кто-то хотел поджечь именно этот класс. И этот кто-то явно наш одноклассник.

Кто из наших способен на такое?

Мы с Лехой принялись перебирать возможных поджигателей.

Примерно через полчаса мы сошлись во мнении, что это мог быть только Васька Сенин – нескладный худой парень, как бы сейчас сказали, несколько неадекватный. Васька не с кем не общался, держался от остальных в стороне. На шутки отвечал с какой-то агрессией. Его старались не задевать: мало ли что может взбрести в его голову.

– Точно, это Васька, – удовлетворенно проговорил Леха, – больше некому…

* * *

А на следующий день нас вызывали к следователю.

Первым в комнату завуча, где расположился этот, совершенно непохожий на милиционера (он не был в форме), человек, вызвали Леху. Пробыл он там почти целый урок. Я не успел перекинуться с ним, вышедшим от следователя, и парой слов, как туда же пришлось идти и мне.

– Так, Юрий Павлов? – следователь поднял голову от каких-то бумажек и уставился на меня.

– Да, это я…

– А почему, Юрий, ты вчера не пошел на урок труда?

Не пошел и не пошел. Ему-то какое дело? Или он меня в поджоге подозревает?

– Ну, это как бы это сказать…

– Говори как есть, – во взгляде появилась заинтересованность.

– Ну, в общем, мы с Лехой…

– С Лехой?

– Ну он только что у вас тут был…

– А – Алексей Чернов – которого тоже вчера на трудах не было…

– Ну, да, мы с ним собирались переписать индейские слова…

– Индейские слова, – удивленно посмотрел на меня следователь, – Зачем?

– Чтоб были…

– А зачем?

– Просто, у нас есть, а у других – нет. Здорово. Мы можем общаться по-индейски. Чего тут непонятного?

– Ладно, иди, – он устало откинулся на спинку стула, – хотя, нет, подожди. У меня есть несколько другая информация…

– Да вы что? – искренне возмутился я, – все именно так и было… Это точно не мы подожгли школу… Это, скорее всего…

– Стоп, – внезапно оживился следователь, – ну-ка, юные Шерлоки Холмсы, что вы там заметили?

Ну, я и рассказал все, что мы с Лехой видели: и про бумажки, и про спички, и про наши подозрения насчет Васьки…

– Индейские слова, – почесал в голове Леха, – а я сказал, что мы яблочков нарвать собирались…

– А про Ваську ты говорил?

– Ну, я сказал, что мы в нашем классе нашли…

Больше мы Ваську Сенина в нашем классе не видели…

Конкурс чтецов

Сегодня на уроке наша русичка Елена Александровна объявила:

– На следующей неделе у нас в школе состоится конкурс чтецов. Желающие могут подойти ко мне и записаться.

Почему-то мне ужасно захотелось поучаствовать в этом конкурсе. И уже на перемене я отыскал Валерку и поделился с ним своими соображениями.

– Ты что, совсем сбрендил, – Валерка покрутил пальцем у виска, – а оно тебе надо?

– А что такого?

– Да ты только представь себе, – поучительным тоном проговорил мой лучший друг, – выйдешь ты на сцену, уставятся на тебя офигенное количество людей…

– Ерунда, – отмахнулся я, – легко с этим справлюсь.

– Ну, смотри… – а Валерка убежал по каким-то своим делам.

Я долго смотрел ему вослед. Тяжелый вздох вырвался у меня.

«Плохо дело. Похоже, что мы с ним все больше и больше отдаляемся друг от друга. Но, в то же время, в чем-то Валерка и прав. Тяжело выйти на сцену под пристальными взглядами учителей и ребят. А вдруг я чего-нибудь забуду, а вдруг мое стихотворение не понравится, а вдруг…» Спасительный звонок прервал мои сомнения.

«Будь что будет» – и я решительно зашагал в класс.

После уроков я впервые возвращался домой в одиночестве, не дожидаясь Валерки. Мысли мои все возвращались к предстоящему конкурсу. Это должно было, по моему мнению, больше привлечь внимание Наташи ко мне.

Дома после ужина я зарылся в книги, стараясь найти что-нибудь подходящее для конкурса. Хотелось подобрать что-то такое, что не особо известно. Ясно же, что большинство участников возьмут стандартные стихи Пушкина там, или Лермонтова. Ну, в общем, какое-нибудь стихотворение из школьной программы. Мне же хотелось использовать стихи, не известные основной массе. Больше шансов на успех.

– Что с тобой? – мама заинтересованно подняла глаза от какой-то своей книги, – ты что-то потерял?

– Да, что ты ищешь? – папа оторвался от телевизора, где транслировали хоккейный матч.

– Да, у нас скоро конкурс…

– Гоооол! – завопил папа и тут же, спохватившись, проговорил, – Извини. Так что там у тебя за конкурс?

– Конкурс чтецов.

– Чтецов? – мама отложила книгу в сторону и поднялась с дивана.

– Ну да, – я продолжил поиски среди книг наших пермских поэтов.

– А как насчет Асадова, – мечтательно проговорила мама и начала:

Шар луны под звездным абажуром

Озарял уснувший городок.

Шли, смеясь по набережной хмурой…

– Не-е, это не пойдет…

– Почему? – удивленно повернулся ко мне папа. – По-моему, вполне неплохие стихи.

– Да что там хорошего? – отмахнулся я, уже ни один раз слышавший это стихотворение, – фигня какая-то. Мне бы что-нибудь более подходящее.

– Ну, тут уж ничем помочь не могу, – и папа снова уставился в телевизор.

– За то я могу, – торжествующе произнесла мама.

– Это как это? – хором проговорили мы с папой.

– Сегодня я шла мимо Дворца Культуры, а там объявление: «Приглашаются мальчики и девочки в кружок Художественного Слова».

– Ну и?

– Все очень просто. В этом кружке ты сможешь и стихи подобрать, и научиться их правильно декламировать.

– Декламировать?

– Рассказывать…

– А-а-а, понятно…

На следующее утро я побежал во Дворец Культуры записываться в кружок. Меня встретила строго одетая пожилая женщина.

– Меня зовут Маргарита Андреевна, – представилась она и спросила, – А как вас зовут?

– Юра.

– Так, значит, Юрий, вы решили заняться речью?

– Речью? Мне захотелось научиться читать стихи…

– Я об этом и говорю, – мягко улыбнулась Маргарита Андреевна, – чтение стихов хорошо развивает память, а также улучшает грамотность речи.

– Ага… То есть да, – спохватился я, вспомнив о правилах культуры.

– Ну что ж. Приступим к стихам.

Маргарита Андреевна взяла со стола несколько листков с печатным текстом.

– Что это?

– Мне хочется, чтобы вы прочитали эти стихи.

– Хорошо, – я взял листки и начал читать:

 
«Олегу комендант сказал:
«Ты для футбола ростом мал.»
«Хоть раз бы стукнуть по мячу, —
Обиделся Олег…»
 

– Стоп, стоп, стоп, – замахала ладонью Маргарита Андреевна, – Что вы, Юрий, так нельзя.

– А как? – я оторвался от листков и посмотрел ей в лицо.

– Понимаете, Юрий, – вы сейчас не стихи читаете, просто тараторите, словно сдаете технику чтения. При чтении, неважно, что вы читаете, нужно выделять мысль интонацией.

– А как это?

Маргарита Андреевна жестом указала мне на стул, сама присела рядом.

– Давайте, Юрий, рассмотрим это стихотворение по кусочкам.

И мы принялись анализировать текст. Где понизить голос, где – совсем наоборот, где добавить настроение, где слегка приостановиться.

– Ну, Юрий, – проговорила Маргарита Андреевна, – прочитайте еще раз, но уже с учетом всех пояснений.

Я поднялся, вышел на середину комнаты рассказал еще раз, старательно исправляя все полученные замечания. Для себя я уже решил, что именно это стихотворение я и буду рассказывать на конкурсе чтецов. Чем-то оно зацепило меня. Может тем, что концовка понравилась мне обалденно:

 
«… И вот удар – и гол забит!
Ребята рукоплещут…
И даже комендант сказал:
«Неплохо стукнул – хоть и мал».
 

Класс! Вот этот Олег смог стать футболистом, несмотря ни на что. Я тоже должен добиться всего, что задумал. И первым шагом к достижению своих целей должна будет стать победа в конкурсе.

– Хорошо, Юрий, теперь намного лучше, – проговорила Маргарита Андреевна одобрительно. – А сейчас давай-ка выучим еще одно стихотворение:

«Он пионером был в Артеке…»

По мне первое звучало гораздо лучше, чем это. Однако, Маргарите Андреевне явно больше понравилось второе. Но тут уж ничего не поделаешь. Каждому свое.

С грехом пополам рассказал я и это стихотворение. По тому, как хмурилась Маргарита Андреевна, я понял, что не оправдал надежд руководителя.

– Не так, Юрий. Давайте еще раз…

Наконец наступил долгожданный день конкурса. С самого утра меня колотило до такой степени, что хотелось забиться под кровать и не вылезать наружу. И черт с ним – с конкурсом. Еще как опозорюсь перед всеми. И тогда Наташа не то что заметит меня, а, скорее, просто отвернется от меня с презрением.

За полчаса до начала занятий за мной как обычно зашел Валерка. Он понимающе посмотрел на меня.

– Ладно тебе трястись, – сказал мой друг, – Пошли в школу.

– А вдруг… – испуганно проговорил я.

– Прекрати, – строго выговорил он, – я же не…

– Что? – тут я даже забыл о своих страхах, – Ты тоже?

– Тоже? – прикинулся непонимающим Валерка, – Что тоже?

– Ты участвуешь в конкурсе, – я уже не спрашивал, а уличал моего лучшего друга.

– Да, – вызывающе ответил он, – А чем я хуже тебя?

– Тогда держись, – я решительно шагнул за дверь, – я собираюсь победить на конкурсе.

– Я так просто не сдамся.

Тут во мне взыграл азарт. Я тоже не собирался сдаваться без боя.

* * *

Конкурс начался после шестого урока. Небольшой актовый зал школы заполнился учениками с пятого по восьмой класс. Никак не меньше двух сотен получилось, а то и больше, если еще и всех учителей подсчитать. Ничего себе, выходить на сцену перед таким количеством народа. Теперь я понял, что означает выражение «душа ушла в пятки». Ноги стали неподъемными. Я никак не мог заставить их двигаться в сторону сцены.

– Юра, иди скорее, – подтолкнула меня в спину наша пионервожатая Марина, – скоро начинаем.

На сцену вышел первый выступающий…

Второй…

Я оказался прав: они читали стихи из школьной программы. Это несколько приободрило меня.

Третьим выступал Валерка.

На мое удивление, в его стихотворении не было ничего похожего на рифму. Там был какой-то рассказ на тему написанной на стене фразы «Да здравствует Ленин!». Так называемое стихотворение в прозе. Но Валерка на этом не остановился, а прочитал еще одно – небольшое – «Притяжение Луны».

Хлопали ему сильно. Гораздо громче, чем всем предыдущим. Мне сразу вспомнилось, о способе голосования у спартанцев, о котором я совсем недавно прочитал в учебнике истории. Чем громче – тем лучше.

Наконец подошла и моя очередь.

На негнущихся ногах я вышел на сцену. Внезапно захотелось убежать, чтоб не видеть это многообразия глаз. Большинство их обладателей готовы были всех поднять на смех. Закрыть глаза что ли? И вот тут я увидел Наташу. Все, вот ей я и буду рассказывать. И будь что будет.

Я собрался с силами, поднял высоко голову, и начал так, как меня учила Маргарита Андреевна. Я старался изо всех сил, выдерживая все паузы, подчеркивал мысль интонацией. В общем все делал так, привык на занятиях в кружке. И вот я закончил свое выступление. Ответом мне была полная тишина. Я растерянно огляделся вокруг. Неужели я выступил хуже всех. В глаза навернулись слезы. Все… Я даже с этим не справился. Опустил голову…

И тут зал взорвался оглушительными аплодисментами.

Это была безоговорочная победа!

Юный стрелок

С утра я достал лук и принялся отрабатывать меткость стрельбы. И все потому что накануне наш физкультурник, то есть учитель физ-ры Борис Николаевич пообещал устроить соревнование по стрельбе. А какой я Быстрый Олень, если не смогу добиться успеха в этом испытании.

Лучше всего, конечно, тренироваться на улице. Но как выйти на улицу с луком? Во-первых холодно. Зима на дворе. А во-вторых, там же ребята гуляют. И стоит мне показаться на улице, как никакой тренировки уже не будет. Начнется какая-нибудь игра, и не факт, что всю игру лук со мной останется. Всем захочется выстрелить. А ведь ни у кого же нет уже летнего оружия, только у меня. Несправедливо будет, если я буду с луком бегать, а все остальные? А вдруг еще кто отберет, и тогда я вообще без лука останусь.

Нет уж, я как-нибудь дома…

Поначалу я собирался укрепить щит с крестом в кресле и уже поставил круглую крышку от бочки между подлокотником и сиденьем, как вдруг заметил, что в случае чего мои стрелы опять-таки попадут в тот же самый многострадальный шкаф. Опять мне попадет. А сколько я потом лук и стрелы по-новой делал… я даже укромное место для всего этого нашел, чтоб не дай бог родители не нашли. А то опять все уйдет на мусорку. И опять все снова начинай… Ну уж нет, дудки.

Тогда я переместил щит, то есть теперь мишень, в середину комнаты, прикинув, что в случае непредвиденных обстоятельств, стрелы просто напросто запутаются в шторах, и ничего не повредится. Замечательно придумал.

Встал я напротив мишени, прицелился.

– Вжик, – свистнула тетива.

– Х-р-р, – отозвалась штора.

С первого же выстрела я воткнул стрелу прямо в ткань. Древко поникло, слегка раскачиваясь, наконечник пробил штору и зацепился за материю. Дернул я стрелу на себя. Сильней качнулась штора, но стрелу выпустила. А вслед за моей стрелой сквозь штору блеснула солнечная стрела. Аккурат в точку попадания. Да уж, дырка…

Я почесал голову. Неприятность. Но ведь шторка же не шкаф. Дырку еще могут и не заметить. Вечером солнце не будет стрелять сквозь окно. Его у нас почти и не видно. Мама даже говорит, что мы живем как в склепе. Только еще бы узнать, что такое склеп. Во всяком случае это что-то такое, куда не попадает солнце. Пока я так размышлял, солнце вовсю раскачивало штору, вычерчивая на полу замысловатые световые фигуры. Я уж и о луке забыл. Постелил на пол листок бумаги, и давай солнечные следы карандашом зарисовывать. Здорово получилось.

Но тут в памяти всплыло предстоящее соревнование.

Чтоб тебя.

Я взглянул на часы. Время идет, а я еще и не стрелял как следует. Вот опозорюсь. Наташа посмотрит на меня зеленющими глазами, вздернет носик. И тогда все… Не спасут меня ни картинки, хоть я весь класс ими зарисую, ни фигурки. Чем я потом смогу добиться хоть какого-то внимания к себе. Сплошной неудачник. Подумаешь, стихи прочитал. А настоящий индеец должен уметь не стишки рассказывать, а быть воином.

Я снова встал наизготовку.

– Вжик. Тук.

На этот раз стрела зацепилась за кончик щита.

Уже лучше.

– Вжик. Тук.

– Вжик. Х-р-р.

Опять шторка. Еще один луч загулял по полу.

– Вжик. Тук.

Звонок в дверь.

Кто бы это мог быть, неужто родители раньше пришли. Щаз как застукают меня на месте преступления.

Быстро запихнул я все под диван. Потом достану. И пошел открывать.

Передо мной стоял весь запорошенный снегом Валерка, уже с портфелем.

– Ты что, Юрка, сдурел? – с самого порога завопил он.

– А что такого? – я непонимающе смотрел на друга.

– Он еще спрашивает, – Валерка взмахнул руками, – на часы давно смотрел?

Я обернулся к часам.

Ничего себе. Увлекся я не по-шуточному. До звонка минут пятнадцать осталось. И пятнадцать же минут до школы еще и идти. А я еще и не переоделся.

Вот если бы Борис Николаевич сегодня принимал зачет по бегу… Мы с Валеркой точно бы по пятерке заработали. Причем бежали-то мы по снегу в зимней одежде, да еще и с портфелями. Совсем как этот, который от Марафона бежал. Руфина Викторовна нам недавно рассказывала. В доспехах, после целого дня битвы…

В общем, успели мы к самому-самому звонку.

Еле отдышался. Ботинки мои гулко протопали в класс. Мелькнуло перед глазами лицо Наташи, скрипнула парта. И как раз прогудел звонок.

Почему прогудел?

Это он раньше заливался мелодичным звоном. Потом словно внезапно охрип, осип… в общем совсем его не было слышно. Прошипит где-то вдалеке, и все. Разве только по часам можно сориентироваться.

Надоело это всем, и решили его отремонтировать. Вот после ремонта он и стал гудеть, да еще таким басом, что поначалу я аж вздрагивал…

Итак, значит, прогудел звонок.

Математика. А мысли мои ужасно далеки от всяких там примеров, я все о стрельбе думаю. Скорее бы уж…

Даже Зоя Александровна заметила.

– Юра, – строго проговорила она, подходя к моей парте…

Она еще что-то произнесла, но я не сразу понял, о чем речь. Вот заклинило у меня и все тут…

– Павлов, – наконец пробился ко мне голос Зои Александровны, – чем это ты у нас занят?

– Извините, – я медленно поднялся, – я больше не буду.

Слегка скосил глаза в сторону Наташи. Как стыдно-то. У нас с ней негласное соревнование по выполнению заданий по математике: кто больше успеет сделать за урок. Когда она больше нарешает, когда я. А тут… Я почувствовал, что у меня краснеют уши. Этого еще не хватало.

– Ладно, садись, – ладонь математички опустилась на мое плечо, – и больше не отвлекайся.

Я опустился на сиденье и низко склонился над тетрадкой. Ни на кого смотреть больше не хотелось. Занялся математикой. И тут словно прорвало. Примеры у меня решались один за другим, с такой скоростью, что к звонку я смог прорешать и почти половину заданий следующего параграфа. Вот так фокус.

Остальные уроки тянулись так медленно, словно в уроке не сорок пять минут, а по крайней мере часа два. А время ползло, я несколько раз смотрел на часы, хорошо что они над доской висят, а стрелка будто приклеилась к одной точке и никак не хочет с этого места сдвинуться.

Вообще устал я ждать последнего урока…

Но вот, наконец, и он.

УРОК ФИЗКУЛЬТУРЫ!!!

Борис Николаевич собрал всех и повел в подвал. Оказалось, что там расположен в нашей школе тир. Надо же, а я полгода проучился и не знал. Ходили правда отдельные слухи, но какой же настоящий индеец верит слухам. Видимо, иногда стоит к ним и прислушиваться.

Из металлического шкафа, я потом узнал, что так положено хранить оружие, Борис Николаевич вытащил аж целых пять винтовок. Пневматических. Почти таких же, как мы с папой видели в тире в Парке Горького. Я там даже очень неплохо стрелял. Мишень, правда, ни одна не упала. Папа потом сказал, что я попал тигру в хвост, а зайцу в лапу. Утешил, называется, но я долго гордился такими достижениями…

Вышла моя очередь стрелять.

Борис Николаевич выдал мне восемь пулек в металлической крышечке.

– Давай, три пристрелочных, а остальные в зачет.

Пристроился я к винтовке, смотрю, а черные и белые круги на мишени слились в непонятную серую кляксу. Встряхнул головой. Не проясняется.

– Медленно тяни спуск, – приговаривает где-то за спиной Борис Николаевич.

– Пух! – хлопнула винтовка и слегка дернулась.

– Не спеши, – наставлял Борис Николаевич, – плавненько веди спуск. Не дергай.

Попробовал я последовать его совету.

Еле заметно потянул крючок.

– Пух! – я даже сам не заметил, как винтовка снова выстрелила.

– Восьмерка на три! – проговорил Борис Николаевич.

Какая такая восьмерка, на какие три.

– Пух!

– Пух!

Выпустил я все пульки. Лежу – жду результатов.

– Молодец, – удивленно покачал головой Борис Николаевич, – сорок четыре. Из пятидесяти.

– Это хорошо или плохо?

– Ну, норматив на значок «Юный стрелок» ты выполнил, – и задумчиво добавил, – может тебе стрельбой заняться?

Из тира я вышел с высоко поднятой головой. Оказалось, что мой результат был лучшим в классе.

Валерка, в своем классе выбил – сорок два. На значок-то он тоже сдал, но мой результат все равно выше.