Текст книги "Застеколье"

– Олег, а какая связь между старой церковью и снежными людьми? – поинтересовался генерал. Впрочем, будучи человеком начитанным, Виктор Витальевич сразу же выдвинул версию: – Или ты веришь, что в разрушенных храмах селится нечисть? Но опять-таки, не вижу логики. Если нападает нечисть, зачем им выбрасывать бревна из священной рощи? Им радоваться надо.

– Ну, тут уж я пас, – пожал я плечами. – Кто знает? Возможно, испугались, что из бревен будут новый храм строить. А нечисть, она не в пустых храмах селится. Наоборот – хоть языческие капища, хоть христианские храмы ставили там, где нужно отпугивать нечисть. В том числе – в проклятых местах.

– То есть, можно понаставить церквей и, наша проблема решена? – ехидно поинтересовался генерал.

– Не совсем. Храмы – это лишь половина дела. Нужны люди. Кому нужен храм, если нет людей? Без них – это только коробка.

– Ну, везет твоей «исторической родине», – деланно вздохнул генерал. – Что и за место-то такое?

– По-разному говорят, – хмыкнул я. – Кто говорит, что Европейский Север – прародина человечества. Кто говорит, что наоборот.

– Олег, давай мы с тобой в такие дебри не станем лезть? – жалобно попросил генерал. – Я в этих делах не велик спец. Мое дело солдатское.

– Согласен, – кивнул я. – Я в таких делах смыслю не больше вашего. Но если припомнить, что когда-то, каждый десятый монастырь России находился в наших краях – в Вологодской и в Архангельской областях, в Карелии, то на какие-то мысли это наводит.

– Всё-всё! – замахал генерал руками. – Когда выдвигаемся?

– Да хоть завтра, – предложил я.

– Нет, завтра не пойдет, – раздумчиво протянул генерал. – Сам понимаешь, нужно твои материалы к местности привязать. Район ты конкретный указал, это хорошо, сэкономим год, как минимум. Но если все так, как ты говоришь, придется съемки со спутника заказывать. На согласование время уйдет, на саму съемку. Скорее всего, придется спутник перенацеливать. Неделя – самое меньшее. И то, придется задействовать административный ресурс.

Как я понял, административный ресурс – это я. Там, где не поможет авторитет генерала государственной безопасности (в высоких чиновничьих кабинетах это не всегда срабатывает), должен подействовать статус «особы». Впрочем, Унгерну виднее – он умный.

То, что из некоторых озер вода внезапно уходит, а потом также внезапно приходит, известно давно. И озер таких в России немало. Есть они и в других странах и, на чужих континентах. Но все-таки, больше всего у нас. Для крестьян исчезающее озеро было настоящей бедой. Вот, только что были тут заливные луга, плескалась рыба, летали утки-селезни – и, нет… Говорят, пытались строить плотины, забивать «дыры» в дне озера, но получалось только хуже. Вода все равно уходила, а вместо озера появлялось болото.

Сколько легенд появилось о водяных, что якобы проигрывают воду друг другу в карты! Мол, проигрался наш батюшка-водяной, озеро и пропало, а как отыгрался – вода вернулась на место. Не скрою, я как-то поинтересовался у знакомого водяного об игре в карты, но тот лишь посмеялся. Сказал – мол, других дел, более важных, полным-полно. Да и негоже это, играть на живые души – будь то зайцы, или мальки в воде.

Наука же говорит, что около трехсот миллионов лет назад, на дне теплого и мелководного моря, покрывавшего землю, отложились известняки. Потом, спустя миллионы лет, резко похолодало и, Европейский Север оказался прикрыт ледниками. Известняки же, никуда не девались, лишь зазмеились трещинами, куда уходила вода, образовав подземные реки и озера.

В конце-концов, ледники ушли, оставив после себя груды камней и озера. Известняки же оказались более стойкими и, по ним по-прежнему струилась вода. Если ее становилось больше, чем нужно, вода пробивалась наверх, просачиваясь в щели и трещины. А когда подземные реки мелели, уходила обратно.

Подземные реки свободно текли из Большой Земли в Застеколье, соединяя между собой обе цивилизации. Им было глубоко плевать, что параллельные миры, как и параллельные прямые, не пересекаются. В этом случае уже действовала неевклидова геометрия. Жители параллельного мира – не особо хорошие математики, зато – прекрасные теоретики, знали об особенностях рек и, даже пользовались. Иначе, откуда бы на Земле появились легенды о речных девах-ундинах, сказки о водяных? Другое дело, что существам, считающимися на Земле «волшебными», в нашем мире было нечего делать. Ничего особо полезного у нас нет, а общение с людьми им особой радости не доставляло. Людям всегда что-то надо: от русалок – их красоты, от водяных – рыбы, от леших – добычи.

Озер, сообщающихся с подземными реками немало. Едва ли не каждый год экспедиции, состоящие из восторженных студентов и мрачных преподавателей (обычно, из числа тех, кто не имеет ученой степени, а полевую практику кафедре проводить надо!), открывали очередную карстовую яму или пробирались в Вытегорский район, чтобы глянуть на Шимозеро или Лахозеро, или иные исчезающие озера.

Из ста двадцати озер Белозерского района нас интересовало одно-единственное озеро, которому там быть не полагалось. Так, по крайней мере, твердили географы. Правы они, или нет, можно было подтвердить (или опровергнуть) лишь опытным путем, потому что карты, полученные со спутников ничем не помогли. Ничего нового нам не сказали ни авиаразведка, ни тщательный опрос лесников и охотников.

Возможно, стоило использовать вертолет, но посоветовавшись, мы с генералом решили этого не делать. Во-первых, собственного вертолета в нашем отделе не было, а брать чужой, пусть даже и из своего ведомства, очень проблематично. Машина нам понадобится не на час-два и, даже не на день-другой, а недели на две, а то и на месяц, а вертолет сжирает восемьсот литров топлива в час! Кто станет платить за горючее в таком объеме? Правильно – дураков нет. Во-вторых, я почему-то опасался, что цверги, несмотря на их примитивность, могут почуять неладное. Оставалось одно – топать ножками, как в старые добрые времена. Хорошо еще, что я знал, где цвергов искать не надо. А иначе, пришлось затратить бы гораздо больше времени и сил. Но даже и в том квадрате, который обрисовал мне Ярослав, было добрых сто километров.

Унгерн дал мне пятерых парней из группы захвата, а сам остался в Москве. Дескать – ежели, что, он на связи. Генерала можно понять. Поиск загадочных цвергов – это всего лишь одно из направлений деятельности его управления. Чем еще занимается генерал-майор государственной безопасности, я не знал, а интересоваться у начальства вещами, не относящимися к твоей собственной компетенции – верх глупости.

Итак, мы методически прочесывали площадь в сто километров, пытаясь заглянуть едва ли не под каждый куст, потрогать любую подозрительную корягу. Наверное, это глупо, но кто знает, каких размеров должно быть озерцо? А может, это теперь просто провал в земле, прикрытый листьями и сломанными ветвями? Если цверги решили устроить на Земле новую базу, то вполне могут замаскировать выходы.

Время шло, мы по-прежнему ничего не находили. Время от времени названивал генерал и, уже начал выражать сомнение – может, правы специалисты, полагавшие, что в Белозерье нет исчезающих озер? Но я верил Маше. Если она пришла к выводу, что цверги обитают именно в Белозерских краях – так оно и есть. А если Ярослав, предпринявший собственные исследования, сообщает об исчезающем озере в тех местах, значит, озера там есть и мы их просто плохо искали.

Когда потянулась четвертая неделя бесплодных поисков, а мои «временнообязанные» подчиненные начали проявлять признаки недовольства, я решил сделать небольшой перерыв. Пусть парни съездят на пару дней в Белозерск, побродят по старинному валу, попробуют знаменитого белозерского судака. К слову, если вам где-нибудь предложат судака и скажут, что он выловлен в Белом озере, не верьте. Весь белозерский судак съедается рядом с самим Белым озером или, в крайнем случае, в ресторанах Череповца.

Разумеется, я поехал вместе со своей командой. Нельзя отпускать подчиненных без начальственного присмотра и, к тому же, мне самому надоело болтаться по лесу.

Когда мы, чистые, после гостиничного душа и сытые, гуляли по крепостному валу, построенному во времена Ивана III, я услышал:

– Василич!

По отчеству, да еще с такими интонациями, ко мне мог обратиться лишь один человек, которого в городке уважительно именовали Петровичем. Невысокого роста, худощавый, он сочетал в себе чрезмерную язвительность, острый ум и прагматизм. Немолодого учителя, выучившего половину Белозерска уму-разуму, любили и считали народным достоянием, почти таким же, как старинный мост или камень Синеуса.

С Александром Петровичем мы познакомились на одном из профессиональных конкурсов, где вроде бы считались конкурентами, но вместо этого подружились.

– Приветствую! – церемонно поклонился Петрович, протягивая мне левую руку, потому что в правой он держал за жабры здоровущую рыбину, едва ли не с метр длиной. Щука или судак? Нет, судак.

– Ого! – восхитился я. – Сам ловил?

– А как же! – гордо потряс добычей Петрович. – Весь утренний завоз в магазине перетряс, пока не поймал.

– Все прикалываешься?

– Ну, это разве прикол? – хмыкнул Петрович. – Вот сегодня, с утра был прикол. У меня нынче методический день, поехал тещу проведать. Смотрю – коллега, молодая деваха чешет, опаздывает. Притормозил, не поленился, поинтересовался – почему на работу поздно идет? Стала оправдываться. Сообщил, что собирали на пятиминутку. Дана команда написать согласие или отказ от прививки против Эболы и сдать до половины одиннадцатого в канцелярию. Деваха рысью в школу. Я через часик вернулся, зашел в канцелярию, а там в недоумении: почему и, с какого перепугу учителка принесла письменный отказ от прививки против Эболы и что делать с этим отказом, если вакцина еще не изобретена?

– Тебя еще не бьют? – рассмеялся я, вспоминая и иные «приколы» Петровича, ставшие известны далеко за пределами Белозерска. Ну, например, как он однажды сказал коллегам, что химичка может проверить почву на кислотность, а на следующий день вся школа пришла с ведрами земли.

Тот лишь махнул судаком, оставив меня в неведении – действительно ли он прикололся с вирусом, или, меня «развозит»? Окинув взглядом из под очков «коммандос», делавших вид, что они тут случайно, хмыкнул:

– Слышал, что ты в Москву укатил, в начальники выбился. Вижу – не слухи!

– Ну, это так, случайно, – заюлил я, прикидывая, что бы такое придумать, чтобы залегендировать переезд. Но толково соврать не получилось, поэтому я отделался фразой, вычитанной у кого-то из фантастов. – А вообще – ты меня лучше не спрашивай, я и врать не буду.

– Бушков! – назидательно поднял Петрович указательный палец, словно уличая меня в плагиате. У него слабость – всегда указывать источник и (или) имя автора.

– Ага, – кивнул я, вспомнив, что Сан Саныч любит вставлять эту фразу, равно как и другую – «Попала собака в колесо, пищи, но беги!», где надо и не надо. Но я и сам сейчас был вроде этой собаки.

– Вопрос на засыпку, – сказал я и, дождавшись кивка, спросил: – Не знаешь, где в Белозерском районе есть исчезающие озера?

– Ты ничего не перепутал? – хмыкнул мой бывший коллега, слегка приподнимая очки в укоризненном жесте. – Исчезающие озера в Вытегорском районе. Сам как-то видел, как вода под землю ушла.

– Мне здесь нужно, неподалеку от Белого озера, – вздохнул я.

– Хм… Тогда надо у супруги спросить, она все знает, – еще раз поправил очки Петрович и вытащил телефон. Нажав на кнопочку, приложил трубку к уху: – Привет, дорогая. Тут Васильич… ага, тот самый, исчезающими озерами интересуется… Ну, я ему уже говорил, что их у нас нет, но ему очень надо… – Выслушав, что сообщили на том конце провода (конечно, проводов у сотовых телефонов нет, но звучит красиво!), сказал: – Жена тебе поклон шлет и говорит, что ты дурак, но если озеро ищешь, то оно лишь в одном месте может быть – на западе у Белого озера. Но туда только по воде добраться можно. Как я понимаю – в этом у тебя проблемы не будет? – Кивнув на одного из моих парней, сказал: – Вон, у твоего бойца из сумки планшет торчит. Если есть выход в Интернет, пусть карту выведет, покажу. Только, давай я лучше не тебе объяснять стану, а ему.

Петрович, зараза такая, не мог забыть, как на одном из диспутов я перепутал города Киевской Руси, «посадив» на престол в Белоозере Трувора, а в Изборске Синеуса.

Пока он разъяснял маршрут спецназовцу – причем, говорил уверенно и с командирскими интонациями, я думал – а сам-то заслуженный учитель, не носил ли он часом, погоны? Надо бы узнать при случае[3]3
  Узнал. Оказывается, носить пришлось дважды. Первый раз – когда проходил срочную службу, второй – когда призвали на два года как офицера запаса.


[Закрыть].

Болот в своей жизни я повидал немало. Можно сказать, что на них вырос. Еще в детстве ходил за клюквой, за лисичками. В окнах, вырубленных в лывах[4]4
  На всякий случай – лывами в Вологодской области называют не очень толстый слой почвы, образовывающийся поверх небольших водоемов – уже не озер, но еще и не болот. Обычно, из таких озер и появляются болота.


[Закрыть], ловил карасей. (Ловить-то ловил, но ничего не поймал. Вообще, ни разу в жизни не поймал ни одного пескаря, хотя на рыбалку ходил часто.)

В пору студенческой юности, будучи в этнографической экспедиции едва не утонул в одном из болот Усть-Кубинского района[5]5
  В те годы писалось именно так – Усть-Кубинский район.


[Закрыть] – захотелось, дуракам, посмотреть – вправду или нет, что посреди болота есть островок, на котором стоит настоящий старообрядческий скит? Говорили, что он существовал еще в двадцатые годы, теперь уже минувшего века. Не знаю, так это или нет, но добравшись до середины, мы нашли вместо островка все то же болото. Возможно, в двадцатые годы скит там действительно стоял, но в тридцатые НКВД добралось-таки до отшельников, вытащив их ближе к людям, а островок, лишившись человеческой заботы, растворился в болоте.

В Застеколье тоже было болото, откуда меня выводила Евдоха.

Но эти болота, скажем так, вполне приличные и, к ним я не испытывал абсолютно никаких чувств – ни ненависти, ни любви. Чем они хуже, или лучше того же леса, или реки? Ну, только тем, что нет в них романтики лесов, обаяния озер, прелести рек. Чахлые деревья, за которые лучше не браться руками, кочки, покрытые мхом, чавкающая под ногами земля, черная от торфа и зыбкая почва. Умом понимаешь, что трясины здесь нет, но все равно как-то не по себе. Вспоминаешь собаку Баскервилей и мумию викинга, пролежавшего в торфянике тысячу лет. Неприятно, не скрою. Но никогда раньше не возникало чувства отторжения. Зато сейчас его было сколько угодно.

Чтобы попасть в это место, пришлось потерять еще два дня. Вначале, ждали генерала, решившего лично возглавить поиски. Я бы немного поворчал – пока мы лазали по леса, Его Превосходительство был занят, а как почуял результат – вот он, пожалуйста, собственной персоной. Но на самом-то деле я был рад появлению генерала. Все-таки, он организовал нам военный катер, да и само присутствие опытного человека успокаивало. Ну, что поделать – не люблю я быть начальником!

И вот, пройдя через горловину Белого озера, где она сужается, становясь Волго-Балтийским каналом, мы высадились на берег и пошли.

Прямо по болоту пролегала узкоколейная железная дорога, уходящая куда-то за мрачноватый горизонт или прямо в топи. Пропитанные мазутом шпалы забиты зеленоватым мхом, рельсы почти съела ржавчина. Кажется, странно что до сих пор не нашлись «добрые люди» и не сдали несколько тонн железа в металлолом. Но где тут найти людей, если добраться до этих мест можно только водой?

Полуразвалившиеся бараки, бетонный забор, превратившийся в руины, колючая проволока, торчащая из самых неподходящих мест… Когда-то – впрочем, не так и давно, в этом месте был лагерь для заключенных. Не знаю, как он официально именовался, под каким номером числился в системе исполнения наказаний, но как в местном обиходе его именовали Курдюг. («Курдюг, а не Курдюк! – уточнил Петрович на прощание. – Пишется через «г», а то ты опять перепутаешь!») Зеки трудились, валили лес, выполняли и перевыполняли план, за что получали Условно-досрочное освобождение, а вокруг колонии стояли обычные дома, хоть и барачного типа. Наверное, колонию можно было назвать «градообразующим» предприятием, но она давала жизнь и работу сотням людей. И зеки, после освобождения часто не уезжали куда-то, а пускали корни. Обзаводились семьями, работали на все той же вырубке леса, только в ином качестве. Потом грянула Перестройка, распад Союза… Кажется, преступников меньше не стало, но количество лагерей изрядно сократилось. Не знаю – хорошо это, или плохо, судить сложно, но факт остается фактом – то, что создавалось ценой невероятных усилий и человеческих жертв, было брошено. А то, что оставляет человек, очень быстро возвращается к своему первобытному состоянию. Опять-таки, не берусь судить – хорошо это или плохо, но надо думать, что потомки Гильгамеша и иных героев Ура и Урука, создававших Великую Цивилизацию Междуречья, с тоской наблюдали, как воды Тигра и Евфрата размывают создававшиеся веками каналы и насыпи, а болото съедает дома, подтачивает зиккураты, превращая все созданное людьми в глиняную первооснову.

Вот и теперь – я с грустью смотрел на болото, не сразу заметив, что внутри его наличествует почти идеальный круг, заполненный черной водой.

Глава восьмая
На глубине и в узилище

– Вы, товарищ майор, главное не паникуйте и не дергайтесь. Ежели что, мы вас вытянем, – утешали меня профессионалы, недоумевавшие – на фига, высокому чину, вроде меня, рисковать своей шкурой? – Но учтите, каждые десять метров воды – это одна атмосфера!

– В смысле? – не понял я.

– В том смысле, что уши будет закладывать, – любезно пояснил мне старшина-контрактник, имевший столько погружений под воду, что он и сам не помнил. – После пятидесяти метров кровь из ушей может пойти.

– А… – протянул я.

– Ну, может и не пойдет, – утешил старшина. – Порог чувствительности у каждого свой. Повторю на всякий случай – не паниковать! Помните – следует просто спускаться и наслаждаться.

– Наслаждаться?!

– Невесомостью наслаждаться, – вздохнул контрактник с непонятной мне завистью.

Неужели кто-то может наслаждаться погружением в бездну? Ну да, кто-то и без парашюта с горы прыгает, на мотоцикле через автобусы скачет. Задумавшись, принял на плечи тяжеленную хреновину, называющуюся манишкой и прослушал вопрос начальника.

– Майор Кустов, вы меня слышите?! – повысил генерал голос, не то, пытаясь привлечь внимание, не то, маскируя собственную растерянность.

– Я силы берегу, – буркнул я. Вроде, Унгерн опять интересуется – а стоит ли мне лезть? Ну, сколько можно об одном и том же! Сам понимаю, что не стоит, но надо.

– Чего бережешь? – не понял начальник, но было уже поздно отвечать – два ассистента из числа профессиональных водолазов надели на меня тяжеленный шлем, как говорил Гомер, «сверкающий яркою медью» и прикрутили его ко мне тремя болтами. Ну, не совсем ко мне, а к той штуке, вроде детской манишки. Теперь, даже если я и пожелал бы, то все равно ничего бы не услышал. Рация есть, но ее еще нужно подключить.

Не только у генерала, но и у всех профессионалов было сомнение – а стоит ли мне самому спускаться в озеро, или, как обозвали наши ребята – в «болотную яму»? Во-первых, возраст, во-вторых – никакой подготовки, а в-третьих, как ни крути, Полпред Президента, есть Полпред Президента. Если со мной что-то случится, то Унгерн получит по самые уши и, даже не столько из-за моей должности, а из-за того, что прервется ниточка, связывающая Застеколье с Россией.

Но выбора у нас не было. Опытные водолазы, спускавшиеся в «болотную яму» с легкими аквалангами, сообщили, что погрузившись на пятьдесят метров, они не сумели достичь дна. Добро бы, если они исследовали саму яму, куда уходит вода, но они обшарили все дно! Такого не должно быть в принципе – даже в самом Белом озере максимальная глубина составляет тридцать с небольшим метров, а в «исчезающих» озерах – не более четырех.

Чтобы погрузиться глубже, требуется иное снаряжение и оборудование. Ну, конечно же, неутомимый генерал организовал специальный водолазный бот, где был и компрессор, нагнетающий в скафандр воздух (или, смесь кислорода с гелием, а может – гелия с азотом? В общем, какую-то смесь чего-то с чем-то – не заморачивался), красивые оранжевые скафандры и блестящие шлемы. Уж не медные ли? Я почему-то думал, что современные водолазные костюмы будут другими. А тут… Кажется, нечто подобное я видел в старых фильмах и на тех водолазах, которые вытаскивали из Шексны тела утонувших. Смотрел и думал – ну, не хватает нового оборудования, а вот, поди же ты! И здесь, в нашей серьезной организации, все то же самое! Как это добро тащили с берега, по хлипкой почве – отдельный разговор, но справились. А дальше потом генерал едва не сорвал голос, пытаясь меня убедить, что погружаться на глубину свыше ста метров должны настоящие водолазы, а не эрзац-майор, давно разменявший сорок лет. Мол, инструкция этого не позволяет. И профессионалы требовали медицинского освидетельствования, допуска и предварительных тренировок. Понимаю, инструкции следует соблюдать. Я с удовольствием переуступил бы право погружения настоящему водолазу, если бы не одно обстоятельство – погрузится-то профессионал погрузится, но что дальше? Что он увидит? Подземную реку? Муть? Пещеру? Ну, увидит он все это, снимет на видео, а что нам это даст? И что с этим делать? Если только, выложить на «YouTube».

Нет, господа, мне нужны конкретные данные о том, что где-то здесь, на энной глубине – скорее всего, в подземной пещере, карлики создали свою базу. А эти данные я могу получить лишь одним способом – увидеть все своими глазами. А не увижу – почувствую.

Я предложил Унгерну написать расписку, что в случае чего (тьфу-тьфу-тьфу), вся ответственность будет на мне, но генерал разорался. Похоже, предложение его сильно обидело. Понимаю. Я и сам бы обиделся, если бы кто-то из подчиненных предложил переложить ответственность с начальственных плеч. (С другой стороны – сколько начальников, укрываются за бумажками?)

Унгерн был немец. Стало быть – пунктуальный и исполнительный субъект, для которого выполнение инструкций и предписаний – это святая святых, не требующая никаких обсуждений и кривотолков. Но в тоже время, он был не простой генерал, высидевший лампасы в уютном месте, а боевой офицер, понимавший, что иногда инструкции приходится нарушать. Ну, не написаны еще инструкции и предписания для встреч с внеземными цивилизациями. (Или написаны? Значит, я что-то пропустил. Меня никто в известность не ставил.)

Начальник долго сопротивлялся, а когда согласился, пытался отыскать для меня жесткий скафандр, чтобы исключить для упрямых бестолочей (это он про меня?) малейшую угрозу декомпрессии, азотного отравления и травм. Такие скафандры были в особых отделах ВМФ, но для доставки требовалось куча межведомственных согласований, а главное – терялось время, а я решил поспешить. Посему, пришлось довольствоваться обычным. Мои инструктора называли его как-то странно – «трехболтовка». Может, из-за болтов, скрепляющих шлем с «манишкой»?

Конечно же, предварительно меня осматривал врач. Но что он мог сказать? То, что давление в норме, температура тоже и сердце бьется? Так это я и без него знаю. Умею регулировать и пульс и температуру. Еще врач сказал, что он снимает с себя всякую ответственность. Можно подумать, что она кому-то нужна. Все равно, если что-то случится, крайним окажется генерал. (Ну и врач за компанию.)

Меня взял под руки и повели к самому краю черного озера. Я еле-еле переступал ногами, скованными тяжеленными «ботами», а еще ощущал прицепленные ко мне свинцовые пластины, прицепленные на грудь и на спину. Их-то на кой навешали? Я вспомнил рассказ старшего брата, служившего срочную службу на флоте. Будучи в «учебке», он проходил и какую-то водолазную подготовку. Из рассказа запомнилось только: «Стукнешь зубилом по железу, задница сразу всплывает!». Эврика! Спасибо брат! Чугунные чушки привязаны, чтобы я не всплыл, ведь на меня будет действовать сила выталкивания. Что-то там еще должно быть, но школу я закончил давно, а залезть в Википедию возможности не было.

Нож на поясе, тоже, непонятно зачем. Кого я стану резать на глубине, если и сейчас не могу пошевелить ни рукой, ни ногой? Следом тянулись шланги, какие-то провода. Ну, теперь сделать шаг, а ноги идти не хотят. Спасибо добрым людям, помогли переставить ступни. Говорят, в воде станет легче. Ну, посмотрим.

Я медленно уходил в черную воду. Думал, что муть будет лишь на поверхности, но сквозь стекло можно было наблюдать лишь черноту, словно бы ты из яркого света вышел в сумрак ночи. Единственное, что скрашивало мрак – какие-то пузырьки, идущие вверх, к свету.

Фонарь на шлеме зажегся автоматически, но он мало чем помог. Наверное, мешали частички торфа и болотного ила.

– Олег, как ты там? – ударил в ухо голос начальника.

– Нормально, – доложил я. – Только ничего не видно. Муть.

– Олег, ты не волнуйся, но мы тебя будем вытаскивать, – сообщил генерал.

– Зачем? – удивился я. – Я же еще не достиг дна.

– Вода уходит.

Вода уходит? Ну, на то оно и исчезающее озеро, чтобы вода приходила и уходила. Я хотел попросить, чтобы меня продолжали опускать – ну, какая разница, в воде мне спускаться или в воздухе, а тяжесть «одежды» как-нибудь потерплю, но не успел. Медленное и плавное снижение стало ускоренным и, более резким, словно меня время от времени перехватывали, а потом снова бросали вниз. Скажу честно – немного запаниковал. Но вспомнив советы бывалого человека, взял себя в руки. Самое худшее, что могло быть – чтобы все кабели и шланги, соединявшие гидрокостюм с поверхностью, вдруг разом оборвались, но в этом случае бы сработали законы земного притяжения и я бы просто полетел вниз, как камень. Но вниз я не падаю, а худо-бедно спускаюсь. Авось, обойдется. Вот, кажется и достиг, потому что ноги уперлись во что-то. Зато все три иллюминатора на шлеме пошли мелкими трещинами, а я растянулся, подобно поверженному рыцарю, придавленному тяжестью своих доспехов, но почти сразу меня подхватила какая-то сила, закрутила и поволокла…

Что это была за сила, я догадался почти сразу, а когда начали взрезать водолазный костюм, сомнения исчезли. Вначале думал, что цверги приняли человека в водолазном костюме за какое-то существо, поэтому и атаковали. Ан, нет. Их действия были целенаправленными и аккуратными – лезвия хотя и испортили резину, но тела не коснулись. Стало быть, прекрасно понимали, в чем тут дело и, с кем имеют дело. Не скажу, что его было очень жаль (хотя, казенное имущество, может, из зарплаты вычтут?), напротив, успел уже порядком надоесть, но сдирали его безжалостно. Когда цверги принялись за манишку и шлем, думал, что заодно оторвут и голову, но обошлось… Впрочем, а обошлось ли? Скорее всего, сейчас меня будут бить. В ожидании неминуемого, я закрыл глаза и свернулся в «позу эмбриона», прикрывая руками голову. Поможет мало – все равно, запинают, зато будет пара минут, чтобы уйти куда-нибудь в Застеколье или собственный кабинет в Москве. (Ну, не нравится мне слово «телепортироваться», а другого подобрать не могу.) Но к моему невероятному облегчению, бить меня цверги не стали – подхватили и поставили на ноги.

Я открыл глаза и посмотрел на своих врагов, пытаясь увидеть их взгляды. Удалось поймать лишь один и… тут я понял, что же такое на самом деле «волна ненависти», о которой так часто пишут, превратив эту фразу в заезженный штамп. Эта волна была не просто сгустком эмоций – она была материальна. Казалось, тот карлик, чей взгляд я невольно уловил, стал ретранслятором общей ненависти и злобы, направленной на меня от остальных. А сквозь микрочастицы ненависти, исходивших от цвергов, мне удалось уловить … самого себя: вот я стою, размахивая пылающим факелом, поджигаю ограду, через которую пытаются перевалить добрый десяток цвергов; а теперь я машу кистенем, разбивая головы находящимся рядом карликов. Что же тогда получается? Либо среди тех, кто захватил меня в плен, были те, кто атаковал нас в Белкиной крепости, либо у цвергов коллективное сознание. А что, вполне возможно. Если они общаются между собой на телепатическом или эмоциональном уровне, то такое возможно. Не зря же, когда дед Аггей «допрашивал» пленных, он «высасывал» из них информацию. Что, если старик умеет считывать эмоции? Мне бы, дураку, не стоило так скоро отпускать старого колдуна в лес, а подробно поговорить с ним, поучиться. Надо было. Но, что уж теперь жалеть? Да и не факт, что дед смог бы меня научить общению с этими тварями.

Насколько позволяло освещение (а оно, надо сказать, почти ничего не позволяло – только сверху, через дыры в своде пещеры проникали лучи света) попытался осмотреться. Сверху – влажный и грязный камень, слева – черная вода. Не иначе – подземная река, питающая исчезающие озера. И карлики, пахнущие чужеродными запахами и ненавистью.

Долго мне рассматривать не дали. Сзади ударили под коленки, пригнули к холодным камням, скрутили и потащили, словно мешок с картошкой.

Было опасение, что меня раскачают и кинут в подземную реку, но они сосредоточенно тащили и тащили, не проронив ни звука. Ах, да, какие тут звуки, если они не разговаривают…

Меня подтащили к гранитной стене, отвалил в сторону камень, прикрывавший вход (возились вчетвером) и закинули в черный зев пещеры. Слава богу, лететь было невысоко, но все равно, я чувствительно приложился копчиком к каменному полу. Немного очухавшись, начал производить «инвентаризацию» личного имущества. Это не заняло много времени, потому что из всех вещей у меня было лишь вязаные рейтузы и свитер, а на ногах теплые носки. Вру – две пары носок! Поначалу, мне не нравилась идея напяливать под водолазный костюм уже кем-то ношеный «поддоспешник». Казалось – он весь пропах чужим потом. Но покапризничав (даже пытался проветрить барахло), все-таки надел. А куда деваться? Купить в Белозерске свитер еще возможно, но мужские рейтузы – вряд ли, а напяливать резиновую рубаху и прочее снаряжение на «цивильную» одежду глупо. Утешился, что нательное белье – рубаха и кальсоны, были хоть и ношеными, но чистыми. Сейчас я был рад, что на мне оказались теплые вещи, потому что в пещере, куда меня кинули, было не слишком жарко. Но и не холодно. Кроме одежды ничегошеньки – ни сотового телефона, ни зажигалки, ни часов. Да и было бы странно, если бы я взял с собой под воду какое-нибудь барахло.

Постепенно, глаза начали привыкать к сумраку, да и сквозь щели у входа пробивались слабые лучики света. Я стал осматривать свою темницу. Довольно длинная, с низким потолком, так что распрямиться во весь рост не удалось. По противоположной стене бежал ручеек, уходя в небольшую расщелину – водопровод и канализация в одном флаконе или, говоря языком современных вузов «водоснабжение и водоотведение». А прямо посередине свалена груда каких-то тряпок. Тряпки меня порадовали. Хотя и был чрезвычайно брезгливым человеком, но если станет холодно, плюнешь и станешь укутываться, не задумываясь ни о вшах, ни о блохах, ни об обычной грязи.