Текст книги "Застеколье"

Я кивал, соглашаясь с доводами, качал головой, если ей что-то не нравилось. Разумеется, мы остановились на «зайчиках», а книжные шкафы было решено делать с застекленными дверцами, под «орех». Зато – счастливая супруга расцеловала меня и сказала, что я молодец, что все так все и должно быть, когда глава семьи единолично решает важные вопросы, не перекладывая ответственность на хрупкие женские плечи…

Рассчитывал, что остаток дня и весь вечер я проведу дома. Дочитаю роман о приключениях адмирала, покопаюсь в библиотеке. Не получилось. Пришлось выполнять свои непосредственные обязанности. Увы, совсем не те, на которые я рассчитывал – все-таки, у Машки, восьмой месяц…

Весь вечер я изображал начальника. Надувал щеки, беседовал с пришлыми людьми и принимал жалобы. Насчет города Ярослав пошутил. Десяток палаток, даже на поселок не тянули. Вероятно, лет через десять-двадцать, наша маленькая крепость и стала бы городом, как оно бывало когда-то в «основной» истории, но… На фиг оно мне надо? Город – он хорош при развитии товарно-денежных отношений, для упрочения капитализма и, для становления цивилизации. У нашей крепости – другие цели и задачи. И мне, как коменданту, «ополье» или «подол» – сплошная головная боль. Те же терендеи (ну, почему все время хочется назвать их берендеями?) коли будут атаковать нас, обязательно используют бревна и брусья для штурма. А уж сожженный врагами «подол», когда пламя перекидывается на город – классика! Нужно было определяться – кого-то отправлять в леса, заниматься подсечно-огневым земледелием, кого-то оставлять при себе, в Белокрепи. Теоретически, с этим могли бы справиться и без меня, но, как оказалось, традиция не позволяла!

К моему удивлению, желающих уйти в леса и стать фригольдерами, оказалось гораздо больше, нежели тех, кто хотел бы стать воином Цитадели. А если говорить правду, то воинами возжелали стать только двое. Первый – тот самый Вадька, что встретился мне в самом начале. Но с Вадькой была своя проблема. Если учесть, что парню скоро «стукнет» восемнадцать, он должен был идти на службу в армию, либо поступать в институт. То есть, как боевая единица, он в ближайшее время малоинтересен. Хотя – навязывать свою волю парню не стану, пусть сам решает. Или, может быть, использовать «административный» ресурс? Пристроить парня где-нибудь в военкомате или военном училище, а его самого «прикомандировать» к полпреду Президента? Или – в распоряжение генерал-майора Унгерна. Ну, об этом буду думать потом, в свое время…

Второй «дружинник», откликавшийся на имя Максим, был более интересен. Ни много, ни мало – бизнесмен. Не очень понятно, что его занесло в Застеколье. Вряд ли он читал мою книгу. Прошел сквозь границу – и, молодец.

Оставшихся – пять мужчин и семь женщин, я отправил к своему бывшему коллеге, экс-капитану милиции Андрею (а, кстати, надо бы хоть фамилию узнать!) и иже с ним, в лес. Дал им в провожатые Антошку, чтобы не заблудились – и, вперед. До зимы еще время у них есть. Изладят полуземлянки, обустроятся и, начнут потихоньку вырубать леса. Конечно, тамошним лешим это не очень понравится, но – что делать! Потеснятся немножко, только и всего. Жили они раньше, когда Цитадели процветали и людей было гораздо больше – и, ничего.

Нехватка кадров – вечный бич всех начальников! Вот и у меня… В Белкиной крепости пустовало примерно две трети комнат.

«Надо бы составить карту здешних мест! – сделал я себе памятку. – Ну, хотя бы, определить – где старый лес, а где молодой, выросший на месте заброшенных полей. Кажется, когда-то это называлось «перелогом»» Было бы здорово провести аэрофотосъемку. Только, как? Шар, что ли, воздушный поднять, на канате? А там – хотя бы наброски, кроки. Жаль, что в Застеколье ни пленка, ни цифровые носители не воспринимали изображение. Было бы проще. Тут – все по старинке! Топать ножками, а кроки набрасывать – карандашиком…

Наконец, трудовой день закончился. В ожидании ужина, которым меня обещала накормить Машка, я сел и начал набрасывать примерную карту Застеколья. Изобразил крепости, известные мне деревни. Как сумел, нарисовал торные тропы и дороги. Оказалось – не так и много. Все остальное пришлось на леса, озера и болота. Задумался – как изображать жилища водяных, лежбища леших и зимовки анчуток. Получалось, слишком много зеленого и синего. Надо бы упорядочить!

От раздумий меня отвлек стук в дверь и появление Вадика.

– Меня Вася прислал. Говорит, русалки приплыли, Олега Васильевича хотят видеть! – сообщил парень.

Из кухни вышла Машка. Недовольно посмотрела на посыльного.

– Пойдешь? – поинтересовалась рыжая. – Может, поешь вначале?

Я потянул носом в сторону кухни, из которой пахло чем-то вкусным…

– Ну, коли приплыли, значит нужно. Лучше самому сходить, а не то «зов» врубят…

– Зов? – удивилась Машка. – А что это такое?

– Потом расскажу, – отмахнулся я и, чмокнув супругу в обе щечки, пошел вниз.

Около озера топтался Василий. Мой боевой друг, а ныне, так сказать, заместитель князя. Посадником, что ли, Ваську обозвать? Чувствуется, что парень тут находится лишь по обязанности. Кого теперь русалками испугаешь или удивишь?

– Ну, где тут барышни? – поинтересовался я, глядя на воду. Уже темнело и, было плохо видно.

– Здр-расьте, Олег Васильич! Тут я, тут, в камышах сижу…

Водоплавающая барышня выбралась на бережок. Если бы не знал, что она русалка, не отличил бы от обычной девушки. Правда, зеленовата слегка, голенькая, так теперь еще и не то увидишь. Разве, что – волосы ниже пояса и, такой красоты, что ахнуть!

– Здравствуй, сударыня! – поприветствовал я. Хотел поинтересоваться – как звать, но вспомнил, что у русалок имен нет. А коли и есть, людям не сообщат.

– Короче так, – с ходу приступила барышня к делу. – Забирай своего парня обратно.

– Какого парня? – спросил я, но потом до меня дошло – Артем! Тот самый, сексуально озабоченный юнец, которого я «сплавил» русалкам. – С чего это?

– Спасибо, Олег Васильич, за подарок, но он, как бы тебе сказать… – совсем по-человечески почесала русалка затылок, – ни на что уже не годен. Мы уж его и так и этак… И, корешками кормили и, настойкой из бурых водорослей поили… Первое время помогало, а щас… Фи, сплошное разочарование. Кому он теперь нужен? Хотели сомам скормить, но батюшка сказал – верните, грит, мальца Олегу Васильичу. Убьете парня, а он обидится.

– Кто, обидится? – не понял я. – Малец?

– Ну, ты обидишься, понятно дело. Мальцу-то чего обижаться, коли его сомы съедят? – махнула русалка рукой, а потом, вложив два пальца в рот, свистнула так, что мы с Васькой схватились за уши.

Из камышей вышли еще две гидродевушки, держа под руки Артемку. Парень, подняв глаза мученика, прошептал:

– Олег… Васильич… Заберите меня отсюдова… Или сами убейте…

Когда русалки отпустили парня, он рухнул к нашим ногам, как сноп соломы.

– Что ж вы такое с ним сделали-то? – в недоумении поинтересовался Васька, присаживаясь на корточки перед Артемом.

– Пошли с нами, белобрысый, расскажем… – призывно склонила голову одна из барышень и эротично облизала языком губы.

– И, покажем! – вторая уже подхватила под ручку моего заместителя.

– Васька… братан… не вздумай… – еле слышно прошептал Артем. – Они тебя каждый день по десять раз… или… чаще…

– Девушки, спасибо, до свидания! – забеспокоился я, отбирая у девчонок Василия, который, кажется, уже готов был идти вместе с ними.

– Да ладно, пошутили мы, – усмехнулись барышни.

Зашли в воду и, без всякого шума и всплеска ушли.

– Видишь, Васенька, к чему приводит любовь? – кивнул я на тело Артема.

– М-да, а помнится, он все до девок рвался, – задумчиво обронил Василий. – Похоже, сбылась мечта идиота…

– Ага, – кивнул я, поднимая Артемку: – Ну, пошли, озабоченный ты наш.

Ночью проснулся от шума – хлопали двери, кто-то ходил, громко топая ногами, об пол стукались какие-то тяжелые предметы. Впечатление – не то, война началась, не то, перетаскивают мебель. Я вскочил, вытащил из кобуры АПС – по башке можно стукнуть. Вылетел, как был, в одних трусах и, обалдел.

В комнату, которую я считал своим домашним кабинетом, заносили мебель. Ну, не саму мебель, а комплектующие, из которых ее предстояло собрать. Как сейчас принято говорить «модули». (Словно, не книжные шкафы собираем, а космический корабль.) Но грузчиками были не мускулистые парни в комбезах и не тощие студенты в трениках (сам когда-то вагоны разгружал!), а малорослые дедки, волосатые с головы до пяток. Ими руководил домовой, которого мы прозвали Цитадельным…

– Князь, спать иди, – буркнул Цитадельный вместо приветствия и отвернулся.

– Ты чего не спишь? – вышла вслед за мной Машка, кутаясь в одеяло.

– А… – только и сумел я ответить, показав на домовых, которые «тягали» упаковки.

– Ну… – зевнула жена и потянула меня обратно – Пошли спать, нечего доброжилов смущать.

Заснешь тут! Неужели, домовые у нас в роли «хозобслуги»? Ворочаясь с боку на бок, спросил:

– Маш, а почему они грузчиками работают?

– А где я других возьму? Ничего, не переломятся. Главное – правильно задачу поставить… И вообще – пусть при деле будут, – отозвалась жена и заснула. Машке весь вечер пришлось возиться с Артемом – делать уколы, ставить капельницы. Предварительный диагноз – начальная степень дистрофии. М-да, получил парень все, чего хотел. Но зато и врачам есть занятие.

Решив, что завтра расспрошу подробней, заснул – сказывалась бессонная ночь и усталость двух дней, перенасыщенных приключениями.

Утром проснулся от вкусного запаха. Не иначе – пекут блины или оладьи! Встал, умылся, почистил зубы и вышел на кухню.

– Проснулся? – улыбнулась Машка, переворачивая очередную оладью. Вроде, не так уж давно мы с Машкой и знакомы, а вот, поди ж ты, моя «застекольная» супруга уже знает пристрастия.

Я уминал оладушки со сметаной, запивая их крепким и сладким чаем. Рыжая сидела напротив, подперев рукой подбородок…

– А сама-то чего? – спохватился я.

Машка погладила круглый живот и неопределенно мотнула головой – не то, сыта, не то – нельзя мучного. Ну, она женщина, да еще и врач, ей виднее.

– По дочке скучаешь? – поинтересовалась Машка.

– Скучаю, – не стал я кривить душой. – Я ведь говорил, что несколько месяцев ее не видел.

– А по жене? – неожиданно спросила она, а я поперхнулся. Словно – в лоб получил.

– Маш, мы же с тобой об этом уже говорили. Не ты ли меня убеждала, что жена – там, а ты – здесь? Неужели ревнуешь?

Она улыбнулась. Но улыбка вышла кривой… Немного помолчала.

– Знаешь, я тоже так думала, поначалу… Теперь – не знаю. Ты сегодня уйдешь, решишь свои дела с Унгерном, а потом поедешь к ней.

– Маш, у меня там дочь, школу заканчивает.

– Куда поступать будет?

– Либо в МГУ, либо – в Литературный институт. Либо – еще куда-нибудь. В общем, – подвел я итог, – куда-нибудь в столицу.

– Понятно, – вздохнула Машка. – Вы с супругой останетесь вдвоем… Как представлю себе, что ты с ней спишь, начинаю беситься.

– Ну, а мне-то что делать? – растерялся я. – Разводиться?

Есть расхотелось. Вот уж, чего не ожидал, так это сцены ревности… Впрочем, когда я только-только завел роман в Застеколье, о чём-то таком предполагал. И, пусть Ярослав и сама Машка говорили, что семья в Застеколье и семья на Большой Земле не означают двоеженства, человеческую натуру не переделаешь.

– Пора мне, – вздохнул я, выбираясь из-за стола.

– Пора, значит пора, – не стала спорить и останавливать меня Машка.

– Бумаги не забудь.

– Ага, – рассеянно кивнул я, убирая во внутренний карман толстый конверт с результатами исследований.

Я сам запечатал этот конверт и заклеил его скотчем, для лучшей сохранности и, чтобы самому не было соблазна сунуть нос в результаты экспертиз. Хотя, если будет желание подглядеть, никакой скотч не остановит…

Глава шестая
Оловянные солдатики

Сегодня я решил не экспериментировать и не выделываться, чтобы не оказаться там, где не нужно. Я человек впечатлительный, а возможность оказаться в доменной печи, была вполне реальной. Представил поляну, проселочную дорогу, на ней – бронированную машину, рядом коллег – генерал-майора и, просто майора, шагнул.

– Мать твою! – донесся возмущенный голос генерал-майора. – Полегче не мог?

– Виноват, товарищ генерал, – смущенно пробормотал я, увидев, что сбил-таки с ног своего начальника, а за компанию с ним – и коллегу-майора. Потерев занывшее от удара плечо, протянул начальнику руку: – Неудачно как-то…

– Смотреть надо, – буркнул смущенный генерал.

Впрочем, от моей помощи Виктор Витальевич отказался и, бодренько вскочил на ноги. Мой коллега вставать с четверенек не спешил. Оглядываясь и, убирая пистолет (профи!), поинтересовался с опаской:

– Олег, ты всегда так появляешься? Полегче надо…

– Ну, хватит наезжать! – возмутился я. – Я же извинился…

– А ты чего вернулся-то? Что-то забыл?

– В смысле? – не понял я. – Вернулся, как договаривались, через сутки.

Боюсь, что придется применить расхожий штамп, под названием «немая сцена». Унгерн переглянулся с майором, а потом они дружно уставились на меня.

– Хотите сказать, что обернулся быстрее?

– Ты ушел минуту назад, – мягко сообщил генерал. Демонстрируя циферблат на запястье, уточнил: – Минута с четвертью. А если сминусовать время на падение, разговор – то полминуты. – Разглядывая мою физиономию, щедро вымазанную зеленкой, хмыкнул: – А самое интересное, что я вам верю! Вы, господин полпред, судя по всему куда-то успели вляпаться.

– Не куда-то, а во что-то, – поправил я начальника. Потом признался: – Неудачное приземление. Врезался в стену…

– Ну-ну, – хмыкнул Виктор Витальевич, оценивая – что у меня еще не на месте. Не поленившись, повертел так и этак. – Я уже боюсь, Олег Васильевич, что ты однажды шагнешь куда-нибудь не туда – под электричку, или просто – пузом на вилы.

Мне осталось лишь пожать плечами и смущенно почесать затылок. Учили меня учили, а так и не выучили. С пространством, кажется, получилось, а вот со временем – снова не очень. Я ведь представил Унгерна и майора в тот момент, когда они расставались со мной. Ну, раньше – не позже.

Унгерн еще раз вздохнул и, хмуро поинтересовался:

– Когда вещдоки прибудут?

Ответа не потребовалось, потому что из воздуха появились два деревянных ящика на колесах. Наверное, кто-то их толкал сзади, но нам он не показался.

– И что теперь с ними делать? – поинтересовался генерал с сарказмом.

– Как что? – не понял я. Потом до меня дошло – мы же договорились на завтра. Стало быть – фургоны придется ждать целые сутки. К счастью, рядом был мудрый начальник. Генерал лишь посмотрел на меня, выразительно поиграл бровями и вытащил телефон. Ткнув клавишу, сказал: «Подъезжайте прямо сейчас, ждем». Повернувшись ко мне, усмехнулся:

– Ну, я как чувствовал, что ты опять что-то выкинешь. Велел машины заранее в Грязовец пригнать. Часа через два прибудут.

– Так это же хорошо, – расплылся я в улыбке. – Вам не придется целые сутки на поляне ждать.

Унгерн и Пономарев посмотрели на меня, как на больного. И что я опять сказал?

– Эх, Олег Васильевич, – вздохнул генерал. – С чего бы нам на поляне сутки торчать? Я уже местному начальству позвонил, ждут они нас. Сейчас бы в баньку наладились, а завтра, с утра, собирались рыбку половить в Кубенском озере. Теперь придется в Москву возвращаться.

Мне стало немножко стыдно. Получается, лишил коллег заслуженного отдыха. А сутки в нашем деле – это очень много!

– А может, вместе поедем? – предложил я. – Какая им разница – двое или трое?

– А ведь и точно, – обрадовался генерал, а потом спохватился: – Тьфу ты, а я уже фурам команду дал, и группе поддержки. – Вздохнул: – И чего это я раньше времени? Ну, пусть все идет, как идет.

Унгерн грустно посмотрел на часы, поиграл проступившими желваками:

– Еще два часа. Олег, может, съездим куда-нибудь? Покажешь нам какую-нибудь достопримечательность?

– Достопримечательность? – задумался я. Куда бы свозить народ? И тут я вспомнил, что неподалеку есть место, которое до сих пор называют «Барским садом». А заодно, расскажу им историю этого места.

Даже сегодня загаженный и распаханный сад сохранил свою прелесть. А когда-то, сто с лишним лет назад, здесь стоял замечательный дом, где доживал свои дни помещик Куприянов – отставной офицер, ветеран многих войн.

Дом, наверное, был построен еще во времена матушки Екатерины. С тех пор и до тыща восемьсот тридцать какого-то года он так и не перестраивался. Да толком не ремонтировался. Макарыч – бывший денщик, а нынче управляющий имением, как только не уговаривал барина. Говорил, что мол, перед соседями стыдно. Да что там перед соседями, свои же мужички в кулак хихикают… Особенно Макарыча злили словечки о том, что мол, сам-то управляющий себе новый дом отгрохал, а барин чуть ли не в хлеву живет. А барин только отмахивался, да отшучивался. Дескать, и так сойдет. Соседям же, обращавших внимание на новый дом управляющего под железной крышей, приводил слова Его Сиятельства Александра Васильевича Суворова: “Старый-то управляющий уже наворовал на новый дом, а смени его на нового, так новый еще больше уворует!”

А может и сойдет. В конце концов, стоял этот дом полста лет, так и еще постоит. Но Макарыч однажды не выдержал. Под “шумок”, пока барин бывал в отъездах, управляющий кое-что сделал. Приказал заменить нижние венцы сруба, перебрать полы в гостинной, выкрасить фронтон. Когда разобрали самый нижний венец, то под правым углом обнаружили медный пятак. На пятаке стоял год “1759”. Стало быть, дом-то еще при Елизавете Петровне был построен. Хотел было управляющий распорядиться поменять обшивку, но не успел. Приехал барин. Поругался малость, потому что когда дом-то ремонтировали, пришлось кой-какие вещи выносить в сарай. А потом обратно стаскивать. А книги и бумаги сложили не в том порядке, в каком он привык. Вернее было бы сказать, в том беспорядке, где и черт ногу сломит. А второй вывернет. Но главное – ничего не растеряли и не разбили драгоценные трофеи. Ружья там всякие, которые уже и заряжать-то страшно, сабли-ятаганы, топоры на длинных древках. И еще много чего, что собрано было за долгую службу. Хотя, за этакую-то службу мог бы чего подороже собрать…

Так что, серчал не шибко, но работы велел прекратить. Велел привести в порядок флигелек, переложить там печку – сделать ее поменьше. Зачем? Но об этом барин как-нибудь сам расскажет. Теперь Макарычу придутся ждать очередного отъезда хозяина, что бы дом “довести до ума”.

А дом этот и небольшое имение в Вологодской губернии, барин получил недавно. И очень вовремя. После очередного, Бог весть какого по счету ранения, которое приключилось в августе 1831 года (будь неладны эти поляки!), нога перестала сгибаться. А это значит, что карьера пехотного офицера была закончена. Хотя по чину, командиру батальона лошадь и положена, но все равно, бегать приходиться. Да и не мальчик уже. На Успение тридцать восемь исполнилось. В генералы до тридцати не попал, так теперь уже и поздно. Двадцать лет уже отслужил. Оно конечно, можно бы и еще годиков-то десять прослужить. При очень большом везении можно и до командира полка дойти. Особенно, если куда-нибудь на Кавказ перевестись… Если бы. Ну, уж тут, как говорится, это самое “бы” и мешает. Когда по утрам маешься каждой косточкой и жилочкой – тут сломано было, тут стукнуто. А тут, лекарь (немец-колбаса) кусок картечи после боя с турками ковырял-ковырял, да так и не смог выковырять. Есть только одна польза от всего этого – знаешь, будет завтра дождь или нет. Но без этого знания можно бы и обойтись. Так, что пользы царю-батюшке и отчизне от такого воина почти никакой. Что мог сделал. И, слава богу. И пришлось бы господину отставному майору Куприянову доживать свой век на пенсию на казенной квартире для увечных офицеров или в приживалах у какого-нибудь сердобольного родственника потихоньку спиваться, да тут… Тут и пофартило. Получил майор Куприянов весточку о том, что завещал ему двоюродный дядюшка (вот молодец!) именьице. Не сказать, что очень большое, но … Прибыль тыщь десять серебром в год. После армейского жалованья – деньги бешеные. Да и отдохнуть можно.

Первое время, когда отставной майор поселился в имении, особого отдыха и не было. Увлекся, было, садом. Хотел сделать что-то эдакое, на аглицкий манер. Но решил, что расчищенные дорожки и регулярные посадки все-таки лучше, нежели кусок дикого леса. Тем паче – в Англии-то настоящие леса ихние благородные Робин Гуды да прочие браконьеры, повырубили давным-давно, поэтому тамошние джентльмены и придумали для себя “дикие” парки. А в России-матушке лесов хватает. Есть куда погулять сходить. А около дома лучше иметь дорожки и лужайки, что бы по крапиве не ходить, да через кустарник не ломиться.

Приходилось ездить знакомиться с соседями. Приняли, в общем-то, хорошо. За чужака не посчитали. Кто-то из старичков даже вспомнил, что помнил его “вот-вот таким мальцом”. Куприянов, хоть раньше никогда в этих краях и не бывал, не спорил. А зачем? Кроме того, соседи уважали его чин и награды. Чин-то не такой уж и большой, положим, но тем не менее. А наград было столько, что ежели ездил в уезд, в дворянское собрание, то сам предводитель с ним первый кланялся. Тут тебе и Георгий, и Владимир с мечами, и Анна. А медалей – так вообще полная грудь. Даже иноземные есть. Немецкий железный (или “Кульмский”) крест. А из-за одного креста очень даже неприятный конфуз вышел. Делопроизводитель из канцелярии, польский шляхтич пан Пшигнаевский, неизвестно какими путями попавший в эти края, узрев на груди на груди у Куприянова крест “VERTYTI MILITARI”, бросился, было к нему, как к обретенному брату. Но, увидев, что крест украшает надпись “За взятие Варшавы”, чуть не лишился дара речи. Откуда ему было знать, что высший польский орден “За военные заслуги”, после очередного восстания своих же подданных, братьев-славян, государь-император приказал переделать в наградный знак для своих офицеров? Тоже братьев-славян…

А хоть бы и знал, так все равно не дело обсуждать (или ОСУЖДАТЬ!) государя. Короче говоря, дело чуть не кончилось дуэлью. Куприянов, к братьям-полякам претензии еще с Бородина имел, от дуэли, ежели бы она состоялась, отказываться б не стал. Но, к счастью, несмотря на свой гонор и спесь, г-н Пшигнаевский понимал, что исход дуэли будет не в его пользу. Оставить сиротами троих детей или везти их и красавицу жену в еще более неприветливые края, нежели северная губерния. Выбор, пся крев, невелик. Так ему и господин капитан-исправник пообещал …

Были и еще досадные обстоятельства. Барыньки, имевшие дочек на выданье, правда, слегка перезревших, имели на отставного майора свои виды. Он им не казался ни старым, ни увечным. Напротив. Солидным и положительным. Да еще и при приличном доходе. Папеньки же, заполучив Куприянова в гости, в перерывах между триктраком и вечерней трапезой, старательно втолковывали о видах на приданное и семейных связях, которые, без сомнения, пойдут на пользу. Порой, Куприянов даже жалел, что не может жениться на всех сразу. Что бы не обидеть кого-нибудь. Но чаще всего подобные разговоры вызывали у него скуку или смех. Но зевать или хохотать майор, несмотря на свое казарменное прошлое, считал неприличным. Ну не хотелось ему жениться! Почему не хотелось, он и сам не смог бы сказать. Бывает и так. Но все же, пришлось поступить проще – перестать ездить в гости. Вернее, почти перестать. Быть совсем уж бирюком – это тоже не выход. Поэтому Куприянов стал ездить туда, где дочерей на выданье не было. Но ездил не часто. Сидел в своем имении и чем-то занимался. Каким-то странным делом. Дело было настолько странным, что вскоре слух о нем дошел до ушей капитан-исправника.

Господин капитан-исправник Николай Васильевич Маликов явился на рассвете, когда добрые люди еще только-только просыпаются. Хотя в те времена народ вставал с третьими петухами, но исправник умудрялся вставать еще раньше. Еще хозяйки своих коров не успели подоить. И деревенский пастух Мирон еще доедал свой завтрак.

У исправника была своя “метода”. Он совершенно справедливо полагал, что чем раньше он приедет, тем быстрее добьется нужного. Сонный, да только что проснувшийся человек был гораздо слабее, нежели выспавшийся. И хотя по отношению к господину Куприянову у него особых претензий не было, но! Служба есть служба. Исправник справедливо считал, что любой слух он обязан проверить. Хоть и поругивали Николая Васильевича за излишнее рвение, но у начальства он был на хорошем счету. Еще бы. В уезде почти не было ни убийств, ни краж. Вернее, быть-то они были, да исправник вовремя злоумышленников сыскивал. Было, правда, одно дело, за которое ему было стыдно. Обокрали местную церковь. Но тут, по всем приметам, были не свои, а кто-то из людей пришлых. И где их сыскать, никто уже и не знал.

А что касается Куприянова… Тут была одна тонкость. Капитан-исправник, он хоть и капитан, но по ведомству МВД, а по армейским чинам дослужился только до поручика. Семейные обстоятельства-с. Но во время войны с Наполеоном служил. Правда, только в ополчении. Да и на груди, окромя серебряной медали на Анненской ленте, которую давали всем ополченцам, ничего нет … Обещали в губернском правлении, что на тезоименитство Его Императорского Величества получит Владимира 4-й степени. Но это еще вилами на воде писано… А майор имел такой “иконостас”, что исправник был готов вытянуться во фронт и отсалютовать положенной по должности саблей.

Но! Опять же, как помещик уезда, Куприянов по всем делам уголовным подчинялся исправнику и, как не крути, обязан и должен держать ответ по всем законам Российской империи. А дело, которое должен был проверить капитан-исправник, было нехорошее. Болтали про Куприянова, что делает он фальшивые деньги.

Поначалу, когда исправник услышал сию сплетню, то засмеялся. Потом задумался. И, по укоренившейся привычке ничего из виду не упускать, стал присматриваться к Куприянову и его дворне. Узнал, например, о том, что управляющий майора время от времени покупает у проезжих купцов олово и свинец. То, что покупается свинец, предположим, никакой беды нет. Каждый охотник покупает свинец для отливки пуль. Но! Олово-то зачем? Пули из него не льют. И, потом, исправник, будучи охотником, не мог понять – зачем брать свинец и олово пудами? Ну, фунт, ну два фунта… Но пуд? А если ты покупаешь свинец, то почему не берешь еще и порох?

А когда Маликов узнал, что отставной майор Куприянов на охоту не ходит, то его подозрения стали еще больше. Но опять же. Подозрения-то подозрениями, но никто в уезде фальшивых монет не видел. Уж тут Маликов собственноручно проверял у городских купцов мелкие деньги (чем чрезвычайно пугал бедолаг). И из губернии никаких вестей не было. Вот, когда после войны с Наполеоном расплодилось в государстве много поддельных ассигнаций, которые французы напечатали, то из самой Москвы приходили специальные депеши, в которых все подробно разъяснялось – как оная фальшивая ассигнация выглядит, чем от настоящей отличается. Ну и прочая и прочая. Но ежели фальшивые деньги, все-таки появятся, так уж и поздно будет…

Но как не спешил капитан-исправник, но к его приезду отставной майор уже был “бодр и свеж”. Сказывалась долголетняя армейская привычка. Если солдатушки вставали с петухами, то господа отцы-командиры вставали еще раньше. Это только в плохих романах офицеры вставали в полдень. Может быть, где-то в гвардии так оно и было, но в армейских пехотных полках о таком никто и подумать бы не мог. Там нужно ухо востро держать и самому пример подавать.

– Здравия желаю, господин майор, – приветствовал хозяина исправник, выгружаясь из коляски. – Как живы, как здоровы?

– Вашими молитвами, уважаемый Николай Васильевич, – ответствовал хозяин. – Какими судьбами?

– Служба-с. По делу я к Вам.

– Ну, а раз по делу, то лучше всего нам чайку попить. Вы, Николай Васильевич, верно еще и не завтракали. А у меня тут и самоварчик поспел, и пироги сей минут будут.

Исправник отказываться не стал и скоро гость, и хозяин уселись за стол перед уютно сверкающим самоваром. Вообще, понятие “попить чайку” имеет много значений. Поэтому, когда хозяин вытащил из шкапа графинчик с настойкой, а крепкая дворовая девка притащила на стол не только пироги, но и разнообразные закуски-заедки, гость удивляться не стал. И пироги удачные получились и чаек был хороший – китайский. И наливка в самую меру – не пьянит, а скорее бодрит. С утра в самый раз. Во время краткого застолья обменялись дежурными разговорами о погоде, о видах на урожай, о последней книге господина Гоголя. Но разговор этот ни к чему не обязывал. Пустой разговор. Куприянову виды на урожай были совсем безразличны, потому что всеми хозяйскими делами заправлял верный Макарыч, а Маликов не то, что последней книжки господина Гоголя не читал, так и вообще о таком писателе не слышал. Можно бы, конечно поговорить о войне с Бонапартом, обсудить те сражения, в которых оба участвовали. Но такие воспоминания лучше делать вечером. И не за графинчиком с наливкой, а за графинчиком с настойкой. А лучше двумя графинчиками. Но до вечера еще далеко. Целый день.

Когда откушали, хозяину принесли уже набитую трубку. Все та же дворовая девка притащила из кухни уголек. Исправник был некурящий, но к чужим привычкам относился уважительно. К разговору приступил только тогда, когда довольный хозяин окутался клубами дыма.

– А я ведь к Вам, господин майор по делу, – начал издалека представитель власти. – Развейте мои сомнения. Не скрою, будь на Вашем месте другой какой человек, так и разговор был бы другой.

После этих слов исправник замялся, думая: “А какой другой разговор? Кроме сплетен и подозрений ничего и не было. Как и сказать-то. А вдруг, рассердится? И, ведь не посмотрит, что капитан-исправник. Выгонит взашей. Может еще и жалобу написать. Со службы, за это не выгонят. Но за то, что оскорбил подозрением заслуженного офицера, кавалера, может очень нагореть. Тогда уж точно, обещанного Владимира дождешься лишь к отставке”.

Хозяин, кажется, понимал, что разговор предстоит нехороший. Недобрый разговор. Но понимающе кивнул.

Исправник набрал в грудь побольше воздуха и выпалил, чеканя слова:

– Болтают, что вы деньги фальшивые делаете!

Майор озадаченно посмотрел на исправника. “Уж не спятил ли ты, голубчик?” Но посмотрел еще пристальней и понял: “Не спятил”.

– Болтать-то много чего болтают. Вон, в соседней деревне, говорят, бабка на помеле летает, да куриц соседских крадет. Вы же ее под арест не берете. Россия страна большая, дураков в ней много.

Исправник собрался, было обидеться. Но приять “дурака” на свой счет, тогда уж точно будешь выглядеть дураком. Ответил спокойно: