Текст книги "Резидент"

Глава 4
Какой у него псевдоним?

Романцев вернулся в штаб часа через три. Старшина находился здесь же, старательно писал отчет. Увидев вошедшего капитана, аккуратно сложил листки в стопку.

– Задержанного доставили?

– Так точно! Может, мне его допросить, товарищ капитан? А то на вас как-то все навалилось…

– Ничего, – хмыкнул Тимофей. – Я двужильный, как-нибудь выдержу. Сам допрошу, а ты можешь здесь пока в сторонке посидеть. Опыта набирайся, Богдан! Расти тебе надо, потенциал в тебе вижу! Не все же время тебе финкой перед носом у немцев размахивать. На офицерские курсы направим. Я лично тебе характеристику напишу!

– Так пока я выучусь на офицера, война уже закончится, – невесело буркнул старшина.

– Еще повоюешь! Ладно, где там диверсант?

Выглянув в коридор, старшина выкрикнул:

– Дежурный, диверсанта к капитану!

Еще через несколько минут под присмотром сержанта Сорочана ввели арестованного. Лицо у него серое, озлобленное, от прежней наивности не осталось и следа. Было ясно, что перед ними сидел матерый враг. Искушенный. Хитрый. Хорошо подготовленный. Будет юлить, обманывать. Пытаться выжить.

Впереди ожидал интересный поединок.

– Садись, – указал Тимофей на табурет, отстоявший от стола на полметра. Никаких подлокотников и ничего такого, на что можно положить руки – пусть остаются свободными, подчас они говорят красноречивее всяких слов.

Арестованный присел, дисциплинированно положил ладони на колени.

– Давай начнем с главного, кто ты такой, в какой части служил, в какой должности и звании.

– Меня зовут Валерий Николаевич Федоров. Рядовой. Призвался летом сорок первого… Служил в автомобильном батальоне семьдесят восьмой дивизии. Призван из Липецка. Через месяц попал в плен. Меня расстреляют?

Романцев выждал многозначительную паузу: нужно разрушить всякую уверенность в благополучном исходе дела, сломать его волю. Пусть осознает свое никчемное положение с первой же минуты.

– Гарантировать ничего не могу. Сам знаешь, предателей у нас с цветами не встречают, твою судьбу решит военный трибунал. И как с тобой поступят, будет зависеть от того, насколько ты с нами будешь откровенен. А в докладной, в свою очередь, я отражу свое мнение, думаю, что его учтут… Там люди умные, понимают, что к чему. Ты хорошо меня понял?

– Да, – понуро прохрипел Федоров.

– Итак, мы тебя внимательно слушаем. Куда тебя направили после окончания Варшавской школы?

– Меня перевели в специальный лагерь под Краковом. Там я получил дополнительный инструктаж по разведработе в советском тылу. Там же мне дали документы, снаряжение, оружие, а потом, для окончательного инструктажа, направили в абверкоманду-102.

– Кто начальник абверкоманды-102?

– Обер-лейтенант Даллингер.

– До него был подполковник Гопф-Гойер?

– Он самый. Правда, я его не застал. Говорят, перевели на другой участок работы.

– Дополнительный инструктаж давал Даллингер?

– Да. Это он разрабатывал операцию.

– Где сейчас размещается абверкоманда-102?

– Близ Велички, на территории Польши.

– Где служит связник Антип?

– В семьдесят первой дивизии, – проговорил перебежчик, уверенно посмотрев в глаза Тимофею.

Романцев старался не выдать своего волнения.

– А точнее ты можешь сказать? Какой полк, батальон, рота…

– Обер-лейтенант Даллингер номер полка не называл. Только как-то обмолвился, что полк Антипа стоит близ села Златки.

Рядом со Златками в густом лесочке, спрятанный от случайного и заинтересованного взгляда, расположился сорок пятый отдельный инженерно-саперный полк. Бойцы проживали в землянках и блиндажах, построенных еще два года назад, когда планировалось широкомасштабное наступление.

Блиндажи были срублены из крепкого бруса, с большим знанием дела. Такие строения могут простоять не один год и способны выдержать авианалеты. Район был достаточно хорошо укреплен, первая и вторая оборонительные линии усилены долговременными огневыми точками, повсюду натыканы «ежи», эшелонированная оборона с минно-взрывными заграждениями и минными полями. В мае сорок второго никто даже не предполагал, что немцы предпримут здесь наступление, как, казалось бы, в самом неудачном для них месте – в лесостепной зоне, рассеченной глубокими оврагами. Натиск был стремительный и такой силы, что в первые же часы прорыва была смята первая линия обороны, а вторая, рассеченная на несколько частей, действовала хаотично, пытаясь хоть как-то противостоять напору.

А еще через неделю немцы двинулись дальше, замкнув поотставшие красноармейские части в Харьковский котел. Так что добротно срубленные землянки и блиндажи не были даже толком обжиты. По какой-то своей причине немцы тоже не пожелали их взрывать, а может, полагали, что когда-нибудь в них заселится повстанческая украинская армия.

– Как ты свяжешься с Антипом?

– Он должен подойти ко мне и спросить: я, случайно, не из Ярославля? Мой ответ: нет, я из Воронежа, отец у меня был из Ярославля.

– Не хитро… Тебе показывали его фотографию?

– Не показывали, – отрицательно покачал головой немецкий агент. – Обер-лейтенант Даллингер сказал, что он знает меня в лицо.

Варшавская разведшкола подготавливала агентов-разведчиков, радистов, до прошлого года она размещалась на бывшей даче Пилсудского в местечке Сулеювек, в двадцати километрах от Варшавы, но уже с год обосновалась в Нойгофе, недалеко от Кенигсберга. Разведшкола находилась в непосредственном подчинении штаба «Валли», руководителем которого был профессиональный разведчик подполковник Гейнц Шмальцшлегер, воевавший еще в Первую мировую, которого больше знали под псевдонимом «директор Геллер».

Эта разведшкола считалась одной из лучших – часто ее называли «академией» – и была ориентирована на разведывательную, контрразведывательную и диверсионную работу против Советского Союза. Именно сюда приезжали сотрудники немецких спецслужб для перенятия опыта в подготовке квалифицированной агентуры из советских военнопленных. Брали сюда не каждого, следовало обладать соответствующими способностями, выгодно отличавшимися от способностей прочих кандидатов. А значит, Федоров, несмотря на свою внешнюю тщедушность и внутреннюю слабость, сумел убедить профессионалов в своей нужности. Недооценивать его чревато.

– Этого недостаточно, чтобы выжить. Напрягись, вспоминай, – торопил Романцев.

Перебежчик задумался, острые мелкие зубы покусывали нижнюю губу.

– Вспомнил! Обер-лейтенант Даллингер как-то заикнулся, что связника после формирования поставили командиром отделения.

Нечего было думать о том, чтобы с участием перебежчика начать какую-то оперативную игру. Он провален окончательно. Даже если отыскать причину для его освобождения, то связник вряд ли в нее поверит и отыщет способ сообщить в абверовский центр о провале перебежчика. Значит, этого командира отделения придется искать как-то иначе.

– А с чего ты решил, что он должен будет к тебе подойти? – засомневался Тимофей. – Уж больно время неподходящее. Идет подготовка к перегруппировке дивизий, немцы тоже об этом могут догадываться. Повсюду усилено патрулирование, в местах расположения воинских частей проводится тщательная проверка документов, через КПП тоже просто так не пройдешь. На передовой тем более все очень строго: у входа в окопы, в переходах и у блиндажей – всюду стоят часовые!

– Здесь другое… Связник пойдет на контакт перед самой перегруппировкой основных частей. В это время многие ограничения будут сняты.

– Выходит, что этот Антип знает, когда будет перегруппировка армии? – припустил Тимофей в голос благожелательности. Пусть поймет, что для него не все потеряно, это подтолкнет его к большей откровенности.

– Да. В течение ближайшей недели, – поднял на него взгляд Федоров. В глазах блеснула надежда.

Романцев нахмурился. Информация о предстоящей перегруппировке подразделений подходила под гриф «Совершенно секретно». Несколько дней назад в три гвардейские тяжелые самоходно-артиллерийские бригады поступило на вооружение двести восемьдесят установок СУ-152, способных пятидесятикилограммовыми снарядами легко пробивать броню «Тигров» и «Пантер». Их предстояло передвинуть на позиции западного крыла армии. А сто двадцать штурмовых орудий СУ-122, пришедших еще ранее и тщательно укрытых в лесу, планировалось переместить на восточный край для сопровождения танков. Двадцать четвертый стрелковый корпус выдвигался на передние рубежи. А восемьдесят восьмой отдельный танковый полк подтянуть на передовую для совместного действия со сто двадцать первой гвардейской стрелковой дивизией.

В детали предстоящего передвижения частей капитан Романцев был посвящен всего лишь несколько часов назад, получается, что немецкий агент узнал об этом раньше, чем он сам. Следовательно, утечка информации произошла где-то на самом верху, не исключено, что на уровне высшего командования армии. Неужели в штабе предатель, снабжающий немцев оперативной информацией?

Хотя утечка могла произойти ненамеренно: кто-то ненароком обронил во время разговора фразу о возможной передислокации, ее совершенно случайно подслушал немецкий агент, а там он уже сделал верные выводы.

В предательстве может быть замешан рядовой из шифровального отдела, машинистка, писарь, курьер или еще кто-либо, кто, так или иначе, имеет доступ к высшим секретам фронта. Вычислить его за короткий срок будет непросто.

– И откуда ему это знать?

– Мне неизвестно.

– Цель встречи?

– В залесенный район Немировки планируется высадить десант, большую группу. Я должен передать Антипу, что ему надо подать им сигнал на посадку, три больших костра.

– Когда намечено десантирование? – спросил Романцев.

Федоров медлил, тянул время. Обдумывал ответ.

– Ну?! – громыхнул кулаком по столу Тимофей.

– В ближайшую среду, – немедленно ответил допрашиваемый, подняв на капитана перепуганный взгляд.

– Где именно и во сколько?

– Мне это неизвестно. Клянусь! – выкрикнул Федоров в отчаянии. – Время могло быть обговорено заранее.

– Тогда кому известно? – голос Тимофея сорвался едва ли не на крик. Важно подавить желание к сопротивлению, заставить перебежчика признаться. Пусть ему будет страшно!

Нервно сглотнув, Федоров быстро заговорил:

– Об этом должен знать сам Антип. Насколько мне известно, он уже бывал в этих местах и выполнял подобную задачу.

– С какой целью прибывает десант?

– Штаб «Валли» готовит террористический акт против Конева.

Тимофей сунул в уголок рта папиросу, вслепую пошарил на столе ладонью, отыскивая коробок со спичками, и, нервно чиркнув о шершавую боковину, закурил.

– И кто же им скажет, когда прибудет маршал Конев?

– Клянусь, я этого не знаю!

– Не нравится мне твой ответ, – покачал головой Романцев, прибавив в голос суровости. – Ты знаешь резидента? – По тому, как дернулись губы Федорова, он понял, что попал в цель.

– Лично не знаком… Но он легализовался в Тринадцатой армии офицером. – Натянутый голос выдавал душевное состояние Федорова.

– Какой у него псевдоним? – слегка повысил голос Романцев.

– Бондарь.

– Почему Даллингер решил рассказать тебе о резиденте?

– Ему потребуется моя помощь.

– Какого рода помощь?

– Связанная с устранением Конева.

– Еще кто-нибудь будет помогать?

– Кроме меня еще несколько человек. Они должны будут следить за его передвижением, машиной, подобрать подходящее место для устранения, организовать засаду. Некоторых из числа военнослужащих завербовал Бондарь, других забросил ранее абвер. Есть и из местного населения.

– Где сейчас находятся диверсанты?

– В лесах с бандеровцами, прячутся в схронах.

Добавить в голос эмоционального воздействия. Подавить! Расколоть, как гнилой орех! Пусть трепещет!

– Слушай меня, тварь фашистская! Мне нужна правда, это Бондарь должен узнать, когда в Червоноармейск прибывает маршал Конев?

– Я говорю правду! – воскликнул Федоров. – Не знаю! Но, скорее всего, он, у него есть такая возможность.

– Он служит при штабе дивизии, армии? Где именно? – нахмурился Романцев. – Ну, отвечай!

– Мне это неизвестно.

Похоже, что Федоров не врал, допрос давался ему нелегко: со лба стекали крупные капли пота, кончики пальцев слегка подрагивали.

– Хм… А ты знаешь не так уж и мало, как показалось в самом начале. Наш разговор еще не закончен, продолжим в следующий раз.

На лице допрашиваемого отобразилось облечение. Он даже улыбнулся, давая понять, что готов на дальнейшее сотрудничество.

– Караульный! – позвал Романцев и, когда тот вошел, распорядился: – Отведи арестованного.

– Есть, отвести!.. Встать! – шагнул он к диверсанту. Тот поднялся. – Руки за спину! На выход!

Когда за караульным и арестованным закрылась дверь, Тимофей посмотрел на старшину Щербака, продолжавшего сидеть в глубокой задумчивости подле окна.

– Ну, и чего сидим? Пошли!

– Куда? – удивленно произнес старшина.

– А ты не догадываешься? Уж не к Марии твоей, – хмыкнул Романцев.

– Товарищ капитан, и вы об этом, – обиженно проговорил старшина. – Мы с ней так, дружим просто… ничего между нами нет. Ну, захожу иногда к ней, и все!

– Ладно, пошутил я, идем в сорок пятый отдельный инженерно-саперный полк, искать немецкого агента!

Глава 5
Наградят тебя, боец!

Сорок пятый отдельный инженерно-саперный полк размещался на большом поле, заросшем по краям полынью и всякой сорной травой. Его территория была огорожена в два ряда колючей проволокой и охранялась по периметру парным караулом. Снаружи строений не видно, вот только на поле из стоптанной земли торчали трубы, указывающие на печи. Блиндажи добротные, сложенные в три наката из толстых бревен, крепко стянутые и сбитые между собой, а сверху для маскировки и прочности еще усыпаны землей и камнями. Такое сооружение может протаранить только тяжелый снаряд, да и то если случится прямое попадание. Так что солдаты чувствовали себя в таких «домах» вполне защищенными. На одной из сторон, разрывая колючее ограждение, – КПП, калитка, ворота, все как полагается. Пропускной пункт был сколочен из крепких толстых досок, ворота оставались закрытыми, а у калитки, подозрительно всматриваясь в каждого приближающегося, стоял боец лет тридцати. Все строго, просто так не зайти и не выйти.

Война как-никак!

По обе стороны от рядов колючей проволоки росли узкие полоски пшеницы. Их не трогали и не топтали, аккуратно обходили. А за ними тянулся к небу сосновый бор. Место курортное, если не знать, что в каких-то двух километрах уже проходит линия фронта.

– Нам к командиру полка, – показал капитан Романцев удостоверение офицера Смерша.

– Второй блиндаж справа, – уважительно подсказал дежурный по КПП.

Вход в него был закрыт шинелью, немного в стороне стоял дневальный. Спустившись на несколько дощатых ступенек, Романцев откинул полы шинели, весело произнес:

– Можно в ваш дом? – и уверенно вошел в блиндаж.

Он был просторный, но рассчитан на двух человек. По обе стороны вместо сколоченных нар стояли металлические, с панцирной сеткой, кровати. У одной из них на тумбочке стоял патефон. У бревенчатой стены напротив входа – стол, сколоченный из гладких досок, на котором рядом с керосиновой лампой лежала пара вещмешков. За столом сидел командир полка Игнатьев, а у смежной стены на пеньке, заменявшем табуретку, сидел ординарец и латал прохудившуюся на локте гимнастерку.

– Здравия желаю! – произнес Романцев.

– Что-то срочное? – вопросительно посмотрел на него полковник. В его голосе прозвучали нотки беспокойства, не каждый день к нему приходят люди из военной контрразведки.

– Срочное. У нас есть предположение, что в вашем полку легализировался немецкий шпион.

– Что?! – невольно выдохнул Игнатьев. Затем уже спокойно, осознавая серьезность происходящего, добавил: – Чем я могу помочь, товарищ капитан?

– Он прибыл с последним пополнением. Скорее всего, он сержант. Командир отделения. Их не так много. Нам бы хотелось поговорить с каждым из них.

– Мой блиндаж вас устроит для переговоров?

– Вполне!

– Все слышал? – повернулся Игнатьев к ординарцу.

– До единого слова, товарищ полковник, – отчеканил тот.

– Тогда давай быстро к начальнику штаба! Списки все у него. Сколько их там? Пятнадцать, двадцать? Пригласить их всех сюда. Найдите какую-нибудь благовидную причину… Пусть будет уточнение личных данных. Все ясно?

– Так точно!

– А теперь – бегом!

Отложив гимнастерку в сторону, ординарец выскочил из блиндажа.

Еще через десять минут он вернулся вместе с начальником штаба полка майором Серых. Майор положил на стол несколько напечатанных листков бумаги и сказал:

– С последним пополнением прибыли восемнадцат сержантов. Все они оповещены, через минуту будут здесь. Кроме одного… Отсутствует сержант Григорьев. Его не было на внеочередной поверке.

– Что с ним? – спросил Тимофей. – Узнавали?

– Он жаловался на сильные рези в животе. По всем признакам аппендицит. Было решено отправить его в госпиталь. Но теперь выясняется, что до госпиталя он не дошел.

Было видно, что майор нервничает – на гладко выбритых щеках проступил легкий румянец. С военной контрразведкой всегда непросто общаться.

– Вы искали?

– Да. Была отправлена группа автоматчиков с приказом о немедленном его задержании. Но его так и не нашли.

– И вы об этом не сообщили командиру полка? – нахмурился Романцев.

Начальник штаба как-то немедленно подобрался, распрямил спину, выставил вперед подбородок и уверенно посмотрел ему прямо в глаза:

– У нас еще есть время для поисков, мы не исключаем и того, что с ним мог произойти несчастный случай.

Игнатьев по-прежнему сидел за столом, выжидательно хранил молчание и только хмуро посматривал на начальника штаба.

– Товарищ полковник, – вошел в блиндаж дежурный по штабу.

– Что у тебя, Никифоров? – раздраженно спросил командир полка, ожидая услышать очередную неприятность.

– Нашелся сержант Григорьев.

– Ну, я же говорил, что никуда он не делся, – обрадованно проговорил майор. – Обязательно найдется! Ну, прихватило бойца!

– Где он? – с некоторым облегчением спросил Игнатьев.

– Убит!

– Как убит? – воскликнул Серых. – Вот незадача! Где? Когда?

– Убит при переходе на сторону немцев. Только что получили сообщение от капитана Ерофеева, командира восьмой роты.

– Он лежит на обстреливаемой полосе? – уточнил Романцев.

– Нет, капитану Ерофееву вместе с группой бойцов удалось притащить его обратно.

– Что ж, пойдемте посмотрим, что это за сержант Григорьев. – Тимофей поднялся и вышел из блиндажа.

Дружно загрузились в «Виллис» – полковник занял переднее кресло рядом с водителем, остальные, толкая друг друга плечами, разместились на заднем сиденье. Минут через сорок подъехали к деревне Ковила, а далее пешочком по длинным переходам и сообщениям: мимо пораженной взрывами березовой рощицы, через разросшийся чапыжник, пока наконец не вышли к расположению восьмой роты капитана Ерофеева.

– Что-то мы часто стали с тобой встречаться, ротный, – дружески произнес Романцев.

– Надеюсь, что это к добру, – невесело буркнул капитан.

– Показывай, где он лежит?

– Давайте вот по этим окопам, – показал Ерофеев на широкий переход, укрепленный бревнами, который вел дальше, уже к лесочку. – Только голову пригните, тут у нас не везде глубоко, а снайпера работают, никак не могут вычислить подлеца!

Протопали метров триста, пока не вышли к небольшой рощице. По фронтовым понятиям, это уже глубокий тыл. Можно стоять в рост, спрятавшись за хаотично разросшимися деревьями. От снаряда, конечно, не убережет, но вот от шальной пули спасет.

В тенечке на густой траве под присмотром двух бойцов (хотя куда ему, собственно, деться!) лежал убитый сержант, прикрытый шинелью.

Начальник штаба откинул край шинели, некоторое время смотрел в застывшее лицо убитого, а потом произнес:

– Это он… сержант Григорьев.

– Кто стрелял? – спросил Романцев.

– Товарищ капитан, я ведь не знал, что это наш, – виновато проговорил стоявший рядом боец. – Нас никто не предупреждал. Тогда бы и не стрелял! Бывает, ночью линию фронта кто-то перебегает, так не всегда и стреляешь. Может, это разведчики возвращаются, мало ли что… Стреляешь только наверняка, когда знаешь, что враг! А тут вдруг днем, так нагло…

– Расскажи, как все произошло, – потребовал Тимофей.

– Действовал, как положено… Занял свое место в окопе, оно у меня ближе всего к немецкому рубежу… Вдруг вижу, бежит к немецким позициям. Крикнул: «Пароль!» – а он молчит и за деревья стал прятаться. А форма-то на нем наша, тут еще сто раз подумаешь, прежде чем пальнуть… Я опять ему: «Стой, пароль! Стрелять буду!» А он на землю упал и за пригорок начал отползать, а оттуда по низинке легко до немцев добежать. Ну, я прицелился и выстрелил. Что мне теперь будет, товарищ капитан? В штрафную роту отправят? – И тут же с воодушевлением добавил: – А хоть бы и в штрафроту! Главное, этих гадов бить!

– Ты все правильно сделал, боец. Действовал строго по Уставу, к тебе претензий никаких нет. Наградят тебя, боец, – вполне серьезно ответил капитан Романцев.

– Это как? – обескураженно спросил красноармеец.

– По справедливости. – Повернувшись к командиру роты, стоявшему рядом, Тимофей спросил: – Товарищ капитан, есть возможность наградить отличившегося бойца медалью «За боевые заслуги» за проявленную инициативу?

– Будем ходатайствовать перед командованием, – так же серьезно произнес Ерофеев.

– Вы его обыскали? Может, при нем листовка была или еще что-нибудь такое?

– Обыскали, товарищ капитан, – ответил другой боец, постарше и с орденом Славы III степени на белесой гимнастерке. – Ничего такого.

– Еще раз обыщите, уверен, что-то должно быть… За подкладкой, в сапогах посмотрите. Давай, Щербак, помоги!

Красноармейцы стянули с убитого сапоги, сняли брюки и гимнастерку, после чего тщательно, сантиметр за сантиметром, стали прощупывать ткань. Щербак взял сапоги, вытащил стельки, пошарил внутри сапог рукой – пусто! Будь оно неладно…

– Что-то одна стелька толстоватая, – заметил старшина и показал ее Романцеву. Не дожидаясь ответа, вытащил нож и уверенно разделил ее пополам. Внутри оказалась небольшая металлическая пластинка с буквами. – Кажись, нашел, товарищ капитан, – протянул он пластинку Романцеву.

– Вот и пароль, – сказал Тимофей, разглядывая пластинку. – Что же здесь написано? По-немецки… «Моос». Ага, все понятно. Псевдоним начальника Варшавской разведшколы. Да тебе, старшина, не медаль, а орден надо дать, – широко улыбнулся он, посмотрев на смутившегося бойца, – если бы не твоя бдительность, этот гад ушел бы! Вот и отыскался наш связник.

– Значит, я могу не беспокоиться, товарищ капитан? – с некоторым облегчением спросил полковник. – Значит, враг изобличен?

– Изобличен… Вот только жаль, что допросить его нельзя.