Текст книги "Рыбья Кровь и княжна"

9

Предстояло главное: раздел добычи и женщин. С добычей на первый взгляд было просто: коль скоро число моричей от остального войска составляло одну восьмую часть, то и отделить им присудили такую же часть добычи. Разногласия возникли как именно что оценивать. Понадобились доверенные люди от арсов и от моричей, которые всему разнообразию награбленного добра назначали согласованную цену, а затем уже все записывали и делили.

Князю досталась более трудная задача: женщины. Когда происходило сражение и воинов было мало, тогда все они выстраивались на следующий день в очередь по боевым заслугам и сами выходили и выбирали ту или другую пленницу из общей группы. Важно было, чтобы обязательно прошла ночь и еще какое-то дневное время, дабы пленницы немного смирились со своей участью и сумели чуть-чуть присмотреться к возможным будущим хозяевам. Именно такой подход давал потом образоваться крепким семьям всем вернувшимся с покладистыми наложницами липовцам.

Сейчас же ни у кого боевых заслуг не имелось, да и слишком всех воинов было много, поэтому Рыбья Кровь решил поступить иначе:

– Сначала мы всех пленниц продадим, а потом полученную казну разделим как добычу.

– А кто покупать будет? Мы сами, что ли? – недовольно загудели многие и липовцы, и моричи.

– А вот они. – Дарник указал на пока еще небольшую толпу дикейцев.

За сутки половина жителей покинула город, а половина осталась сидеть за закрыми ставнями. Увидев, что словене порядком утихомирились, часть из них, одевшись в самую бедную одежду, выползла на улицы. В основном это были родственники захваченных женщин. Едва пленниц вывели на пристань, раздался их громкий плач и стенания.

Князь шепнул слово Корнею, и тот вывел на каменную тумбу самую богато одетую дикейку:

– Десять милиарисиев. Кто больше?..

– Одиннадцать, – произнес один из моричей.

– Двадцать! – крикнули из толпы…

Через несколько минут цена поднялась до ста пятидесяти милиарисиев, и пленницу собрались увести с собой счастливые родители.

– Э, нет! – запротестовали, звеня оружием, моричи. – Нам самим такие бабы нужны! Мы их мечом добыли, они наши по праву!

– Кто ее захватил? – громко вызвал Дарник.

– Ну я, – вперед выступил заградский десятский с пышным чубом.

– Отдать ему все деньги. А теперь верни их родителям и забирай свою красавицу.

И воины, и дикейцы, замерев, ждали, как поступит десятский.

– Да я на это серебро три таких молодки куплю! – Заградец под общий смех сунул мешочек с монетами себе за пазуху.

Дальше все пошло в том же духе. Толпа дикейцев увеличилась в несколько раз. Цены порой переваливали за двести и даже за триста милиарисиев. Несчастные родственники пленниц прямо тут же одалживали у знакомых золотые и серебряные вещицы, чтобы расплатиться.

К князю пробилась старушка с двумя малыми внуками. При виде матери среди пленниц малыши громко зарыдали. Вообще, все ромеи были сильно падки на слезы и жалобы, это Дарник заметил еще в Талесе. Бабушка принялась безостановочно лепетать, что они слишком бедны и им нечем выкупить свою единственную кормилицу.

– Ладно, ладно, берите ее и ступайте. – И Рыбья Кровь еще сам вручил малышам по медной монетке.

– Ты так совсем моих моричей без женщин оставишь, – укорил Кухтай.

– Кто им мешает самим раскошелиться?

– Да кто за рабыню такую непомерную виру платить станет?

– За рабыню она непомерная, а за жену в самый раз. Пускай твои моричи сами думают, без тебя.

Бойкий аукцион нарушил прибежавший от дальних ворот крепости лучник:

– Ромеи из крепости выходят!

Женщин осталась стеречь охранная сотня, остальные бросились бегом в сторону крепости. Дарник с немногими арсами впереди всех на лошадях. Когда достигли Южных ворот, там все было уже кончено. Две ватаги оптиматов с двумя камнеметами на треногах, стоя за укрытием из перевернутых повозок, столов и бревен, с честью отбили вылазку двух сотен конных и пеших ромеев. Перед воротами лежали три десятка убитых стратиотов, а часть убитых и раненых уносили в крепость их уцелевшие товарищи. У липовцев было лишь трое пострадавших.

– Пять медных и одну серебряную фалеру на всех, – объявил награду Рыбья Кровь. – Разделите их сами.

Радостный рев сорока глоток приветствовал его слова. Чтобы обезопаситься от подобных вылазок впредь, князь добавил каждому из заградительных отрядов еще по две ватаги и вернулся вместе с воеводами на пристань.

Там уже собралось не меньше тысячи дикейцев. Полюбоваться на торговлю бывшими хозяйками явилось немало их рабов и большое число нищих.

– Это ромейские смерды, – объяснил Дарнику один из лазутчиков. – Как наши бездомники – из селищ ушли, а в городе не прижились.

– А евнухи среди них есть? – тихо полюбопытствовал князь.

– Есть, – шепнул лазутчик и безошибочно указал: – Вон, и вон, и вон.

Пока Рыбья Кровь рассматривал невиданную мужскую разновидность, один из евнухов приблизился к нему:

– Дай нам оружие, мы сами против дикейцев пойдем.

Дарник почувствовал непроизвольное отвращение говорить с этим человеком:

– А потом что? Мы уйдем, а вы останетесь? – неуверенно произнес он.

– Потом будет потом. Ты сейчас оружие дай, – настаивал евнух.

Подошедший Корней, поняв суть разговора, добавил:

– У меня в тюрьме тоже полсотни таких желающих наберется.

– Давай, может, их как черное войско? – посоветовал Буртым.

– Ладно, набирай, – согласился Дарник и покинул пристань – снова выслушивать вопли родителей пленниц не имел ни малейшей охоты.

Внимательно впитывая происходящее вокруг, князь отмечал, насколько его сотские и вожаки все делали правильно, не растерялись в необычной городской обстановке, всюду без указаний выставили охранные посты, ближние к гавани улицы перегородили завалами из подручных средств, на перекрестках расположили якобы отдыхать целые ватаги с оружием в руках, на постой определили воинов очень компактно. То есть случилось необыкновенное: в разгар боевых действий ему самому почти не осталось чем заняться.

– Пошли на дромон, – вовремя предложил Корней, и с арсовой полусотней они отправились на захваченное судно.

Впервые появилась возможность увидеть снаружи и изнутри грозу и ужас Русского моря – трехпалубный корабль на полторы сотни гребцов и такое же количество воинов. Четыре баллисты, восемь сифонов в виде змеиных голов, по три перекидных мостика с крючьями с каждого борта, лебедки для спуска с верхней палубы на воду двух малых лодок. А еще подвесные койки внутри корпуса дромона для сотен матросов и две роскошные каюты для капитана-навклира и комита войсковой тагмы. Вчера повезло, что на борту находилась лишь сторожевая часть команды, не успевшая пустить в ход ромейский огонь и баллисты.

– Можешь плыть на нем? – спросил Дарник у своего кормщика-арса.

– Вряд ли. Здесь нужна особая выучка. Мне бы его на полгода, тогда, пожалуйста, – отвечал бывалый мореход.

На берегу князя поджидал Кухтай:

– Чего ждем? Чтобы ромейское войско пожаловало?

– В крепости дворец стратига и вся его казна. Хочешь от нее отказаться?

– Ну так давай возьмем крепость. А может, проще за стратигиссу их казну как выкуп получить?

– А тебе самому что лучше: крепость взять или выкупа хватит?

Кухтай промолчал, опасаясь язвительных замечаний князя.

Действительно, надо было что-то решать. Дав лазутчику ватагу воинов, Рыбья Кровь послал их перекрыть акведук, питающий крепость, затем приказал Лисичу возводить три осадных башни.

– Зачем их строить? Я смотрел, стены хлипкие, пращницами за полдня проломим, – показал своё хорунжий.

– Мне крепость нужна с целыми стенами, – сказав так, Дарник заодно уяснил себе, чего же он, собственно, хочет: не бежать воровски прочь с награбленным добром, а на равных договариваться с ромейскими стратигами. Засев в крепости, он может сколько угодно своими пращницами разрушать из нее всю Дикею. Простой хозяйский расчет вынудит ромеев пойти на мировую.

– Там из крепости священник вышел, – доложил полусотский арсов. – К твоей пленнице рвется.

Священник был как священник: худощавый, с большими залысинами, аккуратной бородкой, в ниспадающих белых одеждах. Звали его отец Паисий.

– Могу ли я увидеть Лидию? – спросил он у князя.

– Зачем тебе? – Дарника уже начала раздражать эта уверенность дикейцев, что теперь они могут расхаживать по своему городу как хотят.

– Я ее духовник и должен поддержать ее в постигнутом несчастье.

– Уведите и закройте его в какой-нибудь кладовке, – приказал князь арсам.

Священник, не поняв распоряжения, отданного по-словенски, послушно последовал за охранниками.

К исходу дня жизнь в городе окончательно наладилась. Открылись многие лавки и мастерские. В тракториях липовцы пили вино вперемежку с ромеями. Новоявленные ополченцы из черного войска притащили в качестве заложников несколько знатных дикейцев-мужчин. Треть словен осваивала ромейские бани, а треть не вылезала из теплого моря. К Дарнику пожаловала делегация городских чиновников с просьбой, не будет ли он против вывоза мусора и выпечки хлеба. Заодно Рыбья Кровь вернул на городские улицы и на охрану тюрьмы дикейских стражников с палками, чтобы те сами разбирались со своими собственными нарушениями местного порядка. Позже явился арс, стерегущий Лидию, и сказал, что пленница требует себе смену одежды и постельного белья.

– Ну так пускай пошлет в крепость за ними своих рабынь, – распорядился Молодой Хозяин.

К его крайнему изумлению, все так и произошло: рабыни сходили в крепость и принесли оттуда для своей госпожи несколько нарядов и смен постельного белья.

Поговорив с воеводами, князь приказал играть двести свадеб, именно столько пленниц осталось в руках словен. То, что у многих из них дома остались собственные жены и наложницы, значения не имело – слишком много любовниц никогда не бывает. Некоторые из гридей захотели даже венчаться по ромейскому церковному обряду – на трезвую голову им еще больше хотелось понравиться своим избранницам. Но венчать некрещеных варваров не согласился ни один дикейкий священник, поэтому пришлось ограничиться словенским свадебным ритуалом. Едва спала дневная жара, площадь на пристани превратилась в один большой свадебный пир, на котором липовцев было меньше дикейцев.

– Может быть, и тебе с твоей стратигиссой ожениться? – насмешничал над Дарником Корней.

– Смотри, выпорю, – грозил шуту князь.

– А я уже вожак ватаги бойников, пороть нельзя – только вешать, – бесстрашно скалился Корней.

Тут принесли сообщение, что Лидия хочет видеть Дарника.

– Ну вот, молодка сама свадьбу требует, – пояснил княжеский шалун под смех воевод.

Но у знатной пленницы на уме было другое:

– Почему с отцом Паисием обращаются как с рабом? Он пришел ко мне, немедленно его освободи!

– В другой раз о таких капризах сообщай письменно, – холодно бросил он, сказал арсам привести к ней священника, а сам пошел навестить Адаш, которую разместили в соседнем доме, – перед новой ночевкой с Лидией хотел себя как следует по-мужски опустошить.

Вечером городская жизнь приняла еще более разгульный характер. В войсках Романии служило немало чужеземных отрядов-тагм, и при желании дарникскую тысячу легко можно было принять за один из этих отрядов, временно разместившихся в Дикее, тем более что словене сами охотно подтверждали: да, прибыли наниматься на ромейскую службу. Те из них, кто вместо женщин получил серебро и золото, нашли им не худшее применение, чем новоявленные молодожены: с пристани шли продолжать гулять в трактории и к веселым портовым девкам.

Слыша с улиц пьяные крики липовцев, Рыбья Кровь почувствовал нешуточную тревогу. Покинув Адаш, обошел все дозоры, всюду находя повальное пьянство. Ватага княжеских арсов опрокидывала на головы дозорных ведра воды, тех, кто совсем не стоял на ногах, стаскивали на пристань, туда же сгоняли и тех воинов, кто в поисках ночных подвигов стремился разбрестись по всему городу.

К месту ночевки Дарник вернулся уже за полночь. Лидия и отец Паисий сидели в спальне за столиком и подкрепляли себя сыром и фруктами.

– Наша госпожа обеспокоена, что вождь пиратов еще не выдвинул никаких своих требований и не сказал о намерениях, – учтиво произнес священник.

– Пускай она спросит о них, и я отвечу, – несмотря на усталость, князь был не прочь поиграть в словесные игры.

Паисий вопросительно взглянул на Лидию и снова заговорил:

– Ее удивляет, что вы с такими малыми силами остаетесь в Дикее и никуда не уходите. Вот-вот подойдут войска соседних фем, придут дромоны, и тогда живыми вам отсюда не уйти.

– Вождя пиратов удивляет, что ваша госпожа заботится о нем и его воинах больше, чем о подданных своей фемы, – так же в третьем лице ответил за себя Дарник.

– На каких условиях она может покинуть этот дом? – продолжал вести переговоры священник.

– Мне казалось, что оказанное здесь гостеприимство пришлось твоей госпоже по вкусу, и она не хочет так быстро уходить отсюда.

Не выдержав столь наглого заявления, стратигисса вскочила на ноги, но тут же справилась с собой, напустив на лицо прежнюю холодность. Дарник постучал ручкой кинжала по серебряному блюду. В комнату вошли два телохранителя.

– Найдите для священника подходящую горницу и не охраняйте его, – князь сказал это сначала по-ромейски, потом по-словенски.

Отец Паисий чуть растерянно посмотрел на Лидию. Она сама выручила его из затруднительного положения – быстро подошла и поцеловала ему руку. Священник перекрестил ее и вышел в сопровождении арсов.

Дарник принялся тушить масляный светильник и свечи. Потом разделся и лег на новое постельное белье. Засыпая, видел сидящую за столиком стратигиссу. Ночью проснулся от прикосновения закинутой ему на грудь руки спящей Лидии. Она была в одежде, но уже гораздо вольготней разлеглась на постельном ложе. Сейчас ничего не стоило овладеть ею, причем он был совершенно уверен, что серьезного сопротивления ему оказано не будет. Однако тогда дальнейшая игра с ней потеряла бы всю свою прелесть, и, сняв с себя ее руку, он предпочел побыстрей снова уснуть.

10

– Дромоны пришли! – В спальню ворвался арс-телохранитель.

– Сколько? – осведомился Рыбья Кровь, протирая глаза.

Этого арс не знал. Спрятавшаяся под простыню стратигисса выглядывала внимательно и настороженно: дромоны и по-словенски звучали как дромоны.

Когда князь появился на пристани, там уже шла легкая перестрелка. Выставленные накануне на дамбах восемь камнеметов за укрытием из наваленных камней не давали приблизиться двум биремам. Чуть дальше в море пока еще пассивно покачивались на волнах три грозных дромона. Дарник уже знал, что стратиг Зенон уезжал по делам в Константинополь и сейчас наверняка на одном из дромонов рвется освободить свой город и жену.

Не имея возможности приблизиться на струю огня из сифонов, биремы обстреливали камнеметы горшками с зажигательной смесью из баллист. Горшки разбивались то о дамбы, то о воду, то о груду камней, не причиняя липовцам урона. Лодии словен стояли под прикрытием захваченного дромона, и ромеи не спешили их поджигать, чтобы не сжечь свой дромон.

Камнеметчики Лисича подтаскивали камни к двум только что собранным большим пращницам.

– Пока из пращниц не стреляйте, – остановил их Рыбья Кровь. – Пустите в ход, только если дромоны подойдут.

– Ну вот, дождались! – сердито бросил Кухтай, появляясь с моричами на пристани. – Надо как-то до ночи простоять, а ночью всеми силами прорываться.

Князь ничего не ответил. Позвал десятского арсов, возглавившего одну из черных сотен дикейцев, и велел выяснить, какова глубина воды у выхода из гавани.

– Говорят, четыре сажени, – доложил десятский чуть погодя.

Дарник приказал самому опытному кормщику взять сотню гребцов, вывести захваченный дромон и затопить его посреди входа в гавань.

Ромеи, слишком рассчитывая на свой обстрел зажигательной смесью, не спешили ускорять события. Собравшиеся на пристани дикейцы криками удивления и жалости сопровождали медленно погружавшееся в воду великолепное судно. Вскоре над поверхностью воды торчала лишь его мачта с парусной перекладиной. Все это выглядело весьма впечатляюще, хотя вряд ли могло серьезно помешать ромейским судам ворваться в гавань.

К полудню два из трех дромонов отошли на версту в сторону и стали высаживать на берег стратиотов.

– Была бы конница, мы бы сейчас их всех раздавили, – посетовал Буртым. – Что, будем занимать городские стены и отбиваться?

Накануне по всему городу удалось добыть всего шестьдесят лошадей, причем для половины из них не было седел.

– Городские стены тянутся на четыре версты, по полторы сажени стены на брата. Не слишком густо, – князь привел старшему хорунжему нехитрый расчет.

– Да еще из крепости в спину ударить могут, – согласился тот. – Как же тогда?

Уверившись, что серьезной схватки еще долго не предвидится, Рыбья Кровь отправился к своим знатным пленникам. Как он и ожидал, отец Паисий никуда не ушел и был сейчас у Лидии, что Дарнику сейчас и требовалось.

– С дромонов уже высаживают на берег стратиотов, скоро жду подхода и вашего сухопутного войска. Взять вашу крепость мне хлопот на полдня, но тогда я в ней не оставлю никого живого. Предлагаю, чтобы все, кто есть в крепости, покинули ее через Южные ворота и ушли из города.

Пленники молчали, осмысливая его слова.

– А что будет потом? – спросила Лидия.

– Потом крепость займет мое войско и начнем с вашими комитами и мирархами вести переговоры.

– Ты так уверен, что эти переговоры будут тебе на пользу?

– Не думай о моей пользе, думай о своей, – резко оборвал пленницу князь.

– А свое имущество жители крепости могут забрать с собой? – поспешил вмешаться священник.

– Только то, что унесут сами. Возов с имуществом не будет. И казна фемы чтобы тоже осталась на месте. Захотите обмануть – не забудьте: у меня в Дикее десять тысяч ваших заложников.

– Если ты так легко можешь взять крепость, то зачем ее гарнизон выпускать? – съязвила стратигисса.

– Не люблю лишней крови.

– Если бы не любил, не пришел бы сюда и не перерезал сотни людей, – Лидия вложила в свои слова всю свою накопленную злость и досаду.

– Это серьезное предложение, и надо его обдумать, – опять быстро встрял отец Паисий.

– Думайте, я скоро вернусь.

Из своей резиденции князь направился сначала на пристань, потом к Северным воротам крепости. На пристани особых изменений не произошло. Биремы отошли от берега на два стрелища и легли в дрейф. Возле крепости липовцы уже заканчивали остов первой осадной башни и проверяли, как она будет двигаться на катках-колесах. Без защитной оболочки и внутренних перекрытий двигалась вполне сносно.

– Решили? – спросил Дарник, снова возвращаясь к своим знатным пленникам.

– Мы согласны, при условии, что ты отпустишь и нашу госпожу, – вкрадчиво произнес духовник Лидии.

Князь пренебрежительно хмыкнул и направился к двери.

– Хорошо, мы согласны, – вслед ему раздался голос отца Паисия.

Для того чтобы у священника-переговорщика не оставалось последних сомнений насчет честности словен, Дарник приказал провести его по пристани, вдоль восточной городской стены и возле Северных крепостных ворот. Все полторы тысячи «пиратов» и черного войска были везде с головой заняты своими делами и устраивать засаду выходящему из крепости гарнизону не имели ни сил, ни возможностей.

К вечеру отец Паисий прислал со слугой грамоту, что гарнизон крепости готов к выходу. Дарник с ватагой арсов поскакал посмотреть, как все будет.

Выйдя из Южных ворот вместе с сигнальщиком, отец Паисий попросил убрать заградительный отряд липовцев. Те, по знаку князя, покинули вместе с камнеметами свое укрепление и присоединились к арсовой ватаге.

Вот из крепости показались несколько десятков вооруженных разведчиков, они рассыпались по прилегающим улицам, чтобы убедиться в отсутствии там каких-либо отрядов липовцев. Следом до Южных городских ворот проследовала полусотня ромеев и заняла их. Новый отряд стратиотов перекрыл все перекрестки на улице, ведущей к городским воротам. Наконец, когда все предосторожности были соблюдены, ворота крепости распахнулись, и из них стало выходить все крепостное войско. Около двухсот стратиотов ехали на конях. Рыбья Кровь досадливо поморщился: как это он совсем забыл выговорить, чтобы лошадей ему тоже оставили. Сейчас уже было поздно что-то переиначивать.

За конным отрядом последовали семьи воинов – толпа из полутора тысяч женщин, стариков, детей и слуг. Дарник представил всех их мертвыми и содрогнулся. Завершал колонну уходящих большой отряд пеших воинов.

– Никогда еще так не воевал, – то ли с восхищением, то ли с укором произнес стоявший рядом с князем Буртым.

Странное ощущение было входить в покинутую крепость, величиной превосходящую весь Липов. Всюду только прямые углы: ряды одноярусных бараков для воинов, дома мирархов и комитов с закрытыми двориками, огромный четырехугольник госпиталя-валетудинария, двухъярусный принципий для военных советов и судов, маленький храм, усадьба стратига Дикеи, амбары, конюшни, мастерские, птичник и свинарник, бани, пара бассейнов (отдельно для воинов и командиров), помещения для военных занятий и площадки для конных упражнений, даже своя стратиотская тюрьма – все хорошо продумано и обустроено. Особенно порадовало Дарника, что перекрытый акведук питал только крепостные бани и бассейны, для питьевой воды в крепости имелось достаточное количество собственных колодцев.

В половине подвалов вино и масло оказалось опрокинуто и вылито на пол, туда же в грязь были брошены колбасы, сыры и хлеб.

– Это Теодорий, мирарх гарнизона, – смущенно объяснил Паисий. – Я ему говорил не делать этого, а он решил по-своему.

– А казна?

– Вот, – священник показал князю связку ключей.

Пошли смотреть казну. Она была на месте под четырьмя запорами, но совсем не соответствовала ни городу, ни крепости. В сундучках оказалось золотой и серебряной монеты примерно на восемь тысяч милиарисиев.

– Много потратили, чтобы войско в поход отправить, – сказал духовник стратигиссы.

– Ну что, годится место для постоя? – спрашивал у своих Дарник.

– Еще как годится, – отвечали ему.

– Хорошо бы, конечно, знать, чем этот постой закончится, – отчетливо прозвучали и такие слова.

Рыбья Кровь сделал вид, что не услышал их. У него было ощущение, похожее на то, что он испытывал переправляясь через Итиль с малым отрядом против бесчисленной орды свирепых кутигур. Опять в голове и сердце прыгал некий озорной воробышек, побуждая делать что-то на редкость неразумное, и чирикал, что это обернется самой лучшей, самой звонкой победой.

– Всем войском занимать крепость будем? – спросил Буртым.

– Нет. Три полухоругви здесь, две пускай у пристани ночуют. Нельзя дать ромеям сжечь наши лодии.

– А добыча? – поинтересовался старший писарь-казначей.

Дарник чуть призадумался.

– Ты прав. Перенести все оружие и ценности тоже в крепость.

Арсы доставили в крепость и Лидию с рабынями.

– Теперь я твой гость, – сказал ей князь.

Все вместе пошли вселяться в главное дикейское жилище. Здесь был свой сад с фонтаном и скульптурами, а двухъярусный дворец поражал невиданной словенами роскошью. Хорошо, что Дарнику удалось побывать в похожей усадьбе в Талесе, сколько хозяйка дома ни оглядывалась на него, видела на его лице лишь ленивую невозмутимость.

– Это спальня моего мужа, – указала она на одну из комнат. – Ты будешь здесь или тебе лучше на женской половине?

– Ночью решим.

Отец Паисий тоже продолжал всюду следовать за стратигиссой. Уверенно занял он место и за обеденным столом во время ужина, нимало не смущаясь, что за столом присутствовали еще пятеро липовских воевод. Уроки, преподанные Дарнику княжной, не прошли даром, сейчас он вел себя полностью в духе Всеславы: пять-шесть реплик воеводам, одна-две – Лидии и Паисию. Если за столом и проскальзывала некоторая скованность, то только у воевод, сам князь держал себя как хозяин положения, и видно было, что на искушенных в дворцовых ритуалах ромеев это произвело должное впечатление.

В разгар застолья в трапезную влетел гонец:

– Моричи уплывают!

– Все? – уточнил Дарник.

– Все.

Воеводы залпом допили вино в кубках и вместе с князем поспешили на пристань.

Ночь выдалась на редкость темная, узкий месяц и звезды освещали лишь сами себя. С края дамбы с трудом различались крошечные огоньки бирем и дромонов. Дозорные виновато объяснили, что кухтайцы приставили им ножи к горлу, пока струги один за другим выходили в море.

– Вот вояки! Сразу и в бега! Неужели проскользнут? – беззлобно говорили воеводы.

Дарник вздохнул с облегчением, помнил о своем зароке никого из моричей не оставить в живых и был рад, что они сами освободили его от этой заботы.

Внезапно на одной из бирем зазвонили в колокол, другие суда подхватили сигнал тревоги.

– Услышали! Сейчас в темноте погонятся, – обсуждали дозорные.

Князь повернулся, чтобы уйти.

– Если кто вернется, принимать? – спросил ему вслед десятский дозорных.

– Принимай.

Во дворце стратига Лидия с Паисием сидели на женской половине и о чем-то тихо говорили.

– Спать пора, – сказал им Рыбья Кровь.

Как и вчера, священник благословил пленницу и вышел ночевать на нижний ярус.

– Что случилось? – не удержалась Лидия от вопроса.

– Военные дела, – неохотно сказал он.

В спальне хозяйки его озадачили два одинаковых спальных ложа: они что, с мужем по отдельности спят? Ну что ж, так даже забавней, решил князь и уверенно занял ложе, что располагалось ближе к окну. Долго не засыпал – составлял план действий на завтрашний день. Лидия мирно посапывала в двух саженях от него. Интересно, она разделась или все также в одежде, вяло думал Рыбья Кровь, засыпая.

Рано утром князя разбудила молодая кошка, спящая прямо у него на груди. Ее ритмичное густое мурлыканье явно не соответствовало небольшому как у хорька тельцу. Несколько минут Дарник с любопытством разглядывал нахальную гостью. Здесь в Романии он на улицах видел немало кошек, говорили, что они хороши не только против крыс, но и как охотники на змей. Оказывается, они еще и домашние любимицы стратигов. В Бежети и Липове против грызунов держали лишь прирученных хорьков. В лесах, конечно, имелись дикие лесные коты, но при их ловле охотник получал ран больше, чем от волка или рыси. Надо Всеславе пару кошек привезти, решил князь.

Море дел ждало его и, осторожно переместив мурлыку в сторону, он встал и быстро оделся. Платье Лидии лежало рядом с ее ложем, что неожиданно рассердило Дарника: выходит, она уже совсем не опасается «вождя пиратов».

Раннее появление князя застало ватагу арсов спящей. Им понадобилось время, чтобы собраться и оседлать коней. Дарник их не ругал и даже не ел глазами – свежее, словно умытое утро располагало к главному, а не к третьестепенному.

Первым делом он побывал на восточной городской башне, посмотрел на стан высадившихся с дромонов ромеев, который они разбили в полутора стрелищах от города. Судя по числу палаток, их там было не больше пяти-шести сотен. Какое-то время Рыбья Кровь обдумывал, а не ударить ли по ним всеми своими силами – коней-то у моряков нет, все там и полягут, даже убежать не сумеют. Все башни, что в городе, что в крепости, имели широкие плоские площадки. Дарник приказал разобрать две больших пращницы на пристани, перенести и скрытно собрать на двух ближайших к стану ромеев башнях – пора было показать им свои зубы.

С городской стены князь отправился на пристань. С дамбы виден был лишь один стерегущий дромон, остальные еще не вернулись из погони за стругами моричей. Опять прикидывал вылазку и нападение на самонадеянного сторожа всеми лодиями и дракарами. С трудом подавив в себе это драчливое «баловство», Дарник занялся тем, что обдумывал ночью. Пройдя по дамбе и пристани, он указал командиру дозорной сотни места, где оборудовать вторые и третьи укрепленные линии для отступающих в случае необходимости камнеметчиков. А камнеметчикам Буртыма и Сеченя велел собирать новые большие пращницы.

Город медленно просыпался. Открывались мастерские и лавки, тянуло запахом свежего хлеба и жареной рыбы, по улицам уже решались проскальзывать не только старухи, но и молодые женщины.

Предстояло главное: готовиться к защите крепости. Собрав воевод, Рыбья Кровь каждому дал подробные поручения. Не обошли задания даже строителей осадных башен, им сказано было башни разобрать, перенести и собрать по новой внутри крепости с таким расчетом, чтобы на верхней площадке можно было устанавливать не камнемет, а тяжелую пращницу.

– Так она от выстрела пращницы сама опрокинется, – возразил полусотский камнеметчиков.

– Делай так, чтобы не опрокинулась.

– Тогда ее нельзя будет передвигать.

– Ну и не надо, вроешь их в землю позади северной стены, – уступил князь.

– Все три башни?

– Все четыре.

Глядя на обескураженного камнеметчика, воеводы весело улыбались, понимая, что князь опять что-то хитрое придумал, после чего, зараженные его бодрым настроением, разошлись по своим полухоругвям и сотням. Чуть погодя начался второй грабеж города, названный «княжеским полюдьем», липовские сотни охватывали целые жилые кварталы и прочесывали жилища дикейцев в поисках долговременного продовольствия: зерна, круп, оливкового масла, орехов, меда, сухофруктов, вина. Писари на чистых пергаментах с печатью князя вписывали количество изъятого и отдавали эти списки ограбленным горожанам, мол, если ваш стратиг и не восполнит все данные потери, то уменьшит с вас хотя бы налоги. Позже случилась вторая волна реквизиции всего несъедобного: металлов, бревен, извести, кирпичей, черепицы, а также гусиных перьев и сырых кож. Тут один из вожаков обронил Дарнику: «А новых жен чем займем?» И к строительным материалам добавили шерсть, лен, хлопок, прялки и ткацкие станки. Привыкшие к бесконечным поборам своих чиновников дикейцы почти и не возражали, благодарные уж за то, что нет особого насилия и что им выдают хотя бы такие расписки.

С лодий тоже сняли и снесли в крепость все, кроме парусов и снастей (вдруг понадобится быстро выйти в море). Вокруг крепости принялись отрывать давно засыпанный ров. На главных башнях на внешнюю сторону выводили деревянные козырьки-балкончики для прицельной стрельбы вниз. Еще одним защитным шагом явилось возведение на Северных воротах входного колодца. Для этого промежутки между стеной и двумя стоящими к ней торцами бараками заложили каменной кладкой, а дальний конец бараков перегородили третьей стеной со своими собственными воротами. Получалась хорошая ловушка для двухсот-трехсот ворвавшихся сюда ромеев.

Дарник, как в давние времена, мотался туда-сюда на коне, все указывал и показывал, и уже не только воеводы и ветераны-воины воодушевлялись его примером, но и черное войско посматривало на «вождя пиратов» с заметным уважением: варвар, а ведет себя точно опытный военачальник.