Текст книги "Плеск звездных морей"

Глава двадцатая
ПОКА НИКАКИХ УКАЗАНИЙ…

Не знаю, что имел в виду Греков, когда посоветовал Боргу торопиться с окончанием работ. Но я видел, что Борг внял совету. С помощью вычислительной машины он перестроил график и выгадал целых четверо суток. Были перегруппированы силы, а вспомогательные автоматы сведены в крупные бригады.

В эти напряжённые дни мы с Боргом встречались редко – только за едой в кают-компании, да и то не всякий раз. Я прозванивал линии управления, лазал по каналам связи, а Борг – Борг поспевал всюду.

Однажды я спросил его за обедом, почему он так торопится.

– Нас могут перегнать, – ответил он неохотно.

Это было странно. Никто в Системе не вёл работы, подобной нашей, это я знал твёрдо. Впервые за долгую историю человечества были созданы два великолепных корабля, способных унести землянина к звёздам, – самое совершенное из когда-либо существовавших творений рук человеческих. Рук и мозга! Сомнения Грекова были мне понятны: строительство эскадры таких звездолётов, должно быть, и вправду вызвало бы изрядное напряжение экономики. Но ведь сейчас шла речь только о разведывательном полёте – о полёте на корабле, который почти готов. Вот он – я хожу по его отсекам, вижу его обнажённые нервы – разноцветные пучки трубопроводов, ещё не прикрытые облицовкой. Я сажусь в пилотское кресло, сразу признавшее во мне хозяина…

Да разве устоит перед таким кораблём приёмная комиссия Совета! Ну, может, и найдётся несколько сверхосторожных, вроде Грекова, но большинство-то, большинство членов Совета проголосует за разведывательный полет – иначе просто не может быть!

Я не понимал, что тревожит Борга.

Переломные моменты всегда привлекали моё внимание. Вот текут день за днём, все обычно, ты включился в некий ритм и привык к нему, и вдруг – хлоп! – ты замечаешь, что наступил перелом и надо быть готовым к переменам. С таким неясным ощущением предстоящей крупной перемены я жил в последнее время. Как-то раз, пробираясь вдоль одной из линий автоматики, я забрёл в полукруглый отсек перед грузовым шлюзом. Вечно этот отсек был завален скафандрами, газовыми баллонами, монтажным инструментом, а тут меня вдруг поразила его пустота. Вон он, переломный момент: работы действительно подошли к концу. А я в текучке и не заметил, что монтажников на корабле поубавилось, завалы оборудования рассосались и все стало по местам…

Впоследствии я понял, что моё предчувствие относилось к совсем другому перелому, но тогда я, радостно возбуждённый, направился в ходовую рубку, чтобы поделиться с Гинчевым своим великим открытием. Борга я не надеялся разыскать.

Я влетел в рубку и увидел Борга. Он сидел, опустив плечи, перед коробкой инфора, его большие рабочие руки лежали на коленях. Меня особенно поразила неподвижность этих рук, которые я привык видеть в постоянном движении.

– Что-нибудь случилось, старший?

Он медленно выпрямился.

– Только что вызывал Греков. Мне, пожалуй, придётся дня на три улететь на шарик.

– Как же это? – удивился я. – Работы почти закончены, надо начинать контрольные испытания…

Борг не ответил. Он подошёл к своему рабочему шкафчику и поглядел на расписание полётов.

– В двенадцать двадцать уходит рейсовый с «Элефантины». Если хочешь, Улисс, полетим вместе.

– А что там делать?

– Завтра у Феликса в институте большой эксперимент.

«Ну и что? – подумал я. – Какое отношение имеет это к нашим кораблям? Нет уж, хватит с меня экспериментов Феликса…»

Я отказался.

– Как угодно, – сказал Борг и, вызвав Гинчева, отдал ему распоряжения.

Я подумал, что следовало бы мне слетать на «Элефантину», посмотреть, как идёт модернизация моего корабля. В конце концов, я его командир, никто меня пока не назначил на новый. Кузьма, правда, исправно сообщал мне по инфору, как там идут дела; все нормально, моего присутствия, строго говоря, не требовалось. Но все же…

Словом, примерно через час мы с Боргом оказались на «Элефантине». Кузьма встретил меня у шлюза.

Каким же примитивным показался мне теперь корабль, на котором я налетал столько мегаметров, в котором провёл столько лет своей жизни!..

– Ещё неделя, и все, – сказал Кузьма. – Полезешь в тяговую камеру? Там все распотрошили. Хороший ускоритель поставили, на восемь с лишним тонн меньше веса, а мощность прибавится. Здорово, верно?

– Здорово, – согласился я без особого энтузиазма.

Кузьма вдруг хитро подмигнул и спросил:

– Так что, Улисс, можно поздравить тебя с новым кораблём?

– С чего ты взял? – удивился я.

– Тут был Самарин. Ну, разговорились, и он, между прочим, спрашивает, сколько лет я летаю вторым пилотом. Отвечаю, а он будто и не услышал. Продолжает расспрашивать, что я думаю о новой системе противометеоритной защиты, и о семейных делах, и вообще… какие планы и намерения… А на прощанье вдруг говорит: «Готовься к зачёту на командира корабля».

– Так это тебя надо поздравить, Кузьма.

– Спасибо. Он прямо не сказал, но я так понял, Улисс, что ты пойдёшь на новый корабль. На один из этих звездолётов.

– Что именно он сказал?

– "Улисс дорвался до своего", что-то в этом роде.

– Дорвался до своего?

– Да. Зашёл, понимаешь ли, разговор о тебе, я спросил, видел ли он тебя у Борга, ну, он и сказал в этом смысле. А как ещё можно понять?

Мне расхотелось осматривать новый ускоритель. На том корабле стоял ещё более мощный. Ничего я не мог с собой поделать: ни малейшего интереса я не испытывал к новому ускорителю…

– Пойдём лучше в диспетчерскую, Кузьма.

– А что я там не видел? – проворчал он, однако пошёл за мной.

В холле, примыкавшем к диспетчерской, всегда толклись пилоты, ожидающие вылета, или погрузки, или ремонта. Они коротали время за шахматными столиками, листали журналы, сбивали коктейли у стойки бара. Издавна повелось в космофлоте, что в пилотских собраниях такого рода предпочтительны разговоры о смешном – традиция, унаследованная от лётчиков старинной атмосферной авиации.

Меня сгрёб в объятия Рокотов, пилот из моего выпуска, летавший на линии Луна-Сатурн.

– Привет, Улисс! Давно тебя не видел, старый компрачикос. Как поживаешь?

– Почему компрачикос? – удивился я.

– Да говорят, ты похищаешь юных практикантов и заставляешь их разгуливать по космосу без скафандров.

– Враньё, – сказал другой пилот, подняв голову от шахмат и подмигнув мне. – Просто он их учит летать, не глядя на приборы.

– Что это вы говорите, ребята? – вмешался третий, подходя со стаканом фруктового коктейля. – Улисс не такой человек. Он подобрал себе практиканта, который натаскивал его в шахматы, вот и всё.

Я слегка ошалел от такого натиска.

– Не слушай их, Улисс! – басил Рокотов, покручивая русые усики. – Все они гадкие завистники. Ты что-то похудел, а? Скулы как торчат. Спишь хорошо?

– Не очень, – ответил я, обретя наконец дар слова. – Тревожно сплю, как все компрачикосы. Что хорошего на Сатурне?

– Что может быть хорошего на Сатурне? Крутится – и на том спасибо. – Рокотов схватил меня под руку и поволок в сторону. – Послушай, Улисс, есть просьба. Начнёшь формировать экипаж – замолви словечко за меня.

– Какой экипаж?

– Не хитри со старым товарищем, Улисс. Могу третьим пилотом, если второго ты уже присмотрел. Я не гордый.

Тут подошёл пилот со стаканом и ловко этак вклинился плечом между мной и Рокотовым.

– Не помешал? – спросил он медовым голосом. – У меня к тебе серьёзное дело, Улисс…

Еле я отбился от них.

Я приотворил дверь с грозной надписью «Без приглашения не входить» и заглянул в диспетчерскую. Как раз была Костина вахта. Костя сидел на вертящемся табурете, вокруг мерцали обзорные экраны, и он вёл радиоразговор, требуя немедленной отгрузки сжатого воздуха и напирая на слово «график». Девушка-оператор оглянулась на меня и замахала рукой: нельзя, мол, сюда. Я послал ей воздушный поцелуй и продолжал торчать в дверях. Кажется, впервые я заметил, какой прекрасный у Кости профиль – не то греческий, не то римский, словом, античный. С таким профилем не в диспетчеры бы надо идти, а на телевидение, чтобы миллиарды людей получали эстетическое наслаждение.

Костя выключился на слове «график», обернулся ко мне. Я отчётливо видел, как на его лице отразилась мучительная внутренняя борьба: с одной стороны, в святилище вошёл пилот без приглашения, с другой – пилот этот был старым другом. В следующий миг, однако, он широко улыбнулся и сказал:

– Входи, что с тобой поделаешь.

Я скромно сел на краешек стула против Кости.

– Ну как? Нравится тебе здесь?

– Ничего, – сказал Костя. – Работать можно.

Он вперил взгляд, исполненный служебного рвения, в один из экранов, по которому ползла мерцающая точка, затем нажатием клавиши включил рацию и строго велел кому-то погасить скорость.

– Работать можно, – повторил он, взглянув на меня. – Хлопот с вами, пилотами, не оберёшься. Роза, ты запросила сводку ССМП?

– Сейчас запрошу, – ответила девушка-оператор.

– А как ты? – спросил Костя. – Через восемь суток у тебя по графику обкатка ускорителя.

– Очень приятно, – сказал я. – Хотел поговорить с тобой кое о чём, но вижу, ты занят…

– Ничего, выкладывай. Постарайся короче.

– Тебе полагается быть всеведущим, и ты, наверное, знаешь: когда намечаются контрольные испытания звездолётов?

– Костя, опять вызывает Буонавентура, – сказала девушка.

– Ох! Передай ему, пусть ждёт очереди. Здесь ему не Луна, где можно выбрасывать плазму куда попало. – Костя обратил ко мне озабоченное лицо: – Мало того, что фамилия такая – теряешь время на выговаривание, так ещё и настырный сверх меры… Испытания звездолётов? Не знаю, Улисс. Был, помню, разговор, когда Самарин прилетел, но пока не решено.

– Ясно. – Я поднялся.

– Поговори с Антонио, он больше знает.

– Ещё одно… Надо бы Доктора разыскать. У тебя огромные возможности по связи, наведи справки, Костя. Как подумаю, что он мотается по городам и гостиницам…

– Ты думаешь, я не искал? Пока не удалось найти, но я непременно… – Перед Костей замигала зелёная лампа, он ткнул пальцем в клавиатуру и закричал: – Слушаю!

Я подошёл к двери, но тут она распахнулась, в диспетчерскую вошёл Антонио – черноглазый, стремительный, дожёвывающий что-то на ходу.

– А, ты здесь! – Он стиснул мне руку. – Надолго? Ну, пообедаешь у нас, поговорим. – Он ринулся к Косте: – Что с гелиостанцией?

– В семнадцать начнут прибывать секции. Вот никак не соображу, куда их принимать.

– Расчистить причалы "А" и "Г", тут и соображать не надо.

– Тебе, может, и не надо, – заявил Костя, – а мне надо. У причалов корабли стоят, а не… – он поискал сравнение, – а не банки с вареньем.

Девушка-оператор прыснула. Антонио погрозил ей пальцем и вернулся ко мне.

– К вопросу о варенье, – сказал он. – Дагни соорудила такие бисквиты, – он закрыл глаза и покачал головой, – амброзия! С миндалём и ещё чем-то. Хочешь отведать?

– Хочу. Только потом. – Я спросил его насчёт испытаний звездолётов.

– Туман, Улисс, сплошной туман. Пока никаких указаний. – Он несколько раз приподнялся на цыпочки, разглядывая меня. – Борг летит с двенадцатичасовым на шарик, ты бы взял и полетел тоже. Ожидается какой-то грандиозный эксперимент.

– Знаю, только не вижу связи между экспериментом и тем, что меня интересует.

– Там будет весь Совет, во всяком случае комиссии по демографии и космическим исследованиям. Получишь информацию из первых рук.

Я задумался. Пожалуй, в этом был резон. Покончить разом с неопределённостью…

– На твоём месте я бы полетел, – сказал Антонио.

– Ладно. Полечу.

– Тогда беги. – Он взглянул на часы. – Беги на пассажирский причал. Я предупрежу, чтобы оставили место.

В холле я, можно сказать, отлепил Кузьму от визора (передавали состязания горнолыжников, мельком я увидел знакомый трамплин среди гигантских елей Тюрингенского леса) и сообщил, что улетаю на несколько дней на шарик, к обкатке ускорителя вернусь непременно. Нет ли у него, Кузьмы, поручений?

– Пожалуй, нет, Улисс. Я вёл переговоры с Учебным центром, меня вроде хотели пригласить преподавателем штурманского дела, но теперь…

– Понятно, – сказал я. – Не теряй времени, Кузьма, готовься к зачёту.

Глава двадцать первая
СНОВА АНДРА

Около трех часов дня мы с Боргом сошли с трансленты и двинулись по дороге, обсаженной липами, к виднеющимся вдали корпусам Института физики времени. Длинные тени скользили перед нами.

Давно я не был на Земле, и после резких светотеней космоса все здесь, в рассеянном земном свете, казалось мне ненастоящим, подёрнутым тончайшим флёром. Идти было легко, можно было ускорить шаг, не опасаясь сковывающей силы искусственной тяжести.

Мы шли в сиянии прекрасного сентябрьского дня и молчали. Борг подобрал сухую ветку, обломал сучки и помахивал этой веткой в такт шагам. По грузовой полосе дороги прошла, обгоняя нас, колонна машин, ведомая автоматами. Потом проехала открытая машина, лохматый парень привстал на заднем сиденье, окликнул нас, предложив подвезти. Мы отказались.

У подножия мачты волноводной линии стояла желточерная амфибия со знаками службы энергоконтроля. Усатый дядя в защитной одежде, вскрыв шкафчик, на дверце которого была намалёвана красная предостерегающая пятерня, снимал показания приборов.

– Как успехи? – спросил его Борг, проходя мимо.

– Медленно, – ответил усач. – К утру наберётся.

Мы не поняли, но расспрашивать не хотелось.

Деревья расступились, слева возник жилой посёлок – гридолитовые коттеджи в садах. Жилья здесь заметно прибавилось с того дня, того далёкого дня, когда мы приезжали сюда навестить Феликса. Мы приезжали с Андрой, шли по этой самой дороге…

– Ты здесь бывал? – спросил Борг. – Где тут дом Феликса?

– Не помню. – Мне хотелось прошмыгнуть как можно быстрее мимо этих коттеджей. – Вряд ли Феликс сейчас дома.

– Четвёртый час. Не на работе же он. Хотя…

На лужайке перед одним из домиков двое мальчишек стреляли из лука в мишень с фигуркой оленя. Стрельба, как видно, не клеилась, мальчишки шумно пререкались. Борг спросил их, где тут дом Феликса. Тот, что постарше, с давно не стриженной льняной головой, ответил:

– А он не дома. Он в институте. Все там.

Мы пошли к лабораторным корпусам. Их тоже прибавилось за эти годы. В окне ближайшего коттеджа колыхнулась занавеска, мелькнуло женское лицо. Я поспешно отвёл взгляд.

Обогнули кучу пластмассового лома с табличкой «Не трогать». Из лопнувшей магистрали со змеиным шипением рвался сжатый воздух, а рядом трое парней с инструментами явно труборемонтного характера, присев на корточки, спорили над уравнением, выведенным щепкой на песке. Где Феликс, они не знали.

Перед двухэтажным зданием раскинулась клумба с красивыми яркими цветами. Посреди клумбы лежала собака, жёлтая, с чёрными подпалинами, будто она тоже принадлежала к службе энергоконтроля. Она зевала во всю пасть, с завыванием, свивая язык в кольцо.

– Здесь даже собаки ненормальные, – сказал я. – Пошла, нельзя на цветах!

Собака вежливо постучала хвостом по цветам, однако не тронулась с места. Борг усмехнулся.

Мы вошли в холл первого этажа. По идее здесь должно было быть место, где стоят информаторы, приёмники почты, где сидит какой-нибудь человек – не физик, не водопроводчик, а просто обыкновенный человек, который знает, кто где и что к чему. Действительно, такой человек здесь был. Окружённая аппаратами связи, сидела за столиком широкоплечая девушка с красивым крупным лицом. Борг обратился к ней с вопросом относительно местопребывания Феликса. Она взмахнула на нас ресницами и сказала:

– Сколько?

– Что – сколько? – не понял Борг. – Я спрашиваю, где ваш…

– Прости, старший, я не тебе… Повтори, плохо слышно.

Тут мы услышали тихий мужской голос из коробки инфора:

«Семь и двенадцать».

– Семь и двенадцать? – воскликнула девушка. – С ума сойти! А хроноинтерфератор?

«С проскоками», – донеслось из инфора.

– Присядьте, – сказала девушка. – Нет, это я не тебе. Тут пришли, выключаюсь… Феликса здесь нет, старший.

– А где его можно найти? – терпеливо спросил Борг. – Есть у него постоянное место?

– Есть, но он там редко бывает. Чаще всего он бывает в вычислительном центре. Но сейчас он не там.

– Спасибо за исчерпывающую информацию. – Борг отошёл от столика.

Девушка вытянула из ящика трубочку с кремом длиной в полметра, не меньше, и начала методично её поедать.

– Не стоит его искать, – сказал я Боргу. – Пойдём, старший, в дом для приезжих. Надо же устроиться на ночлег.

– Пойди, если хочешь. А мне надо повидать Феликса.

Я знал, что у Борга накопилась уйма вопросов к Феликсу относительно настройки хроноквантового двигателя. Много раз он по инфорсвязи зазывал Феликса на строящийся корабль, но безуспешно. Феликс не проявлял ни малейшего интереса к тому, что лежало за пределами чистой математики, – это все знали. Как выразился однажды Гинчев, «Феликс сделал своё дело, Феликс может уйти».

В холл сбежали по лестнице несколько молодых людей, лохматых и нечёсаных, – как видно, здесь была заведена мода «под Феликса». Они возбуждённо обменивались короткими репликами, из которых только и можно было узнать, что нечто передвинулось на семь и двенадцать сотых ангстрема за одну наносекунду. Я мысленно перевёл это в другой масштаб, получилось примерно метр в секунду – скорость пустяковая, передвижение гуляющего пешехода. Чем тут восторгаться?

Один из молодых людей, загорелый и губастый, узнал нас с Боргом, подошёл, поздоровался.

– Давно ты не прилетал к нам, Улисс, – сказал он. – Больше не встречались тебе привидения?

– Нет, не встречались. – Я вспомнил, как несколько лет назад, когда мы с Андрой приезжали сюда, сотрудники института взяли меня в кольцо и забросали вопросами о космических привидениях. – Что у вас тут произошло? – спросил я. – Что вам удалось передвинуть на один метр в секунду?

– На метр в секунду? – Парень выпучил на меня глаза. – Десять в минус девятой… А, верно! – завопил он. – А мне и в голову не пришло, это ведь какая масштабность! Понимаешь, если бы опыт был поставлен не на клетке водоросли, а на дереве, то оно утолщалось бы со скоростью метр в секунду!

– Клетка водоросли? – Мне сразу припомнилась загадочная возня Феликса с водяными растениями.

– Ну да. Клетка сдвинулась во времени… – Он недоговорил и ринулся к своим коллегам, но я поймал его за руку.

– Погоди, дружок. Не знаешь ли, где можно разыскать Феликса?

– Откуда я знаю? – удивился тот. – Феликс вне распорядка.

Он присоединился к товарищам, и они все с такой быстротой выскочили из холла, что я подумал – не сдвинулись ли во времени и они…

Мы с Боргом вышли из холла. Юные исследователи времени тесной группкой мчались по направлению к золотисто-чешуйчатому куполу, высившемуся примерно в километре, за мачтами энергостанции, за мелкими постройками вспомогательного характера. В первый мой приезд купола здесь не было.

– Приходите завтра на эксперимент! – услыхали мы.

Широкоплечая девушка стояла в дверях и, приканчивая трубочку с кремом, внимательно смотрела на нас. От неё же мы узнали, что эксперимент будет проведён именно в этом куполе, что завтра с утра начнут съезжаться гости, главным образом члены Совета. Девушка объяснила, как пройти к дому для приезжих, и добавила, чтобы мы не беспокоились: она позвонит туда и скажет, чтобы приготовили комнаты для конструктора Борга и пилота Дружинина.

Мы поблагодарили её и направились к куполу. Мимоходом я всё-таки выгнал собаку из цветника. Убегая, она гавкнула, чтобы последнее слово осталось за ней.

Чем ближе подходили мы к куполу, тем большее оживление замечали. Ползали землеройные автоматы, засыпая траншею. На площадке энергостанции властная женщина в тёмных очках громко отчитывала того самого усатого дядю из энергоконтроля, доказывая ему, что наращивание мощности идёт безобразно медленно. Усач жался к перилам и меланхолично повторял, что «к утру наберётся». Высоко над станцией мигали красные сигнальные огни, ограждавшие зону, запрещённую для полётов.

Купол был без окон, без дверей, но с юга к нему примыкала лёгкая пристройка из стеклопласта. Оттуда доносились голоса и металлический лязг. Мы вошли в пристройку. У противоположной стены копошились несколько парней. Один сидел на стремянке под самым потолком, второй – метра на два ниже и левее, двое работали внизу. Я сразу увидел, что они собирают стандартные телевизионные блоки, какие обычно устанавливают на площадях городов. Собственно, визор был уже смонтирован – чуть ли не во всю стену, – и теперь они проверяли соединения.

– Посторонитесь, пожалуйста.

Мы с Боргом отошли от двери. Сотрудники института затаскивали ряды кресел и устанавливали их перед визором. Ряд, другой, третий. И вдруг…

– Феликса здесь нет?

Мы, пилоты, умеем владеть собой, иначе мы бы не были пилотами. Но когда я услышал голос Андры и увидел её, заглянувшую в павильон…

– Что ему тут делать? – ответил кто-то из сотрудников.

Андра кивнула и исчезла. Втащили ещё один ряд кресел.

Меня она не заметила. Ну и хорошо. Я потёр кончики пальцев.

– Пойдём, – сказал Борг.

– Пожалуй, я посижу здесь. Устал немного…

И тут в дверях снова появилась Андра.

– Улисс, – тихонько сказала она. – Значит, не показалось… Вот решила вернуться, чтоб убедиться…

Я не смог выжать из себя ни слова, ни улыбки. А она, улыбаясь, подошла, протянула руку. Такую знакомую тёплую ладошку.

Она была в простеньком сером платье, на голове зелёная косынка, с плеча свисала большая белая сумка. Совсем не так она выглядела, как я её представлял, когда думал о ней. И ещё она показалась мне несколько располневшей.

– Ты не изменился, – услышал я её голос. – Все такой же.

Я тупо молчал.

– Прилетели на эксперимент? – Теперь она обращалась к Боргу: – Ох, что тут было! Еле уговорили Феликса, он ведь и слышать не хочет ни о каких опытах. Старший, вечером обязательно приходи к нам. И ты, Улисс. Слышишь?

– Ладно, – сказал Борг. – Мне надо с ним потолковать, да вот нигде не могу найти.

– Это не просто. – Андра засмеялась каким-то новым для меня отрывистым смехом. – Может, он на спортивной площадке. Пойдёмте, я тоже его разыскиваю.

– Скверная привычка – не носить с собой видео, – сказал Борг. – Ты бы хоть убедила его, что это скверно.

– Пробовала – ничего не вышло. Он жалуется, что вызовы мешают ему сосредоточиться. Это же Феликс. – Она подняла тонкие полукруглые брови и коротко развела руками.

Мы вышли из павильона. Борг спросил, как пройти к спортплощадке, и пошёл вперёд, помахивая веточкой, как тростью.

Андра и я пошли за ним. Я отчётливо сознавал, что мне следовало пойти куда-нибудь в противоположную сторону, однако ноги сами несли меня.

Андра уже успела сдёрнуть с головы косынку и взбодрить причёску. Волосы у неё были рыжевато-каштановые – некрашеные, естественного цвета.

– Ты не хочешь со мной говорить? – спросила она с выражением грустного недоумения.

– Нет, почему же… – Я прокашлялся. Действительно, нельзя же так. Глупо. – Как тебе живётся здесь? – спросил я, глядя прямо перед собой.

– Здесь хорошо. Очень славные ребята в институте, очень увлечённые. Ты не представляешь, Улисс, какие у нас споры каждый вечер, какие у них грандиозные идеи! Я, правда, не все понимаю, но Феликс старается мне объяснить. Да ты сам сегодня услышишь… Ты ведь придёшь вечером?

– Не знаю. Может быть. – Лучше я буду спрашивать. – А как твои родители?

– Они снова вместе. Знаешь где? Никогда не догадаешься! Отец потащил маму в Гвиану, там начинают осушать и расчищать гилей… ну, эти непроходимые тропические дебри.

– "Гвиана, страна Инини, озера, полные слез Земли"… – припомнил я строку из поэмы Ребелло. – Твоя мама, кажется, родилась неподалёку от этих мест?

– Да. В Перу.

Разговор иссяк. Я напряжённо придумывал, о чём бы ещё спросить. Мы шли мимо открытого бассейна, в зеленоватой воде плескалась стайка девушек. Одна из них помахала Андре, крикнула:

– Сыграешь с нами в поло?

– Нет, – сказала Андра. – Не сегодня.

Наконец я придумал вопрос.

– Что нового в лингвистике?

– В лингвистике? Вообще-то новое есть, но… я немного запустила в последнее время… – Тут Андра, тряхнув головой, взглянула на меня так, как только она умела смотреть – будто пыталась заглянуть в самую душу. – Улисс, мы не о том говорим. Мы столько не виделись… Расскажи о себе.

– Пожалуйста. Я летаю на линии Луна-Юпитер…

Она сделала нетерпеливый жест, от которого у меня сжалось сердце – таким знакомым был этот жест.

– Улисс, все это я знаю. Как ты летаешь, и как работал у Борга, и как ты прятал какого-то практиканта…

– Я его не прятал.

– Ну, что-то в этом роде. Я, как видишь, стараюсь все знать о тебе. Не то что ты…

– Если все знаешь, то зачем спрашиваешь?

Мы смотрели друг на друга, её глаза расширились. «Стараюсь все знать о тебе»… Для чего? После того, что произошло между нами, какой смысл в этом «старании», и «рассказывании о себе»… вообще в этой ненужной встрече?.. Я отвёл взгляд и самым бесшабашным тоном, на какой был способен, сказал:

– Неплохо тут у вас на шарике. Деревья, облака. Хорошо бы найти ещё одну такую.

– Такую планету? – Андра все смотрела на меня.

Мы шли совсем медленно, Борг намного нас опередил.

– Ага. Я ведь, наверное, улечу… далеко улечу. И надолго.

– Разве экспедиция уже решена, Улисс?

– Пока нет. Но корабли готовы – чего ж тянуть! Вроде бы все ясно. – Помолчав, я добавил: – Жаль, ты их не видела. Таких кораблей ещё никогда не бывало.

– Вряд ли вопрос решится до праздника.

До праздника? Ах, ну да, праздник Мира! Чуть не забыл. Сегодня третье, а праздник начинается десятого. Неужели Совет за неделю не удосужится собраться, чтобы решить вопрос об испытании кораблей, о подготовке к полёту? Ведь нет ничего важнее…

Впереди замигали какие-то цветные линии. Борг остановился у полоски кустарника.

– Останься на праздники, Улисс, – сказала Андра. – Если ты действительно скоро улетишь… надо же как следует отдохнуть перед таким полётом.

– Не знаю, – ответил я.

– Останься. Прими участие в Олимпийских играх. Помнишь, как ты состязался? – Она грустно улыбнулась.

– Не помню, – сказал я.

Ничего я не помню, не хочу помнить, нет у меня никаких воспоминаний.

Жизнь, отмеренная полётами – теми, что были, и тем, что предстоит. Ничего больше – кажется не трудно понять…

Дорога повернула влево. Мы по пыльной травке подошли к кустарнику, у которого стоял Борг. Это была изгородь из кустарника, а за нею в углублении лежал теннисный корт. Вернее, была сетка и правильно расчерченное поле, но вместо обычного проволочного ограждения объём корта обозначали цветные лучи – горизонтальные и вертикальные. На той стороне корта, прямо перед нами, висело табло, по которому плыли светящиеся цифры.

Игрок на поле был один – худощавый, коротко стриженный человек в белом спортивном костюме. В следующий миг я узнал в нём Феликса.

Он взмахнул рукой, как бы отбив воображаемой ракеткой воображаемый мяч, и уставился на табло. Цифры поплыли быстрее, в несколько рядов. Феликс сорвался с места, перебежал на другую половину поля. Не сводя глаз с табло, он потоптался по площадке, пока не нашёл нужное место, и опять взмахнул рукой – принял «мяч», который сам же послал с той стороны. И снова воззрился на поток цифр.

– Что за странная игра? – негромко спросил Борг.

Андра пожала плечами:

– Это вовсе не игра. Я слышала, он объяснял ребятам свою новую идею. По-моему, никто не понял. И уж тем более я…

Я смотрел на Феликса со сложным ощущением, разбираться в котором не хотелось. Добрались-таки до твоей знаменитой шевелюры, подумал я. В древней легенде остригли Самсона, и он потерял свою силу. Но ты-то не библейский богатырь с тяжёлой палицей. Ты математик XXI века, твоя палица – формулы, отвергающие обычные представления о глубинной сути вещей. Ты выписываешь невиданные уравнения на пыльном экране визора. Впрочем, вряд ли теперь у тебя дома пыль и запустение. Теперь там все блистает чистотой, вещи, нужные для быта, лежат на своих местах, а ненужные выброшены, и по вечерам ярко и гостеприимно освещены окна твоего дома.

Конечно же, так надо. Надо беречь таких, как ты. Потому что, хоть твоя мысль и проникла в недоступные для простых смертных области, оболочка у тебя такая же, как у простых смертных. Те же обычные человеческие потребности и желания. Надо беречь, я понимаю… Я-то сам управлюсь с жизнью, я ведь сильный… Давай, Феликс, скачи резво по теннисному корту, отбивай мячи, которых не существует…

Я спохватился, но было поздно: Феликс резко повернулся к нам с недовольной гримасой человека, которому очень помешали. Наши взгляды встретились. Он отступил было назад, на его лице обозначилось выражение растерянности…

– Извини, что помешали, – раздался спокойный голос Борга. – Но рабочий день давно кончился, пора и отдохнуть.

– И пообедать, – добавила Андра. – Опять ты не пришёл к обеду.

– А который час? – спросил Феликс. Таким же тоном он мог бы спросить, которое столетие…

Он, сутулясь, направился к лестнице, и, как только вышел за пределы следящей системы, цифры на табло погасли.

Поднявшись по ступенькам, он поздоровался с нами. Мы оба избегали смотреть друг на друга. Андра живо извлекла из сумки пакеты с едой и термос.

– Может, пойдём домой? – нерешительно сказал Феликс. – А то здесь как-то…

– Поешь, поешь. – Андра сунула ему в руку закусочный брикет, а в другую – стаканчик. – А то, пока ты дойдёшь до дому, тебя кто-нибудь перехватит, и будешь ходить до вечера голодный.

Она налила в стаканчик кофе.

– Кормишь ты его, как погляжу, хорошо, – сказал Борг, усмехаясь. – С чего же он такой худой? Не в коня корм?

– Именно, – подтвердила Андра, озабоченно следя, чтобы кофе не пролился на костюм Феликса. – Осторожно! – воскликнула она.

Коричневое пятно расползалось по белой рубашке Феликса. Андра сокрушённо вздохнула.