Текст книги "Горелое озеро"

Глава шестнадцатая

Виктор Николаевич был главным конструктором небольшого научно-исследовательского института. В его серванте хранилась целая кипа патентов в придачу к благодарственным письмам от маститых руководителей авиационной промышленности. Имелись и награды. А еще у него было безграничное уважение коллег и подчиненных. Максимальная пенсия и очень хорошая по меркам города зарплата. Это снаружи. А внутри – абсолютная опустошенность, как будто он превратился в заводной манекен, который функционирует согласно заложенной программе.

При любой возможности Виктор Николаевич старался задержаться на работе. И если в будни вечера перед телевизором с включенным «Матч ТВ» были еще терпимы, то выходные и отпуска становились для него настоящим испытанием. Читать Виктор Николаевич, в отличие от своего пропавшего брата, мог только профессиональную литературу. С художественной у него не складывалось еще со школы. Изнуряющее одиночество скрашивали спортивные передачи и редкие встречи с племянником.

Всего два года назад его жизнь была совсем другой. В ней была Надя. С первого курса института и до того проклятого дня, когда он приехал после работы на дачу и увидел ее лежащей на полу с разряженным телефоном в руке. С тех пор у Виктора Николаевича появился навязчивый страх остаться без связи. Он больше никогда не выходил из дома, не убедившись, что батарея телефона полностью заряжена. Ему до сих пор продолжали сниться сны, в которых Надя все же успела до него дозвониться, скорая помощь приехала вовремя и врачи успели ее спасти. А потом он просыпался и видел, что в его двуспальной кровати занята только одна половина.

Внутренние часы Виктора Николаевича остановились. Жизнь разом отобрала у него две главные радости: спокойную и вдумчивую Надю и их общую отраду – дачу, на которой Виктор Николаевич проявлял свои недюжинные таланты изобретателя и садовода. В тот самый дом, где скоропостижно скончалась его жена, он больше не зашел ни разу. А покупать новый участок для одного себя Виктору Николаевичу совершенно не хотелось.

Самым интересным и важным в садовом благоустройстве для него было обстоятельное обсуждение своего замысла с женой и совместное воплощение задуманного в жизнь. Два инженера подробно и увлеченно обсуждали строительство беседки или теплицы, прокладку нового водопровода или целесообразность использования солнечных батарей. И только выработав детальную концепцию, они приступали к ее реализации. В начале лета рационализаторы собирали огурцы, в июле лакомились абрикосами, а в августе угощали соседей арбузами и дынями. Для средней полосы результаты их труда выглядели впечатляюще.

Детей у Нади и Виктора не было. До тридцати лет они не сильно из-за этого волновались, надеясь, что рано или поздно все получится. А вот последующее десятилетие было тяжелым: с обследованиями, завистливыми взглядами на чужие коляски, ссорами и даже попытками развестись. Единственным утешением для Нади был мужской коллектив на работе. Ей было невыносимо слушать разговоры подруг про первые шаги, новогодние утренники и школьные задания. А ведь она так хорошо шила… Какими бы чудесными могли получиться маскарадные костюмы для дочки… Если бы только она была. А сколько интересных сказок и книг им можно было бы прочитать вместе. Виктор же втайне мечтал о совместных рыбалках с добрым, но хулиганистым сыном, катании на велосипедах и конструировании радиоуправляемых машинок. Но ни дочки, ни сына в их жизни так и не случилось…

Однако после долгих лет бесплодных попыток навязчивое желание иметь ребенка стало постепенно угасать. Чужие дети вырастали, и Виктор с Надей только и слышали от своих друзей бесконечные сетования на подростковые проблемы, безденежье и невозможность найти время на самих себя. Тут-то они и поняли, что жизнь продолжается и в ней есть еще много чего интересного: открылись границы, появилась возможность путешествовать и узнавать мир. Несмотря на тяжелые для страны времена, деньги на оборонку по-прежнему выделялись, а трат у бездетной пары было немного. Виктор и Надя не только посетили главные европейские столицы с их знаменитыми музеями и соборами, но и с удовольствием освоили дайвинг и горные лыжи. А пресытившись памятниками мировой архитектуры, они переключились на экотуризм. Перед очередным отпуском они тщательно выбирали маршрут, искали местных русскоговорящих гидов или, если таковых не находилось, переводчиков. А потом Надя начала заниматься изучением английского и постепенно втянула в этот процесс Виктора.

После смерти жены Виктор все же решился однажды на зарубежную поездку. Однако никакой радости этот отпуск ему не принес. Путешествовать с группой он не привык, а ходить вдвоем с гидом показалось ему невероятно скучным. Рядом никто не удивлялся, не задавал уточняющих вопросов, и главное, Виктору Николаевичу было совершенно не с кем разделить свои впечатления и эмоции.

От настоящей депрессии Виктора Николаевича спас его старший брат Дмитрий. Примерно в это же время он пережил болезненный для него развод с женой, неожиданно встретившей новую любовь. В общем, схожие горести сильно сблизили братьев, которые раньше не часто общались друг с другом. Дмитрий пристрастил младшего брата к рыбалке и фотоохоте, и жизнь стала постепенно налаживаться. Но через год случилось новое несчастье – Дмитрий бесследно исчез во время прогулки с внуком.

Виктор Николаевич тяжело переживал очередную потерю. Единственным близким родственником остался племянник. Но с ним получалось видеться совсем не часто. У Эдика был свой бизнес, дети и, главное, серьезные проблемы в семье, о которых он предпочитал помалкивать.

Виктор Николаевич с нетерпением ждал каждого его визита. Ответственный племянник обычно заранее предупреждал дядю о своем приезде – поэтому Виктор Николаевич сильно удивился, увидев на пороге пришедшего без предварительного звонка Эдуарда. Еще больше он изумился и даже возмутился, узнав о том, с какой целью к нему пришел племянник на этот раз. Разговор не задался с самого начала. Виктор Николаевич был настроен категорично. Шел уже двенадцатый час ночи, и все усилия убедить дядю казались напрасными.

– Дядь Вить, ну не кипятись так. Можешь ты мне на слово поверить, что это действительно очень важно? Просто я на самом деле пока не могу рассказать тебе всех подробностей.

– Да какие там подробности! Ты вообще мне ничего толком не рассказал. Не надо делать из меня дурака. Ты никогда не умел врать. Я прекрасно понимаю, к чему ты клонишь! И ни за что на это не соглашусь. Ты понимаешь, что это будет просто предательство? Я так не могу. И кроме того, мне этого просто не надо.

Эдуард тяжело вздохнул, опустил глаза и, не глядя на дядю, тихо сказал:

– Давай не будем про предательство. Слава богу, ты не знаешь, что это. А я знаю. И поверь, то, о чем я тебе говорю, – это не для тебя. Это для отца. Я очень прошу тебя просто поверить. Я последний человек на свете, который бы пытался тебя во что-то втянуть, если бы это не был вопрос жизни и смерти.

Эдуард просидел у Виктора Николаевича еще около часа. Говорили уже на отвлеченные темы: про спорт и политику. И когда Эдуард оделся и повернулся, чтобы на прощание пожать дяде руку, Виктор Николаевич неожиданно сам для себя сказал:

– Хорошо, Эдь. Но только ради твоего отца или его памяти. И еще – останься сегодня у меня. Я же вижу твои глаза. Не ходи сегодня домой. Завтра придешь, когда она уедет. Что за жизнь такая – смотреть, как жена к мужику какому-то собирается. Заканчивать это надо. Пусть она вообще уезжает. У меня, конечно, своих детей не было никогда, но я не верю, что твоим ребятам в такой обстановке хорошо живется. И Маринка уже совсем взрослая. Все она понимает, поэтому и дерзит так. Зачем ребенку все это видеть? Ей ведь потом свою семью строить. Не нужно ей таких нездоровых отношений. Отпусти ты Алину совсем. Понимаю, что тебе сложно, Эдь, но не по-человечески это. Надо заканчивать. А пока ложись у меня, выспись. Утро вечера мудренее.

Глава семнадцатая

Когда Алина вышла из душа в смешной персиковой пижаме с тигренком на груди, Максим уже что-то печатал на своем компьютере. Она еще раз поймала себя на мысли, как сильно ее бывший и нынешний мужчины не похожи друг на друга. После близости Эдик почти всегда засыпал или же полулежал в кровати с книгой или включенным на айпаде сериалом. А в тех редких случаях, когда у него еще оставались силы, он предлагал Алине еще раз заняться любовью. Уже не жадно и торопливо, а размеренно, почти лениво, но очень нежно и бережно. Желания работать или даже обсуждать рабочие вопросы после секса у него не было никогда.

Максим был, напротив, полон энергии. Он искрил идеями и с удовольствием бросался в работу. Амбиции не позволяли ему останавливаться. В будущем он стремился создать собственную психолого-развлекательную индустрию с центрами карьерного развития, профориентации подростков и семейной психотерапии.

– Макс, давай фильм какой-нибудь посмотрим? – предложила Алина.

– Ага, я только часик поработаю и опять в твоем распоряжении, – не оборачиваясь, ответил Максим.

Алина вздохнула и взяла один из популярных журналов по психологии, которые всегда в избытке лежали на столике гостиной. Взгляд зацепился за статью с названием «Общее дело укрепляет?». На своем опыте с Эдиком она знала, что ответ скорее отрицательный, но допускала, что у автора будет иное мнение.

Статья показалась Алине стереотипной и скучной. В ней говорилось о важности общих интересов, о взгляде в одну сторону, об умении слушать и слышать и быть в курсе того, что происходит в профессиональной жизни партнера. Несмотря на банальность советов, Алина задумалась о том, что уже давно не обсуждала с Максимом его клинику, развитием которой он был так азартно увлечен. Алина периодически спрашивала Максима о новостях, но ответы всегда были короткими и однотипными: «дел невпроворот», «растем», «совсем зашиваюсь» или «давай поговорим о том, что интересно нам обоим, а лучше этим займемся».

– Макс, – позвала Алина, – ну как твой умственно-ягодный рост?

Максим усмехнулся:

– Собираем урожай, рассаживаем новые саженцы, удобряем, и так по кругу.

– А поподробнее можно? Мне же интересно! Расскажи про какой-нибудь интересный случай.

– Ну… – Максим поднял брови и задумался. – Из последних, наверное, девушка удивила. Точнее, тетенька уже, лет сорока.

Алина чуть заметно поморщилась.

– Пришла к нам лечить душевную травму. Оскорбилась холодностью и равнодушием мужа. Теперь вот мучается выбором, разводиться или нет. У них с мужем было двадцатилетие со дня знакомства, – продолжил Максим, – она и решила напомнить супругу, как все начиналось. Когда-то на заре отношений они договорились встретиться у метро и потом пойти к нему домой. И она за день до встречи набрала мешок разноцветных кленовых листьев и аккуратно разбросала их от метро до его квартиры. Украсила ими лифт и даже лестничную площадку. Напекла его любимых блинчиков на кефире с каким-то редким вареньем и в довершение сварганила ему «Наполеон». В общем, и романтическую натуру проявила, и хозяйственность. И вот идут они от метро, он удивляется, как листья красиво нападали – это при том, что клены даже поблизости не растут. И только уже в лифте до него доходит, что все это неспроста. А уж когда она дома из рюкзачка свое творчество кулинарное выложила, он понял, что девушка неординарная попалась, надо брать. Теперь они оба серьезные взрослые люди: он – большой чиновник, у нее – свой салон красоты. И дети есть. В общем, все у них хорошо сложилось. Только романтики тетеньке мало. Вот она обратилась в какое-то агентство и попросила все это воспроизвести. Ей и листьев набрали, и рассыпали их от парка, где она ему назначила свидание, до входа в его любимое кафе. Договорились с дворниками, чтобы они ничего не убирали раньше времени. И в кафе тоже все организовали: забронировали отдельный зал, передали повару фирменные рецепты ее блинчиков и торта, вдобавок украсили стены их фотографиями. Потом наша парочка отправилась в мини-гостиницу, где им дополнили интерьер номера вещами, похожими на те, что были в его квартире много лет назад. Удивительно, каких только услуг сейчас не предоставляют! В общем, ребятам из агентства удалось воссоздать подходящую атмосферу. Но товарищ чиновник этого не оценил. Скорее удивился, чем обрадовался, что его жене такие странные идеи в голову приходят. Она оскорбилась до глубины души и теперь не представляет, как дальше жить с таким бездушным, по ее словам, человеком. Вот теперь наш психолог бьется над сохранением семьи. Надеюсь, нам удастся сделать благодарного мужа своим клиентом и уже через него выйти на других коллег из его ведомства.

– Блин, я тетеньку понимаю. Классная же идея! А ты только о прибыли думаешь. Один сарказм. Макс, разве много пар, которым удалось сохранить чувства через двадцать лет? Им только позавидовать можно!

– Малыш, во-первых, чувства только тетенька сохранила. А во-вторых, это действительно детство какое-то, на мой взгляд! Можно было более креативно отметить. Кстати, что ты про Новый год думаешь? Или ты с детьми останешься?

– Не знаю, еще не думала. А ты что предлагаешь? – неуверенно спросила Алина.

На самом деле этот вопрос уже давно ее беспокоил. Алине очень хотелось отметить праздник с Максимом, но внутренне она понимала, что это неправильно и дети обязательно обидятся. Да и Максим почему-то до сих пор не поднимал эту тему.

– Давай ты сама определишься сначала, а потом посмотрим, какие варианты останутся у туроператоров. У тебя, кстати, телефон в сумочке вибрирует.

Через минуту он услышал сдавленный вздох Алины: «Господи, только не это».

Мгновенно побледневшая, она подошла к нему и дрожащими губами прошептала:

– Марина беременна.

– Че за хрень? Ты уверена? – На лице Максима читались досада и раздражение.

Алина молча передала ему телефон. На экране была открыта СМС от дочери: «Мам, я беременна. Не знаю, что делать».

– Блин, ну ясно, что делать, – подавляя возмущение, процедил Максим, – закончить эту историю как можно скорее. А если еще какие-то ненужные слухи расползутся, то нужно переводить ее в другую школу, где никто ничего не знает.

– В смысле закончить? – почти шепотом переспросила Алина. – Ты предлагаешь аборт сделать?

– Ну конечно аборт! – Максим непонимающе смотрел на Алину. – Не пеленки же идти выбирать?! Алин, очнись, ей нет еще шестнадцати. Зачем ребенку ребенок? Чтобы стать изгоем среди сверстников, чтобы остаться без образования, без шансов на нормальное будущее? Ты что, думаешь, этот сопляк, который даже презервативами пользоваться не научился, на ней женится? А если и женится, то ты понимаешь, на кого все это ляжет? У тебя теперь четверо детей будет вместо двоих! Слушай, если ты хоть немного жалеешь свою дочь, даже не вздумай намекнуть ей, что возможны какие-то варианты. Это чистое безумие.

Алина опустилась на кровать, закрыв руками лицо. Тело стало неподвижным. Казалось, что голову заполнила абсолютная, звенящая пустота. Осознать, что это произошло с ее Маринкой, было невозможно. С ее девочкой, ее ребенком…

– Я не знаю… Мне надо сначала поговорить с дочерью.

– Раньше, блин, нужно было разговаривать! – не выдержал Максим. – Чем она думала в пятнадцать лет? Сейчас средств контрацепции больше, чем жвачки на прилавках! А ты как могла это допустить? Почему ничего ей не объяснила? Или у вас там, в селе вашем, сначала трахаются, а потом только узнают, как это называется?

Алина почти задохнулась от возмущения:

– Знаешь что?! Не смей таким тоном говорить о моей дочери! Я тебе ни разу не сказала, какой ты отец! Это при том, что твой Влад завалил все экзамены и не прошел даже в самый задрипанный вуз. Ты даже не шевельнулся, чтобы оплатить ему обучение!

Максим резко встал и, сощурившись, посмотрел на Алину.

– И не шевельнусь! Потому что он сам должен отвечать за свое раздолбайство. Я не собираюсь вытирать ему сопли. Он не младенец, это его собственная жизнь. Пусть сам барахтается как может. Он должен знать, что каждый поступок имеет цену. И возможно, это его единственный шанс повзрослеть.

– Да? – Алина с усилием сглотнула, подавив сжимающий горло нервный спазм. – А что же он у тебя раньше не повзрослел, с папой-то психологом? Или ты с ним не разговаривал? А вот надо было поговорить – объяснить, как себя нужно вести. Или в столице так не принято?

Максим глубоко вздохнул, подошел к окну и застыл на несколько минут, всматриваясь в выпотрошенную подушку чернеющего неба, из которой бесчисленными хлопьями валил снег. Потом он негромко откашлялся и, подойдя к Алине, сказал примирительно:

– Слушай, давай не кипятиться и не обвинять друг друга. Что случилось, то случилось. Теперь надо разобраться с этой проблемой, и разобраться как можно быстрее. А дочери это будет хорошим уроком на будущее. Знаешь, я уже несколько лет мечтаю завести собаку – английского сеттера, даже чуть не купил его на прошлой неделе. Но я прекрасно понимаю, что с моим графиком я этого не могу себе позволить. Я адекватно оцениваю ситуацию и понимаю, что у меня будет вечно скучающий и невоспитанный пес. И это просто собака, что уж говорить о ребенке?! Ладно, давай фильм посмотрим, ты ведь хотела.

– Да ты чего? Какой теперь фильм?! Мне домой нужно ехать, к Маринке. Если она мне написала, значит, ей совсем плохо. Я и так перед ней виновата.

Максим округлил глаза.

– Алин, не говори ерунды! Ни в чем ты не виновата. Ты взрослый человек, который имеет право на свою личную жизнь. И куда ты собралась на ночь глядя? Ты видишь, что за окном творится? На улице меньше ноля и снег стеной. Дорога заледенелая, в кювет может легко занести. Давай ты переночуешь спокойно и с утра поедешь.

– Нет, я так не могу, – произнесла Алина решительно, – она меня ждет. Не волнуйся. Я аккуратно. Позвоню, как доеду.

Дорога действительно оказалась очень скользкой. Густые хлопья снега, выхваченные из темноты прорезывающим светом фар, стремительно разбивались о лобовое стекло, и на их месте тотчас же образовывались новые несущиеся навстречу белые сгустки. Тишину в салоне нарушало только монотонное шуршание дворников, размазывающих по стеклу останки талого снега. Машин на трассе почти не было. Алине казалось, что она мчится в ледяной пустоте космического пространства. Она чувствовала себя одинокой микроскопической песчинкой и с усилием пыталась сконцентрироваться на полотне дороги. Вокруг ничего не было видно, только белые изгибающиеся линии разметки перед капотом и бесконечные мокрые хлопья. Снег гипнотизировал все больше.

Алина ощутила легкую тошноту и головокружение и еще крепче схватилась за руль. Ни в коем случае нельзя заснуть. Она так нужна Марине именно сейчас. Нужнее, чем когда бы то ни было. Хотя что она может сделать? Отвести испуганную дочь к врачу и ждать, пока та отойдет от наркоза, а потом пойти с ней домой и делать вид, как будто ничего не случилось? Забыть о том, что едва различимые останки маленького безымянного существа только что смыли в канализацию? Или как там утилизируют то, что остается от… Алине было сложно даже мысленно произнести слово «ребенок». Может быть, посоветоваться сначала с мужем? То есть не с мужем, а с… Эдиком. Если он еще дома. Возможно, он опять остался где-то ночевать и Марина сейчас совсем одна со своей бедой. Да и о чем советоваться? Как можно здесь вообще что-то решить?

Вдруг машину резко повело. Алина изо всех сил старалась вывернуть руль и яростно давила ногой на тормоз. Но ее «БМВ» неуправляемо вилял по полосам и отказывался слушать хозяйку. Казалось, что машина превратилась в лодку и скользила по глади воды. Сцепление с заледеневшей дорогой было потеряно. Двигаясь по инерции, автомобиль скидывал скорость и вилял по заледеневшему шоссе, пока не остановился у отбойника. Алина дрожащими ледяными руками открыла дверцу, вышла на обочину и, наклонившись, набрала полные пригоршни снега. Она вытерла им горящее лицо и безудержно разрыдалась, опустившись перед отбойником на колени.

Глава восемнадцатая

Когда Алина добралась до дома, была почти полночь. Свет в квартире был выключен. Алина тихо разделась и на цыпочках подошла к комнате дочери. Дверь была закрыта. Алина постучалась, но Марина не ответила. Алина постучалась еще раз, чуть сильнее. Потом она приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Кровать Марины была убрана, самой девочки в комнате не было. Алина остановилась в нерешительности, но потом обреченно вздохнула и направилась в спальню мужа.

Эдик негромко храпел, обнимая левой рукой спящего сына. Алина вновь остановилась. Будить мужа ей было неловко. Точнее, уже не мужа, а спящего на кровати человека, который перестал быть любимым, но еще не успел стать чужим. Она смотрела на Эдика и чувствовала, как внутри шевелилось что-то странное и необъяснимое. На секунду ей захотелось прилечь рядом с ними и просто заснуть. А потом проснуться утром и понять, что все произошедшее за последние два года – просто длинный и запутанный сон.

– Эдик, – чуть слышно позвала Алина, – Эдик, проснись.

Он вздрогнул и открыл глаза:

– Чего тебе?

– Ты знаешь, где Марина?

– У подруги осталась. Не мешай нам спать.

– А ты знаешь, что… что с ней случилось?

– Ничего не случилось, – не глядя на Алину, ответил Эдуард, – просто у Кати осталась. Иди в детскую. Сережка здесь сегодня поспит.

– Я не про это, – прикусив губу, собралась с силами Алина. – Ты вообще знаешь, что у нее произошло? Что она… что она беременна?

Эдуард подскочил в кровати.

– Ты вообще в своем уме? С чего ты взяла?

Алина сглотнула подступающие слезы и пошла в гостиную. Эдуард впопыхах надел висевшие на спинке кровати домашние брюки и быстро направился вслед за бывшей женой.

Они молчали и не смотрели друг на друга. Алина сидела на диване, обхватив колени руками, а Эдуард, сжимая и разжимая кулаки, ходил из угла в угол. Наконец он прервал молчание:

– И что мы будем делать?

– Я не знаю, – чуть слышно ответила Алина, – Максим считает, что выбора нет, что она сломает себе жизнь, если оставит…

– Бля! – прорычал Эдик. – Какого хера ты обсуждаешь нашу дочь с этим… с этим…

Но он не договорил, только выругался еще раз и вернулся в спальню. Алина осталась неподвижно сидеть на диване. Она слушала мерное тиканье часов и плакала.

Эту ночь она почти не спала. В те редкие промежутки, когда сознание затуманивалось и Алина задремывала, ее мучили кошмары. Она барахталась в мутной воде, пытаясь спасти тонувших детей, которые постоянно выскальзывали из ее рук. Как только ей удавалось найти в коричневой толще воды одного, то из ее рук сразу же исчезал второй. И Марина почему-то была совсем маленькой, младше Сережки. Алина задыхалась, захлебывалась и просыпалась.

Когда за окном забрезжил поздний ноябрьский рассвет, она окончательно встала, приняла горячий душ, выпила две чашки крепкого кофе и вышла из дома. Ей совершенно не хотелось вновь встречаться с Эдуардом, и она решила подождать дочь у дома подруги. На улице был разлит сырой вязкий туман. Не было видно ни серых многоэтажек, ни обнаженных крючковатых деревьев. Только тусклый свет фонарей с трудом пробивал густую молочную взвесь. Алина сначала хотела пойти пешком, но потом передумала и села за руль. Еще не было и девяти утра, поэтому она решила не будить Марину и подождать ее у подъезда. Она сидела в машине и пыталась составить несколько вариантов развития разговора.

Эдуарду эта ночь тоже далась непросто. Он смог заснуть только под утро, но спал крепко и без снов. Сережа разбудил его около десяти часов утра. Когда погруженный в свои мысли Эдуард готовил на кухне завтрак, зазвонил телефон. «Дядя Витя… Только его сейчас не хватало», – с досадой подумал Эдик. На разговор совершенно не было сил. Но все же он нажал на кнопку «ответить».

– Эдик, доброго тебе утра. Нам надо срочно встретиться и поговорить.

Дядин голос звучал взволнованно, даже раздраженно.

– Дядь Вить, я сегодня совсем не могу, и завтра тоже. Извини, у нас тут серьезные проблемы дома. Не могу сейчас ничего рассказать. Давай отложим хотя бы до следующих выходных?

– Еще неделю? – Дядин голос почти сорвался на крик. – Эдик, ты сам слышишь, что говоришь? Ты ведь сам все это затеял, а теперь у тебя даже нет времени со мной встретиться! Хочешь, я сам к тебе приеду? Я ввязался в это только ради твоего отца! Это переходит все границы! Избавь меня от этой дурной бабы! Если ты мне сейчас же все не расскажешь, я больше в эти игры играть не буду!

– Дядь Вить, – умоляюще протянул Эдуард, – у меня с дочерью беда случилась. Ну не могу я сейчас, правда. Я прошу тебя, потерпи немного. Очень важно, чтобы эта женщина нам доверяла. Это действительно связано с отцом. Поверь мне, скоро тебе не придется с ней общаться. Дядь Вить, я тебе попозже перезвоню. Не трогай меня, пожалуйста, хотя бы неделю.

Но Виктор Николаевич был настроен решительно:

– Знаешь что, я от тебя такого не ожидал! Твой отец был всегда человеком слова. Я думал, что и ты такой же. Эдик, либо ты мне скажешь все как есть, либо я прямо сегодня пошлю ее на хутор бабочек ловить. Я не мальчик, чтобы играть в твои шпионские игры. Я с такой бабой отродясь бы не связался! Ты даже не представляешь, как она себя ведет! Вчера пригласил ее, как интеллигентную женщину, в кофейню, а она из сумки бутылку с какой-то настойкой достает прямо за столиком и мне в чашку наливает. Я ей, конечно, замечание сделал, а она только улыбается, бесстыжая эта женщина. А потом вообще: как прижалась ко мне под столом своим бедром необъятным и спрашивает: «А как, Виктор, у вас с этим делом обстоит? Я хоть и в летах, но женщина горячая. Со мной любому мужику счастье!» Эдик, ты можешь себе такое представить?! Разве нормальная женщина так себя ведет? Я чуть дара речи не лишился от такого хамства!

Впервые за утро Эдуард улыбнулся. Если бы все проблемы были такими серьезными!..

– Ужасно, дядь Вить! Конечно, ужасно! Я тебя понимаю, но ты уж потерпи, родной. Я тебе все расскажу, но прошу тебя, только не сегодня. Я завтра перезвоню, обещаю. – И не дожидаясь пока дядя выдаст ему новую возмущенную тираду, Эдуард нажал на отбой.

Тем временем Алина уже больше часа сидела в машине и не могла решиться позвонить Марине. Она то включала, то выключала двигатель и все еще проговаривала про себя возможные диалоги. Но все получалось каким-то неестественным и глупым. Алина сама не могла решить, что именно она должна посоветовать дочери. Любой исход казался ей неправильным. В конце концов Алина набрала номер дочкиного мобильного и вышла из машины, чтобы встретить ее у подъезда.

Марина выскользнула из подъезда осунувшейся и побледневшей. Она была совсем не похожа не только на будущую молодую мать, но даже на девушку-подростка. Просто бледный и перепуганный ребенок, который нашкодил и теперь замер в ожидании взбучки. Девочка исподлобья посмотрела на мать и опустила глаза. Алина инстинктивно бросилась к дочери и крепко прижала ее к себе. Она почувствовала, как под пуховиком беспомощно задрожали плечи Марины.

– Зайчик мой, пойдем погуляем? В сквере через дорогу, где мы раньше голубей кормили? Просто погуляем, как раньше. Смотри, какой туман густой, вообще ничего не видно. Как будто мы в облаке. Помнишь, как ты в детстве хотела на облачко забраться?

Марина ничего не ответила, но послушно пошла вслед за матерью. Они молча перешли дорогу и присели на лавочку у фонтана, завернутого в несколько слоев поролона. Девочка по-прежнему не сказала ни слова. Алина обняла ее за плечи и спросила:

– Тебе очень плохо?

Марина кивнула.

– Солнышко мое любимое, ты не плачь только, – вдруг сказала Алина, – мы со всем разберемся, я тебе обещаю, что все хорошо будет. Как захочешь, так и будет. Честно-честно. А хочешь, мы уедем куда-нибудь, ты родишь спокойно, и я на себя этого ребенка запишу. Хочешь?

Алина сама поразилась тому, что она произнесла. Это было совсем не то, что она проговаривала, сидя в машине. И не то, что она думала вчера, когда возвращалась из Москвы. Это был какой-то безумный порыв, но теперь именно он казался ей единственно правильным.

– Мам, да ты что говоришь? – Марина высвободилась из рук Алины и испуганно посмотрела на мать. Ее глаза блестели от слез.

– Маринка, мы все решим, все сделаем. Вот увидишь, все наладится, ты только потерпи. Это же не конец света. Поверь мне! – с жаром продолжала убеждать дочь Алина.

– Мама, – Марина, казалось, выглядела еще более потерянной, – мама, не надо, не надо ничего делать, я… я это все напрасно сказала, я…

– Не придумывай даже, – прервала ее мать, – ты все правильно сделала. Ничего страшного. Мы совсем не будем тебя ругать. Ни я, ни папа. Мы же тебя очень любим, Марина. И знаешь, это мы виноваты, что не уделяли тебе достаточно времени. Это я виновата.

– Мама, – губы дочери скривились в измученной гримасе, – не надо ничего делать. Это такая глупость, зря я тебе вообще…

Алина снова попыталась прижать дочь к себе.

– Ты ни в чем не виновата, Маринка. Не терзай себя. Просто надо потерпеть. Все решится. То есть как ты решишь, так мы и сделаем.

– Да отпусти ты меня! – Марина вырвалась из рук матери и надрывно, почти со злобой крикнула: – Не надо ничего делать. Я придумала это все, придумала! Нет никакого ребенка! Даже если бы он был, я бы в жизни тебе его не отдала!

Алина отшатнулась от дочери и замерла. Ей показалось, что ее ударили по лицу. Она не двигалась почти минуту, потом встала со скамейки и, не говоря ни слова, пошатываясь, пошла к дороге.

Марина смотрела вслед матери, не решаясь ее окликнуть, но когда силуэт Алины скрылся в тумане, девочка бросилась за матерью и, догнав уже на противоположной стороне дороги, вцепилась в рукав ее пуховика.

– Прости меня, мамочка!

Но Алина резко выдернула руку и прошептала:

– Не трогай меня. Иди куда хочешь. Видеть тебя не могу.

– Мама, ну прости меня, мама! – зарыдала Марина. – Я… я… так хотела, чтобы вы с папой помирились. Я думала, что вы… что вы меня пожалеете или будете ругать, но будете вместе. А потом поняла, что так нельзя, что это все глупость. Я сегодня ночью вообще не спала. Ни минуты.

– А я, думаешь, спала? Ты вообще обо мне подумала? – закричала на дочь Алина. – Или ты только о себе думаешь? Тебе вообще на нас наплевать, на меня наплевать. Я для тебя – ничто! Мои чувства для тебя – ничто! Уходи! Не хочу с тобой говорить.

– Мама, ты не понимаешь!

– Это ты ничего не понимаешь! Уходи, я сказала! Убирайся!

Девочка закрыла лицо руками и медленно побрела обратно к скверу.

И вдруг Алина услышала резкий звук двигателя. Где-то рядом в серо-молочной завесе несся невидимый автомобиль. Рычащий звук был совсем рядом. Алина резко обернулась. Марина с опущенной головой как раз подошла к полотну дороги. Она продолжала идти, не останавливаясь и не ускоряя шаг, как будто ничего не слышала. Мать не думала ни секунды. Она бросилась назад, вцепилась в капюшон дочери, с силой отшвырнула ее на тротуар, но поскользнулась сама и упала на скованный ледяной глазурью асфальт. До столкновения оставались доли секунды, и Алина уже видела вырвавшийся из тумана капот черного паркетника и слышала резкий визг тормозов. Почему-то совсем не было страшно. Просто ноги стали будто чужими, тяжелыми и совсем перестали слушаться. Перед тем как наступила кромешная темнота, Алина успела только удивленно подумать: «Надо же, все-таки авария, как чудно́…»