Текст книги "Я сбил целый авиаполк. Мемуары финского аса"

Уже на подлете к аэродрому я заметил «утренний грузовик», который ожидал нас с завтраками прямо возле полосы, чтобы еда не успела остыть на морозе. В перерывах между вылетами мы постоянно дежурили рядом с самолетами, поэтому горячая еда была редкостью. Нам на летное поле приносили лишь бутерброды и термосы с кофе. Приказа на вылет приходилось ждать часами, и мы слонялись взад и вперед, стараясь сохранить тепло. Ближе к вечеру один из механиков, обладавший особенно тонким слухом, различил вдали гул авиамоторов. Мы все стали прислушиваться, внимательно осматривая небо в том направлении. Шум постепенно становился все громче, и наконец мы различили группу из 9 бомбардировщиков, приближающуюся на высоте около 2000 метров.

Времени дожидаться приказа не осталось, и мы бросились по самолетам. Буквально через минуту мы уже взлетели, но еще находились над самыми вершинами деревьев, когда я увидел падающие бомбы. К счастью, все они легли в озеро Иммола. После этого началась затяжная погоня, которая с самого начала имела мало шансов на успех, так как вражеские бомбардировщики уже мчались назад к своей территории, а наши «фоккеры» имели лишь минимальное преимущество в скорости над пустыми СБ-2. Русские также имели важное преимущество в высоте, и хотя пара истребителей, взлетевших первыми, успела дать несколько очередей, они не произвели никакого эффекта. Однако мой заместитель Тату заметил вражеский бомбардировщик, который резко снизился, пытаясь удрать, и сумел прикончить русского, одержав свою первую победу. Это означало, что теперь каждый летчик моего звена имел по крайней мере по одному сбитому самолету.

Погода оставалась холодной, но ясной, а долгие ночи были лунными – идеальный вариант для вражеских бомбардировщиков. Оба противника достаточно активно действовали в воздухе, и утром 23 декабря я получил лучший в своей жизни рождественский подарок – новенький «фоккер». Этот самолет имел серийный номер FR-108, и его пригнали из Тампере, где он ремонтировался после аварии. У меня не было времени проверить свою новую лошадку, даже верность прицела. В 09.30 вся эскадрилья получила приказ взлетать, чтобы прикрыть отступление наших войск на фронте в районе Сумма. Мы должны были установить локальное господство в воздухе, поэтому вся эскадрилья из 18 самолетов выстроилась эшелонами над Хейнйоки, причем самая нижняя группа находилась на высоте 2000 метров. Мое звено получило задание действовать «ударной группой».

Тонкий слой туч повис над фронтом на высоте примерно 1500 метров, и нам пришлось спуститься ниже. Я внимательно осматривался, но различить самолеты на фоне темного леса было исключительно трудно. Случайно я заметил машины, движущиеся по дороге, и вспышки артиллерийских выстрелов, но никаких признаков русских самолетов не было. Только в 10.15 слева и ниже появилось некое движение. Это оказался старый русский разведчик Поликарпов Р-5, летевший на север.

Я отдал приказ атаковать, и мы парами обрушились на врага, показав идеальный вариант маневра. Русские ничего не подозревали, и я начал стрелять с дистанции 100 метров. Мои пули вспороли фюзеляж, а когда дистанция сократилась до 50 метров, Р-5 взорвался, словно ручная граната. Горящие обломки пролетели мимо моего «фоккера», пылающий мотор крутился, а пропеллер продолжал беспомощно загребать воздух. Русский самолет упал где-то возле станции Камара. Моя вторая победа!

Мы снова построились, и через 30 минут мой правый ведомый сообщил, что впереди вражеские самолеты. Почти сразу я заметил 3 вражеских бомбардировщика, летящих на север над Муолаанярви. Мы сблизились с этой троицей и пошли в атаку. В мгновение ока на хвосте каждого СБ-2 повис «фоккер», выпускающий короткие очереди в упор. Через две минуты все 3 бомбардировщика вспыхнули и упали. Во время этой стычки мы с Тилли оторвались от остальной группы, но, к счастью, я успел вовремя заметить 10 маленьких монопланов И-16, которые мчались прямо на нас. Давно известно, что лучшая защита – это нападение. Поэтому мы круто развернулись и пошли прямо навстречу русским. Я дал короткую очередь по ведущему И-16, рванул вверх и прицелился во второй истребитель.

Все четыре пулемета выплюнули струи пуль в русский истребитель, и когда я пролетал мимо, то заметил, что из него вылетел клуб серого дыма. И-16 беспорядочно задергался, словно пилот испытывал трудности с управлением, но у меня не было возможности проследить, что там случилось дальше, так как ко мне самому со всех сторон устремились трассы. Я пошел вверх с разворотом, однако один И-16 приклеился к моему хвосту, посылая короткие очереди. Полупереворотом я вошел в вертикальное пике и выровнялся над самыми вершинами деревьев, с облегчением обнаружив, что сумел оторваться от преследователя. К несчастью, я потерял из виду И-16, который обстрелял, поэтому мог считать победу только «вероятной». Высоко вверху четвертое звено продолжало бой, но через несколько минут эскадрилья снова построилась и полетела назад на базу, чтобы пополнить запасы топлива и боеприпасов. Вскоре мы снова были над линией фронта возле Сумма, но больше в этот день русских мы не видели.

Вечером, когда мы сидели в «дежурной палатке», то с радостью вспоминали пережитое днем. На летном поле механики готовили истребители, проверяли пулеметы и приборы, чтобы «фоккеры» были готовы к вылету на следующее утро. Лично я был вполне удовлетворен новой машиной. Она получила крещение огнем, не пройдя никаких предполетных проверок, и показала себя самым наилучшим образом.

В сочельник мы завтракали бутербродами, стоя вокруг машины, когда получили приказ: «Шквалистый ветер не позволит противнику вести разведку над дорогой между Сумма и Хуумола с 13.00 до 14.00. Все предыдущие приказы отменяются». Позднее, когда наши 6 истребителей крутились над дорогой Сумма – Хуумола, мы не сумели различить внизу никакого движения. Даже линия фронта выглядела непривычно тихой, вражеских самолетов нигде не было, и в 14.20 мы вернулись на базу и начали готовиться праздновать Рождество.

Общими усилиями мы сумели отрыть новое прекрасное убежище, куда перенесли все вещи из «дежурной палатки». Именно там мы и собрались вместе с механиками и техниками, чтобы начать праздновать. Часовых сменили, чтобы и они могли присоединиться к нам, несколько человек заняли их места, патрулируя вокруг самолетов два часа. Я слонялся вокруг «фоккеров» вместе с Тату, вспоминая прошлое Рождество и сравнивая с этим. Но мы не подозревали, что это был последний праздник Тату. К счастью, никто из нас не знает своей судьбы.

Когда в 21.00 снова появились часовые, мы отправились в офицерскую столовую продолжать. Когда я вошел, мне вручили рождественский подарок в виде приказа: «Третье звено, усиленное самолетами первого, получает название «Истребительная группа L» и завтра на рассвете, то есть 25 декабря, вылетит на аэродром Вяртсиля, откуда будет поддерживать группу генерала Талвела и 4-ю армию в течение двух дней. Главной задачей «Группы L» будет предотвратить нарушение наших тыловых коммуникаций и помешать ударам по базам снабжения. Все бои с превосходящими силами противника строго запрещены. Дальнейшие приказы будут переданы устно».

Поясним, что «Osasto L» – «Группа L» в качестве отдельной истребительной группы получила название по первой букве фамилии командира, L значило «Луукканен».

Два врага – зима и русские

На Рождество 1939 года в 07.00 только что созданная Истребительная группа L собралась для первого предполетного инструктажа. Начиная с полуночи, механики собирали инструменты и запасные части, грузили все это на автомобили, которые должны были последовать за нами в Вяртсиля. Им предстояло проехать около 300 километров по заснеженным дорогам. Перед убытием предстояло позаботиться о десятках разных вещей, и температура минус 20 градусов не облегчала работы. Наши «фоккеры» простояли на воздухе длинную холодную ночь, и нам пришлось долго прогревать моторы, прежде чем они ожили. Однако ровно в 09.00 все 8 «Меркюри» ровно загудели, поднимая вихри свежевыпавшего снежка. После короткого разбега мы взлетели парами, выстроились над аэродромом, после чего повернули на Вяртсиля.

Боковое окно кабины не закрывалось из-за ледяной корки, образовавшейся внутри кокпита, поэтому нам пришлось страдать от уколов ледяного ветра, пока мороз наконец не ослабел. Лишь тогда мы смогли насладиться солнечной погодой и обманчиво мирным рождественским пейзажем. Наш курс пролегал недалеко от Сортавала, моего родного города, и я повел группу на малой высоте, чтобы поприветствовать земляков. Однако когда мы пролетели Сортавала, погода начала ухудшаться, и вскоре нам пришлось пробиваться сквозь разбушевавшуюся метель, держась на малой высоте. К счастью, я знал места, над которыми нам приходилось лететь, поэтому мы не рисковали заблудиться. Наконец в 10.00 сквозь пелену метели мы увидели аэродром Вяртсиля.

После полетов в Иммола посадка в Сортавала оказалась несколько неожиданной. Аэродром был покрыт слоем снега толщиной почти в метр, и как только лыжи наших маленьких, но тяжелых истребителей касались этого покрова, самолеты резко проваливались, останавливаясь почти мгновенно. Когда мы с трудом вырулили к северной границе летного поля, я спрыгнул с крыла и по пояс провалился в снег. Когда остальные пилоты добрались до меня, я приказал им оставаться у самолетов, пока я не доложу генералу Талвелу. Пока я искал генерала, то натолкнулся на майора Вихерто, командира TLeLv 16 (16-й разведывательной эскадрильи), который охотно согласился одолжить мне нескольких механиков, пока наши не прибудут сюда. Его эскадрилья обычно базировалась в Сортавала, но к этому времени в ней остались всего два или три ископаемых биплана Блэкберн «Рипон II», которые давным-давно заслужили почетную отставку и место в авиационном музее.

Генерал Талвела тепло приветствовал меня, видимо, прибытие наших истребителей обрадовало его. Однако вскоре мне стало ясно, что в Вяртсиля не было ни зданий, ни телефонной линии. Весь аэродром состоял из нескольких палаток. Я утешал себя мыслью, что согласно приказу нам предстояло провести здесь всего два дня, и терпеть придется недолго. Пришлось сделать очень многое, чтобы подготовить самолеты к вылету, и, несмотря на жуткий холод, мы вскоре взмокли от пота. Нам удалось вколотить столб посреди снежного поля и повесить на него провода полевого телефона, но построить хоть какое-то сносное убежище не получалось, поэтому дежурить нам пришлось под открытым небом, стоя среди сугробов или сидя на крыле своего истребителя. Снег, который после нашего прилета сыпал непрерывно, к 13.00 наконец-то прекратил валить, и мы сумели отправить на перехват первую пару «фоккеров». Они полетели к Толваярви, чтобы заняться группой СБ-2, их пилотировали Топи Вуоремаа и Йоппе Кархунен.

Летчики сумели подкрасться к русским незамеченными и оказались среди бомбардировщиков раньше, чем русские поняли, что происходит. В результате два СБ-2 были сразу сбиты, а Йоппе вскоре получил такой опыт, который запомнил навсегда. При подходе к аэродрому в снежном заряде его ведомый на посадке налетел на самолет Йоппе. Стальной пропеллер прошелся по фюзеляжу D. XXI от хвоста до самой кабины! К счастью для Йоппе, в этот момент самолет ведомого слегка накренился, и свистящий диск пропеллера не задел Йоппе. Он разворотил радиостанцию, ушел в сторону и снова врезался в самолет уже впереди коленей Йоппе.

Во второй половине дня мы совершили еще несколько вылетов, но вскоре стало ясно, что нашим истребителям требуется тщательное обслуживание квалифицированных механиков, которые еще не прибыли в Вяртсиля. В сумерках, сдав самолеты под охрану, мы направились в казармы разведывательной эскадрильи, которая расположилась в средней школе городка. Лишь там мы получили давно заслуженный и так нужный горячий обед, впервые за последние 12 часов. Условия были более чем скромными по сравнению с тем, как мы жили в Иммола, но повсюду стояли горячие печки, поэтому жаловаться особо не приходилось. В 21.00 в школе появился мой старший механик Урпо Раунио и сообщил, что весь наземный персонал завершил длинное и утомительное путешествие и, несмотря на темноту и холод, уже приступил к работе.

На следующий день снова шел густой снег, приковав нас к земле, и мы провели день в тепле. Ночью меня поднял стук в дверь. Я глянул на светящийся циферблат своих часов – время 02.00. Стук продолжался, и приглушенный голос что-то пробормотал насчет телефона. Я сунул ноги в летные сапоги, набросил на плечо меховую куртку и выскочил наружу. В небе сияли яркие звезды, а температура была ниже, чем в холодильнике. Я перебежал через открытый школьный двор в помещение штаба, где выяснилось, что звонили из штаба авиаполка. Я сумел расшифровать короткое сообщение: «Прежнее положение на один день». Я решил, что от нас требуют остаться в Вяртсиля еще и на третий день!

На следующее утро мы продолжали дежурить на морозе и за 5 часов светлого времени (а зимой в Финляндии больше не бывает) совершили 8 вылетов на перехват, но лишь один раз удалось встретить противника. Два D. XXI, пилотируемые Виком и Напу Маннула, встретили над районом Суоярви – Толваярви несколько истребителей Поликарпов И-15. В результате состоялся недолгий, но жестокий бой. Хотя русские истребители были гораздо маневреннее, мастерство и острый глаз наших пилотов позволили записать на счет HLeLv 24 еще 2 победы.

Когда уже начало понемногу темнеть, мы с Иллу Ютилайненом вылетели на разведку вражеской территории. Это задание нам выдал штаб 4-й армии, нам следовало осмотреть район Туломаярви. Перед вылетом мы выложили из карманов буквально все, что там только имелось, на случай, если придется совершить вынужденную посадку на вражеской территории. В этом случае личные вещи могли дать русским сведения о нашей базе. Мы летели на высоте 1300 метров на юго-восток, причем Иллу следил за небом, разыскивая вражеские истребители, а я все внимание уделил земле под нами.

Справа мы могли видеть замерзшее и засыпанное снегом Ладожское озеро, причем девственно-белое покрывало снега было испещрено свежими следами снарядных разрывов. Тут и там в чаще леса виднелись костры привалов, машины и повозки медленно ползли вдоль узкой извилистой дороги. Изредка какая-нибудь нервная зенитная батарея открывала по нам огонь, и красно-желтые трассы лениво изгибались, поднимаясь в небо, прежде чем рассыпаться позади ярким фейерверком. Я тщательно отмечал на карте позицию каждой зенитки, которая обнаруживала себя.

Дальше к югу местность стала более открытой, карта показывала, что мы летим над старой границей Финляндии, хотя снег укрыл практически все приметные ориентиры. Обстановка было довольно спокойной, лишь изредка внизу мелькала деревенька или отдельный хутор, которые хоть немного оживляли совершенно унылую и пустынную местность. Но как раз перед тем, как прилететь к Туломаярви, я заметил на главной дороге какое-то движение – группа из 30 грузовиков направлялась на север. Деревня Туломаярви выглядела мирно, тонкие струйки дыма поднимались из печных труб маленьких домиков. Однако в этот момент Иллу, летевший рядом, покачал крыльями своего «фоккера». Я огляделся, но ничего в воздухе не увидел, но когда я посмотрел вниз, то сразу заметил то, что привлекло внимание Иллу, – на льду под нами стояли самолеты!

Почти одновременно вокруг нас начали рваться 40-мм снаряды, наши истребители начало трясти. Я бросил свой «фоккер» полупереворотом вниз, Иллу приклеился к моему хвосту и шел следом. Мы вышли из пике над линейкой выстроенных монопланов И-16. Первый истребитель появился у меня на прицеле, и с невыразимым удовольствием я нажал гашетку. Струя раскаленного свинца прошлась вдоль шеренги русских самолетов. Оглянувшись через плечо, я увидел, что Иллу тоже начал обстреливать их, но мы не могли оценить результаты атаки. Мы повернули домой, провожаемые огнем зениток.

Долгий обратный путь мы проделали над самыми вершинами деревьев, и первые звезды уже зажглись в небе, когда мы приземлились в Вяртсиля. Я сообщил о результатах разведки в штаб армии, а затем, весь закоченевший, потащился в школьное здание, чтобы немного оттаять. Слава богу, нам предстояло на следующий день возвращение на уютную базу в Иммола! Но через несколько часов все мои мечтания разлетелись в прах. Пунктуально, точно в 02.00, меня снова разбудили и вызвали к телефону. Приказ был точно таким же: «Прежнее положение на один день».

Если тучи начали постепенно рассеиваться, то морозы становились все крепче, и находиться на открытом воздухе было просто невыносимо. Наконец мне посчастливилось отыскать палатку, которую мы установили на опушке леса позади истребителей. По крайней мере теперь у нас появилось хоть какое-то убежище, но после этого мы столкнулись с новой проблемой. Наши запасы, рассчитанные на два дня, подошли к концу. Нам не хватало сжатого воздуха для пулеметов и тормозов, машинного масла, пулеметных лент и всего остального. Расследование показало, что ближайшая база снабжения находится в Йоутсено возле Лаппеенранта, что означало путешествие по дороге 700 километров туда и обратно.

Я позвонил по телефону в штаб эскадрильи, чтобы удостовериться, что там знают о полученном приказе. Получив отрицательный ответ, я решил, что у меня нет иного выхода, кроме как отправить грузовик в долгое и утомительное путешествие в Йоутсено, причем значительная часть пути проходила по дороге, которую снег и лед сделали непроходимой. Но даже если грузовик доставит все необходимое в Вяртсиля, я сомневался, что нам удастся подготовить истребители. Все ремонты и проверки моторов производились по ночам при температурах значительно ниже нуля на открытом воздухе и при совершенно недостаточном освещении. Мы еще могли действовать несколько дней, но что произойдет потом, было лучше не думать.

Пытаясь хоть как-то решить проблему обслуживания, я решил найти место для вспомогательного аэродрома на одном из замерзших озер возле Сортавалы. Взяв автомобиль, я отправился в Сортавалу и был просто подавлен, когда увидел пустынными улицы, знакомые мне с детства. Жители покинули город, поэтому я был страшно удивлен, встретив своего старого директора школы. Его очень заинтересовали наши воздушные бои, и, выслушав мой рассказ, он сухо заметил, что все это происходит потому, что я был крайне невнимателен на уроках. Тщательный осмотр близлежащих озер рассеял все мои надежды перевести самолеты туда, так как все они поверх льда были залиты водой, лишь припорошенной сверху снегом.

Так как машина, которая доставила меня в Сортавалу, должна была оставаться в городе до позднего вечера, чтобы забрать еще кое-кого, я воспользовался возможностью, чтобы навестить своих родителей, которые жили всего в 30 минутах езды от города. Машина высадила меня возле дома, и я очень приятно провел время, рассказывая новости и наслаждаясь горячим кофе, и постепенно немного отошел от депрессии, в которую меня поверг вид Сортавалы военного времени. Но все хорошее кончается быстро, настало время прощаться, и родители проводили меня до железнодорожной станции Куокканиеми, чтобы я мог на местном поезде добраться до города.

Поезд наконец прибыл, и я совершил первую и последнюю свою поездку по железной дороге за время Зимней войны. Поезд уже минут пять бренчал по рельсам, когда начался воздушный налет. Паровоз остановился, и пассажиры начали выпрыгивать из вагонов, пробираясь сквозь сугробы к деревьям. Другие, наоборот, поспешно забились под вагоны, чтобы укрыться от самолетов. Удивленный этой суматохой, я один стоял на ступеньках вагона. Было ужасно холодно и совершенно тихо. Время шло. Пятнадцать минут… Тридцать… Наконец прошел целый час, но никакие самолеты так и не появились. Затем в направлении Сортавалы мы увидели несколько ярких вспышек, и вдалеке возник гул авиамоторов. Еще несколько вспышек, и налет завершился! Я почувствовал огромное облегчение, когда расстался с этим медленным, ненадежным и очень уязвимым средством транспорта на вокзале Сортавалы, пересев в ожидавшую меня машину. Через час я был в Вяртсиля.

Подошел канун Нового года, однако Истребительная группа L по-прежнему торчала в Вяртсиля. Четверо из нас взлетели, несмотря на низкую облачность, и хотя ее нижняя граница находилась на высоте около 100 метров, отправились патрулировать в районе Коллаанйоки – Сюскиярви. Дикая местность внизу выглядела просто великолепно. Покрытый снегом еловый лес простирался насколько хватало глаз, и не было видно никаких признаков человеческого жилья. Совершенно внезапно один русский И-16 выскочил из тучи, его пилот, похоже, не подозревал о нашем присутствии. Иллу, летевший справа от меня, бросился на русского, словно ястреб, в считаные секунды он прицелился и дал очередь. Видимо, он попал, потому что русский истребитель немедленно свалился на крыло и рухнул в сугробы.

Унылый полет продолжался, но вскоре все переменилось, теперь уже нас атаковали русские истребители. Вокруг замелькали трассы, вынудив нас отчаянно маневрировать, чтобы увернуться, завязалась безумная «собачья свалка». Финские и русские летчики немедленно стреляли, как только противник оказывался на прицеле. В какой-то момент я поймал русского на перекрестие, но уже в следующую секунду сам был вынужден судорожно уклоняться от его очереди. Ситуация менялась моментально, и результаты стрельбы были неважными, так как нормально прицелиться в подобных условиях было просто невозможно, ведь бой шел буквально над самыми верхушками деревьев. Я стрелял под самыми немыслимыми углами, мой «фоккер» метался, словно щепка в водопаде. Русские напоминали стаю рассерженных ос, и я не мог сказать, были у них потери или нет. Затем русские исчезли в тучах так же внезапно, как и появились. Мы с облегчением построились и направились к своей территории.

Во время обратного полета в Вяртсиля я начал прикидывать шансы на спасение пилота, совершившего вынужденную посадку в этой глухомани. Они были очень скромными, особенно если летчик будет ранен при посадке. Однако если у него окажутся лыжи… Сразу после посадки я отправил требование на восемь пар складных лыж с легкими металлическими палками. Их следовало уложить в фюзеляжи наших «фоккеров», в этом случае шансы на спасение таких опытных лыжников, какими были мы все, резко повышались.

Мы слишком устали, чтобы праздновать наступление Нового года, 1939 год уступил место 1940-му, когда мы громко храпели во сне. Несмотря на сильные холода – позднее я узнал, что это была одна из самых холодных зим за всю историю Финляндии, – первый день нового года начался с лихорадочной активности. Как только рассвело, мы вылетели на перехват. В течение всего дня один вылет следовал за другим, и мы провели несколько воздушных боев. Они были настолько интенсивными и продолжительными, что трудно было определить счет эскадрильи за этот день. Однако позднее мы нашли обломки 3 русских бомбардировщиков на своей стороне линии фронта, их сбили Йоппе Кахунен, Вик Пытсия и Топи Вуоримаа.

К этому времени мои опасения насчет исправности самолетов начали быстро расти, наши «фоккеры» явно устали от непрерывных боев в ужасных погодных условиях. Так как возможности обслуживания в Вяртсиля были минимальными, боевые повреждения ремонтировались кое-как. Один «фоккер» ожидал замены мотора, у другого пропеллер был весь изрешечен пробоинами из-за отказа механизма синхронизации. Наши силы сократились до 6 боеспособных машин, и я доложил о состоянии дел в штаб эскадрильи, потребовав прислать новые самолеты из других звеньев, чтобы продолжать полеты. Однако наши ремонтные службы на Карельском фронте работали с предельным напряжением. Мне еще удавалось постоянно держать в воздухе 4 патрулирующих истребителя, но их состояние ухудшалось буквально с каждым часом!

В течение нескольких дней лишь два или три самолета могли подняться в воздух, и было понятно, что если в самом ближайшем будущем не поступят новые машины, то Истребительная группа L будет существовать только на бумаге. Наши механики выбивались из последних сил. Наступил двенадцатый день Рождества, и в 06.00 нас поднял пронзительный горн тревоги. Однако, когда мы выскочили наружу, то нас встретили удары ледяного ветра. Невероятно низкие температуры уже вынудили нас отказаться от утреннего умывания, но когда мы выбежали на летное поле, выяснилось, что термометр упал до минус 42 градусов по Цельсию. Хотя мы бежали довольно быстро и на нас были теплые летные куртки и меховые ботинки, к тому моменту, когда мы добрались до самолетов, наши зубы выстукивали барабанную дробь.

Закутанные до бровей механики лихорадочно суетились вокруг «фоккеров», но то, что мы услышали от них, оптимизма не вызывало. Исправными были всего два истребителя – Тату и мой собственный. Цепляясь закоченевшими, наполовину отмороженными руками, я вскарабкался на крыло и залез в кабину. Я запустил прогрев мотора – при такой погоде требовались почти полчаса, чтобы температура масла достигла рабочего значения. Стекло кабины покрылось ледяной коркой, и я с горьким смехом вспомнил инструкции мирного времени, которые запрещали полеты при температуре ниже минус 15° по Цельсию! Я проверил пулеметы и отправился в «дежурную палатку» ожидать приказа на взлет. Телефон молчал, но вдруг, без всякого предупреждения, прямо над аэродромом возникли 7 русских бомбардировщиков! Однако, судя по всему, они искали кого-то другого, потому что самолеты сразу улетели на северо-восток. Сержант Тилли прогревал мотор самолета Тату, поэтому я послал его за бомбардировщиками, а сам вернулся в палатку.

Через 15 минут зазвонил телефон, и нам сообщили, что следует отогнать группу вражеских самолетов от Китила Бенд. Я помчался к своему «фоккеру», парашют тяжело хлопал меня по заднице. Быстро проверив мотор, я взлетел, развернулся вправо с набором высоты и направился на юг. Через 10 минут корка льда исчезла с лобового стекла, и когда я набрал высоту 3 километра, то уже мог видеть Пикяранта и Сортавалу. Внезапно в наушниках затрещало, и я с большим трудом перевел на человеческий язык сообщение, в котором говорилось, что над Сортавалой на высоте 3000 метров появились 15 вражеских бомбардировщиков.

Я чуть довернул влево и через пару минут засыпанный снегом город Сортавала оказался прямо подо мной. Я сразу увидел большую группу бомбардировщиков примерно в километре над собой. Различить их опознавательные знаки было невозможно, однако сомнений в том, что это были русские, не возникало. Дав полный газ, я начал набирать высоту. Когда мой «фоккер» приблизился к вражескому строю, я вызвал базу для доклада, мысленно проклиная судьбу за то, что не смог взять с собой все звено истребителей.

Левый фланг вражеского строя теперь был всего в сотне метров, и чуть шевельнув педалями управления, я взял ближайший бомбардировщик на прицел. Я дал длинную очередь из всех четырех пулеметов, правый мотор и топливные баки СБ-2 сразу вспыхнули. Однако я сам сразу оказался под перекрестным огнем трех остальных СБ-2, которые отделились от строя, чтобы прикрыть поврежденный самолет. Этот отряд, судя по всему, обладал более крепкой дисциплиной и чувством товарищества, чем все русские бомбардировщики, которые мы встречали до сих пор. Я резко отвернул в сторону, с удовлетворением отметив, что атакованный СБ-2 полностью охватило пламя, он круто пошел к земле, поворачивая вправо. Тогда я повел свой «фоккер» на другой СБ-2. Я дал несколько очередей, и из моторов бомбардировщика повалил маслянистый дым, хотя огонь не появился. Теперь уже 3 других СБ-2 взяли меня под перекрестный обстрел. Я резко дернул ручку управления и завалил свой истребитель на правое крыло, уходя от смертоносного шквала пуль, затем рванул нос самолета вверх, сделал петлю и обрушился на концевые бомбардировщики.

Но моя новая мишень была тесно окружена товарищами, поэтому я дал две длинные очереди по замыкающим строй самолетам, но без видимых результатов, хотя светящиеся трассы вроде бы и нашли цель. Полностью израсходовав боеприпасы, я прервал бой и позволил 14 уцелевшим бомбардировщикам повернуть на юго-восток к своей базе, причем за одним из них волочился длинный хвост черного дыма.

Через 15 минут я уже был дома, и мой самолет катил по аэродрому, поднимая снежные вихри, к тому месту, где меня ждал Тату с механиками. Радость от третьей победы смыла всю усталость, я забыл даже про ужасный холод. Когда мы осматривали «фоккер», то обнаружили в полотне три пулевые пробоины, что было крайне удивительно. Истребитель побывал под сосредоточенным огнем нескольких бомбардировщиков и должен был напоминать решето. Моя радость стала еще больше, когда сержант Тилли, вылетевший на машине Тату, сумел перехватить бомбардировщики и тоже сбил один из них.

Этим вечером я получил приглашение посетить дом местного аптекаря, где мне оказали самый теплый прием. Я рассказал аптекарю и его семье о наших полетах с местного аэродрома, и мы отметили наши сегодняшние победы. Лишь в 22.00 я сумел отправиться обратно на аэродром. Температура была минус 40 градусов, и сухой снег неприятно хрустел под ногами. Стояла мертвая тишина, вокруг не было ни огонька, но небо было совершенно чистым, и в нем сияли мириады звезд, поблескивавших, словно бриллианты. Они и освещали мой путь до казармы в школе.

Ужасные холода начала января, от которых не было никакого спасения, наконец немного ослабели, и наше положение стало чуть лучше. Из эскадрильи мы получили три новых истребителя, а один из наших поврежденных «фоккеров» был отремонтирован на заводе в Тампере. Однако условия обслуживания самолетов ничуть не улучшились. Наши механики выполняли свои утомительные обязанности с неизменными улыбками, которые не могли стереть даже чудовищные морозы. Условия, в которых они работали, были невероятно тяжелыми. В течение дня истребители либо находились в воздухе, либо стояли в немедленной готовности к старту, поэтому все обслуживание и ремонт проводились по ночам при свете звезд, чадящих факелов и нескольких масляных ламп. Замена мотора требовала высокой квалификации, аккуратности и силы. Обычно ее делали в теплом ангаре при сильном свете, но в Вяртсиля о таких условиях нельзя было и мечтать, так, воспоминания о былой роскоши. Глядя на эти закутанные фигуры, работающие из ночи в ночь на страшном морозе при тусклом свете масляных ламп, я невольно начал гадать: а кто же проявляет больше мужества, пилоты или механики? Победы всегда засчитывают пилоту, но без верного и умелого механика у тебя не будет никаких побед.