Текст книги "История социологической мысли. Том 2"

Привлекательность антропологического образца проистекала прежде всего из того, что он давал надежду на выявление взаимозависимости всех сфер общественной жизни, всех аспектов поведения отдельных личностей, всех общественных институтов. Вопрос связи социографии и социальной антропологии является все же довольно сложным, и формула прямого «применения» точки зрения последней чрезмерно ее упрощает. Дело в том, что в двадцатых годах американская антропология концентрировалась, пожалуй, скорее на описании остатков прежних способов жизни, чем на исследовании новых сил, действующих на традиционные сообщества. Она давала в лучшем случае образец трактовки местного сообщества как «живой целостности», но не давала образца исследования того, как такое сообщество изменяется. Нам представляется, что только работа Маргарет Мид The Changing Culture of an Indian Tribe[296]296
  «Меняющаяся культура индейцев» (англ.). – Примеч. ред.


[Закрыть] (1932) положила в социальной антропологии начало тому способу рассмотрения локального сообщества, который социологи ввели по крайней мере за несколько лет до этого. К тому же антропологический «вопросник» подвергался в социографии существенным модификациям, потому что предполагалось – по большей части, впрочем, по умолчанию, – что определенные вопросы могут быть более эффективно исследованы в масштабе, выходящем за пределы локального.

В результате «целостность» жизни локального сообщества оказывалась часто целостностью мнимой, потому что отдельные исследователи занимались de facto той или иной селекцией тем. Вопрос, как функционирует локальное сообщество, преобразовывался в вопрос, как в локальном сообществе протекают те или иные процессы. Тем самым модель антропологической монографии становилась чем-то все более отдаленным. Стюард выделял среди исследований локальных сообществ «монографические исследования» и «исследования социальных отношений»[297]297
  Steward J. H. Area Research. P. 29 et pass.


[Закрыть]. Разумеется, последние представляли собой подавляющее большинство: кроме Middletown Линдов, на самом деле трудно найти примеры работ, которые можно было бы причислить без оговорок к первой категории. Специализация эта нисколько не исключала, однако, рассмотрения локального сообщества так, «‹…› как будто оно было первобытным племенем, то есть закрытой в себе функциональной и структурной целостностью, которую можно понять, не выходя за ее пределы»[298]298
  Ibid. P. 21.


[Закрыть].

Принятая перспектива в значительной степени определила выбор применяемых исследовательских техник. Поскольку центром интересов была «естественная» социальная целостность, конкретный коллектив людей, было исключено использование таких техник, которые требуют создания искусственных ситуаций и исключения индивидуумов из контекста их повседневной жизни. Безусловной обязанностью исследователя было длительное пребывание «в поле». Само собой разумеется, что не существовал и не мог существовать единый канон источников. Было принято правило, что чем их больше, тем лучше. Меткой кажется формула Стюарда: «Полевая работа во время исследования местного сообщества должна начинаться со старых и испытанных этнографических техник: включенного наблюдения, долгих, частых и формализованных интервью с информаторами, способными дать информацию разного рода; работы в архивах, с записями и документами; записи историй отдельных событий, а также использования любых других источников информации, какие только будут доступны»[299]299
  Ibid. P. 45.


[Закрыть].

Характерной для исследователей локальных сообществ представляется определенная сдержанность в отношении статистических техник, вытекающая из уверенности, что главной задачей является открытие целостной модели культуры данного сообщества, а, как говорит Стюард, культурные модели не удастся представить математически[300]300
  Ibid.


[Закрыть]. По сравнению с «Польским крестьянином», исследователи локальных сообществ значительно расширили репертуар техник, но не изменили в принципе их характера. В кругу чикагских социологов эта работа сохранила, впрочем, значение произведения во многих отношениях образцового, хоть и не имела непосредственных продолжателей и подражателей.

Главные теоретические ориентации

Как мы уже говорили, американская эмпирическая социология была с теоретической точки зрения довольно эклектичной. Обсуждение всех концепций и влияний, которые можно в ней проследить, не имело бы поэтому никакого смысла, так как привело бы только к констатации того, что исследователи пытались использовать все доступные в то время в США источники вдохновения. Стоит, разумеется, помнить, что к их числу фактически не принадлежали теоретические импульсы Маркса, Макса Вебера и даже Дюркгейма. Сомнительным кажется, что какие-либо исследования локальных сообществ, проводимые перед Второй мировой войной, были последовательным применением определенной общей социологической теории.

Зато вырисовывались определенные теоретические ориентации, связанные с попытками объяснения тех процессов, которые были непосредственным объектом наблюдений. Некоторые авторы даже говорят о конкурентных «теориях локальных сообществ» или «парадигмах», принятых их исследователями[301]301
  См.: Bernard J. The Sociology of Community; Poplin D. E. Communities. A survey of Theories and Methods of Research. New York, 1972; Starosta P. Poza metropolią.


[Закрыть]. Говоря скромнее – как Павел Староста – об «ориентациях», мы стараемся подчеркнуть, что степень артикуляции принимаемых положений и гипотез была в большинстве случаев довольно слабой, а в различии между ними не всегда отдавали себе отчет. Нам кажется, что можно выделить три существенные ориентации: типологическую, экологическую и структурно-функциональную. Речь идет, конечно, о тех ориентациях, которые проявились в интересующий нас теперь период, так как затем их стало больше.

(а) Особенностью типологической ориентации была трактовка исследуемых сообществ как проявлений более широких видов отношений, а также человеческих групп, связанная, как правило, с размещением их в определенных пунктах по шкале, крайними пунктами которой были: деревня и город, первичная группа и группа вторичная, локализм и космополитизм, сообщество и ассоциация и т. д. Можно сказать, что в этом случае мы имеем дело с различными вариациями – осознанными или неосознанными – на тему созданной Тённисом и популярной в ту пору дихотомии Gemeinschaft и Gesellschaft, с той все же оговоркой, что она нуждалась в этом случае в серьезных модификациях по причине отсутствия в США социальных реалий, которые немецкий социолог считал десигнатом термина Gemeinschaft.

Работа Тённиса служила американским социологам источником вдохновения, но они должны были сами разработать собственный понятийный аппарат, лучше приспособленный к анализу доиндустриальной действительности и неурбанизованной Америки, которая в общем и целом не знала деревни в европейском значении этого слова. Именно такого характера, например, была концепция выдающегося социолога деревни Карла Кларка Циммермана (Carl Clark Zimmerman) (1897–1983), который выделял сообщества «локальные» (localistic) и «космополитические» (cosmopolitan), а также концепция упомянутого ранее Роберта Редфилда (Robert Redfield) (1897–1958), который ввел популярную непрерывную шкалу «деревенское» – «городское» (folk-urban continuum). Эти типологические изыскания исследователей местных сообществ имели свои эквиваленты в работах многих американских социологов, которые сами не занимались социографией (Роберт Макайвер и Говард Пол Беккер) или занимались ей лишь во вторую очередь (как Питирим А. Сорокин, который в двадцатых годах стал одним из основателей американской социологии деревни). Элементы типологического мышления присутствовали, впрочем, в работах почти всех исследователей локальных сообществ, не будучи при этом их обязательной доминантой.

(б) Особенностью экологической ориентации, родоначальником которой стал создатель американской социологии деревни Чарльз Галпин и развитой прежде всего так называемой Чикагской школой, было предпочтение, отдаваемое исследованиям локального сообщества с точки зрения влияния, которое на его структуру и развитие оказывает природное окружение. Экологически ориентированные исследователи предполагали, что развитием скоплений людей управляют определенные закономерности, а заселение происходит согласно повторяемым образцам, установленным условиями окружающей среды. Они также считали, что можно выделить два вида взаимодействия между людьми: «экологическое взаимодействие» и «социальное взаимодействие» (Куин (Quinn)) или же «территориальную общность» и «сообщество» (Парк), из них первые характеризуются бессознательностью, стихийностью и особенно – неконтролируемым характером, а также могут быть исследованы тем же самым способом, каким исследуют природные явления.

Эти исследователи, впрочем, охотно пользовались аналогиями между экологией человека и экологией животных и растений. Экологическая ориентация нашла наибольшее применение в тех исследованиях больших городов, в которых социальное взаимодействие представлялось намного менее интенсивным, чем в традиционных сообществах. Экология обещала максимально объективное истолкование местного сообщества как явления, возникающего на природной основе. Однако последовательно придерживавшиеся ее исследователи были скорее исключениями, и, как мы увидим позже, даже Чикагская школа не может быть признана исключительно экологической школой[302]302
  Самым последовательным изложением экологической точки зрения следует считать эту книгу: Hawley A. H. Human Ecology. A Theory of Community Structure. New York, 1950.


[Закрыть]. Это кажется понятным, потому что у истоков исследований локальных сообществ было беспокойство за будущее «социального взаимодействия».

(в) Особенностью структурно-функциональной ориентации был особый упор на понимание локального сообщества как внутренне связанной системы. Как уже упоминалось ранее, такая тенденция характеризовала все исследования локальных сообществ, однако в некоторых случаях все же представление этих сообществ как систем становилось главной исследовательской задачей. Такую задачу ставил перед собой Уорнер[303]303
  См.: Warner W. L., Lunt P. S. The Social Life of Modern Community. New Haven, Conn., 1941 (Yankee City Series 1). P. 14.


[Закрыть]. Она постепенно приобретала популярность по мере успехов функционализма и его проникновения из социальной антропологии в социологию[304]304
  По вопросу подхода к локальному сообществу как к системе см.: Sanders I. T. The Community. An Introduction to a Social System. New York, 1958.


[Закрыть]. Популяризация этой ориентации довольно принципиально изменила характер исследований локальных сообществ как в результате их соединения с общей социологической теорией, так и потому, что в центре их внимания перестали быть процессы дезинтеграции традиционных общностей.

Выделение упомянутых выше трех ориентаций не представляет, разумеется, полного разнообразия исследований локальных сообществ. Нужно, например, сказать, что среди них появились такие, которые ориентировались прежде всего на выявление социальной стратификации или местной структуры власти[305]305
  Обзор соответствующих исследований можно найти в: The Structure of Community Power / M. T. Aiken, P. E. Mott (ed.). New York, 1970.


[Закрыть]. Поиски эти кажутся интересными, в частности, как свидетельство открытия американской социологией homo politicus, который в течение долгого времени в ней практически отсутствовал. Не всегда, однако, ясно, имеем ли мы дело в таких случаях с какими-нибудь новыми концепциями местного сообщества или скорее с выбором исследовательской проблематики в рамках тех же самых или близких ориентаций. Нам кажется, в частности, что особое внимание Уорнера и его сотрудников к проблемам классовой стратификации не обнаруживает противоречий с их структурно-функциональной ориентацией, и это связано с тем особым пониманием классов, которое они приняли ранее. Зато в написанной после Великой депрессии книге Линдов Middletown in transition появилось такое понятие класса, которое подвело Роберта Линда к решительному выходу за пределы обсуждаемых тут ориентаций и, собственно говоря, к отказу от точки зрения локального сообщества.

В последующих разделах мы обратим особое внимание на Чикагскую школу и взгляды Парка, Middletown Линдов и Yankee City Уорнера.

2. Чикагская школа: исследования города и урбанизма

Роль того сообщества, которое в тридцатых годах начали называть Чикагской школой, не заключалась только или даже главным образом в провозглашении тех или иных взглядов, хотя взгляды Парка и Бёрджесса в Introduction to the Science of Sociology представляли собой в течение почти целого межвоенного периода основу теоретической подготовки большинства американских социологов. Роль эта заключалась прежде всего в том, что эта книга облагородила полевую исследовательскую работу, сделав из нее полноправное академическое начинание и фундамент социологии как таковой. Полевые исследования перестали быть квазинаучным приложением к социальной работе или второстепенным вопросом подлинной работы социолога, делающего в своем кабинете выводы из данных, собранных другими. Чикагский социолог хотел увидеть социальный мир собственными глазами и регистрацию собственных наблюдений сделал своим главным призванием.

Главной темой исследователей, сосредоточенных в Чикагском университете, была урбанизация вместе с ее разнообразными социальными последствиями, а не маленькое и относительно закрытое местное сообщество, которое исследовали социологи деревни или авторы работ о Middletown и Yankee City. В этом смысле можно сказать, что они не создали ни одной «этнографической монографии». Существуют все же серьезные аргументы в пользу того, чтобы деятельность Чикагской школы рассматривать в контексте исследований локальных сообществ. Во-первых, она утвердила в США необходимую для этих исследований традицию полевых исследований; во-вторых, она разработала предпосылки социальной экологии, которые могли быть применимы в таких исследованиях; в-третьих, она создала много монографий отдельных сообществ внутри большого города; в-четвертых, она была в значительной степени сконцентрирована на той же самой проблеме сообщества (society в оригинальной терминологии Парка), которая занимала всех исследователей локальных сообществ.

Чем была Чикагская школа?

Образование в 1892 г. факультета социологии и антропологии в только что учрежденном Чикагском университете было, как мы уже говорили, важным событием в истории американской социологии, которая получила таким образом солидные институциональные основы, каких социология не имела даже в тех европейских странах, где существовало более развитое теоретическое сознание. Если принятый большинством чикагских социологов способ занятия социологией превратился в межвоенные годы в известной степени в образцовый, то важной причиной для этого были новые организационные возможности, возникшие в Чикаго.

Этот факультет не был, однако, сам по себе научной школой, так как концентрировал на своей территории ученых разных ориентаций, которые смогли на самом деле дружно сотрудничать в рамках университета, а также других учреждений (например, основанного в 1923 г. Social Science Research Council[306]306
  Совет по исследованиям в области социальных наук (англ.). – Примеч. пер.


[Закрыть], Американского социологического общества и т. д.), но не представляли собой никакого более глубокого научного единства. Их связывала по меньшей мере общая тенденция преодоления наследия спекулятивной социальной философии, а также освобождение социологии от повинности общественной работы и преобразование ее в профессиональное знание, требующее специальной подготовки (пожалуй, Бёрджесс был первым социологом, который получил докторскую степень по социологии).

То, что обычно называют Чикагской школой, не охватывало всех членов факультета и существовало намного меньше по времени, чем факультет. Так называемая Чикагская школа – это группа исследователей, сосредоточенных вокруг Роберта Эзры Парка (Robert Ezra Park) (1864–1944). Можно предположить, что она начала свою деятельность в 1915 г. (дата публикации программной статьи Парка The City. Suggestions for the Investigation of Human Behavior in the Urban Environment[307]307
  «Город: предложения по исследованию человеческого поведения в городской среде» (англ.). – Примеч. ред.


[Закрыть]), а перестала существовать в середине тридцатых годов, хотя многочисленные ее члены остались активными намного дольше и продолжали тот же род исследований. Другой переломный момент связан с уходом Парка на пенсию, но нам кажется, что это было не единственной причиной угасания исследовательского потенциала школы. Причины ее кризиса следует искать также среди фактов, внешних по отношению к ней, а именно в том, что чикагские социологи исследовали «естественную историю» города эпохи капитализма свободной конкуренции, который закончился в США Великой депрессией: изменение действительности требовало поиска новых точек зрения. В течение упомянутых двадцати лет в группе сотрудников Парка образовалась атмосфера действительной коллективной работы, благодаря которой они создали четкую научную программу, много ценных монографий, а также добились почти монополистической позиции в американской социологии. Эту позицию оспорят в конце тридцатых годов социологи из других академических центров, в частности связанные с возникшим в противовес чикагскому American Journal of Sociology – American Sociological Review.

Город как лаборатория

Главным отличием Чикагской школы был, несомненно, сам объект исследований, которым был город, прежде всего Чикаго, являющийся, пожалуй, до сегодняшнего дня лучше всего описанным городом мира. Если же мы говорим о социологии этой школы как социологии города, то мы имеем в виду не столько обособленную отрасль социологии, которая должна была в результате сформироваться, сколько скорее определенный способ подхода к социологической проблематике в целом, так как на практике чикагская социология города охватывала «‹…› все процессы социальной жизни, происходящие на территории города»[308]308
  Shils E. The Present State of American Sociology. Glencoe, Ill., 1948. P. 7.


[Закрыть]. В круг ее интересов вошли как проблемы социологии города в современном их понимании, так и проблемы, относящиеся сегодня к социологии профессий, к проблемам социальной стратификации, политических движений и прессы, семьи, национальных и рассовых отношений, социологии религии, преступности, а также общие проблемы социальной психологии и социальных изменений. Концентрация внимания на исследованиях города влияла скорее на способ формулирования проблематики, чем на ее отбор. Следовало бы говорить здесь не столько о социологии города, сколько об урбанистической социологии, потому что Чикагскую школу характеризовало признание города и урбанизма самыми важными социальными явлениями современного мира.

Важность этих явлений должна была заключаться в том, что, как писал Парк, «‹…› социальная проблема – это в основном проблема городская. Речь идет о том, как в условиях городской свободы достичь социальной гармонии и социального контроля, эквивалентных гармонии и контролю, которые развивались спонтанно в семье, клане, племени»[309]309
  Park R. The City as a Social Laboratory // Chicago. An Experiment in Social Science Research / Thomas Vernor Smith, Leonard D. White (ed.). Chicago, 1929. P. 2.


[Закрыть]. Теоретическая важность этих явлений заключалась в том, что, как утверждал Луис Вирт, «‹…› почти каждое самое значимое утверждение, которое можно сформулировать по поводу современного общества, содержит урбанизм как одну из главных разъясняющих категорий ‹…› Попытка понимания города приводит нас неминуемо к основным проблемам цивилизаций»[310]310
  Wirth L. The Urban Sociology and Civilization // Eleven Twenty Six. A Decade of Social Science Research / L. Wirth (ed.). Chicago, 1940. P. 52.


[Закрыть]. Отсюда представление о городе как о «лаборатории» или «клинике», где можно исследовать самые важные факты «человеческой природы» и социальной жизни.

Открытие города как объекта научных исследований или тем более значительного социального явления не было, разумеется, заслугой чикагских социологов. Не обращаясь слишком далеко в прошлое, можно указать по крайней мере на четыре традиции, к которым они могли обратиться: (а) рефлексии таких мыслителей, как Освальд Шпенглер или Георг Зиммель, трактат которого Большие города и духовная жизнь (Die Grosstädte und das Geistesleben, 1903) был им хорошо известен; (б) демографические и исторические исследования; (в) обличительная публицистика вроде The Shame of the Cities[311]311
  «Стыд городов» (англ.). – Примеч. ред.


[Закрыть] (1904) очень ценимого Парком Линкольна Стеффенса; (г) многочисленные социальные обследования, проводимые как в Европе, так и в Соединенных Штатах (в частности, в Чикаго). Однако самым важным источником вдохновения была, несомненно, действительность урбанизующейся лавинообразными темпами Америки.

Характерным является тот факт, что относительно много чикагских социологов имело в прошлом тот или иной практический опыт. В любом случае они знали факты достаточно хорошо, чтобы не удовлетворяться общими синтезами европейских мыслителей, которые были явно неадекватны в американских условиях (неотъемлемой частью американской социологии города должны были стать, например, проблемы иммиграции и этнических отношений). Тем не менее чикагские социологи были достаточно сильны в теории, чтобы понять ограниченную ценность поверхностной и исключительно в практических целях собираемой информации. Более ранние исследователи города стремились прежде всего к разоблачению зла и указанию на потребность в начале реформаторской деятельности, а не к познанию целостности городской жизни. Они многое сделали для указания на типичную для большого города дезорганизацию, зато мало для понимания его организации и происходящей несмотря ни на что реорганизации. Чикагская школа стремилась к получению знаний о городе, которые были бы наиболее тесно связаны с эмпирией (а косвенно и практикой), но одновременно полностью отвечали бы общим стандартам научной работы.

В учебнике полевых исследований, являющемся своего рода кодификацией практики этой школы, читаем, что «социологическое» исследование отличается от «социального» обследования, потому что старается открыть то, «‹…› как функционирует человеческое сообщество», а не только выявить патологические явления и указать на средства их устранения. Sociological survey[312]312
  Социологическое исследование (англ.). – Примеч. пер.


[Закрыть] стремится к познанию «социальных законов», social survey[313]313
  Социальное обследование (англ.). – Примеч. пер.


[Закрыть] – только к достижению безотлагательной практической цели. Практика интересует только конкретная ситуация, социолог же «‹…› выбирает для исследования конкретные сообщества, но интересует его сравнение многих сообществ, а также скорее выделение социальных моделей и процессов для дальнейшего исследования, чем познание какого-то одного сообщества как такового»[314]314
  Palmer V. M. Field Studies in Sociology. A Student Manual. Chicago, 1928. P. 48–49.


[Закрыть].

Чикагским социологам удалось создать и довольно последовательно реализовать программу научных исследований города (привлекая, впрочем, также представителей других дисциплин), которая позволяла ожидать действительного накопления знаний. Существование такой программы создало в американской социологии новую ситуацию, потому что с этого момента все исследования человеческого поведения в условиях большого города должны были так или иначе соотноситься с «парадигмой», созданной Чикагской школой[315]315
  См.: Bernard J. The Sociology of Community. P. 34.


[Закрыть].

Теория и эмпирические исследования Чикагской школы

Чикагские социологи хотели быть более эмпириками, чем представители первого поколения американских социологов, которое еще не проводило полевых исследований (отсюда их название: armchair sociologists[316]316
  Кабинетные социологи (англ.). – Примеч. пер.


[Закрыть]), и более теоретиками, чем организаторы социальных обследований. Соотношение между теорией и практикой в их научной работе кажется все же довольно сложным. С одной стороны, мы имеем полноценную теоретическую систему Парка (мы займемся им отдельно в следующей части этого раздела), дополненную и обогащенную другими авторами (Бёрджессом, Маккензи, Виртом), с другой же – серию монографий, которые вышли из семинаров Парка и были в большей или меньшей степени результатами применения его теоретических замыслов. Таким образом, кажется, что монографии эти были скорее описанием выбранных фрагментов действительности с помощью парковских категорий, чем проверкой подлинности сформулированных им гипотез. Невзирая на размах теоретических замыслов Парка, его семинары были прежде всего школой наблюдения и описания, а не школой теоретического мышления. Во «Введении», впрочем, читаем, что студент должен учиться собирать данные, а не формулировать «взгляды»[317]317
  Park R. E., Burgess E. W. Introduction to the Science of Sociology. Chicago, 1921. P. VI.


[Закрыть]. Также ничто не указывает на то, чтобы эти замечательные со многих точек зрения монографии были для самого Парка основой модифицирования теоретической системы. Низкая степень стандартизации применяемых исследовательских техник затрудняла накопление результатов. Большинство чикагских монографий могло бы, вероятно, быть написано и без того, чтобы перенимать всю теоретическую систему Парка, хотя и не без принятия многих общих экологических гипотез, изложенных прежде всего в книге Парка, Бёрджесса и Маккензи The City (1925).

Изложить содержание этих гипотез можно следующим образом: (а) в «естественной истории»[318]318
  Понятие «естественная история» относится к ключевым понятиям Чикагской школы. «Естественная» означает приблизительно то же самое, что и незапланированная, ненамеренная, не предвиденная заранее, неконтролируемая, независимая от человеческой воли и т. д. См.: Alihan Milla A. Social Ecology. A Critical Analysis. New York, 1938. P. 50 et pass.


[Закрыть] человеческих скоплений проявляется постоянная тенденция к размещению населения согласно определенному и повторяющемуся образцу; (б) отдельные «зоны» представляют собой «естественные территории» (natural areas), отличающиеся не только своим пространственным положением, но и определенными социальными чертами проживающих на них людей (уровень доходов, профессия, этническая принадлежность, обычаи, традиции, ментальность, иногда язык и т. д.); (в) эти характерные черты вытекают как из места, которое данная зона занимает во всем городском «организме» (разделение труда), так и из традиций пришлого населения; (г) «естественным» состоянием города и городского населения являются перемены, причем возникает соответствие перемен пространственных и социальных; (д) главные процессы, происходящие в городском пространстве, – это концентрация, централизация, сегрегация, вторжение и преемственность[319]319
  Подробный разбор этих процессов см.: Ibid. P. 143–181.


[Закрыть]; (е) основные социальные процессы, происходящие в городе, могут быть связаны с определенными пунктами городского пространства и представлены с помощью карт и диаграмм.

Хоть мы и представляем эти гипотезы в упрощении, нам кажется, что теоретическое оснащение большинства членов Чикагской школы не было намного богаче, если не считать множества терминов, почерпнутых от Парка или (прежде всего через его посредничество) от Зиммеля, Росса, Кули, Томаса и других социологов, социальных психологов, а также биологов, экономистов и философов. С этой терминологией мы познакомимся подробнее несколько дальше.

Главным преимуществом чикагских монографий была не теоретическая или методологическая утонченность, а сбор данных систематическим способом, максимально объективным и критичным по отношению к источникам информации. От этих монографий берет начало непрерывная традиция эмпирических исследований, без которых современная социология не представляется возможной и от которой даже философствующий теоретик не может уже абстрагироваться без урона для своей репутации. Самыми важными из них являются: «Бродяга. Социология бездомного человека» (The Hobo. The Sociology of the Homeless Man, 1923) Нельса Андерсона; «Соседство. Изучение местной жизни в городе Колумбус, штат Огайо» (The Neighborhood. A Study of Local Life in the City of Columbus, Ohio, 1923) Родерика Д. Маккензи; «Шайка. Исследование 1313 шаек в Чикаго» (The Gang. A Study of 1313 Gangs in Chicago, 1927) Фредерика М. Трэшера; «Самоубийство» (Suicide, 1928) Рут Ш. Кэйван; «Изучение секулярного института. Чикагское агентство недвижимости» (A Study of a Secular Institution. Chicago Real Estate Board, 1928) Эверетта Ч. Хьюза; «Гетто» (The Ghetto, 1928) Луиса Вирта; «Ареалы делинквентности» и «Джек Роллер. История мальчика-делинквента» (Delinquency Areas, 1929 и The Jack-Roller. A Delinquent Boy’s Own Story, 1930) Клиффорда Р. Шоу; «Золотой Берег и трущоба» (The Gold Coast and the Slum. A Sociological Study of Chicago’s Near North Side, 1929) Харви У. Зорбо; «Естественная история делинквентной карьеры» (The Natural History of a Delinquent Career, 1931) Клиффорда Р. Шоу (в сотрудничестве с Морисом Э. Муром); «Порок в Чикаго» (The Vice in Chicago, 1933) Уолтера Реклисса; «Маргинальный человек» (The Marginal Man. A Study in Personality and Culture Conflict, 1937) Эверетта В. Стоунквиста[320]320
  Здесь, разумеется, перечислены не все работы. Полезной антологией работ Чикагской школы является: The Social Fabric of the Metropolis. Contributions of the Chicago School of Urban Sociology / J. F. Short Jr. (ed.). Chicago, 1971.


[Закрыть].

Работы эти были созданы с использованием различных исследовательских техник, из которых ни одна не была изобретена на семинарах Парка, хотя, в общем, применяли их здесь более осмысленно и с большей заботой о том, чтобы материал источников и процедура его использования могли быть контролируемы читателями. Чикагские социологи не были особенно привязаны к какой-нибудь одной исследовательской технике. Лучшим методом для них был так называемый монографический метод (case study method), заключающийся в «‹…› интенсивном изучении отношений и процессов, происходящих в каждом конкретном случае. Исследователь выбирает группу или какой-то аспект группового поведения соответственно поставленной перед собой проблеме, после чего изучает их с как можно большего количества точек зрения ‹…› Принципиальным для этого метода является стремление принять во внимание разные стороны вопроса как органического, внутренне объединенного целого. Значение каждого фактора определяется его связями с другими факторами ‹…› На основании полного описания на самом деле происходящих явлений исследователь способен выделить активные процессы, обуславливающие характер группы, а на основании ее анализа, в свою очередь, cделать вывод о законах коллективной деятельности»[321]321
  Palmer V. M. Field Studies. P. 19–20.


[Закрыть].

На практике чикагские социологи не шли этим путем до конца, и потому после них остались описания, составляющие мозаичный образ Чикаго в канун Великой депрессии, а не «законы коллективного действия».