Текст книги "Новые Фантастические путешествия Даши и её друзей. Книга вторая. В гостях у Леонардо"

– Я бы тоже чего-нибудь пожевала, – призналась Умка, прислушиваясь к урчанию в животе.

– К сожалению, у нас нет местных денег… Может, стоит вернуться на корабль и подкрепиться там? – предложил Буруль.

– А что? Неплохая мысль. Я бы не прочь… – начала было говорить Умка, но её внимание отвлекла Даша, дёрнувшая её за рукав и глазами показавшая в сторону. Умка бросила взгляд туда и закончила: – Хотя, впрочем, могу потерпеть. Мы ведь не так давно здесь, и ещё столько надо узнать.

Удивившись такой перемене, Равиль оглянулся тоже. Навстречу к ним через площадь шёл… бог. Во всяком случае, так казалось, – золотые кудрявые волосы молодого человека были освещены солнечными лучами сзади, и они создавали светящийся ореол вокруг красивого лица юноши. Ему было на вид около двадцати. Жёлтые узкие панталоны, явно сшитые специально для него, плотно облегали ноги, голубой бархатный камзол был расшит серебром, у шеи он был расстёгнут, и было видна шёлковая нижняя рубашка в кружевах. У девчонок раскрылись рты, и они застыли, как заворожённые. Молодой человек почти поравнялся с ними, когда сзади на его спину обрушились удары кулаков. Его догнал коренастый подросток. Он был на голову ниже, да и выглядел явно моложе – лет пятнадцать, не больше. Тем не менее он бесстрашно бросился в атаку на оробевшего вдруг юношу.

– Отдай! Отдай, сволочь! – кричал он, вцепившись обеими руками за камзол.

– Отцепись! Отцепись, говорят! – рыкнул юноша и сбросил руки нападавшего. Тот уже собрался снова вцепиться, как красавец вдруг отступил и сказал:

– Хорошо. Хорошо! Так бы сразу и сказал. Ты же мне мой наряд порвёшь, идиот. Вот тот золотой. Откуда мне было знать, что он твой. Забирай. Одни мои кружева, поверь, дороже стоят, чем твоя блестящая монетка, дурень. На! – сказал юноша и бросил монетку на мостовую.

Подросток бросился вдогонку за покатившейся монетой, а юноша, воспользовавшись мгновением, быстро улизнул с площади.

– Где он? Куда сбежал? – подскочил к ребятам подросток, подобравший, наконец, монету.

– Туда, – ответила Оля.

– Удрал, подлец. Ну ничего, я с ним ещё рассчитаюсь! Погоди у меня, Салаи! – крикнул вдогонку подросток. Он был в поту, и от этого загорелое лицо казалось ещё более грязным.

– А в чём, собственно, дело? – спросила Даша.

– Да этот воришка пытался у меня флорин украсть. Слава богу, это не большой золотой флорин, но всё равно как-никак деньги. У моего мастера их не так уж много сейчас. Мы в дороге поиздержались.

– Да он вроде не очень-то на вора похож, – высказал сомнение Женя.

– Вор, он и есть вор, как его ни одевай. Это всё его мастер балует. Ну, погоди у меня, любимчик Салаи! – и он потряс в воздухе поднятым кулаком. Потом, немного успокоившись, обратил, наконец, внимание на своих собеседников. – А вы, собственно, кто будете?

– Мы… тут… недавно приехали… издалека… – начал витиевато объяснять Кеша.

– А, так вы приезжие? Здорово! Небось тоже слуги чьи-то. Хотя я, честно говоря, не просто слуга – я ученик, и не кого-нибудь там, а самого Микеланджело! Пару лет назад к нему нанялся, хотел тоже быть скульптором, но увидев, как он работает, понял: мне таким никогда не стать. По-моему, это честно. Лучше быть хорошим помощником, чем бесстыдным врунишкой, как этот Салаи. И как его маэстро Леонардо терпит?

– Какой Леонардо? – поинтересовалась Оля.

– Тот самый. Да Винчи. Это он его обряжает да балует. А вот вы на служанку не похожи, – обратился мальчик к Умке.

– Она и есть наша госпожа, – поспешила ответить за неё Даша, – она дочь известного торговца.

– Умма, – сказала томно Умка и протянула ладонь мальчику.

Тот вытер рукавом нос и губы и в показном поклоне поцеловал руку:

– Очень приятно познакомиться, синьорина Умма. Меня зовут Пьеро. Пьеро Арджиенто. К вашим услугам.

– Мне тоже, – ответила Умка, отвечая лёгким кивком.

– Как я понял, вы только недавно прибыли. Вы в первый раз оказались во Флоренции?

– Да, я здесь впервые.

– Я бы с удовольствием показал вам и вашим слугам весь город, но, к сожалению, сейчас спешу – мой хозяин поручил мне срочно купить дюжину картонов для будущей скульптуры.

– Картоны?

– Ну да… вы не знаете… Хотя, впрочем, понятно… вы дочь торговца, а не художника… Картонами называют большие листы толстой бумаги, на которых художники и скульпторы рисуют свои эскизы для будущих картин или статуй. Ведь заказчик должен знать, за что он платит деньги.

– Да-да, я слышала, что Флоренция известна своими художниками. Мне отец рассказывал о них… Леонардо да Винчи, Микеланджело. Кто там ещё?.. Простите, у меня с детства плохая память на имена… О ком мне говорил отец, напомни-ка, Даша?

– Боттичелли, Рафаэль, Перуджино и многие другие, – ответила с поклоном Даша.

– О да, синьорина, вы попали в город искусства!

– Мой отец сказал, чтобы, пока он занят, я познакомилась с городом и его художниками. Может, что и закажем, если отцу понравится.

– Великолепно! Жаль, у моего маэстро сейчас нет никаких готовых работ, а то бы я вам настоятельно рекомендовал его. Он ведь не только скульптор, но и художник отменный.

– Да, мы слышали, его знаменитые росписи Сикстинской капеллы, – сказала Оля.

– Вы что-то путаете. Он там не работал. Я сейчас направляюсь в боттегу к художникам за картонами, если вам по дороге, могу показать кое-что. Хотя мы в городе всего три месяца, но я уже знаю его как свои пять! – заявил Пьеро.

– Боттегу? – переспросила Умка.

– Ну да, боттегу. Артель художников. У вас есть немного времени, синьорина?

– До полуденной трапезы я абсолютно свободна.

– В таком случае я вас познакомлю с мастером Филлипино Липпи. Он прекрасный художник и хороший человек, что немаловажно!

Глава 5. Боттега

Пьеро действительно хорошо знал город, его закоулки и секретные проходы. Уже минут через десять ребята стояли в большом дворе двухэтажного здания, хотя понятия не имели, как они тут оказались. Дом был построен в виде буквы П, но просторный двор между его флигелями был закрыт массивными деревянными воротами. Внутреннее пространство двора увеличивалось ещё и за счёт того, что на первом этаже были лишь наружные стены. Нависающий и создающий столь желанную тень второй этаж поддерживали грубо тёсанные деревянные столбы.

В противоположном конце двора, напротив ворот, стены освещались всполохами огня, оттуда временами валили клубы дыма. Здесь располагалась огромная печь с разинутым пышущим жаром ртом. Возле неё стояли наковальни, полутораметровые железные щипцы то и дело переворачивали что-то ослепительно жёлтое под молотами, которые ритмично опускались с грохотом на плоскую поверхность. Сбоку располагались огромные кожаные мехи, с равными промежутками времени вдувавшие воздух в печь, на что та благодарно отзывалась радостным гулом и жаром пламени. С места, где стояли наши герои, увидеть, что именно ковали кузнецы, было невозможно, но сами молотобойцы приковывали взгляды – могучие торсы, освещённые красными бликами огня, казались высеченными из гранита скульптурами, ожившими на мгновение.

Неподалёку от них располагались столы ювелиров, заставленные тиглями, двуручными весами с гирьками и всякого рода мелкими инструментами. Ближе к ребятам располагались скульпторы – здесь всё пространство было уставлено белыми мраморными глыбами, некоторые ещё в виде неотёсанного камня, у других уже прорисовывались определённые фигуры. Напротив скульпторов, на другой стороне двора, располагались художники. С этого края пахло лаками, яйцами, маслом. У стен располагались подрамники с натянутыми холстами, но что на них изображено, нельзя было увидеть, картины были повёрнуты лицом к стене. Широкие деревянные столы по краям уставлены всевозможными банками всех цветов и размеров и завалены большими листами бумаги.

Несмотря на довольно большое пространство, двор не казался пустым, наоборот, он буквально кипел жизнью: каждый мастер занимался своим делом, подмастерья сновали туда и сюда, то ли выполняя срочные поручения мастеров, то ли просто играясь. И ещё здесь было шумно. Правда, этот шум не вызывал раздражения, наоборот, ритмичный стук молотов по наковальне будто задавал ритм всей мелодии двора. Им вторили частые мелодичные позвякивания ювелиров, обстукивающих свои изделия. То и дело вступали в строй глухие удары скульпторов, крошащих неподатливый камень специальными резцами, и только в углу художников почти тихо.

– Эх, скрипку бы мою сюда, – прошептал Кеша. – Я бы такую мелодию подобрал…

– Ты запоминай, потом наиграешь, когда вернёмся, – посоветовала Даша.

– А мы вернёмся?

– Что, уже соскучился?

– Да нет, просто всё это так необычно. В голове не укладывается.

Пьеро тем временем подошёл к столам художников, перекинулся парой фраз, а затем приглашающе махнул ребятам. Подойдя ближе, дети увидели, что художники усердно работали каждый над своей картиной. Мальчишка-служка сломя голову бросился на второй этаж, и уже через минуту оттуда спустился мужчина. Лицо его было красивым: прямой нос, умные карие глаза светились добротой, кудрявые тёмно-каштановые волосы были припорошены на висках сединой.

– Добро пожаловать в мою боттегу, – сказал он, делая грациозный поклон Умке. – Моё имя Филлипино Липпи.

– Умма.

– Очень приятно, синьорина Умма. Мне передали, что вы интересуетесь картинами.

– Да, хотя, скорее, мой отец. Он пока занят переговорами, а мне с моими друзьями было поручено ознакомиться с городом и заглянуть к художникам.

– Вы попали как раз туда, куда нужно! Как видите, в моей боттеге занимаются многими вещами (надо же как-то выживать в наше время), но особое внимание уделяем картинам. Монастырей и церквей у нас во Флоренции очень много, и всем нужны иконы. А что бы вы хотели заказать?

– Это не мне решать, у нас решения принимает отец…

– Надеюсь, вы порекомендуете ему нашу боттегу. Погуляйте, посмотрите, может, что и понравится, – сказал он и обратил внимание на Пьеро: – Привет! Так это ты привёл синьорину? Молодец. Вот тебе сальдо. Что? Конечно, нет проблем. Выдайте ему две дюжины картонов для его мастера. Да, и передай своему хозяину, что сегодня вечером я собираю небольшой кружок. Все знакомые лица: Боттичелли, да Винчи, Козимо и многие другие.

– Спасибо, обязательно передам. Только вы же знаете моего хозяина.

– Скажи ему, что будет знатный ужин. Мне как раз доставили корзину свежей рыбы. Хватит ему затворничать. Я слышал, что вопрос решится со дня на день. Потом ему будет уже некогда.

– Его как раз сегодня вызвал гонфалоньер Содерини…

– Неужто? Тем более! Надеюсь, у нас будет прекрасный повод повеселиться. Кстати, синьорина, вы тоже можете прийти, если не заняты вечером. Заодно со всеми художниками познакомитесь. Во всяком случае, с теми, что сейчас здесь. во Флоренции.

– Большое спасибо за приглашение. Я обязательно передам его отцу.

– Ну, вот и славно. Имейте в виду – мы гостям всегда рады. А сейчас прошу простить, мне надо откланяться. Масса дел, масса дел.

Две дюжины картонов, которые дал маэстро Липпи, оказались весьма объёмным свитком, и Арджиенто никак не мог справиться с ним в одиночку. Ребята вызвались помочь, на что Пьеро с радостью согласился. Вскоре все, кроме Умки, несли в руках по несколько свёрнутых в трубку картонов следом за бодро шагающим впереди подмастерьем.

– И вот мы с вами выходим на площади перед нашей Синьорией, – сказал он, показывая ребятам уже знакомую им площадь, где они встретились с ним всего около часа назад. – Как вам нравится Корова?

– Корова?

– Да, так в народе называют эту башню. Вон ту, что за зданием Синьории. Не знаю, почему точно, думаю, из-за звука колокола. Когда в него бьют, он издаёт звук, похожий на мычание коровы. Здесь у многих башен есть клички. Ещё эта башня известна тем, что в ней, каждый в своё время, конечно, сидели: сам Козимо Медичи, а три года назад – знаменитый Савонарола. Кстати, говоря о нём, видите надпись, высеченную над дверьми Синьории? Знаете, что она гласит? Иисус Христос – Бог всех богов, Царь всех царей. Говорят, именно так ответил Савонарола, когда его попросили стать государем Флоренции. Он же назвал государем Флоренции Иисуса Христа.

– Но если здесь так чтят его память, то почему же его казнили? – удивилась Даша.

– Из-за того испытания огнём… Так, вижу по вашим лицам, что вам эта история не знакома. А хоть кто такой Савонарола, знаете? Это был монах-доминиканец. Приобрёл огромную популярность в народе своими речами против роскоши и излишеств. У него была масса приверженцев, его речи передавались из уст в уста, он стал знаменит не только во Флоренции, но и по всей стране.

Джироламо Савонарола вызвал большое неудовольствие папы римского своими речами, призывавшими к простоте и аскетизму. Папа отлучил его от церкви, а заодно и всю Флоренцию вместе с её Синьорией. Но Савонарола и его последователи продолжали клеймить папу в смертных грехах и в измене делу церкви. Один из его приверженцев даже сказал, что готов пройти испытание огнём, дабы доказать, что всё, о чём говорит Савонарола, было высказано ему лично Богом в откровении. Это тут же подхватили противники, представители францисканцев, и предложили устроить публичное состязание, но участвовать должен был сам Савонарола. Город пришёл в большой ажиотаж – жители все до одного собрались на площади и ждали чуда.

Но ждали они его напрасно. Савонарола так и не явился, передав через посыльных, что не дело простого человека, пусть даже и пророка, вмешиваться в дела божьи. Толпа была страшно разочарована и, явно подогреваемая провокаторами, бросилась к окраине города в монастырь, где жил в то время Джироламо. Заклеймив Савонаролу как труса и самозванца, его арестовали и посадили в эту крепость… Потом был суд, потом казнь… А надпись эту уже недавно выбили. По приказу Содерини сделали. Гонфалоньер – мудрый человек. Он знает, как угодить и нашим, и вашим.

– Я заметила, что на многих зданиях высечены цветы. Почему? – спросила Умка, уходя от печальной темы.

– Так ведь мы же во Флоренции! Городе лилий! Вот смотрите, – и он протянул ребятам золотую монету. На одной из сторон её была высечена лилия.

Все ребята благоговейно осмотрели монетку, а Буруль даже сделал какие-то движения руками над ней, будто собираясь сделать фокус.

– Эй-эй! Поосторожней. Это большой золотой флорин. Он дорогого стоит, – сказал предупредительно Арджиенто, забирая монету назад. – Ну, что вам ещё показать? Наш чудесный собор вы, конечно же, видели? – и он показал пальцем в сторону.

Там над крышами домов виднелся купол красновато-коричневого цвета, разделённый на восемь частей меридианами опор. Он прекрасно смотрелся на фоне синего неба. На верхушке удлинённого купола была воздвигнуто нечто вроде маленькой часовенки.

– Красиво, – одобрительно сказала Даша.

– Сам Брунеллески строил, – сказал с апломбом Пьеро, будто это имя должно было что-то значить для ребят.

В это время из здания Синьории вышла толпа граждан. Они были явно взволнованы, радость читалась на их лицах. Один из них направился к примыкающему длинному трёхэтажному дому. Высокие арки здания создавали уютную лоджию, в тенистом пространстве которой стояло несколько скульптур и небольшой помост. Взобравшись на него, глашатай поднял руку, и на площади воцарилась тишина.

– Дорогие сограждане! Наша республика, наконец-то, после длительных дебатов приняла новую Конституцию!

– Да здравствует Флоренция! Да здравствует Синьория! Да здравствует гонфалоньер Содерини! – закричала толпа.

Глашатай тем временем продолжил:

– На днях её вывесят для общего ознакомления. А сегодня объявляется праздник! Да здравствует свободная Флоренция!

Толпа отозвалась громкими выкриками и потихоньку стала рассасываться, оседая по дороге в близлежащих тавернах. Пьеро собирался уже было идти со своими новыми друзьями дальше, как из здания вышел Микеланджело. Он спустился по ступенькам, бросив при этом неодобрительный взгляд на бронзовую скульптуру женщины, мечом отрубающей голову какому-то герою. Едва он оторвал свой взор от неё, он увидел Арджиенто.

– Вот тебя-то мне и надо! Радуйся! Сегодня же мы начинаем нашего Давида!

– Замечательно! Наконец-то. Целых три месяца мурыжили. Да только сегодня вряд ли удастся.

– Что такое?

– Так ведь сегодня праздник. Конституцию приняли только что. Все гуляют, – сказал Пьеро, оглядываясь на бурный взрыв хохота из расположенного неподалёку злачного заведения.

– Проклятье… Может, ещё раз обмерить успеем? – сказал скульптор.

– Да мы уж пять раз обмеряли. У меня всё записано. И потом, сегодня вы приглашены на ужин к маэстро Липпи. Он передавал, что отказа не примет.

– Некогда мне тут по ужинам гулять, ты же знаешь. Тем более теперь. За три года должен успеть, а работы – бескрайнее поле, да ещё камень бракованный…

В этот момент из здания Синьории высунулось лицо молодого человека. Он озирался по сторонам. Увидев скульптора, обрадовался:

– Маэстро! Маэстро Микеланджело! Гонфалоньер Содерини срочно просит вас на другое совещание.

– Ну что ещё? Мы же вроде всё обговорили… Боюсь, ты, Пьеро, как всегда, прав, сегодня нам работать не дадут. Иди домой и нагрей воду – мне искупаться надо перед тем, как идти в гости. И одежду приготовь. Ну, ты знаешь какую.

– Знаю, знаю, будет исполнено, – ответил радостно Арджиенто и жестом пригласил ребят следовать за ним. По боковым улочкам они прошли сравнительно недалеко, когда Пьеро ещё раз остановился и стал часто-часто креститься напротив одной церкви, вход к которой был устлан цветами, с обеих сторон дверей стояли пара монахов, а у их ног разместилось множество восковых фигурок.

– Вот она, знаменитая наша Санта-Мария, чудотворная, – восторженно прошептал он.

– Чем же она так знаменита? – вежливо поинтересовалась Оля, поняв, что Пьеро только и ждёт этого вопроса.

– Как же? Вы не знаете эту историю? Ну конечно, вы же только что приехали. Это случилось всего около месяца назад. Как видите, до сих пор приносят сюда дары. В июле один молодой человек, юноша, скорей всего, из банды «бесноватых», но утверждать не буду, точно не знаю, оскорбил её, – и он благоговейно указал на фреску над входом в церковь.

– Как же он мог оскорбить? – удивилась Даша.

– Этот юнец по имени Ринальдечи напился в тот вечер вдрызг. Ко всему он, видимо, проигрался в пух и прах, так как при нём не нашли ни сольдо. Не знаю, уж чем Санта-Мария ему так не угодила, то ли он молился ей, когда играл, то ли ещё что, но, возвращаясь домой мимо этой церкви, он схватил с земли конский навоз и запустил в икону! Он заляпал её всю, пока люди не опомнились и стали хватать его. Он попытался сбежать, а когда это не удалось, он пырнул себя ножом. И вот тогда произошло первое чудо.

– Ну, какое? – нетерпеливо спросил заинтригованный Рав.

– Он не погиб! Говорят, будто небесная женская рука остановила нож юноши в сантиметре от сердца. Его, правда, через пару дней судили и повесили, но это уже потом, а вначале было чудо, – восторженно прошептал Арджиенто.

– Не хотелось бы тебя разочаровывать, но, может это просто парнишка сам не сумел себя убить? – предположил Женя.

– Вы не понимаете… И потом, это не все чудеса, что произошли тут. На собранные пожертвования уже начинают строить новую ораторию вокруг, чтобы укрыть нашу Санта-Марию от таких вот безумцев.

– Какие же ещё чудеса связаны с ней? – вежливо спросила Оля, одёргивая при этом Женю.

– Видите, как она сияет! Её очистили на следующий же день. И есть свидетели, что во время отмывания лица вдруг с иконы взглянул на монахов сам Господь Бог и улыбнулся в знак одобрения. – Пьеро пытливо посмотрел на своих приятелей и добавил: – И, наконец, самое главное и непреложное чудо. Видите эту коричневую розочку на венце? Так вот, раньше её не существовало вовсе! Как ни отмывали, сколько воска было истрачено на это, но маленький кусочек дерьма прилип намертво, да не просто так, а в виде розы! Вы понимаете? Этим она сама показала всем людям, что для святых, как бы их ни оскорбляли, как бы в них ни плевались, для настоящих святых всё это не стоит усилий, всё тщетно – их не оскорбить в их истинной святости, и даже дерьмо они могут превратить в розу!

– Да-а, это звучит убедительно, – сказала успокаивающе Даша.

– То-то же! – закончил довольный собой Арджиенто и зашагал вперёд.

Совсем скоро они подошли к небольшому двухэтажному домику.

– Добро пожаловать. Это и есть наше пристанище, – сказал Пьеро и сделал приглашающий жест.

Дети один за другим вошли в дом. Домик был маленький с низкими потолками и узкими оконцами, через грязные стёкла которых едва пробивалось солнце.

– Мы снимаем здесь первый этаж. Всего две комнаты. Это спальня и кухня со столовой вместе, а там за занавеской мастерская маэстро. Извините, туда не приглашаю: хозяин страшно не любит, если посторонние заглядывают к нему в святая святых.

– Так у вас не боттега?

– Нет… далеко не у всех художников есть свои боттеги. Да и потом, мой хозяин любит путешествовать.

– Пьеро, ты говоришь, что это спальня? Но здесь же всего одна кровать? Или вы спите… – пробормотала Умка, но её прервал останавливающий жест Арджиенто.

– Один момент. Раз-два-три! – Ловким движением Пьеро выкатил из-под кровати хозяина небольшую кровать на колесиках.

У кровати были очень короткие ножки, и потому она прекрасно помещалась под постелью маэстро.

– Это маэстро так придумал! – торжественно заявил Арджиенто, и ребятам только и оставалось, что одобрительно кивать головами.

– Кладите картоны сюда, на стол. Спасибо ещё раз за помощь. Хотите, я угощу вас вином? У нас прекрасное вино.

– Нет, спасибо, не надо! – сказала за всех Умка. – Мы пойдём, а то папаша будет искать.

– Ну что ж, не смею задерживать. Надеюсь, мы увидимся вечером?

– Не знаю точно, решение зависит от моего отца, но я постараюсь, – ответила Умка, и дети вышли на улицу.

Обратная дорога в разговорах и шутках прошла незаметно, и вскорости они были возле своего, уже ставшего родным, блюдца.