Текст книги "Три небольшие пьесы"
Автор книги: Федор Иванов
Жанр: Драматургия, Поэзия и Драматургия
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
Диалог: «Разочарование»
«Помнишь, как мы играли в «Восток»?
Давай еще поиграем! Мне понравилось быть восточной женщиной! Не все время, разумеется, а так, пять минут!
Что тебе нужно, мой господин? Чем тебе угодить? Хочешь, вымою ноги? А почему нет? Вот тазик, вот ноги, а вот и полотенце».
«Перестань. Тебе до восточной женщины, как от меня до мирового разума».
«Что же мне делать? Я такая! Взбесилась от неизреченности любви моей, ищу других человеческих сущностей… Как выразить их, эти существа?! Почему так тяжела жизнь, если она Не закручена в пьесу, если Не притворяется искусством, если Не спектакль?»
«А зачем тебе что-то выражать? Не надо! Все само выразится! Если любишь, просто люби и все. Молча. Тихо. Птица летает, а не болтает про полет, понимаешь?»
«Опять ты смеешься? Зачем же тогда стихи? Зачем же вы, великие поэты, мараете бумагу? Любили бы тихо, и ничего тогда не нужно?! Ведь птица поет и не требует аплодисментов…
А мы?!!!»
«Увы, ты права! Мы-то аплодисментов как раз требуем! Толстой рассуждал правильно! Стихи это ужасно, это пляски на пашне, потому что лишнее! Это баловство, но лично для меня оно важнее серьезных дел, вот так бы я сказал.
Скажу по секрету: мне стыдно, что я пишу стихи. Ты довольна?»
«Ты со мной, как с вокзальной шлюшкой разговариваешь! Свысока! Почему? Уверен, что умнее?»
«Как же ты непредсказуемо обижаешься!
Вот уже совсем неприличное (потому что непричëмное) слово нашла!
Давай-ка лучше сварганим яичницу их четырех яиц! Что-то мне есть охота! Люблю яйца на завтрак!… Слушай, а ты чего такая грубая, а? Мужчина не имеет права на трусость, а женщина на грубость! Запомни! У тебя нет права на грубость! Заруби на носике своем! Почему у тебя всегда все, как у пьяного, на языке. Человек должен уметь молчать. Особенно женщина! Молчание страшная сила! Молчание важнее великих стихов. Нужно уметь молчать! Красота просто обязана уметь молчать! Хотя бы потому, что когда открывает рот, то чаще всего разочаровывает!
«Молчи и будь прекрасной!» Знаешь, кто сказал? Хотя откуда! Ты ведь читаешь только саму себя! Не рвись в поэты. Нет у тебя настоящего дара! Его самолюбием не заменить! У женщин слишком конкретный и ловкий ум, чтобы написать что-то яркое… Спинномозговые какие-то ваши рассуждения!»
«Скажи еще, что женщинам надо рожать, а не умничать!»
«И скажу. Дети – вот лучшие стихи женщин!»
«А Цветаева, Сафо?»
«Исключения только подтверждают правило!»
(Убью его. Если не мне,
то пусть лучше никому!)
«Ты лишаешь меня цельности»….
«В каком смысле?
В гинекологическом тебе давно терять нечего»….
«Ого? Да ты не ревнуешь ли? Нет, мой друг. Это ты у нас во всем виноват!
Одна никогда не была, это так, это правда! Жила себе спокойно, мужиков тасовала, как карты, меняла шило на мыло, только чтобы к вам, дуракам, не привыкать….
Зачем ты влюбил меня? Куда поманил? Для чего дал надежду на счастье?
Чтобы все отобрать?! Уже навсегда?!»
«Я не хотел, нечаянно получилось!»
«Ты меня больной сделал. Ты раздвоил мое «я».
«Каким же образом?»
«Люблю тебя и ненавижу».
«Счастье в цельности! Мучение раздвоение.
Нет пытки ужасней. Совсем как у Катулла, двадцать веков назад. «И ненавижу, и люблю»… Все повторяется! История повторяется на новом своем витке».
«Знаешь, я тебя когда-нибудь убью, Поэт!»
«Нет, не убьешь».
«Почему?»
«Потому что сказала. Слова это громоотвод! Понимаешь? Молния бьет в громоотвод и теряет силу.
Кто лает, тот не кусается.
Мы говорим, чтобы не делать!»
«Я не такая, как все! Меня жизнь научила кусаться! Я не молния: прогремлю, а потом и ударю! Берегись меня! Не зли!
Поостерегись меня злить!»
Монолог: «Грозовой период»
«Что же мне делать? Что делать?!»
(Обращается к залу)
«Кто мне посоветует? Ну, что молчите-то? Скажите, что бы вы сделали на моем месте? Именно вы! А! У каждого свое место? НЕ желаете на мое?!
«Мое» на сцене? «Мое» здесь, за вас мучиться, переживать, ломать шутиху и фиглярствовать?!
«Ваше» там, в залах, на уютных задних партах, на удобных диванах, когда знаешь точно, что сегодня на уроке не спросят, что можно спокойно и уютно отдыхать?!
Верно. Все так! Только ведь мне от этого не легче, оттого, что вы там, а я здесь!!
Убить или не убить, вот в чем вопрос!!! Да будет ли мне спокойнее, если его не станет? Неужели забуду? Нет! Ни за что! Он залезет еще глубже в душу и будет терзать изнутри. Так мучают нас только мертвые, если приходят ночами, и обличают, и лишают сна!
Простоты хочу, простоты!
Будь проклята моя сэндвичевая, многослойная натура! Боже! Я тоже верила во что-то! Верила, что ты для того, чтобы делать мне хорошее!
Мне прежде всего! За чьи прегрешения ты сделал меня такой!
Будь проклята цифра два!
Будь проклята шизофрения!
Господи, ну почему ты не одарил меня Простотой? В чем я провинилась пред тобой? Почему не родил меня деревом, кустом, стеной? Зачем мне столько чувств, глупых, напрасных? Зачем дал мне напрокат никому не нужное тело? Ни чувства, ни тело мои никому не нужны, я унесу их с собой, как тайну, еще одну бесполезную грустную тайну природы!…
Почему нет во мне Высшей Правды?
Вместо Высшей Правды низкая любовь и жалость к себе. Чем ниже, тем сильнее, истовей, искренней!
В чем смысл горя, если после него нет радости? Зачем жить без надежды на счастье?? Жить, чтобы исчезнуть в пустоте, растаять в небытие, как бедная ледяная горка, согретая на мгновение теплом и светом ласковой весны?!
Я
Комок!
Сгусток разочарования!
Плита обиды на Тебя, Господи!
Владыка мой!
Вскрой нарыв.
Исцели душу!
Излечи меня от этой любви!
Спаси!»
Диалог: «Развязка»
(Она читает стихи. Он улыбается чуть снисходительно. Потом читает так, как надо. Она плачет. Плачет горько, сладко. От души.)
«Ох, выколоть бы твои глаза!»
«За что?»
«А чтоб на баб не глядели. Любишь баб? А меня ты, ну хоть немного любишь? Я ведь тоже Баба? Любишь?»
«Люблю. Потому именно, что баба, потому что такая, как все!»
«Но почему же не меня одну? Почему всех?
Не хочешь видеть в женщине личность, да? Овца, телка, корова, кастрюля, предмет жизненного удобства?… Как вы еще там нас называете, в ваших банных разговорах?! Целый скотный двор в комплекте.
Да, мы кастрюли, из которых вы жрете! Черт бы вас драл! Эгоисты!»
«Ладно тебе, успокойся. Что с тобой? Какая муха тебя опять укусила?»
«Никакая не муха! Вернее, та же, что всегда! Люблю тебя, а тебе нужны только твои стихи, да какие-то невидимые – неведомые женщины, которые еще не успели тебе надоесть, потому что ты их не знаешь! Даже когда обнимаешь, мысли твои далеко!… Думаешь не обо мне.
Я не чувствую твоих мыслей. Тебя не понимаю! Как же мне горько!
Отчужденный ты. Не от мира сего.
Холодный!
Ты поэт, перед тобой весь мир, над тобой только звезды, а я твоя овца, к которой ты приходишь, когда тебе нужно.
Поэты. Вы жалкие лицемеры! Не смейте писать о любви! Не лгите о ней! Не прячьтесь за ширмами слов! Хватит лжи!
Пишите о самолюбии!
Пишите об одиночестве!
О любви не смейте!
Вы не умеете любить!
Не пиши стихов о любви. Слышишь!
Никогда не пиши.
Не смей писать!»
«А я и не пишу про любовь!
У меня больше про тишину, про безмолвие, про счастливое одиночество…
Нас природа не стихами, а по другому рубежу разделила.
Ты собственница.
А я нет!
Тебе нужен твой угол. Твой муж. Твой пудель. Твои книги. Твой успех. Твои дети, может быть…
А мне этого не надо! Вернее, надо все и ничего. Мое «все» возникает из «ничего».
Мое «все» не живет без «ничего».
Мое «все» не материально!»
«А успеха тебе не надо?»
«Нет. Сегодня нет!»
«Чего же ты хочешь?»
«Не знаю. Вернее, знаю: сочинять!
Когда не пишу, болею. Ей-богу, это так! Правда!»
…. «Убирайся!»
«Что?»
«Вон из моего дома!»
Долой из моей жизни!
Прочь из моей постели!
Гулящей лучше стану,
Но с тобой больше не буду. Ненавижу!»
«А! Вот как запела! Уже не по Катуллу!
Только ненависть и осталась?!
Про Любовь забыла уже?
Выплеснула с грязной водой, значит?
Ну, что же!
Так лучше, пожалуй.
Ну, я пошел…
Прощай!»
(Идет к двери.)
«Вещи свои забери!»
(Он машет рукой. Выходит, ничего не взяв.
Она рвет и топчет его бумаги, разбрасывает их по сцене, кидает над собой, словно возвращает их Господу Богу, швыряет в зал.)
Любовь как сон усталой души
Сцена в палате
Главврач (он же Г.В.)
Пациент Дима (он же Дим).
Софья Сергеевна (она же С.С.), жена Димы.
(Дима только что вернулся из столовой. Он сидит за столом и закусывает, «добирает» из личных запасов. Он один.
В комнату врывается Г. В. С ходу произносит заранее заготовленную речь, адресованную всем пациентам психиатрической клиники. Не отразилась ли многолетняя борьба с безумием и на нем самом? Впрочем, внешне он вполне соответствует высоте занимаемой им должности: красив, импозантен, красноречив!)
Г.В.
Всем встать.
Открыть тумбочки!
Внезапная проверка.
Репетиция!
Контролеры из департамента здравоохранения нас не застанут врасплох!
Раскрывайте же! Кому сказано!
Дим. (изящно)
А пошел ты! Больно надо!
Зенки-то раскрой пошире! Не видишь, что я один! Эх, а еще гэвэ!
Г.В.
Да как ты смеешь!
Дим.
Вот и смею! Ты что так над нами возвысился, а? Ты что, Наполеон?
Г.В.
А хоть бы и так! Тут с вами и Наполеоном и Цезарем станешь!
Скажи, а… похож я на Наполеона?
Дим.
Ну, вылитый!
ГВ.
Наконец-то слышу умные слова! Повтори еще.
Дим.
Наполеон ты наш дорогой!
ГВ,
Ну, дело на поправку идет! Если скажешь еще раз вежливо, «на вы», тогда выпишу…
Дим.
Озолотишь? Шубу с царского плеча подаришь?
ГВ.
Выпишу через пару лет и выписку дам, что не идиот!
Дим.
А пошел ты туда еще раз!
ГВ.
Что? опять рецидив?
Дим,
Ладно, не обижайся ты! Не обижайся, я всем говорю «ты». Даже жене. «Вы» ведь это французы придумали. они водку не пьют, а вино вот пьют, да еще как пьют, а ведь это вредно очень, и от вина у них, наверно, в глазах двоится. О чем это я? Вот нить теряю… А все от ваших таблеток, черти вы настырные! Залечите, ох, залечите! Так о чем это я?
А, вспомнил! Мы же водку употребляем, и нас, природных русаков, с этого дела не сбить! Поэтому даже царю всегда «ты» говорили! Отсыпь деньжат, Иван Васильевич!
ГВ.
Образованный ты! Сразу видно, что книжки читал. Эх, а у меня вот времени совсем не было почитать для души… Сил только на учебник по психиатрии хватало! Весь романтизм остался нерастраченным во мне, не тронутым просвещением!
Ну, раз такой образованный, посиди пока у нас! Подожду все же тебя выписывать, а то, умным став, натворишь еще чего-нибудь. Французы, перефранцузы… Тоже мне еще умничает тут, профессор!
Дим.
А, назад сдал! Ты же хотел через два года выписать! Теперь мне что, десять лет счастья ждать?
Г.В.
Ты же новенький еще. Не так давно поступил… Сколько лежишь?
Дим.
Не помню уже….
Г.В.
Вот видишь! Рано тебя выписывать…
Дим.
В смысле?
ГВ.
У тебя мания преследования и мания величия плюс депрессивный синдром с симптомами агрессивности и неуважения к начальству…
Дим.
Не понял. Ты это о чем?
Г.В.
Короче, я прикидываю, кто ты: Цезарь? Наполеон?
Дим.
Не первое, не второе…
Г.В.
Чего ты здесь делаешь тогда, что-то не пойму,
Ты же нормальный! В любой психиатрии виноваты всегда эти захватчики! Я серьезно! Крыши у моих пациентов всегда сбивает чрезмерное увлечение собственной гениальностью!
Дим.
По поводу Цезаря и Наполеона: я даже в армии не служил. какой из меня цезарь..
Г.В.
А почему не служил?
Дим.
Плоскостопие сильное было.
Г.В.
А с чем тебя сейчас положили?
Дим.
Нервное переутомление.
Г.В.
Студент, ученый, абсирант?
Дим.
Нет не абсирант. абсиранты теперь в СМИ работают!
Г.В.
Толково рассуждаешь. может все-таки выписать тебя, а?…
Слушай, а если я все-таки выпишу, что будешь делать?
Дим.
Жалобы на тебя писать!
Г.В.
Ну, обыкновенная история. такая обыкновенная, что даже уже не страшно. Знаешь, сколько на меня тут понаписать успели за двенадцать лет работы?!
Кстати, где остальные, почему один в палате?
Дим.
Да гуляют, во двор вышли, весной подышать.
Г.В.
А ты чего не пошел?
Дим.
Жену жду…
Г.В.
Если придет, направь ее ко мне. Поговорить надо!
(Выходит)
(У Дима выходит из берегов поток сознания, он говорит громко, но, увы, сам с собой!)
Дим. Нормальный. Ненормальный… Тут еще посмотреть надо! Разве может остаться нормальным тот, кому командовать вменяется в обязанность. Воленс неволенс дурить начнешь! Хорошо, что я не начальник, потому что отвечаю только за собственную дурь!
Нет, в нашем шефе нормальное все же есть: женщинам любит цветы дарить, в понедельник черные очки надевает, значит, в выходные расслаблялся, боролся с зеленым змием, уничтожал алкоголь путем заглатывания. Пасть у него широкая, и объемы нормальные. бутылку высосет и ни в одном глазу… Гадость все же не пьет, думаю: коньяк хороший уважает, жена ему пару бутылок приносила, а у него вот нет жены, и никогда не было. Вот не повезло: жена это здорово, есть кому в больнице навещать!
Моя вот-вот должна прийти. Жду ее, соскучился очень!
Дома не так, из дома даже убежать иногда хочется. А жена у меня красивая! Вкусные вещи приносит! Ходит чаще других! Вот какая у меня жена! Хоть бы скорей пришла!
(Входит Софья Сергеевна, молодая, красивая, целеустремленная. Подходит к мужу, обнимает его. Муж встает ей навстречу.)
С.С.
Здравствуй, Дима! Ты почему не гуляешь? Пока погода хорошая…
Дим.
Тебя жду! Да и надоело по психодрому маршировать. Меня, кстати, может быть, скоро выпишут. Главврач сказал через два года.
С.С.
Два года это вовсе не скоро…
Хорошо выглядишь. Даже чуть пополнел с прошлого раза.
Дим.
Спасибо тебе, понанесла всего вкусного. Если б не ты, точно бы не поправился:
у нас тут можно только худеть, даже без специальных диет.
А что там у тебя, в сумке? Любопытно!
С.С.
Да вот смотри, груш твоих любимых, да яиц в мешочек, как заказывал, да еще…
(В палату заглядывает Г.В.)
Г.В,
Софья Сергеевна, когда освободитесь, зайдите ко мне в кабинет на минуту!
С.С.
Хорошо
(Дверь закрывается)
Дим.
И чего ему от тебя нужно? Сегодня с полчаса болтал тут. Неужели еще не наговорился!
С.С.
Он всем рекомендации дает. Работа такая. А тебя, похоже, правда, на выписку готовят.
Дим.
А ты откуда знаешь? Ах, да, у тебя ведь интуиция!
С.С.
Вот увидишь, выпишут!
Дим.
Ох, скорей бы, сил уж нет. Дома лучше.
С.С.
Только ты ночами поэмы свои громко не читай, а то соседи опять пожалуются.
Дим.
Поэмы громко не читай, на пианино не играй. Зачем тогда жить? У нас только стены можно долбить каждый день, к этому шуму все привыкли, даже не жалуются, а стоит заиграть, сразу в психушку упрячут.
С.С.
Что делать! Соседей не выбирают. Надо жить с теми, кто есть, понемногу их улучшать.
Дим.
Да, улучшишь их! Вот выйду и ни читать, ни писать не буду. Никаких поэм. только на тебя глядеть!
А потом не удержусь и роман про любовь к тебе напишу.
С.С.
Ты неисправим, Дим!.. Ладно, пиши. Сюда только больше не попадай!
(Дверь открывается, заглядывает нетерпеливый Г.В.)
Г.В.
Софья Сергеевна! Когда же,..
Давайте скорей, пока ко мне в кабинет не набежали разные буйные и заторможенные!
С.С.
Иду, иду.
(Мужу.)
Ну, пошла. Узнаю, чего он хочет. Кровать только заправь, и подтянись, капитан.
Дим.
Ладно, иди, стюардесса моя! Потом ко мне зайдешь, расскажешь, чего наш Наполеон и Цезарь еще начудил!
С.С.
Конечно, зайду!
(Жена выходит)
Сцена в кабинете Главврача
Г.В.
Здравствуйте Софья Сергеевна, присаживайтесь.
С.С. (сдержанно)
Здравствуйте еще раз.
(Садится.)
У вас ко мне дело?
Г.В.
И да, и нет!
Г.В. (борется с нахлынувшим волнением, потом порывисто)
Нет у меня к вам никакого дела!
Просто я люблю вас, как безумный!
(Поет романс: « Я люблю вас так безумно»)
С.С.
Перестаньте дурачиться, сколько можно!
Г.В.
Специалист по дури имеет право дурачиться! Хотя, пока не увидел вас, был я вполне нормальным главврачом с манией величия и манией преследования, и все это было, и было не очень хорошо, пока мы не встретились, пока вы не вошли в мою клинику, пока не ворвались в мою жизнь!
Я узнал вас!
Не отпирайтесь!
Это вы!
С.С.
Кто же я?
ГВ.
Мечта. Идеал. Совершенство!
Когда я впервые увидел вашу туфельку, мое сердце вздрогнуло и остановилось! Какой у вас размер? Тридцать третий, как у Золушки, не так ли?
С.С.
А у Золушки был тридцать третий? Откуда вы это взяли?
Г.В.
Откуда взял? Не знаю! Интуиция! Зато я отлично понимаю теперь Пушкина и вашего мужа, который сочиняет поэмы. Будь я женат на вас, тоже бы сочинял каждый день!.
С.С. (польщенно)
А как быть с мужем? Один муж у меня уже есть!
ГВ.
Есть. Но и я ведь тоже есть. Очень даже есть! А мне что делать прикажете?
У меня благодаря вам идеи появились! Много!
Как раз на докторскую диссертацию хватит!
У меня крылья выросли!
Я теперь летаю с вами во сне!
Я даже к больным добрее стал!
С.С.
Рада за вас, но что же я могу для вас сделать?
Г.В.
Бежим на юг, ангел мой, любимая, чудесная, роскошная, сияющая женщина! Бежим на юг или куда денег хватит! В прошлом, в очень далеком, почти в доисторическом прошлом, когда я еще весь не переменился, я любил деньги, и признаюсь, и каюсь: подворовывал! Теперь я могу рассказать об этом откровенно, как будто мерзость была не со мной, а вместо меня! Не я недоливал компоту, кормил гречкой не того сорта, преступно экономил на лекарствах! Не я! Не я!
Не я был гнусным стяжателем, подлым мздоимцем, бездарным лекарем, не я грешил, много грешил, сладко, избыточно, взасос!…
С.С.
Неужели во всем-во всем плохом на свете виноваты именно вы?
Г.В (старается вспомнить)
В свете нет, но в клинике…
Да! Я!
…Не делал одного только…
С.С.
Чего же?
Г.В.
Не называл здоровых больными, а больных здоровыми.
С.С.
Рада за вашу принципиальность, но еще раз говорю, что я не могу… Не могу без Дима! Простите, что не оправдала ваших надежд! Вы умеете красиво любить! Редкость большая сейчас!
Но мне пора идти! Муж ждет.
Г.В.
Скажите, если я сегодня выпишу вашего мужа, значит ли это, что я вас больше никогда-никогда не увижу?
С.С.
Не знаю, может, и увидите. Болезни творческого профиля не вылечиваются до конца. Моему мужу стало гораздо лучше: спасибо вам за него! А вот мою прелесть вы переоценили: просто вы меня не знаете.
Г.В,
Знаю. Еще как знаю! Самую суть, сердцевину, самый корешок вашей чудесности!
С.С.
Ну, хватит вам! Выпишите Диму. Он хороший. Он нужен мне дома. Я люблю его так же, как вы меня, ничуть не меньше… Я сама вылечу его!
Г.В.
Ладно, так и быть, выпишу! Ваша взяла.
С.С.
Спасибо! Знаете, мне кажется, хороших, добрых людей, даже если они нервнобольные, в стационаре лечить не надо!
Хороший человек и есть самый нормальный, здоровый вполне…
Хотя бы и со странностями, хотя бы и не такой, как все!
Злых, жестоких, завистливых, жадных: вот их лечите. да не выписывайте подольше, чтоб жизнь другим не отравляли, лечите их хорошенько, пока не подобреют!
Да вот еще что: не называйте себя Наполеоном, даже в шутку не называйте, а то даже ваши пациенты над вами смеются.
ГВ. (печально)
Не буду, не буду, раз вы не велите! Никакой я, разумеется, не Наполеон, если вас покорить не сумел!
(Открывает дверь и кричит:)
Марья Иванна, готовьте четвертую палату на выписку
(Голос из-за кулис)
Всю, что ли?
ГВ. Да, да, всю!
Там все хорошие!
Все добрые!
Все нормальные!..
Конец.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.