Текст книги "Русская проза XXI века в критике. Рефлексия, оценки, методика описания"

Некоторые исследователи также включают интервью-монолог и интервью-мнение, в которых происходит высказывание по вопросам, предложенным журналистам в формате рассказа. В данном случае нарушаются свойства интервью, несущего в себе элементы беседы и предполагающего комментирования и пояснения со стороны спрашивающего. Поэтому речь идет о неправданно расширенном толковании. Основанием же для выделения в данном случае является наличие расширенных вопросов, превращающихся именно в пояснения. Но если они органично дополняются ответами и работают на создание портрета писателя или позволяют составить мнение о творчестве, то можно считать допустимым подобные включения мини-текстов.

В массовых изданиях чаще используется интервью-беседа. Скажем, в ноябрьском номере «Каравана истории» помещено интервью Ю. Ушаковой, оно проведено незадолго до вручения писательнице премии Большая книга. Особенности издания определены в его названии, историю своей жизни и начинает рассказывать Д. Рубина, корреспондент вставляет отдельные реплики, направляющие беседу:

«Дина, а откуда Ваше имя?»; «А когда вы впервые сильно влюбились, так, что уже некуда было деться?»; «Как Борис появился в Вашей жизни? Вы ведь давали зарок оставаться одиноким волком!»;

«И Вы вскоре перебрались в Москву?»; «Дина, когда Вы оказались в Москве, Ваша писательская карьера пошла в гору?»… Отдельные вопросы связаны с прототипом «Верхней Масловки», первым ее читателем теперь всегда оказывался ее второй муж, художник.

Несмотря на вопросы личного характера, Д. Рубина сообщила основные сведения о своем творчестве: первый рассказ опубликовала в шестнадцать лет, поскольку ее писательское сознание «все время рождало новые сюжеты», что привело к тому, что стала «выкачивать» художественные ресурсы – «какие-то словечки, жесты детали поведения, приметы внешности», рассматривая своего собеседника как «яркий образ». К ней приходит настоящий успех, повесть «Когда же пойдет снег?» была опубликована в журнале «Юность», выходившем тиражом более трех миллионов экземпляров, по ней сделали инсценировку на радио, поставили пьесу в театре, сначала в Ташкенте, потом в ТЮЗе в Москве.

Иронически и тактично Д. Рубина передает сопутствующие ее творчеству личные перипетии, не обходит сложный вопрос, связанный с причинами эмиграции, рассказывает, что ее повесть «На Верхней Масловке» не приняли в журнале «Знамя». Для нее же она необычайно значима: «одна из тех вещей, которая даже спустя годы не вызывает у меня желания переписать, записать, выкинуть, порвать, сжевать и проглотить, что, как правило, происходит почти со всеми моими вещами. Она какая-то судьбинная». Д. Рубина также говорит о том, что о своих предках она написала в «Воскресной мессе в Толедо», рассказывает об отношениях с некоторыми писателями.

Продолжим анализ беседы М. Лаврентьева с М. Степновой. После преамбулы, выполняющей род ввода, приводятся конкретные данные. М. Степнова откровенно признается, что ее книгой «Женщины Лазаря» занимались «профессионально, доброжелательно, с умом». Поэтому она и оказалась замеченной. Косвенно данный факт подтверждается поводом, послужившим причиной взятия интервью, указанный роман, как и предыдущий, «Хирург», номинирован, на премию «Национальный бестселлер». Беседа состоялась за несколько дней до оглашения «короткого списка», о чем сообщается в краткой преамбуле (в виде текстовой врезки) на том: же листе.

Газета «Литературная Россия» стоит несколько в стороне от текущего литературного процесса, нередко резко и нелицеприятно пишет о тех произведениях, которые поддерживают остальные издания. Или выдвигает «своих авторов». Отстраненность позволяет говорить о некоторой объективности. Хотя в нашем: случае налицо и скрытая пиар-акция, проявляющаяся в заголовке, содержащем интригу: «Кто вошел в шорт-лист Нацбеста».

Само интервью получилось достаточно информативным:, в нем приведены сведения об авторе, указывается, что вторая номинация принадлежит А. Ганиевой. Говорится о судьбе ее книг, отношениях с журналами, литературными: агентами.

Как расположены вопросы в интервью? Беседа выстраивается в соответствии с конкретным поводом, выдвижением автора на премию. Другие вопросы связаны: с публикацией первого романа, отношением к отзывам, планам автора, ролью редакторов и издателей в судьбе произведения, мнением о других авторах. Язык интервью живой, динамичный, разговорный, создается впечатление, что автор просто слушает журналиста и стремится поддержать разговор.

Отвечая на оценку типа «Критику от этого было тошно» (что роман был хорошо написан), замечает: «Надеюсь, кто-нибудь уже вернул ему аппетит и нормальное пищеварение». Похожие эмоциональные оценки даются и в отношении книг, номинированных на премию. О С. Кузнецове (роман «Живые и взрослые») говорится следующее: «У меня было ощущение, будто я снова читаю "Кортик" и "Бронзовую птицу" – и каникулы, и солнце, и в школу идти не надо, и на диване – тарелка с вишней… Только за это никакую премию дать не жалко».

Интервью стало своеобразным дополнением к беседе, проведенной М. Лаврентьевым ранее, только на страницах («НГ-Exllbrls»). Издание совершенно иного рода, оно более информативно, менее повествовательно, имеет «жесткий формат». Рассчитывая на более широкую аудиторию, привлекает ее заголовком: «Марина Степнова об ученых, танцовщицах и тех, кто делает историю». Обычно такие материалы помещаются на второй: странице издания, небольшая: преамбула ознакомительного свойства находится на первой странице.

Повторы не отмечаются, добавляются отдельные факты биографии, в частности об учебе в «Литературном: институте» и последующей научной деятельности. В центре оказывается информация о писателе. Поводом стал выбор книги М. Степновой «книгой месяца» в «Торговом доме Москвы».

Интервью явно иного свойства, акцент сделан на содержательной стороне, представляется роман «Женщины Лазаря». Для автора интервью важны источники, послужившие его основой, компетенция автора, сведения биографического свойства.

Устройство интервью

Обычно выделяют следующие стадии создания текста интервью: инвенцию, диспозицию, элокуцию. Проще говоря, составление, расположение в текстовой форме и выражение определенными изобразительными средствами (обычно эмоционально экспрессивными).

Вначале устанавливается предмет разговора, чтобы вызвать контакт с читателем:, пробудить его интерес, подготовить к активному восприятию диалога, задается интрига. В текстовом плане подобный ввод организуется с помощью лирического обращения автора к своему собеседнику, представления сведений биографического характера, реплик от редактора, поясняющего, что предполагается освещать в данной рубрике. Главным является установление ситуации общения.

Под этим: же ракурсом рассматриваются: и: другие жанрообразующие признаки интервью. Тематический принцип должен выдерживаться последовательно. Писательница и журналист М. Трауб несколько иронично сформулировала подобные вопросы. Но они действительно стереотипны: о чем: новый роман писателя, как он относится к литературной ситуации, каковы его дальнейшие планы. Важно, чтобы: каждый: блок вопросов являлся законченным в содержательном отношении и одна мысль плавно перетекала в другую.

В структурном отношении интервью формируется из двух частей: вопросов и ответов. Простая на первый взгляд схема требует определенной организации. Как отмечалось выше, журналист проводит определенное расследование с целью достижения поставленной цели. Вопросы: содержат объяснение сути (чем: данный текст отличается: от предыдущих), причин (почему автор решил обратиться к данной теме), следствий (что хотел сказать своему читателю), способов решения (какими художественными приемами воспользовался).

Организация ответа зависит от поставленной цели, задачи и темы. Она определяется и вопросом, который задается, зависит от общего содержания разговора, отдельных реплик журналиста. Перед нами своеобразный словесный поединок, когда один участник стремится добиться нужного ему результата, следит, чтобы собеседник не отклонялся от темы, отвечал конкретно и по существу, практически не высказывал свое мнение, пояснял моменты, необходимые для читателя. Поэтому некоторые интервью выстраиваются в формате блиц-ответов.

Иногда интервью сопровождается и сопутствующими, дополнительными вопросами, например, об экранизации романов писателя, его отношении к разным исполнителям одного и того же образа. Примером может служить интервью, данное Б. Акуниным в конце 2007 г. в «Итогах» по поводу выхода романа кино «Смерть на брудерштафте» («Под псевдонимом»). В вопросах и ответах поясняются отдельные детали, которые могли бы оказаться непонятными для слушателей или зрителей. Структурируя интервью, реализуют коммуникативные качества речи интервьюра, такие как тактичность, внятность, фактическая насыщенность. Хотя они и не относятся к текстовой составляющей, но нередко определяют тональность разговора, использованную интонацию и выбор лексических средств.

Сделаем вывод, что интервью представляет собой организованную беседу, где фиксируются начало, середина и конец разговора. Текст интервью создается в соответствии с условиями общения и коммуникативной целью высказывания.

Структурирование и композиционная завершенность частей интервью обеспечивается их связью друг с другом (лексической, грамматической, фонетической).

Основную содержательную часть интервью составляет система вопросов-ответов, выстроенных по схеме: реплика-побуждение + реплика-реакция, в своей последовательности выстраивающих драматургию беседы и образующих диалогическое единство.

Следовательно, устройство интервью зависит от преобладания описательной или событийной части. Они диктуют и особенности вопросов: в виде нарратива (последовательного скрытого рассказа) или в форме риторических конструкций: «Вы еще много знаете историй, о которых следует рассказать?» Возникает эффект диалогической спонтанной устной речи, диктующей особый ритм и построение фраз.

Иллюзия «устности» выражается также повторами, паузами, разговорной интонацией и словесным рядом. Часто встречаются глаголы «есть» и «быть». Характерна и неполнота синтаксических конструкций.

В ряде случаев предложения выстраиваются по общей модели организации литературного языка (зависящей и от индивидуальных особенностей говорящих), Наличие простых или развернутых предложений (осложненных придаточными предложениями и другими конструкциями) зависит от речевой культуры.

Л. Майданникова указывает и другие особенности: «на стыке реплик сохраняется структурная неполнота второй реплики, повтор первой реплики, употребление указательных местоимений, смысл которых раскрывается в предыдущей чужой реплике. Внутри реплик сохраняются моменты поиска слова, недосказанность и т. п.».

В то же время интервью сочетает в себе, казалось бы, несочетаемое: эффект подлинности и непринужденности речевой деятельности интервьюируемого, т. е. происходит имитация беседы, разговора.

Анализ интервью можно провести с содержательной и аналитической точек зрения.

Содержание определяется темой. Рассмотрим интервью авторов произведений с исторической составляющей – романов С. Алексеева, И. Ефимова, А. Иванова, Л. Юзефовича. Современные писатели отличаются стремлением к сочетанию в одной структуре элементов разных жанров. Подобный жанровый диалог и не позволяет отнести произведения с исторической проблематикой к историческому роману, чаще говорят об исторической форме.

Рассмотрим интервью с точки зрения выражения общих и авторских особенностей. Первое опубликовано в связи с представлением финалистов Национальной литературной премии «Большая книга» второго сезона[12]12
  В дальнейшем – «Большая книга».


[Закрыть]. Интервью предшествуют сведения биографического характера: «Игорь Ефимов попал в премиальный „шорт-лист“ с романом „Неверная“. Игорь Маркович родился в 1937 году в Москве, в 1978 году эмигрировал в США. В 1981 году основал издательство „Эрмитаж“, за четверть века выпустившее 250 книг на русском и английском. Почти все книги Ефимова, написанные в эмиграции, переизданы в России».

Какие вопросы были заданы? Первый в опосредованной форме содержал вопрос о традициях и влияниях: «Какие Вы книги считаете большими в мировой литературе?» (налицо некоторая речевая неточность, поддерживающая эффект «устности»). Тактично писатель указал на произведения, повлиявшие на него в определенные жизненные периоды, расположив их в хронологической последовательности.

Второй вопрос касался авторской концепции и необычном персонаже, героиня не может оставаться верной ни одному мужчине. Ответ показался интересным: «Своим судьям – неслышному хору осуждающих голосов – она предъявляет целую толпу "свидетелей" – персонажей нашей литературной истории, которые пережили такую же драму».

Третий вопрос касался положения русской словесности за рубежом и премий для русскоязычных писателей. Последний вопрос был связан с отношением к другим финалистам. Афористичность писателя проявилась в такой реплике: «чтение доставило острую читательскую радость». К особым для себя авторам он отнес Д. Быкова, Д. Рубину, Л. Улицкую, с остальными претендентами пообещал познакомиться.

Очевидно, что интервью четко продумано и структуировано. Оно содержит основные сведения о писателе, круге его предпочтений. Вопросы свидетельствуют об эрудированности корреспондента, собраны необходимые первоначальные сведения об авторе. Они дополняются в ходе беседы. Интервью выдержано и по стилю, оно соответствует формату, специально отводимой полосе в «Книжном обозрении» для финалистов «Большой книги».

Попытка выстроить интервью как самостоятельное целое присутствует в интервью М. Визель, взятом у А. Иванова для глянцевого журнала «Арбат Престиж». Обозначено, кому принадлежат фотографии и макияж (make-up). Публикации также предшествует преамбула, в которой сообщается, что «имя уральского писателя Алексея Иванова стало известно широкой публике в конце 2005 г., когда вышел его исторический авантюрный роман "Золото бунта". Новая книжка А. Иванова называется "Блуда и МУДО", но это совсем не так неприлично, как кажется».

Завязав небольшую интригу, репортер стремится дополнить первоначальные сведения, помещает вторую преамбулу, связанную с расшифровкой слова «блуда», правда, заметим, что уральского жаргона нет, точнее было бы сказать уральский диалект. Слово же «мудо» означает «Мунициальное учреждение дополнительного образования». Далее на сочетании нейтральной и оценочной лексики выстраивается содержание текста: «Роман повествует об одном лете из жизни провинциального художника, неисправимого бабника и стихийного философа Моржова, а заодно и о путях развития городской цивилизации».

Создается впечатление, что журналист и писатель как бы пики-тируют друг с другом, стремясь превзойти собеседника оригинальными и нетривиальными высказываниями. Скажем, в речи А. Иванова находим: «тупой городок», «каждому свое», «разве в замусоренных городах люди не занимаются сексом?», «я сомневаюсь, что это учебник соблазнения».

Основные вопросы сосредоточены вокруг придуманного автором топоса, его героя, встречаются и некоторые вопросы общего характера, связанные с биографией писателя, автобиографичности персонажа. О стиле интервью свидетельствует такой пассаж: «О Вас пишут, что Алексеев Ивановых на самом деле два: один пишет исторические боевики, другой – трагикомические истории из современной жизни. Как вам удается без паранойи сочетать две такие разные линии творчества?»

Несмотря на некоторый эпатаж, выстраивании текста на вопросах, он достаточно информативен, позволяет прояснить отдельные моменты биографии писателя, вывести некоторые общие особенности: тяготение А. Иванова к областным и устаревшим словам, ориентированность на современного читателя, отражение в героях некоторых фактов его биографии. В частности, он делает героем последнего романа художника, ведь сам когда-то учился на искусствоведческом факультете). В целом А. Иванов оценивает свой роман как «веселый», написанный для провинции, он несет в себе и определенное обобщение.

Несмотря на то что интервью посвящены совершенно разным писателям, становится очевидным, что они отличаются собственным мировидением, вниманием к форме, пытаются выстроить свою собственную языковую систему. В интервью в основном делается акцент на биографиях и содержании тестов, намечается и некоторая эволюция авторов. Но собственно профессиональной оценки не содержится, такую задачу, видимо, корреспонденты и не ставили.

Посвященное Л. Юзефовичу интервью помещено в постоянной рубрике «Литературной газеты» «Интертекст», где представляются новые книги писателей или неизвестные имена (19–25 декабря 2007 г.). Нарушая эту традицию, 3. Прилепин заявляет: «Обычно я представляю писателей и публицистов – пишу о них какие-то добрые слова. В данном случае – не буду. Юзефович – активно читаемый автор, многие его книги экранизированы, фильмы по его сценариям смотрели сотни тысяч людей (как минимум можно назвать сериал „Гибель Империи“)… Сегодня встреча с мастером. Никакого пафоса в моих словах нет. Абсолютный профессионал своего дела – Леонид Юзефович. Которому на днях исполнилось 60 лет. С чем и поздравляю!»

Авторская часть носит повествовательный характер, она практически представляет в некоторых репликах развернутое объяснение особенностей писательской манеры. Отмечается, что Юзефович – прирожденный рассказчик, стремившийся раскрыть удивительную, рифмующуюся, потайную структуру мира. Она позволяет придать историям писателя иное, философское, метафизическое звучание. Интересно и рассуждение о том, что придается новый смысл случайности, воспринимаемой как божественная ирония. Отмечаются и божественные рифмы, далеко не всегда свойственные рассказчикам истории.

Поправляя своего коллегу, Л. Юзефович, заявляет, что ему трудно соответствовать «по мудрости и оригинальности», «мое понимание жизни растворено в подробностях самой жизни. Мне проще рассказать историю – иногда подлинную, но измененную, – чем потом сформулировать заложенный в ней смысл». Писатель отчасти лукавит, поскольку далее приводит толкование английских слов «story» и «history» как «история», предполагающее его знакомство с данной лексикой.

Обозначается следующая тенденция: «я всегда хочу что-то сказать не столько о человеке как таковом, сколько о человеке во времени». Замечание о рифмовке событий писатель считает естественным, поскольку оно заложено «в истории, как созвучия в языке». «Чем более широкой исторической реальностью оперирует прозаик, тем больше он видит таких совпадений». Хотя он и не задумывался о роли случайностей в прозе, видит вполне закономерным их роль, поскольку они позволяют соединить разные начала, т. е. ввести разные элементы в текст. Видимо, писатель имеет в виду одно из свойств исторического романа, предполагающего соединение документального и вымышленного.

Среди других вопросов оказались следующие: о творческих планах, писательских предпочтениях (выборе хороших героев), отношении к традициям, экранизациях текстов, литературном процессе. Не на все вопросы Л. Юзефович ответил также конкретно, как в первом случае, он ушел, в частности, от разговора о своих персонажах, не стал называть те имена, которые заметны в современной литературе, ограничившись тем, что встречается много хороших писателей, «а есть и просто замечательные». Правда, указал, что «писатель в наше время – профессия не самая востребованная», и его функции выполняют другие специалисты.

Очевидно, что содержательный характер интервью, насыщенность его разнообразными сведениями, проясняющими творческую манеру Л. Юзефовича, во многом объясняется личностью собеседника, не формально отнесшегося к интервью, постаравшегося понять собеседника и прояснить выдвинутые им положения. Указано и на некоторые особенности подхода писателя к жанровой парадигме произведения с исторической основой.

В той же «Литературной газете» в декабре 2007 г. открылась рубрика «ЗадорНОВЫЙ хронотоп», где писатель М. Задорнов встретился с С. Алексеевым. В ходе беседы выясняется, что последний является автором цикла «Сокровища Валькирии». Лейтмотивом диалога становятся проблемы подхода к историческому материалу и об истории формирования русского языка. Назвав интервью «диалогом», редакция оказалась права, поскольку перед нами именно разговор двух собеседников. Следовательно, сохраняя диалогическую форму интервью, представили контаминационный вариант, объединив интервью с беседой.

Нам показался интересным данный материал, поскольку он своеобразно подводит итоги отмеченным нами рассуждениям об исторической форме. М. Задорнов подчеркивает, что С. Алексеев написал романы «в современном стиле фэнтези и детектива – только чтобы захватить наше воображение. Но при этом романы раскрывают очень интересную, верную философию». Далее авторы и стремятся развить это положение, показав, что концепция, выведенная С. Алексеевым, отличается от официально-научной, но при этом и не похожа на гипотетические концепции последних лет, где осуществлялся поиск исторических истоков России.

Оказывается, что С. Алексеев сам предпринимает определенный научный поиск, изучая первоисточники, в первую очередь летописи. И уже на основе полученных материалов выстраивает собственную концепцию. В свое время похожим путем в своем цикле исторических романов шел Дм. Балашов, одновременно пользовавшийся и консультациями специалистов.

Об этом спрашивает и М. Задорнов: «Может, тогда расскажешь о своей концепции истории»? Ответ дается следующий: «У меня есть свой взгляд на все исторические эпохи, связанные как с русской историей, так и с мировой». Иллюзия устности подчеркивается глаголом «есть», разговорными выражениями, синтаксическими паузами, риторическими обращениями: «Еще со школы думал, например, что же это было – монголо-татарское нашествие? Помните?»

Следует и своеобразный комментарий после пространного изложения концепции: «Какой метод интересный»… Практически М. Задорнов не мешает высказываться своему собеседнику, только немного направляя и организуя русло беседы. Буквально рассыпая комплименты («Романы Алексеева становятся живой водой»), он говорит о том, что многие его мысли оказались близки и молодым читателям. Указано и на некоторые факты биографии: писатель из Сибири, из Томска, пишет о России, ее проблемах.

Главным же качеством прозы С. Алексеева М. Задорнов считает внимание писателя к языку. Согласившись с этим, пояснив свою позицию в новом пространном размышлении, С. Алексеев заключает беседу-диалог следующим рассуждением: «Поэтому и говорю, что наше будущее начнется с родного языка. Когда начнем осознанно говорить, начнем и мыслить осознанно». Правда, отметим, что ряд выводов и М. Задорнова, и С. Алексеева основывается на народной этимологии значения слов, когда последние определяются на основе внешнего сходства.

Подытожим результаты проведенных интервью. В профессиональных изданиях отмечается большая связь между отдельными частями, она определяется не только личностью интервьюирующего, но и форматом издания, нацеленного на повествовательность. Создается текст, в котором представляется портрет писателя. В более массовых изданиях тенденция к рассказыванию отсутствует, они нацелены прежде всего на получение информации.

Вытекает построение предложений как коротких реплик, обычно встречаются неполные предложения. Скажем, таковы вопросы обозревателя С. Широковой к А. Иванову в «Известиях («Не думайте, что я – бородатый краевед», 2007) «Название Message: Чусовая – дань моде?»; «Чусовая в масштабах страны – это что?»; «Во время работы над книгой народными преданиями пользовались?» Хотя, несмотря на резкость постановки вопросов, обозреватель приводит подробные и обстоятельные ответы писателя, не превращая интервью в блиц-ответы. Он последовательно перемещается по пространству текста интервью, выстраивая его как движение от одного произведения к другому. Они и образуют многотемность интервью, создавая и проблемную наполненность.

Итак, несмотря на разность изданий, в них предложения выстраиваются по общей модели, вначале содержится скрытый ответ, задается общее направление будущего разговора. Обычно начало организуется как обращение.

По объему вопросы носят развернутый и конкретный характер. Хотя и предполагается, что вопрос должен быть лаконичным и легко воспринимаемым, в ряде случаев корреспондент переходит к комментариям и пояснениям. Получается такой текст: «Ваши тексты – и "Сердце Пармы", и "Золото Бунта" – с одной стороны, вневременные исторические романы, а с другой – совершенно ясно завязаны на проблематику современности. "Золото"… – вообще абсолютно сегодняшняя вещь… Насколько это сознательная работа?» Подобным образом А. Гаврилов начинает свое интервью «Сгорело всё, кроме русской речи» с А. Ивановым (Книжное обозрение. 2006. № 23–24 (2085–2086). Синтаксические паузы позволяют указать на содержание и жанровую парадигму, вопрос нацеливает на продолжение беседы.

Заметим, что наличие вопросов-перебивок, вопросов-переформулировок, в которых умело повторяется и корректируется высказывание партнера, нацеливает внимание читателя. Сочетание несочетаемого: «абсолютно сегодняшняя вещь» (наречия степени с прилагательным «сегодняшняя» вместо «современный») усиливает разговорный оттенок.

Отсюда и необычность построения фразы: «А "Блуда" ваша какая будет?» или: «Вы вроде бы в грязи валять героев не боитесь. Насколько тот процесс "наполнения грязью", о которым вы говорили, включает в себя "наполнение грязью"?»

Вместе с тем вопросы тщательно организованы, хотя и остается впечатление, что собеседники идут по минному полю, опасаясь встречных словесных зарядов. Используя слэнговое «пыряться» и устаревшее написание слова «мир», А. Гаврилов интересуется: «Вы вот сейчас прямо начинаете пыряться на Великий Русский Мiр»?

Согласившись, что он и поступает, не отрицая, что склонен к дикому национальному варианту индивидуализма, А. Иванов делает такой вывод, который органично и завершает беседу: «Ну так пишешь-то волей-неволей с себя. Я и сам такой. Живя "во глубине сибирских руд", тем не менее я полагаю, что остаюсь самостоятельным человеком, который идет своим путем, невзирая на то, что разделяет общую судьбу».

Отмеченная нами внешняя непреднамеренность беседы, «спонтанность» некоторых вопросов, якобы возникших в ходе разговора, важны и обычно сохраняются при превращении устного текста в письменный, они помогают передать атмосферу естественности взаимодействия участников интервью (начало разговора).

Определенные резкость и даже провокационность свойственны массовым изданиям. Они уже в названиях текстов: «Мухи и диплодоки» (Интервью А. Грищенко с А. Ивановым в «Акции» от 30 апреля 2007 г.), «Время "Чё"?» (о книге интервью О. Кучкиной «Время "Ч": Пятьдесят и одно интервью»).

Авторский текст в интервью

Особое внимание следует обратить на то, что в интервью в образе автора выступает и сам интервьюируемый, так как только от него зависит, как сложится ход беседы. Как мы уже показали на примере интервью-беседы, иногда сам писатель диктует тональность материала, его повествовательную или саркастическую тональность.

Отмеченные нами особенности показывают, что многое зависит от составителя интервью. На вопросно-ответной системе выстроил свой текст А. Грищенко: «Алексей, давно хотел спросить, как у вас получается прожить на гонорары от книг?» «Что, нам нужен госзаказ?» О чем книги «Message: Чусовая» и «Блудо и МУДО?» «Что вы думаете о современном: литературном: процессе?» Заметим, что последний вопрос часто задается писателю, видимо, считают, что после получения литературной премии он стал вершителем судеб. А. Иванов считает, что от деструкции литература идет к виртуализации, а сегодня пытается: возродиться, примером: чего служат произведения «ЖД», «2017», «Даниэль Штайн» (принадлежащие соответственно Дм. Быкову, О. Славниковой, Л. Улицкой).

По сравнению с интервью А. Гаврилова интервью А. Грищенко более информативно и выстраивается в виде конкретных реплик. По формату интервью А. Гаврилова больше напоминает зарисовку-портрет, дает практически эскиз возможной большой статьи о творчестве писателя. Хотя и звучащие авторские реплики в интервью А. Грищенко окажутся полезными будущему исследователю.

Количество фрагментов интервьюера и объем авторского текста должны быть конструктивными и не заслонять основную тему разговора. Они отличаются в зависимости от того, являются описательными или повествовательными (по типу речи), носят справочный характер (информация о разных моментах биография писателя).

Не приходится сомневаться в том, что интервьюер вправе выстраивать информационный материал: по своему замыслу. Создается имитация, что беседа была записана в таком виде, но самом деле всегда осуществляется отбор, некоторые моменты конкретизируются, возможно, и в ходе повторного обращения.

Отметим особое устройство текста. Оно проявляется прежде всего через речевую организацию. Создание реплик предполагает точность семантической связи, демонстрирующей диалогическое единство и завершение микротемы. Отсюда наличие уточняющих вопросов, позволяющих разворачивать и продолжать диалог, открывать новую микротему.

Вопросы встречаются пространные и краткие, выстраиваются по законам организации литературного языка и предполагают неполноту синтаксических конструкций, незавершенность фразы, встречаются и бессоюзные связи. Иногда отсутствует обязательное согласование внутри предложения.

Иллюзия «устности» создается множественными приемами: повторами, синтаксическими паузами, разговорной интонацией, словесным рядом. Отсюда сочетание обуславливается сочетанием книжной и разговорной лексики, использованием междометий.

Все отмеченные средства призваны воссоздать ритм, интонацию события, звучат разные голоса, которые и фиксирует интервью.

Своеобразие речевой формы интервью позволяет отразить ее диалогическую структуру и выполнить задачу, ради которой оно создается, донести нужную информацию, став источником познания творчества писателя или литературного процесса.

Интервью как жанр публицистики характеризуется целевой установкой на получение информации, на выявление точки зрения собеседника по обсуждаемому вопросу, полиадресатностью, диалогичностью, т. е. такими признаками, которые обеспечивают активное взаимодействие журналиста с собеседником и адекватный отклик основного адресата (читателя, слушателя, зрителя).