Текст книги "Черный город"

23

На следующий день мы, поразмыслив, как бы нам умудриться побыстрее оказаться там, где можно было бы разыскать Валерию, и кое-что придумав, соврали, как последние мерзавцы, туземцам, что, испугавшись их рассказов, потеряли всякое желание разыскивать Валерию. Совет старейшин, проникнувшись сочувствием, предоставил нам средства, необходимые для того, чтобы вернуть наше имущество, оставленное на речном островке предыдущей ночью, и, в частности, выделил нам дюжину воинов, которым надлежало сопровождать нас и помогать нам: сначала они должны были отвезти нас на своих пирóгах на песчаный островок, а затем перевезти и нас, и наше имущество обратно в деревню.

Мы пошли по той же тропинке, по которой нам довелось идти в полной темноте чуть более двенадцати часов назад – нам, правда, казалось, что прошло не двенадцать часов, а целое столетие. Сопровождавшие нас туземцы шли абсолютно бесшумно, и создавалось впечатление, что они не идут по земле, а скользят по воздуху в нескольких сантиметрах от нее. Если мы трое постоянно наступали на какие-то сухие веточки, заставляя их хрустеть, и цеплялись за все, за что только можно было зацепиться, то туземцы не производили ни малейшего шума и передвигались с такой же непринужденностью и грациозностью, с какой передвигается рыба в воде.

Я невольно подумал, что эти люди так же хорошо адаптированы к данной среде, как адаптированы к ней ягуары, птицы и обезьяны, постоянно перепрыгивающие с дерева на дерево над нашими головами. Точнее, они были даже не адаптированы к данной среде, а интегрированы в нее. Возможно, эти туземцы были единственными представителями рода человеческого, которые стали частью окружающей их среды, вместо того чтобы пытаться изменять ее и подгонять ее под свои потребности, как это делали и делают все остальные люди.

Нам, представителям так называемого цивилизованного мира, туземцы, возможно, кажутся примитивными и невежественными, однако они достигли в своих отношениях с окружающей средой такой гармонии, какой мы никогда не сможем достичь, как бы мы ни пытались украсить свои жилища цветами и прочими растениями и сколько бы мы ни выкрикивали лозунгов в защиту экологии.

Позади молчаливой вереницы туземцев шагал профессор Кастильо, внимательно смотревший себе под ноги, чтобы не наступить невзначай на какое-нибудь пресмыкающееся. За ним легким шагом человека, привыкшего ходить по различным тропинкам, шла Кассандра. Ей, похоже, эта «прогулка» даже нравилась. Самым последним шел я, вернее, брел, задумчиво глядя на то, как болтается туда-сюда косичка мексиканки. Косичка эта, словно маятник гипнотизера, заставила меня мысленно перенестись назад во времени и пространстве в такое далекое от этих джунглей место, как пустыня Сахара, где не очень-то много времени назад началась история любви, которая – я и сам не знал почему – стала превращаться в фарс с того момента, когда мы, решив жить вместе в Барселоне, столкнулись с рутиной, вынудившей меня и Касси…

– Что случилось? – перебил ход моих мыслей чей-то голос.

Я растерянно заморгал, с трудом возвращаясь к реальной действительности.

На меня с любопытством смотрела Кассандра.

– С тобой все в порядке? – спросила она, обернувшись, но продолжая идти вперед. – Мы уже столько идем, а ты еще ни слова не сказал. Что-то случилось?

– Да нет, не случилось… – ответил я, отрицательно покачав головой. – Все в порядке. Я просто задумался о… своих делах.

– О своих делах… – повторила Кассандра.

Затем она, прищурившись, отвернулась и ускорила шаг, но при этом один раз оглянулась и вновь повторила мои слова с загадочной, как у Джоконды, улыбкой:

– О своих делах…

Несколько минут спустя густой лес начал редеть, и я подумал, что мы наконец-то почти подошли к реке. Шум воды постепенно становился все более отчетливым, гораздо более громким, чем он был, насколько я помнил, предыдущей ночью. Впрочем, это было вполне объяснимо: я уже просто привык к тишине сельвы.

Подойдя к берегу, я с удивлением увидел, что сопровождавшие нас туземцы таращатся на реку и что-то кричат, а профессор, прислонившись к стволу дерева, сокрушенно качает головой. Что касается Касси, то она в отчаянии схватилась за голову руками.

24

Со стороны могло показаться, что кайманы, возжаждав мести за своих павших собратьев, взяли прошедшей ночью реванш.

Воспылав неудержимым гневом, словно дикая орда Аттилы-варвара, они отплатили за пролитую холодную кровь своих товарищей тем, что набросились на наши рюкзаки и прочее наше имущество. Они не только разорвали рюкзаки в клочья, но и разбросали их содержимое по песчаному островку, который уже почти полностью размыло течением и дождем, по берегам реки и камням, торчащим из воды посередине русла. Некоторые предметы нашей одежды каким-то образом очутились на самих кайманах, находившихся в данный момент на этом маленьком островке. Видимо, набросившись на наш багаж, они запутались в одежде, и потому у одного из самых маленьких кайманов была обмотана вокруг шеи моя футболка с портретом Сабины, а у другого – на него, покатываясь со смеху, стали показывать пальцами туземцы – на голове красовался красивый белый лифчик, как своего рода шляпа.

Не знаю, что показалось нам более обидным – трагикомическая утрата всего нашего багажа или же те насмешки, которым подвергли нас по данному поводу туземцы, старавшиеся раньше в общении с нами казаться абсолютно невозмутимыми, а теперь, когда им представилась возможность порадоваться чужому горю, вдруг повели себя крайне несдержанно.

– Что-то я не вижу чемоданчика, – сказала Кассандра, окидывая взглядом весь этот кавардак.

– Черного чемоданчика? – испуганно спросил я.

– Его нет, он исчез, – подытожила Касси и повернулась ко мне с встревоженным выражением лица.

Приставив ладонь козырьком ко лбу, я подошел как можно ближе к кромке воды и напряг зрение, дабы убедиться в том, что Касси права. На красновато-желтом песке островка два каймана, разинув пасти, грелись на солнце в окружении остатков нашего имущества, однако нигде не было видно даже и следа металлического ящика, в котором мы хранили свое самое хрупкое оснащение. Что было еще хуже – причем намного хуже! – так это то, что исчез и маленький черный пластмассовый чемоданчик, в котором находились GPS-навигатор и спутниковый телефон. Эти два устройства, дававшие нам возможность заняться поисками Валерии, теперь, наверное, плыли по реке в сторону Атлантического океана.

– Все кончено… – прошептал профессор мрачным голосом. – Теперь у нас уже нет ни малейших шансов.

Придя в отчаяние и даже потеряв всякое желание переправляться на песчаный островок, чтобы поискать там какие-нибудь предметы одежды, не поврежденные кайманами, мы ограничились тем, что проплыли на пирóгах немного вдоль берега и собрали то, что выбросило течением на торчащие из воды ветки и корни.

С помощью туземцев, которые, конечно же, не могли в полной мере понять, почему нас охватило такое глубокое разочарование, но которые, однако, увидев наши траурные лица, перестали смеяться, мы примерно за час сумели найти две пары штанов, несколько рубашек, кое-какие предметы нижнего белья и красный рюкзачок. С этим незатейливым багажом мы отправились обратно в деревню – молча, совершенно отчаявшиеся и с осознанием того, что эта наша смехотворная спасательная операция подошла к концу. Мы отчетливо понимали, что нам и самим будет очень трудно выбраться из сельвы, поскольку у нас уже не было способа связаться с гидросамолетом, который мог бы за нами прилететь, а ближайший телефонный аппарат находился на расстоянии в несколько сотен километров вниз по реке и был отделен от нас семью водопадами.

25

Вернувшись в прескверном расположении духа в деревню, мы там с удивлением узнали, что шаман вернул Иаку дневник его дедушки, а потому, стараясь хотя бы на время позабыть о постигших нас неприятностях, мы занялись переводом тех остальных фрагментов дневника, в которых можно было что-то прочесть. Хотя они составляли в процентном соотношении лишь небольшую часть всего дневника, в них имелось достаточно много сведений, чтобы у нас могло сложиться хотя бы общее представление об описываемой исследователями экспедиции, о сделанном во время нее невероятном открытии и о ее загадочном финале.

– Единственное, что мы знаем наверняка, – Касси оторвала взгляд от дневника, потратив на его чтение и перечитывание уже далеко не один час, – это то, что дневник подлинный и что Джек Фосетт – дедушка Иака. Все остальное… – она щелкнула языком, – еще только предстоит выяснить.

– Почему это? – изумленно спросил профессор, показывая на лежащий на коленях у Кассандры дневник. – По моему мнению, здесь все кажется довольно убедительным.

– Вполне допускаю, что вы правы. Но вот мне все то, о чем здесь рассказывается, кажется таким… – она на несколько секунд замолчала, подыскивая в уме подходящее слово, – таким необъяснимым, что в это трудно поверить.

– Ты имеешь в виду описание Черного Города?

– Послушайте вот это, – предложила Кассандра, снова обращая свой взор на дневник, и начала читать: – «Выложенная камнем дорожка вывела нас на гораздо более широкую каменную дорогу, а затем через развалины аркады циклопических размеров мы прошли туда, где когда-то, видимо, была большая площадь, окруженная великолепными сооружениями из камня и кирпичей. Отец положил свой рюкзак на землю и, опустившись на колени и широко разведя руки в стороны, начал хохотать от охватившего его ощущения счастья. Рэли, забыв о своей многострадальной ноге, стал прыгать от радости, как акробат, а я мысленно возблагодарил Небеса за то, что они великодушно позволили нам дожить до этого рождественского дня 1925 года, в который мы наконец-то нашли потерянный город Z, названный так моим отцом еще десятилетие назад, когда имелось лишь сомнительное предположение о том, что…»

Мексиканка оторвала взгляд от дневника и, повернувшись к профессору, пожала плечами.

– Тут можно прочесть только до этого момента. Последующие страницы сильно повреждены плесенью.

– Хм… Не знаю, что и сказать. Я согласен с тем, что тут описывается нечто необычное, но…

– Нечто необычное? – переспросила, морщась, Кассандра. – Вот если бы Улисс вдруг принялся мыть посуду, то это было бы нечто необычное. А тут… – Касси, не найдя подходящих слов, сокрушенно покачала головой. – Профессор, по эту сторону Анд никто никогда не находил ничего более значительного, чем какая-нибудь деревня с домами из необожженного кирпича, и вы это знаете. Поэтому город, который описывает в своем дневнике Джек Фосетт и который затерялся посреди бассейна Амазонки, представляется мне… Черт побери, он представляется мне немыслимым!

– Мне кажется, что «немыслимый» – это уж слишком категоричное слово, сеньорита Брукс.

– Называйте его как хотите, но ясно одно – такого города быть не могло, – решительно настаивала Кассандра. – Хотя археология не ваша специальность, вы – преподаватель истории и знаете так же хорошо, как и я, что цивилизации – это не отдельные островки, а результат суммарного воздействия всего того, что их окружает. Города не возникают на пустом месте по мановению волшебной палочки. Необходимо наличие социальной, культурной и экономической базы, которая и обусловливает их возникновение и развитие. Древнегреческие города-государства были окружены другими – очень похожими на них – городами-государствами, и все они развивались одновременно. То же самое происходило и с городами майя и хеттов. В бассейне Амазонки же не было найдено никаких городов, а потому вряд ли здесь мог существовать один-единственный город, расположенный посреди огромной, никем не освоенной территории.

– А может, он был исключением, подтверждающим это правило… – возразил профессор.

Касси посмотрела на него со смешанным чувством раздражения и сострадания.

– Я понимаю, что вам хотелось бы верить, что подобный город существует, однако ваша дочь, я думаю, отправилась искать нечто мифическое. Она, конечно, авторитетный антрополог, но я ведь все-таки археолог и, поверьте мне, права, когда говорю, что такого города быть не могло.

– Послушайте, – не выдержав, вмешался я, – какая нам разница? Для нас ведь не так уж и важно, существует такой город или же он является плодом воображения дедушки Иака. Что для нас важно – так это то, что Валерия поверила в существование города и отправилась на его поиски, а потому и мы должны отправиться на его поиски… ну, то есть попытаться отправиться по ее следам.

– Послушай и ты, Улисс, – сказала Кассандра, закрывая дневник Джека Фосетта с видом учительницы, собирающейся ответить на очередной из бесчисленных вопросов своего самого тупого ученика. – Если города Z не существует, Валерия и ее спутники вполне могли заблудиться в сельве. Они прибыли сюда на несколько недель раньше нас, и одному только Богу известно, где они сейчас могут находиться.

– А если этот город Z все-таки существует? – не унимался профессор.

– Профессор, я вам уже сказала, что это…

– Как бы там ни было, я буду продолжать поиски, – заявил профессор, перебивая Кассандру. – Если у нас есть шансы разыскать Валерию, пусть даже и совсем небольшие, я попробую это сделать.

– И я пойду с вами, проф, – недолго раздумывая, выпалил я. – Я не могу позволить вам отправиться на подобные поиски в одиночку.

Кассандра окинула нас обоих изумленным взглядом.

– Меня что, никто не слушал? – возмущенно спросила она. – Я же объяснила, что существование такого города невозможно, и, если вы станете рыскать по сельве наугад, вам не удастся найти ни Валерию, ни город.

– Да нет, мы тебя слушали, Касси, – возразил я, в рассеянности кладя ей руку на колено. – Но даже если ты и права, профессор все равно пойдет разыскивать свою дочь, а я не допущу, чтобы он отправился на эти поиски один. Ты, если хочешь, можешь остаться здесь и попытаться установить контакт с кем-нибудь, чтобы… – Я осекся на полуслове, увидев, каким сердитым стало лицо мексиканки.

– Ты предлагаешь, Улисс Видаль… – сказала она, поднимаясь на ноги (я знал, что она называет меня по имени и фамилии только тогда, когда очень сильно на меня злится), – чтобы, пока ты будешь вместе с профессором искать в сельве потерянный город, я сидела здесь в какой-нибудь хижине и… наверное, готовила обед, да?

– Подожди-ка… – пробормотал я, на всякий случай слегка отодвигаясь назад. – Ты ведь сама сказала, что не может быть, чтобы…

– Мало ли что я сказала! Я добралась до этого богом забытого места не для того, чтобы здесь и остановиться… Я ведь, черт возьми, археолог! Будет гораздо правильнее, если тут останешься ты, а с профессором пойду я.

Профессор поднял руку, призывая нас обоих угомониться.

– Ну ладно, ладно, хватит… – успокаивающе произнес он. – Не ссорьтесь, мы пойдем втроем. Мы воспользуемся – насколько сможем – дневником, чтобы выяснить, куда отправилась Валерия, мы ее найдем и возвратимся вместе с ней живыми и здоровыми… Вот увидите, нам вместе удастся это сделать, – добавил он, слегка обнимая меня и Кассандру за плечи. – Вот увидите…

Когда он это говорил, я думал о том, что у моего старого друга уже давно сложилась вполне обоснованная репутация человека, предсказания которого практически никогда не сбываются.

26

Пока профессор с задумчивым видом перелистывал ветхий дневник и рассматривал другие предметы, лежащие в ларце, пытаясь заметить что-нибудь такое, что ускользнуло от нашего внимания, мы с Касси, сидя, как и он, возле хижины Иака на потертой циновке из пальмовых листьев, рассказывали туземцу о том, что нам удалось выяснить о его предках и что привело дедушку в эти земли.

– Он был выдающимся человеком, – заявила Кассандра, когда мы закончили свой рассказ. – Тебе есть чем гордиться.

Туземец тихонько засмеялся.

– Гордиться? – с грустью переспросил он. – Чем я мочь гордиться? Я быть нечистый кровь, а не настоящий менкрагноти, и они… – он обвел рукой вокруг себя, – они не любить, когда я рядом. Поэтому я жить один. Они находить мой дедушка, когда он заблудиться в сельва. Он быть раненый и почти умирать от голод. Они решить взять мой дедушка в свой деревня как… – туземец посмотрел на небо, подыскивая в уме подходящее слово, – как талисман. И хотя годы позже он иметь жена, он быть пленник в этот племя до самый смерть. Мало время до его смерть родиться мой отец, который тоже быть нечистый кровь. Я никогда не мочь быть в совет старейшины, и, если я и женщина иметь дети, этот женщина потом жалеть, потому что мои дети тоже быть потомки от brancos люди, которые делать так много зло.

– Но это несправедливо! – возмутилась Кассандра. – Ты не отвечаешь за грехи белых людей.

– Такой есть закон у менкрагноти, – со смиренным видом произнес Иак.

– Но тогда… почему ты живешь здесь, если твои соплеменники так плохо к тебе относятся? – спросил я.

– А куда я мочь идти? Для менкрагноти я быть нечистый кровь, а для branco человек… для они я быть меньше, чем животное. Я работать годы на brancos люди в рудник возле Мараба, и это быть самые плохие годы в мой жизнь. Быть нечистый кровь среди менкрагноти плохо, но быть индеец среди brancos намного больше плохо.

В словах Иака чувствовалась горечь, и было невозможно придумать для него что-то утешительное или дать ему какой-либо совет. К сожалению, ситуация была именно такой, а потому нам троим не оставалось ничего, кроме как молча посочувствовать его горестям.

– Тогда, наверное, ты и научился говорить по-испански? – спросила у Иака Касси, решив переменить тему разговора.

– Да, я быть единственный из все рабочие, кто выучить за три годы язык. Другие рабочие придти из племя, который называться Боливия. Я хотеть также научиться читать, но… – Он пожал плечами. – А еще я там понять, что я никогда не смочь жить как branco человек и что лучше вернуться и жить с мой племя… хотя они не хотеть, чтобы я жить здесь.

– Ну и ладно, – сказал я. – По крайней мере шаман и совет племени, похоже, не очень сильно сердятся на тебя за то, что ты показал нам дневник своего дедушки.

Внук Джека Фосетта наполовину обернулся и посмотрел на меня огорченным взглядом.

– Они изгнать меня из деревня на один полный луна.

– Тебя, ты говоришь, изгнали из деревни? – негодующе переспросила Кассандра. – Это еще что за глупости?! Ты ведь не сделал ничего плохого!

– Я не послушаться совет и показал ларец, который принадлежать мой дедушка и который я показать раньше branca женщина, и это быть мой наказание.

– Не понимаю… – Кассандра в недоумении покачала головой. – Что плохого в том, что ты нам помогаешь?

– Они говорить, что, если вы идти искать тот женщина, вы тоже исчезнуть, и тогда придти другие люди искать вас.

– Но ведь если ты нам поможешь, нам будет легче разыскать этот Черный Город, и там мы встретим дочь профессора и остальных членов ее экспедиции, – возразила мексиканка.

Иак с мрачным видом покачал головой.

– Это есть то, что очень-очень боятся совет и шаман. Они боятся, что вы найти Черный Город. Они говорить, что в такой случай вы уже точно никогда не вернуться.

После такого категорического заявления мы трое погрузились в тревожное молчание.

– Ладно, – в конце концов сказал я, пожимая плечами, – в любом случае мне представляется маловероятным, что мы сможем найти этот Черный Город, город Z или как там еще его называют. У нас по-прежнему нет ни малейшего представления о том, в каком направлении нам следует идти, и от дневника Фосетта в этом вопросе нам толку очень мало. Так что, к сожалению, мы сейчас находимся там, где находились в самом начале, – констатировал я, скрещивая руки на груди.

Громкое покашливание, раздавшееся за моей спиной, заставило меня повернуться к профессору.

– Вообще-то, – сказал тот, глядя на нас с лукавой усмешкой поверх своих очков в роговой оправе, – это не совсем верно, потому что… потому что, как мне кажется, я знаю, где находится город Z.

27

Мы с Кассандрой, услышав эти слова профессора, замерли от удивления.

Лично я, не поверив ему, подумал, что с ним, беднягой, наверное, случился солнечный удар.

– На основании чего вы вдруг решили, что знаете, где находится этот город? – со скептическим видом осведомился я. – Мы ведь прочли весь дневник, но так и не нашли в нем ничего полезного для наших поисков.

– Это верно, – ответил профессор, – но про дневник я тебе сейчас ничего и не говорил.

– А что же вы тогда имеете в виду? – нетерпеливо спросила Касси.

Профессор вместо ответа засунул руку в латунный ларец и бережно достал из него потемневшую от времени серебряную цепочку, один конец которой был прикреплен к старинным карманным часам. Это были те самые часы, которые я видел, когда Иак доставал дневник своего дедушки, и на которые я не обратил ни малейшего внимания.

Профессор перевернул эти часы и, содрав ногтем тонкий зеленый окисел, покрывавший нижнюю сторону их корпуса, поднес их поближе к нашим лицам. На металле были выгравированы маленькие буковки: «П.Х.Ф.».

– «П.Х.Ф.» – инициалы Перси Харрисона Фосетта! – воскликнула Кассандра, показывая на часы. – Это часы прадеда Иака!

– Именно так, – кивнув, подтвердил профессор, явно довольный тем, что он заметил это первым.

– Замечательно, – сказал я, – однако мне не понятно, какое отношение это имеет к местонахождению города Z.

– Сейчас все увидишь.

Профессор, двигая руками, словно фокусник, открыл крышку этих старинных часов и показал нам потрескавшийся стеклянный циферблат с застывшими стрелками, показывающими двенадцать часов двадцать минут какого-то дня прошлого века. Я, несколько секунд поразмыслив над тем, какая разгадка могла бы заключаться в указываемом стрелками времени, бросил взгляд на внутреннюю сторону крышки и заметил, что там вроде бы нацарапаны острием ножа какие-то символы.

– Ну и что это за каракули? – спросила Касси, как всегда опередив меня.

Профессор улыбнулся и, проведя пальцем по внутренней стороне крышки, самодовольно произнес:

– Это цифры, моя дорогая. И если принять во внимание, что самый последний символ – четко нацарапанная буква «Z», то я, думаю, не ошибусь, если скажу, что это – не что иное, как географические координаты того места, которое мы ищем.

Оставив Иака сидеть возле хижины и следить за тем, чтобы никто не смог подкрасться к нам незамеченным, мы зашли в его маленькую хижину и начали в ее полумраке разглядывать символы, нацарапанные на часах, а профессор затем еще и переписал их на тыльную сторону последней страницы дневника шариковой ручкой, которую ему удалось найти, когда мы собирали по берегу реки остатки своего багажа.

– Очень хорошо, – сказал я, когда профессор записал самую последнюю цифру. – Если мы правильно переписали эти цифры, то тогда мы получаем следующие два числа, написанные одно над другим: 75838 и 524834. Если предположить, что это градусы, минуты и секунды, то тогда получается: 7 градусов 58 минут 38 секунд южной широты и 52 градуса 48 минут 34 секунды западной долготы.

– Секундочку… А как это у тебя получается? – удивленно спросила Кассандра.

– Очень просто. Две последние цифры – это всегда угловые секунды, следующие две цифры – угловые минуты, две первые цифры – градусы. Одно число относится к широте, другое – к долготе. Если учесть, что мы находимся к югу от экватора и в западном полушарии, вывод напрашивается сам собой.

– Так что же это все-таки такое? Координаты города Z?

– Мне кажется, что именно так.

– Прекрасно! – восторженно воскликнул профессор. – Теперь нам остается только туда отправиться! И сделать это мы должны немедленно!

– Один момент, – попыталась сдержать его Кассандра. – Мне, конечно, не хочется омрачать вашу радость, но… вы ни о чем не забыли?.. Все наши карты слопали кайманы, а где сейчас находится наш GPS-навигатор, известно одному только Богу. А без карты и без GPS-навигатора, – Кассандра с разочарованным видом развела руками, – от этих координат нам нет никакого толку.

– С какой стати ты так решила? – сердито пробурчал профессор. – Мистер Фосетт зафиксировал эти координаты почти сто лет назад, когда еще не было ни GPS-навигаторов, ни карт данного региона.

– Да, но не забывайте о том, что он был опытным картографом и наверняка взял с собой устройства, позволяющие определять местонахождение. Думаю, что либо он, либо его сын прихватил с собой из дому секстант…

– Черт возьми! – выругался профессор, сердито топнув ногой. – А я-то думал, что мы наконец-то нашли выход из положения.

– Один момент, проф… – задумчиво пробормотал я, глядя в потолок. – Не торопитесь впадать в отчаяние. Возможно, мы еще что-нибудь придумаем.

Я попытался воскресить в памяти то, чему меня учили на занятиях по навигации, и вспомнил, что существует какой-то способ определения направления при условии, когда известны координаты точки, из которой начинается движение, и координаты точки, в которую необходимо прибыть. К сожалению, занятие, на котором рассматривался именно этот метод, совпало по времени с финалом Лиги чемпионов, и я, конечно, отдал предпочтение футболу.

– Посмотрим, – сказал я некоторое время спустя. – Вы, случайно, не помните, какими были последние координаты, о которых сообщила Валерия и которые, кстати, должны быть более-менее похожи вот на эти координаты?

– Да, помню. Я так часто на них смотрел, что невольно в конце концов их запомнил. Они следующие – 8 градусов 26 минут 34 секунды южной широты и 52 градуса 39 минут 9 секунд западной долготы.

– Замечательно. Вы не одолжите мне на секундочку свою ручку?

Я написал новые координаты рядом с предыдущими и после незатейливых операций вычитания выяснил, что мы находимся примерно на 29 угловых минут ближе к югу и на 9,5 минут ближе к востоку по сравнению с координатами, написанными на часах. Я знал, что угловая минута широты – или, что то же самое, одна шестидесятая доля градуса – в точности соответствует одной морской миле, составляющей примерно 1800 метров, и, поскольку мы находились на очень маленьком расстоянии от экватора, к градусам долготы, которые уменьшаются по мере приближения к полюсу, можно было применять то же соотношение и при этом не сильно ошибаться. В результате у меня уже имелись две стороны прямоугольного треугольника – одна длиной в 29 миль в сторону севера, а другая – 9,5 миль в сторону запада, так что теперь оставалось лишь применить теорему Пифагора, согласно которой квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов.

Я, рассуждая вслух, при помощи палочки исписал пол хижины цифрами и знаками математических операций. Подняв на секунду голову, я увидел, что Кассандра смотрит на меня таким взглядом, как будто у меня на лице появился третий глаз.

– Где это ты научился так быстро считать? – заинтригованно спросила она. – Ты ведь обычно даже не можешь правильно посчитать сдачу у кассы.

– Когда ты сбежала, я… Я хотел сказать, что, когда мы расстались, я раздобыл себе документ, дающий право на управление морским судном, и мне не оставалось ничего другого, кроме как научиться сложению, вычитанию, делению и умножению.

– О-о, ты, я вижу, времени зря не терял! – похвалила меня Касси, но таким тоном, в котором звучал неприкрытый упрек.

– Ну так что, Улисс, – вмешался профессор, – вся эта твоя возня с цифрами привела к какому-нибудь выводу?

Я снова взял палочку и сделал еще несколько вычислений. Самым последним из них было вычисление квадратного корня, которое далось мне нелегко, и в конечном счете на полу хижины я нацарапал цифру 30,51.

– Ну вот, готово! – Я с гордым видом показал на нее. – Это и есть расстояние, которое отделяет нас от Черного Города.

– Всего лишь тридцать километров?! – удивленно воскликнул профессор.

– Вообще-то, не километров, а миль. Это соответствует примерно пятидесяти четырем или пятидесяти пяти километрам. В сторону севера от того места, где мы сейчас находимся.

– Да хоть в какую сторону! Это ведь совсем близко!

– Подождите-ка, профессор, – сказала Кассандра. – Вам следует иметь в виду, что расстояния на освоенной местности и расстояния в сельве – это далеко не одно и то же. В сельве можно прошагать целый день, но пройти при этом лишь два или три километра.

– Но здесь ведь есть река, разве не так? Она течет примерно на север.

– Это верно, – согласился я. – Если нам повезет, мы сможем преодолеть значительную часть этого расстояния на пирóге.

– Все это очень хорошо, но мы же не знаем точно, в каком именно направлении нам нужно протопать эти пятьдесят с лишним километров, – не без ехидства заметила Кассандра.

– Это тоже не проблема, – возразил я, почувствовав себя после своих достижений в области тригонометрии весьма самоуверенно. – Проф, вы одолжите мне еще разок вашу ручку?

– Да, да, конечно, – ответил профессор, улыбаясь и протягивая мне шариковую ручку с таким видом, как будто он делал реверанс.

Однако радостная улыбка на его лице начала угасать, когда он увидел, что я стал разбирать эту ручку и небрежно бросать ее части на пол.

– Что, черт возьми, ты…

– Один момент, проф, один момент, – сказал я, подмигивая. – Поверьте в меня.

– Именно это он сказал мне примерно год тому назад… – пробормотала мексиканка себе под нос, но при этом достаточно громко для того, чтобы я мог услышать.

Я, проигнорировав ее комментарий, продолжал разбирать ручку, пока не достал из нее компонент, который искал, – маленькую пружинку. Я растянул ее так сильно, что она потеряла свою форму и превратилась в проволоку, а затем подошел к Кассандре и взял пальцами прядь ее волос.

– Что, черт побери, ты делаешь, приятель? – возмутилась Кассандра. – Зачем тебе мои волосы?

– Не переживай, Касси. Мне нужно, чтобы ты всего лишь немножко постояла спокойно и помолчала. Мне необходимо кое-что сделать.

– Но… – снова начала было возмущаться Касси.

– Это очень важно, – настойчиво заявил я, перебивая ее.

Мексиканка с неохотой осталась стоять на месте. Я, воспользовавшись этим, начал тереть проволоку о ее волосы, которые, хотя мы все трое не принимали душ уже несколько дней, показались мне все такими же мягкими и шелковистыми.

– Ну вот, – довольно произнес я минуту спустя, – мне кажется, что все уже готово.

Кассандра с удивленным видом посмотрела на меня.

– Мне понятно, что ты тер проволоку о волосы для того, чтобы ее намагнитить, – сказала она, прищурившись. – Но зачем при этом я должна была молчать?

– Да, в общем-то, незачем, – ответил я, отворачиваясь.

Чувствуя на своей спине сердитый взгляд мексиканки, я взял одну из чаш с водой, которые нам дали туземцы, и, положив проволоку на малюсенький листочек, а листочек – на поверхность воды, подождал, пока начавшая двигаться вместе с листочком проволока не замрет в каком-то одном положении.