Текст книги "Северное сияние"

– Разумеется. Вы очень откровенно ответили на мои вопросы, сэр, поэтому позвольте еще один. На моем месте, какой вопрос вы задали бы Консулу ведьм?

Доктор Ланселиус впервые улыбнулся.

– Я бы спросил, как мне прибегнуть к услугам бронированного медведя, – сказал он.

Лира выпрямилась в кресле и почувствовала, как зачастило сердце у Пантелеймона.

– Насколько мне известно, бронированные медведи находятся на службе у Жертвенного Совета, – удивленно сказал Фардер Корам. – То есть компании «Северный Прогресс», или как ее там.

– Один, по крайней мере, – нет. Вы найдете его у санного депо в конце улицы Ланглокур. Сейчас он там подрабатывает, но характер его и страх, который он внушает собакам, таковы, что он вряд ли долго будет занят на этой работе.

– Так он отступник?

– По-видимому. Его зовут Йорек Бирнисон. Вы спросили, о чем спросил бы я, и я вам сказал. А теперь я вот что сделал бы: я бы воспользовался случаем нанять бронированного медведя, – даже если бы случай был не так удобен, как сегодня.

Лира едва могла усидеть на месте. Но Фардер Корам знал этикет таких встреч и взял с блюда еще одно медовое печенье со специями. Пока он жевал, доктор Ланселиус обратился к Лире.

– Насколько я понимаю, в твоем распоряжении имеется алетиометр, – к большому ее удивлению, сказал он. Откуда он мог это знать?

– Да, – сказала она и, побуждаемая Пантелеймоном, куснувшим ее, добавила: – Хотите посмотреть?

– Очень хотел бы.

Она неловко залезла в непромокаемую сумочку и вручила ему бархатный сверток. Он развернул его и стал разглядывать с огромным вниманием, как ученый, раздобывший редкий манускрипт.

– Какая изысканность! – сказал он. – Я видел еще один экземпляр, но не такой совершенный. А книга символов у тебя есть?

– Нет, – начала Лира, но Фардер Корам ее перебил:

– Нет, к великому сожалению. У Лиры есть алетиометр, но никакой возможности прочесть его показания, – сказал он. – Это такая же тайна, как лужицы туши, по которым индусы читают будущее. А ближайшая известная мне книга находится в аббатстве Святого Иоганна в Гейдельберге.

Лира поняла, почему он так говорит: он не хотел, чтобы доктор Ланселиус узнал о ее возможностях. Но заметила и то, чего не заметил Фардер Корам: как возбудился деймон доктора Ланселиуса. Она поняла, что притворяться бессмысленно. И сказала:

– На самом деле я его понимаю, – обращаясь одновременно к доктору Ланселиусу и к Фардеру Кораму.

Отозвался Консул:

– Очень мудро. Как ты получила его?

– Мне его дал Магистр Иордан-колледжа. Доктор Ланселиус, а вы знаете, кто их сделал?

– Говорят, они изготовлены в городе Праге, – сказал Консул. – Ученый, изобретший первый алетиометр, по-видимому, искал способ измерить влияние планет в соответствии с астрологическими представлениями. Он хотел сделать устройство, которое откликалось бы на идею Марса или Венеры, как компас откликается на идею Севера. Это ему не удалось, но изобретенный им механизм явно на что-то откликался, хотя никто не мог понять на что.

– А откуда взялись символы?

– О, это было в семнадцатом веке. Символы и эмблемы встречались на каждом шагу. Здания и картины создавались таким образом, чтобы их можно было прочесть, как книги. Каждый предмет означал что-то другое; если у вас был подходящий словарь, вы могли читать саму Природу. Поэтому неудивительно, что философы пользовались символикой своего времени для того, чтобы истолковать знания, пришедшие из таинственного источника. Но, знаешь, последние два века ими серьезно не пользовались. – Он вернул Лире алетиометр и добавил: – Можно тебя спросить? Как ты его понимаешь без книги символов?

– Я стараюсь выбросить из головы все постороннее и гляжу в него, вроде как в воду. Ты позволяешь глазам найти правильный уровень, потому что они только на нем останавливаются. Вот так как-то, – сказала она.

– Нельзя ли посмотреть, как ты это делаешь? – попросил он.

Лире хотелось сказать «да», но она посмотрела на Фардера Корама: одобрит ли он. Старик кивнул.

– Что мне спросить? – сказала Лира.

– Каковы намерения тартар в отношении Камчатки?

Это было нетрудно. Лира поставила стрелки на верблюда, означавшего Азию, которая означала тартар; на рог изобилия – Камчатку с ее золотыми шахтами; и на муравья, который означал деятельность, а значит, намерение и цель. И замерла, удерживая в уме три уровня значений и спокойно дожидаясь ответа, который пришел почти сразу. Длинная стрелка подрожала на дельфине, на шлеме, на младенце и на якоре, поплясала между ними и сложным ходом, непонятным для мужчин, но спокойно отслеживаемым Лирой, добралась до тигеля.

Когда она совершила эти движения несколько раз, Лира подняла голову. Она поморгала, словно выходя из транса.

– Они сделают вид, что хотят напасть на нее, но на самом деле не нападут, потому что она слишком далеко и им надо будет сильно растянуться, – сказала она.

– Не объяснишь мне, как ты это поняла?

– Дельфин – одно из его глубинных значений – игра, он игривый. Я знаю, что значение именно это – стрелка останавливалась там несколько раз, и ясно стало только на этом уровне, ни на каком другом.

А шлем означает войну, и вместе они означают, что война понарошку, а не всерьез.

А младенец означает… Он означает трудность, – и будет трудно напасть, и якорь показывает почему: потому что они вытянутся, как якорный канат. Вот как я это понимаю.

Доктор Ланселиус кивнул.

– Поразительно, – сказал он. – Я тебе очень благодарен. Я этого не забуду.

Потом он странно посмотрел на Фардера Корама и снова на Лиру.

– Могу я попросить тебя еще об одном опыте? – сказал он. – Во дворе за домом висят на стене несколько веток облачной сосны. Одной из них пользовалась Серафина Пеккала, остальными – нет. Можешь определить, какая ветка – ее?

– Да! – сказала Лира, всегда готовая похвастаться своим умением, и, взяв алетиометр, выскочила во двор. Ей не терпелось посмотреть на облачную сосну, потому что с ее помощью летают ведьмы, а она никогда этой сосны не видела.

Когда она убежала, Консул сказал:

– Вы понимаете, кто этот ребенок?

– Она дочь лорда Азриэла, – сказал Фардер Корам. – А мать ее – миссис Колтер из Жертвенного Совета.

– А помимо этого?

Старый цыган недоуменно покачал головой:

– Нет. Больше ничего не знаю. Но она странное, невинное существо, и я беспокоюсь о ней больше всего на свете. Как она овладела этим прибором, понять не могу, но я ей верю, когда она говорит о нем. А что? Что вы о ней знаете, доктор Ланселиус?

– Ведьмы веками говорили об этом ребенке, – сказал Консул. – Они живут в тех местах, где пелена между мирами тонка, время от времени до них доносится бессмертный шепот тех, кто странствует между мирами. И они слышали о таком ребенке, – его ждет великая судьба, но осуществиться она может не здесь, не в этом мире, а далеко отсюда. Без этого ребенка мы все погибнем. Так говорят ведьмы. Но осуществить предназначенное ей судьбой она должна в неведении об этом, потому что только в ее неведении мы можем быть спасены. Вы это понимаете, Фардер Корам?

– Нет. Не могу сказать, что понимаю.

– Это значит, что ей должно быть позволено делать ошибки. Мы должны надеяться, что она их не сделает, но мы не можем ею руководить. Я рад, что увидел этого ребенка до того, как умру.

– Но как вы узнали в ней именно этого ребенка? И что это за существа, которые странствуют между мирами? Я совершенно не могу вас понять, доктор Ланселиус, при том, что вы представляетесь мне честным человеком…

Но прежде чем Консул успел ответить, дверь распахнулась и вошла торжествующая Лира с веточкой сосны.

– Вот она! Я испытала их все, но эта – она, я уверена.

Консул внимательно посмотрел на ветку и кивнул.

– Правильно, – сказал он. – Что ж, Лира, это замечательно. Тебе повезло, что у тебя такой прибор, и желаю, чтобы он хорошо послужил тебе. Я хочу дать тебе на прощанье…

Он взял ветку и отломил ей маленький черенок.

– Она с этим летала? – с благоговением спросила Лира.

– Да. Я не могу тебе дать всю, она нужна мне для того, чтобы связаться с Серафиной, но этого достаточно. Береги ее.

– Буду беречь, – сказала она. – Спасибо. – И засунула ее в мешочек вместе с алетиометром.

Фардер Корам потрогал сосновую ветку, словно на счастье, и на лице его было выражение, которого Лира раньше не видела: какого-то томительного желания. Консул, проводив их до двери, пожал руку Фардеру Кораму и Лире тоже.

– Надеюсь на ваш успех, – сказал он и продолжал стоять в дверях, на пронизывающем ветру, глядя, как они уходят по узкой улочке.

– Он знал ответ про тартар еще до меня, – сообщила Лира Фардеру Кораму. – Алетиометр мне сказал, а я ему – нет. Там был тигель.

– Я думаю, он тебя испытывал, детка. Но хорошо, что ты повела себя вежливо: ведь мы не знаем, что ему уже известно. А совет насчет медведя был очень кстати. Не представляю, как еще мы могли бы о нем узнать.

Они нашли дорогу к депо – двум бетонным складам на пустыре, где торчали кусты и чахлая трава пробивалась между серыми камнями и лужами застывшей грязи. Угрюмый человек в конторе сказал им, что медведя они найдут после работы, в шесть часов, только без опоздания, потому что он сразу отправляется во двор за баром Эйнарссона, где ему подносят выпивку.

Потом Фардер Корам отвел Лиру к лучшему торговцу одеждой и купил ей теплое обмундирование. Они купили парку из шкуры северного оленя, потому что волоски у него полые и хорошо удерживают тепло, и капюшон, подбитый мехом росомахи, который сбрасывает сосульки, образующиеся от дыхания. Купили нижнее белье, пыжиковые унты и шелковые перчатки, которые вставлялись в толстые меховые рукавицы. На унты и рукавицы пошла шкура с передних ног северного оленя, самая прочная, а подошвы унтов были подбиты кожей морского зайца, такой же прочной, как у моржа, но более легкой. И наконец, купили водонепроницаемый плащ, закрывавший ее полностью и сделанный из полупрозрачных кишок тюленя.

Во всем этом, с шелковым шарфом на шее и шерстяной шапкой под большим капюшоном, ей было жарко; но их ждали гораздо более холодные края.

Джон Фаа, надзиравший за разгрузкой судна, с большим интересом выслушал рассказ о встрече с Консулом ведьм и с еще большим – о медведе.

– Пойдем к нему сегодня же вечером, – сказал он. – Тебе приходилось разговаривать с таким существом, Фардер Корам?

– Да, приходилось; и однажды драться приходилось, слава богу, не в одиночку. Надо заключить с ним договор, Джон. Не сомневаюсь, он запросит много, и сговориться с ним будет трудно; но он нам необходим.

– Да, конечно. А что твоя ведьма?

– Ну, она далеко, теперь она – королева клана, – сказал Фардер Корам. – Я надеялся, что можно будет послать ей весточку, но ждать ответа пришлось бы слишком долго.

– Ну что ж. А теперь позволь рассказать, что я узнал.

Видно было, что Джону Фаа не терпится рассказать им свою новость. На пристани он познакомился со старателем по имени Ли Скорсби, подданным государства Техас, в Новой Дании. Оказалось, что у этого человека есть аэростат. Экспедицию, в которую он нанялся, отменили из-за недостатка средств еще до того, как она покинула Амстердам, – и теперь он на мели.

– Подумай, что мы можем сделать с помощью аэронавта, Фардер Корам! – сказал Джон Фаа, потирая большие руки. – Я предложил ему наняться к нам. По-моему, нам повезло с ним.

– Повезло бы еще больше, если бы мы знали, куда двигаться, – отозвался Фардер Корам, но ничто не могло обескуражить Джона Фаа, радовавшегося новому походу.

Когда стемнело, когда припасы и снаряжение были благополучно выгружены и сложены на берегу, Фардер Корам и Лира отправились искать бар Эйнарссона. Нашли его без труда: грубый бетонный сарай с неровно мигающей неоновой вывеской над дверью, заиндевелые окна и громкие голоса за ними.

Ухабистый проулок привел их к металлическим воротам заднего двора, где стоял посреди застывшей грязи сарай с односкатной крышей. В тусклом свете из окна бара обозначилось громадное светлое тело животного, которое сидело как человек и глодало ногу оленя, держа ее обеими лапами. Лира разглядела окровавленную пасть, морду со злобными черными глазками и гору грязного, свалявшегося желтоватого меха. Еда сопровождалась отвратительным рычанием, хрустом и чавканьем.

Фардер Корам остановился в воротах и крикнул:

– Йорек Бирнисон!

Медведь перестал есть. Насколько они могли понять, он смотрел прямо на них, но морда его при этом ничего не выражала.

– Йорек Бирнисон, – повторил Фардер Корам. – Можно с тобой поговорить?

Сердце у Лиры громко стучало: от этой фигуры веяло холодом, опасностью, грубой силой, но силой, управляемой разумом, только не человеческим разумом, совсем не человеческим, потому что у медведей, конечно, нет деймонов. Ничего подобного этому исполину, грызшему мясо, она вообразить не могла, и восхищение мешалось в ее душе с жалостью к этому одинокому существу.

Он бросил ногу северного оленя в грязь и на четырех лапах притопал к воротам. Там он поднялся во весь свой трехметровый рост, словно показывая, как он могуч и какой жалкой преградой были бы ему эти железные ворота. И оттуда, сверху, заговорил:

– Ну? Кто вы такие?

Голос у него был такой низкий, что, кажется, сотрясал землю. Запах от него шел невыносимый.

– Я Фардер Корам, из цыганского народа Восточной Англии. А эта девочка – Лира Белаква.

– Что вам нужно?

– Мы хотим предложить тебе работу, Йорек Бирнисон.

– У меня есть работа.

Медведь снова опустился на четвереньки. Очень трудно было понять его интонацию – рассержен он или иронизирует, – настолько ровен и низок был его голос.

– Что ты делаешь в санном депо? – спросил Фардер Корам.

– Чиню сломанные механизмы и железные изделия. Поднимаю тяжелые предметы.

– Что это за работа для панцербьёрна?

– Оплачиваемая работа.

Позади медведя приоткрылась дверь, и человек поставил на землю большой глиняный кувшин, после чего, прищурясь, поглядел на них.

– Кто это?

– Чужие, – сказал медведь.

Бармен как будто хотел задать еще один вопрос, но медведь вдруг подался к нему, и он испуганно захлопнул дверь. Медведь продел коготь в ручку кувшина и поднес его ко рту. Пахнуло резким запахом неочищенного спирта.

Сделав несколько глотков, медведь поставил кувшин на землю и снова принялся обгладывать ногу, словно забыв о Фардере Кораме и Лире; но потом он заговорил:

– Какую работу вы предлагаете?

– Войну, по всей вероятности, – ответил Фардер Корам. – Мы отправляемся на Север, искать место, куда увезли наших детей. Когда мы найдем его, придется вступить в бой, чтобы освободить детей; потом мы привезем их домой.

– И что вы заплатите?

– Я не знаю, что предложить тебе, Йорек Бирнисон. Если тебя устраивает золото, у нас есть золото.

– Не годится.

– Как тебе платят в санном депо?

– Мясом и спиртным.

Молчание; он бросил обглоданную кость, снова поднес к морде кувшин и стал пить крепкий напиток, как воду.

– Извини за вопрос, Йорек Бирнисон, – сказал Фардер Корам, – но ты мог бы вести свободную и гордую жизнь во льдах, охотясь за тюленями и моржами, мог бы пойти на войну и добыть большие трофеи. Что привязывает тебя к Троллезунду и бару Эйнарссона?

У Лиры мурашки поползли по спине. Такой вопрос был почти оскорблением – она подумала, что это громадное существо придет в бешенство, и удивилась смелости Фардера Корама. Йорек Бирнисон поставил кувшин и подошел к воротам, чтобы заглянуть в лицо старика. Фардер Корам не дрогнул.

– Я знаю, люди, которых вы ищете, – деторезы, – сказал медведь. – Позавчера они поехали из города на Север, опять с какими-то детьми. Никто вам про них не расскажет; все делают вид, что ничего не видели, потому что деторезы дают деньги и работу. Ну, а я их не люблю и отвечу на твой вопрос вежливо. Я живу здесь и пью спирт, потому что здешние люди украли мою броню, а без нее я могу охотиться за тюленями, но не могу воевать – я бронированный медведь, война для меня – море, где я плаваю, и воздух, которым дышу. Здешние люди дали мне спиртного и угощали, пока я не уснул, и тогда уволокли мою броню. Если бы я знал, где ее спрятали, я бы весь город разнес, чтобы ее достать. Хотите, чтобы я вам служил, цена такая – верните мне броню. Сделайте это, и я буду воевать за вас, либо пока не убьют, либо пока вы не победите. Цена – моя броня. Получу ее, и мне больше не понадобится спиртное.

Глава одиннадцатая
Броня

Когда вернулись на корабль, Фардер Корам, Джон Фаа и другие вожди долго совещались в салоне, а Лира пошла к себе в каюту посоветоваться с алетиометром. Через пять минут она точно знала, где спрятана броня медведя и почему ее трудно будет достать.

Сперва она хотела пойти в салон и сказать Джону Фаа и остальным, но решила, что если они захотят знать, то сами спросят. А может быть, уже знают.

Она легла на койку и стала думать об этом могучем медведе, о том, как беспечно он пил огненную жидкость, о том, как ему одиноко живется в грязном сарае. Совсем другое дело – быть человеком: всегда с тобой деймон, с ним можно поговорить! В тишине, без привычных скрипов металла и дерева, без гула машины и плеска воды за бортом, Лира уснула, и Пантелеймон – тоже, рядом с ней на подушке.

Ей снился ее замечательный отец в тюрьме, и вдруг, без всякой причины, она проснулась. Непонятно было, который час. Через иллюминатор в каюту проникал слабый свет, лунный, решила она, – он освещал сваленную в углу теплую одежду. Лира увидела ее и сразу захотела снова примерить. Когда оделась, пришлось пойти на палубу, и через минуту она уже открыла дверь на верху трапа и вышла наружу.

В небе творилось что-то странное. Она подумала, что это облака, как-то странно волнующиеся, но Пантелеймон шепнул:

– Аврора!

Чтобы не упасть от изумления, она схватилась за поручни.

Небо на севере было озарено сиянием немыслимого размера. Откуда-то с высоты свисали огромные волнующиеся занавеси мягкого света. Бледно-зеленые и розовые, прозрачные, как самая тонкая ткань, с багровой каймой по низу, будто отсветами адского пламени, они колыхались и изгибались грациознее любой балерины. Лире казалось, что она даже слышит их: необъятный далекий свистящий шорох. В их нежности и неуловимости чувствовалась какая-то глубина – примерно такое же ощущение испытала она вблизи медведя. Она была растрогана этой красотой, этим почти святым сиянием; глаза щипало от слез, и свет радужно дробился в слезах. Очень скоро она впала в такое же полуобморочное забытье, как при общении с алетиометром. Быть может, спокойно думала она, то, что движет стрелкой алетиометра, заставляет светиться и Аврору. Быть может – сама Пыль. Она думала об этом, не замечая, что думает об этом, и скоро забыла, а вспомнила лишь много позже.

За завесами и струями прозрачного света будто бы обозначился город: башни и купола, медового цвета храмы и колоннады, широкие бульвары и залитый солнцем парк. От этого зрелища закружилась голова, словно она глядела не вверх, а вниз, за какую-то непреодолимо широкую пропасть. Целая вселенная, но не здесь.

Однако что-то двигалось перед ней, и Лира пыталась сфокусировать глаза на этом движении, ощущая дурноту, потому что этот маленький движущийся предмет не был частью Авроры или вселенной позади нее. Он был в небе над крышами города. Когда его удалось разглядеть ясно, Лира полностью очнулась, и небесный город исчез.

Летящий предмет приблизился на раскинутых крыльях и сделал круг над кораблем. Потом спланировал вниз и, сильно взмахнув несколько раз крыльями, опустился на деревянную палубу в нескольких шагах от Лиры.

При свете Авроры она увидела большую птицу, прекрасного серого гуся с ослепительно белым пятном на голове. И это была не птица: это был деймон, хотя вокруг – никого, кроме самой Лиры. Ей стало жутко.

Птица сказала:

– Где Фардер Корам?

И тут Лира сообразила, кто это. Это был деймон Серафины Пеккала, ведьмы, королевы клана, подруги Фардера Корама.

Она залепетала:

– Я… он… сейчас схожу за ним…

Она сбежала по трапу к каюте Фардера Корама, распахнула дверь и крикнула в темноту:

– Фардер Корам! Прилетел деймон ведьмы! Он ждет на палубе! Один прилетел… я видела его в небе…

Старик сказал:

– Детка, попроси его подождать на юте.

Гость прошествовал на корму с видом величественным и вместе с тем диким и огляделся там; Лира же следила за ним, затаив дыхание, словно в гости к ней явился призрак.

Вскоре вышел Фардер Корам в полярной одежде и следом за ним Джон Фаа. Старики почтительно поклонились, и деймоны их тоже оказали внимание гостю.

– Приветствую, – сказал Фардер Корам. – Я горд и счастлив снова видеть тебя, Кайса. Угодно тебе спуститься вниз, или предпочитаешь здесь, на открытом воздухе?

– Предпочитаю здесь, благодарю тебя, Фардер Корам. Ты достаточно тепло одет?

Ведьмы и их деймоны не боятся холода, но знают, что остальные люди от него страдают.

Фардер Корам уверил его, что оделся тепло, и спросил:

– Как поживает Серафина Пеккала?

– Она шлет привет тебе, Фардер Корам, и находится в прекрасном здравии. Кто эти двое?

Фардер Корам представил обоих. Деймон-гусь пристально посмотрел на Лиру.

– Я слышал об этом ребенке, – сказал он. – О ней идут разговоры среди ведьм. Вы приехали воевать?

– Не воевать, Кайса, мы приехали освободить наших похищенных детей. И я надеюсь, что ведьмы нам помогут.

– Не все. Некоторые кланы работают с охотниками за Пылью.

– Так у вас называют Жертвенный Совет?

– Не знаю, что это за Совет. Они охотники за Пылью. Они явились в наши края десять лет назад с философскими приборами. Заплатили нам за разрешение оборудовать станции на наших землях и вели себя с нами вежливо.

– Что это за Пыль?

– Она приходит с неба. Кто-то говорит, что она всегда была здесь, кто-то говорит, что она сейчас падает. Несомненно одно: когда люди узнают о ней, на них нападает великий страх, и они ни перед чем не остановятся, чтобы выяснить ее природу. Но ведьм это совершенно не интересует.

– Где же они сейчас, эти охотники за Пылью?

– В четырех днях к северо-востоку отсюда, в месте, называемом Больвангар. Наш клан не заключал с ними соглашения, и, поскольку он имеет давние обязательства перед тобой, Фардер Корам, я явился сюда, чтобы показать дорогу к этим охотникам за Пылью.

Фардер Корам улыбнулся, а Джон Фаа с довольным видом хлопнул в ладоши.

– Крайне вам благодарен, сэр, – сказал он гусю. – Но не известно ли вам еще что-нибудь об охотниках за Пылью? Что они делают в этом Больвангаре?

– Они построили там здания из металла и бетона и какие-то подземные камеры. Жгут угольный спирт, доставка которого обходится им дорого. Что они делают, мы не знаем, но воздух вокруг них в окрестности нескольких километров заражен ненавистью и страхом. В отличие от людей, ведьмы это чувствуют. Животные тоже их сторонятся. Птицы не летают там, лемминги и лисы разбежались. Отсюда и название Больвангар – Поля Зла. Они его так не называют, они называют его Станцией. Но для всех остальных это Больвангар.

– И как они защищены?

– У них рота северных тартар, вооруженных нарезными ружьями. Это хорошие солдаты, но неопытные, поскольку на поселок со времени его возникновения никто не нападал. Вокруг идет прочная ограда с силовыми проводами. Возможно, есть другие средства защиты, мы о них не знаем, потому что, как я уже сказал, они нам неинтересны.

Лире ужасно хотелось задать один вопрос, гусь-деймон понял это и поглядел на нее, как бы давая разрешение.

– Почему ведьмы говорят обо мне? – спросила она.

– Из-за твоего отца, из-за того, что он знает о других мирах, – сказал деймон.

Это удивило всех троих. Лира посмотрела на Фардера Корама, ответившего ей несколько недоуменным взглядом, а потом на Джона Фаа, – у него лицо было обеспокоенным.

– Других мирах? – повторил он. – Простите меня, сэр, но что это за миры? Вы имеете в виду звезды?

– Отнюдь нет.

– Может быть, мир духов? – сказал Фардер Корам.

– Тоже нет.

– Это – город в Авроре? – сказала Лира. – Он, да?

Гусь важно повернул к ней голову. Глаза у него были черные, окруженные тонкой линией небесно-голубого цвета, а взгляд – пронзительный.

– Да, – сказал он. – Об иных мирах ведьмам известно уже тысячи лет. Иногда их видно в Северном Сиянии. Они не принадлежат к этой вселенной; даже самые далекие звезды – часть этой вселенной, Сияние же показывает нам совершенно другую вселенную. Не далекую от нас, а взаимопроникающую с нашей. Здесь, на этой палубе, существуют миллионы других миров, неведомых друг другу…

Он расправил крылья и снова сложил.

– Сейчас, – сказал он, – я коснулся миллиона других миров, и они об этом ничего не знают. Миры близки, как удары сердца, но мы не можем прикоснуться к этим другим мирам, не можем услышать и увидеть их, иначе как в Северном Сиянии.

– Почему же там? – спросил Фардер Корам.

– Потому что заряженные частицы в Авроре обладают свойством утончать материю этого мира, так что на короткое время она становится для нас прозрачной. Ведьмы всегда это знали, но говорим мы об этом редко.

– Мой отец верит в это, – сказала Лира. – Я знаю – я слышала его рассказ, и он показывал снимки Авроры.

– Это как-то связано с Пылью? – спросил Джон Фаа.

– Кто знает, – ответил гусь-деймон. – Одно могу вам сказать: охотники за Пылью боятся ее, как смертельного яда. Вот почему они упрятали в тюрьму лорда Азриэла.

– Но почему же? – сказала Лира.

– По их мнению, он намерен как-то использовать Пыль для того, чтобы навести мост между этим миром и миром за Авророй.

Голова у Лиры закружилась. До нее донеслись слова Фардера Корама:

– Он в самом деле намерен?

– Да, – сказал гусь-деймон. – Они не верят, что ему это удастся: прежде всего, они считают безумием веру в иные миры. Но все верно: намерение его таково. И поскольку он человек могущественный, они боялись, что он нарушит их собственные планы, поэтому заключили договор с бронированными медведями, чтобы те захватили его и заключили в крепость Свальбарда, убрали его с дороги. Ходят слухи, что они помогли новому королю медведей занять престол – это входило в сделку.

Лира спросила:

– Ведьмы хотят, чтобы он построил этот мост? Они за него или против?

– На этот вопрос очень непросто ответить. Во-первых, среди ведьм нет единства. Мы расходимся во мнениях. Во-вторых, мост лорда Азриэла окажет влияние на ход войны между ведьмами и некоторыми другими силами, в том числе – из мира духов. Сторона, завладевшая мостом, если таковой возникнет, получит огромное преимущество. В-третьих, клан Серафины Пеккала – мой клан – еще не примкнул ни к какому союзу, хотя с обеих сторон на нас оказывают сильное давление. Понимаешь, это вопросы высокой политики, и на них трудно ответить.

– А медведи? – сказала Лира. – Они на чьей стороне?

– На стороне тех, кто им заплатит. Эти дела их вообще не интересуют; у них нет деймонов; проблемы людей их не занимают. По крайней мере, так было прежде, но мы слышали, что их новый король намерен отказаться от этой традиции… Так или иначе, охотники за Пылью заплатили им за лорда Азриэла, и его будут держать на Свальбарде до последней капли крови последнего медведя.

– Но не все медведи! – сказала Лира. – Есть один, и он вовсе не на Свальбарде. Он бездомный медведь и хочет пойти с нами.

Гусь еще раз пронзительно взглянул на Лиру. На этот раз она почувствовала его холодное удивление. Фардер Корам, помявшись, сказал:

– Видишь ли, девочка, я в этом сомневаюсь. Мы слышали, что он находится на принудительных работах; он не свободен, как мы думали, он здесь по приговору. Пока его не освободят, он не может пойти с нами, ни с броней, ни без брони, – а ее он тоже никогда не получит.

– Но он сказал, что его обманули! Напоили, а броню спрятали!

– Мы слышали другую историю, – вмешался Джон Фаа. – Он опасный негодяй, вот что мы слышали.

– Если… – от возмущения Лира едва могла говорить, – если алетиометр что-то показывает, я знаю, что это правда. Я спросила его, и он показал, что медведь говорил правду, его обманули, и врут они, а не он. Я ему верю, Лорд Фаа! Фардер Корам – вы же его видели, вы ему поверили, так?

– Думал, что верю, детка. У меня нет твоей убежденности.

– Но чего они боятся? Думают, что, если наденет броню, пойдет убивать людей налево и направо? Он и так мог поубивать десятки!

– И убил, – сказал Джон Фаа. – Ну, не десятки, а нескольких. Когда забрали его броню, он впал в буйство и пошел искать ее. Ворвался в дом полиции, в банк и не знаю куда еще – по крайней мере, двое погибли. А не застрелили его только потому, что он мастерски работает с металлами; он был нужен им как рабочая сила.

– Как раб! – с жаром сказала Лира. – Они не имели права!

– Как бы там ни было, они могли застрелить его за убийство, но не сделали этого. Обязали трудиться на пользу города, пока не возместит ущерб и не заплатит виру.

– Джон, – сказал Фардер Корам, – не знаю, как ты, а я думаю, что они никогда не вернут ему броню. Чем дольше они держат его, тем злее он будет, когда ее получит.

– Но если мы вернем ему броню, он пойдет с нами и больше не будет их беспокоить, – сказала Лира. – Я обещаю, лорд Фаа.

– И как же ты этого добьешься?

– Я знаю, где она!

В наступившем молчании все трое повернулись к деймону ведьмы, неотрывно смотревшему на Лиру. Повернулись и их деймоны, до сих пор проявлявшие крайнюю вежливость и скромно отводившие глаза от этого необыкновенного существа, которое прибыло сюда без своего человека.

– Тебя не удивит, – обратился он к ней, – если я скажу, что одна из причин нашего интереса к тебе – алетиометр. Наш Консул рассказал нам о твоем утреннем визите. Полагаю, что он же рассказал тебе о медведе.

– Да, он, – подтвердил Джон Фаа. – Они с Фардером Корамом сами пошли к нему и беседовали. Полагаю, Лира права, но если мы нарушим закон этих людей, то окажемся втянутыми в ссору с ними. Нам же надо двигаться к этому Больвангару, с медведем или без него.

– Ты не видел его, Джон, – сказал Фардер Корам. – И я верю Лире. Что, если мы поручимся за него? От него может очень многое зависеть.

– Как вы считаете, сэр? – обратился Джон Фаа к деймону ведьмы.

– Мы имели дело с медведями. Их желания так же странны для нас, как наши желания – для них. Если этот медведь отверженный, он может оказаться менее надежным, чем принято думать о них. Вы должны решать сами.

– Мы решим, – твердо сказал Джон Фаа. – А теперь, сэр, не объясните ли вы нам, как добраться отсюда до Больвангара?

Деймон-гусь стал объяснять. Он говорил о холмах и долинах, о северной границе леров и о тундре, о том, как определяться по звездам. Лира послушала, потом легла в шезлонг с Пантелеймоном, свернувшимся вокруг ее шеи, и стала думать о грандиозной картине, которую открыл им деймон ведьмы. Мост между двумя мирами… Такого великолепия она и представить себе не могла! Только ее великий отец мог задумать подобное. Как только они спасут детей, она отправится на Свальбард с медведем и алетиометром и с его помощью освободит лорда Азриэла; потом они вместе построят мост и первыми пойдут…