Текст книги "Паутина любви"

Я вспомнила о присутствии Ричарда.

– Не считайте, что меня не интересует то, о чем вы говорите, – пробормотала я. – Просто я не могу не думать о Дорабелле…

– Вам нужно уехать! – сказал он мне. – Лучшее, что можно сейчас сделать, – это уехать подальше отсюда! – Он сжал мою руку. – В Лондоне все будет по-другому, там у вас найдется, чем заняться, и не останется времени для печальных размышлений.

– Наверное, вы правы, но только не сейчас, Ричард! Я должна подождать, мне нужно разобраться в самой себе.

Он грустно кивнул, и мы продолжали сидеть. Матильда присоединилась к нам.

– Я надеюсь, что вы останетесь поужинать с нами? – сказала она. – Так приятно принимать лондонских друзей Виолетты!

Ричард принял приглашение.

Перед отъездом он напомнил мне, что должен возвращаться в Лондон и завтра – его последний день здесь.

– Устроим что-нибудь по этому поводу? – предложил он.

В субботу нянюшка Крэбтри ворвалась ко мне с раннего утра. Я только что проснулась и еще лежала в кровати. Ричард должен был заехать за мной в десять, и нужно было к этому подготовиться. Следовало как-то возместить ему разочарование предыдущего дня.

С первой секунды я поняла, что дело плохо. Няня Крэбтри была бледна, но глаза у нее горели. Она была страшно возбуждена.

– Немедленно нужен врач!

Я подскочила.

– Тристан? – воскликнула я. – Значит, ему хуже?.. Я немедленно позвоню доктору!

– Обязательно! Перекинулось на грудь… он с трудом дышит! Нужно побыстрей!

Набросив халат, я побежала вниз. Нянюшка Крэбтри бежала за мной. Пока я звонила, она стояла рядом. Доктор сказал, что прибудет через час.

– Насколько все серьезно? – спросила я няню.

– Это один Бог знает! Началось все в четыре утра. Мне показалось, что он кашляет… Я проснулась. Когда имеешь дело с детьми – сразу просыпаешься. Я зашла к нему и вижу: все одеяльца сдернуты, и не знаю, поверит ли кто, но окошко возле колыбели раскрыто настежь! Как специально, чтобы продуло! Я глазам не поверила: я же кутала его так, что ему ни за что не развернуться, и окно сама запирала! А ветер с моря холодный! Наверное, кто-то из горничных, хотя не знаю, что бы им делать в детской? Я ему перестелила, и он уснул…

– Должно быть, он ужасно промерз?

– До мозга костей, вот что получилось! Нужно молиться, чтобы это была не пневмония, слишком уж он маленький! Если бы знать, кто открыл это окно, – я бы убила его!

Я поднялась к Тристану. Он был закутан в одеяло, а по бокам лежали грелки. Личико пылало, и время от времени по телу пробегала дрожь. Глаза потеряли блеск. Открыв их на несколько секунд, он вновь опустил веки. От страха мне стало дурно: я поняла, что он действительно серьезно болен.

– Скорей бы уж доктор пришел! – сказала нянюшка. – Что он там тянет?

– Он сказал, что будет через час, а прошло всего минут пятнадцать. Няня… что ты думаешь об этой болезни?

– Ничего хорошего: у него уже была простуда! Я оставляла его спящим и хорошенько укутанным, думала, ему будет лучше сегодня! У детей все быстро проходит: не успеешь испугаться, что он заболел, глядишь, через полчаса опять свеженький, но здесь я, беспокоилась. Тут ведь ничего не знаешь… всякое случается. Значится говорю, в четыре… услышала, что кашляет, и пошла сюда. Как вошла – прямо остолбенела! Смотрю – лежит раскрытый, а ветер дует прямо на него! Ну, я сразу же захлопнула окно и начала его кутать, греть. Он был прямо, как ледышка! Что он хорошенько простыл – это ясно! Быстрей бы уж доктор пришел!

Я успела умыться и одеться к приходу доктора. Он сразу прошел к Тристану, и по выражению его лица я поняла, что наша тревога была не напрасной.

– Придется хорошенько заняться им! Это не пневмония… пока. Что ж, будем делать все возможное. Он крепкий мальчишка, но слишком еще мал… совсем малыш. Когда я его осматривал в прошлый раз, он выглядел уже неплохо.

– Я обнаружила его полностью раскутанным! – сказала няня. – Только в ночной рубашечке…

Мне не верилось в происходящее. Сначала погибла Дорабелла, а теперь под угрозой была жизнь ребенка? В этом доме таилось какое-то зло!

Матильда была глубоко озабочена.

– Бедняжка! Я думала, что у него просто простуда, и, по правде говоря, считала, вчерашний вызов доктора ненужным.

– А я рада, что мы вызвали его вчера! – заметила я.

– Теперь он видит, какие изменения произошли за сутки.

– Это… опасно?

– Доктор не исключает этого, все так неожиданно! Я чувствую… – Я отвернулась, и она взяла меня под руку.

– Я понимаю вас: одно за другим! Бывает в жизни такая полоса: кажется, все катится под откос!

– Няня зашла к нему рано утром и нашла его совершенно замерзшим. Он был весь раскрыт, а окно распахнуто настежь… прямо напротив колыбели!

– Это няня оставила его открытым?

– О, нет! Она ни за что бы не допустила такой оплошности: из окна дует прямо на колыбель, а она очень следит, чтобы не было сквозняков. Результат может оказаться катастрофическим. Слава Богу, она вовремя проснулась!

– Ну, одеяла ребенок мог разметать сам, но кто открыл окно?

– Няня говорит, что ничего не понимает, что укутала его так, что ему ни за что было не развернуться. И уж наверняка она не оставляла окно открытым!– Должно быть, все же оставила, видимо, забыла. Все-таки возраст…

– Я никогда не думала о ее возрасте, она управляется ничуть не хуже, чем раньше. За Тристаном она ухаживает, как и за нами. Она очень внимательна!

Матильда пожала плечами.

– Во всяком случае, это произошло, теперь главное – выходить Тристана. Доктор Льюс очень опытный, и он сделает все возможное. Как вы думаете, мне можно проведать Тристана?

– Я не знаю, каковы распоряжения доктора. Давайте поднимемся и спросим няню.

К двери детской подошла нянюшка Крэбтри.

– Я наблюдаю за ним! Будут изменения к худшему – сразу же вызову доктора!

Матильда была поражена:

– Неужели дела настолько плохи?

– Его нельзя оставлять без присмотра! Мисс Виолетта, вы здесь нужны.

– Ваш друг… – начала Матильда.

Я совсем забыла про Ричарда! Я взглянула на часы. Была половина десятого, а я обещала быть готовой к десяти.

– Вам следует прогуляться и провести приятно день, – сказала Матильда.

– Я не могу провести день приятно, я все время буду думать о Тристане!

– Вас следовало бы остаться, мисс Виолетта, – настаивала няня Крэбтри. – Я не хочу, чтобы кто-нибудь заходил сюда и раскрывал окна!

Она глядела рассерженно и решительно. Мы с Матильдой обменялись взглядами, и я сказала:

– Понимаете, он действительно серьезно болен… Она на цыпочках подошла к колыбели.

– Ах, бедняжка! Он и в самом деле плохо выглядит.

– Я его выхожу! – заявила няня Крэбтри. – А уж если узнаю, кто раскрывает окна в детской, я знаю, что с ним делать! – Она повернулась ко мне. – И чтобы он раскрывался, я не хочу: его нужно держать в тепле. Во второй половине дня доктор зайдет взглянуть на него.

– Если я могу оказать какую-то помощь… – предложила Матильда.

– Вы очень любезны, миссис Льюит, но мы как-нибудь сами справимся! – заявила няня.

Матильда беспомощно взглянула на меня. Сказав няне, что вернусь через минуту, я вышла вместе с Матильдой.

– Вам не следовало бы разочаровывать этого милого молодого человека, – сказала она. – Я могла бы помочь няне, а вы прогулялись бы вместе с вашим другом.

– Это невозможно, я должна знать, что здесь происходит! Я позвоню ему и все объясню.

Я так и сделала. Ричард был удивлен, разочарован и рассержен. Я прекрасно понимала его: он совершил такое путешествие ради встречи со мной. Я уже разочаровала его вчера, а теперь еще и это… Сказав, что заедет к нам во второй половине дня, он повесил трубку.

Мне было жаль, но всерьез меня заботил лишь Тристан. Я понимала, что его состояние опасно. Доктор сказал вполне достаточно, а то, что он собирался нанести сегодня повторный визит, подтверждало худшие опасения.

Мы с няней Крэбтри сидели в детской, ежеминутно бросая взгляды на колыбель. Если ребенок начинал беспокоиться, нянюшка тут же оказывалась возле него, бормоча нежные слова и поправляя постельку.

Разговаривая со мной, она выражала возмущение. Кто-то вошел в комнату и раскрыл окно. Зачем? Может быть, кто-нибудь из помешанных на свежем воздухе людей, которые считают, что всякая атмосфера нездорова, за исключением той, что сбивает вас с ног и заставляет синеть от холода? Если бы она узнала, кто открыл это окно, она бы уж позаботилась, чтобы этого человека и близко не было возле детской!– Я все думаю… взять и открыть окно, зачем?

На этот вопрос у меня не было ответа, и я припомнила, что Матильда намекала на то, будто няня уже старовата и могла сама забыть открытое окно. Нет, это невозможно! Няня сама тщательно укутала Тристана, а доктор особенно подчеркнул, что ребенка нужно держать в тепле.

Но кто? Кто-нибудь из служанок явился туда после того, как няня Крэбтри оставила Тристана на ночь? Это было смехотворно, но, может, она что-то принесла… решила, что в комнате душно и открыла окно? Нет, никто бы такого не сделал! Неужели действительно няня Крэбтри забыла закрыть окно? Так или иначе, но это произошло, и результат был налицо.

Всю первую половину дня мы провели возле Тристана. Няня Крэбтри сказала, что мы не оставим его ни на минуту. Если ей нужно было покинуть ненадолго комнату, возле ребенка обязательно должна была находиться я.

Ричард приехал во второй половине дня и попросил съездить с ним в отель. Я отказалась, заявив, что не смогу ни на чем сосредоточиться, я постоянно буду думать о происходящем здесь.

Матильда предложила Ричарду остаться на обед, и он согласился. Я спустилась вниз, зная, что в случае необходимости няня тут же вызовет меня. Доктор уже был и сказал, что состояние ребенка, по крайней мере, не ухудшилось.

Настроение было тягостным. К нам присоединился Дермот. Его лицо было изможденным и осунувшимся. Гордон пытался как-то развлечь Ричарда, поддерживая разговор о поместье, юриспруденции и ситуации в Европе. Я была рада, когда обед закончился.

Сразу после обеда Ричард решил вернуться в Лондон, хотя раньше он собирался уехать туда в воскресенье, а в Лондоне ему совершенно необходимо было оказаться в понедельник.

Его визит получился неудачным, но меня занимали только мысли о Тристане. В течение ночи мы с няней Крэбтри попеременно дежурили возле колыбели: пока дежурила она, я дремала в её постели. Утром дыхание Тристана стало, похоже, полегче. Доктор заявил, что доволен результатами осмотра, что нам, скорее всего, удалось избежать пневмонии. – Ну, сегодня ночью ты, моя милая, должна хорошенько отоспаться! – сказала мне няня, – А ты, нянюшка?

– Я тоже посплю, хотя буду поблизости. Думаю, худшее уже позади… теперь уже не так опасно. Всю жизнь меня удивляет, как быстро малыши поправляются.

Я действительно хорошо поспала, потому что была измотана, а утром первым делом пошла в детскую. Меня встретила радостно улыбающаяся няня. – Взгляни-ка на него! Вот он у нас какой! Ты зачем, мой господин, решил напугать нас? Ах ты, маленький баловник, ты и впрямь нас напугал! Гляди, какой он!

Я поцеловала Тристана, и он зачмокал от удовольствия.

Я была переполнена счастьем.

Я написала Ричарду, сообщив ему, что искренне сожалею об испорченном визите. Тристан почти поправился. Доктор сказал, что через несколько дней он совсем войдет в норму.

«Очень жаль, Ричард, что такое произошло именно в это время. Я искренне сожалею…» – писала я.

Я представила его читающим письмо. Он действительно был очень расстроен, и я была уверена, что теперь он считает, будто мы напрасно подняли панику: ребенок был вовсе не так уж сильно болен.

Я задумалась над тем, не изменилось ли его отношение ко мне? Мое к нему, кажется, изменилось. Это было, конечно, нечестно с моей стороны: его разочарование было вполне обоснованным.

В тот же день мне позвонил Джоуэн Джермин. Не желаю ли я прокатиться с ним в Брекенлей? Я согласилась, и в девять тридцать мы выехали. Он сказал, что мы съедим завтрак в одном знакомом ему местечке. Он должен заехать на одну из ферм, возможно, и мне будет там интересно.

День был очень приятным. Наступала весна, и живые изгороди украсили патриотические цвета: красный, синий и белый.

Джоуэн знал, что у меня был гость из Лондона.

– Я вижу, новости распространяются по-прежнему регулярно! – заметила я.

– В этом вы всегда можете быть уверены! – ответил он. – А с ребенком, значит, были неприятности?

– Да, пришлось нам поволноваться! Теперь с Тристаном все в порядке, и мы очень рады, но он был действительно серьезно болен.

– Я слышал, что вас постоянно посещал доктор? Вы расскажете мне об этом подробней за завтраком. Дальше можно ехать только след в след, поезжайте за мной.

Так мы ехали по самой пустоши. Там мы пустили лошадей в галоп и вскоре подъехали к «Королевской голове» – симпатичной на вид таверне. На вывеске была изображена голова некоего монарха – должно быть, одного из Георгов.

Когда мы расположились за столиком, Джоуэн сказал:

– Расскажите мне про вашего гостя.

– Это наш друг из Лондона, адвокат.

– И он приехал повидать вас?

– Да.

– Близкий друг?

– Мы встречались в Лондоне, он – друг Эдварда. Вы знаете, кто такой Эдвард?

Он не знал, поэтому я вкратце рассказала, какое место занимает Эдвард в нашей семье. Его эта история заинтересовала.

– Моя мать относится к Эдварду как, к родному сыну, – добавила я.

– Вы унаследовали ее склонность заботиться об осиротевших младенцах?

— Вы имеете в виду Тристана? Ну, ведь он сын моей сестры!

– А что с юристом? Вы ведь не смогли развлечь его так, как он, должно быть, надеялся?

Я не удержалась от улыбки:

– Зачем мне что-нибудь рассказывать вам? У вас превосходная информационная служба! – И все равно расскажите, люблю слушать истории.

– Тристан простудился… весьма серьезно. Няня Крэбтри вызвала доктора, который сказал, что ребенку следует оставаться в постели и находиться в тепле… Я рассказала ему про открытое окно, про то, как Тристан оказался без одеяла, и что из-за этого он чуть не заболел пневмонией.

– …Мы просидели возле него всю ночь, няня Крэбтри и я. Никого другого она не хотела подпускать. Она уверяет, что кто-то вошел и раскрыл окно!

– И специально раскутал ребенка?

– О нет! Я думаю, он сам раскрылся.

– У него есть такая привычка?

– Нет, такого раньше не было…

– Значит, он раскрывается только при сквозняке? Я внимательно взглянула на него.

– Мы же не можем спросить у Тристана, почему он решил раскутаться? Думаю, его беспокоил жар и то, что он был слишком укутан…

– А я думаю, не мог ли кто-нибудь зайти в детскую и открыть окно?

– Миссис Льюит считает, что няня Крэбтри сама открыла окно и забыла его закрыть.

– Она рассеянна?

– Я никогда такого за ней не замечала… особенно если речь идет о ее обязанностях!

– А ребенок был уже болен! Вам это не кажется странным? Мне бы не хотелось, чтобы вы там оставались!

– А где же мне быть?

– Я хочу сказать, что, к сожалению, вы не можете забрать ребенка и увезти к своей матери… но я говорю не вполне искренне, поскольку если бы вы уехали, то что случилось бы со мной? Подумайте, как одиноко мне было бы без вас.

– Вы это серьезно?

– На вас это не похоже – задавать глупые вопросы, ответ на которые заранее известен!

Я ничего не ответила, и некоторое время мы молчали. Я чувствовала, что давно мне не было так хорошо. Быстрое выздоровление Тристана подняло мой дух, а общество Джоуэна всегда доставляло мне удовольствие. Наконец, он произнес:

– У вас есть какие-нибудь планы на будущее? Я покачала головой.

– Вскоре кое-что решится без нас, – проронил он. Я вопросительно взглянула на него, и он продолжил:

– Я имею в виду события за границей.

– Разве это касается нас?

– То, как развиваются события, увеличивает вероятность этого! Вам нравится, как здесь кормят? – перевел он разговор на другую тему.

– Да, очень.

– Нам надо как-нибудь еще заглянуть сюда. Я часто тут бываю.

Он рассказал мне о ферме, которую мы должны были посетить. Нужно было решить вопрос относительно строительства нового амбара.

День оказался и в самом деле интересным. Я поболтала с женой фермера, пока Джоуэн был занят с ее мужем, и услышала о том, что лучшего землевладельца для арендаторов трудно найти.

– Лучше и не бывает! – говорила она. – Нам повезло, что мы арендуем землю у Джермина! Совсем другое дело у тех, кто на земле Трегарленда. Ах, извините, мисс, я совсем забыла, что вы как раз оттуда. Какая ужасная история с вашей бедняжкой сестрой!.. Я слышала, малыш в последнее время приболел?

Значит, новости распространялись с такой скоростью? Назад мы возвращались по той же самой дороге, впервые с момента гибели Дорабеллы у меня было легко на душе.

Когда мы прощались, Джоуэн взял меня за руку и внимательно посмотрел в глаза.

– Сохраняйте осторожность, особую осторожность! – Он едва уловимо нахмурился и добавил: – Помните, я недалеко от вас.

– Это очень утешает! – весело ответила я, но на самом деле я сказала это всерьез.

СМЕРТЬ В ДОМЕ

Наступило лето. Время от времени писал Ричард, но речи о посещении Корнуолла больше не было. Писала и мать. Она интересовалась, есть ли надежда на то, что я приеду в Кэддингтон. Она была уверена, что в сопровождении няни Крэбтри я вполне могу совершить такое путешествие. Сама она часто посещала Лондон с тех пор, как у Гретхен родился ребенок – девочка, которую назвали Хильдегардой.

Я нанесла еще один визит миссис Парделл, которая, похоже, была рада видеть меня. Она по-прежнему была глубоко убеждена в том, что Дермот убил обеих своих жен, и переубедить ее было невозможно. Она полагала, что он душил их, выносил из дома, а потом бросая в море.

– Никаких признаков удушения на теле Аннетты не нашли, – протестовала я. – Если бы они были, их немедленно обнаружили бы.

– Но она ведь пролежала в море столько дней, разве не так? – настаивала миссис Парделл.

– Думаю, следы все равно остались бы. Переубедить ее было невозможно, но она заявила, что ей приятно поговорить с кем-нибудь об этом.

– Как вы потеряли свою сестру, так я потеряла дочку. Это нас связывает, если вы меня понимаете.

Этот визит оставил у меня чувство некоторой подавленности.

Чаще мы стали видеться с Джоуэном. Он познакомил меня с Джо Трегартом, своим управляющим. Тот был явно предан Джоуэну и сказал мне, что очень жаль, что Джоуэн не вступил в права владения раньше и что работать со столь знающим человеком – сплошное удовольствие.

Всякий раз, отправляясь в город, я чувствовала провожавшие меня внимательные взгляды. Правда, ко мне проявляли теперь меньший интерес, поскольку таинственное исчезновение Дорабеллы потеряло свою свежесть, однако я стала фрагментом одной из тех легенд, которые время от времени оживают. Я находила болезненное удовольствие в пребывании в саду. Я привыкла сидеть там во второй половине дня и поглядывать на пляж, размышляя о Дорабелле. Я вновь и вновь пыталась представить ее спускающейся ранним утром вниз, бросающейся в холодную воду и навсегда исчезающей, но мне так и не верилось, что дело обстояло таким образом.

Я, просидела там уже около получаса, послышались чьи-то шаги, и, к своему удивлению, я увидела, что ко мне приближается Гордон Льюит. – Добрый день! – сказал он. – Вы ведь часто бываете здесь, правда? Можно посидеть с вами? Скамья представляла собой полку, высеченную в огромном камне. Места здесь хватило бы, по крайней мере, на четверых. Гордон присел рядом.

– По-моему, вам не доставляет радости сидеть здесь? Это навевает воспоминания.

– Да, вы правы…

– И все-таки… вас влечет сюда?

– У меня до сих пор все это в голове не укладывается, – сказала я ему. – Моя сестра неожиданно начала купаться по утрам… Наверняка тогда было холодно, а она не была воспитана в спартанском духе…

– У людей бывают странные капризы.

– Я не могу поверить в то, что она погибла!

– Но… она ведь исчезла, верно?

– Ее тело так и не было найдено!

– Это не значит, что она жива, некоторые исчезают бесследно. Возможно, ее унесло в море… или она лежит на дне.

Я вздрогнула. Гордон добавил:

– Простите, но я считаю, что чем скорее вы смиритесь с ее гибелью, тем лучше. Тогда вы сможете это пережить, и лучше вам держаться отсюда подальше.

– Да, я и сама так думаю, но без Тристана я уехать не могу.

– Не думаю, что его отпустят. – Я понимаю, что его место здесь, но… Дермот не стал бы возражать против его отъезда.

– Дермот в таком настроении, что ему все безразлично.

– Это было такой трагедией для него!

– Как и для вас. Думаю, вам было бы лучше с вашими родителями. Здесь вы постоянно переживаете и не можете избавиться от этого.

– Если бы я могла взять Тристана…

– Ребенок должен остаться здесь. На этом настаивает его дед.

– А я обещала своей сестре позаботиться о нем, если ее не станет.

– У нее было предчувствие, что такое может случиться? Это очень странно!

– Случается много странных событий…

– Главным образом речь идет об интерпретациях случившихся событий. Мы, корнуэльцы, по самой природе своей склонны к суевериям, не знаю, почему. Может быть, потому, что нам живется трудней, чем другим? Население состоит из рыбаков и шахтеров, и обе профессии опасны. Когда происходит несчастный случай на море или в шахте, рождаются легенды. Вам тут расскажут, что нейкерсы, живущие под землей, — это привидения людей, убивших Иисуса Христа, и многие будут утверждать, что видели их своими глазами. «Размером с шестипенсовую куклу», – так мне сказал один мужчина. Насколько я понимаю, шестипенсовая кукла в старое время была высотой дюймов шесть, одетая, как старый оловянщик, – так называют в наших краях шахтеров. Шахтеры должны оставлять под землей для нейкерсов часть своего завтрака, иначе они получат неприятности. Представьте, каково это тем, кто едва зарабатывает на хлеб насущный!

– Вы, кажется, много знаете о старых легендах и обычаях?

– Такое собирается годами, а я прожил здесь всю жизнь, хотя, конечно, не в этом доме: я ведь не член семьи.

– Я думала, вы дальний родственник. Поколебавшись, он криво усмехнулся: – Да… возможно… Так мы говорили о легендах? Это связано с опасными занятиями, люди думают о несчастье, которое может с ними приключиться. Говорят о черных собаках и белых зайцах, которых видят на шахтных отвалах, – и это предупреждение о грядущей опасности! Вы должны попытаться понять этих людей, которые действительно часто встречаются с опасностью и ищут указующих знаков. Теперь говорят, что Джерминам и Трегарлендам не суждено подружиться, а поскольку они попытались – быть беде! – Вы и в самом деле думаете, что смерть моей сестры вызвана этим?

– Все так думают и говорят, что кто-то навлек это несчастье…

– Я?

Гордон кивнул и как-то странно поглядел на меня.

– Все говорят, что нехорошо, когда иностранка является сюда и суется в дела, которые тянутся веками…

– Иностранка?

– Родившаяся по другую сторону реки Тамар, – улыбнулся он.

– Это же смешно!

– Конечно, однако все в это верят.

– Да и сама эта вражда абсурдна, и вы так считаете! Все, у кого есть крупица здравого смысла, в том числе и мистер Джермин…

– Но многие так не считают, они любят свои старые предрассудки и не желают с ними расставаться – ни рыбаки, ни шахтеры. Они боятся своих шахт и моря. Взгляните-ка на море. Видите барашки на волнах? Среди них много таких, которые называются «белыми лошадками». Начинает штормить!

– Пока я здесь сидела, ветер заметно усилился.

– Он здесь предательский, непредсказуемый, – Гордон слегка придвинулся ко мне. – Он может быть мягким, манящим, а потом вдруг превратится в шторм. Вы еще не видели здесь настоящего шторма, не видели ужасных волн в сорок – пятьдесят футов высотой. Они сотрясают даже утесы, как разъяренные звери. Да, с морем нужно быть очень осторожным! Пристально глядя на меня, Гордон продолжал:

– Опасность может таиться везде, даже в этом саду. Представьте, что внезапно вы потеряете равновесие… предательский камень… оползень. Такое случается, и вы рухнете вниз… прямо на эти черные камни!

Я неожиданно почувствовала страх – мне показалось, что он еще больше придвинулся ко мне.

– Я об этом не думала!

– Думать и не нужно, нужно соблюдать осторожность. Здесь все производит впечатление полного покоя, но не является таким, каким выглядит. И всегда помните, что море опасно!

– Мистер Льюит, вы здесь? – по склону к нам спускалась служанка. Было впечатление, что исчезли какие-то злые чары. Помимо воли я облегченно вздохнула. – Сэр, случилось ужасное! – закричала служанка. – С мистером Дермотом несчастный случай! Его повезли в больницу.

– Несчастный случай? – воскликнул Гордон.

– Он упал с лошади, сэр! Миссис Льюит послала меня за вами.

Гордон уже устремился вверх по склону, и я последовала за ним.

Гордон, Матильда и я отправились в больницу Плимута, куда был доставлен Дермот. Нам не разрешили повидать его, но с доктором мы поговорили.

– Он серьезно пострадал, – сказал врач.

– А он не?.. – начала Матильда.

– Он поправится, но это займет довольно много времени, да и потом, возможно…

– О, Господи! – пробормотала Матильда.

– Вы хотите сказать, что он останется инвалидом? – спросил Гордон.

– Это не исключено: у него повреждена спина. Очень неудачное падение: он мог бы погибнуть. – Вы знаете, как это произошло? – Судя по всему, он слишком быстро скакал и… Выглядит это так, будто он был… ну, нельзя сказать, чтобы он был пьян, но… я бы сказал – не вполне трезв!

– Он совсем недавно пережил огромное горе, потеряв жену, – пояснила я.

– Вы можете повидаться с ним, когда он очнётся после анестезии. Пришлось сделать небольшую операцию, но особой помощи оказать ему мы не смогли. – Значит, он надолго слег?

– О нет, отсюда он выпишется через несколько дней… если мы не сможем больше ничего сделать для него. Возможно, терапия, но это позже. В общем, посмотрим.

Нас оставили в комнате для посетителей, пообещав вызвать, когда Дермот будет в состоянии принять нас.

– Это ужасно! – сказала Матильда. – Что же это такое? После смерти Аннетты у нас какая-то полоса несчастий. Все это пугает!

– Иногда так в жизни бывает, – сказал Гордон, взглянув на мать. – Произошел несчастный случай, и никто в этом не виноват…

– Полагаю, во всем виноваты злые силы! – сказала я. Гордон кивнул.

— Возможно, он и поправится? Врачи часто ошибаются.

Через некоторое время к нам вышла медсестра. Она сказала, что мы можем повидать Дермота, но не должны слишком утомлять его.

Дермот лежал в палате, рассчитанной на несколько человек. Медсестра отдёрнула шторы, которыми была завешана кровать.

Выглядел он, бледным, очень больным и слабо улыбнулся нам. – Ну и наделал я хлопот! – сказал он, вымученно улыбнувшись.

– Дорогой мой Дермот! – сказала Матильда. – Мы так за вас беспокоимся!

– Я еще жив, – сказал он чуть ли не с сожалением.

– Что произошло? – спросил Гордон.

– Я не знаю: только что я скакал, а в следующую секунду уже ударился оземь, а бедняжка Сейбл помчалась дальше. Должно быть, я был неосторожен.

– Что ж, теперь отдыхайте, – вздохнула Матильда. – Вы поправитесь, но это займет время.

– Время… – сказал он, прикрыв глаза.

К нам шла сестра, знаками показывая, чтобы мы вышли.

В дверях мы оглянулись. Глаза Дермота были закрыты, и он, похоже, не замечал, что мы уходим.

Как и предполагалось, распространились слухи. Что происходит в Трегарленде? Что-то не так, одно несчастье за другим: смерть первой миссис Трегарленд; потом эта молодая женщина из чужих краев начала путаться под ногами и привела Джермина к Трегарлендам. Ясное дело, привидение не будет стоять в стороне и смотреть, чтобы такое творилось. Что плохо с иностранцами, так это то, что они в привидениях не разбираются. Ну, они их научат!

Двух молодых женщин забрало море, хотя первую еще до того, как появилась эта настырная иностранка, так что это было лишь предупреждением о том, что вражда жива, как никогда. Потом хозяин упал с лошади и, говорят, не скоро снова сядет в седло. Это опять же предупреждение: не суйся в дела, в которых не понимаешь.

Я испытывала огромное желание уехать отсюда.

Я могла, конечно, упаковать вещи и сразу уехать домой, но что делать с Тристаном? Как сказал бы Ричард, нянюшка вполне в состоянии сама присмотреть за ребенком. Если бы я могла взять его с собой!

Была еще одна причина: мне пришлось бы расстаться с Джоуэном Джермином, а этого не хотелось. Встречи с ним вносили, казалось, здоровую струю в мою здешнюю жизнь. Его явно интересовали мои дела; он помог мне избавиться от страха перед шепчущими голосами; он понимал, как мне необходимо быть возле Тристана; он всерьез принимал мои страхи, расстройства и колебания. Похоже, он понимал меня, как никто.

Выписался из больницы Дермот, и стало ясно, что он серьезно пострадал. Он передвигался с большим трудом и по приезде сразу же отправился в постель, поскольку поездка очень утомила его. В доме воцарилось подавленное настроение. Впервые в поведении старого мистера Трегарленда не наблюдалось скрытой насмешки. Он был всерьез потрясен: в конце концов, пострадал его единственный сын. В течение последующих дней стало видно, сколь беспомощен теперь Дермот. Нам сказали, что надежды на полное выздоровление мало, хотя некоторого улучшения состояния врачи ожидали. Нас предупредили, что это займет много времени.

Джеймс Трегарленд начал обсуждать, что именно в связи с этим следует сделать. Дермоту было необходимо раздобыть кресло-каталку, а комнату для него оборудовать на первом этаже. Все это было несложно. На Джека, работавшего в конюшне, можно было положиться. Он был сильным мужчиной, а в случае необходимости на помощь ему пришел бы Сет, чья физическая сила вполне компенсировала недостаток умственных способностей.

Сложнее было поддержать бодрость духа в Дермоте… Несчастье, последовавшее за смертью Дорабеллы, было слишком тяжким грузом. Пожалуй, и это падение можно было объяснить его расстроенным состоянием. Все стремились хоть чем-то помочь Дермоту. Была подготовлена прекрасная комната на первом этаже с огромными окнами, выходящими на море. Доставлено кресло, в котором он мог передвигаться по дому. У него часто возникали боли, и он был вынужден принимать сильные болеутоляющие таблетки. Раз в неделю – если не требовалось чаще – приходил доктор. Сделано было все возможное.

Дермот был окружен заботой. К нему постоянно шли посетители. Мы позаботились о том, чтобы он не оставался в одиночестве. Джек вел себя как его преданный раб. Дермот любил, когда я посещала его, и наш разговор неизбежно заходил о Дорабелле – какой она была чудесной, как он полюбил ее с первого взгляда, а потом… потом потерял ее. Его надо было даже удерживать от излишних разговоров на эту тему.

Он сидел в своем кресле, свежевыбритый, умытый, в кашемировом халате, а я думала – как он не похож на того человека, что сидел с нами в уличном кафе, – яркого, веселого молодого человека, влюбленного в жизнь и в Дорабеллу. Как все печально обернулось!