Текст книги "Паутина любви"

– Это было бы очень здорово!

– Я слышала, что ты в Лондоне имела успех? Говорят, друг Эдварда Ричард – просто очарователен! Вы с ним ходили в оперу?

— Мы ходили все вместе.

– «Травиата»! Наша милая мамочка, похоже, просто очарована выбором Ричарда.

– Ты была бы в восторге тоже.

— Я предпочла бы какое-нибудь представление «со мной» в главной роли! Возможно, если бы там была я, он подобрал бы что-нибудь, относящееся к Дорабелле!

– Я уверена в этом.

– Ты говоришь неправду, но как вам должно было быть весело! Да еще эта очаровательная миниатюра! Мне тоже хотелось бы иметь свой портрет.

– Я была в этом уверена и как раз собиралась тебе это предложить. Потом ты сможешь подарить мне его на Рождество.

Я рассказала ей про Мэри Грейс.

– Значит, сестра Ричарда? Круг сужается! Ты вступила в близкие отношения с этой семьей!

– Я отыскала эту рамку. Правда, она изысканная?

– Просто чудесная!

– Есть и еще одна такая же, парная.

– Где?

– Отложена в лавке. Ее придержат до тех пор, пока ты действительно не соберешься заказать свой портрет.

– Разумеется, собираюсь! Так она, эта Мэри Грейс, приедет сюда?

– Думаю, после рождения ребенка. Тебе не нужно думать о таких вещах, пока ты ждешь ребенка. Кроме того, лучше рисовать тебя, когда ты опять придешь в норму.

– Эта мысль меня привлекает!

– Тогда ты сейчас напиши Мэри Грейс, а я отвезу ей письмо. Пригласи ее на недельку-другую, ей вполне хватит этого времени. Она работает очень быстро, и портрет будет закончен к Рождеству.

– Как я рада, что ты здесь! Жизнь становится совсем другой!

– Что такое? Я нужна тебе, когда у тебя есть обожающий муж, а скоро будет еще и ребенок? И тебе до сих пор нужна сестра?

– Ты всегда нужна мне! Ты же не обычная сестра, ты ведь – частица меня! – повторила Дорабелла.

Наше пребывание в Корнуолле было недолгим. С Джоуэном Джермином я встретилась только один раз. Я сказала ему, что снова буду здесь в ноябре, и что сейчас мы приехали только отпраздновать день рождения. Мы пили подогретое вино с пряностями в отеле, расположенном в двух милях от Полдери, и на прощание он сказал:

– Рассчитываю почаще видеться с вами в ноябре. Надеюсь, в следующий раз вы погостите здесь подольше?

Я ответила, что пока ничего не знаю наверняка, может быть, я даже останусь здесь после Рождества».

– Мы еще ничего окончательно не решили, – пояснила я. – Мои родители хотели бы, чтобы Дорабелла приехала на Рождество домой, но ребенку в таком возрасте путешествовать рановато.

– Вы будете здесь! – заявил Джоуэн.

Гордон теперь был более доступным: нас связывало воспоминание о совместно пережитом приключении. Он сказал, что очень рад тому, что мы приехали и что, судя по всему, Дорабелле очень недоставало меня.

– Вы же знаете, как это бывает у близнецов, – заметила я.

– Да, очень близкие взаимоотношения! Собственно, вот и все события. Вскоре мы отправились домой.

Через неделю или чуть позже пришло письмо от няни Крэбтри и еще одно – мне от Дорабеллы.

Письма прибыли, когда мы сидели за завтраком. Мать тут же вскрыла адресованное ей письмо. Я предпочла бы забрать письмо от Дорабеллы к спальню, чтобы прочитать его в одиночестве, потому что часто она писала мне очень откровенно и это предназначалось только для моих глаз. Мать знала это и только позже спрашивала, что там новенького.

– Чудесно! – воскликнула она, дочитав свое письмо. – Няня Крэбтри уже там! Старая добрая няня Крэбтри! Она собирается кое-что изменить в детской, говорит, что Дорабелла чувствует себя хорошо да и все остальное в порядке. Няня полностью удовлетворена и счастлива, хотя не совсем уверена в докторе. Она пишет, что за этими сельскими докторами «надо приглядывать»!

Сама няня Крэбтри родилась в Лондоне и была уверена, что у тех, кому повезло меньше, не следует ожидать таких же блестящих качеств, которые присущи уроженцам столицы.

– То же самое она говорила нам в Кэддингтоне! – заметила, состроив гримасу, мать. – Корнуолл она воспримет еще более критично: он ведь еще дальше от Лондона! Но я все равно рада, что она там: няня прекрасно разбирается, что к чему, и, если вконец не запугает доктора, все будет в полном порядке! Интересно, что думает о ней Матильда? С такими людьми, как няня Крэбтри, главная сложность в том, что они всегда считают себя правыми, а тех, кто не согласен с ними, – заблуждающимися. Впрочем, в девяти случаях из десяти она оказывается права!

– Я считала, что ты абсолютно уверена в том, что никто, кроме няни Крэбтри, там не справится.

– Я-то уверена, но у нее могут быть конфликты с другими людьми. Для своей обожаемой Дорабеллы она сделает все, да и ребенок не может оказаться в лучших руках! Но няня Крэбтри любит, чтобы все делалось так, как она считает нужным!

Мне хотелось побыстрее взяться за письмо Дорабеллы, и я отправилась в свою комнату.

«Дорогая Ви!

Итак, няня Крэбтри прибыла в ореоле своей славы! Дермот отправился на станцию встретить ее, и, кажется, она его не одобрила. Как может не нравиться Дермот? Он был очень мил с ней и ответил на все ее вопросы – в той мере, которой можно ожидать от обычного мужчины. Она слегка покритиковала дом: он показался ей полным сквозняков. «А чего еще можно было ожидать? – заявила она. – Тут же море совсем рядом». Она кое-что изменила в детской и заставила меня больше отдыхать. Я, мол, всегда самовольничала, «Не то что мисс Виолетта » .Итак, ты стала для нее воплощением всех достоинств. Это всегда так бывает, верно? Хороший близнец – отсутствующий близнец!

Иногда она ведет себя так, как с нами, когда нам было три или четыре года. Что делать, она одинаково относится к детям всех возрастов, всякий ребенок – ее ребенок! Не думай, что Дермот в это вмешивается: младенцы нянюшки Крэбтри полностью принадлежат ей. Бедняжка, надеюсь, когда он/она родится, ему/ей придется не слишком трудно.

Матильда ведет себя очень спокойно и подчиняется всем ее указаниям. Дермоту няня очень нравится, хотя она ведет себя по отношению к нему так, словно он – один из тех «полоумных »мужчин, которые не могут отличить у ребенка голову от ног. Гордона она считает жалким, а относительно старика у нее не сложилось мнения, да и встречаются они с ним редко. Наверняка она считает, что он здесь не играет никакой роли.

Милая старая няня Крэбтри, я так рада, что она здесь: от ее присутствия становится уютнее!

Больше всего я, конечно, хочу, чтобы приехала ты. Теперь уже осталось недолго. Кстати, скажи маме, что я подбираю имена. Я решила поддержать оперную традицию: если это будет мальчик – быть ему Тристаном, если девочка – Изольдой. Спроси, устраивает ли ее это? Думаю, вагнеровские имена ей понравятся меньше, чем наши, однако они будут особенно подходящими, поскольку это и корнуоллские имена, а младенец нянюшки Крэбтри будет наполовину корнуолльцем… »

Когда я рассказала матери, какие имена предполагаются, она развеселилась.

– Мне это нравится, оба имени хороши! Интересно, кто же у нас будет? Твоего отца не волнует пол будущего младенца, потому что для него оба важны. Меня, кстати, тоже, хотя, может быть, мальчик был бы все же лучше.

Она задумчиво посмотрела на меня, и я заметила в ее глазах то самое выражение, которое появлялось, когда она начинала строить матримониальные планы. Должно быть, она считала, что мне очень одиноко без Дорабеллы.

Мы отправились в Лондон погостить у Эдварда и, конечно, встретились с Доррингтонами. У меня появилась возможность рассказать Мэри Грейс о том, как Дорабелла восприняла миниатюру и что она, как я и предполагала, хочет, чтобы Мэри нарисовала ее портрет.

– Наверное, ты уговорила ее? – спросила Мэри.

– Уверяю тебя, Дорабелла всегда сама принимает решения! Она считает, что ты – гениальная и ждет – не дождется твоего приезда, вот почему я хочу поскорее приобрести вторую рамку. Когда родится ребенок, ты непременно туда приедешь. Корнуолл должен очень заинтересовать тебя!

– Ты это всерьез? Мне не верится.

– Но ты приедешь в Корнуолл создавать миниатюру?

– Я хотела бы… очень хотела бы! Это было бы замечательно!

– Завтра купим вторую рамку, чтобы быть уверенными в том, что у нас есть пара.

Этот визит оказался удачным: обычные радости от покупок, поход в театр и ужин с Доррингтонами.

Гретхен, похоже, стала несколько спокойнее: ее мысли были заняты предстоящими родами. Это событие должно было произойти только в апреле, но беременность уже сказывалась на ней. Я была рада – это, несомненно, отвлекало ее от беспокойных мыслей о судьбе ее семьи в Германии.

Мы не могли задерживаться надолго, поскольку, как заявила мать, нам следовало приготовиться к поездке в Корнуолл.

– Я хочу приехать туда заранее, – говорила она. – Дорабелла будет чувствовать себя уверенней, если мы будем рядом. Когда все кончится, я уеду: я не могу надолго оставлять вашего отца. Он очень не любит оставаться один, хотя никогда не жалуется. Ты же, наверное, захочешь задержаться, а если Мэри Грейс собирается съездить туда, ты тем более захочешь побыть с ней. Пора уже подумать и про Рождество: думаю, мы опять отправимся туда, ведь нянюшка Крэбтри ни за что не позволит путешествовать новорожденному. Похоже, этот период жизни нам придется проводить в поездах! Мне показалось, что Доррингтоны не прочь, чтобы мы провели Рождество у них.

– О нет, нам необходимо быть вместе с Дорабеллой!

– Разумеется, однако лучше бы она жила поближе!

Итак, в назначенный срок мы отправились в Корнуолл. Это был мрачный ноябрьский день, и по мере того, как поезд продвигался на запад, становилось все темней. К тому времени, как мы приехали, стало совсем темно.

Дорабелла бросилась ко мне и обняла: она была очень эмоциональна. Роды явно близились: она стала совсем неуклюжей и, как я заметила, была немного встревожена. Потом она обнялась с матерью, и та погладила ее по голове.

Нянюшка Крэбтри приветствовала нас со сдержанным удовлетворением.

– Это будет мальчик! – заявила она. – Я сужу по тому, как Дорабелла его носит. Эта миссис Льюит говорит, что ей кажется, будто будет девочка. «Ну да, девочка! – я ей говорю. – Если я когда-нибудь видела, как вынашивают мальчика, так я и говорю, что будет мальчик!»

– Будем надеяться, что маленький Тристан родится в срок.

– Тристан! – хмыкнула нянюшка Крэбтри. – Ну и имечко! Чем вам плох Джек или Чарли?

– Мы ничего не имеем против, – возразила мать, – однако Дорабелла решила, что это будет Тристан.

Няня Крэбтри поцокала языком. В этом вопросе она была бессильна.

Дорабелла показала нам подготовленное для младенца приданое и рассказала, как готовится к родам. Акушерка явится сразу же, как только нянюшка Крэбтри даст сигнал; то же самое относится и к доктору; сама нянюшка Крэбтри будет присутствовать неотлучно, чтобы лично приветствовать новорожденного.

– Все уже готово, – вставила нянюшка Крэбтри. – Я об этом позаботилась! Теперь нам остается только дождаться рождения милого малыша.

Больше всех этого ждала она: вскоре после родов она избавится от врача и акушерки и начнет самолично распоряжаться всем.

Дорабелла была утомлена и сразу же после обеда легла в постель. Дермота и Гордона мы не видели. Матильда сообщила нам, что оба отправились на какой-то съезд землевладельцев, проходивший в Эксетере. Предполагалось, что они будут отсутствовать двое суток.

– Дермот хотел отказаться от поездки, когда узнал, что вы приезжаете, но Гордон без Дермота ехать не хотел, – говорила Матильда. – Поскольку до родов остается еще несколько дней, он решил, что вы правильно поймете его.

После того как все разошлись по своим спальням, мать зашла ко мне поболтать.

– Матильда – просто молодец! Я побаивалась, что с нянюшкой Крэбтри возникнут трудности, но Матильда – воплощенная тактичность, и она, видимо, понимает, какое сокровище – такая нянька, если не обращать внимания на некоторые мелочи в её поведении.

– Да, мне кажется, Матильда любит, чтобы все было спокойно.

– Что же касается остальных слуг… ну, нянюшка Крэбтри будет жить сама по себе, не вступая с ними в тесный контакт. Вся ее жизнь сосредоточена на детской, вот почему нельзя найти лучшей няньки для ребенка. А нам теперь остается только ждать!– По-моему, Дорабелла волнуется.

– А кто бы на ее месте не волновался? Это ее первые роды, и она еще не знает, с чем ей предстоит столкнуться. Все будет в порядке: она крепкая, здоровая, а уж мы позаботимся о том, чтобы за ней был нужный уход. Жаль, что отец не может быть вместе с нами! Впрочем, в детской от него не было бы особой пользы.

– Он оказал бы поддержку, да просто приятно, когда отец рядом!

Мать кивнула и улыбнулась.

– Это верно, – сказала она, – но существует поместье, а мы без конца переезжаем с места на место. Когда ребенок немножко подрастет, Дорабелла сможет приехать к нам, и тогда не придется столько разъезжать. – Она зевнула. – Трудный сегодня выдался день, я устала? Наверное, пора мне отправляться в кровать, да и тебе тоже.

Мы пожелали друг другу спокойной ночи, и она вышла.

Я действительно утомилась. Улегшись в постель, я некоторое время прислушивалась к рокоту прибоя. Интересно, почему в этом доме у меня всегда появлялись жутковатые ощущения?

Я задремала и неожиданно очнулась. Послышался скрип пола, и я поняла, что не одна: кто-то еще был в этой комнате.

Мое сердце бешено колотилось. Я еще не совсем проснулась, продолжая выкарабкиваться из какого-то сна, оставлявшего у меня неясное, но дурное впечатление. Я уселась в кровати и начала вглядываться в окружающее, хотя едва ли что-то можно было различить в рассеянном свете звезд.

Из тьмы вышла Дорабелла и остановилась у моей кровати.

— Я напугала тебя? Я и не знала, что ты так легко пугаешься.

— Дорабелла! Что ты здесь делаешь?

– Сначала я не могла уснуть… потом мне приснился этот сон… уже не в первый раз. Он напугал меня!

Поверх ночной рубашки на ней был наброшен легкий халат, а волосы распущены по плечам.

– Ты простудишься, – сказала я.

– Мне нужно было повидаться с тобой!

– Тебе нельзя так стоять!

– Нельзя, – согласилась она, сняла халат, бросила его на кресло и легла ко мне в постель.

В моей памяти мелькнули дни, когда мы уезжали из дома… то ли на каникулы… то ли к кому-то в гости. Если Дорабеллу поселяли в другую комнату, она всегда приходила ко мне. Она говорила: «Я не могла уснуть» или: «Мне приснился плохой сон». Дома мы спали в одной комнате, и наши кровати стояли рядом. Когда она сейчас прижалась ко мне, я вспомнила те давно минувшие дни.

– Слава Богу, что ты здесь! – прошептала она.

– А что?

– Что? – переспросила она. – Потому что ты мне нужна, вот что! Терпеть не могу, когда нет возможности прийти и поговорить с тобой. А теперь я могу поболтать с тобой вволю, Ви!

– Ну что ж, почему бы и нет? Я тут… и теперь уже не сплю.

– Извини, если я напугала тебя. Ты, наверное, подумала, что это привидение? Возможно, дело в джерминовском привидении, в той, которая исчезла в море? Я так волнуюсь, Виолетта! Я вправду обеспокоена: этот сон такой яркий… и уже не в первый раз. Думаю, он вещий!

– И что же во сне происходит?

– Я рожаю ребенка… и умираю!

– Что за глупость! Тысячи женщин благополучно рожают детей! У тебя все подготовлено… за тобой присмотрят… с тобой я и мама, да еще нянюшка Крэбтри. Она никогда не допустит, чтобы ты… с тобой что-нибудь случилось!

– Не шути! Я говорю серьезно. Я умираю, понимаешь… в этом сне! Я умираю, родив ребенка, но с ним все в порядке, и он такой хорошенький! Я умерла… а он здесь. Вероятно, после смерти можно наблюдать за людьми… видеть, чем они занимаются? Вот это я и делаю во сне… наблюдаю. Я вижу тебя и нашу мать… и вы очень несчастны…

– Слушай, Дорабелла, – строго сказала я, – не нужно драматизировать! С тобой все в порядке, так сказал врач.

– Врачи не всегда разбираются в случающихся… осложнениях…

– Уж от тебя я меньше всего ожидала таких нездоровых мыслей. Послушай, ты собираешься рожать ребенка… это может наступить в любой момент. Естественно, ты волнуешься! Наверное, всякий бы волновался на твоем месте. Все мы знаем, что детей не приносят аисты и что их не находят в капусте, а сам процесс родов довольно болезненный. Такое происходит во всем мире, но у тебя это впервые, а ты всегда с трудом переносила любой дискомфорт. Ты этого не сознаешь, но это так. Ты только представь, как кричит маленький Тристан или Изольда. Это же чудесно! Твой собственный ребенок! И ты сразу поймешь, что все уже кончилось. Ах, какая ты счастливая, Дорабелла!

– И ты хотела бы иметь ребенка, правда?

– Все женщины хотят этого… или большинство из них.

– Только те, что относятся к материнскому типу! Я думаю, ты из таких. А если предположить… предположить… что, как в этом сне… я не выживу?

– Не собираюсь даже думать об этом!

– Милая, милая Ви, мы никогда не расстанемся! Без тебя я сама не своя, какая-то полуживая, вот почему… Я знаю, тебе это не понравится, но такое может случиться. Ведь люди умирают… и зачастую как раз те, от кого этого не ожидали…

– Забудь этот глупый сон! Это называют «нервозностью беременных».

– Правда? Похоже, ты вызубрила все о родах наизусть!

– Просто я прислушиваюсь к тому, что говорят.

– Это потому, что у нас с тобой все общее. Я скажу тебе, чего я хочу, Ви! Если я… не выживу…

Я сделала нетерпеливый жест.

– Выслушай, – потребовала Дорабелла. – Просто предположим такое! Если меня не станет, я хочу, чтобы ты взяла себе маленького Тристана… или Изольду. Я не хочу, чтобы ребенок доставался кому-то другому! Ты поняла меня?

– А что я понимаю в младенцах?

– Тебя бы наставляла нянюшка Крэбтри, но я хочу, чтобы ребенок был твоим. Конечно, есть еще мама, она тоже поможет, но ребенку нужен один человек, которого он будет выделять из всех… который сможет заменить ему мать, и я постараюсь, чтобы этим человеком была ты, потому что ты – моя частица!

– Конечно, я бы… но все это чепуха!

– Да, возможно, но ты поклянись: «Пусть мне перережут глотку, если я преступлю клятву!»

Я рассмеялась, вспомнив детство: как Дорабелла обещала держать что-то в тайне, облизнув палец: «Вот видишь, мой палец мокрый, – затем, обдув его, чтобы он обсох: – Вот видишь, теперь он сухой. Я перережу себе глотку, – и она выразительным жестом проводила пальцем по горлу, – если когда-нибудь нарушу клятву!»

– Клянусь, – сказала я, – но скоро ты сама посмеешься над своими фантазиями!

Дорабелла удовлетворенно вытянулась в постели.

– Теперь мне гораздо лучше! Что бы ни случилось, все будет в порядке… Я имею в виду – с ребенком. Ты же понимаешь, какие между нами отношения, мы ведь с тобой – одно целое, Ви… и так будет всегда, что бы ни случилось! Если я умру…

– Ой, пожалуйста, прекрати говорить о смерти! Она произнесла:

– Ты поклялась мне! Мы всегда держали свои обещания, правда? Ты понимаешь, что я имею в виду, когда говорю, что ты являешься частицей меня, а я – частицей тебя? Мы ведь с самого начала были с тобой вместе, мы связаны друг с другом. Это ведь так, правда? Другим людям этого не понять! Это даже забавно… Будто какая-то нить. Прочная, хотя и невидимая… Я думаю о ней, как о паутинке, связывающей нас навсегда, даже если кто-то из нас умрет… Я беспокойно вздохнула.

– Хорошо, хорошо, – продолжала она. – Я больше не буду говорить об этом! Ты пообещала… и что бы ни случилось, эта ниточка останется. Слушай, а ты здесь останешься, правда?

– Ну, на некоторое время…

– Я скажу тебе, чего бы мне хотелось: выходи замуж за этого милого мужчину из семьи Джерминов и будем жить здесь вместе!

– Безусловно, мадам, если вам так удобнее!

– Да ты подумай! Мы ведь будем соседями, представляешь! Хотя мама, наверное, возлагает надежды на этого лондонского юриста?

– Да уж! Знаешь, мне бы не хотелось обсуждать эту тему, она меня раздражает, особенно оттого, что все это чепуха! Думаю, ты поступила очень разумно, так быстро выйдя замуж и уклонившись от всех этих разговоров.

– Все матери одинаковы! Они не могут расстаться со своими дочерьми и в то же время не могут успокоиться, пока не выдадут их замуж!

Дорабелла рассмеялась. Похоже, все ее страхи рассеялись.

Я задумалась над тем, действительно ли ее преследовал подобный сон? Она привыкла все драматизировать и непременно желала находиться в центре драмы. Возможно, ей нравилось представлять себе, как все домашние погружаются в траур по ней, по осиротевшему ребенку, родившемуся на свет, по оставшейся в живых сестре-близнеце, связанной с ней «невидимой нитью» и ставшей приемной матерью… Ей это должно было доставлять удовольствие – при условии, что она могла бы наблюдать за развитием действия!

Я проводила Дорабеллу в ее комнату и аккуратно накрыла одеялом. На мгновение она прижалась ко мне.

– Помни, – сказала она, – ты поклялась священной клятвой!

Оказавшись вновь в постели, я обнаружила, что мне трудно уснуть. Несмотря на всю смехотворность страхов Дорабеллы, они некоторым образом совпадали с моими: если только предположить… Нет, нет… нельзя позволять себе увлекаться такими мыслями! Все у нее будет в порядке, так должно быть, все так говорят! Она молодая и здоровая, все должно быть хорошо!

Я лежала, время от времени впадая в дрему… погружаясь в обрывочные неприятные сны.

Море внизу, казалось, немножко сбавило тон, перейдя от равномерного рокота к рассеянному шепоту. Наконец я уснула.

Несколькими днями позже у Дорабеллы начались роды.

Во всем доме поднялась суета, приехал доктор, а вместе с ним акушерка. Мы с матерью пребывали в состоянии напряженного ожидания. Нянюшка Крэбтри была готова принять ребенка под свое покровительство, едва услышав его крик. Однако доктор и акушерка ясно дали ей понять, что до этого момента ее присутствие возле роженицы совершенно излишне.

Я не могла не думать о ночном посещении Дорабеллы, и о ее навязчивом сновидении. Мать нервничала не меньше меня. Мы сидели и разговаривали… о чем угодно, только не о Дорабелле, поджидая новостей… и опасаясь их.

Наконец, на лестнице послышались шаги: к нам шел доктор.

– Мальчик! Вы можете проведать Дорабеллу… только на пару минут: она очень утомилась!

– Она… с ней все в порядке? – пробормотала я.

– Как огурчик! – заявил он. Мы рванулись в ее комнату. Дермот был уже там – гордый отец, переводящий взгляд с младенца на раскрасневшуюся и довольную Дорабеллу. Акушерка держала на руках младенца – краснолицего, с пучочком реденьких волос на голове, сморщенного, пищащего.

– Он красавчик! – сказала акушерка, и дитя раскрыло рот, как будто смущенно опровергая эту ложь.

Дорабелла взяла за руки меня и мать. Мать была близка к тому, чтобы расплакаться – от облегчения и счастья.

Дорабелла взглянула на меня.

– Я все-таки сумела!

– Я знала, что ты сумеешь!

– И что вы думаете… о Тристане?

– Он чудесный! – сказала наша мать, – Только моя дочь могла родить такого чудесного ребенка!