Текст книги "Избранное"

Все излучины, которые, о любознательный читатель, ты увидишь на ладонях, означают, что кожа в тех местах может собираться в складки; наиболее крупные излучины находятся в местах сгибов, и от них расходятся другие, помельче. Но посмотри внимательно на шею, на лоб, па бедра и колени, на локтевые сгибы, посмотри на задницу, и ты увидишь, что повсюду кожа может собираться в складки, даже на подошвах ног имеются такие излучины. И потому следовало бы гадать по линиям не только ладоней, но и других частей тела; и как существуют хироманты, точно так же должны были бы существовать по всей справедливости и лобоманты, и локтеманты, и подошвоманты, и задницеманты.

Трактат третий
Как изучить в эдин день все науки и искусства

Если хочешь знать все языки,[254]254
  Если хочешь знать все языки… – Далее идут лингвистические шутки Кеведо, которые не всегда поддаются расшифровке.


[Закрыть] разговаривай на них в обществе тех, кто их не понимает, и дело сделано.

Если ты пишешь комедии в стихах и выводишь на сцену гвинейца, замени «р» на «л» и наоборот: вместо «Франсиско» – «Флансиско», вместо «луна» – «руна».

Если хочешь выучить язык басков, меняй первые лица глаголов на вторые и наоборот, и можешь считать себя баском. Например: «Хуанчо, ты люблю гулять», или: «я желаешь счастливый путь». Время от времени добавляй: «Хаунгойкоа».

Чтобы говорить по-морисски, достаточно говорить по-кастильски, но вставлять при этом куда попало звук «х». Например: «тхоледская шпахага», «вхесь мхир», «хидух» и снова «вхесь мхир» – вот и вся премудрость.

По-французски произноси «бу» как ребенок, надувающий губки; вставляй почаще «бон компер», а, говоря «макареляж», не забывай добавлять: «Франс, мусюр, ма-дама», и считай, что ты овладел французским языком.

Итальянский – еще легче, потому что, говоря «вигелла, синьор си, корпо дель мондо» и зная припев «пьян пьян си фа лонтан» и произнося «ч» как «к», а «к» как «ч», будешь знать язык.

Немецкий и фламандский выучить легко: достаточно, произнося заздравный тост, добавлять: «готис, гархаус, мемпиат, менестиат»; если речь зайдет о войне, то добавлять «дуна, дике» – и не останется желать лучшего.

Чтобы заговорить на арабском, достаточно залаять по-собачьи;[255]255
  …Чтобы заговорить на арабском, достаточно залаять по-собачьи… – Арабы в IX веке завоевали большую часть Испании; много веков прошло в постоянных войнах с пришельцами, пока к концу XV века в Испании закончилась реконкиста (отвоевание). Арабов-мусульман христиане называли неверными собаками.


[Закрыть] это язык собачий, и всякая собака тебя без труда поймет.

Греческий и еврейский. Поскольку все знающие эти языки знают их на честное слово и ограничиваются лишь заявлениями о своем знании, то заявляй и ты об этом, и будешь знать не хуже их.

Я ничего не стану говорить про цыганский и воровской жаргоны, потому что этим языкам ты сможешь выучиться у погонщиков мулов.

Если хочешь стать знаменитым врачом то прежде всего заведи хорошего мула, насади перстень с изумрудом на палец, купи перчатки на подкладке, широкую мантию и ходи летом в тафтяной шляпе. Обзаведись всем этим и хотя бы ты ни разу в жизни не видел ни единой медицинской книги, ты уже доктор и можешь лечить. Если же ты ходишь пешком, то, будь ты сам Гален, грош тебе цена. Главный секрет докторской науки заключается в муле.

Самая же наука врачевания такова: при входе к больному обычно два припева – «что с вами?» и «дайте-ка пульс!». Пощупать пульс и спросить: «Вас лихорадило?» и, если тот ответит «да», добавить: «Это сразу видно. Долго продолжался озноб?» Подождать, пока он ответит сколько, и затем сказать: «Ну да, разумеется. Вечером есть как можно меньше; полезен цикорий; слабительное». А если он ответит, что не может принять слабительное, строго возразить: «Так заставьте себя!» Еще прописать пластырь, микстуру и промывание – это для того, чтобы аптекарю было чем торговать, а больному – от чего болеть. Пустить ему кровь и поставить банки; повторить то же самое и, если болезнь все еще будет продолжаться, повторять эти процедуры до тех пор, пока не покончишь с болезнью или с больным. Если он будет жить и тебе будут платить, скажи, что это наступил твой час, а если умрет, считай, что пробил его час. Требуй его мочу, рассматривай ее на свет, криви при этом рот. А особенно следи за тем, чтобы у тебя была длинная борода, так как безбородых врачей не бывает и ты не заработаешь ни одного кварто, если лицо твое будет похоже на полированную доску. А чтобы создать мнение, что ты практикуешь в богатых домах, почаще сходи с мула у их ворот, входи во двор, где можешь помочиться, и, побыв там некоторое время, выходи и снова взбирайся на мула. Те же, кто увидит тебя входившим, не будут знать, заходил ли ты туда мочиться или нет. Если случится тебе идти по улице пешком, то всегда делай вид, что очень спешишь, и выбирай позднюю пору, чтобы создалось впечатление, что ты – врач, которого приглашают при опасных заболеваниях. Вели своим друзьям время от времени являться к твоему дому, стучаться в двери и громко выкрикивать так, чтобы слышали все соседи: «Сеньор доктор, вас требует к себе герцог!», или «Сеньор доктор, моя госпожа, графиня, умирает!», или «С сеньором епископом случился удар!» Со всем этим у тебя не будет отбоя от пациентов, будешь пользоваться всеобщим признанием, и в доме у тебя будет полная чаша.

Если захочешь прослыть кабальеро и идальго, хотя бы и будучи на самом деле евреем или мавром, то пиши каракулями, разговаривай отрывисто и грубо, езди верхом, много задалживай, а главное, отправляйся туда, где тебя не знают, – и прослывешь благородным сеньором.

Если хочешь сделаться юристом из тех зеленых и незрелых, от коих тяжбам тяжко и кои защитительной речью добьются для подсудимого галер, то выучи наизусть названия книг, два параграфа и два текста, и применяй их ко всем делам, хотя бы они к ним совсем не подходили. На все возражения отвечай, что существует особый закон, согласно которому то-то и то-то. Выступая адвокатом в суде, громко кричи и веди себя вызывающе, – ибо в судопроизводстве бывает прав тот, кто больше кричит и более дерзок. Всем своим клиентам говори, что правота на их стороне, хотя бы они требовали вздора. И знай точно, что нет нынче в этом столь огромном мире такой нелепицы, для которой не нашлось бы закона, ее поддерживающего. Так, например, нет большей глупости, как не пить вина и не есть свинины, а существует закон Магомета, запрещающий именно это делать. Коли не уразумеешь ты сути дел, тебе предлагаемых, скажи, что тебе уж надоело и прискучило вопить об этом на всех заседаниях суда Не забывай про свод законов, писанный на нашем языке, и помни про Панормитана[256]256
  Панормитан – Джеронимо Панормитано (ум. 1570), монах-доминиканец, автор трудов по богословию. Абад – по-видимому, Джакомо Аббати, итальянский монах-цистерцианец, живший в XIII веке, автор комментариев к книгам Исайи, Иеремии и к Апокалипсису, а также пророчеств, составленных в туманных выражениях.


[Закрыть] и Абада. Можешь ссылаться на некоего законоведа и подкреплять свои речи пословицами, ибо они все равно что евангельские тексты, только короче. А главное, держи в своем рабочем кабинете огромные томы, хотя бы это были рыцарские романы или еще какой-нибудь вздор, только бы брали они размерами. Если будешь что-нибудь утверждать, а к тебе пристанут, чтобы ты сказал, из какого это взято автора, отвечай, что из Карла Молинео еще до того, как он был запрещен и изъят из употребления; раз он изъят, тебя не смогут проверить; или просто выдумай какого-нибудь автора-законника, поскольку ежедневно появляются все новые. И не забывай носить остроносые туфли, берет и плащ с капюшоном, – так сам бог велел.

Если хочешь быть алхимиком и из камней, трав, навоза и воды делать золото, то заделайся аптекарем и травознатцем и будешь поучать золото из любой дряни, какую только будешь продавать. И поостерегись плавить металлы, дабы извлечь из них квинтэссенцию, ибо в этом случае будешь золото обращать в навоз, а не золото добывать из навоза.

И если захочешь стать автором книг по алхимии, делай то же, что делали все в подобных случаях и что очень легко: пиши вздор. Например: «Возьми светлое и умертви, и воскреси черным. Idem, посредством светлого возьми то, что внизу, и возвысь и опусти то, что вверху, соедини их и получишь верхнее». А чтобы узнать, трудно ли сделать философский камень, заметь себе, что прежде всего для этого нужно добыть солнце, что чрезвычайно трудно, потому что оно находится очень высоко. Сделайся торговцем – и получишь золото из шелка; сделайся разносчиком – и получишь его из ниток, иголок, оливкового масла и уксуса; книгопродавцев – и будешь получать золото из бумаги; портным – из сукна; сапожником – из кожи и подметок; пекарем – из теста; врачом – и будешь добывать золото из нечистот: цирюльником – и будешь добывать его из волос и крови. А говоря по правде, нынче одни лишь чиновники делают золото по-настоящему, они истинные алхимики, потому что все остальные не делают зелота, а только разделывают и расходуют его.

Кто хочет стать тореадором и при этом не знать ни расходов, ни неудач, пусть возьмет лошадь в долг, чтобы страшно было не тореадору, а ее владельцу; на арену пусть въедет с одним-единственным слугою, чтобы хоть по этому поводу сказали, что он единственный в своем роде; по арене пусть гарцует подальше от быка; если услышит, что он, мол, не злоупотребляет верониками, пусть скажет, что слишком чтит святую Веронику. Пусть поглядывает на ложи, где сидят дамы, тут нет никакой опасности. Если придется пикадору спешить ему на выручку, пусть сделает вид, что не заметил того и сам себя выручил. Если начнется на арене толчея и он скопытится среди мулов и пикаро, пусть сделает выпад шпагой и скажет: «Чернь меня не любит», и с такими словами пусть ретируется, говоря про себя: «И на том спасибо». И таким образом сможет тореадорствовать, не сходясь с быком и не рискуя конем.

Если ты хочешь, даже будучи птенцом желторотым, заслужить уважение как храбрец, ходи вразвалку, говори хриплым басом, сутуль спину, косолапь ноги, носи бородищу в виде крюка, а усищи – в виде рукояти шпаги; коли беседуешь с кем-то, лежа в постели, пусть разит от тебя, точно из винной бочки. Будь немногословен – ныне храбрецами почитаются лишь молчуны. Когда все тело твое скрыто одеждою, говори, что ты покрыт тысячею рубцов и шрамов. На пирах пей за упокой души Пантохи и в честь Эскамильи и Роа. Будь благоразумен в стычках и безрассуден на пирах, являй темперамент холерический во время затишья и флегматический – в деле; время от времени распространяй среди друзей слух, что такому-то и такому-то пустил кровь ты, хотя бы ранили их совсем другие. И ты заслужишь такую славу душегубца, что сама гнилая горячка позавидует.

РУКОВОДСТВО ДЛЯ ЖЕЛАЮЩИХ СТАТЬ ПОЭТАМИ-КУЛЬТИСТАМИ С РЕЦЕПТОМ, ПОЗВОЛЯЮЩИМ В ОДИН ДЕНЬ НАКРОПАТЬ «ОДИНОЧЕСТВА»,[257]257
  «Одиночества» – известная поэма Луиса де Гонгоры (1561–1627), одного из основателей литературного направления культизм (см. с. 531). Поэма написана в 1612–1613 годах.


[Закрыть] С ОПИСАНИЕМ СТАРОЙ ГАРДЕРОБНОЙ УТРЕННИХ И ВЕЧЕРНИХ ЗОРЬ И ЮВЕЛИРНОЙ МАСТЕРСКОЙ ДЛЯ ПОЧИНКИ ПОТРЕПАННЫХ РОМАНСОВ

Рецепт

 
Кто за день лишь захочет научиться
Жар… – в истинно культистском вкусе —…гону,
Пусть вызубрит: лазури небосклона;
Крылатость; пурпур; нега; багряница;
Лелеет; тщится; уповает; мнится;
Феб стреломечущий; бог златотронный;
Заклать; и – вопиять; и – неуклонно;
Огнь; пламенность; и алость; и юница;
И – многоликость; и еще – мерцанья;
Звездообразье; древле; увенчанье;
Дремотный; огнедышащий; туманность;
Вставляй повсюду: пилигрим, текучий,
Добавь, где нужно, ночи, тучи, кручи,
Да не забудь про гроты и песчаность,
И эдаким манером,
Довольствуясь премудрым сим примером,
По всей Испании строчат поэты
Заумно тарабарские сонеты,
И неучи, ламанчские мужланы,
Нажравшись чеснока и лука спьяна,
Науке сей сподобясь понаслышке,
Культистские стихи пекут, как пышки.
 

Пример

романс на романско-тарабарском наречии

 
Перлы в клаузулах дремлют,
Катаклизмы миновали.
Но в династии мерцаний
Позабудутся едва ли;
Блеск хризобериллов скуден,
И карбункулы тускнеют,
Портики и стилобаты
Воздвигаются и мреют,
Но душа, что ореолы
Обрести стремится всуе,
Тирский пурпур отвергает,
По хиосскому тоскуя.[258]258
  Перевод А. Косе.


[Закрыть]
 

И когда культист-подмастерье победит в себе здравый смысл и будет всюду пихать философский камень, фениксов, аврору, пеликанов и всяческие маскароны-страшилища, у него получится романс, достойный уст самой рьяной приверженки культизма.

Все это легче, чем просить взаймы. И поскольку культисты пишут главным образом про рассветы и сумерки, то прежде всего следует отправиться в гардеробную солнца, где имеется огромное количество утренних и вечерних зорь с их перламутром, пурпуром и багрянцем, розовых колыбелей и золотистых плащей для рождающегося дня, бисера и жемчугов для слез розы:

 
Цветов рыданья, слезы трав
(Их нежно солнце целовало).
Облекся в траур небосвод.
Багряная гробница – запад.
В ней солнца труп златой лежит.
Хоронят свет – обряд печальный.
Тускнеет ясность бирюзы.
Мир овдовел, хранит молчанье.
На опустевший небосклон
Взошла дремотная Диана.
 

В ювелирной мастерской культистов изготовляется текучий хрусталь для ручейков и хрусталь застывший для морской пены, сапфирные ковры для морской глади, изумрудные скатерти для лужаек. Для женской красы там заготовлены шеи из полированного серебра, золотые нити для волос, коралловые и рубиновые губы для физиономий, руки из слоновой кости для лап, дыхание амбры для пыхтения, алмазная крепость для груди, сверкающие звезды для глаз и огромное количество перламутра для щек; поэты-садоводы предпочитают это изготовлять из зелени: у них припасена для губ гвоздика, розы и лилии – для щек, аромат жасмина – для дыхания. Еще существуют поэты-мороженщики[259]259
  Позты-мороженщики. В подлиннике поэты-чаркиасы (poetas charquias); Пабло Чаркиас, современник Кеведо, придумал колодец-ледник, в котором вода была холодной даже в жару.


[Закрыть] – они все изготовляют изо льда и снега; круглые сутки не прекращается у них снегопад, и к женщинам в их стихах нельзя приблизиться иначе, как на санях, предварительно облекшись в шубу и теплые сапоги: руки, лоб, шея, груди – все ледяное и снежное, ни дать ни взять Монкайо.

Усвой себе вышеизложенное, и станешь настоящим культистом. Пиши заумным языком разный вздор, вставляя куда попало возможно больше латинских слов из словаря Калепино.

Да сохранит и да помилует всевышний кастильский язык и да научит нас Лопе де Вега прозрачной ясности своей поэзии!

 
Чтоб оберечь кастильского Пегаса
От культского. бреда и смрада,
На благовоья сжечь нам надо
Лист за листом поэзию Гарсиласо.[260]260
  Гарсиласо – то есть Гарсиласо де ла Вега, знаменитый испанский поэт-лирик.


[Закрыть]
 

Час воздаяния, или Разумная Фортуна^{6}

Перевод Н. Фарфель

Под редакцией И. Лихачева

Разыгралась однажды у Юпитера желчь, и поднял он крик, да такой, что земле жарко стало; ибо нехитрая штука задать жару небесам, коли самолично на них восседаешь.

Пришлось всем богам, хочешь не хочешь, плестись по его велению на совет. Марс, сей донкихот небожителей, меча громы и молнии, явился в шлеме, при оружии и с символом виноградаря – копьем[261]261
  …С символом виноградаря – копьем… – По-испански «виноградарь» и «сторож виноградника» – одно и то же слово.


[Закрыть] наперевес, а бок о бок с ним Бахус, придурковатое божество: на голове – колтун виноградных листьев, глаза заплыли, из пасти – винная отрыжка, язык не слушается, ноги выписывают кренделя, мозги задурманены вином.

С другого конца приковылял колченогий Сатурн – бука и детоед, тот самый, что уплетает собственных отпрысков за обе щеки. За ним притащился водянистый бог Нептун, мокрый, хоть выжимай, держа заместо скипетра стариковскую челюсть (в просторечии трезубец), бог, заляпанный илом, опутанный водорослями, насквозь провонявший рыбой и прочей постной дрянью, а сточные воды с него так и льют, мешаются с угольной пылью Плутона, который плетется позади.

Сей бог, издавна обернувшийся чертом, столь густо перемазался копотью и смолой, столь крепко прокурился порохом и серой, столь плотно окутал себя непроницаемой темнотою сочинений модных стихотворцев,[262]262
  …темнотою сочинений модных стихотворцев… – Выпад против Гонгоры и его школы.


[Закрыть] что его не могла прошибить даже ярая сила Солнца, идущего ему вослед, сияя медным ликом и бородой сусального золота. Это красное бродячее светило, мотающее пряжу нашей жизни,[263]263
  …мотающее пряжу нашей жизни… – По солнцу отсчитывается время.


[Закрыть] любимец цирюльников,[264]264
  Любимец цирюльников. – Цирюльники занимались врачеванием, а в античной мифологии Аполлон-Гелиос (Солнце) считался покровителем врачевателей.


[Закрыть] охотник до гитар и переплясов, нижет и вяжет день ко дню, век за веком и с помощью житейских невзгод и чрезмерно обильных ужинов спроваживает нас на кладбище.

Прибыла и Венера, чуть было не сокрушив меридианы грузным ободом юбок, подминая пышными оборками все пять зон, от полярной до тропической, в спешке недокрасивши рожу и закрутив волосы вкривь и вкось пучком на черепушке.

Следом за ней пришла Луна, нарезанная на ломтики, словно серебряный реал на куарто, лампада-четвертушка, ночная сторожиха, за чей счет мы сберегаем фонари да свечи.

С превеликим шумом прискакал, отфыркиваясь, бог Пан, ведя за собой целых два стада божков и фавнов, козлоногих и парнокопытных. Все небо кишмя кишело манами и пенатишками, лемурами и прочей божественной мелочью.[265]265
  Маны – согласно римской мифологии, души умерших, хранители домашнего очага; лемуры – ночные духи, души умерших, требовавшие умилостивления.


[Закрыть]

Боги уселись, богини развалились в креслах, все повернулись мордами к Юпитеру с благоговейным вниманием; а Марс поднялся с места, загрохотав, подобно кухонной утвари, и с самой блатной ухваткой давай его отчитывать:

– Лопни твоя печенка, великий вседержатель небесного притона на горных высях! Распахни наконец хлебальник и соизволь вякнуть, а то ты уж вконец раздрыхался!

Едва сии глумливые речи достигли слуха Юпитера, как он тотчас же в гневе схватился за молнию и высек искру, хотя в пору было взяться за опахало, чтобы подул ветерок, ибо стояло лето и вселенная изнемогала от зноя. Засим произнес он громовым голосом:

– Заткнись! Позвать мне сюда Меркурия!

Никто и моргнуть не успел, а Меркурий уже тут как тут, прилетел, – в руке палочка, как у фокусника, на голове шлем-грибок и на пятках крылышки.

Юпитер молвил:

– Летучий божок, оторвись-ка стрелой на землю, ухвати Фортуну за рваный подол и волоки ее сюда, да так, чтоб в единый миг она тут оказалась!

Тотчас же олимпийский сплетник привязал к ногам двух птичек заместо шпор и был таков; никто его не успел хватиться, как он уже опять появился на том же месте, ведя Фортуну, как мальчик-поводырь ведет слепца. Та шествовала на ощупь, одной рукой опиралась на посох, другой тащила на веревке собачонку. Обуви на ней не было, а стояла она на шаре и, перебирая по нему ногами, продвигалась вперед, сама же служила ступицей громадному колесу, затянутому нитями, косицами, тесьмами и жгутами, что сплетались и расплетались, по мере того как оно вертелось.

С нею пришла Удача-судомойка, грубая галисийка, с блестящей, как зеркальце-манок, лысой головой,[266]266
  …Удача… с… лысой головой… – По традиции, идущей от античности. Удача изображалась лысой.


[Закрыть] украшенной одной-единственной прядью, в которой еле хватило бы волос на парочку усов. Прядь была скользкая, как угорь, вилась вьюном, едва Удача раскрывала рот. Стоило только посмотреть на ее руки, сразу понятно становилось, на что она живет: скребет и моет бадьи Фортуны, выливает из них все, чем Фортуне случится их наполнить.

У богов при виде Фортуны лица перекосились, а иные из них скрыть не могли, что их прямо с души воротит.

Она же заговорила, заикаясь, скрипучим, мерзким голосом, ни на кого не глядя:

– Глаза мои давно распростились со светом и уснули непробудным сном. Поэтому я не знаю, кто вы такие, что собрались здесь. Однако я обращаюсь ко всем вам, и прежде всего к тебе, о Юпитер, к тому, кто харкает молнией под кашель туч. Скажи, зачем тебе вздумалось звать меня, после того как за столько столетий ты ни разу обо мне не вспомнил? Может статься, ты и все твои боженята позабыли о моем могуществе? Потому-то я играла тобой и ими, как людьми.

Юпитер же ответствовал ей свысока:

– Пьяная баба, мы столь долго не препятствовали твоим сумасбродствам, безрассудным выходкам и лихим проделкам, что смертные решили, будто богов не существует, небо пусто, а я вовсе никуда не гожусь. Они жалуются, что ты воздаешь почести за преступления, а грех награждаешь, как добродетель; возводишь на судейский помост тех, кого надо бы вздернуть на виселицу, даришь почетные звания тем, кому давно пора отрезать уши, разоряешь и унижаешь всех, кого следует обогатить.

Фортуна изменилась в лице и, вспылив, возразила:

– Ума мне не занимать, дело свое я знаю, и шарики у меня работают что надо. А вот ты, обозвавший меня дурой и пьяницей, в свое время лопотал, как гусак, подбираясь к Леде, рассыпался дождем перед Данаей и был для Европы inde toro pater,[267]267
  Созвучие латинского слова toro с испанским toro, означающим «бык». Тогда с ложа отец (лат.), «Энеида». Ф. Кеведо, обыгрывая, меняет смысл фразы на «тогда племенным быком».


[Закрыть] и еще сто тысяч раз колобродничал и проказил; а все эти особы, что тут восседают, тоже не больно важные птицы, безголовые стрекотуньи – сороки и сойки, чего обо мне никак не скажешь. Разве моя вина, если я одного не оценила по достоинству, а другого не наградила за добродетель? Многим предлагаю я услуги, а они и ухом не ведут; теперь же, выходит, я повинна в их ротозействе. Иному даже руку лень протянуть, чтоб взять у меня, что ему положено, а другой, глядишь, уже выхватил кусок из-под носа у раззявы. Не так уже много тех, кого я согласна обласкать, зато куда больше таких, кто норовит взять меня силой. Многие похищают у меня блага, им не предназначенные, но мало кто умеет сохранить добро, полученное из моих рук. Сами же упустили свое, а клепают на меня, будто я у них отобрала. Есть и такие, которым то и дело чудится, что облагодетельствованные мной не сумели воспользоваться выпавшим на их долю счастьем, хотя сами они распорядились бы им еще хуже. Счастливцу завидуют многие, несчастного презирают все. Вот перед вами моя верная служанка, без нее я и шагу не ступлю. Имя ей – Удача. Выслушайте ее и наберитесь ума-разума от судомойки.

Тут Удача как запустит свою трещотку и давай болтать:

– Я женщина доступная, предлагаю себя каждому встречному-поперечному; многим довелось со мной повстречаться, немногие сумели мною овладеть. Я Самсон в женском обличье, вся моя сила в волосах. Кто ухватил меня за гриву, тому и хозяйка моя не страшна, уж он-то из седла не вылетит, как она ни брыкайся. Я расчищаю ей путь, указываю ей дорогу, а люди меня же бранят за то, что не воспользовались случаем себе на радость да на корысть. А сколько чертовых присловий среди людей по их собственной глупости! «Кто бы мог сказать? Не думал, не гадал! Недоглядел! Знать не знал! И так сойдет! Подумаешь! Бог дал, бог взял! Завтра, завтра, не сегодня! Успеется! Подвернется случай! Прозевал! Сам понимаю! Не глупей других! Как-нибудь обойдется! Авось вывернусь! Слезами горю не поможешь! Хочешь верь, хочешь нет! Не в таких переделках бывали! Придет время, будет и пора! Не мытьем, так катаньем! Вот это мне по нраву! А ему-то что? На мой взгляд… Да быть не может… И не заикайтесь! Бог не выдаст, свинья не съест! Гори все огнем! Двум смертям не бывать! Ну и влип же я! Дело верное!.. Что там ни говори… Семь бед, один ответ! Невозможно! Как мне везет! Я своему слову хозяин! Поживем – увидим… Говорят, что… Авось да небось…» И, конечно, любимая поговорка всех упрямцев: «Капля камень точит».

Вся эта дребедень виной тому, что человек зазнался, стал нерадив и бесшабашен. Людская глупость – лед, на котором я того и гляди поскользнусь; это палка в колесо моей хозяйки, камень на пути ее шара. Эти рохли не могут вовремя за меня ухватиться, и не моя вина, если им вечно чего-то не хватает. Сами же преграждают дорогу колесу моей хозяйки похлестче, чем рытвины да колдобины, а потом пеняют на нее за то, что она-де колесит вкривь и вкось. Почему они цепляются за колесо, когда отлично знают, что оно вращается непрестанно и выносит их наверх лишь затем, чтобы потом сбросить вниз? Солнцу случилось остановиться,[268]268
  Солнцу случилось остановиться… – По библейской легенде, его остановил Иисус Навин во время войны с аморитами.


[Закрыть] колесу Фортуны – никогда. Иной, пожалуй, возомнит, будто крепко-накрепко прибил его гвоздем, ан, глядь, – оно от таких стараний только ускорило свой неукротимый бег Колесо это перемалывает радости и горести, подобно тому как перемалывает время человеческие жизни, а вместе с ними мало-помалу все, что существует на свете… Вот тебе мой сказ, Юпитер. Кто сумеет, тот пусть и ответит.

Фортуна меж тем заново собралась с силами, завертелась словно флюгер, закрутилась на манер штопора и молвила:

– Удача поведала вам обо всех неудачных обвинениях, что сыплются на мою голову, однако я, со своей стороны, хочу сполна воздать тебе, Всемогущий Громовержец, и всем здешним охотникам до амброзии и нектара, хоть я держала, держу и буду держать вас всех в руках точно так же, как самый жалкий сброд на свете. Придет, надеюсь, время, когда вы, именующие себя божествами, передохнете от голода и холода, ибо никто не принесет вам в жертву даже кровяной колбасы, и найдете вы себе единственное прибежище в увесистых собраниях дрянных поэм и виршей, в созвучиях стиха или в ласковых прозвищах, да еще в колких насмешках и забористой брани.

– Чтоб тебе пусто было от подобных пожеланий, – сказало Солнце. – Как осмелилась ты глумиться над нашим могуществом в столь кощунственных выражениях? Да пусть мне только дозволят, а уж я, Солнце, поджарю тебя на огне летнего зноя, испепелю свирепым пламенем, сведу с ума дремотной истомой.

– Лучше ступай да займись-ка осушкой трясин, – ответила Фортуна. – Даруй плодам зрелость, врачу – больных лихорадкой, ловкость – ногтям тех, кто ловит блох под твоими лучами. Видала я, как ты пасешь коров,[269]269
  Видала я, как ты пасешь коров… – В «Одиссее» есть рассказ о том, как спутники героя украли коров, посвященных Аполлону-Гелиосу,


[Закрыть] видала и то, как ты бегаешь за девчонкой, а ей и дела нет, что ты Солнце, наводит, негодница, тень на ясный день. Не забывай, что у тебя собственный сын сгорел. А посему зашей себе пасть и не мешай говорить тому, кому пристало.

Тогда-то, сурово насупившись, Юпитер произнес такие слова:

– В твоих речах, как и в рассуждениях той плутовки, есть доля истины. Но все же, дабы смягчить недовольство смертных, повелеваю окончательно и бесповоротно: пусть в некий день и некий час каждому человеку на земле будет воздано по заслугам. Быть по сему; назови только день и час.

Фортуна ответствовала:

– Зачем откладывать в долгий ящик то, чему суждено совершиться? Сегодня же и сделаем, только узнаем, который теперь час.

Солнце, всем часовщикам хозяин, тотчас отозвалось:

– Нынче у нас двадцатое июня,[270]270
  Нынче у нас двадцатое июня… – Работая над «Часом воздаяния», Кеведо проставил здесь и год (1635). Но так как рукопись была издана только после смерти писателя, указание на 1635 год сняли.


[Закрыть] а время – три часа, три четверти и десять минут пополудни.

– Ладно, – сказала Фортуна, – когда будет четыре, все вы увидите, что случится на земле.

Сказано – сделано. Смазала Фортуна ось своего колеса, приладила получше обод, поменяла, где надо, гвозди, распутала веревки, тут отпустила, там натянула – а Солнце как закричит:

– Ровно четыре, ни больше, ни меньше! Только что зазолотилась четвертая послеполуденная тень на носу всех солнечных часов!

Не успело оно договорить, как Фортуна, подобно музыканту, ударившему по струнам, разом запустила свое колесо, и оно вихрем завертелось, погрузив все вокруг в величайшее смятение.

Фортуна же завопила страшным голосом:

– Крутись, колесо, и поддай всем под зад!