Текст книги "Обманщик"

Джимми Доббз покосился на кубинцев. Их было семеро, восьмой – Ливингстон.

– Вас будет сопровождать лейтенант Хаверсток, – добавил Маккриди. – Разумеется, он будет вооружен.

Сержант Синклэр протянул Хаверстоку «кольт», тот самый, от которого отказался его преподобие Дрейк. Хаверсток спрыгнул на палубу «Галф Леди» и устроился на крыше рубки лицом к корме.

– Не беспокойтесь, старина, – сказал лейтенант Доббзу, – если кто-нибудь из них только дернется, я вышибу ему мозги.

– И последнее, мистер Ливингстон, – сказал Маккриди, повернувшись к шаланде. – Когда вы доберетесь до Кубы, передайте, пожалуйста, сеньору Кастро, что его идея была превосходной: с помощью марионеточного кандидата захватить острова Баркли, а потом, возможно, присоединить их к Кубе или устроить здесь международный тренировочный центр. Но вы можете также сказать Кастро, что из этого ничего не выйдет. Ни сейчас, ни позже. Пусть он поищет другой способ спасти свою репутацию политического деятеля. Прощайте, мистер Ливингстон. Не рекомендую возвращаться.

У причалов собралось больше тысячи островитян. Они провожали взглядами «Галф Леди», которая отчалила и взяла курс в открытое море.

– Нам предстоит еще одно неприятное дело, джентльмены, – сказал Маккриди.

Он направился к «ягуару». Среди столпившихся возле причалов островитян его белая губернаторская форма произвела настоящий фурор.

* * *

В поместье Маркуса Джонсона ворота из кованой стали были. закрыты. Ньюсон и Синклэр вышли из фургона и легко перемахнули через стену, не коснувшись ее верха. Через минуту из-за стены донесся глухой звук – это тренированная ладонь жестким ребром нанесла удар по хрупкому человеческому телу. Зажужжал электрический двигатель – и ворота раскрылись.

На территории поместья, справа от ворот, стоял небольшой домик с телефоном и панелью управления. На полу лежал мужчина в пестрой рубашке, рядом валялись разбитые темные очки. Пестрорубашечника бросили в последний фургон, в тот, в котором ехали два сержанта полиции. Ньюсон и Синклэр перебежали через лужайку и скрылись.в кустах. Когда Маккриди вошел в большой светлый зал для приемов, по выложенной изразцами лестнице спускался, на ходу завязывая шелковый купальный халат, Маркус Джонсон.

– Могу я поинтересоваться, что все это значит, черт возьми? – требовательно спросил он.

– Разумеется, – ответил Маккриди. – Пожалуйста, прочтите вот это.

Джонсон вернул короткий указ.

– Ну и что? Я не совершил никакого преступления. Вы врываетесь в мой дом… Все это будет известно в Лондоне, мистер Диллон. Вы еще вспомните это утро. Мои адвокаты…

– Хорошо, что у вас есть адвокаты, – сказал Маккриди. – Они могут вам понадобиться. А пока, мистер Джонсон, я хотел бы опросить ваших коллег, тех, кто помогает вам в предвыборной кампании, ваших, так сказать, сотрудников. Один из них был настолько любезен, что проводил нас до двери. Будьте добры, принесите его.

Сержанты полиции отчасти ввели, отчасти втащили в зал сторожа, который почти не держался на ногах, и бросили его на диван.

– Еще семерых, пожалуйста, мистер Джонсон. Будьте добры, предупредите их, чтобы они захватили с собой паспорта.

Джонсон подошел к телефонному аппарату, корпус которого был вырезан из оникса, и поднял трубку. Телефон молчал. Джонсон положил трубку.

– Я намерен вызвать полицию, – сказал он.

– Я представляю полицию, – пояснил старший инспектор Джонс. – Будьте добры, выполните распоряжение губернатора.

Джонсон на минуту задумался, потом вызвал помощника. Над перилами лестницы появилась чья-то голова. Джонсон отдал приказ. С веранды пришли два Пестрорубашечника и встали рядом с хозяином. Еще пятеро спустились со второго этажа. До Маккриди донесся приглушенный женский визг. Очевидно, в доме продолжалась гулянка. Старший инспектор Джонс собрал паспорта. У лежавшего на диване сторожа паспорт извлекли из заднего кармана.

Неодобрительно покачивая головой, Маккриди поочередно просмотрел все документы.

– Паспорта подлинные, – уверенно заявил Джонсон. – Как видите, все, мои помощники приехали на Саншайн совершенно законно. Тот факт, что они – По мраморному полу Фаваро вразвалку пересек зал, встал за спиной Маркуса Джонсона и левой рукой схватил его за горло. В спину Джонсона уперся ствол «кольта».

– Возможно, – сказал Фаваро, – но ты умрешь первым.

– Будьте добры, положите руки на затылок, – сказал Маккриди.

Джонсон проглотил слюну и кивнул. Шестеро «ярди» подняли руки, потом по приказу встали лицом к стене. Два сержанта полиции освободили их от оружия.

– Надо полагать, – фыркнул Джонсон, – что вы и меня принимаете за «ярди». Я – гражданин этих островов, уважаемый бизнесмен…

– Нет, – рассудительно возразил Маккриди, – вы не уважаемый бизнесмен. Вы – торговец кокаином. Таким путем вы и сколотили свое состояние. Перегоняя наркотики для медельин-ского картеля. Покинув эти острова еще подростком, вы большую часть времени провели в Колумбии. Или открывали подставные компании в Европе и Северной Америке для отмывки кокаиновых денег. А теперь, если вы не возражаете, я бы хотел встретиться с ваШим колумбийским боссом, сеньором Мендесом.

– Никогда не слышал этого имени, – бросил Джонсон. – Здесь нет такого.

Маккриди сунул под нос Джонсону фотографию. Джонсон моргнул.

– Я говорю вот об этом сеньоре Мендесе или как он себя сейчас называет.

Джонсон молчал. Маккриди поднял голову и кивнул Ньюсону и Синклэру. Те уже видели фотографию. Сержанты исчезли. Через минуту на втором этаже один за другим прогремели два выстрела, раздались женские вопли.

На верхнюю площадку лестницы выбежали три девушки, на первый взгляд – латиноамериканки, и помчались вниз. Маккриди приказал двум констеблям вывести их на лужайку и там охранять. Потом появились Синклэр и Ньюсон. Они толкали перед собой худого мужчину с прямыми черными волосами и нездоровой желтизной на лице. Сержанты спустили его с лестницы, а сами остались наверху.

– Я мог бы предъявить вашим друзьям с Ямайки обвинения в нарушении множества британских законов, – обращаясь к Джонсону, сказал Маккриди, – но решил поступить иначе. На вечернем самолете до Нассау я зарезервировал девять мест. Уверен, багамская полиция с удовольствием всех вас отправит в Кингстон. Там вас ждут. Обыскать дом.

Остальные полицейские занялись обыском. Из-под кроватей они извлекли еще двух проституток, нашли оружие и большую сумму в долларах. В спальне Джонсона обнаружили несколько унций белого порошка.

– Полмиллиона долларов, – шепнул Джонсон на ухо Маккриди. – Дайте мне уйти, и полмиллиона ваши.

Маккриди протянул «дипломат» его преподобию Дрейку.

– Возьмите это на благотворительные цели, – сказал он.

Дрейк кивнул. – ь такое письмо, скажите вашему шефу от моего имени, что из этих планов ничего не получится. По крайней мере, на этих островах.

Через пять минут неуклюжий самолет местной авиалинии поднялся в воздух, качнул крыльями и взял курс на острова Андрос. Маккриди направился к шестиместной «сессне», стоявшей возле ангара.

Сержанты Синклэр и Ньюсон уже расположились на заднем ряду, у их ног валялись вещевые мешки с «игрушками». Они возвращались в Форт-Брегг. Перед ними сидел Франсиско Мендес, который – если верить его колумбийскому паспорту – оказался совсем не Мендесом. Он был прикован наручниками к креслу. Мендес наклонился, выглянул в открытую дверь и сплюнул.

– Вы не имеете права подвергать меня экстрадиции, – на очень хорошем английском сказал он. – Вы можете держать меня под арестом и ждать, когда американцы попросят моей выдачи. Это все.

– А на это уйдут месяцы, – закончил его мысль Маккриди. – Дорогой мой, вас никто не арестовывал, вас просто высылают. Маккриди повернулся к Эдди Фаваро.

– Надеюсь, вы согласитесь подбросить этого парня до Майами, – сказал Маккриди. – Конечно, я не исключаю возможность того, что сразу после приземления вы вдруг вспомните, что этого парня давно разыскивает полиция Метро-Дейд. Ну а потом все будет в руках дядюшки Сэма.

Маккриди и Фаваро обменялись рукопожатиями, «сессна» немного пробежала по травянистой полосе, развернулась и остановилась. Двигатель набрал полные обороты, и через несколько минут самолет уже над морем поворачивал на северо-запад, к Флориде, Маккриди не торопясь пошел к «ягуару», за рулем которого его ждал Оскар. Настало время вернуться в резиденцию губернатора, переодеться и повесить белую форму губернатора на ее место в гардеробе.

Когда «ягуар» подъехал к резиденции, главный инспектор Ханна разговаривал с Лондоном из кабинета сэра Марстона Моберли, Маккриди незаметно проскользнул на второй этаж и через минуту спустился – уже в своем обычном помятом тропическом костюме, Ханна выбежал из кабинета, требуя немедленно разыскать Оскара и подать «ягуар».

* * *

В тот понедельник Алан Митчелл работал долго. Лишь в девять часов вечера (когда на Саншайне было четыре часа) он позвонил в резиденцию губернатора, Ханна сразу взял трубку. Этого звонка он ждал, не выходя из кабинета, всю вторую половину дня.

– Это поразительно, – сказал Митчелл. – Одна из самых необычных пуль, когда-либо попадавших мне в руки. И уж наверняка я никогда не видел ничего подобного при расследовании убийства.

– Что в ней необычного? – спросил Ханна.

– Ну, прежде всего, сам свинец. Он очень стар. Ему по меньшей мере лет семьдесят. Свинцовые сплавы такого состава не делают с начала двадцатых годов. То же самое можно сказать и о порохе. На пуле остались его следы. Подобный порох начали выпускать в 1912 году и прекратили его производство в двадцатые годы.

– его необычно длинный ствол, очень характерная черта. Эти револьверы никогда не пользовались популярностью, слишком длинный ствол неудобен. Впрочем, они отличались высокой точностью стрельбы – по той же причине. Во время первой мировой войны ими вооружали британских офицеров. Вы никогда не видели «уэбли»? Ханна поблагодарил и повесил трубку.

– Да, – выдохнул он, – Однажды видел. Ханна бежал по прихожей, когда ему встретился этот странный мистер Диллон из Министерства иностранных дел.

– Если хотите, можете звонить. Линия свободна, – бросил Ханна, садясь в «ягуар».

Мисси Коултрейн встретила Ханну в гостиной. Сидя в инвалидной коляске, она приветливо улыбнулась детективу. – Ах, мистер Ханна, я так рада снова видеть вас, – сказала она. – Садитесь. Не хотите ли чаю?

– Благодарю, леди Коултрейн, я лучше постою. Боюсь, мне придется задать вам несколько вопросов. Вы никогда не видели револьвер марки «уэбли 4.55»?

– Не знаю, думаю, не видела, – смиренно ответила она.

– Позволю себе усомниться в этом, мадам. Больше того, у вас есть такой револьвер. Оружие вашего покойного мужа. В том шкафу, где вы храните его регалии. И боюсь, мне придется его забрать как важнейшее вещественное доказательство.

Ханна повернулся и подошел к застекленному шкафу. Все было на месте – медали, ордена, знаки различия, приказы о награждениях. Все на месте, но не на своем прежнем месте. Кое-где на ткани, там, где раньше висела другая вещь, были заметны маслянистые пятна. Ханна снова повернулся к хозяйке.

– Куда он подевался, леди Коултрейн? – строго спросил он.

– Дорогой мистер Ханна, я действительно не понимаю, о чем вы говорите.

Ханна терпеть не мог проигрывать, но на этот раз он ночти чувствовал, как нить расследования ускользает из его рук. Ему был нужен свидетель или револьвер. За окнами в сгущавшихся сумерках темнело голубое море. Ханна был уверен, что где-то там, глубоко-глубоко, лежит «уэбли 4.55». На маслянистых пятнах обвинения не построишь.

– Леди Коултрейн, револьвер был здесь. В четверг, когда я пришел к вам в первый раз, он был в шкафу.

– служб.

Первый раз вы промахнулись, и пуля попала в стену. Второй выстрел был точным, но пуля застряла в цветочном горшке. Там Я ее и нашел. В Лондоне точно определили, из какого оружия она была выпущена. Подобные следы на пуле могло оставить только одно оружие – «уэбли 4.55», какой был у вас в этом шкафу.

– Дорогой мистер Ханна, я вам очень сочувствую. Вы, сочинили увлекательную историю, но можете ли вы все это Доказать?

– Нет, леди Коултрейн, не могу. Мне нужны оружие и свидетели. Бьюсь об заклад, на той дорожке вас и Фэрстоуна видели человек десять, но ни один из них никогда не даст показания – по крайней мере против мисси Коултрейн. На Саншайне это исключено. Но я не понимаю двух вещей. Зачем?

Зачем нужно было убивать несчастного губернатора? Вы хотели, чтобы на острове появилась британская полиция? Мисси Коултрейн улыбнулась и покачала головой.

– Не полиция, мистер Ханна, а пресса. Репортеры. Они всегда все вынюхивают, всегда задают самые неудобные вопросы, всегда стараются докопаться до первопричин. Они всегда относятся с подозрением к тем, кто рвется в политические деятели.

– Да, разумеется, расследование прессы.

– А что еще вы не поняли, мистер Ханна?

– Кто предупредил вас, леди Коултрейн? Вечером во вторник вы положили револьвер на место. Он был здесь в четверг. Теперь его нет. Кто вас предупредил?

– Мистер Ханна, когда вернетесь, поклонитесь Лондону от моего имени. Понимаете, я не была там с войны. И больше никогда не буду.

Оскар довез Десмонда Ханну до Парламент-сквер. Возле здания управления полиции Ханна отпустил водителя – Оскару нужно было привести «ягуар» в идеальное состояние, ведь на следующий день прибывал губернатор. Уайтхолл прореагировал вовремя, подумал Ханна и зашагал к отелю.

– Добрый вечер, мистер Ханна.

Перед отелем, на пыльной площади, танцевали два молодых островитянина. У одного на шее висел кассетный магнитофон. Ханна не узнал мелодию калипсо. Она называлась «Свобода приходит, свобода уходит». Зато детектив сразу вспомнил доно-.сившуюся из бара отеля песню «Желтая птица».

Только теперь он понял, что за все пять дней ни разу не слышал ни шумового оркестра, ни калипсо.

Двери англиканской церкви были распахнуты. Его преподобие Куинс на маленьком церковном органчике играл «Гаудеамус игитур». Поднимаясь по лестнице в отель, Ханна думал о том, что в городе воцарилась атмосфера беспричинного веселья, совсем не соответствовавшего его настроению. Ему нужно было писать серьезный отчет. Потом, поздно вечером, он позвонит в Лондон, а утром полетит домой. Здесь ему было делать нечего. Ханна терпеть не мог проигрывать, но понимал, что это убийство так и останется в числе нераскрытых. Ханна сможет улететь в Нассау на том. же самолете, с которым прибудет новый губернатор, а из Нассау рейсовым самолетом отправится в Лондон.

Мимо открытого бара Ханна направился к лестнице. На террасе опять сидел этот Диллон и не торопясь попивал пиво. Странный человек, думал Ханна, поднимаясь по ступенькам. Всегда только сидит и будто чего-то ждет. Кажется, никогда ничего не делает.

Во вторник утром на Саншайне произвел посадку «де Хавилленд Девон». Из самолета вышел новый губернатор, сэр Криспиан Раттри в идеальном льняном костюме кремового цвета и в белой панаме, из-под которой выбивались серебряные пряди. Стоя в тени ангара, Маккриди наблюдал за торжественной встречей.

Лейтенант Хаверсток, вернувшийся из длительного морского путешествия, представил губернатору местную знать, в том числе доктора Карактакуса Джонса и его племянника, старшего инспектора Джонса. Неподалеку ждал Оскар в сиявшем свежей полировкой «ягуаре». После представлений небольшой кортеж направился в Порт-Плэзанс.

Сэр Раттри скоро убедится, что на островах ему почти нечего делать. Оба претендента на место премьер-министра, очевидно, сняли свои кандидатуры и уехали отдыхать. Губернатор обратится к населению с просьбой выдвинуть других кандидатов. Желающих не найдется – об этом побеспокоится его преподобие Дрейк.

Выборы в январе не состоятся, а после рождественских каникул снова соберется британский парламент и под мощным давлением со стороны оппозиции будет вынужден согласиться на проведение в марте референдума. Но все это будет позже.

Десмонд Ханна летел на борту «Девона» один. С верхней площадки трапа он в последний раз посмотрел на остров. Ему показалось, что он опять заметил странного мистера Диллона. Тот сидел с сумкой и «дипломатом» и опять будто ждал чего-то. Ханна не помахал Диллону на прощанье. Он намеревался рассказать о нем в Лондоне.

Через десять минут, после того как поднялся в воздух «Девон», приземлилось заказанное Маккриди воздушное такси из Майами. Ему нужно будет вернуть переносной радиотелефон и поблагодарить флоридских друзей, а уж потом возвращаться в Лондон. Он будет дома к Рождеству. Праздник он проведет в одиночестве в своей кенсингтонской квартире. Возможно, он заглянет в клуб ветеранов войск специального назначения, чтобы там выпить со старыми друзьями.

«Пайпер» поднялся в воздух, и Маккриди проводил взглядом просыпающийся в лучах утреннего солнца Порт-Плэзанс. Жителей города ждали свои заботы. Потом под крылом самолета проплыл холм Спайгласс с розовой виллой на вершине.

ЭПИЛОГ

– Уверен, я выражу мнение всех присутствующих, – начал Тимоти Эдуардз, – сказав, что все мы очень признательны Денису за его превосходный рассказ. Поскольку время уже позднее, я предложил бы сегодня на этом закончить, с тем чтобы мы обсудили проблему, посмотрели, нет ли каких-либо путей изменить политику Интеллидженс Сервис в этом вопросе, а утром высказали бы свое мнение.

Денис Гонт должен был вернуть папку клерку из канцелярии. Когда Денис повернулся, Сэма Маккриди в зале уже не было. Он ушел, едва Эдуардз закончил говорить. Через десять минут Гонт нашел шефа в его кабинете. Маккриди копался в своем столе. Он был в одной рубашке, а его не первой свежести хлопчатобумажная куртка висела на спинке кресла. На полу стояли две картонные коробки из-под вина.

– Что вы делаете? – не сразу понял Гонт.

– Сортирую свое барахло.

В кабинете Маккриди держал только две фотографии, да и те он хранил в ящике и не выставлял напоказ на стол. Это были снимки Мэй и сына; сын, сфотографировавшийся в день получения диплома в черном университетском плаще, смущенно улыбался в объектив камеры. Маккриди положил фотографии в одну из коробок.

– Вы с ума сошли, – сказал Гонт. – По-моему, мы их убедили. Не Эдуардза, конечно, но двух инспекторов. Думаю, они изменили свое мнение. Нам известно, что они вас любят и хотят, чтобы вы остались.

Маккриди взял небольшой музыкальный центр и положил его во вторую коробку. Изредка, когда ему нужно было основательно подумать, он включал классическую музыку. Безделушек на две коробки явно не набиралось. Разумеется, здесь на стенах не висели фотографии типа «это я пожимаю руку такой-то знаменитости», а несколько эстампов импрессионистов были собственностью фирмы, Маккриди выпрямился и бросил взгляд на коробки.

– Для тридцати лет действительно немного, – пробормотал он.

– Сэм, Бога ради, это еще не конец. Комиссия может изменить решение.

Маккриди повернулся и взял Гонта за плечи.

– Денис, вы отличный парень. Вы великолепно поработали. Показали, на что способны. И я хочу просить директора назначить вас руководителем отдела. Но вам нужно усвоить, с какой стороны восходит солнце. Все кончено. Приговор был вынесен недели назад, в другом кабинете и другим человеком.

Подавленный Денис Гонт опустился в кресло шефа.

– Черт возьми, зачем же тогда мы все это устраивали? Это слушание?

– Все это мы устраивали, потому что мне не безразлична эта проклятая Интеллидженс Сервис и мне не все равно, если ее руководители заблуждаются. Потому что за этими стенами начинается дьявольски опасный мир, и со временем он становится не менее, а более опасным, а за безопасность нашей старушки Англии, которую я, между прочим, очень люблю, будут отвечать такие тупицы, как Эдуардз, и это меня страшно пугает. Я понимаю, что слушание ничего не могло изменить, я просто хотел заставить этих сукиных детей немного поерзать в креслах. Прошу прощения, Денис, мне нужно было вас предупредить. При случае вы не забросите эти коробки мне домой?

– Вы могли бы согласиться на одну из тех должностей, которые вам предлагали. Просто им назло, – сказал Гонт.

* * *

Может, действительно, стоит, размышлял Маккриди, воспользовавшись выходным пособием, купить небольшой домик, выращивать там розы и кабачки, по воскресеньям ходить на утреннюю службу в церковь, стать одним от столпов общины? А как убивать время днем?

Маккриди сожалел, что так и не нашел всепоглощающего хобби. Многие из его коллег разводили тропических рыбок, собирали марки или бродили по уэльсским горам. А что он сможет рассказать соседям? «Доброе утро, меня зовут Сэм, я ушел на пенсию из Министерства иностранных дел, но не могу сказать вам ни слова о том, что я там делал». Старым солдатам дозволяется писать мемуары и водить туристов в уютные бары. Солдатам, но не тем, кто провел всю жизнь в тайных операциях. Они должны молчать вечно.

По кафельному полу застучали каблучки миссис Фой из отдела оформления проездных документов, грациозной вдовы, которой не было и сорока лет. Множество обитателей Сенчери-хауса попытали счастья с Сузанной Фой, но ей недаром дали кличку «Крепость».

Пути миссис Фой и Маккриди пересеклись. Сузанна остановилась и повернулась к Сэму. Почему-то узел галстука Маккриди был почти на груди. Сузанна подтянула узел к верхней пуговице рубашки. Гонт молча наблюдал. Он был слишком молод, чтобы помнить Джейн Расселл, поэтому не мог заметить явное сходство.

– Сэм, у вас должен быть кто-то, кто забирал бы вас домой и кормил домашним обедом, – сказала миссис Фой.

Покачивая бедрами, она пошла к лифту. Денис Гонт проводил ее взглядом. Интересно, подумал он, на что будет похож обед, приготовленный миссис Фой? Или кормить придется ее?

Сэм Маккриди открыл стеклянную дверь, и в вестибюль ворвался поток горячего летнего воздуха. Он повернулся, сунул руку в нагрудный карман и вытащил конверт.

– Отдайте им это, Денис. Завтра утром. Они только этого и ждут.

Денис взял конверт и уставился на Маккриди.

– Так все эти дни вы носили готовое заявление в кармане, – сказал он. – Вы написали его давным-давно. Старый шельмец.

Но его слова услышала только покачивающаяся дверь. Маккриди повернул направо и, повесив куртку на плечо, побрел к Вестминстерскому мосту. До моста было около полумили. Он опустил узел галстука до третьей пуговицы рубашки. Было очень жарко. Лето 1990 года вообще выдалось на редкость горячим. Мимо Маккриди, в сторону Оулд-Кент-роуд, тянулись автомашины тех, кто закончил работу раньше других и торопился в более прохладные пригороды.

Сегодня, должно быть, очень хорошо на побережье, подумал Маккриди. В солнечных лучах волны Ла-Манша кажутся особенно синими, особенно искрящимися. Может быть, и в самом деле * стоит купить тот дом в Девоне и поставить у причала собственную лодку. Туда можно будет даже пригласить миссис Фой. На домашний обед.

Перед Маккриди возвышался Вестминстерский мост. На другой стороне Темзы к голубому небу тянулись башни зданий парламента, чью свободу и чьи глупости он пытался защищать долгих тридцать лет. Ближе к ленивой Темзе отливала золотом недавно почищенная башня с «Большим Беном».

Посредине моста рядом со своим стендом стоял продавец газет. Рекламируя свежую «Ивнинг стандарт», он написал на щите:

БУШ – ГОРБИ – КОНЕЦ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЕ – ОФИЦИАЛЬНОЕ СООБЩЕНИЕ.

Маккриди остановился и купил газету.

– Благодарю, папаша, – сказал продавец и жестом показал на рекламный щит. – Конец всем страхам, да?

– Конец? – переспросил Маккриди.

– Конечно. Всем этим международным кризисам. Все в прошлом.

– Прекрасная мечта, – согласился Маккриди и пошел дальше.

Через четыре недели войска Саддама Хусейна оккупировали Кувейт. Сэм Маккриди услышал об этом в двух милях от девонского берега, где он ловил рыбу. Он задумался, но потом решил, что пора сменить наживку.