Текст книги "Зеленый мозг. Долина Сантарога. Термитник Хеллстрома"

Бурдо покачал головой и печально усмехнулся:

– Вряд ли вам будет интересно, сэр.

– Ну почему же! Очень интересно!

Десейн ждал, внимательно рассматривая официанта. Где-то должен прятаться ключик, который поможет раскрыть тайны долины. Дженни не замужем… Может, Бурдо и станет этим ключиком? Десейн знал, что вызывает в людях доверие – своей скромностью, даже застенчивостью. Сейчас он очень рассчитывал на это.

– Ну что ж, если вы действительно хотите знать, – произнес Бурдо и объяснил: – Сидел я в Новом Орлеане в тюряге. Порезал одного…

Десейн заметил, каким густым и насыщенным вдруг стал южный акцент Бурдо. Тот продолжил:

– Ну, в общем, скатился дальше некуда. А говорил так, что у вас волосы встали бы дыбом. И вдруг я себя самого услышал. Будто со стороны, сэр. И я подумал: я ведь уже не тинейджер, а веду себя как малолетка, зависший в переходном возрасте.

Бурдо внимательно посмотрел на Десейна.

– Да, в переходном возрасте, сэр. А пора было взрослеть. И, когда я вышел, тамошний шериф запретил мне оставаться в их местах. Я пошел домой и сообщил Энни, что мы уходим. И вот мы оказались здесь, сэр.

– Так просто и ушли?

– Ну, да! Пешком. Это непросто. И были места, где нам было плоховато, и мы даже пожалели, что покинули Новый Орлеан. Но когда оказались здесь, то поняли, что оно того стоило.

– Вы бродяжничали, пока не явились сюда?

– Нас словно сам Бог вел, сэр. Эта долина, сэр… Мне трудно объяснить. Но… Понимаете, они настояли, чтобы я обязательно пошел в школу. И теперь у меня хороший английский.

Акцент у него вдруг стал исчезать.

Десейн ободряюще улыбнулся и произнес:

– Вероятно, здесь, в долине, живут очень хорошие люди!

– Я вам кое-что скажу сейчас, сэр, – отозвался Бордо. – Уверен, вы все поймете, если я поделюсь с вами тем, что со мной произошло. В другое время это меня бы очень сильно ранило, но тут… – Он помолчал немного и продолжил: – Мы были на вечеринке у Джаспера, сэр. Это произошло вскоре после того, как Уилла, моя дочь, объявила о своей помолвке с Кэлом Нисом. И Джордж, отец Кэла, подошел ко мне и, положив руку на плечо, сказал: «Ну что, Уин, старый ниггер? Не выпить ли нам и не поболтать? Ведь наши детки скоро сделают нас родными людьми». Так это все и было, мистер Десейн. И он совсем не хотел меня обидеть, назвав ниггером. Тут у нас и блондина зовут белобрысым – без всякой задней мысли. Темный цвет кожи – просто отличительная черта. Вы запросто можете подойти к Элу Мардену и спросить: «Ну как, рыжий, везет тебе сегодня в карты»? И когда Джордж это сказал, он имел в виду лишь это и ничего иного. Я сразу понял. Они здесь принимают тебя таким, какой ты есть. Когда Джордж назвал меня ниггером, это был просто дружеский жест, не более.

Десейн нахмурился, пытаясь проследить ход мысли Бурдо. Дружеский жест? Назвать человека «ниггером» – дружеский жест?

– Вряд ли вы это сразу поймете, – усмехнулся Бордо. – Наверное, для этого нужно быть чернокожим. Но, надеюсь, мой рассказ поможет вам уяснить, что здесь и как. А через несколько минут Джордж сказал мне: «А интересно, Уин, какие у нас с тобой будут внуки? Беленькие, черненькие или в полоску?» Думаю, он шалел от мысли, что у него могут быть темнокожие внуки. И, что главное, ему было безразлично – белые они будут или черные. Ему было просто любопытно. Знаете, когда я позднее рассказал об этом своей Энни, я плакал. Я был так счастлив, что не смог сдержать слез.

Это был длинный монолог. Десейн заметил, как Бурдо наконец осознал, что тратит слишком много времени на разговоры, а дело стои`т. Он покачал головой и пробормотал:

– Что-то я сегодня разболтался. Мне бы лучше…

Неожиданно раздались крики около барной стойки, недалеко от стола, где почтенные горожане играли в карты. Краснолицый толстый человек кричал на бармена и размахивал перед его лицом кожаной папкой.

– Вы, сукины дети! – орал он. – Вы считаете, что я недостоин иметь с вами дело, и потому ничего не покупаете? Паршивые ублюдки! Вам бы лучше…

Бармен ухватился за папку, которой мужчина едва не задевал его по носу.

– Пусти, сукин сын! – орал толстяк. – Вам кажется, что вы живете в другой стране? А я тут иностранец? Ничего подобного! Здесь – Америка! Это – свободная…

Из-за стола игроков поднялся капитан дорожного патруля Эл Марден. Положив руку на плечо возмутителя спокойствия, он хорошенько его встряхнул.

Крики затихли. Толстяк развернулся и поднял папку, явно собираясь ударить Мардена, но, увидев сверкающие глаза капитана и суровое выражение его лица, заколебался.

– Я – капитан Марден из дорожного патруля, – произнес Эл Марден. – И я заявляю, что мы здесь не будем терпеть подобное поведение.

Он говорил спокойно и твердо, хотя, как показалось Десейну, происходящее его немного забавляло.

Сердитый толстяк опустил папку и сглотнул.

– Вы свободны и можете уходить, найти свою машину и уехать из долины Сантарога, – продолжил Марден. – Прямо сейчас. И не возвращайтесь. Мы проследим за вами, и, если появитесь в долине хотя бы еще один раз, вам будет плохо.

Толстяк словно осел; плечи его обвисли, ярость исчезла. Он обвел взглядом зал, из глубин которого со всех сторон на него устремились внимательные глаза.

– Ну и черт с вами! – пробормотал он. – Буду только счастлив! Скорее рак на горе свистнет, чем я вернусь в вашу паршивую долину. Меня от вас тошнит!

И, сбросив с плеча руку Мардена, он зашагал между рядами столиков к выходу в холл. Марден, покачав головой, вернулся к игре.

Постепенно в зале воцарилась обычная атмосфера – посетители ели и разговаривали. Хотя кое-что и изменилось – крики торговца-чужака разделили местных и приезжих, словно между ними выросла невидимая стена, по разные стороны которой оказались охотники и те, на кого шла охота. Приезжие спешили завершить трапезу и торопили детей, чтобы поскорее убраться восвояси.

Десейн и себя почувствовал жертвой. Лоб его покрылся испариной, ладони вспотели. Да еще и Бурдо куда-то подевался!

Но это же глупо! Значит, Дженни не замужем…

Десейн напомнил себе, что он – психолог, наблюдатель. Но наблюдатель обязан следить и за собой.

Почему он реагирует так странно? Дженни не замужем?

Две семьи из проезжающих уже покидали зал, подталкивая детей к выходу и негромко переговариваясь. Они отправлялись «в другой город».

Но почему эти люди не могут остановиться в гостинице? Цены тут вполне умеренные.

Десейн вспомнил карту данного района. Портервилл находился в двадцати пяти милях отсюда, на дороге, по которой он приехал в долину. Если двигаться в противоположную сторону, то до федерального шоссе номер триста девяноста пять нужно около сорока миль петлять по горной дороге. Ближайшие населенные пункты располагались на этом шоссе в семидесяти милях к югу. Это были земли Национального парка: озера, пожарные пути, лунные пейзажи, сформированные базальтовыми скалами, и почти никаких людей, за исключением тех, что населяли долину Сантарога. Так почему эти семьи предпочитают ехать куда-то в ночь, вместо того, чтобы остаться здесь, в гостинице?

Десейн закончил ужин, так и не допив пиво. Перед тем, как предпринимать очередные шаги, он должен обсудить произошедшее с начальником своего отдела, доктором Чами Селадором. На небольшом коричневом подносе лежал счет на три доллара восемьдесят шесть центов. Десейн положил на него пятидолларовую бумажку и еще раз осмотрел зал. Внешне все выглядело нормально. Картежники были увлечены своей игрой. Бармен, облокотившись на стойку, болтал с двумя посетителями. Ребенок за столиком справа ныл, что не хочет пить это противное молоко.

Но все это лишь казалось нормальным, подсказывала Десейну интуиция. Все готово было взорваться и разнести эту хрупкую завесу нормальности, и ему совсем не хотелось быть тому свидетелем. Вытерев губы салфеткой, он подхватил свою папку и направился в холл.

Чемодан стоял на стойке там, где он его оставил. Из открытой двери в углу по-прежнему доносилось жужжание распределительного щитка. Десейн взял чемодан, нащупал в кармане ключ. Номер двести пятьдесят один. Если в номере не окажется телефона, он спустится обратно и позвонит Чами из телефонной будки в холле.

Десейн направился к лестнице, чувствуя себя после того, что произошло в столовой, крайне неловко. В холле в креслах сидели разные люди, и несколько пар глаз, притаившихся за газетами, внимательно проследили за ним.

Лестница тянулась вверх, на затененный полуэтаж, где были расставлены рабочие столы и находилась противопожарная дверь с табличкой: «Второй этаж. Держать дверь закрытой».

Следующий лестничный пролет поворачивал влево. Сверху струился неясный свет, а стены коридора, как и большинство помещений гостиницы, были обшиты панелями темного дерева. Через очередную противопожарную дверь можно было пройти в коридор, где слева виднелся знак аварийного выхода. На табло, расположенном напротив двери, были обозначены номера комнат. Чтобы добраться до двести пятьдесят первой, следовало пройти через коридор и направо. Потолочные светильники, висевшие друг от друга на изрядном расстоянии; толстый, темно-бордового цвета ковер под ногами, широкие тяжелые двери с бронзовыми ручками – все здесь создавало атмосферу доброго старого девятнадцатого века. Так и казалось, что сейчас из какого-нибудь номера выйдет горничная в гофрированной наколке, фартуке с пышной завязкой на спине, в длинной юбке и черных чулках, или же дородный банкир в жилетке с высоким воротником и золотой цепью во все пузо. Нет, он, Десейн, тут явно неуместен! Не его стиль!

Бронзовый ключ мягко провернулся в замке и впустил Десейна в комнату с высоким потолком и окном, выходившим на парковку. Десейн щелкнул выключателем, и комнату осветила напольная лампа с абажуром, украшенным кистями, которая стояла около туалетного столика из тика, с вычурными формами. В желтом свете была видна полуоткрытая дверь в ванную, откуда доносились звуки капающей воды, и рабочий стол на толстых ножках с придвинутым к нему единственным в номере креслом. У стены стояла узкая высокая кровать с резной передней спинкой.

Десейн провел ладонью по постели. На ощупь она казалась мягкой. Положив на кровать чемодан, он внимательно посмотрел на него. «Молния» на чемодане защемила торчавший изнутри кусок белой ткани. Десейн открыл чемодан и принялся изучать его содержимое. Он считал себя, причем обоснованно, аккуратным и методичным паковщиком чемоданов. То, что он увидел, порядком было назвать трудно. Кто-то явно открывал незапертый на ключ чемодан Десейна и копался в его содержимом. Он проверил – ничего не пропало.

Почему они так мной интересуются? – спросил он себя.

Осмотрев комнату, Десейн увидел телефон – старинный французский прибор, стоявший на полке рядом со столом. Направляясь к телефону, он заметил в зеркале над туалетным столиком свое отражение – широко открытые глаза, прямая линия рта. Вид угрюмый. Десейн улыбнулся и покачал головой. Да, улыбка в таком месте явно неуместна.

Десейн сел в кресло и поднял трубку. В комнате витал запах дезинфицирующего мыла и еще чего-то, похожего на чеснок. Он несколько раз нажал на рычаг, и на том конце провода женский голос произнес:

– Коммутатор!

– Мне нужно позвонить в Беркли, – сказал Десейн и продиктовал номер.

После секундной паузы женщина спросила:

– Какой у вас номер?

Десейн назвал.

– Одну минуту, сэр!

Он слышал звук набора, звонок. Подключился еще один оператор. Запах чеснока усиливался. Десейн смотрел на постель, на свой открытый чемодан. Постель выглядела уютно; она будто напоминала Десейну, насколько он устал и как хочет отдохнуть. Грудь болела. Он сделал глубокий вдох.

– Слушает доктор Селадор! – раздалось в трубке.

Каким близким и родным показался Десейну этот индо-оксфордский акцент Чами! Склонившись к телефону, он назвал себя, и тут же им овладело чувство удивительной близости к человеку, чей голос звучал на противоположном конце линии – близости, которая только усиливалась ощущением расстояния, разделявшего их. А ведь между ними было почти полштата!

– Гилберт, дружище! У вас, как я понимаю, все получилось! – воскликнул Селадор.

– Я в долине Сантарога, в гостинице, док!

– Я слышал, там достаточно уютно, правда?

– Похоже на то.

Усталость, звеневшая в ушах, не помешала Десейну осознать, что он поступает не очень умно. Зачем он позвонил? Селадор будет доискиваться до скрытых смыслов, до мотивов, которыми руководствуется он, Десейн.

– Полагаю, вы позвонили не для того, чтобы сообщить, что добрались благополучно, – произнес Селадор.

– Нет, конечно. Я…

Десейн понял, что ему не удастся передать в разговоре чувство внутреннего беспокойства и даже страха, которое им владело, а тем более то странное ощущение тотальной разделенности, какое он пережил в столовой, где после разразившегося скандала с толстяком-коммерсантом между местными и приезжими вдруг выросла высокая стена.

– Я попросил бы вас найти нефтеперерабатывающие компании, имеющие дело с долиной, – сказал он. – Посмотрите, на каких условиях они работают с местными. Здесь есть некая совершенно независимая заправочная станция. Я хочу выяснить, кто поставляет им бензин, масло, запчасти – все, что нужно.

– Отлично, Гилберт! – отозвался Селадор. – Я направлю…

Неожиданно в трубке щелкнуло, крякнуло и присвистнуло. И воцарилось молчание.

– Доктор Селадор! – произнес Десейн.

Тишина.

Черт побери! Он несколько раз нажал на рычаг.

– Коммутатор! Коммутатор!

В трубке послышался мужской голос, и Десейн узнал гнусавые интонации клерка из холла гостиницы.

– Что происходит? – недовольно спросил клерк.

– Прервался мой звонок в Беркли, – объяснил Десейн. – Не могли бы вы…

– Обрыв связи.

– Я могу спуститься в холл и позвонить с платного телефона? – спросил Десейн, и сама мысль, что ему придется тащиться вниз, вызвала в нем отторжение. Усталость свинцовым грузом лежала на его плечах и груди.

– Связь отсутствует по всей долине, – заявил клерк. – Позвонить нельзя ни сюда, ни отсюда.

Десейн провел рукой по лбу. Кожа была липкой, и он подумал, что, может, где-то подцепил инфекцию. Комната вокруг него то расширялась, то сужалась. В горле пересохло, и, чтобы задать следующий вопрос, он дважды сглотнул:

– Когда связь восстановят?

– Откуда мне знать? – проворчал клерк.

Десейн поднес трубку к глазам и внимательно посмотрел на нее. Какой, однако, странный клерк и какая странная комната – стены раскачиваются и плывут, и этот запах чеснока…

Неожиданно он услышал легкое шипение. Его взгляд упал на старомодный газовый рожок, торчавший из стены рядом с дверью, ведущей в холл.

– Чесночный запах! Да это же газ!

Лающий звук раздался в телефонной трубке. Десейн посмотрел на нее. Как она от него далека!

Сквозь оконное стекло он увидел вывеску: «Музей “золотой лихорадки”». Стекло растворилось в воздухе. Десейн определил, какие мышцы ему еще подчиняются, и, бросившись грудью на рабочий стол, ударил телефонной трубкой по стеклу.

Лай в трубке затих.

Десейн лежал на крышке стола, головой к разбитому окну. Холодный ветер с улицы обвевал его лоб, болью проникая в легкие.

Они попытались убить меня, подумал он. Удивительная мысль, даже забавная. Десейн вспомнил двоих своих коллег. Они проводили исследования в долине и погибли в результате несчастного случая. Случаи были легко объяснимыми – как и тот, что должен был произойти с ним, Десейном.

Воздух – как он холодит его кожу и жжет легкие!

Пульс бился в голове Десейна – там, где он прижимался виском к поверхности стола. Удар за ударом, удар за ударом…

Вскоре к биению пульса прибавились удары в дверь номера. Две серии ударов сливались в синкопической последовательности.

– Вы внутри! Откройте! – кричал кто-то из коридора. Громкий повелительный голос. Открыть? Это означало встать, пересечь комнату, повернуть дверную ручку…

Как же я беспомощен, подумал Десейн. Им ничего не стоит убить меня.

Он услышал, как металл скрежещет о металл. Воздух с удвоенной силой ударил его в лицо. Кто-то невидимый произнес:

– Газ.

Чьи-то руки ухватили Десейна за плечи, опрокинули навзничь и не то понесли, не то потащили, волоча ногами по ковру, вон из комнаты. Перед глазами его мелькнуло лицо Мардена, рыжеволосого капитана дорожного патруля. Увидел он и клерка, его бледное лицо, лысеющий лоб, сверкающий под желтым светом, широко открытые глаза. Прямо над Десейном оказался коричневый потолок, а под спиной он почувствовал ворсистую поверхность ковра.

Гнусавый голос спросил:

– Кто будет платить за разбитое окно?

Кто-то другой сказал:

– Я позову Пиаже.

Внимание Десейна сосредоточилось на губах Мардена, красном размытом пятне на фоне плывущего в никуда потолка. В уголках губ были отчетливо видны полоски. Повернувшись к клерку, чья физиономия парила где-то в стороне, Марден произнес:

– Пойдите вы к черту со своими окнами, Джонсон! Сколько раз я повторял вам, что нужно убрать газовые рожки! В каких комнатах вы их еще не сняли?

– Не смейте со мной говорить таким тоном, Эл Марден! Я знаю вас с…

– Мне совершенно не интересно, что вы меня знаете. Сколько у вас комнат с рожками?

– Эта комната, да еще четыре наверху. Но там никто не живет.

– Чтобы завтра рожков не было! – рявкнул Марден.

Послышались торопливые шаги, и спор прекратился. Круглое лицо доктора Пиаже закрыло от Десейна потолок. Доктор выглядел озабоченным. Он протянул руку к лицу Десейна, потянул вверх одно веко, потом второе и произнес:

– Перенесем его на кровать.

– С ним все будет в порядке? – поинтересовался клерк.

– Он еще спрашивает! – возмущенно воскликнул Марден.

– Мы явились вовремя, – заметил Пиаже. – Комната напротив свободна?

– Он может занять двести шестидесятый, – сказал клерк. – Я открою.

– Вы понимаете, что едва не угробили университетского приятеля нашей Дженни? – спросил Марден. По мере того как капитан произносил эту фразу, голос его удалялся – он шел вместе с клерком открывать двести шестидесятый номер.

– Приятеля Дженни? – удивился клерк, поворачивая ключ в двери. – Но я думал…

– Держите при себе то, о чем вы думали!

Пиаже склонился над Десейном:

– Вы меня слышите, молодой человек?

Преодолевая боль, Десейн сделал вдох и прохрипел:

– Да.

– Вам, полагаю, нехорошо, но это пройдет.

Лицо Пиаже исчезло. Какие-то руки подхватили Десейна. Потолок поплыл назад. Новая комната, похожая на первую – высокий потолок и тот же звук капающей воды в ванной. Под спиной очутилась кровать, и чьи-то руки принялись раздевать его. Неожиданно откуда-то, из самой глубины его существа поднялась тошнота. Десейн оттолкнул раздевавшие его руки и, шатаясь, направился в ванную. Он непременно бы упал по пути, но кто-то помог ему и поддержал его. Когда Десейн вернулся в комнату, ему было немного лучше; хотя он был по-прежнему слаб, в голове прояснилось, и ему было легче контролировать свое тело. Помогал ему сам Пиаже.

– Хотите вернуться в постель? – спросил доктор.

– Да.

– Я дам вам железосодержащий препарат, чтобы снять воздействие газа на кровь. И все будет в порядке.

– Но кто же включил газ? – хрипло прошептал Десейн.

– Джонсон перепутал рычаги, когда возился с подачей газа на кухню, – объяснил Пиаже.

– А, по-моему, какой-то идиот оставил рожок включенным уже в комнате.

– Могу поклясться, что они все были выключенными, – донесся голос клерка, который находился за дверью ванной.

– Чтобы завтра все рожки были заблокированы! – велел клерку Марден.

Все это звучало весьма разумно, подумал Десейн, а Марден, если судить по его виду, злился.

Какова вероятность того, что это был просто несчастный случай?

Десейн вновь напомнил себе о смерти своих предшественников.

– Ладно, – сказал доктор Пиаже. – Эл! Вы с Пимом и прочие можете быть свободны. А я уложу его в постель.

– Отлично, Лоренс! Так, все – на выход! – скомандовал Марден.

– Я принесу его вещи из старого номера, – сказал кто-то.

Пока же при помощи Пиаже Десейн переоделся в пижаму и лег в постель. В голове все прояснилось, но спать ему совсем не хотелось, и он чувствовал себя страшно одиноким, несмотря на присутствие Пиаже. Кругом – одни чужаки, подумал Десейн.

– Выпейте это! – велел доктор и поднес ко рту Десейна две таблетки и стакан воды.

Десейн проглотил таблетки и запил водой.

– Что это? – спросил он, отставив стакан.

– Железо и седативное средство.

– Я не хочу спать. Газ…

– Не так уж много газа вы вдохнули, – заметил Пиаже. – Так что отдыхайте. – Он потрепал Десейна по плечу. – Постель и свежий воздух – лучшая для вас терапия. Ночью за вами присмотрят. А утром я вас навещу.

– Присмотрят? Кто? Медсестра?

– Да. И вообще, здесь вы будете в полной безопасности. Как в больнице.

За окном уже была ночь. Почему он по-прежнему ощущает опасность? Это реакция на отравление? Десейн чувствовал, как седативное средство начинает туманить голову, успокаивая. Но ощущение опасности не исчезало.

– Дженни будет счастлива, узнав, что вы здесь, – добавил Пиаже.

Он выключил свет и, осторожно закрыв дверь, покинул номер.

Десейн оказался в кромешной темноте. Он постарался перебороть вдруг поднявшуюся в нем панику.

Дженни… Дженни…

Он вспомнил странный разговор Мардена и клерка. «Университетский приятель нашей Дженни». Почему так возмущался Марден?

Десейн старался перебороть действие седативного препарата. Капающая в ванной вода назойливо пыталась заполнить все его сознание. Комната казалась тюремной камерой в чужом мире.

Так был ли это просто несчастный случай?

Он вспомнил момент, когда заметил шипение газового рожка. Теперь, когда опасность миновала, Десейн ощутил, как ужас проникает в самую глубину его существа.

Нет, это был не просто несчастный случай.

Но зачем Джонсону убивать его?

Воспоминания о прерванном телефонном звонке занозой сидело в его голове. Действительно ли произошел обрыв связи?

Что станет делать Селадор? Он-то знает об опасностях, подстерегающих здесь его людей.

Десейн чувствовал, как успокоительное средство затягивает его сознание пеленой сна. Нет, нужно сосредоточиться на том деле, ради которого он сюда приехал. На расследовании. Это был захватывающий проект. Он так и слышал, как Селадор рассказывает о деталях, превращающих исследования долины Сантарога в настоящую жемчужину.

– Если взять их по отдельности, то ни один из этих факторов не вызовет беспокойства и не станет объектом пристального внимания. Вам может показаться интересным то обстоятельство, что ни один человек из Кловер-Дейл, штат Калифорния, никогда не лежал в психиатрической клинике, или, например, что люди из городка Хоуп, который располагается в штате Миссури, потребляют очень мало табака. А вы будете обеспокоены, узнав, что весь бизнес в городе Эмункло, штат Вашингтон, находится только в частных руках? Разумеется, нет. Но когда все эти факторы и обстоятельства оказываются принадлежащими одному и единственному городу, то возникают тревожные мысли. Появляется нечто уникальное.

Вода, капающая в ванной, отвлекала Десейна. Уникальное. Уникальное и опасное. Интересно, кто придет, чтобы проведать его ночью?

А кто забил тревогу по его поводу? Да, он расколотил окно, и это могло привлечь чье-либо внимание. Вероятно, этим человеком был Джонсон. Но зачем он станет помогать тому, кого пытается убить?

Мысли в сознании Десейна бешено вращались по кругу, давя на него и терзая. Это была почти паранойя. Несчастный случай, думал Десейн. Несчастный случай в уникально опасном месте.

Утро объявило о своем приходе ощущением звериного голода – судорогой сжимало пустой желудок. Как только сознание Десейна прояснилось, события вчерашнего дня нахлынули на него. Он чувствовал себя избитым, причем так, словно били его изнутри.

Наконец Десейн решился и сел в постели. Прямо перед ним было окно, за стеклом которого зеленела ветвь дуба. Ему показалось, будто мышцы его находятся во власти некоей невидимой силы, потому что голова, явно не подчиняясь хозяину, повернулась ко входу, а глаза принялись искать возле двери газовый рожок. Но на глаза ему попал лишь свежий кусок обоев, закрывавший место, где когда-то был расположен выход газовой трубы.

Стараясь не дергать и не качать головой, Десейн выбрался из постели и направился в ванную. Холодный душ, пусть и не полностью, вернул его к действительности. Он неустанно мысленно твердил: Все, что произошло, это случайность.

Когда Десейн вышел из ванной, на дубе сидела, посвистывая и пощелкивая, голубая сойка, и звуки ее пения острой болью отозвались в голове Десейна. Подгоняемый голодом, он быстро оделся. К сойке присоединился партнер, и птицы, посвистывая уже вдвоем, принялись шнырять друг за другом среди листьев, помахивая хохолками. Десейн сжал зубы и, чтобы повязать галстук, повернулся к зеркалу. Не успел он закончить с узлом, как увидел в зеркале, что входная дверь медленно отворяется, и из холла появляется тележка с подносом. Легко дребезжала посуда. Пропуская тележку, дверь открылась во всю ширину.

За тележкой, толкая ее перед собой, появилась Дженни. Десейн замер. Дженни была в красном платье, а на голове, в тон платью, красовалась повязка. Легкий загар покрывал кожу. Голубые глаза вглядывались в Десейна, который по-прежнему не мог оторваться от зеркала, а на лице застыло ожидание. Полные губы, которые он так хорошо помнил, застыли в полуулыбке, а на левой щеке обозначилась ямочка.

– Заканчивай с галстуком, – произнесла Дженни. – Я принесла тебе завтрак.

Как хорошо он помнил этот голос, его мягкий горловой тембр!

Десейн повернулся и, словно на пружинах, которые сами управляли его шагами, двинулся к ней. Дженни обошла тележку и бросилась ему навстречу. Дженни упала в его руки, подставив губы для поцелуя. Десейн, ощущая тепло и такие знакомые изгибы ее тела, почувствовал себя так, словно вернулся домой.

Вскоре Дженни отстранилась и принялась всматриваться в его лицо.

– Гил, – сказала она. – Я так по тебе скучала! Почему ты даже не писал?

Десейн удивленно уставился на нее и после паузы произнес:

– Я писал! Просто ты не отвечала!

Джейн отошла и, скорчив гримаску, топнула ногой.

– Ничего себе! Вот это да!

В дверях появился доктор Пиаже.

– Вижу, что ты нашла его, – произнес он. Втолкнув тележку с подносом в комнату, он закрыл дверь.

Дженни резко повернулась к нему.

– Дядя Лоренс! – воскликнула она. – Почему ты прятал от меня письма Гила?

Пиаже посмотрел на нее, взглянул на Десейна и спросил:

– Письма? Какие письма?

– Гил писал мне, но я ничего не получала!

– Неужели? Но ты же знаешь, как у них там бывает на почте – девушка из долины, парень из внешнего мира…

– Господи! Как бы я хотела выцарапать им глаза!

– Спокойно, моя девочка! – проговорил Пиаже и с улыбкой посмотрел на Десейна.

Дженни повернулась и вновь обняла Десейна, поцеловав его, отчего дыхание у него перехватило.

– Это тебе в награду, – сказала она, – за то, что приехал. – И, обернувшись к Пиаже, покачала головой: – Эти старые склочники на почте не могли так просто сунуть все это в мусорную корзину.

– Какие склочники? – удивился Десейн.

Он не понимал, о чем идет речь. Поцелуи Дженни убедили его в том, что ничто в их отношениях не изменилось, но это и настораживало, и обезоруживало. В конечном счете прошел целый год, и в течение всего этого времени ему удавалось держаться от Дженни подальше, пестуя свое уязвленное мужское эго и одновременно страшась того, что, может, его возлюбленная вышла замуж и теперь потеряна для него безвозвратно. Но что удерживало ее? Она же могла приехать в Беркли, хотя бы ненадолго.

Да и он мог приехать в долину.

Дженни улыбнулась.

– Чему ты улыбаешься? – спросил Десейн. – Ты так и не объяснила, что у вас тут за дела с почтой…

– Я улыбаюсь, потому что счастлива. И ты счастлив. Почему мы так долго не виделись? Ну что ж, я знала, что ты обязательно приедешь. Просто знала, и все. – Дженни порывисто обняла Десейна. – А почта…

– Завтрак остывает, – заметил Пиаже. – Пусть Гилберт поест. Вы же не будете возражать, если я стану звать вас по имени?

– Он не будет возражать, – весело сказала Дженни, но в голосе ее Десейн вдруг уловил напряженность.

Она отстранилась. Пиаже снял салфетку с одной из тарелок, стоявших на подносе, и воскликнул:

– Здесь омлет от Джаспера! Настоящий омлет от Джаспера!

– Я сама его приготовила в кухне у Джонсона, – тихо произнесла Дженни.

– Понятно, – кивнул Пиаже. – Ну что ж, это даже лучше. – И, повернувшись к Десейну, сказал: – Угощайтесь, Гилберт! Подкрепитесь хорошенько.

Десейн вспомнил о еде, и ему захотелось сесть и разом заглотить омлет, но что-то останавливало его – он не мог избавиться от ощущения опасности.

– Этот Джаспер, похоже, парень на все руки? – спросил он.

– Да! – отозвалась Дженни, подводя тележку к креслу, стоявшему возле стола. – Мы так говорим, когда используем что-то из продуктов кооператива. «Джаспер от кооператива Джаспера». Или просто «Джаспер». Здесь, в омлете, например, есть их чеддер. Садись и поешь.

– Вам понравится, – улыбнулся Пиаже.

Он пересек комнату, положил руку на плечо Десейна и усадил его в кресло.

– Давайте я быстренько осмотрю вас.

Он ущипнул Десейна за мочку левого уха, внимательно изучил ее, а потом заглянул в лицо.

– Если судить по вашему виду, то все в порядке. Как голова?

– Сейчас гораздо лучше. Утром, правда, болела нестерпимо.

– Ничего! – кивнул доктор. – Ешьте завтрак. Пару дней не напрягайтесь. Если будет тошнить или появится вялость, сообщите мне. На обед закажите печень, и я попрошу Дженни дать вам еще железа. Вы подвергались воздействию яда не слишком долго. Уверен, каких-то серьезных последствий не возникнет.

– Когда я думаю о мистере Джонсоне, мне так и хочется пойти к нему с топором, – произнесла Дженни.

– Мы сегодня кровожадны? – усмехнулся Пиаже.

Десейн взял вилку и попробовал омлет. Дженни стояла рядом, ожидая его реакции. Омлет был великолепен – влажный и с легким привкусом сыра. Десейн проглотил кусочек и, посмотрев на Дженни, улыбнулся.

– Это – первая еда, которую я для тебя приготовила, – сказала она.

– Осторожно, – предупредил доктор. – Ты собьешь его с ног. – Он погладил племянницу по голове и добавил: – Теперь я вас оставлю. Почему бы тебе не пригласить своего молодого человека к нам на обед? Я велю Саре приготовить то, что ему будет полезно. – Пиаже посмотрел на Десейна. – Вы не против?

Тот проглотил еще кусочек омлета. Сыр оставлял острое послевкусие, напомнившее Десейну о непастеризованном пиве, которое накануне ему подавал Бурдо.

– Для меня это большая честь, сэр, – ответил он.

– Вот и хорошо! – отозвался доктор. – Ждем вас в семь.

Он посмотрел на часы.

– Уже почти половина девятого, Дженни. Ты разве сегодня не работаешь?

– Я позвонила Джорджу и сказала, что буду позднее.