Текст книги "Чингисхан. Человек, завоевавший мир"

Когда тактические уловки оказывались неэффективными, монголы применяли самый расхожий прием: имитацию отступления. Они создавали правдоподобную видимость деморализованного и потерпевшего поражение воинства, действительно уходили с поля боя, оставляя различные ценности, золото и серебро в доказательство того, что они не блефуют. Преследователи тогда попадали в тщательно продуманную и подготовленную засаду и уничтожались{624}624
  The feigned retreat is of course as old as warfare itself. It was used by the Spartans at Thermopylae in 480 ВС to lure Xerxes’ Immortals into a trap (Herodotus 8. 24) and by William the Conqueror at the Battle of Hastings in 1066 (see McLynn, 1066 p. 224). As late as 1866 the Sioux chief Red Cloud used it to inflict defeat on the US cavalry in the ‘Fetterman Massacre’. For its use in warfare in general see Alexander, How Wars are Won pp. 94–95.


[Закрыть]. Такие ложные отступления могли длиться днями и совершаться на больших расстояниях – до сорока миль, позволяя к тому же дать отдых лошадям. Когда наступало время захлопнуть ловушку, конница противника была уже уставшая, а монгольские кони находились в превосходной форме и в полной силе{625}625
  For the huge superiority of the Mongol horses see Denis Sinor, ‘What is Inner Asia?’ in Heissig, Altaica Collecta pp. 245–258 (at p. 251); Sinor, ‘Inner Asian Warriors,’ Journal of the American Oriental Society 101 (1981) pp. 133–144 (at p. 137). For the special circumstances surrounding the emergence of the Mongol heavy cavalry see V P. Alekseev, ‘Some Aspects of the Study of Productive Factors in the Empire of Chingiz Khan,’ in Seaman & Marks, Rulers from the Steppe pp. 186–198 (at p. 192).


[Закрыть].

Можно ответить еще две особенности военной тактики монголов. Насколько это было возможно, они избегали рукопашных схваток. Несмотря на стереотипное представление, будто азиатские орды сминали противника массовостью армий, не считаясь с человеческими жизнями, монгольские полководцы старались свести к минимуму потери и приходили в бешенство, если победа доставалась слишком высокой ценой{626}626
  Dawson, Mongol Mission p. 37.


[Закрыть]. Далее. Современные понятия о том, что побеждает тот, кто завладел полем битвы, для них были неизвестны и бессмысленны. Победа для монголов означала истребление противника, и они в этом отношении проявляли исключительную целеустремленность и беспощадность. После завершения битвы они могли гнаться днями за отступавшим противником. Особенно важно для них было не дать возможности разгромленным полководцам перегруппироваться, переформироваться или создать новый центр сосредоточения и объединения сил{627}627
  As in the relendess pursuit of Shah Muhammad II in 1220–1221 and Bela TV of Hungary in 1241 (see below). Cf also Vernadsky, Mongols and Russia pp. 110–120.


[Закрыть].

Военные кампании 1206–1218 годов были сумбурными, и уяснение деталей осложняется тем, что «Тайная история» совмещает (непреходящий изъян этого источника) не только две разные операции против меркитов, но и два разных похода против лесных народов. Для большей ясности целесообразно попытаться рассмотреть эти кампании тематически, а не в хронологическом порядке. Упрощая процесс, мы сведем внешние события 1206–1218 годов (исключая вторжение в Китай) к пяти главным темам: сведение счетов с найманами; избавление от меркитов; покорение и последующее восстание лесных народов; вступление на престол особо важной империи уйгуров; война против тангутов. Погоня за Кучлуком, оказавшаяся самым трудным приключением и частично переплетавшаяся с другими кампаниями, будет отображена позднее, поскольку она имела более существенные геополитические последствия.

В период между 1206 и 1209 годами Чингисхан только один раз лично командовал армией в битве. В конце 1206 года, узнав от лазутчиков о том, что непобежденный найманский князь Буйрук настолько обнаглел, что охотился в Алтайских горах, он совершил молниеносный переход через степь и напал на найманов, застигнув их врасплох. Разгром был сокрушительный и окончательный, погиб и сам Буйрук{628}628
  RT i p. 204; Vladimirtsov, Genghis p. 65.


[Закрыть]. Меркиты, уцелевшие после поражения, нанесенного ранее в том же году Субэдэем в битве, в которой был убит Тохтоа-беки, переметнулись к найманам, надеясь найти у них безопасное укрытие. Они продолжали представлять угрозу, и Субэдэй снова был послан, чтобы добить их. В 1208 году Субэдэй еще раз разгромил меркитов, убив двоих сыновей Тохтоа-баки, но многоголовая меркитская гидра не желала исчезать. Остатки меркитского воинства сбежали на территорию уйгуров, но местный правитель, опасаясь гнева Чингисхана, прогнал пришельцев{629}629
  RT i pp. 204–205; Barthold, Turkestan pp. 361–362; d’Ohsson, Histoire i pp. 104–105.


[Закрыть].

Меркиты тогда решили бежать на дальний север и примкнуть к хозяевам западных степей – куманам. Субэдэй, одержавший две победы над меркитами, подвергся обструкции за то, что упустил одного из самых ненавистных врагов. Незадачливого паладина долго держали в немилости, пока наконец в 1216 году не призвали ко двору и не поручили добить меркитов, где бы они ни находились{630}630
  Rachewiltz, In the Service p. 18.


[Закрыть]. Меркиты уже значительно окрепли за счет новых куманских союзников, когда Субэдэй схватился с ними в 1217 или 1218 году в местности Джэм-Мурэн севернее реки Сырдарья (Яксарт) и окончательно ликвидировал досаждавшую Чингисхану помеху; тогда пал и последний царевич клана Худу, брат Тохтоа-беки[60]60
  Худу – старший сын Тохтоа-беки («Сокровенное сказание», § 198). – Прим. пер.


[Закрыть]{631}631
  RT i pp. 226–227.


[Закрыть]. В этой кампании Субэдэй преодолел большие расстояния – прошел через горный хребет Тарбагатай, через Алмалык и земли дружественного племени карлуков, обитавших к югу от озера Балхаш. Иногда ему приходилось координировать свои действия с Джэбэ и Джучи{632}632
  Barthold, Turkestan pp. 401–402.


[Закрыть].

Прежде чем отправиться в Китай, Чингисхан должен был обеспечить себе безопасный тыл. С этой целью в 1207 году он послал Джучи покорять независимые племена северо-запада Монголии и юга Сибири. Эти племена известны под общим названием лесные народы. Можно перечислить лишь некоторые, основные из них: киргизы, ойраты, буряты, туматы, тувинцы, бархуты (бархуны), урсуты, хабханасы, шибиры, кескидиины, тухасы, баяуты (баиты), кем-кемджиуты, тенлеки, тоелесы, тасы, баджигины (бачжигины); самыми значимыми считались первые шесть племен. Буряты обитали по берегам реки Ангара и ее притоков, восточнее озера Байкал, бархуты – к северу от них, урсуты и хабханасы – западнее озера Байкал, киргизы и кем-кемджиуты – в долине Енисея, туматы – на берегах рек Ия и Ангара, тувинцы – на территории современной Танну-Тува юга Сибири, а остальные племена – в верховьях Иртыша{633}633
  For a general survey of the Forest Peoples see Rachewiltz, Commentary pp. 852–854. For the Buriyat see West, Encyclopedia pp. 132–133 and Matthiessen, Baikal. For the Oyirad see RT i pp. 54–57; Rachewiltz, Commentary p. 852. For the Turned see RT i p. 58. For the Tuvans see Krueger, Tuvan Manual; M. N. Mongush, ‘Tuvans of Mongolia and China,’ International Journal of Central Asian Studies 1 (1996) pp. 225–243; Lattimore, Mongols of Manchuria p. 165; Bowles, The People of Asia pp. 278–279.


[Закрыть].

Это огромное пространство занимали в основном таежные леса – береза, тополь, кедр, лиственница, пихта, перемежавшиеся зарослями рододендрона, полянами мха и лишайников. В этих бескрайних лесах протекали все четыре величайшие реки Северной Азии – Лена, Енисей, Обь и Иртыш. Здесь во множестве водились самые разнообразные представители животного мира: лоси, лесные олени, северные олени, мускусные олени, вапити[61]61
  Название североамериканского оленя. – Прим. пер.


[Закрыть], волки, медведи, куницы, выдра, бобры, сибирские белки. Лесные народы добывали пропитание охотой и рыболовством и, как думали эксперты, обладали совершенно другим менталитетом, чем монголы. У кочевника-скотовода в силу необходимости складывались коллективистские установки и образ жизни, ориентированный на взаимодействие и сотрудничество, тогда как таежный охотник, вынужденный полагаться только на свои силы, от природы становился индивидуалистом; возможно, именно по этой причине шаманизм был могущественнее в северных регионах, чем в степях{634}634
  Vladimirtsov, Le regime social op. cit. pp. 41, 61.


[Закрыть]. Коллективистское самосознание давало монголам очевидное преимущество в войнах. Их отношение к лесным народам было покровительственное, уничижительное и пренебрежительное; особенно они презирали «лесных людей» за привычку ездить без седла на оленях, а не на лошадях. Принято считать, что невежественность и культурную отсталость лесных народов монголы отразили в поговорке: «Птица, не видевшая прозрачной воды, всегда будет совать свой клюв в протухшую воду»{635}635
  RT i p. 59.


[Закрыть]. Другую часто цитируемую поговорку приписывают легендарному монгольскому вождю Бодончару: «Хорошо, когда у тела есть голова, а у шубы – воротник… Люди… у кого нет ни малого, ни большого, ни хорошего, ни плохого, ни стад и ни копыт, склонны считать, что у них все равны… Пора их грабить»{636}636
  SHC p. 7.


[Закрыть].

Все эти племена старались сохранять нейтралитет в нескончаемых монгольских войнах, но некоторые из них заняли сторону Джамухи в недалеком прошлом. Худуха-беки, вождь ойратов, выступал против Чингисхана и с меркитами, и с найманами, и с Джамухой{637}637
  SHO pp. 115–117; SHR pp. 62–65.


[Закрыть]. И в силу этих причин, и просто из-за общей непредсказуемости поведения лесных народов Чингисхан решил подчинить их, прежде чем пойти на юг.

Миссия Джучи увенчалась полным успехом. Ойраты и Худуха-беки не оказали никакого сопротивления, и Джучи смог не спеша ознакомиться с новыми землями на берегах реки, впадающей в озеро Доод-Цаган, откуда они простирались далеко на юго-запад. Чингисхан, следуя своему обычному правилу крепить альянсы брачными союзами, отдал вторую дочь Цэцэйхен (Чечегейн) замуж за сына Худуха-беки; сочетались браками с большой семьей Чингисхана и другие дети Худуха-беки{638}638
  RT i p. 204; Martin, Rise of Chingis Khan p. 102.


[Закрыть]. Кроме того, Чингисхан включил 4000 воинов Худуха-беки в свою армию и назначил его командующим мингана. Худуха-беки почти сразу же доказал, что может быть полезен: он дал монголам альпинистов, которые провели их через Уланский перевал высотой 9000 футов к верховьям реки Бухтарма, притока Иртыша, где Субэдэй одержал знаменитую победу в 1208 году{639}639
  Rachewiltz, Commentary p. 852.


[Закрыть].

В 1207 году Чингисхан мирно подчинил своей воле киргизов в долине Енисея, грозное племя, имевшее 10 000 воинов и занимавшееся выращиванием ценного зерна. Примеру этих двух сильнейших племен последовали и другие лесные народы. Чингисхан разрешил им формально пользоваться независимостью при условии признания его сюзеренитета и регулярной выплаты дани{640}640
  SHC p. 173; Pelliot, Notes sur l’histoire de la Horde d’Or pp. 141–142.


[Закрыть]. Джучи вернулся к отцу с триумфом, и Чингисхан тоже был доволен его достижениями. Ойраты, киргизы и туматы прислали ему дорогие подарки: черного соболя, редчайшую пушнину, другие меха, соколов (в том числе редкого белого цвета) и белых меринов, которыми обычно владели только беки{641}641
  Rachewiltz, Commentary p. 854. For the Mongol mania for gyrfalcons see Hambis, Marco Polo p. 426.


[Закрыть]. Северные границы теперь были безопасны, и Чингисхан мог сосредоточиться на подготовке вторжения в Китай.

Однако безопасность, достигнутую Джучи демонстрацией военной силы, оказалось трудно поддерживать в мирное время. Хотя лесные народы не приносили беспокойств в первые годы пребывания Чингисхана в Китае (1211–1216 годы), проблемы создало неумелое руководство Хорчи, которого Чингисхан поставил верховным правителем региона. Реальная власть монголов на Иртыше, Енисее, Ангаре и Селенге была зыбкой и призрачной{642}642
  Rachewiltz, Commentary p. 851. For Qorchi’s appointment to this position at the 1206 quriltai see SHO pp. 196–197; SHR pp. 138–139.


[Закрыть]. Серию мятежей, произошедших в 1217 году, можно объяснить лишь безответственностью и равнодушием со стороны Хорчи; к счастью для монголов, они случились после возвращения Чингисхана из Китая. Хорчи, ненасытного женолюба, на курултае 1206 года одарили семью прелестными женщинами, но их оказалось недостаточно для удовлетворения его беспредельных желаний. Он попросил Чингисхана в качестве компенсации за исполнение тяжелой роли властителя над лесными народами позволить ему самому отобрать тридцать самых красивых туматских девушек для гарема. Не увидев в этой просьбе ничего предосудительного, Чингисхан разрешил паладину это сделать, и Хорчи прибыл в туматскую деревню подбирать женщин, но туматы оскорбились и взбунтовались. В ярости они изловили Хорчи и взяли его под стражу{643}643
  SHO p. 224; SHR p. 166.


[Закрыть]. Чингисхан обратился к Худуха-беки, вождю ойратов, который первым ему подчинился, и поручил в доказательство своей верности разрешить возникшее недоразумение: он же лучше всех знал обычаи лесных народов. Но когда Худуха-беки появился в туматской деревне, его тоже взяли под стражу. Это уже походило на объявление войны. Ситуация усложнялась тем, что в случае восстания туматов их могли поддержать все лесные народы. Чингисхан столкнулся с угрозой крупномасштабного восстания. Более того, когда он попросил вроде бы лояльных киргизов прислать войска для подавления мятежа, они наотрез отказались{644}644
  Ratchnevsky, Genghis Khan pp. 117–118, 254–255.


[Закрыть]. Вся северная граница превратилась в зону повышенной опасности.

Сначала Чингисхан попросил Наяа взять на себя командование карательной экспедицией против лесных народов, но тот сослался на недомогание, явно не желая добровольно подвергать себя риску. Тогда Чингисхан обратился к Борохулу, и тот, хотя его и не покидало предощущение смерти, согласился: чувства верности хану возобладали над опасениями. Вначале ему везло, но вскоре туматы его убили, устроив засаду{645}645
  RT i p. 227.


[Закрыть]. Чингисхан, рассвирепев, хотел сам отправиться наказывать туматов, но его отговорили Мухали и Боорчу{646}646
  SHW p. 311; SHO p. 223; SHR p. 165.


[Закрыть]. Он набрал большое войско и поставил во главе Джучи. Сын Чингисхана должен был благодарить судьбу за то, что она дала ему в помощники доблестного Дорбей-Докшина, вождя дорбенских монголов на северо-западе Монголии.

Джучи решил начинать карательные действия против «малых» лесных народов, следуя совету отца никогда не выбирать для первой атаки самую трудную цель. Он отправил Дорбей-Докшина расправляться с туматами, пообещав присоединиться к нему после победы над другими мятежными войсками. Джучи прошел на север от озера Убсу-Нур по горному перевалу через хребет Танну-Ола в долину Верхнего Енисея{647}647
  For this ride see Carruthers, Unknown Mongolia i pp. 114–115.


[Закрыть]. Зимой 1217/1218 года он переправился по льдам Селенги и Енисея и подавил сопротивление мелких племен, прежде чем пойти воевать с неверными киргизами. Затем он перешел по замерзшей реке Бий-Хем[62]62
  Большой Енисей. – Прим. пер.


[Закрыть] к Саянскому хребту, вышел к реке Туба, разгромил тувинцев и отряды других соседних племен{648}648
  Donner, Siberie p. 132.


[Закрыть]. После этого Джучи разделил армию, отправив один отряд на север в Абаканские степи (между Абаканом и Енисеем), поставил на колени всех киргизских вассалов, переправился через реку Кемчик в «житницу» киргизов и начал методично опустошать их земли. Несчастные киргизы запросили пощады, и Джучи, уходя, забрал с собой всю племенную знать, чтобы больше никто не мог возглавить какой-либо мятеж{649}649
  d’Ohsson, Histoire i p. 157.


[Закрыть].

Тем временем Дорбей-Докшин совершил один из тех tours de force[63]63
  Мастерский маневр, ход, прием (фр.).


[Закрыть], которыми переполнена монгольская военная история. Он перехитрил туматов, притворившись, что устроил засаду на дороге, ведущей к туматской ставке (но таким образом, чтобы об этом им стало известно), а сам скрылся, ушел звериными тропами, внешне непролазными, загроможденными корнями, кустами, зарослями акации и дикой смородины. Затем он обошел туматов и с тыла напал на них, когда они пировали. Он застал их врасплох и многих перебил{650}650
  SHO p. 224; SHR pp. 165–166.


[Закрыть]. Хорчи и Худуха-беки были освобождены. Хорчи все время помнил о ханском даре и получил полагавшиеся тридцать прекрасных наложниц. Сообщив Джучи об успешном завершении операции, Дорбей-Докшин остался стеречь земли туматов в ожидании дальнейших приказаний от Джучи{651}651
  SHW p. 312.


[Закрыть].

Вести о победах Джучи и Дорбей-Докшина дошли до Чингисхана, и он был ублаготворен. Великий хан повелел сотню старших туматских аристократов принести в жертву для успокоения тени Борохула, взял на себя заботу о детях павшего друга и осыпал их щедротами и богатствами. Все уцелевшее туматское население около 44 000 человек он распределил по регионам империи рабами в наказание за мятеж. Худуха-беки за муки в плену вознаградили, отдав ему в наложницы Ботохай-тархун (Ботохай-Толстую), царевну туматов. Наконец, в укор Хорчи правителем всей завоеванной территории Чингисхан назначил Джучи{652}652
  Pelliot, Notes critiques d’histoire Kalmouke i pp. 55–64; R D. Buell, ‘Early Mongol Expansion in Western Siberia and Turkestan (1207–1219): A Reconstruction,’ Central Asiatic Journal 36 (1992) pp. 1–32 opts for a different chronology for these events.


[Закрыть].

В 1209 году Чингисхан мог записать на свой счет грандиозную политическую удачу: по своей воле ему покорился вождь уйгуров. Этот тюркоязычный народ, доминировавший в Монголии в VIII и IX веках, долгое время был в зените величия, прежде чем прийти в упадок. С 745 года и до середины IX века уйгуры владели империей, простиравшейся от Маньчжурии до Каспия, но затем их ниспровергли киргизы. Однако ниспровергатели не имели имперских амбиций и вернулись в свои отчие земли на Енисее{653}653
  Colin Mackerras, Uighur Empire.


[Закрыть]. Вакуум, образовавшийся в Монголии, заполнила династия Ляо в Китае, оттеснив многие тюркские племена на запад, и, как отметили некоторые историки, в итоге создав жизненное пространство для монголов и поспособствовав их пришествию{654}654
  Golden, Turkic Peoples pp. 176–183; Barfield, Perilous Frontier pp. 165–169.


[Закрыть].

Уйгуры расселились в двух главных регионах. Часть диаспоры обосновалась в китайской провинции Ганьсу, где Уйгурский каганат существовал с 850 по 1036 год, пока его не завоевали тангуты Си Ся. Второе государство уйгуров (царство Кочо) возникло вокруг городов Кочо и Бешбалык (современный Джимсар) в Восточном Туркестане (Синьцзян на юго-западе Монголии){655}655
  Beshbaliq (Jimsar) is located at 43° 59’ N, 89° 4’ E; Asimov & Bosworth, History of Civilizations iv part 2 p. 578; Beckwith, Empires of the Silk Road pp. 148, 159; Pelliot & Hambis, Campagnes pp. 82–95.


[Закрыть]. Уйгуры, первоначально манихеи, в XI веке переняли и буддизм, и несторианское христианство, сохранив религиозный дуализм до монгольской эры. Это был образованный народ, имел свою письменность, понимал толк в ремеслах и торговле, но неизбежно попал под сюзеренитет западного государства Каракитаев{656}656
  Barthold, Turkestan pp. 48–52; B. Spuler, History of the Mongols (1972) pp. 31, 176; Colin Mackerras, ‘The Uighurs,’ in Sinor, Cambridge History pp. 317–342.


[Закрыть].

В начале XIII века недовольство уйгуров подневольным положением стало перехлестывать через край. Оно вызывалось двумя причинами. Каракитаи наживались на податях, которые платили им уйгурские купцы, но когда уйгуры попросили номинальных хозяев помочь и ликвидировать коммерческую деятельность мусульман в государстве, они получили отказ. Каракитаи вели себя все более деспотично, специально посылали к ним в Бешбалык «министрами-резидентами» самых отвратительных и властных индивидов{657}657
  Brose, Subjects and Masters pp. 88–89.


[Закрыть]. Окончательно вывел из себя уйгуров новый «посол», буддистский монах, вопреки своей вере проявлявший самый злостный деспотизм и произвол, нагло демонстрируя неуязвимость и безнаказанность.

В 1209 году всерьез возмутился правитель уйгуров, идикут («святейшее величество») Барчук арт-Тегин. Посоветовавшись с ключевыми сановниками, он принял решение перейти в подданство к монголам; одним из ярых сторонников этого решения был его главный жрец Бильге-Бука. Монах сбежал, укрывшись в высокой башне, и был убит, когда уйгуры разрушили башню{658}658
  JB i pp. 53–61; Yule, Cathay and the Way Thither i p. 209; d’Ohsson, Histoire i pp. 429–435.


[Закрыть]. Идикут тогда формально обратился к Чингисхану с просьбой защитить уйгуров и признать его «слугой и сыном». Чингисхан отправил послов, которые изучили ситуацию на месте и дали благоприятный отзыв. Барчук проявил тонкое знание человеческой психологии, одарив нового заступника самыми проникновенными и льстивыми словами: «С великой радостью слышу о славе Чингисханова имени! Так ликуем мы, когда рассеются тучи и явит себя матерь всего – солнце. Так радуемся мы, когда пройдет лед и откроются вновь синие воды реки»[64]64
  «Сокровенное сказание», § 238. – Прим. пер.


[Закрыть]{659}659
  Bretschneider, Mediaeval Researches i p. 260.


[Закрыть].

На Чингисхана уже произвели впечатление богатства и таланты уйгуров, и он предвкушал, сколько даровитых людей поступят к нему на службу{660}660
  Brose, Subjects and Masters pp. 86–87.


[Закрыть]. Для этого он и призвал к себе лично Барчука. Идикут, как положено, потянул время и появился при монгольском дворе по прошествии почти двух лет – в 1211 году, когда Чингисхан стоял лагерем у реки Керулен{661}661
  JB i pp. 44–47; SHO pp. 221–222; SHR p. 163; Thomas T. Allsen, ‘The Yuan Dynasty and the Uighurs of Turfan in the Thirteenth Century,’ in Rossabi, China among Equals pp. 248–280 (at pp. 246–248); d’Ohsson, Histoire i p. 419.


[Закрыть]. Обстоятельства промедления не совсем ясны. Возможно, Барчук потребовал гарантий безопасности; может быть, купеческое лобби в уйгурской элите хотело получить от Чингисхана заверения в том, что он избавится от мусульманских торговцев; не исключено, что и Чингисхан мог потребовать доказательств верности – к примеру, совершить символическое нападение на каракитаев. Некоторые историки усматривают причину в том, что Чингисхан в 1209–1211 годах был поглощен войной с тангутами, однако известны случаи, когда он принимал высокопоставленных гостей и во время военных кампаний. Какой бы ни была истинная причина, в нормальных обстоятельствах промедление вряд ли могло означать успешный исход встречи. Тем не менее результат превзошел все ожидания. Чингисхан принял Барчука радушно и заявил, что берет его к себе «пятым сыном», оказывая ему честь, редкую среди приближенных и самую высокую среди чужеземцев при дворе{662}662
  JB i pp. 46–47; Allsen, ‘The Yuan Dynasty,’ loc. cit. p. 247.


[Закрыть].

Уйгуры служили верно и преданно Чингисхану, его сыновьям и полководцам, а идикут сопровождал его во всех важнейших кампаниях, помогал Джэбэ преследовать Кучлука в 1216 году, а позже участвовал в походах против хорезмшахов в 1220–1221 годах и против тангутов в 1226–1227 годах. Чингисхан настолько полюбил уйгуров, что удовлетворил просьбу Барчука (в 1225 году) и разрешил всем уйгурам, рассеянным по Монгольской империи, вернуться в родные края. Не все уйгуры могли это сделать (многие уже служили в монгольской армии и администрации), но, без сомнения, Чингисхан совершил нестандартное деяние, поскольку нарушил собственное правило расселять немонголов по всей империи, чтобы они не могли объединиться для восстания, и уже казнил несколько знатных уйгуров за неизвестные нам проступки{663}663
  JB i p. 140.


[Закрыть].

Чингисхан крепил связи с уйгурами и браками: отдал в жены идикуту свою пятую и любимую дочь Ходжин. Когда она умерла, Барчук женился на ее сестре Алталун-беки: ее позднее казнили, подозревая в отравлении Угэдэя{664}664
  Rachewiltz, Commentary pp. 848–849; Jackson & Morgan, Rubruck pp. 283–284; Pelliot, Recherches pp. 667–67. Bretschneider ties himself in knots on this issue, absurdly claiming that Altalun died before she could marry the idiqut, that Genghis substituted another daughter but that Barchuq then died before he could marry her (Bretschneider, Mediaeval Researches i p. 261); JB i p. 175; Weatherford, Secret History of the Mongol Queens pp. 47, 51, 57, 69–72, 79–80, 91, 97, 102.


[Закрыть].

Трудно переоценить ту роль, которую сыграли уйгуры в истории Монгольской империи. За пределами Монголии это было первое государство, и добровольно покорившееся, и снабдившее империю талантливыми специалистами. Уйгуры, служившие полководцами, армейскими офицерами, судьями, писцами, тайными агентами, дарухачи, сборщиками податей и во множестве других должностей, помогали монголам эффективно управлять оседлыми народами и не допускать хаоса и беспорядка{665}665
  Brose, Subjects and Masters pp. 50–54.


[Закрыть]. Предоставив в распоряжение империи свои профессиональные навыки, таланты и культурные ценности, в том числе и письменность, они наделили ее идеологической и духовной легитимностью; теперь уже никто не мог сказать, что эта империя состоит из полчищ жестоких и кровожадных варваров. Геополитический успех монголов отчасти можно объяснить и тем, что они набирали чужеземный персонал из среды покоренных наций для управления теми же нациями, справедливо полагая, что эти люди превосходно знают местные особенности земледелия и скотоводства, дренажа и орошения, городского строительства и налогообложения{666}666
  Brose, Subjects and Masters pp. 259, 264–265. For the Uighur script see J. Richard, ‘La limite occidentale de l’expansion de l’alphabet Ouighour,’ Journal Asiatique 239 (1951) pp. 71–75. For their culture in general see Hamilton, Les Ouighurs.


[Закрыть].

Чрезвычайно довольный прибавлением уйгуров Барчука, Чингисхан провозгласил, что все правители, пожелавшие покориться ему без войны, будут удостоены почестей и привилегий. В 1211 году принял предложение Арслан, правитель карлуков, вассалов государства Каракитаев, совершил дальнее путешествие из своей столицы в долине реки Или на южной стороне озера Балхаш и прибыл в лагерь Чингисхана с богатыми дарами и с одной из дочерей для замужества. Ему был оказан теплый прием, он получил в невесты монгольскую царевну, став зятем великого хана и заняв таким образом второе почетное место в иерархии близких людей из числа чужестранцев после уйгурского идикута. Может быть, он и не был вполне удовлетворен своим новым положением, поскольку его титул понизился с Арслан-хана до Арслан-сартактая, но надо было понимать, что ханом мог называться только Чингисхан{667}667
  SHO p. 221; SHR p. 162; Rachewiltz, Commentary p. 843; Biran, Qara Khitaip. 75.


[Закрыть].

Следующим этапом подготовки к вторжению в Китай была война с тангутами. Современный Китай в начале XIII века состоял из четырех отдельных наций-государств: империи Сун к югу от реки Янцзы, царства Цзинь от Великой китайской стены у границ монгольского юга и до реки Янцзы, государства Каракитаев на дальнем северо-западе и страны тангутов Си Ся на территории современных китайских провинций Ганьсу и Нинся.

Держава Си Ся (называвшая себя «Великим государством Белого и Высокого») была основана тибетцами в 1038 году и насчитывала более трех миллионов жителей. Это было достаточно многонациональное сообщество, в котором большинство составляли тангуты, тибетцы и китайцы, но где проживало и немало уйгуров, киданей и представителей других тюркских народностей, подавших нам один из ранних исторических примеров мультикультурализма{668}668
  The fundamental work on the Tanguts is Dunnell, Great State of White and High, but there is also much valuable work in learned articles and theses: Mary Ferenczy, ‘The Foundation of Tangut Statehood as seen by Chinese Historiographers,’ in Ligeti, Tibetan and Buddhist Studies i pp. 241–249; Dunnell, ‘Who are the Tanguts? Remarks on Tangut Ethnogenesis and the Ethnonym Tangut,’ Journal of Asian History 18 (1984) pp. 778–789; Paul Friedland, A Reconstruction of Early Tangut History,’ Ph.D. thesis, University of Washington 1969. See also Kwanten & Hesse, Tangut… Studies; Asimov & Bosworth, History of Civilizations, iv part 1 pp. 206–214.


[Закрыть]. Все здесь, казалось, способствовало спокойной жизни и приумножению богатства: благодатный климат с умеренными двадцатью дюймами осадков в год, удобное географическое местоположение на перекрестке дальних торговых путей между Китаем и Западной Азией{669}669
  Mote, Imperial China pp. 257–259.


[Закрыть]. Экономика Си Ся основывалась на оседлом земледелии и кочевом скотоводстве. Тангуты были не только превосходными животноводами и соколятниками, широкой известностью пользовались ковры из верблюжьей шерсти, книгопечатание, высококачественная соль, лечебные травы, в том числе и ревень: на все это имелся большой спрос, что стимулировало взаимовыгодный бартер. На достаточно высоком для того времени уровне развития находилось материальное производство: ткачество, выделка кож, чеканка монет, изготовление бумаги, вин и спиртных напитков, а также разнообразных предметов роскоши; ремесленничество создавало необходимую базу для международной торговли. Больших успехов тангуты достигли в сооружении объектов общественной значимости и ирригационных систем, солидные доходы им приносил экспорт лошадей в империю Цзинь; в самом деле, по мнению некоторых авторов, главным достоянием и источником богатства для тангутов были кони и верблюды{670}670
  Franke & Twitchett, Cambridge History pp. 155–157, 162, 165, 168–170, 196.


[Закрыть].

Тангуты имели свой письменный язык и шрифт (в определенной степени соотносящиеся с тибетским и бирманским языками и родственные китайскому языку), но в их происхождении и ранней истории очень много неясного и смутного{671}671
  Ksenia Kepping, ‘The Name of the Tangut Empire,’ T’oung Pao 80 (1994) pp. 357–376; Beckwith, Silk Road p. 31; Gerard Clauson, ‘The Future of Tangut (Hsi Hsia) Studies,’ Asia Major 11 (1964) pp. 54–77.


[Закрыть]. Некоторые эксперты полагают, что государство Си Ся постоянно испытывало нестабильность вследствие конфликта интересов земледелия и номадизма, которые подталкивали его развитие в разных направлениях. Этому аргументу противостоит другое мнение: причиной политической энтропии скорее были войны с соседями в XI веке – жесточайшие битвы с Ляо в Северном Китае (практически безостановочные в 1069–1099 годах) и Сун{672}672
  Franke & Twitchett, Cambridge History pp. 123–153; Mote, Imperial China pp. 257–259; Gumilev, Imaginary Kingdom pp. 98–100, 593.


[Закрыть]. Многие историки считают, что к 1100 году Си Ся выдохлась и была на грани коллапса. Три обстоятельства помешали царству тангутов продемонстрировать неизбежность повторения центральноазиатского феномена «сегодня появился, назавтра пропал». Это – консолидация буддизма как государственной религии и гомогенной культуры{673}673
  Mote, Imperial China pp. 261–264; Solonin, Tangut Chan Buddhism.


[Закрыть]; новый экономический подъем; централизация и усиление государственного управления на протяжении длительного властвования двух царей (или «императоров», как тангуты привыкли называть своих повелителей). Цянь-шунь[65]65
  У автора Чун-цзун (Ch’ung-Tsung). – Прим. пер.


[Закрыть] (1086–1139) и Жэнь-цзун (Жэнь-сяо) (1140–1193) правили мудро и ответственно. Они не метались и не суетились, как их предшественники, а проявляли твердость и здравомыслие, сначала поддерживали династию Ляо в борьбе против восставших чжурчжэней в Маньчжурии, а потом, когда чжурчжэни свергли династию Ляо в 1125 году, стали оказывать поддержку новому режиму – империи Цзинь. Новые границы отрезали Си Ся от империи Сун; настал длительный период мира; тангуты занимали нейтралитет в кровопролитных войнах между империями Цзинь и Сун в середине XII века. В 1185 году Сун попыталась втянуть Си Ся и Каракитай в кампанию против Цзинь, но тангуты разумно устранились от конфликта, не желая подвергать риску превосходные экономические связи с цзиньцами{674}674
  Biran, Qara Khitai p. 64; Franke & Twitchett, Cambridge History pp. 155, 197.


[Закрыть].

После Жэнь-цзуна правители Си Ся сменялись чаще. Рейд Чингисхана в 1205 году спровоцировал переворот: Ань-цюань убил Хуань-цзуна (Чунь-ю) (1193–1206) и объявил себя «императором» Цзунь-сяном. Рейд монголов в 1205 году был непродолжительным, но они увели множество домашнего скота, особенно верблюдов{675}675
  H. D. Martin, ‘The Mongol Wars with Hsi Hsia, 1205–1227,’ Journal of the Royal Asiatic Society (1942) pp. 195–228 (at pp. 198–199).


[Закрыть]. Через два года они вернулись, на этот раз с более серьезными намерениями. Главная цель заключалась в том, чтобы нарастить доходы. Содержание военизированного государства обходилось очень дорого, и оно, подобно акуле, нуждалось в постоянной подпитке, чтобы не испустить дух, в новых завоеваниях, приносящих новые подати. В смысле обогащения мало пользы было от преследования меркитов и покорения лесных народов.

Соответственно, приращение податей занимало первостепенное место в мотивации похода Чингисхана в Си Ся в 1207 году{676}676
  RT i p. 204.


[Закрыть]. Но нажива, конечно же, не была единственным побуждающим фактором, иначе Чингисхан не стал бы в наших глазах тем тонким и дальновидным стратегом, каким он вошел в историю. Он уже замыслил вторжение в Китай, но сначала ему нужно было испытать свою реформированную армию в битвах с противником, сражавшимся в китайской манере с использованием эффективной военной системы, сочетавшей применение конницы, пехотных лучников, колесниц, артиллерийских средств, перевозимых на спинах верблюдов, амфибийных отрядов или «морских пехотинцев»{677}677
  For details of the Tangut army see Stein, Tibetan Civilization pp. 70–77.


[Закрыть]. Кроме того, Чингисхан знал, что непрестанные битвы, которые он вел до 1206 года, значительно сократили поголовье табунов и стад (возможно, повлияли и малозаметные климатические изменения), и их надо было пополнить. Страна тангутов в совершенстве подходила для реализации всех этих целей{678}678
  G. Jenkins, A Note on Climatic Cycles and the Rise of Genghis Khan,’ Central Asiatic Journal (1974) pp. 217–226.


[Закрыть]. Через Си Ся проходили главные торговые пути, и вторжение в эти земли, помимо всего прочего, могло принести и экономическую пользу. С чисто военной точки зрения, оно открывало дорогу в Китай с западного направления, в дополнение к имевшемуся северному маршруту.

Немаловажное значение имел фактор возмездия. Чингисхан не забыл, как в недавнем прошлом тангуты поддерживали его врагов и предоставляли им прибежище, кереитам и прежде всего Сэнгуму Нилхе, сыну Тоорил-хана. Нельзя было игнорировать и потенциальную возможность вмешательства тангутов в дела Великой степи; сохранялась угроза того, что тангуты нападут на соседа, и Чингисхан, можно сказать, намеревался нанести удар возмездия первым{679}679
  Togan, Flexibility p. 70; Franke & Twitchett, Cambridge History pp. 164, 206; Asimov & Bosworth, History of Civilizations iv part 1 p. 213.


[Закрыть].

В силу всех этих факторов война в Си Ся представлялась политическим императивом. Чингисхан совершил все необходимые приготовительные действия. В первую очередь он определил наиболее слабые места противника. А они были существенные. Во второй половине XII века постепенно вызрел раскол между административным и военным аппаратом с нежелательными негативными осложнениями для отлаженной тангутской военщины. Коррумпированное чиновничество высасывало жизненные силы из государства еще до того, как монголы подорвали его стабильность после 1205 года. И, крайне важный фактор, тангуты были прежде всего торговцами и учеными, а не воинами, естественными индивидуалистами, а не коллективистами, как монгольские офицеры и солдаты{680}680
  Mote, Imperial China p. 254; Franke & Twitchett, Cambridge History p. 157.


[Закрыть]. Тем не менее военная мощь Си Ся была грозной, хотя тангуты и не могли, в отличие от прежних времен, выставить армию численностью более 150 000 человек{681}681
  Mote, Imperial China p. 254; Franke & Twitchett, Cambridge History p. 183.


[Закрыть].

В 1207 году Чингисхан вновь вторгся в Си Ся, быстро завладел землями и объявил, что возвратит их только после того, как тангуты согласятся выплачивать ежегодную дань{682}682
  RT i p. 204.


[Закрыть]. Тангуты обратились за помощью к империи Цзинь, напомнив о своей давней верности и поддержке, оказываемой чжурчжэням в Китае. Цзиньцы отказались помогать. Они сами вели войну с империей Сун, и, кроме того, им досаждали купцы Си Ся. Цзиньцы утверждали, что тангуты обменивают «дрянные камни и клячи» на ценные китайские шелка и полотняные ткани и наводнили рынок всяким хламом{683}683
  Franke & Twitchett, Cambridge History p. 205.


[Закрыть].

Предоставленные самим себе, тангуты не смогли выстоять против монгольских войск и отошли в укрепленные города, неприступные для монголов, еще не знавших техники осад. Но разрушения были столь основательные, что тангуты решили откупиться от интервентов и предложили выплачивать ежегодно дань в обмен на уход монголов с их земель. Сам Чингисхан не хотел прекращать кампанию, но полководцы уговорили его вернуться домой, сославшись на то, что войска испытывают гораздо более серьезные трудности, чем ожидалось, и лучше дать им отдых и использовать это время для изучения полиоркетики – науки завоевания городов посредством осад{684}684
  Atwood, Encyclopedia p. 590; Ruth W Dunnell, ‘The Fall of the Xia Empire: Sino-Steppe Relations in the Late Twelfth to Early Thirteenth Centuries,’ in Seaman & Marks, Rulers from the Steppe pp. 158–183.


[Закрыть].

Два года в отношениях с тангутами все было нормально, и они аккуратно платили дань. Вдруг в 1209 году тангуты приостановили исполнение обязательств. На этот раз Чингисхан решил, что только суровое наказание может заставить тангутов повиноваться. Он набрал самую большую экспедиционную армию за все времена. Штаб скрупулезно отработал маршрут похода, состав экспедиционных сил, схемы снабжения и коммуникаций. За месяц – с 6 апреля по 5 мая 1209 года – монголы прошли 650 миль по восточному берегу соленого озера Дабсун-нур, направляясь к городу-крепости Урахай[66]66
  Другие написания – Валахай (Уйрака). – Прим. пер.


[Закрыть], который они брали в 1207 году{685}685
  Martin, Rise p. 116. Dabsun Nor (Lake Dabuxun) is at approx. 37° N, 95° E.


[Закрыть]. На протяжении первых 450 миль пути лишь иногда появлялась скудная трава для подножного корма, а остальные двести миль была пустыня, состоявшая либо из холмов, покрытых редким кустарником, либо из классических пирамидальных песчаных дюн. Первую часть пути армию кормили овечьи отары, спрятанные в укромных местах людьми Чингисхана, в переходе через пустыню все надо было нести с собой. На подступах к Урахаю провизия сама шла к монголам в руки, они забирали овец по мере необходимости{686}686
  Hambis, Genghis pp. 98–99.


[Закрыть].