Текст книги "Гибель «Русалки»"

На следующее утро Гай встал поздно, а этого с ним не случалось многие годы. Он проснулся оттого, что прямо ему в глаза ярко светило солнце, и сразу вспомнил, где он, сладко зевнул и потянулся. «Возьму свои вещи, – решил он, – да и перееду сюда. Через месяц утрясем дела с Фитцем: помогу ему расплатиться с долгами за плантацию. Чем меньше буду видеть Джо Энн, тем лучше…»

Гай выпил кофе, не вылезая из постели, оделся и вышел на крыльцо. Здесь он посидел немного, нежась на солнце, пока не увидел Фитцхью, возвращающегося с полей. Гай вскочил, его карие глаза удивленно расширились при виде собак, прыгавших вокруг чалой лошади Фитца. Это были собаки той самой породы, ошибки быть не могло, – размером с пони, темная лоснящаяся шкура с полосами, как у тигров, пламя, горящее в глазах. Завидев Гая, они беззвучно ринулись вперед, короткая шерсть на их спинах поднялась дыбом. Псы уже готовы были напасть, когда Фитц прикрикнул на них:

– Лежать, Тигр! Лежать, Красотка! – И они послушно замерли на месте.

– Тебе удалось! – прошептал Гай. – Ты их поймал! Как же, во имя всего святого, ты сумел…

Фитц свесился с седла.

– В отличие от тебя и Кила, у меня есть мозги в голове, – рассмеялся он. – Что думаешь о моих красавцах, Гай?

– Они великолепны. Я сгораю от зависти. Но, Бога ради, растолкуй им, что я не враг, а то стоит тебе уйти, и мне придется пристрелить их, чтобы спасти свою шкуру!

– Ко мне, Тигр, Красотка! – скомандовал Фитц. – Поздоровайтесь с джентльменом.

Огромные звери приблизились и поочередно подали Гаю свои тяжелые лапы. Он поздоровался с ними, потрепал их большие головы и почесал за ушами.

Кобель Тигр внезапно встал на задние лапы, положив передние на плечи Гая, и лизнул его в лицо. В таком положении мастифф был почти с Гая ростом.

– Видишь, он тебя любит, – усмехнулся Фитц. – Теперь можешь ни о чем не беспокоиться.

– Так-то оно так, – тяжело вздохнул Гай, – да только теперь одной заботой будет больше – как бы их украсть. Знал бы ты, как давно я хочу поймать парочку таких псов!

– Знаю, – отозвался Фитц, бросив взгляд на шрам, оставленный на руке Гая собачьими зубами. – Кил мне рассказывал. Эта пара еще не дала потомство, но, когда появятся щенки, я подарю тебе кобелька и сучку, и ты сам сможешь их разводить. Собачки что надо, скажу я тебе…

– Но как все-таки тебе удалось их поймать?

– Немного удачи и сообразительности, – сказал Фитц, слегка его поддразнивая. – Видишь ли, они вновь и вновь возвращались все то время, пока тебя не было. Мы с Килом делали попытки отловить пару собак, но потом у него появились другие интересы. Лет семь назад псы исчезли и появились вновь только спустя пять лет. Их стая всегда была невелика – видно, охотники многих перебили. Но вот два года назад они вернулись – старый кобель и молодая сука, которая вот-вот должна была ощениться. Я за ними все время следил – думал, может, представится случай заманить их в ловушку…

– И он представился, конечно, – сказал Гай. – Продолжай, Фитц.

– Я все не мог придумать, как же это сделать. А потом нашел способ в книжке, мемуарах старого охотника, ставившего капканы на пушного зверя. О западнях когда-нибудь слышал?

– Да! Я ловил в них леопардов в Африке. Почему же, черт возьми, это не пришло мне в голову?

– Да и не могло прийти. У нас здесь, на Миссисипи, нет крупных зверей, на которых стоило бы охотиться ради их меха, если не считать редких медведей, поэтому никто и не занимался западнями. Так или иначе, но мой замысел отчасти удался. Кобель и сука попались в яму, часть щенков (они уже родились к тому времени) тоже была там, а остальные тявкали у края западни. Этих зверюг я не смог вытащить из ловушки: пришлось в конце концов их пристрелить. А потом я спустился в яму и взял трех щенков, которые туда свалились. Отобрал этих двух из всего выводка, а остальных утопил. Противно было это делать, но всех я не смог бы вырастить.

– Проклятие! – воскликнул Гай. – Ну и расстроил же ты меня! Я сам давно собирался этим заняться. Но как бы там ни было, парень, раз ты обещал мне щенков, ловлю тебя на слове. И еще: не будешь возражать, если я поживу у тебя немного? Я, конечно, и в Фэроуксе могу жить сколько захочу, но…

– Конечно нет! Наоборот, буду рад! – сказал Фитц, а потом добавил: – Из-за Джо Энн, да? Скверно все вышло, Гай…

– Знаю. Решил, что лучший способ избежать искушения – держаться от нее подальше. И Фэроукс я выкупаю главным образом для нее. Но бумаги оформляю на свое имя. Так Кил больше не сможет брать в долг, и придется ему волей-неволей взяться за ум…

– Он не исправится, Гай. Просто не сможет. Уж такой он, видно, уродился. И дом, и чернокожих – все заложит…

– Тогда и это все придется мне выкупать, – сказал Гай.

– А я бы не стал. Джо Энн не захочет пользоваться твоими благодеяниями. Кил – это да: он возьмет что угодно и у кого угодно, а Джо Энн – совсем другое дело, тем более от тебя. Да ты и сам должен понимать.

– А почему бы и не от меня?

– Ты – ее первая любовь, – сказал Фитц тихо. – Конечно, она была тогда ребенком, но она тебя любила. Теперь она любит Кила, по-настоящему любит, несмотря на все, что он сделал, чтобы убить это чувство. Жаль, что так вышло. Бывают же ситуации в жизни, не подходящие под общие правила. И вот одна из них: двое просто созданы друг для друга, но так называемая мораль мешает им соединиться. Бессмыслица какая-то. Джо поступила бы куда более нравственно, если бы сбежала с тобой, вместо того чтобы позволить моему никчемному кузену промотать все ее состояние, да и саму ее загубить в конечном итоге, из ложного понятого чувства верности.

– Ты говорил, что это любовь, – сухо заметил Гай.

– Я и сейчас это говорю. Но есть ведь какой-то предел. Джо несчастна, Гай. Она безгранично добра, полна понимания и преданности, но нуждается в ответной верности. Есть одно обстоятельство, которое все может изменить: она ничего не знает о его любовницах. У него хватает мозгов не заводить шашни дома. Если бы она узнала хотя бы об этой красномордой потаскухе из Натчеза…

– Предлагаешь, чтобы я ей это сказал? Да за кого, черт возьми, ты меня принимаешь, Фитц?

Фитцхью вздохнул:

– И я не могу. Мы оба пленники, Гай, оба верны библейской заповеди: праведной цели не добиться неправедным путем. А почему нельзя, хотя бы иногда, добиваться добра дурными средствами? Какая разница, если конечный результат – добро?

– Дело в том, – медленно проговорил Гай, – что каковы средства, таков и результат. Нечестная игра не приводит к выигрышу. Это неизбежно. Здесь же ответ на древнее как мир сетование: почему злые преуспевают? Нам это только кажется, потому что мы упорно приравниваем богатство к счастью. На самом деле они никогда не выигрывают: человек может быть богаче, чем Крез, но на все золото мира он не купит того, что облегчило бы боль, разрывающую его сердце…

– Да ты настоящий проповедник! – рассмеялся Фитц.

– Проповедь закончена, – весело сказал Гай. – Я и двух своих негритят собираюсь сюда привезти. Не возражаешь, надеюсь?

– Ничуть. Буду рад. Что там еще у тебя есть? Крокодилы, львы, тигры?

– Больше ничего, – рассмеялся Гай. – Хватит этих маленьких дьяволов. Вот увидишь…

Первым, кого он встретил, возвратившись в Фэроукс, был Брэд Стивенс, надсмотрщик. Молодой человек легким галопом подскакал к нему и почтительно снял шляпу.

– Прошу прощения, сэр, – сказал он. – Если вы располагаете парой свободных минут, я бы хотел поговорить с вами. Ждал случая встретиться с глазу на глаз с тех пор, как вы вернулись…

– Хорошо, Брэд, – сказал Гай. – Но к чему такая таинственность? У тебя не раз была возможность поговорить со мной…

– Но наедине никогда, сэр. Всегда кто-то был поблизости, а то, что я хочу вам сказать, не станешь говорить, будь даже рядом одни ниггеры…

– Смелее, сынок, – сказал Гай.

– Буду краток, сэр. Мисс Джо Энн и мистер Килрейн не имеют законных прав на владение Фэроуксом. Все права принадлежат вам, мистер Фолкс…

– Видишь ли, Брэд, – ласково сказал Гай, – я знал это всю жизнь, но у меня не было доказательств…

– О том и речь, мистер Гай. Вы можете доказать это. Нужно только сесть на ближайший пароход, отходящий в Натчез, и повидать мою тетушку Марту Гейнс.

– Осади, парень. Какое отношение, черт возьми, имеет твоя тетушка Марта к доказательству моего права на владение Фэроуксом?

– Самое прямое, сэр. Видите ли, она старшая сестра моего отца, а мой дедушка Уилл Стивенс, после того как его скрючил ревматизм и он не мог больше работать в Фэроуксе, жил в Гусберри-хилл, имении мужа тети Марты. Ваш дедушка время от времени писал ему письма. Они были близкие приятели.

– И что же эти письма?

– Они доказывают, что ваш дедушка никогда не отрекался от вашего отца. Эш Фолкс пытался разыскать мистера Вэса до самого дня своей смерти. Тетушка говорит, что подпись под завещанием, скорее всего, подделана, и…

– Подожди минутку, Брэд, – спокойно сказал Гай. – Здесь все-таки многое остается неясным. Прежде всего, почему твоя тетушка молчала до сих пор?

– Потому что ее здесь не было, сэр, и она не знала о том, что случилось. Она жила в Гусберри-хилл со стариком Гейнсом, пока тот не помер два года назад. Тетушка уже слишком стара, чтобы держать плантацию, она ее продала и переехала в Натчез. Там она открыла пансион Марты Гейне для джентльменов. Вы поедете в Натчез, остановитесь у тетушки, и она отдаст вам все письма, сэр. Она пришла в ярость, когда папа сказал ей, что ваш дядюшка Джеральд – владелец имения и…

– Странно, что она этого не знала…

– А как она могла знать? Гусберри-хилл далеко вниз по реке, в Луизиане. Ниже, чем Новый Орлеан. И она, и мой отец не очень-то любили писать письма. Несколько слов раз в два года о болях в спине и тому подобном. Но, когда она написала отцу, что переехала в Натчез, он поехал повидать ее и взял меня с собой.

– Понятно, – сказал Гай. – Но еще один вопрос, парень. Почему ты рассказываешь все это мне сейчас?

– Это непросто объяснить, сэр, – сказал Брэд, с трудом подбирая слова, – но я так думаю: всю свою жизнь я слышал о Фэроуксе от папы и, живя в Мэллори-хилл, часто видел, как вы с вашим отцом ехали бок о бок верхом. И мечтал быть там надсмотрщиком. Когда такой случай представился, я был счастлив. Через некоторое время я полюбил это место и не желал ничего другого, как, подобно деду, провести здесь всю свою жизнь. Вот почему мне совсем не нравится, что Фэроукс может быть распродан по частям каким-то чужакам, когда есть настоящий урожденный Фолкс, который будет управлять имением как надо, не говоря уже о том, что оно принадлежит ему по праву. Поэтому я и надеюсь, что вы нанесете визит моей тетушке, сэр. Она стара, тут ничего не скажешь, но при этом чертовски бойкая. На вашем месте я не стал бы с этим тянуть…

– Хорошо, сынок. Держи язык за зубами, и получишь эту работу до конца своих дней на вполне приличных условиях…

Войдя в дом, Гай приказал неграм упаковать его вещи. Потом разыскал Килрейна и попросил одолжить фургон с кучером, чтобы перевезти свое имущество в дом Фитцхью. Кил с готовностью отдал необходимые распоряжения.

– Что это ты надумал, старина? – спросил он насмешливо. – Разве мы тебя плохо кормим?

– Не в этом дело, Кил, – спокойно ответил Гай, – ты ведь сам знаешь, почему…

– Догадываюсь, – ухмыльнулся Кил. – Ты умный парень, Гай, – умеешь учиться на чужом опыте, хотя бы твоего отца…

– Во всяком случае, мне хватило бы ума не растрачивать попусту свою жизнь и собственность и ценить сокровище, которое у тебя в руках…

– Так возвестил проповедник! – рассмеялся Кил. – А теперь ты куда идешь?

– Попрощаться с Джо Энн, с твоего или без твоего, Кил, разрешения…

– Ступай. Ты забываешь одну вещь, Гай. Мне не о чем беспокоиться: у Джо Энн совсем иные повадки, чем у ее матери…

Гай ничего не сказал в ответ. «У меня появилась скверная привычка читать проповеди, – думал он уходя. – Фитц говорил об этом, теперь и Кил. А я и сам хорош, и нет у меня на это ни малейшего права…»

Он нашел ее на галерее. Серые глаза Джо Энн были печальны.

– Ты уезжаешь от нас, – сказала она. – Не будет ли бестактностью с моей стороны спросить тебя: «Почему?»

– Нет, – сказал Гай. – Куда большей бестактностью был бы мой ответ. Тем более что ты наверняка знаешь почему…

В ее глазах отразилась душевная мука.

– Да, – сказала она с достоинством. – Думаю, что знаю, Гай. И мне жаль, что так получилось, очень жаль. Но девять лет без единой весточки – слишком большой срок для девушки. Нет, погоди уезжать. Я должна сказать тебе еще, что люблю своего мужа. Знаю, он мот, игрок и неудачник. Но я его люблю. Тебе, наверно, известно, что мы скоро потеряем Фэроукс, как до этого Мэллори-хилл. Мы сейчас пытаемся сохранить за собой дом и несколько акров земли. А если и их у нас отнимут, Килу придется уезжать, и я… я уеду вместе с ним. Теперь я все сказала. Но я хочу, чтобы ты понял…

– Что мне не на что надеяться? – спросил Гай. – Я понял это с самого начала. А вот чего я не могу понять…

– Чего, Гай?

– За что ты его так любишь?

– А как ты можешь это понять – ты ведь не женщина! Его есть за что любить: он веселый, нежный и ласковый со мной. А главное, он верен мне – ни разу не взглянул ни на одну постороннюю женщину. Он, наверное, знает, что неверность я не смогла бы вынести, это единственное, что могло бы меня заставить уйти от него… Да что же это ты такое делаешь, Гай Фолкс?

– Молюсь, – сказал Гай. – Прости меня, Джо…

– Как странно! Почему ты молился, Гай?

– Чтобы Бог дал мне силы вернуться назад в пустыню, – сказал он глубоким голосом, полным печали, – самообладание, чтобы не поддаться дьявольскому соблазну. Проклятье, Джо, есть такие искушения, которым нельзя подвергать мужчину…

– Я… я тебя не понимаю, – прошептала она.

Он грустно улыбнулся.

– Слава Богу, что не понимаешь, – сказал он и, забыв даже попрощаться с Джо Энн, пошел прочь, к фургону, где ждали его Никиабо и Сифа.

Она глядела вслед, пока фургон не скрылся из виду, и только тогда осознала мысль, мелькнувшую у нее в голове.

– И женщину тоже, – пробормотала она. А потом бесшумно скрылась в холодной тьме Фэроукса, такой беспросветной, словно ставни дома никогда не открывались, во мраке куда большем, чем она могла себе представить.

Глава 22

В жизни мужчины наступает такое время, когда кажется, что ты наконец приблизился к заветной цели, еще немного – и она в твоих руках. Но кроме того, это время свергнутых кумиров, роковых сплетений судьбы, расстройства планов, непредвиденных помех, возникающих в последнюю минуту. Именно в такой переломный период своей жизни вступал Гай, спускаясь вместе с Уиллардом Джеймсом по сходням парохода «Красавица прерий», прибывшего в Натчез в тот июньский день 1853 года.

К заходу солнца он имел все нужные ему документы: бумаги по Мэллори-хиллу, неоплаченные долговые расписки по Фэроуксу, даже письма его деда к старому Уиллу Стивенсу. Более того, они с Джеймсом посетили окружного письмоводителя и изучили в его присутствии оригинал завещания, по которому Фэроукс переходил к Джеральду Фолксу. Самое поверхностное сопоставление его со старыми письмами позволяло утверждать, что подпись на завещании была подделана. Одно из писем, переданных Гаю Мартой Стивенс Гейнс, было датировано тем же числом, что и завещание, что окончательно снимало единственное возможное сомнение – не дрожала ли рука Эштона Фолкса от старости и болезней?

– Нам осталось только предъявить эти доказательства судье Гринуэю, – сказал Уиллард Джеймс, – и начать судебный процесс против Джеральда Фолкса и его наследников, чтобы вернуть вашу собственность. Между прочим, Гай, если вы возвратите в банк долговые расписки на Фэроукс, мы обязаны вернуть вам ваши деньги. Килрейн Мэллори наделал эти долги под залог имущества, которое ему не принадлежало. И поскольку мы выкупили эти расписки у его кредиторов, пытаясь сохранить контроль над собственностью, убытки следует отнести на наш счет…

– Нет, – сказал Гай. – Благодарю вас за предложение, но пусть расписки останутся у меня.

– Но это лишено всякого смысла, мистер Фолкс, – заметил письмоводитель. – Вы владеете Фэроуксом, но какой смысл вам брать на себя долги Килрейна Мэллори?

– Есть одна причина, – сказал Гай, – очень личного свойства. Давайте оставим все как есть, ладно?

– Понимаю, – проговорил Уиллард Джеймс. – И даже одобряю вас, хотя мне, как деловому человеку, трудно согласиться с вами. Тем не менее я хотел бы дать вам совет, Гай Фолкс, и надеюсь, что вы его не отвергнете. Ладно, вы не хотите затевать судебный процесс против ее отца или лишать ее дома. Это очень благородный поступок. Однако вы желаете сохранить достаточный контроль над этими владениями, чтобы тот негодяй, за которого она вышла замуж, не разорил ее окончательно, не так ли?

– Совершенно верно, – сказал Гай сухо.

– Тогда представьте все эти документы судье Гринуэю. А присутствующий здесь мистер Монтроуз и я будем свидетелями. Вам не потребуется судебный процесс. Вы можете попросить судью не заводить дела против Джеральда Фолкса, учитывая преклонный возраст и немощь обвиняемого, хотя по законам штата его можно обвинить в подлоге. В подобных случаях слово потерпевшего очень весомо. У вас не будет бумаг по Фэроуксу, но вы будете обладать юридически безупречным документом, подтверждающим ваше право на них, и это, вместе с расписками Мэллори, если уж вы хотите оставить их у себя, послужит вам защитой перед лицом любой возможной случайности…

Гай обдумал предложение.

– Хорошо, – медленно произнес он. – Это не простая сентиментальность, Уилл. Я должен быть абсолютно уверен, что Фолксы не утратят прав на Фэроукс. У Кила и Джо Энн нет детей. У меня пока тоже. Но я собираюсь жениться хотя бы для того, чтобы мечта моего деда о Фолксах из Фэроукса не пошла прахом. Джо сможет управлять имением, пока жива. Но я хочу знать, что потом здесь будут жить мои сыновья. Пойдем сейчас же к судье…

Судья Гринуэй оказался убежденным законником. Пылкий и честолюбивый человек, он был готов сейчас же упрятать Джеральда Фолкса в тюрьму. «Если уж он из-за подлога так разошелся, – подумал Гай, – что бы он сделал, если б я показал ему ту пороховницу? По закону штата Миссисипи – это убийство на дуэли, и Джерри болтался бы в петле еще до наступления темноты…»

– Послушайте, ваша честь, – сказал он, – давайте посмотрим на дело с другой стороны: мне не нравится, что грехи отцов падают на головы их детей. А больше всех в этом деле страдают невиновные. Я питаю огромную симпатию к Джо Энн Мэллори. Мы с ней друзья с детства. Джерри Фолкс стар, болен и вот-вот умрет. Допустим, мы упрячем его в каталажку и лишим Мэллори их собственности, а что дальше? Женщина, не имеющая ни малейшего касательства к преступлению, будет обречена на голод. Сейчас Фэроукс мне не нужен. У меня есть Мэллори-хилл. Все, что мне нужно, – знать, что мои сыновья получат имение, когда придет срок. Если уж я, потерпевший, хочу, чтобы правосудие в этом случае было смягчено милосердием, что имеете против вы?

– Это противоречит закону, – проворчал судья Гринуэй. – Но раз вы этого желаете, мистер Фолкс, пусть будет по-вашему. Монтроуз, позовите моего клерка, и мы составим документ, излагающий факты так, как вы их представили. Этот документ и приложенные к нему письма, а также завещание в качестве доказательств составят надежную основу для возбуждения судебного дела, если это когда-нибудь понадобится вам или вашим наследникам. Но, ей-богу, так делать не принято!

– Но это не противоречит закону, – заметил Уиллард Джеймс.

– Ничуть, – сказал судья Гринуэй. – Разрази меня гром, если это незаконно!

– Ну теперь, похоже, все дела позади, – сказал Уиллард Джеймс, когда они покидали судейские апартаменты.

– Нет, не все, – ответил Гай. – Я хотел бы увидеть ту женщину, хотя, конечно, это не мое дело. Верно, что любопытство до добра не доводит, и все же не могу побороть желание взглянуть на женщину, которую Кил предпочел Джо…

– Вы будете разочарованы, – сказал Уиллард Джеймс, – но, если хотите, пойдемте…

По дороге они заметили, что стены домов оклеены большими театральными афишами. Гай рассеянно читал их, еще не подозревая, какую роль им предстоит сыграть в его жизни. Эдвард Малхауз, самый знаменитый импресарио со времен Барнума, использовал чрезвычайно грубый рекламный трюк. Афиши, на которых крупным шрифтом было напечатано «Величайшая пароходная гонка», создавали полное впечатление, что профессиональное соперничество двух великих оперных певиц Джульетты Кастильоне и Нормы Дюпре разрешится в результате пароходной гонки. Эта идея показалась Гаю и Уилларду Джеймсу столь чудной, что оба они остановились и прочитали афиши внимательно. Здесь же была изложена вся предыстория, набранная мелким шрифтом, о том, как была сделана ошибка при продаже билетов в театр «Сент-Шарль» в Нью-Орлеане и ни одна из примадонн не пожелала отказаться от своих прав, но зато обе приняли предложение некоего джентльмена, любителя азартных игр, знакомого с ними обеими: отплыть в назначенный день из Цинциннати на разных пароходах – «Королева Натчеза» и «Том Тайлер». Та из певиц, что первой прибудет в Нью-Орлеан, получит право петь в театре «Сент-Шарль» первые две недели, а проигравшая – следующие две. Оба судна зайдут заправиться топливом в Натчез, а те из горожан, кто пожелает совершить путешествие до Нью-Орлеана, могут купить билеты по ценам, названным в афишах разумными, но, по мнению Гая, чрезмерным. Гай обернулся к Уилларду Джеймсу:

– Вы верите всему этому?

– Нет, конечно! – рассмеялся Джеймс. – Я знаю Малхауза. Он просто завлекает публику на концерты своей примадонны. Хотя должен сказать, что она того стоит. В прошлом году я слушал ее пение в Нью-Йорке…

– Какой из них?

– Кастильоне, конечно. Француженка – второстепенная певичка, никогда не исполняющая главные партии. Нет между ними никакого соперничества, да и быть не может. У Кастильоне самый красивый голос после Патти. Какая женщина! Впервые видел оперную певицу нормальных размеров…

– Вы хотите сказать, что она стройна?

– Я хочу сказать, что она ослепительна! Представьте себе, что я, старый дурак, с розами в руке дожидался ее появления за кулисами вместе с юными франтами. Она приняла приглашение пообедать со мной. Я был страшно польщен, пока она не сказала, почему сделала это…

– Почему же?

– Я показался ей достаточно дряхлым и безобидным. Она была уверена, что я не буду назойлив, как кто-нибудь из этих молодых щеголей. И оказалась права. Ей не пришлось меня гнать. У меня не хватило духу добиваться ее взаимности после этого ушата холодной воды. Боюсь, что я страшно ей надоел. Но она была очень мила со мной. Говорит она с легким акцентом, правда, фальшивым…

– Вы таите в себе глубины, о которых я не подозревал, Уилл, – рассмеялся Гай. – Так, говорите, ее акцент фальшивый?

– Она родилась в Нью-Йорке, в Ист-Сайде, в семье итальянца, торговца фруктами. Теперь, конечно, место ее рождения изменено, вроде бы на Флоренцию. Она действительно училась вокалу в Италии, тут ничего не скажешь. Но мой знакомый врач-итальянец из Нью-Йорка говорил мне, что акцент ее итальянский, а отнюдь не английский.

– Уилл Джеймс в роли воздыхателя! – вскричал Гай. – Подумать только!

– Я всегда страдал от некоторой чопорности своих манер, – сказал Джеймс с грустью. – Но это не моя вина. Я когда-то был обручен, но моя невеста умерла. Друзья шутили, что я заморозил ее до смерти. После этого я занялся банковским делом, финансами, а помимо этого содержал плантацию. Я ведь сын плантатора. И в том и в другом я преуспел. А вот с женщинами – нет. Смирился со своим холостым положением…

– Надо подумать, как бы вам помочь, – сказал Гай. – Пойдемте…

Дом, где жила Элизабет Мелтон, находился в пригороде. Здесь было тихо и уединенно. Они отпустили извозчика и направились по тропинке к дому. Но не успели постучать в дверь, как услышали крик.

– Это все твоя вина, Кил Мэллори! – орала Лиз Мелтон. – Хотела бы я знать, что ты теперь собираешься делать?

– Ничего, – устало ответил Кил. – Лиз, я…

– Ничего! – оглушительно завопила Лиз. – Сделал мне ребенка и говоришь, что ничего не намерен предпринять! Ах ты, жалкий, бесчестный, вонючий ублюдок! Да я…

– Надо сказать, словарь у леди изысканный, – прошептал Гай.

– Так я тебе и поверил, Лиз! – сказал Килрейн. – Я сюда приходил не чаще чем раз в месяц. Кто знает, что здесь было без меня? Ты, моя голубка, уж не была нежной девственницей, когда мы повстречались. Готов биться об заклад, что ты и сама не знаешь, кто отец этого щенка!

– Не правда ли, он галантен? – усмехнулся Гай.

– Нам надо уходить, – прошептал Джеймс. – Момент совершенно неподходящий…

Его слова потонули в очередном вопле. Они бросились к калитке, но не успели добежать до нее, как дверь распахнулась и из нее выскочил Кил. За ним гналась Лиз, размахивая большим кухонным ножом в опасной близости от его головы. Уиллард Джеймс с удивительным в его положении достоинством отступил в сторону. Гай сделал то же, правда с меньшей грацией. Он подождал, пока Лиз поравнялась с ним, и тогда схватил ее сзади за руки.

– Отпусти его, Лиз, – сказал он смеясь. – Не стоит убивать этого беднягу.

Услышав его голос, Килрейн обернулся. Некоторое время он стоял, беспомощно взирая на Гая Фолкса.

– Ах ты, шпион! – наконец проговорил он. – Мерзкий соглядатай! Теперь ты побежишь в Фэроукс, чтобы рассказать Джо Энн…

– Плохо же ты меня знаешь, Кил, – спокойно сказал Гай. – Сдается мне, у тебя и так неприятностей выше головы. Уилл, заберите у нее нож. Если она убьет этого паршивого хорька, то ничем себе не поможет.

– О, мистер Джеймс! – заревела Лиз. – Знаете, что он сделал? Довел меня до такого положения, а теперь…

Гай внимательно разглядывал женщину. Это была крупная блондинка, никак не моложе тридцати лет, грубая, толстая, со следами пьянства на лице – яркое воплощение женской вульгарности. Если она действительно была беременна, как утверждала, то уж, конечно, это никоим образом не было случайностью. Она специально забеременела от Кила или кого-то еще, а объявила отцом ребенка именно Кила, поскольку тот пользовался репутацией очень богатого человека.

– Если ты снова появишься в моем доме, Гай Фолкс, – процедил сквозь зубы Килрейн, – я прикажу ниггерам отдубасить тебя палками и выбросить вон! А если хоть на милю приблизишься к Джо Энн, я застрелю тебя как собаку!

– Ого, – сказал Гай спокойно, – как он высокопарно заговорил, не правда ли, Уилл? Только вряд ли, Кил, у тебя есть основание для подобных заявлений. Начнем с того, что ты не сможешь вышвырнуть меня из твоего дома или приказать неграм побить меня, потому что у тебя нет больше ни дома, ни негров. Вот это тебе раньше доводилось видеть?

Он вытащил из кармана долговые расписки Кила и протянул их ему. Килрейн тотчас узнал их, и его красное лицо покрылось мертвенной бледностью.

– Откуда ты их взял, черт бы тебя побрал? – прошептал он.

– Оплатил твои долги по обеим плантациям. Придется тебе привыкать к моему соседству, Кил, ведь я теперь владелец Мэллори-хилла…

– И Фэроукса?

– Ты можешь там жить, если будешь вести себя подобающим образом. Приведи имение в порядок и не делай больше долгов. Живя на правах моего гостя в Фэроуксе, ты больше не сможешь использовать его, чтобы делать новые долги. Держись подальше от Натчеза. У тебя хорошая жена, а двух женщин ты теперь содержать никак не сможешь…

– Вы хотите сказать, что он на самом деле не богат? – воскликнула Лиз.

– Дорогая моя, – усмехнулся Кил с горечью, – ты с самого начала пошла по неверному следу. Думаю, тебе следует найти другого папочку для малютки Нелл, потому что у меня в кармане и пары медяков не найдется!

– А-а-а! – завопила женщина. – Паршивый обманщик!

– Перестаньте ругаться в присутствии джентльменов, Лиз, – сказал Уиллард Джеймс с презрительной холодностью.

– Теперь вернемся ко второму твоему весьма умному замечанию о том, что ты застрелишь меня, – сказал Гай. – Для этого у тебя нет никакого повода; кроме того, должен напомнить тебе, что я и сам неплохой стрелок. Поэтому не дразни меня, Кил…

– Ну что ж, – сказал Килрейн, – похоже, ты загнал меня в угол. Давай поговорим как мужчина с мужчиной, хочу сделать тебе выгодное предложение. Ты заглядывал в эти расписки?

– Конечно.

– Тогда ты должен знать, что там нет ни одного неоплаченного долга под залог дома или земли, на которой он стоит. У меня такое предложение: я ставлю на дом и землю, а ты – на расписки, что держишь в руках. Победитель получит все. Одна партия в покер – орел или решка? Что ты скажешь на это, Гай?

– А зачем ему это нужно, – заметил Уиллард Джеймс, – когда у него и так…

– Не вмешивайтесь, Уилл, – перебил его Гай. – Оставим все как есть. Нет – вот ответ на твое предложение, Кил.

– Я так и знал – ты ведь не любишь риска, – усмехнулся Кил.

– Я вполне допускаю риск, Кил, – сухо сказал Гай, – но я не собираюсь ставить на карту будущее Джо Энн. В твоем нынешнем положении ты не можешь лишить ее дома, поскольку тебе нечего больше закладывать. И забудь об этом.

– Ты проявляешь такую трогательную заботу о моей жене, – сказал Кил. – Можно подумать…

– А тебе нечего думать. Ты и так все знаешь. Давай-ка лучше немного выпьем в каком-нибудь уютном местечке и забудем об обидах.

– Ладно, – сказал Кил угрюмо. – Пойдем.

– А как же я? – заныла Лиз Мелтон.

– Пропади ты пропадом! – воскликнул Килрейн. – Пошли отсюда!

По пути к бару Килрейн, по всей видимости, впервые увидел афиши, валявшиеся даже на мостовой. Он наклонился, поднял одну из них, бегло прочитал, и тотчас в его глазах страстного игрока загорелся огонек азарта.

– Вот это пари так пари! – сказал он, широко улыбаясь. – Не хочешь ли, Гай, побиться об заклад, какая из этих оперных певиц первой приплывет в Нью-Орлеон на своем пароходе?

Гай холодно взглянул на него.

– И какая же будет ставка, Кил? – спросил он.

– Пятьсот долларов. Столько я могу себе позволить. Ну, что скажешь, парень?

– Хорошо, – сказал Гай спокойно. – Чтобы ты знал, что я тоже умею держать пари, принимаю твой вызов и предоставляю тебе право выбирать первым. Давай, Кил!

– «Том Тайлер»! – тотчас же воскликнул Килрейн. – И малышка Кастильоне. Поет она, говорят, будь здоров!

– Принято, – сказал Гай Фолкс.

– Отлично. Тогда пошли!

– Куда?

– Покупать билеты на пароход. Собираюсь прокатиться вниз по реке вместе со своей певчей птичкой. Вот увидите, когда мы первыми доберемся до Нью-Орлеана, она будет вне себя от счастья!

– Ладно, – сказал Гай. – Это, наверно, будет забавно. А вы как, Уилл?

– Я, пожалуй, тоже поеду, – сказал Уиллард Джеймс.