Текст книги "Пожиратели сознания"

5

Когда машина разлетелась огненным облаком пылающих обломков, мостовая дрогнула. Джек нырнул под приборную панель – на тот случай, если в ветровое стекло угодит один из них. Его большая машина обладала хорошей изоляцией, которая основательно приглушила звук, так что у него не звенело в ушах, когда он вышел из машины оценить разрушение. На мостовой, в том месте, где стоял «таурус», дымилась глубокая яма; машины, стоявшие перед и за ним, были помяты и горели. От них тянулись спирали темного дыма. Повсюду были раскиданы куски мятого металла, осколки стекла и тлеющие остатки пластика. Взрыв вышиб стекла машин и зданий выше и ниже по улице; системы защиты орали, свистели и гукали; с несчастного дерева, стоявшего рядом с машиной, была содрана кора и обломаны ветки, которые, лежа на земле, продолжали шелестеть листвой.

На Джека снова навалилась волна изнеможения и тошноты. Он закрыл глаза – не потому, что на него так подействовал взрыв, а потому, что из-за слабости он еле держался на ногах. Будь он в таком состоянии несколько часов назад, он бы не смог найти бомбу.

Слава богу, что тогда он все же собрался. Выбрался на улицу по пожарной лестнице соседнего здания и по дренажной канавке подполз к своей машине. Очки ночного видения помогли ему найти под кузовом бомбу. Он снял ее и опять-таки с помощью очков подобрался к «таурусу». Он узнал Стэна Козловски, сидевшего за рулем, и, присмотревшись, опознал в погрузневшем человеке рядом его брата Джоя. Джеку понадобилась лишь ничтожная доля секунды, дабы понять, что делать. Эти типы слишком опасны, чтобы позволить им и дальше шнырять поблизости.

Он пристроил бомбу под днищем «тауруса» и уполз.

Он еле добрался до квартиры Жаннет, где и рухнул ничком, прижав к уху будильник. Едва только взошло солнце, он выбрался на улицу, надеясь, что окажется на ней единственным человеком. Большинство квартала было занято учреждениями, и улица была пустынна, но он заметил, что к машине братьев приближалась какая-то черная женщина, и поэтому вернулся в подъезд, пока она не прошла.

О'кей. Нет больше Козловски – и Кейт может больше не волноваться из-за бомбы. Он поднял глаза. Окна квартиры Жаннет не пострадали. Прямо над собой он увидел в неповрежденном окне напряженное лицо Кейт. Он помахал ей – все в порядке.

– Что случилось? – сказал какой-то голос из-за спины.

Обернувшись, Джек увидел мужчину лет пятидесяти в спортивных шортах и футболке с эмблемой нью-йоркского спортивного клуба.

– Понятия не имею, – сказал он. – Я остановился завязать шнурки, а затем понял, что лежу на спине.

Мужчина как-то странно посмотрел на него:

– У вас не очень хороший вид. С вами все в порядке?

Джек провел подрагивающей рукой по лицу – озноб вернулся, так что ему не нужно было изображать дрожь.

– Если бы у меня не развязались шнурки, я бы как раз оказался на месте взрыва. Я был бы… трупом!

– Считайте, что вам повезло. На вашем месте я бы повесил эти шнурки в рамочку. – Он оглянулся. – Кто-нибудь позвонил 911?

Утреннюю тишину прорезали звуки сирен.

– По всей видимости, да, – кивнул Джек.

– Пойду посмотреть поближе, – сказал любитель пробежек.

– А я думаю, что останусь на месте. Отважные души и просто любопытные уже стали собираться у дома «Арсли», но остальная улица оставалась пустынной. Джек подался в сторону, чтобы Шестая авеню осталась за спиной. Когда на улицу с визгом тормозов влетели две сине-белые машины, он, опустив голову, сделал вид, что плохо себя чувствует – что соответствовало истине, – и ввалился в двери. Как только машины с завыванием пролетели мимо, он вышел и двинулся в дорогу, держа курс к востоку, – но шел он не слишком быстро, чтобы не вызывать подозрений.

По Шестой он спустился к станции подземки на Двадцать третьей улице, питая надежду, что первый же поезд идет в верхнюю часть города. Вагон был почти пуст, и он с удовольствием уселся. Его снова пробил приступ озноба.

Черт возьми, как я ухитрился подцепить его? Простудный сезон уже прошел.

Он вчера выслушал рассуждения Филдинга о его загрязненных культурах. Нельзя исключать вирусную инфекцию. Но он помнил, как Филдинг упомянул, что не должно быть никаких симптомов. Это как-то успокаивало, потому что симптомов у Джека было более чем достаточно.

Ему надо добраться до дому. Ему надо пережить это нелегкое время, навалив на себя кучу одеял.

6

– Телефоны не умолкали все утро, – сказал Джордж Мешке. – Реакция была просто сумасшедшая, я и представить себе такой не мог.

Сэнди сидел в кабинете своего редактора, откинувшись на спинку стула и положив лодыжку на колено. Всю неделю он носился, не чувствуя под собой ног и надеясь, что его не выкинут из-за какой-то мелкой ошибки. Сейчас он мог позволить себе полностью расслабиться. И непринужденно вести себя с боссом. Потому что сегодня он был на коне. Взлет его был головокружительным. За одну эту неделю доходов от рекламы пришло больше, чем за весь первый квартал.

И все трудами одного человека, подумал Сэнди. Моими.

– Я так и знал, – сказал он, – что моя идея амнистии вызовет мощную поддержку.

– Но какую! – воскликнул Мешке, обеими руками приглаживая несколько оставшихся волосков на макушке; его густые усы были пробиты сединой. – Субботнее утро, а люди уже прочитали твой материал и обрывают все телефонные линии! Потрясающе!

Еще бы не потрясающе, подумал Сэнди, обводя взглядом пустынный издательский отдел – субботнее утро, а я на работе. И что самое удивительное, мне это нравится.

– Им стоит звонить в муниципалитет, – сказал он. – Вот там и могут что-то сделать.

– Тебе самому надо поговорить в муниципалитете. Я понимаю, что сейчас суббота, но посмотри, может, тебе удастся выловить мэра, окружного прокурора, комиссара полиции – и выяснить их реакцию. Нам нужно что-то поставить на понедельник. – Мешке потер руки и блаженно улыбнулся. – Можешь ли себе представить? Только что сделали субботний номер и уже готовим номер на понедельник. За неделю четыре номера «Лайт»! Кто бы мог поверить?

В номер на понедельник или нет, но Сэнди не очень рвался делать эти интервью. В другое время он бы сорвался с места, но после утреннего издания понимал, что в глазах городских шишек он далеко не самая популярная личность, поскольку поставил их в такое положение.

Но таковы правила игры, подумал он. Они лучше всех прочих должны понимать, что нельзя сделать яичницу, не разбив яиц.

– Я узнаю, кто остался в городе.

– Мы должны ковать железо, пока горячо, Сэнди. Каждый дополнительный выпуск приносит нам дополнительную рекламу, увеличивает число читателей, многие из которых – будем надеяться – останутся с нами, когда мы вернемся к формату еженедельника.

Обратно к еженедельнику… внезапно он погрустнел.

– И я хочу, чтобы ты знал. – Понизив голос, Мешке склонился к нему. – Я говорил о тебе с Харнессом. Ты заслуживаешь признания за все, что сделал для газеты. Он просто в экстазе от того, как идут дела, и полностью согласен. – Мешке подмигнул. – Когда получишь очередной чек, будь готов к сюрпризу.

– Премия? – догадался Сэнди. – Вот здорово! Но мыслями он уже был далеко впереди. Калвин Харнесс был издателем и главным акционером. Он, без сомнения, был в экстазе, потому что увеличение прибыли и повышение репутации из-за статей Сэнди повышали шансы, что «Лайт» будет куплен одним из больших национальных концернов. Харнесс сорвет большой куш. Не останется внакладе и Мешке со своим пакетом акций. А вот Сэнди… он-то что получит?

Время вытаскивать старые резюме, подумал он. Переписать дату и начать рассылать их. Ковать железо, пока горячо. Но пока он получит предложение от одной из трех крупнейших газет города, ему придется найти способ, чтобы его имя не исчезало из новостей.

Он понимал, что единственным способом добиться этого был Спаситель. Чего бы это ни стоило, он должен добиться амнистии для него, сделать ее общенациональным событием.

Но как?..

7

Жарко.

Джек отбросил одеяло. Озноб прошел час назад. Но теперь казалось, что его кожа вот-вот задымится. Простыни промокли, пропотевшие майка и боксерские трусы прилипли к телу.

Жажда. Во рту пересохло, и губы потрескались, когда он проводил по ним сухим языком. Нужно что-нибудь влажное. Он попытался сесть. И почти справился, но все же рухнул обратно на отсыревшую подушку. Попытался еще раз – с тем же результатом. В последний раз он чувствовал такую слабость, когда чуть не истек кровью… прошлым летом… он сидел на стуле в соседней комнате… а в последний раз испытывал такой жар сразу же после… после того, как воспалились раны… Док Харгес накачал его антибиотиками и вылечил, но выздоровление было нелегким.

На этот раз никаких ран, но он буквально умирает от жажды. И вода, заледеневшие бутылки восхитительно влажной «Поланд Спринт» и «Маунтин Дью», вместе с пивом лежат на нижней полке холодильника в кухне, всего в дюжине футов от него.

С тем же успехом они могут быть и в Вестчестере.

Пугающая ситуация. Такое болезненное потоотделение без возможности пополнить запасы жидкости в организме… да он отдаст концы от обезвоживания… он все слабеет… летит вниз по спирали…

Джек закрыл глаза, собираясь с силами для очередной попытки.

– Я здесь, – сказал голос.

Он повернул голову и увидел пожилую женщину, стоящую рядом с его кроватью. Она была худа, с прядями седины в густых черных волосах, которые были собраны на затылке в пучок. На ней был серый с розовым тренировочный костюм. Ног ее он не видел, но был уверен, что она в кроссовках.

В голове у него возникли вопросы, кто она такая и как попала в запертую квартиру, но они сразу же исчезли, когда он увидел, что женщина держит в руке.

Стакан воды.

– Пей, – сказала она. У нее был какой-то странный акцент.

Джек уже дотянулся до стакана и почувствовал ладонью его восхитительную прохладу. Он с усилием приподнял голову и выпил его одним глотком, в спешке роняя драгоценные капли, и снова уронил на подушку невообразимо тяжелую голову.

– Еще, – прохрипел он. – Пожалуйста.

– Сию секунду, – сказала женщина. Ее акцент… русский. Взять Наташу Фатали, прибавить ей тридцать или сорок лет, облачить в спортивный костюм… это была она.

Тут Джек увидел, что рядом с ней сидит пес, огромная белоснежная лайка-маламут. Подняв голову, пес смотрел на Джека.

Вроде Кейт рассказывала о какой-то пожилой женщине с русским акцентом и с собакой… эта ли женщина дала Кейт его номер телефона?

Он попытался приподняться на локтях, но обмяк. Вода несколько утолила жажду, но та не исчезла.

– Кто вы и как сюда попали?

– Это не важно. Ты должен…

– А я вот чертовски уверен, что важно. Это мой дом, и дверь была заперта – на четыре замка.

– Выслушай меня, – настойчиво потребовала она. – Ты должен перебороть инфекцию и победить.

– У меня всего лишь простуда или что-то в этом роде.

– Если бы… Это не простуда. Это тот же вирус, что и в остальных. В любовнице твоей сестры и в ней самой. И в тебе тоже.

Вирус Филдинга? Тот самый, зараженный? Не важно, откуда она о нем знает. Если она права…

– Этого не может быть. Филдинг сказал, что он не вызывает никаких симптомов и передается только через кровь.

– А разве вчера у тебя не было кровотечения?

– Нет. Я…

О черт. Холдсток. Он царапнул мне руку, проходя мимо, когда вместе с Жаннет уходил из квартиры.

– Дьявол! Вы сказали, что и Кейт… Женщина кивнула. Грустно, подумал он.

– Подождите. Если меня заразили только вчера и мне уже так плохо, почему же у нее…

– Она не может перебороть его. И никто не может.

– Вы несете бред. Если бы она не могла перебороть его, ей было бы еще хуже, чем мне, а она себя прекрасно чувствует.

Женщина покачала головой:

– Справиться с ним можешь только ты.

– Ну да, как же, – проворчал Джек. Он закрыл глаза. Даже этот разговор измотал его.

– Не разговаривай, – сказала женщина. – Береги силы и слушай: вирус будет распространяться. Он заразит многих, и они заразят многих других. Будет война между теми, кто инфицирован, и теми, кто нет, война, доселе невиданная: мужчины пойдут против женщин, родители против детей, дети против родителей, брат на брата.

– Этого не случилось со СПИДом, так почему же…

– Потому что тут все по-другому. Вирус будет распространяться со скоростью ветра. Вся гармония мира, все взаимное доверие исчезнут, когда незараженные будут убивать зараженных или предположительно зараженных. Но и те будут сопротивляться, нанося удары со всех сторон, распространяя свое заболевание. Кровопролитие, смерть, ненависть, ужас – планета переживала страшные времена, но только не такого размаха. Потому что теперь таких, как ты, становится все больше, и ни один – ни один – не избегнет этой участи.

– Неужели этот вирус так страшен? Но какое вы имеете к нему отношение?

– Это не важно. Вирус – еще не конец. Вирус всего лишь середина.

– Середина чего?

– Того, о чем я говорила тебе: войны, ненависти, смерти, страха, боли и разрушения.

– Кому, черт побери, это нужно?

– Противнику.

Джек с трудом открыл глаза и посмотрел на нее.

– И кто же он такой? Дьявол? Она покачала головой:

– Ты узнаешь. Ты встретишь его. Противник питается человеческими несчастьями, раздорами, хаосом. И это пиршество для него создаст вирус.

Не стоило и сомневаться, что дама была явно не в себе. Она проникла в его дом – прихватив и своего жуткого пса, – и Джек был бессилен выставить ее.

Но в ее руке был очередной стакан с водой. Он взял его и выпил. Может, ей и не стоит уходить.

– Откуда вы все это знаете?

– Я наблюдаю. Я постоянно наблюдаю.

– Почему вы рассказали все это мне? Я всего лишь обыкновенный человек. Идите к правительству.

– Правительство не сможет остановить вирус. Только ты. И ты должен остановить его. Ты единственный.

– Да я сейчас и с котенком не мог бы справиться.

– Ты должен. Это война, ты боец.

– Я не служил в армии.

– Тут нет армии. Есть только ты. И никуда не надо вступать. Ты избран. Перед тобой были другие. Все погибли, кроме одного, но он слишком стар. Тебе придется стать избранным.

– Черта с два мне придется.

– Останови вирус до того, как он распространится, – или же все, что ты любишь, погибнет. – Она повернулась и направилась к дверям спальни. – А теперь я тебя оставляю.

Джек почувствовал, что у него снижается температура. Нет… снова озноб. Он натянул на себя одеяло.

– Леди, кто вы?

Она со своим большим белым псом остановилась в дверях и посмотрела на него.

– Я твоя мать.

Смутившись, Джек с трудом нашел ответ. У нее не было ничего общего с его матерью. Наконец он просто сообщил факт:

– Моя мать умерла.

– Она была матерью, родившей тебя, – сказала она. – А я твоя другая мать.

И она исчезла.

Кроме озноба, Джек испытал дрожь страха. Он понимал, что всего лишь вообразил себе эту женщину, но ее слова до сих пор звучали у него в голове. Ее предупреждение о чем-то, что питается бедами и несчастьями…

Зазвонил телефон. Джек протянул дрожащую руку к ночному столику и сжал в пальцах трубку.

– Алло, – прохрипел он, содрогаясь в ознобе.

– Джек, это ты? – Голос Джиа. – Ты как-то ужасно разговариваешь.

– Болен, – сказал он. – Жар. Головокружение. Не могу поверить в галлюцинации, которые меня посещают.

– Я еду.

Хорошо, подумал Джек, услышав щелчок в трубке. Джиа будет знать, что делать.

Он попытался повесить трубку, но у него не было сил.

8

Кейт вздрогнула, услышав звук ключа в замке, и подумала, что вернулся Джек. Слава богу.

Все утро она была полной развалиной. Джек пытался успокоить ее, объясняя, что бомба, которую он нашел, была предназначена для него, а не для нее. Неужто он ждал, что Кейт испытает облегчение, узнав, что ее брат стал мишенью какого-то сумасшедшего? Ничего подобного. Но он сказал, что хорошо представляет, кем были эти взрывники, и знает, как уберечь от них и ее, и себя.

Наконец она позволила себе снова погрузиться в сон. Но когда на рассвете Джек поднялся наверх, выглядел он ужасно: измотанный, с запавшими глазами. Он сказал, что должен уйти, и проинструктировал ее – не подходить к окнам и не волноваться, если услышит грохот.

А через несколько минут внизу на улице взорвалась машина.

Слава богу, не Джека. Когда она выглянула, он все еще стоял на улице и помахал ей. Кейт надеялась, что он поднимется и объяснит, что ту машину взорвал не он. Она не хотела верить, что он способен на такие ужасные поступки. Если даже кто-то пытался убить его, Джек подверг бы опасности всех жителей квартала.

Но все же, должно быть, это сделал он. Или должен был знать, что произойдет. В противном случае зачем он предупреждал ее держаться подальше от окон?

Но вместо того чтобы вернуться, он ушел.

Он не сказал ей, куда идет, но это не важно. Он же вернулся.

Но через порог переступила Жаннет. И Холдсток. И еще другие, еще шесть мужчин и женщин самого разного возраста. Они входили один за другим, и все улыбались ей, демонстрируя открытые дружелюбные лица старых приятелей. Она знала их, она видела их за окном в доме Холдстока.

Жаннет привела домой свою секту.

– Привет, Кейт, – просияв, сказала Жаннет. – Я пригласила несколько друзей повидаться с тобой.

Кейт сглотнула.

– Прекрасно.

У них был отнюдь не угрожающий вид, – наоборот, они буквально лучились дружелюбием. Почему же у нее возникло ощущение, что желудок свело холодным спазмом?

– Я так беспокоилась о тебе, – сказала Жаннет, беря Кейт за руку и сжимая ее в ладонях.

Кейт скорее почувствовала, чем услышала, странный гул в голове, сквозь завесу которого доносилось слабое, очень слабое эхо голоса Жаннет.

– Где ты была? Как ты здесь оказалась?

– Господи, да конечно же из-за взрыва. Как только услышала о нем и поняла, что он случился в нашем квартале, сразу же захотелось примчаться сюда. Но затем я узнала, что никто не пострадал, кроме двух мужчин с криминальным прошлым, и испытала облегчение. Но тем не менее я считаю, что ты не должна оставаться в одиночестве.

Странный гул продолжался, но Кейт чувствовала, что Жаннет в самом деле думает о ней, и у нее потеплело на сердце.

– Это прекрасно, но…

– Так что я привела с собой самых дорогих друзей, чтобы составить тебе компанию. Ты же помнишь Теренса, не так ли?

Широко улыбаясь, Холдсток вышел вперед и протянул ей руку.

– Я знаю, что отношения у нас сложились не лучшим образом, но уверен, что смогу наладить их.

Кейт не хотела пожимать руку этому человеку, но как она могла унизить его, когда сияющая Жаннет продолжала сжимать ее левую руку? Она протянула правую, Холдсток схватил ее…

…и гул в голове стал громче.

Тут что-то не так! Она попыталась избавиться от рукопожатия Холдстока, но хватка у него была как стальной капкан.

– Отпустите меня!

– Не бойся, Кейт, – сказала Жаннет. Она ободряюще улыбнулась и стиснула другую руку Кейт. – Все в порядке. Верь мне, все в порядке.

– Нет!

Остальные придвинулись. Холдсток протянул к ним свободную руку, одна из них, женщина, взяла ее…

…и гул в голове Кейт усилился…

…и тут кто-то другой взял руку женщины и сам протянул руку кому-то…

…и гул продолжал усиливаться, превратившись в рев штормового океана, сердце у нее билось, как у перепуганного кролика; оно колотилось о грудную клетку, стремясь вырваться наружу…

…и другая женщина взяла мужчину за руку, и он сам сжал руку другой женщины, рев удвоился и утроился, Кейт почувствовала, как у нее утекают все силы, и сквозь плавающий перед глазами туман увидела, как Жаннет высвободила одну руку и протянула кому-то другому эту единственную свободную руку в мире, и они, соприкоснувшись, замкнули круг…

…и внезапно наступил мир и покой.

У Кейт все плыло перед глазами, когда она опускалась в глубокую заводь расслабленности; она тонула, не оставляя ни кругов на воде, ни пузырей.

Вот так, сказал тихий и бесполый голос, возникший непонятно откуда; он был всюду и нигде. Разве это не лучше? Разве это не чудесное, самое чудесное ощущение из всех, что посещали тебя?

Это в самом деле было чудесно – чувство полного смирения, абсолютного растворения в прикосновениях этих нежных рук, которые так любовно обнимали ее и влекли в материнское чрево.

В глазах у нее прояснилось, и она увидела остальных восемь человек – держась за руки, они образовали круг, частью которого теперь стала и она.

Вот почему Жаннет убегала в Бронкс, поняла она. Это ли она испытывала, когда я смотрела на нее через окно?

Ответил Всеобщий Голос:

Да. Тогда бывшая Жаннет была подобна тебе и могла испытывать единение только через прикосновение. Теперь она в Единстве, навсегда с нами, в слиянии.

Кейт не была уверена, что поняла его слова, но это было не важно. Вот что имело значение – восхитительное чувство мира и покоя, чувство приобщенности. Все волнения последних нескольких лет по поводу ее образа жизни, и беспокойство, куда он приведет ее, все страхи, что придется раскрыть перед детьми свое подлинное лицо, – все пропало, исчезло, словно никогда и не существовало. Она с трудом могла припомнить их.

Безграничная любовь и смирение, просто ради того, чтобы существовать. Так все время и следует жить.

Так и будет.

Нет, подумала Кейт. Все неправильно. Это в природе человека – бояться того, что разнится.

Природу человека можно изменить.

Кейт была готова рассмеяться над этим абсурдом, но тут ее поразила одна мысль. Этот голос напоминал голос Жаннет, но губы самой Жаннет не шевелились.

– Кто ты? – вслух сказала она. – Чей это голос? Он наш, всех нас. Единства.

– Тогда почему же он звучит как голос Жаннет? Потому что именно его тебе приятнее всего слышать. Но это бывшая Жаннет. Это все мы.

Оглянувшись, Кейт увидела, что все восемь человек, Жаннет, Холдсток и остальные, кивают в унисон.

Все чувства пытались дать сигнал тревоги, предупредить – что-то здесь идет не так, она не должна соглашаться с голосами, звучащими в голове. Но толстый, как ватное одеяло, покров мира и гармонии заглушал их, и Кейт лишь слабо и искаженно улавливала эти предупреждения.

– Я не понимаю.

Мы все едины. Мы – одно целое. Мы – Единство. Мы знаем друга друга, как никто никогда не знал нас, глубже, чем даже сами знаем себя. Каждая мысль…

— Вы можете читать мысли друг друга?

Мы и есть мысли друг друга. Мы делимся каждой мыслью, каждой эмоцией.

Кейт содрогнулась от страха. Она что, сумасшедшая? Или они?

Не бойся.

А теперь на нее навалился ужас. Они знают, что она чувствует?

Тебе не надо бояться Единства. Мы любим тебя. Ты наша сестра.

– Но почему я? И как?.. И тут Кейт все поняла.

Вирус. Тот загадочный зараженный вирус в культурах Филдинга.

Да! Он свел нас воедино. Устранил нарушения в наших мозгах. Слил наши мысли в этом величественном Единстве.

– И я? – Она посмотрела на Жаннет. – Я тоже была заражена, да? Зачем?

Ты следила за бывшей Жаннет, шпионила за ней…

— Я беспокоилась!

И мы это чувствовали. Но опасались, что твоя любовь и озабоченность могут привести к вмешательству, а поскольку мы лишь в начальной стадии развития, то и вовлекли тебя в Единство.

– Но я этого не просила! Вы не имели права! Где-то вне Кейт зазвучал, набирая силу, настойчивый тревожный звонок; он пробивался сквозь сияющую пелену, но все же голос его был слишком слаб.

Дело не только во времени, Кейт.

— Что вы имеете в виду?

Мы – будущее, Кейт. Ты увидишь, как создается концепция нового дня человечества. Именно отсюда и начнется новый мир – с нас. С ядра Единства. И ты станешь частью его, Кейт, – частью Космического Яйца, которое воспламенится в Большом Взрыве. Мы собираем все больше и больше мозгов для расширения Единства…

– Подождите. Как вы их собираете? Внедряемся в их нервную систему – так же, как мысделали с тобой.

— И вы совершенно не интересуетесь их мнением? Конечно нет. Они же никогда не согласятся.

– Как вы можете оправдывать?..

Мы знаем, что лучше, Кейт. Единство – это будущее. Раздробленные интеллектуальные единицы, не знающие, куда себя приложить, – это прошлое. Теперь, когда мы существуем, они столь же архаичны, как динозавры: слишком слабы, чтоб возражать, слишком неэффективны.

– Мы не так уж плохо справляемся. Посмотрите, сколько болезней мы победили. А теперь, когда мы составили карту человеческого генома, не стоит и говорить, какие чудеса в нашей власти.

Но какой ценой! Война, расизм, ненависть. И что бы ни творила ваша наука, она не в силах устранить пороки человеческой натуры.

– У вас есть что-то получше?

Да! Мир, в котором все будут мыслить в унисон, где не будут иметь значения никакие различия в расе и половой принадлежности, потому что все мозги будут равны.

Перед ее глазами возникло видение – залитые солнцем поля пшеницы и кукурузы. А на переднем плане – люди, обрабатывающие эти поля.

Мир, в котором исчезнут ненависть и подозрительность, потому что будет известна каждая мысль и каждая ложь будет разоблачена.

Картина переместилась на завод, где рабочие управляли ткацкими машинами и пошивочными линиями, с которых сходили готовые изделия.

Где нет чужих и где никто не чувствует себя изгоем, потому что никто не отвергнут. Потому что все в одном.

А теперь Кейт увидела здания – классический маленький городок Среднего Запада; люди гуляют по мостовым и тротуарам, покупая продукты и одежду. И хотя никто не улыбается, нет и опечаленных; у всех сосредоточенный деловой вид.

Голос был полон радостного предвкушения ответа:

Разве это не прекрасный мир?

— Мир? Это не мир. Это улей.

Долгая пауза, в течение которой Кейт чувствовала, как процеживаются ее мысли и чувства.

Мы понимаем. Ты еще далеко не готова к полному слиянию. Но пройдет несколько дней, и ты все поймешь, Кейт. Ты придешь к полному пониманию наших преимуществ, так же как ты поймешь неизбежность нашего прихода… Великую Неизбежность.

Неизбежность… она задумалась. Она думала о Филдинге, о Национальном институте здравоохранения, о Центре по контролю за заболеваниями и чувствовала, что все эти мысли высасывают ее, как устрицу из раковины.

Да… доктор Филдинг… мы многим обязаны ему, и тем не менее… он много знает о нас… может быть, даже слишком много. Мы слышали, что он тебе вчера говорил.

Внезапно она услышала голос Филдинга и те его слова, которые он на прощание повторил в своем кабинете.

Если я подвергнусь осуждению за случившееся заражение, то постараюсь восстановить к себе доверие, поняв, как справляться с ним. Увидите. Прежде чем ЦКЗ начнет раскручиваться, я найду для вас решение.

— Вы это взяли у меня? – изумившись, спросила Кейт.

Мы могли это сделать, но… мы там были и сами все слышали.

Что делается у меня в голове?.. Они слышали… Кейт была слишком потрясена, чтобы ответить.

У тебя нет иного выбора, кроме как помогать Единству, Кейт. Ты не должна была настаивать, чтобы доктор Филдинг немедленно связался с Центром контроля за заболеваниями. Мы пытались объяснить тебе, пытались заставить тебя увидеть, что поспешное привлечение правительственных учреждений не в интересах Единства, но ты не хотела слушать.

Кейт припомнила, как вчера ею овладела странная нерешительность, с каким трудом она заставила себя сказать Филдингу: звоните.

– Это вы воздействовали на меня?

Просто пытались заставить тебя посмотреть и с нашей стороны.

У Кейт кружилась голова. Ее мысли ей больше не принадлежали. Будет ли еще у нее возможность самостоятельно думать и действовать? Скоро ли она начнет поступать против своей воли? И когда совершенно лишится воли?

Ты понимаешь, Кейт? Вот в чем проблема: любое намерение – это слишком. Тебе не стоит беспокоиться, твоя эта воля или наша. В пределах Единства есть только одна воля. И с ней жизнь становится намного проще.

Но Кейт что-то почувствовала… легкое изменение в настроении Единства, тень нерешительности. И она осознала, что их единение – дорога с двусторонним движением. Они могут смотреть в глубины ее мышления, но и она может смотреть в их мозги. Не четко, не глубоко, но достаточно, чтобы составить впечатление.

– А ведь вы боитесь, не так ли?

По окутывающей ее сияющей пелене прошла легкая зыбь.

Нет. Конечно же нет. Мы будущее. Мы неизбежны. Нам нечего бояться.

Но Кейт сомневалась – было ли то искреннее убеждение или же просто благие пожелания.

– А что, если Филдинг найдет убийцу вируса, который сработает против вас? Или еще лучше – вакцину? Что тогда случится с вашей неизбежностью?

Он этого не сделает. Не сможет. У него не хватит времени.

— Времени у него более чем достаточно. Вы связаны по рукам и ногам вашей же собственной природой. Ваша инфекция передается через кровь. Потребуются десятилетия…

Кейт чуть не задохнулась, когда ее окатила волна радостного ожидания, смывая страхи и подозрения; ее подняла волна наслаждения, более мощного, чем даже оргазм.

Неправда! Ты убедишься! Мы одержим верх! Мы распространимся по всей планете. И ты станешь частью всего этого!

— Нет. Потому что, если Филдинг не остановит вас, я предвижу, что это сделает кто-то другой.

Ты говоришь о своем брате? Голос засмеялся. Как он сможет остановить нас, если скоро станет одним из нас!

У Кейт подогнулись колени. Только не Джек! Как? Когда?

Вчера утром. Он оказался слишком умен, и поэтому бывший Теренс оцарапал его булавкой, смазанной нашей кровью.

— Нет! – закричала она, выламывая и выдергивая свои зажатые руки, что застало Единство врасплох; освобождаясь, она рвала контакты, – вдруг благостное сияние расползлось на клочки и исчезло, уступив место бездне, полной страха и отчаяния.

Видение расплылось, перед глазами поплыли черные пятна, которые, расширяясь, поглотили ее.